Текст книги "Тихоня (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Васька снова за меня спряталась. Яркий свет с непривычки слепил. В темноте, конечно, не комфортно, зато прячет надёжно… мы шагнули в следующий зал. Зря. Может, как нибудь обойти можно было бы, или выход запасной, он наверняка был… Влад не подумал, ему и правда, насрать, а вот мне – нет. Васька словно споткнулась. Окаменела. Остановилась.
– Это вы, да? Сделали... – она стояла и беспомощно переводила взгляд с одного тела на другое. – Так много… мёртвые все. А я сказала, что мы хорошие…
– Мы хорошие, – терпеливо сказал я. – А они плохие. Пошли, мы спешим.
– Никого нельзя убивать…
Уже шёпотом совсем. Я снова её на руки поднял. По ступеням, наверх, прочь отсюда, из подвала пропахшего порохом и кровью. Влад улыбался, его ситуация и сама Васька явно забавляли. А мне вот не до шуток совсем. Тем более, что у выхода стоит Лина, к стене жмется. Целая и невредимая. Вот кого сейчас видеть не хотелось, так это её. Хотя, может она Ваську развеселит…
– Постой, – сказала Василиса, когда мы поравнялись с её подругой. Я послушно остановился, хотя в тишине улиц мне уже слышался шум двигателей. Сколько минут прошло после звонка толстого? Не удивлюсь, если все пятнадцать… А Вася меня удивила. – Лина, это ты Лешку убила, да?
Лицо Лины сморщилось, словно она плакать собралась. Слезы и правда потекли, она их гн выбирала даже. А я не ошибся, машины и правда ехали, несколько. Торопливо пошёл прочь, в темноту парка, пересеку, там дальше на улицы… Лина семенила за нами следом и торопливо говорила, словно боясь, что не успеет рассказать.
– Он влип, ты понимаешь? Его бы все равно убили, все равно… Нельзя было эту флешку брать. А я.. Я смогла бы её вернуть. За… вознаграждение. И голова бы уцелела. По крайней мере я знала, что делать, и что делать надо осторожно. А эти два придурка играть решили в мафиози… Правда, Федот струсил и мне все рассказал. Я поехала, а Лёшка отказывался… Я бы ему помогла и денег дала на дорогу, честно… А он сам хотел. Там ножик лежал и я… Я испугалась. А флешки нигде не было! Нигде! Федот клялся, что Лёшка её с собой на дачу увёз, не расставался с ней. А я не нашла… Вась, прости меня…
Мы уже были в парке. Сзади визжали тормоза. Парк был глухим, не ухоженным, я рассчитывал, что все же успеем скрыться. Пару минут ещё должно быть. На слова Лины я внимания обращал мало, как уже говорил, люди давно перестали меня удивлять, а сама флешка меня изначально не интересовала. Я покосился на Влада – вот, кто мне нужен был. Идёт чуть впереди, и даже попытки сбежать не делает.
– Вась, – крикнула сзади отставшая Лина. – Это я вам дверь открыла... В кабинет. Знала, что вы идёте, сразу, как темно стало...
– Хочешь, я её убью? – предложил Влад. И пистолет даже достал. – Она мне сразу не понравилась… в отличие от тебя, конечно.
– Нет, – испугалась Васька. – Не нужно никого убивать!
– Распиздит, – предупредил Влад.
– Пусть… Это сейчас меня пугает меньше всего.
Мы остановились у дырки в заборе – с Васей на руках я бы в неё точно не влез, и так еле протиснулся. Здесь у обочины стоял неприметный жигуленок. В него Влад, открыв машину и сел, и нам махнул приглашающе.
– Поговорить надо, – сказал он. – И костюм почистить. Знаешь ли, хочется в приличном виде умирать. Куда поехать можно?
Васька покосилась на меня с испугом. Перевела взгляд на дорогу.
– На дачу ко мне. Дорогу ты знаешь… все киллеры-гастролеры знают дорогу на мою дачу.
