Текст книги "Там, где горит свет (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Чуть ранее он говорил, что стихии смешиваются лишь посредством людской крови, если, конечно, речь не идет о шеарах, но Тьен все же запутался, пытаясь определить, кто из его родни кем был.
– Ладно, не ломай голову, – сжалился, махнув пылающей рукой, рассказчик. – Объясню. Лет двести назад одна хорошенькая сильфида привела в Итериан понравившегося ей паренька. Они все так делают, сильфиды, ундины, альвы… Ты же читал сказки? Иногда поиграют и возвращают человека назад, иногда оставляют себе навсегда. Эта оставила. И парня, и его маленькую сестренку. Эта сильфида, если еще не понял, была твоей бабушкой. Ее человек – твоим дедом. А его сестричке, когда она подросла, глянулся некий флейм. Юные девы имеют слабость к пылким во всех смыслах мужчинах. Вот так и получилось. А потом твоя мать встретила твоего отца. Ему стоило вспомнить о том, что нельзя смешивать кровь с низшим созданием…
– С низшим? – В памяти всплыло нереально прекрасное лицо, голубые глаза, ласковая улыбка. Пальцы сами собой сжались в кулак, и ногти впились в ладонь.
– С низшим, – повторил невозмутимо огненный. – Шеар стоит на вершине пирамиды творения, а люди, сбившись в стада, подобно животным, бродят у ее подножия. Она никогда не поднялась бы к нему, и он – не спустился бы к ней. А тебя просто не должно было быть.
И кто-то спустя несколько лет решил исправить ошибку.
Дед, о котором мать говорила, что он змей еще тот, или отец. Или оба, сообща.
Вспомнились тени, пожар. Сердце бешено забилось, на лбу выступил пот, и к горлу подкатила тошнота… Впрочем, последнее, скорее, оттого, что он уже несколько дней ничего не ел, думая совсем о другом. И то, другое, к слову, все еще не отпускало, а в свете всего только что услышанного, окрашивалось в иные оттенки. И мысли лезли совсем уж странные, что, вероятно, не так уж неправы были те, кто решил когда-то, что кровь, хранящая силу четырех стихий не должна достаться низшему, животному, которое, может быть, и научится управлять этой мощью, но отнюдь не в благих целях сохранения мира и гармонии…
– Если меня не должно было быть, почему ты не дал мне умереть тогда? Разве это не решило бы все?
– Это было бы неверное решение, – ответил огненный туманно. – Твоя смерть стала бы такой же ошибкой, как и твое рождение. Все должно быть не так
– А как?
– Иначе.
Да уж, разъяснил…
– Как я понимаю, к твоим «нет» добавилось еще одно, – вгляделся в его лицо огненный. – Нет, ты уже не рад, что завел этот разговор.
– Нет, я рад, – через силу выговорил юноша без тени сарказма. – В другой день все, сказанное тобой, могло бы здорово испортить мне настроение. Сегодня портить было нечего. Так что рассказывай дальше.
Огненный покачал головой:
– Все. Я и так сказал больше, чем должен был. Остальное узнаешь со временем. Или не узнаешь никогда.
Он уже готов был стать частью огонька на фитиле лампы, но Тьен остановил его.
– Погоди. У меня еще один вопрос. Не о том… Почему ты помогаешь мне? Ты уже говорил, что не слуга и не обязан, но все-таки помогаешь.
– Наверное, потому… – протянул огненный и задумался почти на минуту. – Наверное, это можно назвать ответственностью. Ты – порождение моего творения.
– Не только я, – не принял такого ответа юноша. – И не только твоего. Но ни Вода, ни Земля, ни Воздух не выказывают участия в моей судьбе.
– Значит, это вина, – глухо выдохнул сгусток пламени, вдруг утратив очертания. – Чувство вины за то, что происходит с тобой. Это ведь я, а не Вода или Земля, сохранил тебя и вернул. И, возможно, я сделал что-то не так. Я очень торопился, пять циклов слишком мало. Или не нужно было стирать все твои воспоминания. Я забрал твою боль, но вместе с нею отнял всю радость, что у тебя была, любовь родителей, друзей… И даже пони. Кто знает, каким бы ты был, если бы я оставил тебе это?
