Текст книги "Тихоня (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 12 Елисей
Особой прыти от её отца я не ожидал, но он удивил. Поднялся быстро и тихо, не задавая лишних вопросов, не включая свет выглянул в окно, причём с безопасного расстояния.
– Трое, шепнул он. – Мою калитку никто ещё бесшумно не преодолел.
А затем удивил ещё раз. Часть стены комнаты буквально открылась в стороны – я обошёл весь дом и мог покляться, что стена самая обычная. И принялся запихивать туда Васю вместе со всеми нашими одеялами.
– Ты тоже иди, – кивнул он. – Не хватало мне мордобоя.
Я не любил, когда мной руководят, но сейчас прислушался. Нужно хотя бы понять, кто это. Трое – новые игроки. Стена схлопнулась обратно, Лина осталась снаружи, объяснять собственной персоной наличие посторонних, следов мы оставили немало. И тишина. Слаженная работа за каких-то тридцать секунд, это я вам скажу, уметь надо.
Гости не стучали. Они ввалились стремительно и бесшумно. Щёлкнул свет, заголосила Лина. Сквозь щелястую перегородку полоски света падали на Ваську, делая такой же полосатой. Она была возмутительно обнажённой. Она…об этом потом. Я усилием воли отвёл взгляд от её рук, судорожно прижимающих к груди одеяло и прислушался.
– Где? – рычал один из незваных гостей.
– Да нет тут никого, – возмутился хозяин. – Я да полюбовница моя…
Гость очень нецензурно высказался на тему старческой импотенции и маразма. Я поморщился. Ввиду моих размеров от меня не ожидали не большого ума, ни манер, словно есть связь между ними, ростом и объёмом мышечной ткани. А я напротив вот это все очень не уважал и выразиться мог если только под горячую руку. Слишком мат и алкоголь напоминали мою юность. Тогда они считались мерилом крутости. Для всех, кроме меня и Влада. Но это опять же другая история.
Я приник к щели глазом – ничего не видно. Выходить нужно, не думают же они, что я тут отсиживаться буду? Понял уже, что не профессионалы, и пиписьками мериться не придётся. Настучу по макушкам и всего делов.
– Ты живая? – поинтересовался я у лягушонки.
В те самые полоски света было видно, что цвет у неё был самый что ни на есть пунцовый. А костяшки пальцев, что стискивали одеяло побелели от напряжения. Зуб даю, что сейчас её волнует не то, что мы в шкафу или что это ещё, а вокруг отморозки, а её фиаско. Воистину, женщины непостижимые существа. Василиса кивнула. Отлично, живая.
В комнате раздался треск, заверещала Лина, запричитал хозяин. Пора выходить и наводить порядок. Но я жду. И никогда никому не признаюсь, что тяну время для того, чтобы дать успокоиться время члену. Не нужно Ваське знать, какую власть имеет её маленькое тонкое тело над моим. Не нужно, лишнее. И то, что случилось сегодня, что могло бы случиться, больше не повторится.
– Как эта штука открывается? – спросил я шёпотом. – Размеры у меня конечно внушительные, но вваливаться в комнату подобно Рембо я не собираюсь.
Василиса отмерла, с трудом оторвала одну руку от полотенца и указала на лошатый выступ. Я напрягся и дёрнул его в сторону. Стена отъехала в сторону, и снова совершенно бесшумно. Пол этими же качествами похвастать не мог, и оповестить всех о моем присутсвии стоило лишь сделать шаг.
– Ебаный в рот, – высказался один из наших гостей.
– Здесь же дамы, – ласково пожурил я. – Я конечно внушаю страх и восторг, но свои эмоции нужно контролировать.
Мужичок полез в карман, видимо, за пистолетом, но, естественно не успел. Я сделал то, что и планировал, хорошенечко его приложил, чтобы лежал и некоторое время не шумел. Страдалец был покладистым – послушно сполз на пол, что от него и требовалось.
Одна из женщин моего прошлого говорила, что я не дерусь, а танцую. Её поражало то, что человек моей мощи может двигаться с такой грацией. Сказать бы ей, что в детстве семь лет на танцы ходил, хоть и ненавидел их, ради мамы – не поверила бы. Да и не нужно никого впускать так глубоко внутрь себя, ничем хорошим это не заканчивается.
