Текст книги "Королевская кровь. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Вики обиженно фыркнула, но замолчала. Молчали и остальные, с удивлением глядя на друга, пока тот ставил щиты – сначала на Викторию, потом на Александра. Закончил, кивнул Максу.

– Пошли, пострадавший. Выдашь мне тряпку, будем отмывать твою сокровищницу. И не смотри на меня выпученными глазами, сразу на лягушку становишься похож, Малыш.

Алина

Вечер не предвещал ничего сверхординарного, и Алинка мирно сидела в холле за партой, поглядывая на часы – было уже около половины двенадцатого, попивая чай и листая учебник по истории магии. Память у нее была отличная, поэтому к завтрашнему, пятничному зачету зубрить ничего не пришлось, это же не управление стихиями, где все зависит от понимания потоков и «настроенности» твоих пальцев.

Так что она, можно сказать, отдыхала.

Соседки то ли уже спали, то ли затаились и шушукались – во всяком случае, свет в комнате не горел, и это было удивительно, потому что обычно она ложилась первой, а девчонки приходили в течение ночи, шурша и шепчась о чем-то. Поначалу она просыпалась от этих приходов и долго не могла заснуть снова, но потом привыкла, и только переворачивалась на другой бок.

Завтра вечером наконец-то намечалась встреча с сестрами и отцом, и она уже постукивала ногами от нетерпения. Что ни говори, а соскучилась она очень, хоть напряженная учеба и не оставляла времени на долгие переживания. В семье она больше всех была привязана к Полли, и это было взаимно. Их иногда называли двойняшками, на что Пол неизменно смеялась: «Точно, только ей достался весь ум, а мне приходится довольствоваться жалкими крохами».

Принцесса зевнула, и решила уже идти спать, когда в холл ввалились сильно нетрезвые и радостные Поляна с Ситниковым. И, пытаясь говорить тихо (у Ситникова это получалось так, если б боевой конь пытался ржать тихо) сообщили ей, что наверху намечается пьянка с гитарой и фокусами, в честь возвращения с практики, и она просто обязана присутствовать.

– Тихо! Разбудите всех! – шипела она на них, пытаясь вытолкать из холла. – Никуда я не пойду. Я вообще с вами полдня знакома. И у меня завтра зачет!

– Мы от парней, – басом шептал в ответ Ситников и тянул ее за руку к лестнице. – Ты две недели нам полы мыла, а никто не заступился. Теперь всем оч-чень стыдно! Они все оч-чень хотят из-звиниться!

Поляна подпихивал ее сзади, как козу, но она упиралась. Куда идти? Да она умрет там от смущения!

– У вас что, однокурсниц не хватает? – Алина ухватилась рукой за косяк, мотнула головой, отчего очки упали на пол. Дмитро, немного шатаясь, наклонился за ними, и Алина, воспользовавшись передышкой, метнулась в туалет и заперлась там.

– Алина, – деликатно, насколько позволял его огромный кулачище, стучался к ней Ситников, – не заставляй нас делать страшное. Выходи, у нас наверху классно.

– Матвей, иди спать, – строго говорила она, аккуратно примостившись на фаянсовом изделии, теребя свои косички и пытаясь не рассмеяться от происходящего фарса, – и Дмитрия с собой забери. Я не выйду отсюда, пока не сгинете на свой пятый этаж.

– Ну все, – прогудел Матвей, – придется применять крайние меры. Дмитро, отойди-ка!

– Т-только не ломай дверь! – крикнула она, прислушиваясь к наступившей тишине. – Нам тут еще семь лет жить!

За дверью многообещающе заржали. Раздались сонные голоса девчонок – спрашивали, что происходит, и им подробно объясняли, что пригласили девушку попить пива под гитару, а она заперлась в туалете и отказывается.

– А нас возьмете? – спросила, кажется, Яна.

– Возьмем, – пьяненько пообещал Поляна, – только затворницу выудим из схрона.

– Алина, выходи, – закричали девчонки. – Ну что ты, как маленькая! Не порть всем вечер!

– А я и есть маленькая, – пробурчала Али. Стало обидно. Соседки с ней и не общались почти до сегодняшнего дня. А тут только нарисовались парни, сразу обратили внимание.

– А давайте без нее? – это, кажется, из соседней комнаты.

