Текст книги "Держась за воздух"

Автор книги: Ирина Валерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

ОТ ЖЕНЩИНЫ

«Ибо я – первая и я же – последняя.

Я – почитаемая и презираемая.

Я – блудница и святая.

Я – та, кто производит на свет,

и та, кто вовек не даст потомства.

<...>

Поклоняйтесь мне вечно.

Ибо я – злонравна и великодушна».

Из гимна Изиде, обнаруженного в Наг-Хаммади, III или IV в до н. э.

Я – женщина.

Привыкшим презирать

меня за бремя собственных пороков

под тусклым светом вздёрнутого бра

пусть будет пусто.

Синь кровоподтёков

мои запястья отроду несут,

но я, не покорённая от века,

рожаю миру богочеловека

и снова отдаю на страшный суд,

укутав в покрова любви и веры.

И я, во всём способная быть первой

на этом нескончаемом пути,

и в юный зной, и в стылость зрелозимья

иду всегда немного позади,

чтоб ты, мой сильный, оставался сильным

и был бы и оплотом, и стеной —

пока твоя спина прикрыта мной.

Я – женщина.

Во мне и жизнь, и смерть.

Тобой же и наученная блуду,

храню свой свет и помню суть сосуда —

поэтому любви во мне гореть,

пока есть я – а я уйду последней —

и, значит, ты в бессветье не уйдёшь.

Я загодя прощаю гнев и ложь

и скользкий взгляд, ласкающий соседних,

не потому, что так боюсь утратить

случайность ласк и краткий жар объятий

и молчаливость длинных вечеров —

и не такое смелет время-мельник —

но вспомни сам, кто выложил ребро

за право стать законченным и цельным?

Да, я щедра, как зрелая земля,

растившая свой гумус от придонья —

так почитай те дни, в которых я

бужу тебя, касаясь лба ладонью.

ОДИНОКОЕ

Листаю рыхлую тетрадь – могилу для былых любовей.

Косит рассвет из-под надбровий, и для винтажных послесловий приятней часа не сыскать: льёт дождь, ни капли не жалея. На соснах ёжатся чижи, промок до шкворней чёрный джип, и дворник, нашенский таджик, скребёт озябшую аллею.

А мне легко – я не болею... никем, ничем и ни о чём.

Былое мятым мотыльком пылит ещё в  листах тетради, но не взлетит. И бога ради – прошло и поросло быльём. Я стала стылее и злее, и щит мой – ироничный флёр. Смотрю на многое сквозь пальцы, все эти «коти», «лапы», «зайцы» отосланы взашей страдальцам, под сень секвой и сикомор.

Давно не греет милый вздор – ну чем не точка в монологе?

В изгнании ночные боги, ряды подрощенных цыплят скосил беспечный недогляд, но всюду жизнь, раз на востоке взошёл солярный луидор.

... А ты, читающий меж строк, и вы, читающие слепо, и я – под всё видавшим небом – лишь персоналии вертепа Того, Кто сроду одинок...

НЕПРАКТИЧНОЕ

Побросать пожитки в пасть чемодана,

хлопнуть дверью с лязгом на весь подъезд,

чтоб соседа Тольку снесло с дивана,

а из пятой толстая Мариванна

всколыхнула честно нажитый вес.

Нацарапать «FUCK!!!» поперёк капота,

непременно ржавым кривым гвоздём —

милый мальчик, сказочник гарри поттер,

хлещет в тёмном пабе свой горький портер

и не знает, лапочка, ни о чём.

И бежать, походу мурлыча что-то,

через мрак аллейный, чтоб каблуки

разбивали стуком покой болота,

в этом состоянии сумасбродном

с ночью приходящей вперегонки.

Но когда укутает кошка-полночь

полусонный город своим хвостом,

вдруг подкатит к горлу обиды щёлочь,

выжигая болью «...какая сволочь!»,

но себе прошепчешь: «...потом, потом...»

И мобильный модный – его подарок,

придушив на сотом уже звонке,

запулишь подальше – путь будет ярок,

но финал полёта, понятно, жалок – как у всех,

не вышедших из пике.

А потом внезапно случится утро —

через вечность малую в три часа.

Город станет хлопотным и маршрутным,

суетливым, дёрганым, непопутным,

поминутно жмущим на тормоза.

Ты войдёшь в потоки и станешь частью,

растворившись в смоге его забот.

Там, где каждый встреченный безучастен,

будешь строить – может, дорогу к счастью,

впрочем, может статься, наоборот...

НЕОЖИДАННОЕ

Мужчины являлись из ниоткуда, но не с пустыми руками,

дарили звёзды в цветочных обёртках, воображали себя волхвами.

Топтались в жизни её основательно, их прайсы пестрили посулами,

отдельные были бедны, но нежны, все прочие – толстосумами.

Губы её обжигали чили – они твердили, что это сахар.

Она носила такие духи, что каждый встреченный глупо ахал.

Они мечтали срастись настолько, чтоб спать на одной подушке,

а в ней соседство с чужой головой рождало приступ удушья.

Она любила всех, но недолго – иначе у них исчезали тени,

тогда она плакала по ночам, смиренно каясь в атлас коленей,

наутро втирала крем анти-эйдж, сбивая со следа хищное время,

и выводила в ничейный мир эпоху вольного водолея.

А он не ждал её так давно, что позабыл обо всех приметах.

Она явилась из ниоткуда, из сумки жёлтой достала лето.

Ему хватило одной улыбки, чтоб снять пароли и стать доступным.

Он перевёз к себе в прошлый вторник два чемодана, кота и ступу.

КИЗИЛОВОЕ

Ты любишь осень?

                        Пусть будет осень.

Кизил созреет и листья сбросит —

и загорится в октябрьский вечер.

Как всё большое, миг быстротечен.

Я буду терпкой, я буду сладкой,

корми с ладони, ищи украдкой

во мне эскизы грядущих будней —

я изменяюсь ежеминутно.

И мы не станем искать причину

для этих поздних холодных ягод —

здесь царство женщины и мужчины.

Ты ищешь боли – я стану ядом,

ты жаждешь страсти – я стану жаждой,

но лишь покоя не жди.

 Однажды,

привычно, быстро и милосердно

уложит вечность с глазами нерпы

весь мир в шкатулку из перламутра —

и всё, что дальше, я помню смутно...

Наверно, данность возьмёт пучина...

Растает сказка, а с ней мужчина,

кормивший вечность с глазами нерпы

плодом горящим печали терпкой...

Пока же осень... Мы примем осень —

у нас так много грядущих вёсен.

В лучах закатных сгорает вечер —

как всё большое, миг бесконечен...