Как бы то ни было, ненавистные танцы сослужили мне лучшую службу, чем те виды боевых искусств, которые я постигал. Тем более, драками ради драк я никогда не занимался. Если я бью человека, значит его надо выключить. Вот я и выключал, без лишней помпезности и ненужных движений.
Второй посмотрел на меня и попытался сбежать. Это он зря, бегать я любил и всегда бегал с удовольствием. Догнал, приложил лбом об стену, повернулся к третьему. Он, третий сразу показался мне самым опасным. В комнате визжала Лина, Господи, когда у неё воздух в лёгких закончится? Васька молчала. Я поневоле ощутил укол беспокойства, я оставил её в тайнике, но особой послушно бью она не отличалась. Мне срочно в комнату нужно, но между ней и мной этот самый человек, что смотрит на меня оценивающим взглядом.
Какого хрена Лина визжит, почему не слышно Васьки? Может тот, самый первый очухался и её обидел? Обидеть лягушонку совсем не трудно, мне кажется, в неё пальцем ткни, и синяк будет. Надо проверить, немедленно, как она там. Вижу цель – не вижу препятствий. Я шагнул навстречу тому, кто стоял на моем пути, он сделал шаг ко мне, и в это время свет моргнув выключился.
В узком коридоре совсем темно. Темноты я не боюсь, вышел уже давно из этого возраста, да и в детстве считал этот страх несолидным. И противника своего я оценил верно – самое опасное это недооценивать. Первый его удар я пропустил. Следующий блокировал и сумел потеснить противника к стене. И дыхание он свое контролировал. Но… я был коварней. Я был старее, и как следует опытнее. Одна подсечка, и я роняю его на пол. Я вам скажу, юность в детдоме значительно обогатила мой багаж приёмов.
Свет включился совсем внезапно. А потом… случилось то, что случилось. Недооценивать плохо. А переоценивать – хуже в сто крат. А я переоценил себя. Освещение продемонстрировало мне дикую картину. Перевернутая мебель, Лина сидит на полу, и прижимает картофелину ко второму глазу – к слову картошка почему то на полу везде. Но это не главное. Лягушонка. Она сидит совсем рядом со мной и занимается тем, что удерживает руку моего противника. А ещё – она в одних трусах. И грудь, маленькая, наверняка упругая, с трогательно торчащими сосками раскачивается буквально перед моим лицом и естественно перед лицом того, на ком я сидел. Я охренел, он охренел тоже. Нечаянно я опустил кулак куда сильнее, чем планировал, нос несчастного хрустнул. Васька вскрикнула и подпрыгнула. Грудь, соответственно тоже. Я сглотнул. А потом… что-то взорвалось у меня в голове, я успел подумать черт, один же позади остался, и провалился в темноту.
Сознание возвращалось медленно и урывками. Причём мозг проснулся раньше глаз, и доли секунд я прикидывал, где же сейчас находится моё бренное тело. Может, в багажнике, хотя вряд-ли – не помещался я в багажник. Если только ноги переломать, но ноги, судя по ощущениям, целы. Я сдержал стон и открыл глаза.
Первое, что увидел – лампочка. Круглая, яркая, ослепляющая. Слепила она меня недолго, через какое-то мгновение её загородила Васькино лицо. Сначала я испытал облегчение – жива, здорова, видимых повреждений нет. Потом разозлился, вспомнил про грудь. Скосил взгляд, грудь целомудренно прикрыта футболкой.
Рывком поднялся, огляделся. Лина ползала на четвереньках и собирала картошку. Откуда здесь вообще её столько, картохи этой?
– Она там лежала, в тайнике, – словно поняв меня пояснила Василиса. – Я когда выскочила мешок и высыпался …
– Какого, – раздельно, чуть не по слогам спросил я. – Хрена ты выскочила?
Она опустила взгляд, нервно затеребила край футболки. Что ты, просто сама скромность! Миссис благолепие, которое полчаса назад прижималось ко мне голыми сиськами, мне кажется, я до сих пор чувствую прикосновение сосков, словно два локальных ожога заработал.
– Их было трое, – тихо ответила она. – А ты один. Я подумала, что я могу помочь…
– Во мне почти сто килограмм живого веса! А в тебе сколько?