– Б-без нее никто нам не нужен, – заявил Поляна весомо. Алина прислушивалась – настораживало молчание Ситникова.

– Последний раз спрашиваю, – гулко пробасил он в щель между дверью и косяком, – выйдешь?

– Не выйду, – отрезала Алина, обиженная на девчонок и на окружающий мир.

– Ну все, малявочка, только не обижайся, – и он снова замолчал, а Дмитро что-то зашептал ему, прерываясь, чтобы похохотать. Соседки тоже хихикали, и она окончательно надулась.

Сзади раздалось дребезжание, она оглянулась, вскочила, прижалась спиной к двери. Крышка бачка взмыла в воздух и упала на пол, раскололась. А из воды поднялась прозрачная, танцующая змея, с раздутым капюшоном, шипящая и нервно двигающая раздвоенным языком. Начала свиваться кольцами, потянулась к ней…

За дверью наступило молчание.

– Эй, малявочка, ты там не померла от страха? – обеспокоенно спросил будто протрезвевший Ситников.

Алина гладила змею по голове, пыталась проткнуть водяную кожу, понять, на чем держится вода, а та свивалась вокруг нее, оставляя на одежде мокрые пятна.

– Н-надо дверь ломать, – неуверенно предложил Поляна.

Она обернулась, открыла дверь, с восторгом посмотрела на обалдевшего Матвея, не переставая гладить змеюку, уложившую голову ей на плечо.

– Вообще ты должна была завизжать и выскочить оттуда, – даже с некоторым разочарованием пробубнил семикурсник, но на лице его читалось облегчение. – Раньше всегда так срабатывало.

Алина фыркнула. Однажды Пол подсунула ей в кровать двух ужей, тогда она и навизжалась на всю оставшуюся жизнь. А потом они гладили их, удивляясь теплой шкурке, и поили молоком.

– Мне надо бы обидеться, – сказала она с достоинством, – но змеица классная. Я пойду, если объяснишь потом, как ты ее сделал.

– Конечно, малявочка, – Ситников протянул свою лапищу, а змея, заскользив по телу, уползла обратно в бачок. – Пошли, пиво уже вскипеть успело, наверное, пока мы тебя выковыривали.

И она пошла, вложив свою маленькую ладонь в его лапу. Поляна торжественно вручил ей очки и зашагал следом. А за ними гуськом потянулись соседки – кто в пижамах, кто в халатиках.

В холле на пятом этаже опять было грязно, но Алина отметила это чисто машинально – это были уже не ее проблемы. Ситников провел ее к двери своей комнату, из-за которой раздавался дружный вой под гитару, распахнул ее и заревел:

– А вот и мы! Наливай, парни! И девчонки с нами!

– Ну наконец-то! Пришли! – обрадовались присутствующие. Алина с изумлением оглядывала забитую до отказа комнату. Было накурено, несмотря на приоткрытое окно. Семикурсники сидели на кроватях, на полу, на стульях, даже на столе, было и несколько семикурсниц, которые поглядывали на нее с некоторым высокомерием. Гитарист Василий восседал на подоконнике, было еще несколько гитар, в том числе в руках Эдика с раздувшимся носом. Эдуард приветственно помахал ей рукой, но она сделала вид, что не заметила. Повсюду стояли бутылки с пивом, пахло сухариками и сушеной рыбой, но, видимо, закуска уже кончилась. Девчонки нерешительно толпились сзади.

Поляна шагнул вперед, скрестил руки на груди.

– И ч-что вы собирались сказать, друганы?

Старшекурсники перевели взгляды на Алину, и ей стало не по себе.

– Ээээ, – промямлил один, – мы все извиняемся. Мы подонки и все такое.

Остальные закивали с разной степенью энтузиазма.

– Руда? – сурово вопросил Дмитрий.

– Я тоже, – буркнул Эдуард, – извиняюсь.

– Все, не обижаешься больше? – прогудел сзади Ситников. – Мы девчонок не трогаем вообще-то, это у Эдика что-то перемкнуло.

Алина вспомнила прозрачную змею и усомнилась в том, что другие так же радовались ее появлению, как она.

– Да я и не обижалась, – сказала она. – Все, могу идти?

