355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Шевченко » Там, где горит свет (СИ) » Текст книги (страница 16)
Там, где горит свет (СИ)
  • Текст добавлен: 11 ноября 2017, 02:00

Текст книги "Там, где горит свет (СИ)"


Автор книги: Ирина Шевченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Вечером следующего дня Тьен сидел в небольшом ресторанчике на окраине Ли-Рей. Он никогда раньше не бывал в этом заведении и вряд ли когда-нибудь придет снова: отвратительная кухня, унылый интерьер, пошлые песенки в исполнении пожилого паяца с гармоникой. Но сегодня, никому здесь не знакомый и не интересный, он мог спокойно дождаться того часа, когда в домах начнут зажигать свет. Скоро кто-нибудь, козырь или его фигуристая подружка, поднесет горящую спичку к фитильку лампы или провернет ручку электрического включателя, и тогда он увидит их. Обязательно увидит.

– Желаете что-нибудь еще?

– Кофе. Принесите полный кофейник, сахара и сливок не нужно.

– Что подать к кофе? Могу предложить вам крепсы с вишневым сиропом или…

– Просто кофе. И счет.

Официант собрал на поднос тарелки с нетронутым салатом и жюльеном, который юноша лишь слегка поковырял вилкой, и через несколько минут принес кофейник и чашку.

– Мне кажется, вы чем-то расстроены, – обронил он негромко, наклонившись, чтобы налить кофе. – Одна из девушек, что сидят за столиком у эстрады, с радостью скрасила бы ваш вечер.

– Благодарю за заботу, но как-нибудь в другой раз.

– Вы не…

– Я сказал: нет.

Юноша резко развернулся к официанту, и тот оторопело отпятился, как щитом закрыв грудь подносом. Обычно ярко-зеленые глаза вора сейчас казались совершенно черными, словно расширившиеся неестественным образом зрачки затопили собой радужку, и если бы человеку хватило выдержки посмотреть в эти глаза подольше, он, возможно, заметил бы, как на дне их вспыхивают время от времени недобрым светом маленькие огоньки. Но официант быстро отвел взгляд и поспешил удалиться.

Кофе тут был таким же дрянным, как и еда. Или – эта мысль пришла в последний момент – он просто не чувствует настоящего вкуса. Как бы там ни было, Тьен сделал несколько глотков и отодвинул чашку. Достал из кармана спички. Пора.

Он уже видел сегодня их обоих, и шулера, и его девку, но всегда лишь мельком, в случайных вспышках, когда, как учил Огонь, обращался внутренним взором к отражениям пламенной стихии. В первый раз было сложно: долго не получалось понять, как можно слиться сразу с тысячами горящих по всему городу огней, а когда получилось, голова, казалось, разорвется на части, распираемая заполнившими ее образами. Видимо, он хватил лишку, и вместо тысячи огней пред ним их зажглось миллион, лица и силуэты накладывались друг на друга, дворцы и нищенские халупы срастались стенами, населяясь странными существами, лишь отдаленно похожими на людей, и в беснующемся пламени не разобрать было, кто есть кто. Его стошнило, кровь пошла через нос и уши. Но Тьен справился. Придя в себя, повторил снова и не раз, пока, в конце концов, к полудню, наверное, не научился концентрировать внимание на выбранных образах, оставляя из тысяч сотни, из сотен – десятки, а после сосредотачиваться на одном. Листал отпечатавшиеся в огне картинки, словно страницы книги, быстро, но внимательно просматривая каждую. Так и нашел впервые козыря. Узнал сразу по худому, вытянутому лицу, длинному носу и тонким усикам, по темным, постоянно прищуренным глазам расчетливого хищника. Нашел его и тут же потерял. После видел белобрысую потаскуху, укравшую у него законный выстрел, который мог предотвратить немало бед и – самое главное – сохранил бы жизнь Ланса. Сучка смеялась, разговаривая с кем-то рядом, но огонь не позволял слышать – только смотреть. И Тьен смотрел до тех пор, пока и она не растаяла, скрытая другими изображениями…

Но теперь, когда наступил вечер, они уже не спрячутся от него.