– Сорок восемь…
– Защитница, блядь.
Обиделась. Ну и хорошо, правильно, что обиделась. Может мысли глупые повыветрятся из головы. Прошёл в гостиную, споткнувшись о картофелину и едва не упав – меня ещё пошатывало. Я все ещё не очень понимал, почему нахожусь не в багажнике с переломанными ногами. Не картошкой же они их забросали?
В гостиной на софе сидел отец Васьки. Вид имел весьма печальный, на коленках лежит двустволка, которую он задумчиво поглаживает. Я аж крякнул от удивления.
– Тоже революционное прошлое? – спросил я.
– Ага, – меланхолично отозвался он. – А люстру нам с Людкой на десятую годовщину свадьбы дарили. Она ей не нравилась, вот и забрал…
Люстра была устрашающего вида и размера, в принципе, я незнакомую Люду понимал – не каждый в состоянии перенести столько хрустального великолепия разом. Сейчас же половина висюлек сверкающими брызгами лежала на полу, один из плафонов раскололся, сама люстра накренилась.
– Пальнуть пришлось для острастки, – подтвердил мои мысли папаша. – Жалко люстру…
– Потом помянешь, – прервал я излияния. – Давай руки в ноги и баб уводим. Не гопота, так полиция нагрянет. Ждать не будем…
Девок мы вытряхнули из дома очень быстро, несмотря на их сопротивление, вызванное растерянностью. Брать свою машину я опасался, поэтому утекли закоулками прочь и тут уже, в укромном уголке остановились обмозговать. Я остановился думать, если точнее, а остальные просто повторяли за мной.
– Отец, – велел я. – Давай мобилизуйся и за своею Людой. Спрятать сможешь?
– Смогу, – приосанился тот.
– Бегом… Тебя нашли и к ней наведаются, а сейчас они должно быть шибко сердиты… Эту с собой прихвати, – кивнул я на Лину. – И никаких лишних движений.
Мне нужно было понять, что вообще происходит, а сделать это с двумя бабами на хвосте не просто. Голова раскалывалась, я устало опустился на лавочку. Отец так и потрусил со своей двустволкой, надо было отобрать что ли… за ним следом Лина, которая на удивление безропотна. Я знаю, что Ваську тоже надо отправить. Баба – ярмо на шее. Мешает, связывает руки… Но Лину мне не жалко, мне в принципе никого не жалко, а за лягушонка как-то переживательно.
Поэтому Ваську я крепко схватил за руку и потрусил с ней в обратную сторону. Явочных мест у меня больше не имелось, я поступил проще – просто отомкнул ближайшую из машин, тех, которые можно было угнать просто хорошенечко пнув.
– Она чужая, – строго сказала Василиса и прижала к себе сумочку.
– Мы только покатаемся, и вернём на место, – пообещал я.
Куда ехать я не знал, и сделал то, чего много лет не делал – поехал к себе домой. Не куда-то, а именно домой. В права наследования я вступил сразу, как мне исполнилось восемнадцать. В квартире я не жил, а потом даже два раза передаривал и продавал её сам себе по другим документам, скрывал следы. А избавиться совсем было жалко… про эту квартирку знал Влад, больше никто. Что же, если придёт, так придёт, нам с ним не помешает поговорить.
– Свет пока не включай, – попросил я, входя в тёмную, пахнущую пылью квартиру.
Ключи смиренно дожидались меня в тайнике на чердаке, которым я пользовался ещё в детстве. Нужно было принять душ, выпить, хотя бы холодной воды, но все, на что меня хватило – сесть на старый скрипучий диван.
– Держи.
Глянул – в темноте на протянутой мне узкой девчачьей ладошке белеет таблетка. Во второй руке стакан с водой. Подумал, принял. Васька решила, что я благословил её на проявление заботы обо мне и зашуршала, ковыряясь в сумочке. Извлекла оттуда несколько маленьких бутылочек, упаковку с бинтами, какие-то коробочки…
– Папину аптечку вытряхнула. Ты потерпи, может немного пощипать.
