Текст книги "Там, где горит свет (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 9
Ночь Софи почти не спала. Едва задремав, испуганно вскакивала, озиралась по сторонам, и в темноте мерещилось, что в комнате есть кто-то, кроме них с Люком: стоит, то у окна, прячась в складках тяжелых плюшевых штор, то у шкафа, и тихонько посмеивается над ее страхами.
В конце концов зажгла лампу. Со светом стало спокойнее, но сон все равно не шел. Мешали мысли, одна другой тревожнее, и воспоминания о прошедшем дне.
Ничего более отвратительного она еще не испытывала. Стыд, гадливость, ощущение полной беспомощности и собственного ничтожества рядом с ледяной красавицей – далеко не полный перечень прочно завладевших душою чувств, но всего остального девочка не понимала, не могла и не хотела объяснять даже самой себе. Единственным ее желанием было никогда больше не встречаться с той женщиной и навсегда забыть омерзительный поцелуй.
Одно радовало Софи во всем произошедшем – Тьен все-таки останется. Да, не будь его, не случилось бы и этой странной встречи. Да только… Деньги? И это, возможно. Но в последнее время появилось и другое – то, что она поняла, только когда он сказал, что уйдет, если ей так будет спокойнее. Ей не хотелось его отпускать. Впервые, с тех пор, как не стало мамы, она не была одинока перед лицом каждодневных трудностей, впервые рядом был кто-то, кто, пусть не совсем бескорыстно и не из одной лишь доброты, но все-таки заботился о ней и о Люке. Это было приятно, не говоря о том, что существенно облегчало их жизнь. И с Тьеном можно было говорить. Редко, когда у парня бывало настроение расспросить ее о чем-нибудь, но честно – не так, как с Ами или Анной, когда она на ходу сочиняла для подруг, какой пирог испекла сегодня мать или куда они поедут в выходные с отцом, и не так, как с сударыней Жанной, для которой у них с Люком всегда и все было хорошо.
Иными словами, ей нравилось, что вор (да, вор, но это его личное дело!) живет с ними, и возможная опасность, которую представляли загадочный мужчина и его жуткая спутница, казалась слишком незначительной причиной чтобы отказаться от такого… постояльца? Друга?
Но это не означало, что Софи совсем не боялась. Боялась, и очень сильно!
С утра, задремав почти к рассвету, чуть не проспала гудок. Встала еле-еле, растормошила братишку и потащила его в лавку, ежеминутно оглядываясь и присматриваясь к каждому встречному. А в течение дня, то и дело вздрагивала от звонка дверного колокольчика.
В страхе дожив до закрытия, точно так же, озираясь и шарахаясь прохожих, добралась домой. Люк просился на каток, но, представив, каково будет идти по темным улицам на площадь, а потом и обратно, Софи наотрез отказала малышу. Собрала железную дорогу, завела поезд, принесла печенья и теплого молока – все, что хочет, лишь бы не тянул гулять.
Тьен ушел куда-то, не дождавшись их возвращения, и девочка переживала еще и за него. Успокоилась, только услышав, как хлопнула входная дверь, а потом раздались в коридоре уверенные шаги. К ним квартирант сегодня не заглянул и даже не ужинал, хоть Софи и оставила все на плите, чтобы не остыло. Но выйдя спустя час на кухню, девочка увидела на столе бумажный пакет со сдобой и два леденца на палочке, и от сердца тут же отлегло.
…А леденцы, конечно же, для Люка. Оба.
На следующий вечер было то же самое: сладости и паровозик взамен катка.
Только Тьен сидел дома.
– Гулять не идете? – удивился он, заметив, что Софи вместо сборов поставила на плиту чайник.
– Нет. Холодно сегодня.
На самом деле вечер выдался не хуже предыдущих, а то и получше: ясный, безветренный. Легкий морозец держался, казалось, лишь для того, чтобы не дать растаять снегу и залитой на площади ледовой арене.