Юноша зажег спичку и сосредоточенно всмотрелся в огонек. Секунда, две. Не только увидеть, но еще и почувствовать. Они где-то рядом, где-то совсем рядом…

– Простите, но у нас не курят, – несмело приблизился официант.

– Я и не курю.

Бросив спичку в чашку с недопитым кофе, Тьен оставил на столе деньги за обед, надел пальто и вышел на улицу.

Совсем рядом. Лишь пять минут ходьбы. Два поворота. Три ступеньки на крыльце.

Жаль, что он не научился перемещаться через пламя, вошел бы сейчас без стука. Можно попробовать, конечно, но риск снова взорваться вместо того, чтобы гореть был велик, а Тьен не хотел, чтобы козыря завалило обломками стен – прежде чем сдохнуть, тот должен узнать, за что.

– О, какая встреча! – громко воскликнули за спиной, когда рука вора уже потянулась к звонку. – Мой юный и, несомненно, талантливый друг-стихоплет!

Тьен обернулся. К нему, тяжело опираясь на трость, поднимался по ступеням Александр Виллер. Поэт был дважды «не»: не в духе и нетрезв.

– Шли бы вы отсюда, – посоветовал юноша спокойно.

– А почему не в рифму? – пьяно оскорбился, невзирая на почти весеннее тепло, укутанный в шубу бородач. – У тебя же такие дивные экспромты выходят… щенок!

– Пшел отсюда! – ощерился Тьен.

– А зубки, смотрю, тебе уже считали и одного недосчитались, – раскатисто рассмеялся Виллер. – Что случилось? Кому-то не понравились твои стишки?

– Иди, куда шел, – угрожающе повторил вор. Не хватало устроить шум под дверью козыря. Хотя… – Какого ты ко мне прицепился, бумагомаратель бездарный? Я уроков стихосложения по четным дням не даю.

– Что?!

– Что слышал, серость.

– Ты как со мной разговариваешь, сосунок?!

Вилер замахнулся тростью, но Тьен увернулся от удара, вырвал у поэта отполированную палку черного дерева и несильно, словно дразнясь, стукнул мужчину набалдашником по скрывающей плешь шапке, а после, опять же набалдашником – по двери.

– Думаю, мировая литература немного потеряет, если сейчас вас убьют, – совершенно искренне заявил он покрасневшему от злости бородачу.

– Литература? – взревел тот, разъяренным медведем бросаясь вперед. – Мировая? Да что ты понимаешь в литературе? Ты, жалкое подобие человека…

Рукоприкладство плохо сочетается с полемикой, и, отвлекшись на речь, Виллер пропустил удар в живот. Впрочем, не слишком сильный: Тьен не ставил целью столкнуть его с крыльца. Наоборот, он хотел подпустить поэта к входу, а сделав это, ловко обошел со спины и пнул ногой под зад.

Неповоротливая туша врезалась в закрытую дверь, но, увы, петли сидели крепко.

– Убью сученка! – завопил поэт.

Хотел обернуться, но помешала громоздкая шуба и колено вора, снова с силой ткнувшее пониже спины. Литератор вторично приветствовал дверь лбом и, чтобы устоять на ногах, схватился за шнурок звонка.

В доме и без этого уже услышали шум на крыльце, и наверняка сейчас прислушивались. А поскольку предмет спора был далек от криминальных дел и ближе к искусству, всполошиться не должны, и либо сейчас кто-нибудь выглянет, чтобы прогнать драчунов с крыльца, либо под шумок удастся все-таки высадить дверь. Но Тьен рассчитывал, что все же выглянут: драка может закончиться поножовщиной и приездом полицейских, которые первым делом обратятся за разъяснениями к жильцам, на чьем пороге развернулось трагическое действо – козырь должен это понимать.

И он понимал. После того, как бородач, не без посторонней помощи, в третий раз врезался в дверь, та осторожно приоткрылась, и в проеме показался недовольный молодой человек лет двадцати пяти, в домашнем халате, взъерошенный и с веником в руке.