Тьен вспомнил слободу, ночлежку Сун-Реми – с воспоминаниями о счастливом детстве там было бы еще хуже, и не исключено, что маленький Этьен Лэйд сломался бы в первый месяц такой жизни. Или ожесточился бы еще больше, зная, что это – не его жизнь, а ту, что была его, у него безжалостно отняли.
– Скоро я уже не смогу разговаривать с тобой вот так, как сейчас, – сказал Огонь. – Когда ты соберешь все стихии, это будет трудно. И тогда я уже ничего не смогу для тебя сделать.
– А сейчас можешь?
– Да. Если ты захочешь. Я могу забрать еще немного из твоей памяти. Например, последние дни. И когда ты снова попросишь меня отыскать убийцу твоего друга, я скажу тебе, что он уже мертв.
Заманчивое предложение, но Тьен нашел в себе силы отказаться.
– Нет. Я хочу помнить. Все.
Огненный смерил его долгим взглядом и, кажется, понял.
– Хорошо. Пусть будет так. Мы долго говорили в этот раз, поэтому в следующий встретимся нескоро. И раз уж ты помнишь… Помни.
Знак, такой же, как тот, что вычерчен в центре найденной Генрихом Лэйдом в центре каменной плиты, на миг вспыхнул в воздухе, и юноша остался один.
Встряхнулся, отгоняя все мысли разом. Огляделся, словно впервые увидел грязную комнату, ведро-умывальник и осколок зеркала на стене, и брезгливо поморщился.
В кармане пальто лежали деньги, которые он забрал со старой квартиры. Хватит и на новую одежду, и на баню, и на цирюльника. Еще и останется немного до тех пор, пока он решит, что делать дальше.
Можно сказать, что все время, что Тьен отсутствовал, Софи места себе не находила, но это было не так. Место она нашла сразу же: у окна в кухне, откуда хорошо просматривалась калитка и ведущая к крыльцу дорожка. Ела здесь, хоть и не хотелось, но через силу себя заставляла, пила чай, читала брату сказки, шила что-то, чтобы занять руки…
Когда на следующий день, после того, как постоялец вдруг сорвался в ночь, а она нашла газетную заметку, девочка не вышла на работу, хозяин прислал мальчишку узнать, что случилось. Сказала чистую правду: плохо себя чувствует. Совсем плохо. И вид у нее при этом, наверное, был соответствующий, потому что пацаненок, передавший господину Гийому ее слова и, видимо, от себя чуток добавивший, через час прибежал с гостинцами от лавочника, меда баночку принес и горькой спиртовой настойки, которую хозяин велел в чай подливать.
Медом она для Люка булку намазала, а настойку, как и наказали, вылила в чай, всю сразу, и тогда, впервые за два дня, уснула. А проснувшись, снова уселась у окна в кухне.
Люк, умница, все понимал, не капризничал, просьбами не донимал, играть не звал. Только спрашивал иногда, заглядывая в пустую комнату, где его «напалник» и скоро ли придет.
– Скоро, – отвечала Софи уверено. – Вот покушаешь, поспишь…
А когда братишка вдруг разревелся из-за того, что она отказалась ему крепость из стульев строить, строго пригрозила:
– Будешь плакать, Тьену расскажу!
Сразу прекратил.
На второй день она вдруг спохватилась: вернется квартирант, а в комнате у него не прибрано, еды нет, сама неумытая, непричесанная, показаться стыдно. Взялась за уборку, хоть на пару часов себя заняла. Быстрее бы управилась, но то и дело к окну бегала или к двери, когда слышались в улицы то скрип, то какие-то голоса. Потом собралась, братишку одела, и на рынок вышли. Тут уже быстрее старалась, купила все, что нужно, и сразу домой – вдруг уже пришел? Только зря торопилась. Но ничего, время осталось ужин приготовить. Придет Тьен, а у нее суп на плите, капуста тушеная со свиными ребрышками, блинчики…
Суп забыла в холод вынести, так он к утру забродил, что тот квас. Пришлось вылить. И блинчики не накрыла, подсохли за ночь.
– Софи, ну не пачь, – просил Люк, обнимая сестру за вздрагивающие плечи. – Не пачь, не надо.
– Убытки одни, – сокрушалась она сквозь слезы. – Столько продуктов перевела.