– Боишься? – догадался парень. – Сама же говорила, до среды…
– Мы дома побудем, – пробормотала Софи. – Я на работе устала.
Устала, и лучшим отдыхом было бы прогуляться по свежему воздуху, увидеться с подругами, взять коньки и скользить, держась за руки, вокруг установленного в центре катка и украшенного к празднику святочного дерева. Но ей не хотелось, чтобы Тьен чувствовал себя виноватым в том, что она отказывается от этой маленькой радости.
– А хочешь, вместе пойдем? – спросил он.
Прозвучало это неожиданно, и в первую секунду девочка растерялась. А когда пришла в себя, оказалось, что она уже держит в руках какой-то сверток, за которым постоялец успел сбегать к себе.
– Ну, разворачивай, – приказал он.
– А…
– Подарок это. Тебе, – пояснил вор с таким безразличием, будто подарки ей – дело для него обычное, и чуть ли не ежедневное. – На новый год.
– Так может, пусть до нового года и полежит? – робко предложила Софи. – Два дня еще.
Вышло, словно она отказывается.
– Не выделывайся, мелкая, – парень раздраженно дернул губой. – Сейчас не возьмешь, потом не будет.
Разве так подарки делают?
Девочка обиженно засопела и думала уже заявить грубияну, что ничего ей от него не надо, но любопытство взяло верх. Она осторожно развернула плотную серую бумагу и на целую минуту забыла дышать. Внутри лежали коньки. И какие коньки! Не железки с ремешками, чтобы крепить к обуви, которые того и гляди соскользнут, а расчудесные ботиночки из коричневой кожи, ладные и добротно прошитые, теплые и мягонькие внутри, и к подошвам намертво приделаны блестящие лезвия – хоть капусту шинкуй.
…А если полозья сбить, ботинки по весне просто так носить можно будет. И на новую обувку тратиться не придется…
– Спасибо, – смущенно поблагодарила Софи квартиранта, прижав к груди нежданный подарок.
– Ты хоть примерь, – ухмыльнулся он. – Вдруг не подойдут. А если впору, одевайся и малого собирай. Вечерок погожий, нечего в четырех стенах сидеть.
Ботиночки пришлись по ноге. Тютелька в тютельку, даже обидно: на будущий год не оставишь.
Но девочка недолго расстраивалась. Не терпелось скорее оказаться на площади, опробовать подарок в деле. Теперь она и без провожатого пошла бы, но отказываться было неудобно. К тому же Тьен, к немалой радости малыша, взялся везти Люка, и Софи могла идти за ними налегке, обнимая сумку с коньками, и представлять, с каким восторгом, если не завистью, встретят подруги ее обновку.
Нужно было только придумать, как представить постояльца Анне и Амелии. Правду не скажешь. Может, кузен? Приехал откуда-то издалека… Но лучше бы ему просто в сторонке постоять, как будто он и не с ними.
Она раздумывала, как потактичнее, чтобы не обидеть, намекнуть об этом парню, когда дорога вывела к памятному проулку. С того вечера Софи ни разу больше не ходила этим путем и сейчас обошла бы, сделав крюк через парк, но изображавший резвую лошадку Тьен уже втащил салазки в темный проход между домами, и девочке ничего не оставалось, как пойти следом.
У сливного желоба парень резко затормозил. Разогнавшиеся саночки остановились, только ударив его по ногам, но он как будто и не заметил.
– Здесь? – спросил, обернувшись к застывшей позади девочке.
Софи кивнула. Холод прокрался под пальто вместе со страхом, и показалось, что она вновь видит перед собой бледное до синевы лицо, бескровные губы и желтые змеиные глаза…
– Кажется, припоминаю что-то, – неуверенно произнес вор. – Река и… Далеко отсюда до дома.
– Я салазки взяла, – смущенно пояснила она.