– Какое идти? – удивился Поляна, – ночь только начинается! У нас половина только проснулась, еще трезвы до безобразия. Девчонки, заходите, будем знакомиться!

Соседки проскользнули мимо нее, без смущения втискиваясь между парнями под сумрачными взглядами семикурсниц. Алина втискиваться не хотела, поэтому прислонилась к стене. Ей тут же налили пива, и она впервые в жизни попробовала его. Не понравилось, но для опыта нужно было. А потом вроде и распробовала, и ей налили еще и еще.

Гитаристы играли, толпа воодушевленно пела, потом разливала, снова пела. Поляна прогнал курильщиков в холл, и мимо принцессы то и дело курсировали парни и девчонки с сигаретами. Все стреляли курево у всех. Пару раз она сама выходила – на балкон, подышать свежим воздухом, одежда и волосы провонялись табаком, но ее неизменно находили и возвращали обратно. Пиво кончалось, и Ситников, подмигнув ей, создал Зеркало, шагнул туда, и вернулся уже с двумя пакетами бутылок, снеков и табака.

Снова песни, голова уже кружилась, но ей начал нравиться этот хаос, и она даже подпевала, когда репертуар пошел по третьему кругу. Кажется, ей даже аплодировали и хвалили, что у нее хороший голос. Алинка засмущалась и выскочила в холл. Там царил такой же бардак, кажется, к гулянке присоединились и другие курсы, кто-то выключил свет, в углах целовались парочки – она вроде даже разглядела Эдика со своей соседкой, Янкой. Матвей вернул ее в комнату, где стоял невообразимый шум – половина уже не пели, а болтали и смеялись, усадил к себе на колени, придержал, когда дернулась. Он был уже сильно пьян.

– Не боись, – добродушно пробасил он ей в ухо, вручая ей бутылку пива, – лапать не буду, ты же совсем еще малявочка. Считай меня своим креслом.

И он правда не распускал рук.

Часа через два вечеринка вошла в стадию неуправляемого хаоса. В холле парни отжимались на «слабака», кто-то хвастал перед девчонками доблестью и висел на перилах балкона, пугая впечатлительных барышень криками «сейчас упаду». Бутылок было столько, что они катались по комнате и холлу со звоном, часть компании уже сообразила, что не нужно пропадать добру, и играла в бутылочку. При этом старшекурсники жутко мухлевали, заставляя тару останавливаться напротив понравившейся дамы. Впрочем, дамы были не против.

Алина все-таки пробралась на балкон, поругалась на висящего парня, так, что тот забрался обратно и пристыженно ушел в холл, пробурчав «Ну вот маму-то зачем вспоминать?». Ситников ходил за ней хвостом, и говорил, что она, хоть и маленькая, но теплая, как вареник, и смешная, и при этом гулко хохотал. Ей тоже было весело.

И все это безобразие застала профессор Лыськова, явившаяся посреди холла укоризненным напоминанием о том, что завтра все-таки учебный день. Оглядела притихших студиозов, задержала взгляд на Алине, покачала головой и ушла, не говоря ни слова.

Профессор шла на верхний, двенадцатый этаж, где располагались апартаменты преподавателей и думала о том, что из неспящих разгильдяев можно составить целый отряд демонов. В хаосе пьяных, неровных молодых аур она не смогла заметить ничего темного. И решила поговорить с друзьями о том, что нужно придумать еще что-нибудь, чтобы определить поточнее.

А еще она вспоминала свой седьмой курс, когда почти так же, но этажом выше, гуляла их компания, и она так же целовалась по углам, и играла в бутылочку, и строила глазки сразу четверым – Алексу, Максу, Мартину и Михею. Потому что они все были классными, и почему-то из всех девчонок в свою компанию приняли только ее, чем она очень гордилась. Она им всем нравилась, и знала об этом.

– Ты самая красивая, – сказал ей как-то Мартин, еще тогда, когда они не вели постоянных военных действий.

Уже потом она из «самой красивой» стала превосходным магом, специализирующимся на бытовых заклинаниях, получила степень по защите, и вторую – по боевой магии, потому что ей хотелось идти вровень с друзьями. Сделала карьеру сначала при блакорийском дворе, как помощник придворного мага, затем почти десять лет жила в Эмиратах, где ей чуть ли не поклонялись, и все это, чтобы доказать, что она не хуже.