Я глянул на неё исподлобья – она это серьёзно вообще? Вроде, да. Или она на самом деле переживает, что я могу разреветься если в ранку попадёт йод? Даже остановить её хотел, но сегодня я её уже обижал… чем бы дитя не тешилось, как говорится. Пусть играет в доктора, я буду зайкой с занозой в лапке. Могу даже поойкать, мне не сложно.
– Ноги чуть раздвинь, – попросила она. – Они у тебя длинные, неудобно. И голову опусти. Вот так. И телефоном посвети, пожалуйста.
И правда – щипало. Я даже зубы стиснул и глаза закрыл. Отчасти потому, что телефон, который я держал в руках подсвечивал Ваську в не самом хоршгем ракурсе – снизу вверх. Часть света уходила под просторную короткую футболку, подсвечивала нежный плоский живот. Становилось видно, что на нем едва-едва есть пушок. Интересно, смогу ли я его почувствовать языком? Господи, какой бред в мозгах, все же, хорошо приложили.
– Не дёргайся, – строго велела Василиса. – Голову сильнее наклони.
Наклонил. Теперь видел, что резинка её шорт чуть съехала, видно полоску белых трусиков. Взять бы, сжать колени, между которыми она стоит, поймав её, наивную дуреху в ловушку, а потом трахнуть, без иллюзий, чтобы знала вообще, на что этой ночью шла. Но… только мечты.
Та женщина, что любила смотреть на бои, которой нравилась демонстрация моей силы, осталась в прошлом, как и все остальные. Ей нравился вкус моей крови, её вид. Васька была другой. Моя боль её реально озаботила. Она опустила голову, теперь занялась моей рукой – костяшки сбиты. Сказать бы ей, что на мне заживёт, как на собаке, что лишнее, но я… молчу. Смотрю, как она сосредоточено обрабатывает перекисью ссадины на моих руках. Как легко их касается. И представляю то, чего не должен.
Где ты вообще сейчас должен быть, товарищ мутант? Явно не здесь, в квартире детства и в компании милой девочки прикопавшей труп. Как-то я… увяз. Сам не заметил даже. А теперь чувствую, что даже бросить все и уехать в горы не получится – Васька попала. Черт.
– Ты зачем Лешеньку закопала? – ласково спросил.
Василиса вздрогнула, уронила ватный диск который прижимала к пустяковой царапине. Вскинула на меня взгляд, замерла. Темно в комнате, даже без видимой причины, просто, захотелось темноты. И как-то… слишком близко она. Я знаю, что нужно делать. Надо снова её обидеть. Пусть ревёт, сопит, пыхтит, страдает из-за мелочей. А я просто постараюсь сделать так, чтобы видимых, настоящих причин для страданий у неё не было. А потом уеду.
– Ты видел, да?
Я кивнул. Вася вздохнула, тихонько так, но я почувствовал движение воздуха кожей. Подобрала уроненную ватку, сложила в кучку таких же, испачканных моей кровью.
– Я просто глупая, – печально призналась лягушонка. – Причём, я-то всегда себя умной считала, а тут на тебе. Открытие. Я даже гордилась немножко тем, что я не такая, как все. Всё подружки мужиков меняют, а то и мужей, рожают детей, а я не такая. Я книжки по вечерам читаю и на пианино играю. А сама немножко завидую их обычности. А Лешку увидела и испугалась. Я про тюрьму только в книжках и видела…. А сейчас и в тюрьму, похоже, за радость – как бы не убили.
– Всё хорошо будет, – обещал я. – Не такая, как все.
И рассмеялся. Она же и правда, не такой была. Совершенно. И это меня пугало. И то, что я испытываю страх за неё такой, какой и за себя не испытывал. Месть и правда совершенно глупая и ненужная штука. Если бы не она, я бы вообще в этот город не приехал бы, не вляпался бы в Ваську.
– Не будет, – вздохнула снова Васька. – Теперь…
И снова на меня глянула. Исподтишка, исподлобья. Такой она все же ребёнок, мой лягушонок. Только… испорченный. Я снова вспомнил, как её под себя подминал. Целовал даже, совсем с ума сошёл. И такое ощущение, что сто лет назад все было, а не этой же бесконечной ночью. В шортах стало тесно, а она стоит – между коленок моих.