Глава 21. Василиса
На даче было так… спокойно может. И не верилось даже, что здесь вдруг стрелять начнут, или ещё что, страшнее, хотя куда страшнее уже. И одновременно со всем этим я была страшно спокойна. Это потом я уже решила, что это посттравматический стресс был, а тогда мне казалось, что я просто туплю. Выходя из машины, которая всю дорогу скрипела и грохотала так, словно вот-вот развалится я первым делом покосилась на лес. Не то, чтобы мертвый Лёша меня пугал. Он по крайней мере близкий мертвец, почти родня, не то, что те… Никогда, наверное, не забыть.
– Нет его там, – буркнул Елисей. – Увез я… в ту же ночь.
Даже так… я прошла в дом, включила свет, во всех комнатах, мне после той «темной» так света хотелось. Чем больше, тем лучше. Мертвецов, дома, слава богу не наблюдалось. Надо учиться радоваться мелочам.
– Бани нет, – сказала я. – Есть душ. Вода в нем наверняка ледяная. Кто хочет, идите…
Первым пошёл Влад. Я в открытое окно слышала, как он из кабинки повизгивает. Потом ушёл Елисей. Я подумала, боюсь ли наедине с Владом оставаться? Вдруг оказалось, что нет. Чувства все так притупились, что абсолютно все равно… Тем более убивать он вроде не собирается, сидит, розовенький, после ледяной водички, пельмени ест. Пельмени обнаружились в морозилке.
– Зачетные, – похвалил Влад.
Он был все так же красив, но красота его мной уже не воспринималась. Я словно под наркозом была.
– Даже Гена одобрил, – сказал Елисей.
– Ничего себе…
Сидят, едят, пельмени нахваливают. Словно не случилось ничего. Я есть не хочу. Тоже присела, руки на коленки сложила, смотрю. Жду.
– Чего ждёшь? – догадался Елисей.
– Ну… не знаю. Вы, наверное, друг друга убивать начнёте. Хотела попросить, может вы сразу в лесок, и могилку отроете? Тяжело, знаете, трупы таскать… а я так устала. Я Лешку прошлый раз еле дотащила.
За столом воцарилось молчание. Взгляды с меня друга на друга перевели, набычились. Право слово, ребят моих из садика напомнили, те тоже не поделят чего и друг на друга вот так смотрят. Потом, как правило, дерутся. Так что я жду, и не боюсь даже, хотя дошколят боялась. Повзрослела, может? Лучше поздно, чем никогда. Наверное…
– Он меня бросил, – сказал Елисей почему-то мне. – Кровью истекать. А я полз и мечтал, как его убивать буду.
– Пусть убивает! – крикнул Влад. И тоже на меня смотрит. – Я заебался от него бегать! Я НЕ ВИНОВАТ!
– А какого хера тогда бегает?
И смотрят на меня. Ждут. Во мне проснулась воспитательница детского садика.
– Какого, – переспросила я у Влада. – хера, ты от него бегал?
– А ему объяснишь разве что? Он в голову себе вбил и отказывается слушать!
Я посмотрела на Елисея – вполне возможно. Объясни что этим ста килограммам мышц. Проще убежать… Кивнула Владу, продолжай.
– Они хотели, чтобы мы оба погибли тогда… И я уверен был, что ты мёртв. А доказать я никак не могу… Столько лет прошло. Прости меня, пожалуйста. Вот честно, мне хреново. Не без тебя, а что ты меня дерьмом считаешь. Я этого урода, который нас подставил хотел за шкирку тебе привести, но гад смылся… на тот свет.
– Он сказал пожалуйста, – донесла я до Елисея. – Это волшебное слово.
– Потом разберёмся, – сказал он. – Завтра.
– Умница, – похвалила я. – Утро вечера мудренее.
Влад допил чай, отставил кружку. Я снова вспомнила, про душицу у соседей на чердаке. Наворовать бы… И Франклина надо проверить, не помер ли… все же, быть придавленным мутантом это не шутки. Простые прищемленные хлопоты радовали. Отвлекали.
– От твоего завтра мне не легче, усмехнулся Влад. – Проблема ни хрена не решилась. Флешка где-то. Если бы ты знал, Есь, сколько дерьма на ней. Меня в этом же дерьме и похоронят. Слишком… сильные люди. Работать на них хорошо, а против – страшно. Подумываю записаться в экспедицию на Марс. Буду колонизировать красную планету и надеяться, что там меня не найдут.