Хотелось, чтобы они видели в ней что-то помимо красоты. Собственно, благодаря им она и стала той, кем была сейчас, хотя никто из них не знал, каким трудом ей это удалось. Боги не наделили ее природным талантом, как у Алекса и Мартина, упорством и математическим складом ума, как у Макса, недюжинной силой, как у Михея. Зато Боги дали ей друзей, которые стали для нее кумирами.

Она открыла дверь, зашла в апартаменты, включила свет. Стала раздеваться, и тут ее внимание привлекло какое-то шуршание со стороны окна. Тут же насторожилась, проверила щиты, подошла сбоку, выглянула, готовясь ударить. И чуть не рассмеялась от облегчения.

О стекло снаружи упорно бился бумажный голубок, и Вики открыла окно, впуская его в комнату. Голубок сделал круг и упал ей в руки, превращаясь в обычный сложенный лист бумаги.

Она раскрыла его, и, хихикая, чувствуя, как поднимается упавшее было настроение, пошла в ванну, на ходу сбрасывая туфли. На вырванном из тетради листе была быстрыми штрихами нарисована ее потешная физиономия, с огромными клыками, сведенными в кучку глазами и вставшими дыбом волосами. И, чтобы она точно не ошиблась в идентификации персонажа, снизу неровным почерком было приписано «Кусака Злобная. Подвид: очень красивая».

Виктория выбросила листок в корзину и забралась в душ. Надо было попытаться выспаться, завтра у нее стояла первая пара.

Алина все-таки задремала к концу праздника на коленях рассказывающего ей про свою матушку и про предстоящую военную службу Матвея, и тот, как ребенка, на плече, донес ее в ее комнату. Это она уже помнила совсем смутно. Растянулась на кровати прямо в одежде и заснула, а в ушах еще стоял шум гулянки и песни пьяных студентов.

Максимилиан Тротт отвел последнюю пару и, пока студенты выходили из помещения, собрал со стола материалы и протер доску. Он был доволен – откровенно слабых слушателей было всего ничего, и все они вылетят на первом же зачете. Те, кто останутся, будут тоже постепенно отсеиваться, пока не останется несколько человек, таких же влюбленных в науку, как и он сам.

И тогда, возможно, он подумает о том, чтобы наконец-то взять учеников.

Или не подумает. Гадать, что будет с ним через несколько лет, бессмысленно.

Но он даже был благодарен Алексу, что тот затеял всю эту авантюру с ловлей демонов, потому что не преподавал очень давно и забыл, как ему это нравилось.

Он вышел из лектория, готовясь снова увидеть у двери сидящую на полу Богуславскую с ее синими от холода коленками, но ее не было.

«Неужто сдалась?» – он почувствовал удовлетворение, приправленное, однако, некоторым разочарованием. Впрочем, это к лучшему. Он стал уставать от ее косичек и очков, постоянно мелькающих где-то рядом.

Макс не любил навязчивых женщин и давящих на жалость девочек. Впрочем, людей он вообще не особо жаловал. Исключением были его друзья.

Он прошел по холлу первого этажа, опустевшему после окончания занятий, свернул в коридор. Стены после пар переливались радужной волной – несколько тысяч юных магов на практиках создавали такой кумулятивный заряд, оседающий на древних стенах, что давным-давно здание было зачаровано на послеобеденное «самоочищение» от излишней магии. Накопленный за день магресурс «сливался» по стенам в преобразователь и превращался на выходе в электричество.

И, надо сказать, университет благодаря этому сильно экономил на коммунальных платежах.

– А ну стой, злодей! – прогромыхал голос слева, и профессор Тротт повернулся голову и увидел старого знакомца-камена.

– Здравствуйте, Аристарх, – вежливо сказал он, останавливаясь. К концу седьмого курса имена каждого из ста семидесяти каменов студенты знали назубок. А Макс всегда отличался хорошей памятью.

– Вежливый, ишь ты, – прогудел недовольный голос из-за его спины. – Прям и не скажешь, что на самом деле гад бездушный.

– И вам здравствовать, Ипполит, – с иронией произнес Макс. – Чем я провинился, уважаемые?

– Тем, что на свет родился, – глумливо захихикал камен в рифму, но Аристарх шикнул на него «Не отвлекайся, старикашка!»