Супа, если честно, было совсем не жалко, да и блинов тоже, но успокоиться никак не получалось.
– Не пачь! – сердито топнул ногой братик. – Тьен пидет, все сказу!
Только хуже сделал.
Рыдать перестала, лишь услыхав, как хлопнула калитка. Вскочила, кинулась не к окну, а сразу к двери, выскочила во двор, зареванная, с красными глазами и припухшим носом, и замерла на пороге каменным изваянием: никого. Просто ветер. А она забыла калитку запереть, вот та и открылась, показав кусочек пустой улицы. Девочка стояла на крыльце, пока холодный воздух не остудил горящие щеки и не высушил слезы, а затем медленно вернулась в дом. Убрала на кухне, и заново взялась за готовку. После ни с того, ни с сего решила навести порядок в запертых на зиму комнатах. Работы там было хоть отбавляй, и она провозилась до позднего вечера, как и прежде отбегая к окну или двери всякий раз, когда что-то мерещилось, или в спальню, где стояла на столике фотография из музея, словно боялась, что может внезапно забыть его лицо и не узнает при встрече…
Спать Софи не собиралась. Думала, почитать еще немного на кухне, когда уложит Люка, и даже книжку приготовила – взяла у Тьена на полке, без картинок и с непонятным названием, лишь бы не лезли снова в голову всякие ужасы. Но за день устала и, присев на пол у кроватки брата, задремала, положив голову на одеяло.
Проснулась от негромкого шума – с кухни, кажется.
Вскочила, хотела тут же мчаться на звук, но помедлила. Страшно было опять обмануться.
Неспешно вышла в темный коридор и тут же заметила свет из-за плохо прикрытой двери кухни. Сердце радостно запрыгало в груди. Рванулась вперед, уже взялась за ручку… И вдруг вспомнила, что сама не потушила лампу, собираясь еще вернуться к книжке.
Тоска и тревога вернулись в одночасье, захотелось опять расплакаться, но она сдержалась…
Вошла в кухню, прищурилась от света и, взглянув на стол, чуть не закричала на весь дом. Зажала ладошкой рот, а из глаз все-таки брызнули слезы: на скатерти лежал бумажный пакет, от которого так знакомо пахло сдобой, рядом два леденца на палочке, а в стороне – завернутые в газету цветы. Три разноцветных бутона выглядывали из-под уголка печатной страницы, красный, белый и желтый. Приблизившись, девочка недоверчиво коснулась пальцами нежных лепестков.
– Розы, – прошептала она, убедившись, что это не сон. – Зимой розы. Откуда…
– Из оранжереи Батиста. – Он неслышно подошел со спины, обнял за плечи. – Я спрашивал Маргариту или Клариссу Санье, но у них таких нет. Пришлось взять Красавицу Южноморья, Филомену и Нирейскую невесту. Только не спрашивай, кто из них кто.
Софи обернулась и тут же оказалась прижата щекой к пахнущей одеколоном рубашке, по-прежнему не видя лица парня.
– Прости, что сорвался, ничего не сказав, – прошептал Тьен, ткнувшись носом в ее макушку. – Помнишь, мы собирались встретиться с моим другом, а он не пришел…
Ему нелегко давались слова, и она не дала ему продолжить:
– Я знаю. В газете прочитала. – Ланселот – слишком редкое имя, чтобы ошибиться. – Мне очень жаль.
– Я был… не в себе эти дни. Не хотел, чтобы вы с Люком видели меня таким.
– Главное, что ты вернулся.
– Разве можно не вернуться туда, где для тебя горит свет?
Софи подумала, как же замечательно вышло, что она забыла потушить лампу, хотя он, казалось, имел в виду совсем другое.
Теплые губы коснулись ее виска, и девочка дернулась, словно пчела ужалила.
– Ох, мелкая, – улыбнулся парень, разжимая руки и отпуская ее, – что ж ты мелкая-то такая?
– Цветы, – пробормотала Софи, краснея от этой его улыбки. – Надо в воду поставить.
