Текст книги "Неправильная пчела (СИ)"
Автор книги: Ирина Соляная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Из кухни с бутылкой пива в руках вышел Алексей Переверзев. Он сел рядом с женой в кресло, отхлебнул из горлышка и провел ладонью по наметившейся лысине.
– Дрянь девка, позорит нас только.
– Почему же позорит, – робко вступилась за дочь Таисия.
– Это что за профессия – ведьма? Я знаю профессии: врач, учительница, сварщик, водитель трамвая. А профессию шалавы я не знаю.
– Ну что ты говоришь такое! – с тихим укором произнесла Таисия.
– Все девки, попавшие на ТиВи, спят с продюсерами! – убежденно заявил Переверзев, – ты газет не читаешь? Ты Гальку нашу не помнишь? Тоже мне, паранормальные способности! Только у Маринки они и были, царствие небесное, упокой ее душу, Господи. А все способности Гальки – ноги раздвигать.
У Таисы дрожали губы, она не спорила с мужем, потому что помнила, с какой компанией водилась Глина.
– Была бы нормальной дочкой, денег бы родителям подкинула. Сама вон, небось, в апартаментах живет да трюфеля жрёт, а мы тут хрен без соли доедаем.
После рекламных роликов передача продолжилась, и Переверзевы угрюмо уткнулись в телевизионный экран. Рейни, картинно закрыв глаза, водила руками над какой-то клетчатой тряпкой. Камера приблизилась к ее лицу, и стало заметно, как же она молода и сколько грима наложили на ее кожу! Отец сплюнул на пол.
– Это рубашка вашего умершего сына. Он разбился на мотоцикле. Давно… Его нет сейчас в комнате, но его призову, – сказала Рейни, широко распахнув глаза. Сидевшие напротив юной колдуньи мужчина и женщина застыли в ужасе, схватились за руки и прижались друг к другу.
– Рейни говорит с вещами, это редкий дар, – сообщила ведущая, – по словам медиума, она получила свои сверхъестественные способности после смерти старшей сестры. Её сестра обладала необычным даром исцеления и чтения в душах людей.
Переверзев снова бессловесно сплюнул на пол, ломавшая комедию дочь его раздражала, и он выключил телевизор, а Таиса заплакала.
– На улицу выйти теперь стыдно будет, – пробурчал Переверзев.
На другом конце города Виктор Игнатьевич Шмурдяк тоже смотрел «Битву магов» и кусал локти от обиды. «Эх, я, старый дурак! Если бы знал, какое сокровище упускаю, цену не такую бы назначил. Ну, теперь-то остается только гмызиться. Мажуха я сырая, вот я кто!».
Изуродованный Звонкий «Битву магов» не смотрел, вот уже два года кряду он лечился у офтальмологов, которые не могли определить причину слепоты, так внезапно настигшей этого несчастного юношу. Звонкий вспоминал Глину каждый день, посылая ей проклятья, которые до Москвы не долетали…
Пасечник досмотрел программу до конца. Он узнал Глину и дал задание своим ищейкам найти её и проверить информацию. На Приятина было выйти не сложно.
***
Глина не смогла полюбить Москву, ее душа провинциалки протестовала против многолюдья, шума и суеты. Праздничный центр выглядел ненастоящим, как пустая упаковка, в которую не положили долгожданный подарок. Отойди чуть с центральных улиц – грязь, темень и бездорожье. Эта большая потемкинская деревня манила и вмещала в себя миллионы случайных людей, стекавшихся на заработки в поисках лучшей жизни. Метро ежеминутно изрыгало суетливую пеструю толпу, которая растекалась по улицам, заполняя общественный транспорт, здания и магазины. Глина не любила ездить в метро, колоссальный шум вещей доводил ее до обморочного состояния, поэтому Евгений повез Глину осматривать квартиру перед покупкой на своей личной машине.