Ипполит сразу же состроил важное и суровое лицо.

– Мы тут с Ариком, понимаешь, вспоминали, вспоминали, и вспомнили. Был пятьдесят лет назад один случай. В энтом самом коридоре. Когда некие семикурсники, упившиеся самогону, договорились наколдовать в кабинет тогдашнему ректору зубастых жаб. И то ли перепутали чего, то ли недоучками были, что скорее, но жабы те пожевали до непотребного состояния практически законченную монографию ректора.

– И? – невозмутимо процедил Макс. Веселое было время, да.

– А мы ведь вас не выдали, Максимушко, – тоном опытного шантажиста протянул сзади Аристарх. – А то б не закончили вы сие заведение. А сейчас подумали – Алмазка тут бывает, будет весело поделиться. Он ведь монографию-то так и не восстановил, бедолага. Все грозился поймать жабоделов и заставить писать заново, замуровав в кабинете. Нрав-то у него нелегкий, у сердешного.

– Все, я посыл понял, – перебил издевающегося камена профессор Тротт, стараясь не смеяться – уж слишком забавны были эти морды. – Что вы хотите?

– Прекрати над девчонкой измываться! – гаркнул Аристарх, и гулкое эхо прокатилось по пустому коридору. – Довел бедняжечку, она аж полы моет у старшего курса, чтоб ей твой предмет объясняли. В библиотеке просиживает, а девка молодая, ей гулять надобно, воздухом дышать! На полу сидит, отморозит себе женское, кто ей детей потом сделает, ты?

Лицо лорда Тротта из недоумевающего постепенно становилось понимающим, а потом и раздраженным. А камен продолжал, подвывая на особо прочувственных местах:

– Ууусушил молодицу дочерна уууже, и емууу хоть бы хны – рожу тяпкой и шагает мимо! Слезы девичьиии его не трогают! Довел – доучилась, на зачет сегодня не пришла! Мало тебя пороли, мало!

– Кхе, кхе, – прокашлялся Ипполит, – Арик, в университете порку уж четверо веков как отменили.

– Неважно! – слезливо отрезал голосящий. – Пусти Алинку на занятия, а то хуже будет!

– Так это она вас подговорила? – ледяным голосом спросил лорд Тротт, и древние шантажисты почему-то умолкли, смущенно потупив глаза.

– Сами мы, сами, – пробормотал Ипполит неуверенно, – иницьятиву проявили. Она наоборот просила ничего не говорить. Но мы ж все видим, все замечаем, да и разве ж можно такой козочке да не помочь? Ты глаза-то открой, Максимушко, перестань ребенка мучить. Учиться она хочет, как ты хотел, только вот для тебя половой принадлежностью не вышла.

– Так, говорите, ее сегодня в университете не было? – очень спокойно уточнил Тротт.

– Дык, говорю же, даже зачет пропустила, а для нее это невидаль! – с надеждой воскликнул Аристарх.

– Хорошо…, – непонятно протянул Макс и пошел дальше.

– Эй! – недоуменно крикнула ему вслед одна из каменных морд. – А что нам-то ответишь, малец?

Профессор остановился, повернулся.

– Некрасиво, уважаемые, шантажом заниматься. Можно ведь и немоту на пару веков схватить. Нечаянно.

– Вот гад! – прочувственно проорал ему вслед Аристарх.

– Никакого уважения к старшим! – вторил ему Ипполит.

Но Тротт, не обращая внимания на ругательства каменных ехидин, спешил в кабинет к Свидерскому.

Алина, шатаясь, вышла из туалета – того самого, с разбитой крышкой от бачка. Ее мутило, и она долго плескала себе в лицо холодную воду, несколько раз чистила зубы, только чтобы избавиться от тошнотворного ощущения во рту. Затем перестирала всю воняющую табаком одежду и приняла душ, чтобы отмыть от этого противного запаха и волосы.

Она чуть не плакала – проснулась после двенадцати, проспала зачет, а девчонки ее не разбудили, хотя она сама всегда расталкивала их, если те не слышали будильника. Что теперь делать? Придется идти на поклон к преподше, врать, что заболела и просить перезачета. Боги с ней, со стипендией, но как она могла так безответственно поступить?