Желтая – это Филомена, она знала. Невеста – наверняка белая. Значит, красная – Красавица Южноморья…
Глава 21
На следующий день Софи снова в лавку не пришла – проспала. Полночи с Тьеном просидели на кухне, говорили. Вроде бы о пустяках, о ерунде всякой, но вспоминать отчего-то стыдно: сразу кровь к щекам приливает, мурашки холодные по телу, а внутри все огнем горит…
Но потом – ничего, вернулось все, стало как и раньше. И с работой, и с постояльцем.
Господин Гийом, правда, поворчал немного, что слишком часто она хворать стала, но больше по-доброму, по-отечески. Вместо четырех дней всего два из жалования вычел, и делами на первых порах после «выздоровления» не сильно нагружал.
А с квартирантом – тут сложнее. Непонятнее. Ведь если он денег за жилье теперь не дает, то получается, и не квартирант уже. А кто?
Софи почти неделю над этим вопросом голову ломала. Никак не объяснишь. Но если не умом, а сердцем судить, то как-то правильно все выходило, словно только так и должно быть, и никак иначе. Тьена она про это, конечно, не спрашивала. О другом узнать хотела, но тоже стереглась пока. Непонятное что-то с парнем творилось, а что, так сразу не объяснить. Вроде все тот же, а в чем-то, в мелочи какой-то, во взгляде, в слове, случайно оброненном, совсем другой. И вести себя стал временами странно. Во вторник она из лавки вернулась (засветло уже, зима-то последние деньки отбывала), а он для Люка качели смастерил – веревка с дощечкой – и на яблоне повесил. Малыш катается, а Тьен тем временем в саду копошится. Сказал, убрать к весне надумал. Листья прошлогодние и впрямь в кучу сгреб, дорожку вымел. Только когда Софи пришла, он на корточках у забора сидел, сухую землю из руки в руку пересыпал и нашептывал что-то, даже ее сразу не заметил…
Еще рисовать стал, все черточки какие-то, фигуры, звезды пяти и шестиугольные, кругами обведенные. Порисует-порисует, бывало, десяток листов за раз изведет, и тут же в печку кинет…
Но не так часто с ним эти странности случались, чтобы переживать. Может, просто бездельем человек мается? Вот, например, в вечер перед выходным Софи на кухне возилась, хотела загодя еды наготовить, потому как на следующий день уже погулять договорились, вдруг слышит, у постояльца в комнате стук какой-то: бум, бум, бум. Пошла поглядеть, так оказалась, он там с табуретки прыгает. Разминка, говорит, такая, мускулатуру укрепляет. А сам до пояса раздет, и мускулатура, ага… В общем, она решила, пусть себе прыгает.
В выходной в город вышли. В парке погуляли, в кондитерской посидели. Про то, чтобы на площадь Адмиралов сходить ни один не заикнулся: Ламили там неподалеку живут, пойдешь – точно встретишь. Но о том, что у Анны скоро день рождения Софи помнила, и подарок уже купила. Решила, что занесет, поздравит, а в дом и заходить не станет. Хоть и вряд ли пригласят…
На обратном пути в книжный магазин заглянули, что недавно в центре открылся. Огромный, два этажа, и все книги, книги – глаза разбегаются. Тьен себе что-то долго присматривал, но купил только сказки для Люка – «Приключения в стране фей» какого-то Бернарда Брю.
– А вы знаете, господин Брю, наш прославленный земляк, на будущей неделе посетит наш магазин! – радостно известил их продавец. – Есть прекрасная возможность задать вопросы любимому автору и получить автограф!
– Придем? – спросил у девочки Тьен.
– У меня работа, – напомнила она.
Да и не был господин Брю ее любимым автором – только сегодня впервые имя услышала.
А парень решил все-таки сходить.
Накануне книжку про фей от корки до корки прочел и весь вечер писал что-то, даже с Люком играть отказался, хоть тот и упрашивал, а Софи, когда она спросила, что за писульки, ответил, что секрет и, может быть, ничего еще и не выгорит.
Но выгорело.
– Вот, держи. Только сразу не трать. – Она только-только вернулась с работы домой, по дороге из лавки заглянув на рынок за керосином, а постоялец с ходу всучил ей тонкую стопочку банковских бумажек.
– Что это?
– Да вроде бы деньги, – удивился вопросу парень. – Пусть у тебя будут, ты лучше знаешь, что в дом покупать нужно.
– Откуда столько?