– Виллер? – узнал он известного в Ли-Рей сочинителя. – Что это вы устроили на моем крыльце? А ну-ка…

Не дожидаясь окончания гневной тирады, Тьен спихнул поэта со ступеней и втолкнул в дом замахнувшегося веником хозяина. Или не хозяина, сейчас это было неважно. Захлопнул за собой дверь, поймал за шкирку намеревавшегося сбежать в комнаты человека и, прижав его спиной к себе и взяв в крепкий захват шею, приставил пистолет к виску. Все случилось в считанные секунды и не потребовало особых усилий: людям никогда не соперничать в силе и скорости с флеймами, а сейчас Тьен ощущал себя именно флеймом, целиком доверившись бушевавшему в душе огню.

– Где он? – тихо спросил он своего пленника.

Имени не называл, да он и не знал его, но человек понял. Тяжело сглотнул, сколько позволяла сжимавшая горло рука, и указал на завешенную портьерой дверь. Но даже не сделай он этого, шулер сам выдал себя спустя лишь миг. Вероятно, услыхав, что дверь на улицу закрылась, а крики на крыльце стихли, он решил, что все уже кончено.

– Тео, захвати из прихожей газету, – прокричал он из глубины дома, обращаясь, очевидно, к молодому человеку в халате. – Тео?

– Он немного занят, – ответил за заложника Тьен.

Не спеша и не убирая пистолета от его виска, он ввел Тео в просторную комнату, то ли в гостиную, если судить по дивану и креслам, окружившим маленький круглый столик, на котором стояли чашки и блюдо со сладостями, то ли в художественную студию: половину помещения занимали холсты и мольберты, а в воздухе до одури пахло красками и едко – растворителем.

Шулер сидел на диване рядом с подружкой, чаевничал, но, услыхав чужой голос, успел вскочить и достать револьвер. Со щелчком взвел курок.

– Вот и свиделись, жухло, – приветствовал его вор, прячась от меткого выстрела за Тео. Кивнул замершей с открытым ртом красотке. – И тебе привет, кошка.

Что теперь делать, он не знал. Мозг, последние сутки затуманенный горем и яростью, вдруг очнулся, выдав возможное развитие дальнейших событий. Вот шулер стреляет в его «щит» (ему ведь плевать на подельников, одним больше, одним меньше), а следующая пуля входит ему, Тьену, между глаз. Как-то невесело, но план менять уже поздно. Да и не было у него никакого плана, когда шел сюда…

– Ух ты, – выдохнул козырь, даже рука с пистолетом дрогнула. – Уж кого не ожидал увидеть.

Узнал, значит.

– Что ж вы все такие памятливые на мою рожу, – процедил недовольно вор. – Хотя с тобой, мразь, оно и лучше. Долго объяснять не придется.

– А что ты мне объяснять собрался, малыш? – шулер быстро пришел в себя. – Пришел мне мстю великую чинить? Или… – темные глаза подозрительно сощурились, – царьки по мою душу прислали? Хотя, если бы от них, ты не один явился бы. Или ты не один?

Он только спросил, а в дверь уже барабанили:

– Открывай, щенок! – разорялся оставленный на улице поэт. – Думаешь, спрячешься?

– Это не со мной, – ухмыльнулся Тьен.

А в следующую минуту дверь все-таки не выдержала натиска, и запыхавшийся Виллер ворвался в комнату.

– Я тебя…

Грянул выстрел – нервишки у козыря сдали – и стихоплет плашмя завалился на спину. Тьен не видел, куда угодила пуля, но в меткости шулера не сомневался.

– Я же сказал, это не со мной, – покачал он головой.

Мировая литература немного потеряла. Совсем ничего.

– Твою ж мать! – выругался козырь. – Патти, собирай барахло, сейчас тут будет жарко.

– Сиди, где сидишь, – прикрикнул вор на вскочившую с места потаскушку. – А жарко будет, я обещаю.

Бандит опасался, что слышавшие выстрел соседи вызовут легавых, но Тьен собирался управиться до того, как те появятся. Правда, пока не решил, как. Разум вновь уступил ненависти, но жегший нутро огонь не спешил вырваться наружу и испепелить здесь всех. Значит, надо иначе…

– Ты мне угрожаешь, щуренок? – решил взять нахрапом козырь. – Мне? Слушай внимательно, малыш. Один раз тебе повезло. Хочешь сохранить удачу и дальше, отпусти моего брата и уходи отсюда по-хорошему. Или ты думал, я тебе деньжат на дорожку дам?