Одновременно и тошнило, и очень хотелось есть. Принцесса сделала себе чаю, чувствуя себя самым ничтожным человеком на свете, и понуро уселась за стол. За ней должны были приехать вечером, чтобы отвезти во дворец, и что делать до этого времени, она не знала. Не в универ же идти, чтобы встреченные одногруппники и преподаватели спрашивали, почему ее сегодня не было.

Она, Алина Рудлог, прогуляла! Пол бы смеялась до упаду. Алинка даже с температурой ходила в школу, потому что учиться любила, а лежать дома было скучно.

Сзади раздались тяжелые шаги, и бодрый голос Ситникова произнес:

– А я думаю, дай загляну, и точно – ты тут.

– Привет, – кисло отозвалась принцесса, выныривая из глубин самобичевания.

– Эээй, – теплые большие руки легли ей на плечи, – малявочка, ты чего такая потерянная? Обидел опять кто?

Она всхлипнула.

– Мне плохо, голова кружится. И я зачет проспаалааа…

Слезы потекли сами собой, и она сняла очки, вытирая их.

– Ну, ну, – Матвей сел рядом с ней, огромный, как гора, сочувственно глядя карими глазами, осторожно погладил лапой по спине, – не разводи мокроту. Пойдем ко мне, я тебя покормлю, я борща наварил, вкусного!

– Меня тошнит, – пожаловалась Алина.

– Да, – протянул парень, – это мы с Поляной вчера не подумали. В следующий раз тебе лимонад будем брать. Пойдем, кроха, борщ после похмелья самое то.

– Матвей, – серьезно спросила принцесса, надевая снова очки, – а почему ты со мной возишься? У тебя ведь девушка, наверное, есть, она ревновать будет.

Он смутился, качнул бритой головой, сморщил широкий лоб.

– Да ты на сестренку мою больно похожа, – наконец, признался он, – малая такая же, Машка, я ее Моськой зову. Тоже в очках и с косичками. Только она еще в школе учится. Я как вчера увидел тебя со шваброй и ушлепка этого наглого, так сразу представил, что мою сеструху какой-нибудь урод может так же работать на себя заставлять.

Алина немного расслабилась.

– А девушки у меня нет, – пробасил он, – ушла девушка. Но ты меня не боись, сколько раз говорил, приставать не буду. Пошли борщ есть?

– Ты такой хороший, Матвей, – сказала она, снова шмыгая носом.

– Так, – Ситников занервничал, – только не начинай снова реветь. Что за зачет-то у тебя был?

– По истории магии, – печально сообщила девушка.

– Это у Малевской, что ли?

– Ага.

– Да не переживай, тетка мировая, в понедельник подойди на кафедру, она примет, вот увидишь.

– Точно? – с сомнением спросила Алинка.

– Да я сам ей знаешь сколько пересдавал! Примет, даже не сомневайся. Все, поднимайся, борщ стынет. Я тебе еще мамкиных огурчиков солененьких дам, так совсем от вчерашнего отпустит.

Он снова протянул ей руку, и принцесса, поколебашись, решилась.

Борщ был сладким, мясным и вкусным, огурчики весело хрустели на зубах, а еще Матвей сделал ей большую кружку кофе и выложил в тарелку пирожков с творогом, так что она совершенно объелась и ее снова потянуло в сон, несмотря на кофеин. Парень ее подбадривал, рассказывал смешные истории, в комнату периодически заглядывали обитатели этажа, делали страшные глаза, таинственно улыбались и исчезали.

– Чего это они? – спросила недоумевающая Алина, когда за дверью исчез уже пятый посетитель.

– А, не обращай внимания, – махнул рукой семикурсник, но поднялся, вышел в холл и громко пробасил:

– Еще кто заглянет – нос разобью, понятно?

Потом он довел ее до холла, погладил по спине рукой под обалдевшими взглядами находящихся там же соседок:

– Ты заходи, не стесняйся, если что надо. И телефон мне свой дай, лады?

– Давай потом, – ей было неловко перед девчонками, и Ситников кивнул и ушел.

Алина улеглась на кровать, прикрыла глаза, когда в комнату ввалились соседки. И сразу пошли в атаку:

– Ну и что у тебя с Ситниковым? – это Янка, такая свежая, будто и не пила вчера поболе ее.