– Но, лосадка! – поторопил Люк.
– Сейчас поедем, – мягко пообещал ему Тьен. Обошел саночки и вплотную приблизился к девочке. – Я ведь тебя и не поблагодарил толком. И не отблагодарил. А жизнь, какая-никакая, все ж подороже фунта шоколада и пары коньков.
Софи осмелилась посмотреть ему в лицо. Глаза были не желтые, и зрачок не вытянутый, а лишь расширившийся, как обычно бывает при плохом свете, но ее это не успокоило: яркая зелень, и без того казавшаяся неестественной, теперь пугала странным внутренним светом. Словно не глаза, а две зеленые звездочки…
– Мне ничего больше не нужно, – прошептала она, дрожа, и одновременно с тем не в силах отвести взгляд от завораживающего сияния.
– Лосадка, лосадка! – требовательно позвал Люк. – Но! Впейод!
– Ох и нетерпеливый ездок попался! – шутливо всплеснул руками Тьен. – Бедной лошадке ни передохнуть, ни сена пожевать!
Не закончив разговора, он послушно впрягся в салазки и помчал хохочущего мальчишку к выходу из проулка.
А на площади Адмиралов все тревоги и страхи забылись сами собой. В переливе разноцветных фонариков и под звуки веселой музыки и смех гуляющих можно было думать лишь об одном: как бы поскорее найти свободную скамейку, стянуть сапоги и вдеть ноги в новенькие ботиночки, а потом резать ножами-полозьями сверкающий лед катка.
– Давай, помогу, – подошел Тьен, когда она, кое-как примостившись на краешке лавки, где нахохлившись, как воробьи на ветке, сидели тесным рядком наблюдавшие за играющей ребятней мамки и няньки.
Присев на корточки, парень поймал стыдливо подогнутую под скамью ногу и, не замечая протестов, стащил с нее сапог.
– Я сама… – жалобно пропищала Софи. Жар прихлынул к щекам: казалось, все на площади только и заняты, что смотрят, как он переобувает ее, заботливо подтягивая носки.
– Еще чего! – недовольно пробубнил Тьен. – Плохо зашнуруешь, навернешься на льду, а мне тебя потом разбитую домой тащить?
Нашло на него что-то. Видно, после проулка. И приятно вроде бы, да и впрямь самой неудобно было бы. Но стыдно-то как! Словно маленькую ее обхаживают. И носки на пятках штопаные-перештопанные…
– Софи! Вот ты где!
Сестры Ламиль объявились совсем некстати и уставились во все глаза: Ами на новые коньки подруги, а Анна на сидящего у ее ног молодого человека. Тьен, занятый шнуровкой, подошедших даже не заметил, а Софи снова сделалась похожей на спелую вишню.
– Здравствуйте, – пролепетала она, пытаясь при этом высвободить от непрошенного помощника свою ногу. – Мы только пришли… вот… А это…
Откуда девицы взялись, Тьен сразу и не понял, словно из-под земли выскочили. Обе рыжие (медные кудряшки торчали из-под пушистых шапок), синеглазые и любопытные. О том, что они сестры, только слепой не догадался бы.
– Виктор, – поднимаясь на ноги, представился он, пока Софи не успела его назвать.
Не учел, что у мелкой тут знакомые, а то заранее сговорились бы. Но сметливая девчонка и так не растерялась:
– Это мой… наш с Люком кузен. А это – Анна и Амелия.
– Очень приятно, – раскланялся вор, привычно прикидывая состояние барышень. Шубки на обеих новые, наимоднейшего в эту зиму фасона, да только не соболь и не куница, а кролик крашеный. А вот шапочки песцом оторочены, и под мехом золотые серьги блестят. Мещаночки, по всему, но из зажиточных.
– Взаимно, – вежливо улыбнулась ему младшая из сестер и, сочтя на этом разговор оконченным, кинулась к Софи, на всю площадь восторгаясь ее новыми коньками и требуя немедленно «обкатать» обновку на льду.