Евгений был хмур, неприветлив, против обыкновения не отпускал шуточек в адрес Глины, не высмеивал ее нелепую одежду, походку и неумение использовать макияж. Зарабатывая приличные деньги, девушка оставалась неотесанной деревенщиной. Кроме джинсов и растянутых свитеров, которые она называла «шушунами», ничего не носила. Этим Глина отличалась от других ведьм «Смарагды», для которых «экстерьер» всегда стоял на первом месте. Всегда ухоженные, уверенные в себе, они привлекали взоры мужчин, довольно быстро устраивали свою семейную жизнь, выбирая себе богатых и влиятельных спутников. Глина оставалась одна, словно не нуждалась в любви и внимании. Люда делала предположения о том, что Глина – тайная лесбиянка, но Тамара Петровна только фыркнула, рассказав о том, что любовника Глины когда-то убили бандиты прямо у девушки на глазах, и разговоры утихли. Глина держалась в коллективе особняком, редко выходила из своей комнаты, на выходных где-то пропадала, общего языка ни с кем не нашла. Так и теперь Глина и Евгений ехали в «Фордике» в равнодушной тишине. Глина, прислонившись носом к стеклу, смотрела на падающие капли дождя, а Евгений крутил ручку радиоприемника, силясь поймать что-то интересное.
– Хоть бы спасибо сказала, что везу тебя квартиру показывать, – первым не выдержал Евгений. Видимо, он решил, что ссора – лучшее начало для разговора.
– Спасибо, – вяло ответила Глина и продолжила смотреть в окно.
– Вообще-то, я не должен нянчиться с тобой, не маленькая. Уже год в Москве, могла бы хоть в центре начать ориентироваться. Раньше-то была в Москве?
– В детстве, –так же вяло ответила Глина.
– На каникулы привозили?
– Нет, в приюте жила, – ответила Глина как можно более скучным тоном.
– Что за приют? – также спокойно спросил Евгений.
– Типа интерната для одаренных детей, да только меня оттуда выперли и вернули к родителям.
Евгений засмеялся.
– За что выперли?
– За то, что не одаренная.
– Значит, наших клиентов ты за нос ловко водишь, – взглянул Евгений в зеркальце заднего вида, чтобы уловить выражение лица Глины, – с вещами разговариваешь, о прошлом рассказываешь… Врешь, значит?
– Хочешь жить – умей вертеться. Тамара Петровна всю информацию о клиентах собирает, и нам сливает, словно ты не знаешь.
– А Приятин говорил, что ты его поразила на кастинге.
– Я обладаю слабеньким телекинезом и могу искать вещи. Они вибрируют, и я это чувствую, – солгала Глина, –вот и все. Но чтобы с предметами разговаривать… разве я бы в «Смарагде» сидела? Да я бы и в «Битве магов» победила… А так даже в финал не вышла.
– Ну-ну, – с сомнением сказал Евгений.
Глина понимала, что Евгений ждет от нее откровений, и, скорее всего, давно за ней следит, но надеялась на то, что всё время была осторожна. Она ни разу не скатала в присутствии постороннего бусину и никогда ее не использовала. Бусины хранила в укромном местечке.
Глине надо было быть убедиться в своих подозрениях, и она неожиданно положила руку Евгению на плечо. Евгений вздрогнул от неожиданности и стал крутиться в кресле водителя, стараясь освободиться от навязчивого прикосновения сзади. Глина цепко, но недолго подержала пальцами полотняную ткань, а потом убрала руку.
– Дорогой костюмчик, – сказала она с иронией, – ты думаешь, что надел Кляйна и стал лучше меня? Сам из Тулы приехал в Москву, самовар чёртов.
– Не делай так больше, – взвился Евгений, – высажу к чертовой матери. Что за шутки дебильные?
Глина неприятно засмеялась и ничего не прокомментировала. Однако, Евгений не успокоился и даже у дома, нажимая кнопки домофона, он стал отчитывать Глину.
– Ты вообще, в курсе, что такое личное пространство? Как себя в обществе надо вести? Ты как кошка драная, как уличная попрошайка себя ведешь! Никаких уроков не усвоила! И чего Тамара с тобой носится, не понимаю!
Глина молчала и с раздражающим Евгения спокойствием смотрела на него.
– У тебя с головой точно не все в порядке! – психовал Евгений, заходя в кабинку лифта. Глина зашла следом, и они поехали на седьмой этаж.
– Хочу спросить тебя о твоей жене. Она тоже в цепочке распространителей наркотиков?