– Да ничего, – пробормотала отяжелевшая девушка.

– Да парь нам больше, – возмущенно фыркнула Ленка, – он вчера за тобой, как приклеенный ходил, на других и не смотрел.

– Говорю вам, ничего, – такой напор был неприятен.

– Не хочешь говорить – не надо, – ядовито сказала Яна, – небось сама рада-радешенька, что такого мужика отхватила. Наверное, и придумала про учебу, чтобы там типа полы мыть, перед парнями мелькать, авось и позарится кто.

Алина села на кровати, выпрямила спину. Янка с Ленкой смотрели на нее с неприязнью, и только Наташа с сочувствием.

– Не надо судить по себе, Яночка, – отрезала Али звонко и сердито, – я, по крайней мере, с Эдиками всякими по углам не обжимаюсь. Матвей хороший парень, и общаться, представляешь, можно и без слюнообмена. И вообще, почему вы меня не разбудили с утра? В лом было потрясти?

– В лом, – процедила Яна. – Тебе иногда нужно не быть такой заучкой, мы просто помогли. А то, знаешь ли, комплексы на твоем сверкающем фоне зарабатываем. И преподы нашу Алиночку любят, и библиотекарь хвалит, и вахтерша в пример ставит. Задолбало!

– Вот и мне теперь в лом будет, – спокойно ответила Алина. – И лекции давать, и домашку объяснять.

– Ты теперь птица высокого полета, да? – вступила Лена. – А если он завтра мимо тебя пройдет, снова к нам подлизываться будешь?

– Во-первых, – четко проговорила Алина, даже не заикаясь, – я к вам, девочки, никогда не подлизывалась. А во-вторых, вы просто злые дуры и недалекие стервы, и мне жаль, что я живу с вами в комнате.

Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена – вполне возможно и некрасивой женской дракой, но тут дверь открылась, и в комнату вплыла остро глядящая вахтерша. По ней сразу видно было, что она подслушивала.

– Богуславская, тебя к ректору вызывают, – произнесла она, окидывая внимательным взглядом красных, разозленных обитательниц комнаты. – Срочно давай.

Алина поднялась, накинула куртку, ботинки и вышла, успев заметить полный злобной радости взгляд Яны. Уже внизу ее догнала Наталья.

– Алиш, подожди, – девушка остановилась, – ты извини меня, я не разбудила, раньше ушла, а эти курицы пообещали, что все сделают. Не сердись, ладно?

Она виновато улыбалась, и Алина хотела спросить, почему Наташа не заступилась за нее при ссоре, но не стала. И так понятно – им всем еще долго жить вместе.

– Ладно, – сказала она, – но я побегу. Не переживай.

Подъем по лестницу в башню, где располагался кабинет ректора Свидерского, был нелегок. Ее еще потряхивало от прошедшего скандала, и вдобавок принцесса очень переживала о том, зачем ее вызывают. Наверное, из-за прогула. А вдруг исключат сразу же? Как она вернется домой, что скажет сестрам и отцу?

– Ну наконец-то, – неприятным тоном пробурчала секретарша Неуживчивая, – ты, я гляжу, не торопилась. Заходи, ждут тебя давно. Куртку сними! Не в кабак идешь.

Алина торопливо стянула куртку, постучала в дверь и заглянула внутрь. Сразу стало понятно, что на ее голову готовятся неприятности – в кабинете, помимо Александра Данилыча, сидел профессор Тротт и смотрел на нее почти с отвращением.

– Заходите, Богуславская, – строго сказал Свидерский, – присаживайтесь. У нас к вам несколько вопросов.

– Здравствуйте, – невпопад ответила она, захлопывая за собой дверь. – А в чем дело?

Сесть она так и не решилась, стояла и мяла в руках куртку.

– Вы сегодня день не были в университете, пропустили важный зачет, – Алина обратила внимание, что ректор был очень бледным и выглядел еще старше, чем обычно, – объясните, почему?

«Все-таки отчислят» – подумала она с тоской, снова останавливая взгляд на мерзком-рыжем-Тротте. Почему-то она не сомневалась, что это он пожаловался. Наверное, она ему совсем надоела, вот он и рад возможности избавиться.

– Я плохо себя чувствовала, – промямлила она нервно.