– Брысь, – не очень вежливо сказал я. – У нас дел ещё до кучи…
Она стояла прямо передо мной. И в кои то веки не снизу вверх на меня смотрит, я же сижу… И почему не уходит? Совсем похрабрела маленькая глупая лягушонка. А я поглупел, не иначе. Поймал её за подбородок залеченной уже рукой, вынудил смотреть глаза в глаза. В первые дни боялась на меня даже смотреть, а теперь вон по ночам голышом ко мне под одеяло залазит…
– А если не уйду?
Я опустил взгляд на её живот. Впалый, с едва различимой в темноте впадинкой пупка. Интересно, я смог бы охватить её талию пальцами рук?
– С огнём играешь, – предупредил я.
Хотелось провести пальцем по выступающей из под резинки шорт косточке. По всем, блядь, её косточкам. Слон и моська все же не пара, как ни крути.
– Я же глупая, – пожала плечами она.
Глупая… и я недалеко ушёл. Я отнял у неё свою руку – в конце концов, не так я и ранен, чтобы вокруг меня с аптечкой бегать. Свалился ещё один ватный диск, да и хрен бы с ним. Мне хотелось провести пальцем по её коже. Буквально, до дрожи. И я себе уступил. Футболка была непривычно короткой для моей Лягушонки, я видел выступающее ребро. Коснулся его. И медленно пальцем вниз до самых шорт. Васька даже дышать перестала. А я дышал? Пытался вспомнить вкус её губ, но так быстро все было, блядь… И гости эти словно без них проблем было мало.
Я подцепил пальцем резинку. Надо уже делать что-то, пока Васька не задохнулась. Желательно просто отпустить её и идти спать. Но я подтянул её к себе за эту самую резинку. Она послушно шагнул вперёд, глупая, доверчивая Василиса. Вскользь задела мой член, который был напряжен до предела, наверное, и не заметила, наивно создание. Она то мне в глаза смотрит, не такая испорченная.
– Целовать буду, – предупредил я, надеясь, что вот сейчас то она передумает и сбежит.
Нет, кивнула. И глаза закрыла. Детский сад, блядь. Нет, я не люблю мат, но сегодня только им и думаю. Я смотрел на её закрытые глаза и губы, потом снова выматерился, но уже шёпотом. А потом…. Потом я её поцеловал. Губы у Васьки мягкие. Чуть отдают мятой и чаем с липой, который мы пили на веранде старенького дома. Васька так податлива… слишком. Я притягивают к её ещё ближе, зажимаю между ног. Вообще хочется всю её сжать, но нужно помнить, что я гораздо её крупнее и сильнее… Я и сам не заметил, как моя рука скользнула по её ноге к ягодицам. Руки у меня большие, попка маленькая, но отчего-то кажется – идеально. Не удержался слегка сжал. Васька застонала мне в рот.
– Тебе больно? – испугался я и оторвался от неё.
Блядь, не стоит забывать, что я её сильнее… Да мы не совместимы. Но Васька покачала головой, отрицая, и, осмелев мне руки на плечи закинула. Лёгкая, как пушинка. Такая опасная, не стоит забывать… Я коснулся её губ своими, чуть прикусил за нижнюю, а потом решительно отодвинул её за плечи.
– Всё, – развёл руками я. – Кина не будет. Электричество закончилось.
Член упрямо торчал вперёд, натягивая ткань шорт. Я отошел, открыл шкаф – там где-то одеяла были и подушки. Васька стояла сзади сопела. Сопела сердито – я уже научился отличать оттенки. Я повернулся, прикрывшись сложенным одеялом.
– Ну что?
– Ещё хочу, – заявило сие неиспорченное дитя.
И… ногой топнула. Я бросил в неё подушкой, не поймала, пролетела мимо и врезалась в стену.
– Спать, и не спорь с папочкой. Завтра сложный день.
Глава 13. Василиса
Квартира была и безликой и жилой одновременно. Я бы не отказалась обследовать её, как следует, но мутант запрещал мне это буквально взглядом – как не обернусь, смотрит. Мне казалось, что мутант наблюдает за мной все время. Был ли его интерес сексуальным? Хотелось бы, чтобы да… но верилось в трудом. Не верилось даже в то, что ночью я с ним целовалась. Может, в драке не только его приложили, но и меня? Теперь вот пожинаю плоды в виде неприлично сексуальных галлюцинаций.