– Ты что, офонарела? – злобно посмотрел Евгений на Глину, – с чего взяла?
– Это мне твой пиджак только что рассказал. Шушун у тебя болтливый попался.
Евгений посмотрел на Глину с таким видом, будто хотел ее ударить, а она улыбнулась самой наивной улыбкой, на которую была способна.
В квартире их ждал риелтор, бодро начавший перечислять преимущества покупки. Евгений нервничал, а Глина прошлась по комнате, осмотрела ее, проверила кухню и застекленную лоджию.
– Мне подходит, – сообщила она Евгению и стоявшему рядом с ним риелтору, не вдаваясь ни в какие объяснения. Про себя же она отметила, что в квартире не умирали, не убивали, дурь не варили. Самое главное в этой квартире было то, что двумя этажами ниже жил Валентин Прокофьевич, которого Глине удалось выследить.
Радостный риелтор стал щебетать о дате сделки и о том, что нужно лично Глине при себе иметь, как будут осуществляться расчеты. Он стал рассказывать о банках, которые могут ей одобрить ипотеку, но Глина вопросительно подняла брови при слове «ипотека» так, что Евгению пришлось откашляться и пояснить, что оплата будет произведена наличными.
Когда Глина и ее спутник остались одни, Евгений сказал:
– Мы с тобой не закончили разговор.
– Давай тогда баш на баш: ты мне рассказываешь про Пасечника, а я тебе рассказываю про твои наркотики.
– Я не знаю никакого Пасечника, – сказал Евгений и пошел к выходу, но дверь с шумом захлопнулась.
– Я же говорила, что владею слабым телекинезом. Мы выйдем отсюда только, когда поговорим, – ответила Глина и подвинула пустой шкаф на полметра к двери.
Евгений хлопал глазами и молчал.
– Если ты не расскажешь мне правды, то Веревкина узнает, как ты с Гитой ее офис в притон превратил.
– Значит, ты от Гиты узнала… – Евгений вытер вспотевший лоб.
Глина умостилась на подоконнике и стала ждать, когда стилист образумится, но тот лишь упорно толкал шкаф к стене.
– Упрямство – свойство ослов, – закурив, сообщила она Евгению, – я сейчас наберу хозяйку.
Глина деловито позвонила Веревкиной и сказала: «Мы задерживаемся, Тамара Петровна, проверяем документы на квартиру. Квартира – класс, приедем с тортиком, гыгыг». Захлопнула крышку телефона-раскладушки и посмотрела на Евгения. Тот решил рассказать правду.
– В общем, на меня вышел Приятин. Никакого Пасечника я не знаю. Приятин сказал мне, чтобы я обыскал твою комнату и проследил за тобой, поискать какие-то бусы. Я честно искал, взял твою цепочку с кулоном, но Приятин сказал, что это фигня. Приятин спрашивал, разговариваешь ли ты с вещами. Я ничего такого не видел и честно сказал. А кому уж Приятин дальше слил инфу…
– ОК, – кивнула Глина, – теперь моя очередь. Я подслушала твой разговор с Гитой. Она требует от тебя пять кусков за товар. Угрожала твоей жене.
– Рядом же никого не было… – Евгений удивленно мотал головой.
Глина улыбнулась.
– Приятину ты должен сказать следующее: у Глины дела в «Смарагде» идут плохо, Тамара ее выгонять собирается, мол, бездарь необучаемая. Клиенты не довольны, им не телекинез нужен, а какие-то реальные результаты. Если ты не передашь мои слова Приятину, я расскажу о твоих шалостях Тамаре Петровне.
***
Глина перевезла свой небогатый скарб из «Смарагда» на Ленинградскую и поселилась в новой квартире. Она умела только жарить яичницу и варить картошку в мундирах, но этого вполне хватало для того, чтобы не умереть с голоду. Ей понравилось жить одной, без присмотра, без советчиков. Хотя одиночество прилипло к ней как мокрый плащ, девушку это не тяготило. Глину не тянуло к людям, она наоборот избегала их, не ожидая ни понимания, ни помощи. К тому же уединение ей помогало сосредоточиться на поиске решения своей проблемы.