Тьен усмехнулся:
– От господина Бертрана Брю. Получили сегодня вместе с автографом. Да, Люк?
Он подмигнул путавшемуся под ногами «напарнику», с которым ходил днем на встречу с писателем, и Софи за голову схватилась. Стянула шапку и спрятала в ней лицо.
– Вы… Ты… – Слов не было на такую бесшабашную наглость ответить. Но выдавила кое-как: – Ты сказочника ограбил?
Представился добродушный длиннобородый старичок в старомодном сюртуке и с клюкой, у которого бессовестный вор вытянул из кармана кошелек, лишив последнего нажитого.
– Чего? – переспросил оскорбленно парень. – Кто кого ограбил? Люк, мы кого-нибудь грабили?
– Не-а, мы не г’абили! – звонко подтвердил малыш.
– Но деньги… – Софи совсем растерялась.
– Продал писаке кое-какие историйки, – объяснил Тьен. – И идею для романа – может, напишет. Почитаем.
– Продал? Свои сказки? – догадалась девочка.
Раньше ей и в голову не пришло бы, что за такое возможно денег выручить. Но сказки у Тьена были расчудесные, таких наверняка ни в одной книжке нет… А теперь будут.
Уже за ужином, хорошенько все обдумав, снова завела эту тему:
– Ты же мог сам книгу написать. Тогда бы все знали, что это твои сказки, а не какого-то Брю.
Милый старичок в ее сознании превратился в толстого сквалыгу, наживающегося на чужом труде и фантазии.
– Написать, наверное, мог бы, – согласился, поразмыслив, парень. – Но издать – вряд ли. А у этого Брю каждый год новые книги выходят. Имя, договоры с издательствами… – Он заметил ее удивленный взгляд и пожал плечами, отвечая на не озвученный вопрос: – Да, знаю об этом немножко. Когда-то один человек рассказывал. Тоже пытался книжки писать, не сказки, а серьезные вещи. Он в последнюю войну воевал, повидал многое. Потом профессору одному записки продал, тот их в свои труды включил. И истории остались, и Михалу деньжат перепало. Михал – это тот человек, что мне о книгах рассказывал. Умер он уже… А я с лета на кладбище не был…
Тьен вдруг застыл, глаза словно остекленели, и цвет их уже не казался таким ярким. Софи сделалось страшно, и она поспешила накрыть ладонью его лежавшую на столе руку, чтобы он оттаял от ее тепла, а не превратился в ледяную статую.
– Я и к Лансу не пошел…
Глаза у парня совсем потемнели, и Софи еще крепче сжала его пальцы.
– Давай завтра сходим, – предложила она тихо.
– Куда? Я не знаю. Кладбище, что за церковью Святой Варвары, и Михал там. А где могила…
– Там смотритель есть, у него все записано. Нужно имя назвать, он подскажет, где найти, – скороговоркой проговорила девочка, как будто промедли она хоть секунду, случится что-то непоправимое. И добавила после паузы, опустив голову: – Мама тоже там похоронена, а мы с Люком еще осенью крайний раз ходили.
О сказках забыли. Договорились на следующий же день, как только она в лавке освободится, сходить на кладбище.
Но уже поздно вечером Софи заглянула все-таки к постояльцу. Не уснула бы, если бы не спросила.
– Ты теперь воровать совсем не будешь?
Даже если книжек писать не станет, можно же и другую работу найти. Вот на рынке грузчики всегда нужны, или почтальоном пойти – в прошлом месяце на почте объявление висело, в мастерскую слесарную помощником, замки-то без ключа открывать научен… Только не коммивояжером!
– Не знаю. Как карта ляжет.
Вроде и не пообещал ничего, но все равно спокойнее стало.
На кладбище пошли через два дня.
У Тьена там друг и старый книжник Михал, у Софи – мама и бабушка. Бабуле, когда еще отец с ними жил, успели гранитное надгробие справить, а у мамы второй год деревянная табличка. Вор-не вор, квартирант-не квартирант пообещал по весне этим делом заняться, сказал, нормальные плиты поставят, и маме, и Лансу, потому что у того тоже пока только табличка была…
После кладбища ему словно легче стало, не замыкался уже в себе, не отмалчивался. Чудил, правда, иногда по-прежнему, но уже не пугал. И гулять с ними вечерами ходил, и сказки опять Люку рассказывал, и с железной дорогой они с ним играли, пока Софи по дому хлопотала.