Рассиживаться мы не планировали. Мутант, то есть Елисей, сообщил, что из фазы ожидания мы переходим в фазу действия, ибо хрен знает, что происходит. Как действовать я не представляла. Успокаивало одно – мама с папой не в городе. Лина с ними, ибо во-первых ей страшно, а во-вторых в таком виде на работу нельзя. Что уж говорить, красота подруги несколько пострадала в последние дни. Я на работу даже не звонила, вздыхала только порой.
Из кухни пахло едой – мутант кашеварил, предварительно сгоняв в магазин. Вернулся очень быстро, ничего интересного в шкафах я обнаружить не успела. Я ходила по комнате и порой к нему заглядывала – темен, мрачен, неприступен. Монолит одним словом! Я снова вздыхала. Непросто быть хорошей девочкой, когда мысли, ну очень нехорошие.
– Каша? – спросила я.
Очень захотелось пельменей маминых, а я ещё нос воротила…
– Каша, – кивнул мутант. – Ешь, полезно.
Каша была весьма полезного, но не очень аппетитного вида. Я поковыряла в ней ложкой, потом смирилась и съела, даже без сахара, которого здесь не водилось. Утро было ещё ранним, что делать дальше непонятно, а мутант изо всех сил делает вид, что не целовал меня. А ведь он даже за попу меня потрогал, клянусь!
– Что делать будем?
– Влада искать.
– Каким образом?
Мутант, то есть Елисей пожал плечами. Я привела себя в порядок, как сумела. То есть причесалась. Одежды у меня не было, только те слишком короткие шорты, которые я у папы обнаружила и надела после бани. Видимо, придётся раскрепощаться.
– Тебе снова придётся побыть наживкой, – подумав сообщил Елисей.
Я вздохнула – надо так надо. Может за то время, что я буду изображать наживку, что-нибудь и получится. Ну, у меня с мутантом. То самое, о чем вслух приличные дамы не говорят. В общем, я была бы не против, если бы он ещё мне за попу подержался.
– Я побуду, – согласилась я. – И даже буду послушной девочкой. Но только при одном условии – ты мне все расскажешь. Я чувствую себя беспомощным слепым котёнком, а это знаешь, не очень приятное ощущение.
Мутант сложил тарелки в мойку, и сразу же помыл. Очень хозяйственный мужчина. Сегодня он против обыкновения в футболке, обычно то в одних шортах щеголял дома. Жаль, я бы залипла… Но мышцы на руках играют красиво, хоть чем-то полюбуюсь.
– Зачем тебе? – спросил он. Ответа не дождался, поэтому продолжил. – Подоплека тебе не к чему… Скажем так, Влад человек очень нехороший. Раньше мы были близки…. И не поделили кое что. Нечто для меня важное. Влад просто меня подставил. Я обещал, что я его найду.
У меня все сразу упало. Я вообразила себе роковую красотку. Что-то вроде Лины, только без десяти её лишних килограмм, но с грудью, губами, блескучими на солнышке волосами. И приуныла изо всех сил – ну, куда мне с такой тягаться?
– И что дальше? – мой голос печален донельзя.
– Я жил в этом городе раньше, много лет назад. Нас с Владом многое с ним связывает. Меня ностальгия не мучила, но вот мой бывший товарищ из другого теста. Его сюда тянуло. И, если я хотел его найти, то мне следовало держать руку на пульсе. Я узнал, что скоро состоится важная… сделка. Влад в ней по уши завяз. Это был реальный шанс его отловить.
– И?
– Дело случая. Новости смотришь? Около недели назад в вашем казино, да-да, есть оно у вас, и не одно даже, перестрелка была. Кое кто погиб. Особого значения не придали, такое знаешь, случается, с людьми определённого сорта. Но у этого человека была с собой информация. Я не знаю, в каком виде – наверняка флешка. Умирал он некрасиво, в туалете, видимо, надеялся спрятаться… Когда пришли у него ничего при себе не было. До записей видео наблюдения я добрался первым. Угадай, кто забежал в туалет сразу же после этих выстрелов? Кто-то, отношения вообще ко всему этому не имеющий, но жаждущий славы и денег…
– Лёшка? – осенило меня.