Первым человеком, которого ей предстояло убить, был Валентин Прокофьевич –улыбчивый толстяк из «Божьей пчелы». Он не был ее главным врагом, но устранить его было проще, чем Максимову или Пасечника. Максимову Глина вообще упустила из виду, ей не удавалось найти ни малейших ее следов. Видимо, черноволосая красотка уже не сотрудничала с «Божьей пчелой», а, может быть, рыскала по стране в поисках детей с венцами. Пасечник был недосягаем. Прилетавший и улетавший, как волшебник на голубом вертолёте, директор появлялся на территории клиники только в сопровождении охраны.
К Валентину Прокофьевичу Глине удалось подобраться близко. Поселившись на Ленинградской, она попробовала было проникнуть в его квартиру, которая была двумя этажами выше. Её первоначальный план состоял в том, чтобы насыпать толстяку на кровать гадкой крупицы, или подсыпать ему отравы в еду. Но, подумав, Глина догадалась, что у Валентина Прокофьевича есть способности видеть или чуять эту крупу. Он наверняка всполошится, и план рухнет. Потом Глина решила не просто проникнуть в квартиру, но затаиться в засаде и, действуя внезапно, метнуть бусину под ноги врачу. В этом плане тоже был изъян: много шума и риск пострадать самой.
Так или иначе, но сценарий боевика был неосуществим, забраться в квартиру Глине не удалось: замок был мудреный, а как выманить у Валентина Прокофьевича ключ, Глина не знала, тем более, что врач жил один. Она вечерами просиживала у окна и ожидала толстяка с работы. Врач приезжал только в пятницу вечером, до обеда субботы спал или возился по дому, выползал за покупками в ближайший супермаркет часа в три, потом не появлялся на улице до самого утра понедельника. Иногда к нему приезжали девочки по вызову. Глина заметила, что одна из них – крашеная блондинка в черном латексе была в гостях у доктора три субботы к ряду, прибывая в сопровождении охранника ровно в восемнадцать часов. Она заходила в подъезд, а охранник ждал ее в машине. Однообразие привычек Валентина Прокофьевича облегчало задачу Глины. Она сама была монотонной, терпеливой и вела безликую жизнь. Она планировала поменяться местами с латексной девушкой, нейтрализовать которую было несложно, затем проникнуть в квартиру и убить Валентина Прокофьевича, подмешав ему в спиртное темную бусину. При таком способе на нее не легла бы тень подозрений.
Глина не колебалась, решив убить врача. В девятнадцать лет легче принимать решения, к тому же Глина считала себя вправе стереть с лица земли эту гадину. Правда, когда Глина стала продумывать план убийства, то червь сомнений стал подтачивать ее решимость. Она не могла внятно объяснить себе, почему именно Валентин Прокофьевич стал для нее сосредоточием зла. Обычный функционер клиники, которых много. Не он один изучал одаренных детей в «Божьей пчеле» и принимал решение – оставить их в секте или вернуть родителям, предварительно пропустив через «чистилище» приюта на Комсомольской. Лично он не бил и не мучил Глину, наверное, и в смерти сестры не был так уж виноват… За такими размышлениями Глина проводила вечера, откладывая и откладывая реализацию замысла. Чтобы укрепиться в своем решении она даже посмотрела парочку американских фильмов о мстителях. Однако решимость не крепла, а наоборот храбрости у Глины убавлялось.
Вот и еще одна суббота в октябре прошла втуне. Глядя бессонными глазами в ночное окно, Глина убеждала себя в том, что она испытает наивысшую радость от осознания того, что эта толстая дрянь уже никогда не сможет распоряжаться чужим детством. Ложась спать, Глина шептала: «Проникнуть тихо, сделать быстро, не наследить, уйти спокойно».