Старшая же – с ходу Тьен дал ей лет шестнадцать-семнадцать – наоборот, казалось, была бы не против продолжить едва завязавшуюся беседу. Валет и сам не возражал бы, да только не привык он с такими девицами общаться. Если и сталкивался до этого дня, то исключительно по работе: браслетик с ручки позаимствовать, медальончик с шейки сдернуть…
Парень тяжело сглотнул.
– Я вас здесь раньше не видела, – пропела барышня, первая делая шаг навстречу.
– Я только вчера приехал, – нашелся он. – Из Галора.
– Правда? – Анна (если он не перепутал имена) захлопала пушистыми ресницами. – Вы там живете? А я никогда не была на море.
Тьен – тоже. Но знал, что из Галора возили копченую треску и сельдь на продажу. А вот чего не знал: прилично ли будет уже через пять минут знакомства предложить девушке опереться о его руку, пока они прохаживались вдоль бортика, в то время, как Софи, оставив под его присмотром брата, ушла кататься с Амелией. Больше книг на сайте кnigochei.net Решил рискнуть. Девушка ответила застенчивой улыбкой, но не отказалась, и вынырнувшая из пушистой муфточки ладонь робко легла на его руку. Это было похоже на то, как они порой прогуливались с Иви, но только по-настоящему. В смысле, просто прогулка, которая не закончится покупкой бутылки вина и ее совместным распитием в постели… Что в данном случае было даже немного жаль.
Поначалу растерявшись, вор быстро освоился в разговоре и скоро наврал уже на три тома биографии, и про то, что действительно вырос на побережье, любуясь из окна на огромные пароходы и легкие прогулочные яхты, и про то, зачем оставил родной город и приехал сюда – учиться, конечно же. Сначала – в мастеровом училище, а затем, как подсказал незабвенный господин Морис, в университете, чтобы стать инженером. А когда, случайно открыв в улыбке зубы, заметил, как поморщилась барышня, узрев темную прореху, сочинил уважительную и не лишенную романтического налета причину досадному изъяну.
– Какой ужас! – ахнула Анна, услыхав, что он, впервые сев за руль дядюшкиного автомобиля, не справился с управлением и врезался в столб. – Я теперь тоже буду бояться ездить на этих железных монстрах. Но это становится модно, вы заметили? Сослуживец отца приобрел недавно автомобиль, потратил целое состояние…
– Простите, это ваш знакомый? – невежливо перебил собеседницу Тьен, взглядом указав на высокого тощего юнца, таскавшегося за ними по кругу, словно кто-то привязал его к салазкам Люка за нелепый желто-красный шарф. Вора такое навязчивое внимание раздражало.
– Впервые вижу, – передернула плечиками девушка. – Пойдемте-ка лучше туда, представлю вас отцу, если вы не возражаете. Он у нас старого воспитания и, наверное, уже извелся, наблюдая, как я фланирую тут с симпатичным молодым человеком.
Предложение сопровождалось милейшей улыбкой, а бежать все равно не вышло бы – вцепилась барышня намертво.
Впрочем, разговор с родителями – к строгому батюшке прилагалась не менее строгая матушка – прошел без проблем. На господина и госпожу Ламиль новый знакомец дочери произвел исключительно приятное впечатление, во многом благодаря озвученным Анной планам о поступлении в университет, рассказу о дядюшкином автомобиле и вовремя извлеченным из кармана часам, ценою и качеством в разы превосходящим часы господина Ламиля.
Правда, еще неизвестно, во что в итоге вылился бы учиненный папашей допрос, но Люк, уставший сидеть в салазках, заявил, что хочет на горку. Правильный напарник – знает, когда нужна его помощь.
А вот сестрица его напрочь о них обоих забыла.