Мутант кивнул. Побарабанил по столешнице пальцами, поразмыслил. Я ждала, боялась задавать наводящие вопросы – передумает ещё рассказывать.
– Владу она очень нужна. Та информация… она его потопит. Всю грязь я старался обходить, мне только этот гад нужен, но теперь похоже увяз по самые уши… И ты тоже, лягушонка. То, что знаю я, знают и они. Лёшка украл флешку. И она у кого-то из вас троих. Если Федот жив, конечно…
– Эту флешку можно продать?
– Скорее, потерять голову. Не заставляй меня думать о тебе плохо. Теперь пошли выковыривать Влада, мне нужно знать, что за молодцы приходили по нашу душу ночью.
Я отвлеклась было на мифическую флешку – верилось в трудом, но теперь снова вспомнила про тайную подоплеку. Мутант и принц Влад не поделили роковую красавицу! Теперь понятно, почему он меня не хочет – где королевны, а где лягушонки. Я прошла в комнату и села на диван, ожидая дальнейших распоряжений. Мутант гремел где-то в прихожей, я глазела по сторонам. Фотографии в серванте были, но каких-то вовсе незнакомых женщин и мужчин. Моё внимание привлекли не они. В рамочке за стеклом стоял рисунок. Набросок углем. Спящая дворняга. Собачка казалась удивительно живой, словно вот, услышит шаги, приподнимет ухо, прислушиваясь, откроет один глаз, а потом забьёт хвостом по пыльной земле, приветствуя. Рисунок не был совершенным. Но повторюсь, он был живым… И я узнавала стиль. Я конечно, не художник, но вот на детские картинки за пять лет нагляделась. С ходу определяла, какой цветочек или танк кто из моих ребят нарисовал.
Вытащила бумагу из рамки, перевернула. Лаконично подписано – пятый класс. Ну, если он в пятом классе так рисовал, наверное он невероятно талантлив. Сразу руки зачесались покопаться в шкафах как следует – зуб даю, словно Машка, что это его квартира. Да, заброшенная. Но он точно когда-то здесь жил.
– Что ты делаешь?
Голос жёсткий. Смотрит на картинку в моих руках. И так смотрит, что я сразу вспомнила – я его бояться перестала только совсем недавно. И не донца даже, где-то внутри привычно трясётся трусливая Васька.
– Ты жил здесь, – сказала я. – Точно жил.
Елисей отобрал у меня картинку, в рамку вставлять не стал, просто небрежно забросил в один из ящиков шкафа. Бумага смялась, мне стало жалко собачку – она же как живая, а он мнет!
– Неважно, – отмахнулся мутант. – Иди обувайся, нам ещё спасать наши жизни.
Звучало торжественно. Я вышла в прихожую, зашнуровала кеды. Мутант все не шёл. Заглянула тихонько в комнату. Стоит, фотографии в серванте разглядывает… Кем они были для него, эти люди? Я не решилась окликнуть, шагнула назад и тихонько дождалась. В конце концов, мне нужно быть паинькой, причём сексуальной, чтобы затмить красотку из прошлого. Надо завязывать с любопытством, оно людям надоедает и нисколько не возбуждает. Если только извращенцев, а я ещё не уверена, что мутант извращенец.
– Кстати, ты в меня влюбился, – напомнила я, когда мы спускались по лестнице. – И даже жениться обещал.
– Это было до того, как ты трясла голой грудью перед всем честным народом, – сурово отрезал он. – Я женюсь строго на хороших девочках.
Я вздохнула – вот знала же, что пригодится моя хорошесть. Надо поработать над своим имиджем, чтобы снова производить хорошее впечатление. А может надо просто залезть к нему снова ночью под одеяло, только совсем голышом, без трусиков даже… А вдруг сработает?
– Она была очень красивая? – неожиданно даже для меня самой вырвался вопрос.
– Кто?
– Женщина, из вашего прошлого. Которую вы с Владом не поделили.
Мутант остановился так резко, что я врезалась в его спину – твёрдая. Повернулся ко мне.
– Эх, лягушонка, – вздохнул он. – Какая же ты все таки глупая.
– А ещё не очень красивая, – всхлипнула я.