К сожалению, Глина упустила из виду, что и сама может быть объектом слежки. Собираясь на работу в «Смарагд», она для себя определила, что в следующую субботу без колебаний сделает всё, как задумала. Не зря же она купила кожаный костюм и парик блондинки в магазине для взрослых! Бормоча свою наивную присягу, выходя из своей квартиры в утро понедельника, Глина не заметила, как к ней метнулась тень. Кто-то резко ударил девушку электрошокером в шею. Глина охнула, ноги ее подкосились. Чьи-то сильные руки втолкнули ее обратно в квартиру. Заломив девушке руки за спину, неизвестный мужчина защелкнул наручники на её запястьях, затем развернул ее лицом к себе. Оправившаяся от шока Глина узнала в нем одного из охранников «Божьей пчелы», а вошедшего за ним следом мужчину представлять ей было не нужно. Валентин Прокофьевич собственной персоной решил посетить скромное жилище своей бывшей пациентки.
– Так-так, – удовлетворенно сказал врач, усаживаясь на кровать, – вот мы и встретились. Ты же так хотела этого, Глина!
Сидевшая на полу Глина приходила в себя. Оставаясь в неудобном положении, рассматривая через растрепавшиеся волосы толстяка снизу вверх, она оценивала свое состояние.
– Расскажи мне, зачем ты поселилась в доме, зачем за мной следила? – спросил врач через несколько минут уже менее дружелюбным тоном. Он видел, что девушка пришла в себя.
Глина молчала, поэтому охранник легко поднял её с пола и встряхнул.
– Если ты будешь молчать, то придется применить к тебе силу, – предупредил Валентин Прокофьевич.
Охранник обыскал девушку, оружия при ней не было. Он стал осматривать комнату и стал рыться в вещах девушки. Открыв дверцу шкафа, охранник с мерзким хихиканьем вытащил розовые девчачьи трусики. Глина собрала свою волю в кулак и опрокинула на своего мучителя шкаф, набитый вещами. Невообразимый грохот мог услышать весь квартал, однако, охранник был нейтрализован, что было важнее для Глины. Чтобы избавиться от наручников, девушке понадобилось еще полминуты, пока Валентин Прокофьевич испуганно моргал глазами. Увидев, что охранник лежит в отключке, а из-под шкафа торчат только его грязные ботинки, Глина удовлетворенно кивнула и заперла дверь. Обернувшись на врача, она увидела в его дрожащих руках пистолет. У Береста была когда-то такая пушка, простой пистолет Макарова. Не мешкая, она одним движением ладони выманила из рукоятки пистолета магазин с патронами. Валентин Порфирьевич вздрогнул от щелчка, но Глина не дала ему опомниться, подбежала и быстро отпихнула ногой выпавший магазин под кровать.
– Поговорим, старый мудила? – осведомилась она.
Врач попятился к окну, озираясь.
– Если крикнешь – полетишь в окошко стрижом. Ты легче шкафа, я тебя сдвину, – предупредила Глина, и Валентин Прокофьевич сглотнул.
Хотя у Глины все еще шумело в голове от электрошокера, и она мысленно поблагодарила охранника за то, что он наградил её малым зарядом. Заряд не вырубил её, а только придал злости.
– Чего ты хочешь от меня? – немного плаксиво спросил врач.
– Ты же ко мне пришел? Ты и хочешь, – криво усмехнулась Глина, – сейчас я вызову полицию и журналистов из «Пикантных страниц» и расскажу им, как два старых дядьки хотели изнасиловать и ограбить известную участницу «Битвы магов». Хочешь прославиться?
Врач помотал головой и стал что-то лепетать.
– Снимай штаны, – потребовала посерьезневшая Глина, но Валентин Порфирьевич помотал головой. Глина вздохнула и добавила, – снимай, не трать мое время попусту. Если бы я хотела тебя убить, уже убила бы.
Валентин Порфирьевич бросил пистолет на кровать Глины, трясущимися руками расстегнул ширинку, под полосатыми брюками на нем были белые трусы с алыми сердечками.
– О, да ты у нас ловелас! – хмыкнула Глина, дождавшись, когда мужчина предстанет перед ней в носках, натянутых почти до колен, и в фривольном белье. Покопавшись в карманах брюк, она достала портмоне. Ключей, которые ей были нужны, Глина не обнаружила.
– У меня есть деньги, конечно, в портмоне их немного, но в квартире больше, – торопливо сообщил Валентин Прокофьевич, – пятнадцать, нет… Семнадцать тысяч долларов, ты можешь их забрать. Только отпусти.
– Угу, – кивнула Глина, – где ключи от квартиры?