Несмотря на то, что у Тьена было оружие и заложник, несмотря на то, что он сумел отыскать его убежище, шулер все равно не воспринимал юного вора всерьез, пренебрежительно называя малышом. Решил, что он испугается и захочет сбежать, как в тот раз, но издевательский тон лишь подливал масла в огонь.

– Так это твой брат? – спросил, слегка растягивая слова, флейм.

Козырь замер. Дернул губой, отчего навощенные усики зашевелились как у таракана. Что-то не понравилось ему в том, как был задан вопрос.

– Я художник, – промямлил Тео. – Это мой дом…

Тьен подумал, а стал бы он сам, взяв большой куш и убив подельников, прятаться в доме Софи или у Ланса с Манон. Никогда. Видно, не так уж дорожит шулер братишкой.

Хотя, встрепенулся, поняв, что «малыш» настроен серьезно, занервничал.

– Отпусти его, – повторил козырь, медленно отводя в сторону руку с револьвером. – Он не при делах. Не впутывай его в наши разборки.

– Ты сам его впутал, – ровным голосом заметил Тьен. – И знаешь… Коммивояжер, которого ты убил три дня назад, тоже был братом. Моим.

Вместе с последним словом он нажал на спусковой крючок и отступил на шаг, позволяя телу художника свободно рухнуть на пол.

– Тео!

Забыв обо всем, бандит бросился к брату, упал на колени рядом. Он был всего в паре ярдов, вытяни вперед руку и всади в поникшую голову оставшуюся пулю, но Тьен медлил. Смотрел на него, тормошащего бездыханный труп, и пытался понять, действительно ли ему удалось причинить убийце друга ту же боль, что испытывал он сам. Ведь если да, это и было бы самым справедливым возмездием…

– Убью! – в секунду подорвавшись с пола, козырь бросился на него.

Иногда человек все же может сравняться с флеймом, тогда, когда в его сердце горит такая же ненависть. Налетел, сбил с ног, придавил к полу собственным весом. От удара о голые, ничем не застланные доски Тьен разжал пальцы, и револьвер выпал из руки и отлетел в сторону.

– Убью-у-у… – выл ему в ухо бандит, колотя кулаками, напрочь забыв о том, что сжимает в одном из них пистолет. – Убью тварь…

Резко дернувшись, вор ударил противника лбом по носу и сумел перехватить руку с оружием. Сейчас у него был только один шанс: завладеть оружием козыря, или хотя бы выбить его, а там – доползти до своего.

Из разбитого носа шулера на лицо юноше закапала кровь. Мерзко до тошноты.

Бандит оскалился, словно хотел зубами вцепиться ему в глотку, но Тьен успел схватить его за горло, недостаточно сильно, чтобы задушить, но достаточно, чтобы удержать на расстоянии. Второй рукой вор все еще сжимал державшую пистолет руку противника… А вот третьей руки у него, увы, не было, и нечем было отвести нацелившийся в голову кулак бандита. От мощного удара в ушах зашумело. Он всего на миг потерял контроль над ситуацией, и именно в этот миг дуло револьвера уперлось ему в бок.

– Убью, – прошипел козырь.

Тьен медленно разжал сжимавшие горло шулера пальцы, но руки не убрал. Наоборот – крепко обнял бандита за шею и притянул к себе.

– Убивай, – разрешил шепотом.

Человек помедлил. Может, его смутило такое согласие. Может, успел заглянуть поверженному, казалось бы, сопернику в лицо и увидеть, как его недавно черные глаза сначала наливаются зеленью, а после желтеют, и зрачок сужается и вытягивается в тонкую вертикальную щелку. Но промедление было недолгим.

Выстрела Тьен почему-то не услышал, лишь почувствовал, как в живот всадили раскаленный вертел, а после стали наматывать на него кишки. Боль была такая, что хотелось кричать, и он не стал бороться с этим желанием, звуком собственного, похожего на звериный рев голоса, удерживая себя в сознании.

Ничего, сейчас будет легче. Сейчас…

Огонь уже уступил место Воде, и на смену флейму пришел водяной змей. Рука, словно гибкое тело удава, сдавливала шею жертвы, мнящей себя убийцей. Пока несильно, но ведь он и не собирался его душить…

Козырь попытался освободиться из захвата и вдруг хрипло закашлялся.