Мама в детстве пыталась водить меня в театральный кружок. Тамошний руководитель вынужден был признать – таланту у меня ноль. Я не обиделась, не очень то и хотелось на сцене блистать, стеснительно ж. Но сейчас подумала, может он и ошибался. Плакать мне вовсе не хочется, несмотря на то, что конечно же обидно, что и грудь у меня не роковая, и лицо самое обычное… Но мутант так поверил в этот мой всхлип, что я расстаралась и выдавила из себя слезинку. И ещё раз всхлипнула. Очень трогательно вышло, горестно.
– Я тебе что насчёт рёва говорил? – сдвинул брови мутант.
Тоже талантище от бога – убедительно вышло. А я не боюсь. Ну как вот человека бояться, который совсем недавно за попу трогал? Да ещё и стою несколькими ступеньками выше, получается смотрю глаза в глаза. И вторая слезинка скатывается тоже очень вовремя.
– Вот так живёшь-живёшь, – вздыхаю прерывисто я. – Про принца на белом коне мечтаешь. А тебе опа и вердикт – лягушка! А вот как лягушке замуж выходить?
Я села на ступеньку и разрыдалась. Очень старательно. Даже сама в свои слезы поверила, по этой причине заплакала ещё горше. И правда ведь – лягушонок! А я ещё мечтала свой генофонд оставить в виде потомков, а он лягушачий! И принц мне фальшивый попался, а мутантов я не возбуждаю! Всё это я и выдала, вперемешку со слезами, соплями и всхлипами. Мутант признаков жизни не подавал, но когда оторвалась от засаленных слезами коленок – в них я лицом уткнулась, он сидел рядом и смотрел на меня самым внимательным образом.
– Тебя в данный момент только это печалит?
– Угу, – кивнула я.
– Удивительное ты создание, Василиса. Ты в курсе, что тебя наверняка уволили с работы? Если нет, то точно уволят. Ещё твои родители в бегах. Тебя могут посадить за глумление над трупом, сокрытие улик или даже за убийство. А может даже убьют, ибо нос не стоит совать куда не нужно.
– Уууу, – пробасила я. – Теперь ещё грустнее! А ещё, я лягушка!
– Очень грациозная, вся из себя красивая и сексуальная лягушка, – поправился мутант.
– Правда?
– Да.
Я всхлипнула попечальнее. Нет, особой печали не было, напротив, мне до странного весело. Вроде вот все плохо, а с другой стороны… Интересно. И совсем не страшно, если мутант рядом. Вон он какой, весь мускулистый. И что самое удивительное, я словно чувствую какую-то власть над ним. Вот и хочется сидеть капризничать проверяя пределы допустимого. И чего я так долго хорошей была? Раньше надо было испортиться.
– А почему ты меня тогда не хочешь?
Теперь вздохнул мутант. Удивительного, кстати, он терпения человек. Другой бы уже прибил меня давно за все эти фокусы, а мама строго велела бы не жеманничать. Может даже полотенцем бы по попе заехала, не больно, а для острастки. Но мутант не будет. Хороший, да и верит, что ли?
– Эм… – замешкался он. – Дельфин и русалка как бы того, не пара и все такое.
– Выходит я тебе хоть самую капельку нравлюсь?
Я вздохнула, положила ладонь на его запястье. Широкое, жёсткое такое…
И вообще – он такой весь огромный и страшный, а я такая маленькая и миленькая… Разве не идеально? Причём здесь вообще дельфины и русалки?
– Женщины весьма деликатные существа, – всхлипнув объяснила я. – Всё, самооценка уничтожена. Как тут маньяков искать, если все мысли о том, может у меня лодыжки толстые, или грудь маленькая?
– Нормальная у тебя грудь, – пробасил Елисей. – И лодыжки тоже. Вроде…
И скосил взгляд вниз, чтобы удостовериться. Я в глубине души очень рассчитывала на красоту лодыжек и прочих мест на ногах, ибо грудью меня господь обделил. Есть конечно, но явно недодали. Одну ножку я чуть вперёд выставила, чтобы мутант оценил – и правда же, ничего. Мама, если бы меня сейчас увидела, в обморок бы упала и причислила меня к падшим женщинам. Причём за всеми остальными она право на некоторое блядство признавала, те же похождения Ангелины её забавляли, а мне вот нельзя, я же дочка.