Валентин Прокофьевич достал их из кармана пиджака и положил на кровать.
– Умница, – похвалила его Глина, – сейчас домой пойдешь. Только расскажи, как моя сестра умерла, и я тебя отпущу.
– Глина, девочка моя, – заныл врач, чувствуя, что эта гадкая девчонка дает слабину, – тут моей вины нет совсем. Она больная была. У нее была опухоль головного мозга. Опухоль стремительно росла…
– А вы заставляли и заставляли ее работать. А бусины прикарманивали, – предположила Глина.
Валентин Порфирьевич замотал головой.
– Всё было не так. Она была неуправляемая…
Неожиданно зазвонил телефон, и Глина обернулась. Врач не упустил возможности, упал на колени, лихорадочно вытаскивая из-под кровати магазин с патронами и пытаясь вставить его назад в пистолет. За это он получил от Глины разряд электрошокером прямо под левую грудь, и, закатив глаза, откинулся к стене.
Глина подобрала пистолет и магазин, сунула их с глаз долой в тумбочку. Не спеша налила в стакан воды и растворила в ней алую бисеринку.
– Пей, свинья жирная, – пнула его в живот ногой Глина. Врач глухо застонал. Ничего не соображая, провонявший потом и мочой толстяк выпил все до дна.
Глина не испытывала облегчения от сделанного. Всё произошедшее выглядело грязно, некрасиво и неблагородно. Особенно лужа мочи и два тела в ее квартире. Глина позвонила Евгению, единственному, на которого она могла положиться и сказала, что у нее есть дело на миллион, и надо срочно помочь его истратить.
Евгений приехал только через два часа, и всё это время Глине пришлось провести в квартире, распихивая вещи в водруженный на свое место шкаф. Она чувствовала физическое и моральное истощение. Даже растворенная в воде белая бусина не помогла. Вернее, она немного взбодрила Глину, и девушка не упала в обморок у тела врача. Глина отгоняла от себя мысль о том, что она только что убила человека, но взгляд так и обращался к лежащему на полу Валентину Прокофьевичу. Толстый, полуодетый, жалкий, со всклоченными остатками волос над ушами, обрюзгший… Глину вырвало. Пришлось полежать на кровати, набраться сил и убрать за собой. Справившись с головокружением, Глина в ожидании подмоги разложила по полкам свитера, футболки и носки, выпавшие из шкафа. Расставила на его открытых полках книги. Повертела в руках осколки глиняной копилки и выбросила в мусорное ведро. Попыталась съесть яблоко, но только два раза откусила, и побежала в туалет, где вырвала уже над унитазом.
Евгений застал Глину растрепанной и с мокрым лицом.
–Ты не предупреждала меня, что я должен таскать трупешники по этажам, – слабо запротестовал он, вертя головой от лежащего тела охранника до сидящего на полу врача.
– Трупешник тут только один. Второй живехонек, хотя и выглядит огорченным, – Глина по-детски склонила голову на бок, – я одна их не утяну. На девятый этаж ведь надо!
– А я утяну? А с чего я должен их тянуть? – повысил голос Евгений.
– Ну, больше некому, – резонно пояснила Глина.
– Ни разу не смешно, – ответил ей Евгений, – а кто их пришил? И как? Что-то крови нет.
– Долгая история, – ответила Глина, – расскажу на досуге. Будешь себя хорошо вести, получишь семнадцать тысяч долларов.
– Не кисло, – оттопырив губу, согласился Евгений, – а чего толстяк без штанов?
–Шалил, – хмуро пояснила Глина, не ставшая рассказывать о том, что этому приему ее научил Шмурдяк, четко знавший, что врага надо не только обезоружить, но и унизить, от чего тот непременно растеряется и будет паниковать, – чего стоишь, волоки его.
Глина навела морок голубой бусиной, раскрошив ее в подъезде и лифте. Не опасаясь быть замеченной, игнорируя удивление Евгения, Глина завершила задуманное. Охранник и врач были перемещены в квартиру Валентина Прокофьевича. Голова охранника болталась, как у тряпичной куклы. Ноги были неестественно вывернуты. Он уже третий час лежал без сознания благодаря стараниям Глины и выпитому стакану водки с малой дозой темной субстанции. В квартире врача Евгений и Глина уложили мужчин на кровать. С охранника тоже стянули брюки.