Значит, получается. Все правильно, жизнь покидает тело вместе с водой, и в первую очередь пересыхают легкие. Малышка Софи сутки харкала кровью… Но шулеру это не грозит: у него не будет столько времени…

– Ян! – осмелилась подбежать к ним подружка-подельница. – Ян!

Она потянула любовника за плечи, но лишь спровоцировала новый приступ кашля, перешедший в удушливое хрипение.

«Значит, его зовут Яном», – отметил про себя Тьен, чувствуя, как боль отступает.

Вместо нестерпимого жжения в животе словно змеи зашевелились. Видимо, внутренности срастались и выталкивали наружу пулю… Щекотно…

А козырь уже просто лежал на нем и не шевелился. Но еще дышал. Еще секунд десять…

«Его звали Яном», – мысленно повторил юноша, сталкивая с себя безжизненное тело.

Поднялся на ноги, распахнул пропаленное выстрелом пальто, задрал мокрый от крови пиджак и превратившуюся из голубой в темно-лиловую рубашку и осмотрел то, что осталось от раны. Еще розовый, но белеющий на глазах шрам. В этот раз исцеление прошло намного быстрее. И ни одна фиалка не пострадала…

Откуда-то из складок одежды выпала и ударилась о пол смятая пуля.

Тьен поднял пистолет козыря и отыскал глазами его подружку, в страхе забившуюся в угол. От увиденного она онемела, только смотрела на него, в суеверном ужасе расширив наполнившиеся слезами глаза, и трясла головой.

– Патти, да? – спросил он. – Патриция? Красивое имя, тебе идет.

Силы флейма не возвращались, он не чувствовал больше огня. Силы тритона были уже не нужны.

Решил, что хватит и сил человека. Уставшего, два дня не спавшего человека, безуспешно пытавшегося утопить свое горе в чужой крови.

– Не убивай, – прошептала дрожащими губами женщина. – Пожалуйста.

– Убеди меня. Ты ведь это умеешь. – Юноша улыбнулся. – Помнишь, как тогда? Покажи мне снова тот фокус, покажи, как любишь длинные стволы.

Она приблизилась медленно, словно под гипнозом. Руки с револьвером вор не поднял, и ей пришлось стать на колени. Представление в этот раз не казалось таким соблазнительным, и он пропустил прелюдию, а когда дуло оказалось у нее во рту, спустил курок…

С улицы слышался невнятный шум, люди собирались у выбитой двери, откуда слышались крики и выстрелы, но войти до приезда полиции не решались.

Покидать студию тем же путем, что он попал сюда, было небезопасно. Читай больше книг на Книгочей.нет Тьен поставил на то, что козырь вряд ли отсиживался бы в доме всего с одним выходом, и сам у себя выиграл: окна спальни выходили в узкий пустой проулок.

А на кровати лежал чемодан. Девять к одному, что со злополучной кассой. Восемьдесят тысяч листров. Впрочем, выпущенным из лампы саламандрам было безразлично, что жрать…

Глава 20

Грязная ночлежка на другом конце города, недалеко от фабрики, по какому-то недоразумению именовалась гостиницей. Вместо умывальников в комнатах стояли ведра, наполнять которые следовало самому из колодца на заднем дворе, там же располагался загаженный нужник, а чтобы поесть, надо было пройтись два квартала до ближайшей забегаловки. Но плата здесь соответствовала условиям, и документов при заселении не спрашивали.

Тьен плохо помнил, как нашел это место. Силы оставили его на границе Ли-Рей, а разум сдался и того раньше, в доме, где лежали в гостиной-студии четыре трупа. Кажется, он просто брел по темным улицам, пока к утру не уткнулся в обшарпанное здание с яркой, недавно обновленной вывеской. Вошел, не глядя, бросил на стол привратника банковскую бумажку, получил ключ с привязанным к нему номерком и дотопал до двери с наведенными мелом соответствующими цифрами.

В комнате, не вспомнив о былой брезгливости, скинул пальто и тут же упал на свалявшийся, весь в подозрительных пятнах матрас и уснул. Не слышал, кто и когда принес белье, еще влажное, но чистое. Проснувшись ненадолго, застелил постель, разделся до исподнего, кое-как оттер с тела кровь, закрылся на щеколду от новых непредвиденных визитов и снова уснул.