– Вы выглядите вполне здоровой, – резко произнес лорд Максимилиан, складывая руки на груди.

– Сейчас уже стало лучше, – объяснила она. – Мне очень жаль, что я пропустила зачет и лекции, но это в первый раз! Я обязательно отработаю и пересдам, правда!

Двое мужчин смотрели на нее, словно сканируя, и она поежилась под этими взглядами.

– Что вы делали вчера вечером? – спросил Свидерский.

Алина покраснела.

– Занималась, потом спать легла.

– Врет, – уверенно произнес Тротт, будто ее тут и не было.

– Алина, – ректор постучал ручкой по столу, – ситуация очень серьезная. Поэтому я еще раз спрашиваю – что вы делали вчера вечером?

От переживаний она снова почувствовала слезы на глазах, и закрутила носом, пытаясь сдержать их.

– А п-почему вызвали только м-меня? – спросила она, уже всхлипывая. – Там много к-кто был, я выпила-то всего две бутылки пива. П-просто проспала с непривычки. И мне п-правда плохо было! Но эт-то же первый раз, я больше не б-буду, честно!!!

Ректор и профессор смотрели на нее с плохо скрываемым недоумением, словно не понимали, о чем она.

– Так, – мягко проговорил Александр Данилыч, – студентка, все-таки сядьте и расскажите все по порядку.

Тротт нервно дернул головой, укоризненно посмотрел на коллегу, словно вопрошая, чего тот сюсюкается.

– Я же говорю, занималась я, – Алина вытерла ладонью слезы, сняла очки. – Потом пришли парни, позвали меня к себе, у них вечеринка была. Потом спать пошла. Честное слово!

– Понятно, – медленно произнес ректор. А во сколько, говорите, вас позвали? На эту, вечеринку?

Глаза его смеялись. А вот Тротт, наоборот, видимо злился. А Алина начинала злиться на него.

– Где-то в половину двенадцатого. Уже спали почти все, но потом проснулись. Вы не исключайте меня, пожалуйста, я очень хочу учиться. Пожалуйста!

И она умоляюще посмотрела на Свидерского.

– Дайте мне руку, – вдруг приказал он.

Алина, ничего не понимая, встала, протянула руку. Александр Данилович взял ее за ладонь в крепкий замок, прикрыл глаза. Все молчали, и она чувствовала себя ужасно глупо. А еще очень хотелось показать рассматривающему ее мерзкому-Тротту язык.

Ректор, наконец, отпустил ее, посмотрел на лорда Максимилиана, покачал головой.

– Не она. Я запомнил, точно нет.

– А я думаю, она, – и голос у него мерзкий, холодный, бездушный.

– Да ты сам посмотри, – отмахнулся Свидерский.

– И посмотрю, – процедил лорд, поднимаясь. – Давайте руку, Богуславская.

Алина отступила назад, но инляндец двигался быстро, подошел почти вплотную, протянул руку. Она отрицательно покачала головой.

– Хотите учиться дальше – давайте, – ледяным тоном произнес он. Высокий, жилистый, и рыжий. И мерзкий! Мерзкий! Мерзкий!

Но руку протянула. Лорд Максимилиан, словно неохотно, взял ее за запястье, мягко скользнул кистью вниз, охватывая ее ладонь. Рука была на удивление теплой.

– Снимите очки и посмотрите мне в глаза, – приказал, и она вздернула нос, стянула очки и уставилась на него с вызовом.

Глаза у него были характерного для многих рыжих, непрозрачного, тускло-голубого цвета, лицо бледным, узким, и ресницы тоже были рыжие, чуть потемнее, чем волосы. И брови. И щетина на длинном подбородке.

– Я сказал, в глаза смотреть, а не разглядывать меня, – напомнил он нетерпеливо, и девушка снова подняла взгляд, останавливая себя, чтобы не впиться ногтями ему в руку.

Голова закружилась, вдруг страшной болью сдавило виски, она снова почувствовала спазмы, вскрикнула, падая назад, стукнулась о дверь, сползла по ней. Снова заплакала, теперь от ужасной, отдающей во все тело головной боли. Тротт присел перед ней на корточки, потянулся к вискам, но она отшатнулась, ударила рефлекторно его по руке, и, глотая слезы, поползла от него вбок.