– Бред какой-то, если посмотреть. Два педика. Один дохлый, второй полудохлый, – возмущался Евгений, вытирая выступивший пот.
Настроение у него несколько улучшилось, когда Глина вручила ему пакет из супермаркета, в который сложила найденные деньги. Валентин Прокофьевич ее не обманул, семнадцать тысяч долларов лежали в его сейфе, открыть который не составило труда.
– Ты понимаешь, что охранник тебя все равно вспомнит, так что… – Евгений провел пальцем по горлу, выразительно выпучив глаза.
– Ну, значит, надо линять… В квартиру возвращаться нельзя, – со вздохом ответила Глина.
***
– Я за тебя заплатила столько… Я офис в Туле продала, чтобы тебя выкупить у Шмурдяка. Вытащила тебя из такого дерьма, что тебе, дурочке, по детству и не снилось. А теперь ты сидишь и заявляешь, что тебе всё надоело! – сурово отчитывала Глину Эмбрас.
– Я все ваши затраты отработала за два года, Тамара Петровна, – спокойно ответила ей Глина и закурила тонкую сигарету.
– Не смей меня называть меня Тамарой Петровной, и не кури тут! – Эмбрас устало села на обитую зеленым шёлком софу, – вот что с тобой делать! Клиенты в очередь стоят, деньги рекой текут. А после каждого эфира шоу на улицу было выйти страшно – атакуют, на колени падают. У меня такие планы на тебя!
– Я устала и больше не хочу рыться в чужих семейных тайнах, щупать крестильные рубашечки умерших младенцев, юбки изнасилованных дочерей. Я уже ночами спать перестала.
– Знаешь, почему ты не можешь уставать, просто не имеешь такого права? – сощурилась Эмбрас, – потому что ты единственный человек, который помогает этим всем несчастным людям надежду.
Аргумент, хитро подобранный для ситуации, на девушку не оказал ни малейшего эффекта.
– Я всё решила, Тамара Петровна, – упрямо сказала Глина, – я уезжаю, искать меня не надо. Не поминайте лихом.
– Я тебя как родную дочь воспитала, неблагодарная! Ты столько узнала, ты стала Магитрессой с большой буквы! – высказала последний аргумент Эмбрас.
– Лучше бы я на швею-мотористку выучилась! – неожиданно злобно сказала Глина, – жила бы, как все!
– Ах, как все? – с иронией ответила ей хозяйка, уперев руки в бока, – я тебе расскажу, как живут все! В Жоподрищенске все живут, в домах с печным отоплением, на МРОТ живут, смотрят телевизор «ВЭЛС», а сосиски сраные хранят в холодильнике «Юрюзань»!
– А что плохого? – попыталась спорить Глина, – зато вся эта гадость, вся эта грязь мимо них проходит. А я что вижу? Зареванные лица, фотографии убитых детей, уголовные дела, списанные в архив, поседевших отцов?
– Кстати, о поседевших отцах, – Эмбрас достала из золотого портсигара любовно скрученный косячок, повертела его в белых толстых пальцах, унизанных кольцами, – ты, наверное, забыла, кто твоей бабушке и родителям ежемесячно деньги переводил? А кто тебе квартиру купил на Ленинградской? А кто тебя в Дубай возил? А сколько тряпки твои стоят? А?
– Я всё это отработала, – повторила Глина.
– Нет, милая, твоя отработка еще вся впереди, – мстительно сказала Тамара Петровна, закурила и позвала охранника. Василёк сгреб Глину в охапку, и, несмотря на то, что она брыкалась, как горная коза, отволок ее на третий этаж и запер в комнате.
***
К вечеру второго дня Глина поела. Она убедила себя в том, что не стоит тратить силы попусту, они и так слишком долго восстанавливаются. Бусины надо экономить.
На третий день Глина поняла, что в безмолвном заточении ее держать будут долго, пока это не надоест хозяйке.