Снов он не видел, ни плохих, ни хороших. А открыв глаза, не сразу понял, что проснулся, ведь ничего не изменилось, и все та же пустота была и вокруг него, и внутри.

Тело, забыв об иных надобностях, требовало покоя, и он оставил его лежать на волглых простынях, впустив в мысли недавние воспоминания.

Дом в Гуляй-городе. Четыре трупа.

Первый – Виллер.

Умер так же бездарно, как и жил. А его ведь предупреждали. Мог пройти себе мимо. Даже не стань Тьен его дразнить, писака вряд ли бы отвязался… Или все же отвязался бы, а наутро, проспавшись, и не вспомнил бы об их встрече. Или вспомнил бы. Побежал бы в полицию? Кто теперь скажет? Никто.

Второй – Тео.

Несчастный Тео? Безвинно погибший Тео? Как бы не так! Разве он не знал, какое дело провернул его братец? Не знал о деньгах? О том, скольких козырь отправил на тот свет, чтобы заполучить в единоличное владение заветный чемоданчик? Если бы их развеселую семейку накрыли легавые, Тео пошел бы на виселицу, как соучастник… даже если в самом деле был таким идиотом, что не догадывался о делишках брата.

Их всех повесили бы, кроме Виллера, естественно, так что он всего лишь поторопил задремавшую справедливость. Хотя, если бы у художника нашелся хороший адвокат, рисовал бы в тюрьме свои картины… А первую – сразу же в участке, грифелем на листе бумаги для допросов: портрет того, кто рассчитался с его братцем, который назавтра был бы во всех газетах. Нет, Тео все равно должен был умереть, и не убей он его в отместку козырю, сделал бы это позже… И тогда бы это был поступок не мстителя, а труса, дрожащего за свою шкуру…

К тому же, за смерть художника он рассчитался сполна. Пуля в ответ на пулю, жизнь взамен жизни. Только круг замкнулся не на нем. Жизнь за жизнь, и он тут же забрал то, что отдал…

Третий – козырь.

Его звали Яном. Странно, но и тогда, когда Тьен уже стоял на пороге дома Тео, он не задумывался об имени врага, хватало того, что он знал его в лицо. А потом, когда возмездие уже свершилось, вдруг узнал… Зачем? Чтобы помнить теперь?

Он заслуживал смерти. После суда его повесили бы. Слободские, скорее всего, порезали бы. Рыбаки за убийство одного из своих, скормили бы рыбам, в лучшем случае целиком, в худшем – предварительно порубив на кусочки…

Козырь получил свое, все, что причиталось ему в тварном мире. За остальным – к богу на суд. На настоящий, а не такой, как в тот раз, когда его спасла размалеванная девка с ловкими пальчиками…

Четвертая. Патти.

Патриция – красивая женщина с красивым именем. Как специально под конец он узнал все имена, и теперь они останутся в памяти. А она тоже получила по заслугам. Судья, доживи она до суда, поделил бы делишки козыря им на двоих, и наверняка далеко не всегда она просто стояла рядом. А Тьен припомнил лишь один случай: игорный дом в начале зимы. Выстрели он тогда, и Ланс был бы сейчас жив… Он хотел, чтобы она поняла, за что, потому и повторил этот спектакль. И она знала, он поклясться мог бы, что она знала, чем это закончится, но не стала оспаривать приговор. Иначе попыталась бы бежать, и тогда он стрелял бы в спину…

…А еще он мог взять кассу. Восемьдесят тысяч – Софи и Люку хватило бы этого на всю жизнь. Но он решил, что им не нужны кровавые деньги. Да и не за деньгами он туда шел, не как вор. Он шел не брать, а отдавать долги. И рассчитался сполна…

И если бы сейчас он искал себе оправдания, то нашел бы их без труда.

Если бы искал.

Даже не осмысливал бы случившееся, а сказал бы себе, что не думал в тот момент, что делает, ослепленный ненавистью и желая лишь одного: причинить боль еще сильнее той, которую испытывал сам…

Но он не пытался оправдаться перед собой и незримыми судьями. Просто думал. Вспоминал.