Обид на этот счет Тьен не имел: пусть хоть один вечер мелкая порадуется – покатается, обновой покрасуется, вместо того, чтобы с братом носиться. Но когда Софи, раскрасневшаяся и веселая, какой он ни разу ее не видел, оставив лед и переобувшись, подбежала к ним с Анной и спросила, не утомил ли их Люк, тут же всучил ей поводья от салазок.
– Пойдемте кукол смотреть! – позвала девочка. – Мы с Ами видели, на той стороне ширму поставили…
– Сами идете. – Ответ парня чуть притушил горевший в широко распахнутых глазах восторг. – Держи вот, – он достал из кармана бумажник и вынул несколько монет, – купите себе сахарной ваты или еще чего-нибудь.
– Но… – Софи запнулась, а на разрумянившемся личике проступили непонимание и обида.
– Гуляй. – Тьен сунул деньги ей в рукавичку. – Ты ведь за тем сюда пришла.
– А вы?
– И мы погуляем. – Он подал руку Анне. – Домой захотите, скажете.
Вид у девочки стал такой, словно ей уже, вот прямо сейчас, нужно домой, но хохотушка Амелия обняла ее за плечи и потащила в сторону собиравшейся у развернувшегося кукольного театра толпы. А вор неспешно, подражая другим бывшим на площади молодым людям, повел свою даму в противоположном направлении, намеренно выбирая путь так, чтобы вновь не угодить на глаза папаше Ламилю.
– Вы катаетесь? – спросила, кивнув на каток, Анна, когда вдруг выяснилось, что темы для разговора иссякли.
– Нет. Не люблю.
На самом деле Тьен не любил выставлять себя на посмешище. А прикрепи он к ботинкам полозья и ступи на лед, так и было бы. За всю жизнь ему ни разу не доводилось стоять на коньках, и вчера, выбирая подарок для Софи, он пришел к выводу, что это в принципе невозможно – слишком тонкими и хрупкими казались железки на подошве.
– Жаль, – вздохнула девушка.
Мыслями она рвалась на лед, но страх потерять внезапно обретенного кавалера не позволял отцепиться от его локтя.
Вор покосился на каток. Со стороны и не скажешь, что это какая-то хитрая наука: дети всех возрастов, юные парочки и даже немолодые уже мужчины и женщины легко скользили под тянущимися со всех сторон к святочному дереву гирляндами, шутя касались украшенных игрушками и лентами веток и вели учтивые беседы или распевали со смехом песенки. Правда, несколько раз случалось, что кто-нибудь, не удержавшись на ногах, падал, цеплялся за оказавшегося рядом, тот – за следующего, и все вместе летели на лед, но это порождало лишь новый взрыв веселья, а затем катание продолжалось снова.
– Если вы так хотите, – будто делая барышне огромное одолжение, растянул «Виктор из Галора», на деле обдумывая пришедшую в голову дерзкую мысль, – готов сделать исключение.
Анна просияла, и можно было бы сказать, что ее улыбка была достаточной наградой за грядущий позор, но он рассчитывал и на иное вознаграждение.
Почти час проведя на ледовой арене и неожиданно для себя с первых же шагов двигаясь вполне уверенно, а к концу чувствуя, что мог бы, наверное, выписывать, подобно иным сложные фигуры, Тьен, тем не менее, четыре раза оказывался в гуще свалок, когда сам, а когда и вместе со своей дамой. Ему чуть не порвали пальто, а однажды, какой-то мальчишка, промчавшийся мимо, в то время как он пытался подняться, упершись в лед ладонями, едва не отрезал полозьями пальцы, но задумка удалась сполна.
В ближайшее время повторять, конечно, не стоит, но через недельку – вполне.
Деликатно испросив у Анны разрешения отлучиться, юноша обошел выставленные вокруг катка лотки и нырнул в первый попавшийся проулок. Судя по запаху, гулявшие на площади заглядывали в темный тупичок частенько, но вряд ли кто-нибудь из них приходил сюда, чтобы избавиться от трех опустошенных бумажников и выбросить отколотую от чужого лацкана и на поверку оказавшуюся дешевкой брошь.