Мужчины замолчали. Я допила свой чай. Нет, без душицы совсем не то… Сходить, может? Что мне теперь темнота? Лестницу приставлю, у нас лежит за домом, и влезу через чердачное окошко. Надо мужиков попросить принести лестницу, раз уж они не убивают друг друга аж до завтра. Кстати, о мужиках. Я встала, пересекла крошечную кухню. Одна стена у нас из декоративных бревнышек, круглые, поперечного среза. Степка баловался, когда они в школе осваивали всяческие лобзики. Стенка получилась пусть и декоративная, но красивая, мама её оставила. Тем более, что за ней дощатая, сто раз перекрашенная стена… Некрасивая. Вот к этой деревянной красоте я и подошла. Подцепила ногтями и вытащила одну из круглых деревяшек. Достала то, что там лежало.
– Знаете, – сказала я. – Я очень не любила, когда Лёшка пил. Кто ж любит? Он меня особо не слушался, никто меня не слушает… Так вот. У него, как у любого уважающего себя начинающего алкоголика всегда были заначки. Вот здесь он прятал чекушки, когда мы на дачу приезжали . Я знала, но молчала, он же другое место бы придумал… И тогда, утром уже, после того, как я Лешку закопала, я заглянула сюда, а там она лежит… Я не стала брать. Лешку такие вещи отродясь не интересовали, не думаю, что он знал, как включать компьютер, стрелялок в телефоне для счастья ему хватало. Я поняла, что все из-за неё. И оставила её там лежать…
Подошла к столу и положила на него флешку. И тишина. Сидят и на меня смотрят. Молчат.
– Она сумасшедшая, – сказал наконец Влад. – Ты где её нашёл?
– В лесу, – ответил Елисей. – Она бывшего закапывала…
– Занятно, – и на меня смотрит. – Я возьму, да?
– Бери…
Влад взял флешку, сунул её в карман рубашки. Она кстати, чистая, видимо вещи он в раздолбанных жигулях возил. Встал. На мутанта теперь смотрит.
– Я пойду?
Елисей молчит. А мне кажется, как будто я его чувствую, что он сказать хочет. Он хочет его отпустить. Убивать не будет. Может, просто при мне не хочет… он же такой деликатный, мой мутант. А может он его искал просто, чтобы поговорить? Или нафантазировала я себе? Одно знаю точно – пусть уходит от греха, пока таки друг друга не переубивали.
– Иди, – великодушно говорю я. – И хватит… убивать людей. Женись лучше, у тебя детки красивые будут.
Он ушёл. Мы остались вдвоём на маленькой кухне. И сразу подумалось, зачем я так флешку отдать спешила, словно мне руки жгло? Сколько дней пролежала, до утра бы никуда не делась… Потому что вдвоём как-то сложнее… И сказать сразу нечего. Хотя мутант – нашёл. Порой мне кажется, что мужчины все же гораздо умнее нас, женщин.
– Иди сюда, – сказал он.
Наверное, это единственное, что сказать нужно было. Отчего бы не пойти? В этот раз все иначе было… и правда, не торопясь. Елисей снял с меня платье и усадил передо мной на стол. Провел пальчами по ключицам, по груди закованной в лифчик без бретелек, по животу, который с такого ракурса мне самой казался толстым… Потом на руках понёс в комнату. В мамину, она здесь единственная с приличной кроватью, но ладно, какая разница? Сам бог уже мне велел стать немного анархисткой.
– Если хочешь, я могу выключить свет, – предложил он.
Я помотала головой. Нет, пусть при свете будет… хочу его запомнить. Хочу поцеловать каждый шрам шрам на его теле, и делаю это. Мне жаль его, этого огромного сильного мужчину. Так жаль, что даже плакать хочется, но я не плачу, он не поймёт, я просто легонько касаюсь его кожи. На предплечье очередной шрам.
– Откуда?
– Нож… восемь лет назад.
– А этот? – он под лопаткой, слева, я понимаю, что сердце очень близко и мне страшно.