В общем, хорошо жили. До самой весны.
А весной, думала девочка, еще лучше заживут.
Тьен отлично помнил, как перешел из попрошаек в ученики, а затем и в подмастерья к Ловкачу Мило. После того на недавних коллег-побирушек смотрел уже свысока, и не было бы для него большего позора, чем вновь оказаться с драной торбой на Людном перекрестке. Вот и теперь проснулось в душе что-то похожее, стукнуло вдруг: что же это он, потомок правителей Дивного мира, управляющийся уже, пусть и не без сложностей, с двумя из четырех стихий, кошельки у мещан тырит? Мелко это для него. Низко. Но и в дворники идти или в грузчики, как недавно Софи заикнулась, тоже не дело – это, даже в сравнение с воровством, откат далеко назад. Нет, нужно другое что-нибудь придумать.
Книжки бы, и правда, писать. Или в солидной конторе документами ведать. Или в музее том же экскурсии водить…
Но для этого нужно было хотя бы школу закончить, не говоря уже о всяких там институтах. Появилась мыслишка фокусником заделаться, начать с ярмарки, а дальше можно было бы свое шоу открыть, театрик небольшой в аренду взять, Софи билеты продавала бы, а Люк афишки и сладости по рядам разносил… Но глупо выходило, по-детски. Не для баловства такая сила, не людишкам на потеху. А для чего, Тьен сам не знал. И, если совсем честно, в глубине души надеялся, что и не узнает…
В первый день весны Софи предупредила, что задержится после работы. Тьену по-прежнему не нравилось, что она с утра до вечера торчит в лавке, но, пока сам не нашел подходящего места, о том, чтобы ушла от хозяина, больше не заговаривал. Жить за ее счет он, естественно, не собирался, но и становиться виновником того, что Софи с Люком окажутся вдруг без источника заработка – тоже. Потому без возражений провожал на работу, следил, чтобы позавтракать не забывала и обед с собой взять, а после занимался с малым и по дому делал что-нибудь, если нужно было, а когда Софи предупреждала, что продуктов возьмет или на рынок из лавки завернет, встречал на полдороги, чтобы она с сумками не тащилась.
Но в этот раз она о продуктах ничего не говорила и причин задержки не объясняла. Да и задержалась не так чтобы надолго. Только пришла грустная и сразу же спряталась в своей комнате.
С ходу лезть с расспросами Тьен не стал. Вдруг там какие-то девчоночьи проблемы, о которых ему и знать не нужно? Но Люка заслал поглядеть, что и как.
– Пачет, – со вздохом сообщил вернувшийся из разведки напарник. И у самого глазенки заблестели, вот-вот разревется.
– Разберемся.
Тьен усадил малого у себя с книжками и сладостями, а сам постучался в спальню к Софи.
– Нельзя! – выкрикнула она. По голосу подтвердилось: плачет. – Я… переодеваюсь…
– Поздно, я уже вошел, – заявил с порога юноша. Посмотрел на сидевшую на софе девочку, которая давно уже сменила рабочее платье на домашнее и успела намочить слезами рукава, и укоризненно покачал головой: – Знаешь, что обманывать нехорошо?
Подошел, присел рядом.
– Что случилось?
– Ничего, – всхлипнула она.
– Из-за ничего не ревут. – Развернул ее лицом к себе, вынул из кармана платок и стер со щек мокрые дорожки. – Рассказывай.
– У Анны сегодня день рождения. Я ей альбом купила, занесла…
– И что она тебе наговорила? – нахмурился юноша.
– Ничего, я же сказала. Я ее и не видела. Ни ее, ни Ами… Тетка какая-то дверь открыла, я подарок отдала и ушла…
– А плачешь чего?
– Не знаю. Плохо все. – Софи по новой зашмыгала носом. – Совсем плохо. Мама умерла. Отец бросил. Подружек у меня нет. И никому я не нужна-а-а…
– Мне нужна.
– Ага, нужна. Завтра съедешь, и поминай, как звали. А мы с Люком опять одни останемся-а-а-а…
– Никуда я не съеду. И вас не оставлю, – пообещал Тьен, заново оттирая от слез зареванную мордашку. – Разве что сама прогонишь.