Один из кошельков порадовал толстой пачкой купюр – видно, его бывший хозяин пришел на каток праздновать получку. Так что улов в сумме получился неплохой.
– Дамы и господа, Тьен Реми, – с ухмылкой поглядывая со стороны на развлекающихся мещан, негромко представился юноша, – первый в мире вор на льду.
Рассовал по карманам деньги и снова вклинился в пеструю толпу.
По дороге домой Софи молчала. За время самостоятельной жизни подчинив все вокруг себя строгим правилам и планам, она всякий раз терялась, когда события принимали неожиданный оборот. Сегодня же неожиданностей было больше чем достаточно, и если коньки без сомнений можно было отнести к приятным, то все остальное – едва ли.
Когда как ни в чем не бывало проскочили памятный проулок, и Тьен у желоба даже не обернулся, девочка поняла, что дело серьезное. А если не вмешаться, может стать еще серьезнее.
Она собиралась нагреть воды и выкупать перед сном Люка, но теперь решила отложить это на другой день. Переодела малыша, напоила теплым молоком и уложила в кровать. Вволю наигравшись на площади, братишка тут же уснул, и Софи, собравшись с духом, постучала в комнату постояльца.
– Входи, – незамедлительно отозвался тот.
Она переступила порог и остановилась, опустив глаза. Парень полулежал на кровати, откинувшись на подушки, одна рука за головой, во второй – раскрытая книга, а из одежды на квартиранте – только серые фланелевые кальсоны.
– Что-то хотела? – поинтересовался он, присаживаясь и откладывая книгу.
Отсутствие одежды его, похоже, ничуть не смущало, и Софи подумала, что и ей стесняться не стоит. Статуи в Центральном парке так и вовсе голые, а там, между прочим, дети гуляют.
– Я спросить, – по-прежнему стараясь не глядеть на жильца, начала она. – Ты же завтра с нами на каток не пойдешь?
– Почему? Если другого занятия не найду, могу и сходить.
– Лучше не надо, – робко попросила девочка.
– С чего бы это? – удивился Тьен. Подался вперед, и, мельком скользнув взглядом по жилистой фигуре, Софи отметила, что от недавней раны осталось лишь едва заметное белое пятнышко.
Но не это, при всей странности, волновало ее сейчас.
– Анна хорошая, – выпалила она, стиснув кулаки.
– И хорошенькая, – усмехнулся парень. – И что с того?
– А то, что не нужно тебе за ней… за ней…
– Ухлестывать? Волочиться? – услужливо подсказал постоялец уличные словечки взамен того, приличного, которое она забыла.
– Ничего не нужно, – заявила Софи. – Ты ей не пара.
– О, как! – Постоялец ощерился так, что стало видно дырку между зубов. – Вроде того, что Анна хорошая, а я – нет?
– Ты – вор, – напомнила она спокойно. – Сам сказал.
– У твоей Анны я, положим, ничего не украл. Как и у тебя.
– Зато у других…
Девочка запнулась: взгляд остановился на разложенных на столе, прямо под лампой, деньгах. Банкноты, монеты – серебро и медяки.
– Так много, – вырвалось само собой.
– Угу, – мрачно кивнул парень. – Наворовал вот. За комнату, за уголь, за продукты. Малому на железную дорогу, тебе на коньки.
– Разве я о чем-то просила? – взвилась она. – Да я хоть сейчас все верну!
– Вернешь, а как же. – Поднявшись с кровати, он двинулся прямо на нее и остановился на расстоянии вытянутой руки. – Паровоз, коньки… А то, что наела за эти дни, как отдавать думаешь? – В хриплом голосе отчетливо слышалась злость. – Филей что ли с задницы срежешь? Там, гляжу, наросло-то уже мясцо.