– Этот в ту ночь… за которую я убить Влада хотел.
Я спрашиваю о каждом. Целую каждый. Мутант лежит, послушно перевернувшись на живот, хотя ему наверняка не комфортно, с таким огромным, торчащим… Эмм… членом. Но я хочу узнать историю каждого рубца, словно, если он расскажет, ему легче станет. Касаюсь последнего. Он забавный, в форме звёздочки маленькой. И расположен… прямо по центру ягодицы.
– Мне было двенадцать, – не дожидаясь вопроса говорит Елисей. – Бегал на заброшенный завод кирпичный… Мама ещё жива была. Знаешь, где кирпичка? Прыгал с высоты в снег, а там арматурина… ржавая. Страху натерпелся. Это потом уже понял, что с попаданием мне конкретно повезло, ещё несколько сантиметров в сторону и знакомство с железкой было бы куда более интимным… А тогда домой шёл, кровь в сапоге хлюпает, а я только и стараюсь, что не разреветься…
– Глупый, – говорю я, и целую этот последний шрам. – Плакать не стыдно…
В одной фразе столько я про него узнала. Что он рано лишился матери. Что из нашего города… Хоть каким-то его словам можно верить. Терпение мутанта заканчивается. Переворачивается на спину, ловит меня, сажает на себя сверху. Я сижу на его паху, чувствую член – пора уже научиться проговаривать это слово хоть мысленно, касается моих ягодиц, точнее, ложбинки между ними, и внутри плавится, и кажется, я оставляю на коже Елисея мокрые следы своего возбуждения и стесняюсь этого. Он это понимает, приподнимается ко мне навстречу, ловит мою грудь ртом.
– Возбуждаться не стыдно тоже…
Грудь у меня маленькая, и этого я тоже стеснялась. Но сейчас-то понимаю, что это гораздо удобнее. У меня острый дефицит рук и губ Елисея, поэтому то, что он может втянуть в рот сразу почти половину груди неоспоримый плюс. Он чуть прикусывает сосок, стону. Я хочу медленне, да. Хочу изучить его тело, налюбоваться им, но мне самой изменяет выдержка. Приподнимаюсь, обхватываю его член рукой – я первый раз его касаюсь… направляю в себя. И медленно сажусь. И чувствую, как… натягиваюсь. Да, именно так, хоть слово и не слишком красиво в данном аспекте. Зато подходящее. Я его обхватываю собой. И чувствую каждым миллиметров. И он слишком большой, да. Когда я сажусь полностью, кожа к коже, внутри меня разливается лёгкая тягучая боль. Но она мне нравится тоже. Когда я начинаю двигаться, она стихает, отодвигается на задний план. Теперь меня очень беспокоит, как у меня получается. Это мой первый опыт наездницей, наверняка я совершенно неопытна и нелепа… Но в глазах мутанта туман, он тяжело дышит, и словно не может перестать меня касаться. Я начинаю верить, что и правда нравлюсь ему. Возбуждаю, пусть я и нелепа.
– Хочу, чтобы ты сверху был, – прошу я.
Не потому, что я устала – Елисей начал помогать, подхватывая под бедра, а силы в нем немерено… Просто хочу максимального контакта. Хочу обнимать его и целовать.
– Я раздавлю тебя, – предупреждает он.
– Поросенок же не умер… И мне ничего не станется.
Он ловко, одним движением переваливается, подхватив меня под ягодицы. На какое-то мгновение мне и правда дыхание перехватывает, а потом он опирается о локти. Я обхватываю его руками и ногами. Крепко-крепко, так, что и при желании не оторвать. Глажу пальцами тот самый шрам, что так близко к сердцу, под самой лопаткой… целую его губы. Чувствовать его язык в своём рту, и член в своём влагалище одновременно это… боюсь, что не сумею подобрать слов. Такого у меня не было никогда, и, наверное, не будет. Такого, что на каждое движение, сноп искр, и кричать хочется, от того что сладко и больно, невыносимо просто… Сдерживаться я перестаю, и кричу прямо в его рот, задыхаясь в этом крике, в своих ощущениях, цепляясь ему за плечи…
Он сразу переворачивается обратно, и я лежу на нем, он обнимает меня, так крепко, что дышать тяжело, но я не жалуюсь. Я берегу и коплю секунды.