– Не прогоню, – девочка затрясла головой, словно самой мысли об этом испугалась. – Никогда.
– Значит, никогда и не уйду. Только ты это…
– Что? – она подняла на него влажно блестящие глаза.
– Да так, ничего.
Росла бы скорее, что ли…
…Вспышка ослепительно-яркого света. Мир вокруг тонет в белом тумане. Теряются очертания домов, не видно людей…
Он идет вслепую. Почти бежит.
Кажется, ему кричат вслед, но он не слышит ничего, кроме стука собственного сердца.
– Эй, парень! – Чьи-то пальцы вцепляются в плечо.
Он взмахивает крыльями, отталкивая человека, и снова бежит.
Зрение постепенно возвращается. Незнакомые улицы, чужие люди, удивленные взгляды.
Быстрая темная тень настигает его на перекрестке. Останавливается, обретает форму. Не страшный хищник – всего лишь большой автомобиль с закрытым верхом.
Но дверца открывается, словно голодная пасть, и красная обивка салона похожа на зев…
– Залезай, быстро! – командует сидящая за рулем женщина.
У незнакомки сердитые синие глаза и длинные золотые волосы. Тревога на тонком лице совсем не портит его красоты.
– Садись, кому говорю!
Расправить крылья, оторваться от земли и улететь…
– Только посмей, – угрожающе шипит красавица. – Хватит на сегодня представлений, Этьен.
– Тьен, – поправляет он машинально. Очнувшись от звука собственного голоса и имени, оглядывается и решается воспользоваться приглашением. Хлопает дверца, авто срывается с места, а он теперь может рассмотреть следящую за дорогой женщину. В мыслях проясняется, память подсовывает подсказки. – Лили, да?
И все из-за этого дурацкого мяча…
Мяч Люку он обещал давно, а купить получилось только теперь, на второй неделе ворвавшейся в город весны. Мальчишка, невероятно довольный, шагал между «напарником» и сестрой, прижимая к груди подарок, улыбался и счастливо щурился, вдыхая запах тертой кожи.
– В кондитерскую зайдем? – предложил Тьен.
Софи огляделась, потянулась, набрав полную грудь воздуха, и шумно выдохнула.
– Нет. Давай, еще погуляем? Погода такая…
Погода выдалась замечательная. Они гуляли по широким центральным улицам, но даже здесь рычание проезжающих мимо автомобилей не заглушало птичьего гомона, а едкие выхлопы быстро развеивались, смешиваясь с ароматами теплой сдобы, кофе и продаваемых с открытых прилавков тюльпанов. Солнышко пригревало, призывая скинуть шапки долой и распахнуть куртки и пальто. Легкий ветерок обдувал разгоряченные ходьбой щеки. А встречные прохожие, все как один, лучились благожелательными улыбками, словно и люди по весне потеплели и оттаяли.
– Погуляем, – согласился юноша. – Только малому нужно хоть пирожок взять. Да и я пожевал бы чего-нибудь.
Из всей их компании только Софи не хотела есть, как будто уже одним весенним воздухом была сыта. Девчонка! А у мужчин к этому делу подход серьезный. Тьен купил на лотке пяток пирожков: два Люку, с повидлом, и три себе, с разными начинками – с картошкой, с капустой и с мясом. Вытащил первый попавшийся и загадал, что если попадется мясо, день будет удачным, а если картошка – то нет. Надкусил – капуста. Решил, что тоже неплохо.
– Люк, давай мяч подержу, пока ты поешь? – предложила Софи братишке, но тот решительно отказался расставаться с подарком. Так и шел между ними, одной рукой удерживая мяч, а во второй зажав пирожок.
– О, глядите-ка! – Тьен остановился под цветной вывеской. – «Нужные вещи». Может, нам тоже что-нибудь нужно?
За стеклом огромной витрины была разложена, развешена и расставлена всякая всячина: лампы, цветочные горшки, кашпо, картины, маленькие декоративные столики с выставленными на них статуэтками и чайными сервизами, подставки для зонтов и тростей, подносы, тортовницы, сахарницы и прочее, и прочее…
– Купим вон те щипцы, – показала пальчиком Софи.