Он потянулся к ней, словно и впрямь хотел ухватить пятерней за означенное место, и девочка испуганно попятилась.
– Молчала бы уже, праведница касторовая!
От страха и обиды в горле встал колючий ком, а глаза защипало. Но, как выяснилось, не только ей было обидно.
– Я к ним со всей душой, а меня взамен жизни учат, – раздосадовано процедил Тьен сквозь зубы. – Я этой жизни побольше твоего, мелкая, видел. Сам поучить могу. А наука простая: что возьмешь, то твое. Иначе никак.
– Но я ведь живу, – тихо пискнула Софи.
Она не ждала, что ее услышат, и вздрогнула, когда парень с жесткой усмешкой переспросил в ответ:
– По-твоему, это жизнь? Сама созналась, как надоело медяки считать, как погулять хочется, шмотья, цацек, жрать от пуза, а теперь говоришь, что живешь? Видал я таких живунов. По гудку на фабрику у станков горбатиться, или в порт – баржи разгружать. Вечером – или в кабак, надраться, или домой – пожрать, накатить, на бабу влезть, если есть та баба, и дрыхнуть до утра. А с утра все по новой. Нетушки, мне такой жизни не надо. А ты, раз хочешь, живи. Кто мешает-то?
Он никогда не говорил с ней так резко, словно специально подбирая грубые слова, и Софи, не выдержав, расплакалась, уже не от страха, а от жалости. Себя жалела, Люка. Тьена – тоже. Стояла, понурившись, а по щекам неудержимо катились слезы. И ведь не в «шмотье» дело, не в «цацках», не про то она тогда говорила. А про то, чтобы, действительно, жить. По-настоящему, как вот Анна с Амелией живут. Чтобы на каток ходить, книжки читать. Чтобы розы, когда зацветут, не на набережную нести, а самой в саду любоваться, или срезать, в вазу поставить, веточками зелеными украсить, и в комнату к себе…
– Ревешь что ли? – Голос парня из злого стал растерянным. – Ты это брось. Слышишь, мелкая? Софи, ну не надо. Вот, дурочка.
Последнее слово, хоть само по себе и обидное, прозвучало почти ласково.
– И я дурак. – Он обнял ее, прижал к себе так крепко, что в спине что-то хрустнуло, а нос ткнулся в покрытую редкими темными волосками грудь. Стало щекотно и тепло. – Не слушай меня, ладно? Не бери в голову. Конечно, у тебя все по-другому будет. Уже по-другому: у тебя брат есть, дом… Только я, извини, уж по-своему, как умею. А ты в это не лезь.
– Хорошо, – согласилась девочка.
– И ходить я буду куда хочу и с кем хочу, – продолжил он твердо, вспомнив, зачем она пришла.
Софи горько вздохнула.
– Мне кататься понравилось, – признался парень. – В слободе катков не было. Пацаны, правда, на речку бегали, когда замерзнет, но я с ними не ходил.
Он разжал объятья, девочка отступила на шаг и, отвернувшись, утерла рукавом щеки.
– А куда ходил? – спросила она.
– На ярмарку иногда. Или в…
– Куда? – Заинтересованно обернулась Софи, когда он резко умолк, и тут же сконфуженно потупилась, подумав, что, может быть, ей вовсе не нужно знать, где коротал когда-то время юный вор.
– В галерею, – брякнул он, и теперь уже сам отвернулся. – Или в литературную кофейню.
– Куда? – Раньше Софи не думала, что глаза и в самом деле могут на лоб полезть.
– Чай там вкусный и кренделя дешевые, – обрубил парень.
– А в галерее?
– Девки голые на картинах. Тебе спать не пора?
– Доброй ночи, – поняла намек девочка. Развернулась к двери и вздохнула негромко: – А я в галерее никогда не была.
– Побываешь еще. Доброй ночи.