– Ты знаешь, какая у меня мечта? – спросила я, чтобы не молчать уже больше. – Я хотела уехать. Нет, бросить маму и город мне не хватило бы духу. Я хотела на год… я деньги копила. Набрала много, по своим, разумеется меркам. Но все равно не хватает, я же мечтаю обогнуть землю. Я даже маршрут составила, продумала, во всех мелочах…
– Я дам тебе денег, – говорит мутант куда-то в мой висок.
– Не нужно… Тогда цель потеряет свою прелесть. Мне просто поделиться хотелось…
Я встала, хотя вот будь моя воля, я так и жила бы, на мутанте. Пошла на кухню, подобрала свои вещи. Не чтобы одеться, как-то глупо уже стыдиться, наверное… Там, в крошечном внутреннем кармашке, который даже на молнию закрывался, сложенная квадратиком расписка, потрепанная уже, но все буквы читаемы.
– Знаю, для тебя это все было глупой шуткой, – я вернулась в комнату и протянула. – Но для меня это документ. Обязательство, которое ты выполнил. Так что… забирай, так будет правильно.
Он взял расписку, покрутил. Понял наверное все… по моему тону, по слезам, которыми блестели глаза. Молча поднялся, подобрал свои брюки, надел на голое тело.
– Меня и правда Елисей зовут, мама девочку хотела, получился я. И принца из меня не вышло… – сказал наконец он. – И фамилия в расписке настоящая.
– Уже неважно… Ты уезжай. И небезопасно тебе, и вообще… Долго прощаться плохая примета.
– Почему?
– Я не могу так, Елисей. Вот сегодня ночью я это и поняла. Ты скажешь мне, что больше не убиваешь… сегодня ночью убивал. Я не вправе судить, да. Ты меня спас. Но легче не становится. И маньяк твой… Ты его простил?
Елисей промолчал. Значит, я правильно поняла. Он его сегодня отпустил. Может, ради меня. Скорее всего, даже… я же говорила, что мой мутант деликатный? И чем не принц? Принц. Только из какой-то очень страшной сказки… той, что хорошим девочкам не рассказывают. Господи, как не хотелось, чтобы он уходил! И одновременно понималось, так правильно будет. Где я, где он… работающим на восстановленной кирпичке, пока я отбываю повинность в саду, я Елисея представить не могла. Мы, как параллельные прямые, которые вдруг сошли с ума и все же соприкоснулись… и снова пошли прямо, в одну сторону, но каждый по отдельности.
– Ты уезжай, на пару недель. Родители твои в круизе, их Гена на проходящий мимо пароход загрузил и отправил подальше… и ты уезжай. Тут пока… Влад все подчистит, что пропустили. Потом станет безопасно.
Я подумала, что Влад наверняка уже мчит от города на машинке, которая в сотни раз жигуленка приличнее, но промолчала. Иногда нужно уметь просто молчать.
– Хорошо, – сказала я. – Пока. То есть, прощай.
И дверь за ним закрыла, словно могла она защитить от того, что изнутри глодало. Я забралась в постель, которая ещё Елисеем пахла, накрылась с головой одеялом и разревелась наконец. По Лешке плакала, я ведь даже не спросила, куда Елисей его увёз, так бы совершила анонимный звонок в полицию, и похоронили бы по человечески… Оплакала Лину, которая была жива, но безвозвратно для меня потеряна. Меня мучило то, что убийство Лёши останется ненаказанным, но и представить Лину в тюрьме я не могла. Она же девочка… с ножиком. Плакала по своим дошколятам, которых так и не смогла проводить во взрослую жизнь. Нужно будет накупить им вкусняшек и сюрпризов, и поздравить каждого… И наконец плакала по себе. По своей одинокой старости, а она точно такой и будет, как вообще к себе кого-то подпустить, после того, как я знаю, бывает с ним одним? Когда уже рассвело, я опухшая от слез, с охрипшим горлом, одним словом, красотка, вдруг поняла, что ещё и втрескалась по уши. Херово было так, что хоть беги и возвращай. Я и правда выбежала, забыв даже, что нагишом. Опять же хорошо, что мои соседи наш дачный участок не очень уважают, обошлось без позорища. Двор был пуст, и светло уже совсем. Чего я ждала, дура? Что будет сидеть на крыльце и ждать, пока наплачусь?