– Зачем?
– Буду тебя щипать, – рассмеялась она, без лишних приспособлений ущипнув за плечо.
– Вот как? Тогда я куплю вон тот утюг. – Он провел ладонью по ее спине и шепнул в порозовевшее ушко: – Буду тебя гладить.
– А я куплю терку! – быстро справилась со смущением девочка. – Буду тебя тереть!
– Тут нет терок.
– Тут нет, а в магазине наверняка есть. Зайдем?
– Зайдем, – согласился Тьен. – Может, там шило есть.
– Свое, что же, потерял? – расхохоталась Софи. – Небось, выпало, когда с табурета прыгал!
– Дурочка, – буркнул с улыбкой он. – Малому думал ботинки прошить, старая нитка совсем потерлась… А где он?
Мальчишки, минуту назад топтавшегося у ног, рядом уже не было.
– Люк! – Девочка встревоженно завертелась, высматривая брата, и вдруг с отчаяньем рванулась вперед, к краю тротуара. – Люк!!!
От ее крика перевернулось все внутри. Время замерло, и Тьену сумел увидеть, рассмотреть все до мелочей и понять: не успеет. Никто не успеет. Малыш, выскочивший на дорогу за выпавшим из рук мячом, не успеет убежать от летящего на него автомобиля. Водитель не успеет нажать на тормоза или свернуть. Софи споткнется о бордюр и упадет уже рядом с отброшенным сильным ударом безжизненным тельцем. А он, Тьен, не успеет даже сдвинуться с места. Если только…
Страх, годами преследовавший его во снах, прошелся холодными пальцами по хребту, но он стряхнул его, резко и решительно. Отбросил назад хлопнувшими за спиной невидимыми крыльями и, спружинив от мостовой, взлетел, чтобы приземлиться между ребенком и мчащим навстречу авто. Успел увидеть испуганное лицо вцепившегося в руль мужчины и с силой толкнул ладонью воздух, вперед от себя.
Мощная волна прокатилась по мостовой, выворачивая булыжники, и врезалась в автомобиль.
Лопнули со звоном фары.
Лобовое стекло пошло трещинами.
Заскрипел, сминаясь, металл.
В следующий миг машину повело в сторону и швырнуло на фонарный столб…
– Люк! – Софи подбежала к мальчику, подхватила на руки. – Маленький мой, что же ты…
Казалось, она ничего не поняла, даже не видела, глядя лишь на брата. Но остальные люди, привлеченные криком и визгом тормозов, в эти несколько секунд наблюдали нечто невероятное и сейчас замерли, сверля его десятками глаз, настороженных, испуганных, удивленных, восхищенных и откровенно злобных. С проклятиями выбравшийся из кабины водитель направился прямиком к нему.
Какие-то тени приближались с обеих сторон от тротуаров. Возбужденные голоса превратились в невнятный гул.
– Ты как, парень? – спросил кто-то.
В голосе, как и в самом вопросе, не было враждебности, но для Тьена это стало последней каплей.
Захотелось убежать от них, спрятаться, укрыться от назойливых взглядов. Крылья еще трепетали за спиной, и небо манило свободой…
Но до неба он не добрался – только на крышу. Остановился на краю, чувствуя как кружится, словно от вина, голова, и опять полетел, но теперь уже вниз.
А потом была вспышка, незнакомые улицы, на которых не отыскать ни Софи, ни Люка, и неизвестно как добраться отсюда домой, и подкативший к нему черный автомобиль…
– Лили, да?
– Нет, – улыбнулась красавица, и тень тревоги на миг слетела с ее лица. – Но можешь называть меня так. Мало кому удается выговорить мое настоящее имя. Как себя чувствуешь?
– Уже лучше. Мне… Мне надо вернуться! Меня ждут!
Машина затормозила на перекрестке.
– Слушай меня внимательно, малыш, – строго заговорила женщина, развернувшись к нему. – Ты уже натворил сегодня дел. Но, думаю, Фер с этим разберется. Ты же уже вспомнил доброго дядю Фернана, да?
– Вроде того, – выдавил юноша. То ли от полетов, то ли от быстрой езды его начинало мутить.
– Он сейчас там, пытается ликвидировать последствия твоей неосмотрительности.