День за окном снова сменился ночью, а он так и не встал с постели. Тело вошло в странное состояние, в котором не ощущались естественные потребности, и не нужно было двигаться, словно это уже и не тело, а кокон. Только вряд ли из него выберется однажды прекрасная бабочка.

Но иногда мыслями юноша покидал студию и оставшиеся в ней трупы и летел на свет… Чтобы тут же в страхе вернуться назад, покуда не замарал этот свет кровью и грязью…

Когда очередной день подошел к концу, он снова уснул, и хоть в этот раз сам хотел увидеть сон и уже решил, какой, вновь проспал без видений.

Затем пришел еще один день.

Кто-то стучался в номер и кричал что-то о деньгах. Пришлось заставить себя встать, нарыть в кармане пальто нужную бумажку и швырнуть ее в приоткрытую дверь…

Так можно было прожить целый год. Или два. Он почти всерьез задумался об этом, но после зажег лампу, хоть до ночи было еще далеко.

– Трижды «нет», – сказал он, когда Огонь, приняв облик длинноволосого мужчины, уже стал у стола, но вопросы еще не были заданы.

– О чем ты?

– Нет, мне не стало легче, – прикрыв глаза, медленно разъяснил Тьен. – Нет, я не считаю, что сделал все правильно. И, нет, я не хочу говорить об этом.

– Зачем же тогда звал?

– Хочу, чтобы ты рассказал мне.

– Что?

– Все.

– Все, что мог, я уже тебе рассказал, – не слишком убедительно ответил огненный. – И… почему ты решил поговорить именно сейчас?

– Устал молчать.

– Но ты уверен, что выбрал подходящее время?

– Больше, чем ты в том, что рассказал мне все, что мог, – слабо усмехнулся юноша.

Он в самом деле устал молчать. Да и вообще устал. Будь его воля, Тьен ничего не стал бы менять в своей жизни, он привык к ней такой, она ему нравилась. Даже новые знания и умения он приспособил к привычному образу существования и до недавнего не задумывался о большем, предпочитая не вспоминать о том, что могло причинить боль.

О крылатых тенях он забыл, едва вспомнив, как до этого забыл и о козыре. Но козырь вернулся…

– Так ты расскажешь мне? – спросил он у озадаченного его настойчивостью Огня. – Для начала – что я за тварь?

Ведь вполне возможно, что опасаться нужно совсем не теней…

Вор, а теперь еще и убийца, воздел к потолку голые руки. Правая тут же вспыхнула ярким пламенем, левую обвила змеей собравшаяся из витающих в воздухе паров в тонкий голубой жгутик вода.

– Ты быстро учишься, – произнес, оценив увиденное, огненный.

– Я не учусь. – Тьен резко хлопнул в ладоши. Послышалось шипение, повалил пар, и искры вперемешку с горячими каплями осыпались на пол. – Я умею. И хочу знать, откуда. Кто я такой? Флейм? Тритон? Сильф по матери и альв по двоюродной бабушке?

– Ты чувствуешь Землю? – насторожился Огонь.

– Нет. Но кое-кто, включая тебя, полагает, что за этим дело не станет. Так как же это возможно? Мои предки специально творили мне родословную, несколько поколений смешивая кровь разных народов, или я случайно такой талантливый получился?

Огненный молчал почти минуту, потом совсем по-человечески вздохнул.

– Смешать кровь разных народов, народов стихий, я имею в виду, невозможно. Вода потушит огонь, огонь оплавит землю, земля смешавшись с водою образует грязь, а воздух поднимет землю, но это будет лишь пыль, которая вскоре осядет… Несколько стихий не объединить естественным путем деторождения, разве только посредством человеческой крови. Именно так появлялись когда-то первые маги.

– Так я – маг? – недоверчиво произнес Тьен слово из детских сказок. – Человек, в крови которого смешались все стихии?

– Нет, ты не человек… В смысле – не маг. И человек лишь немного. Все несколько проще в том, что касается твоего происхождения. А потому значительно сложнее во всем остальном.

Огненный умолк, словно собирался с мыслями перед рассказом, и юноша не торопил его. В душе шевельнулся дремавший там страх: может, не стоило ни о чем спрашивать? Жил бы себе, как и жил… Но Тьен заставил трусливый голосок заткнуться.