Я вернулась в дом, перевернула подушку – с одной стороны она совершенно промокла, и уснула. Проснулась уже вечером, совершенно разбитой. Поехала в город, в свою коммуналку, которая все так же привычно пахла капустой и лаком для ногтей – на кухне, сидя на подоконнике, соседская девочка красила ногти на ногах.
– Привет, – сказала Машка. – Загуляла, я смотрю? Ты это, сотку не займешь до зарплаты? Представляешь, козёл этот бросил меня, ушёл к той, что моложе… А ещё говорил любовь. Тьфу.
Я открыла свою крошечную сумочку, там стопка купюр из казино. Вытащила одну, не посмотрев на достоинство, протянула Машке. Судя по тому, что соседку как ветром сдуло, на водку там точно хватало. Я пошла к себе. Бардак, все валяется, все перевернуто… сюда тоже приходили флешку искать. Испачкали своим присутствием мой дом, и домом я его больше не ощущала. Я собрала вещи и уехала утром же. Не в кругосветку, нет. В санаторий. Инстинкт самосохранения у меня остался, как и вбитое накрепко – папочку надо слушать. Он сказал лучше уехать, я и уехала. По возвращении оказалось, что из садика меня и правда, уволили. Даже странно, что меня это удивляет.
– Сейчас оформим, – сказала заведующая. – Народу не хватает, сменщица твоя почти без отпуска работает… Только без фокусов!
Я прошлась по садику. Новую группу уже почти набрали, дюжина малышей смотрела на меня круглыми глазами, в них – любопытство. А я… ничего не чувствую, как отшибло. Своих деток хочу, тех, что уже готовятся к школе. И пусть бы дрались, к ним я привыкла…
– Не хочу пока, – вынесла я вердикт. – Может потом… приду.
В итоге я не работала целый месяц. Мама, которая вернулась из неожиданного круиза с отцом подмышкой, вынесла мне весь мозг. Дескать хорошие девочки, так не делают. Они не копят деньги для того, чтобы потом просто не работать. Все же работают, и ты должна… В конце концов, кто же будет делать твои пенсионные отчисления? А папа томился и вздыхал, мама забрала его обратно под крылышко, закормила пельменями так, что он округлился, порозовел, и теперь истово мечтал о прежней свободной жизни…
Я слушала маму и кивала. Ну, что ей ещё скажешь? Что я реву ночами и жду, когда мутант, которого я по глупости прогнала, вернётся? И на работу мне никак нельзя, потом, как вернётся мутант, я ж все брошу и всех подведу. А хорошие девочки так не делают.
Ещё через энное количество дней и возвращалась с дачи. Волокла авоську с помидорами и огурцами, которыми меня нагрузила мама. И вдруг возле нашего супермаркета увидела… не мутанта, нет. Цыганку, ту самую, грузную, без одного переднего зуба, и с седой прядью из под цветастого платка. Я выполнила пакет, помидоры рассыпались по асфальту, жёлтые, розовые, коричневые… Моя мама была томатным гурманом, и на наших грядках царило разнообразие.
– Постойте, – крикнула я уходящей женщине. Вытряхнула ей в ладони все, что в кошельке было, но вряд-ли много. – Вы мне гадали… пару месяцев назад. Сказали, судьба…
– Помню, – ответила она. – Тебя помню, и руку твою тоже… И судьбу…
– Скажите, – взмолилась я. – Где мою судьбу верти носят?
Она взяла мою ладонь. Я не боялась, я уже научилась не бояться всего подряд. Цыганка ладонь рассмотрела придирчиво, даже в руках повертела. Вздохнула.
– Тогда судьба кричала… сейчас молчит. А я же говорила, что херовая из меня гадалка…
И жалость в глазах. Я понуро побрела домой, а помидоры так и остались живописный и ярким натюрмортом на сером асфальте.