Хозяйка… Глина всё чаще называла так Тамару Петровну. Властная, сильная, но по-своему несчастная и одинокая женщина не смогла стать Глине матерью, хотя и говорила всем и всегда: «Глина – моя дочка». У Глины была только одна мать, и никем ее было не заменить. Хотя связь между ними прервалась, Глина всегда помнила, что где-то далеко, в южном пыльном городе живет робкая и рано постаревшая женщина, которая так и не научилась любить своих дочерей.
Об отце Глина думала редко. Широко расставленные глаза, массивный пористый нос, глубокая поперечная складка на лбу, синий след от чирья возле левого уха, лысина на темени – всё в его вспоминаемом облике отталкивало, было противно Глине. Даже когда Переверзев снился дочери, то она видела его вынимающим ремень из брюк. Он никогда не находил доброго слова для нее, а Маринку называл дебилкой и никак по-другому. Он, видишь ли, стыдился дочери-инвалида. Ему, инженеру комбината, нельзя было «производить брак». А потом, когда его сократили и отправили на улицу газеты продавать, то без зазрения совести продал Маринку в секту, чтобы оплатить лечение. «Вот как за жизнь цеплялся! – думала об отце Глина, кусая губы, – но не от него ли и моя такая цепкость, настойчивость и природная злость? А, может, от матери, которая свое женское счастье видела в служении мужу, а на дочерей и внимания не обращала? Она тоже цеплялась за жизнь, как могла». Глина не хотела быть Переверзевой, и детскую обиду на родителей забыть не могла.
Сидя в заточении, Глина отлично понимала, что Эмбрас-Тамара мучительно ищет крючок, на который можно зацепить Глину, и ей было интересно, насколько хорошо хозяйка успела изучить Глину. Чтобы не сдохнуть со скуки, каждый день Глина делала разминку: доставала пальцами рук пятки, прикасалась лбом к коленям, делала примитивную «коробочку» и мостик, отжималась и прыгала на месте. Позвонки не хрустели, мышцы были послушны. Гимнастика ее успокаивала и помогала расслабиться. Глина вспомнила, как занималась в младших классах в кружке бального танца. Потом отец запретил, сказал, что только плохих девочек хватают за талию и за ноги мальчики… В запертой комнате было скучно. Читать Глина не любила, рисовать не умела, телефон у нее отобрали. Заточение, конечно, можно было прервать, бросив под дверь одну темную бисеринку … Но было жаль охранника. Василёк на работе, чем он виноват? К тому же она понимала, что Пасечник достать её отсюда не сможет. Слишком рискованно.
Глина знала, что уходить ей надо так, чтобы потом ее следы не обнюхивали все доберманы страны, и обдумывала варианты побега.
На пятый день подручные Эмбрас приволокли в офис отца Глины. Василёк открыл дверь в ее комнату и буквально втолкнул внутрь Алексея Семеновича. Дрожа от перенесенного испуга, отец накинулся на Глину.
– Ты что натворила?– спросил он с порога, пытаясь казаться грозным.
Глина встала с пола, на котором она заворачивалась «буквой зю», растягивая мышцы спины.
– Я соскучилась по тебе, папа, – сказала она язвительно, – вот тебя и привезли. Сам бы ты не приехал навестить свою доченьку.
Отец опешил и от тона, и от вида Глины. Последний раз он видел ее давно, почти ребенком, не считая появления на экране. Перед ним стояла молодая, совершенно бесстрашная, и очень опасная женщина.
– Ты тут живешь? – спросил он, оглядывая комнату.
– Нет, это моя тюрьма, – спокойно сказала Глина, – меня здесь держат и морят голодом, заставляя выполнять ненавистную мне работу.
– Какую такую работу? – спросил Переверзев, не переставая озираться.
– Например, людей убивать, – нехорошо засмеялась Глина.
Переверзев отшатнулся и бросился к двери, не известно, что мелькнуло в его голове, но он завопил не своим голосом и стал барабанить кулаками и пятками в дверь, стараясь не поворачиваться к дочери спиной.
Глина захохотала. Василёк открыл дверь и удивленно застыл на пороге.
– Чо ты тут, нагад, хулиганишь? – спросил он Глину, – ты это, давай, нагад, не наглей. С отцом тебе повидаться привелось, а ты, нагад, напугала старика до усрачки.