– Изначально все дети стихий были… детьми стихий, – неспешно и путано повел повествование Огонь. – Вода породила ундин и тритонов, воздух – сильфов, земля – альвов, которые после разделились на несколько ветвей. Из Огня произошли флеймы. Ну и саламандры – это вроде как шутка такая, переходное состояние пламени от неразумного к разумному. После поймешь. На самом деле у каждой из стихий намного больше воплощений, и я не буду перечислять все, слишком долго получится. Ведь со времени своего появления дети стихий расселились по всему древу миров, и сами породили многие народы, а с многими из народов породнились. Однако огромная их часть осталась все же в Итериане, и чтобы как-то облегчить им сосуществование был создан первый шеар. Не рожден стихией, а именно создан. И не одной стихией, а всеми. Земля дала ему плоть, Вода наполнила сосуды кровью, Воздух вложил дыхание в уста, а Огонь зажег в нем жизнь. Одно существо, объединяющее в себе силы и знания четырех элементов, тот, кто может мыслить, как сильф, альв, тритон и флейм одновременно. Знающий и понимающий их желания и потребности. В общем, идеальный шеар Итериана. Понимаешь, о чем я?

– Не все, – признался Тьен. – Что такое Итериан? И что значит «шеар»?

– О, прости, – спохватился огненный. – Итериан – это место, которое люди зовут Дивным миром. Он не совсем такой, а порой совсем не такой, как описывается в человеческих сказках, но он существует, тем не менее. А шеар… Шеар – это что-то вроде правителя. Но тоже не совсем. Шеар и хозяин, и слуга своим народам. Он имеет огромную власть, но эта власть не выше лежащих на нем обязанностей. Во всяком случае, так задумывалось. И первый шеар был именно таким – гармония силы и разума, средоточие знаний и оплот мира. Нет, были у него и слабости, куда же без этого. Вспыльчивый, как огонь, порою ветреный, иногда он просто пускался по течению, а временами становился упрямым, как скала. Ни одно живое существо не может состоять из одних достоинств. И ни одно живое существо не может жить бесконечно долго, а Итериан нельзя было оставлять без единой власти. Поэтому, как и заведено у многих народов, шеар избрал себе супругу и мать будущего наследника. И ничего страшного, что следующий шеар был рожден уже женщиной, и в нем больше стало, положим, от Воды, чем от иных стихий, остальные ведь не покинули его. Помню, кто-то хотел обязать шеаров выбирать жен всякий раз из иного народа, чередуя последовательно все начала, но вовремя поняли, что мера излишня: кровь шеара сама по себе – залог единства стихий.

Говорил огненный неторопливо, делая долгие паузы между словами, и Тьена это начало раздражать.

– Кажется, я понял, к чему ты клонишь, – непочтительно перебил он воплощение пламенной стихии, скрывая под скептической усмешкой с новой силой накативший страх. – Кровь шеара, угу. И почему я сейчас в этой убогой ночлежке, а не на троне Итериана? Рожей не вышел?

– Задом, – в тон ему ответил Огонь. – Твой под трон не подходит, только под отцовский сапог. Вернее, дедовский, но это уже не суть важно.

– А, ясно, – нахмурился юноша. – Что ж они так? Загодя знали, что из меня ничего путного не выйдет? Или мама чем-то в королевы не годилась?

– Шеари, – поправил огненный. – Супруга шеара – это шеари. Но твоя мать ею не была. И никогда не стала бы.

– Почему? – еще больше насупился Тьен.

– Потому что, хотя закон о смене стихийных родов в ветви шеаров не был принят, и первые правители Итериана, и совет глав подвластных им народов сошлись в одном: человеческая кровь никогда не должна смешаться с кровью шеаров. Вернее, не только человеческая, там есть целый список: тролли, гоблины, кентавры… Но в твоем случае именно из-за людской крови все и завертелось.

– Но ведь мама была сильфидой, – возразил юноша, сам уже сомневаясь в этом.

– Сильфидой, – кивнул огненный. – А ее двоюродный братец Фер – флейм. Вот и думай. Ты же умный мальчик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю