Текст книги "Боль (СИ)"
Автор книги: Ирина Разумова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Она просто не сможет делить меня с Каро. Не выдержит этого, сломается так, как никогда до этого, и все что произошло покажется ей только репетицией боли. А значит каждый день в ожидание, каждая встреча – как бой часов, отсчитывающих время, которого оставалось так мало, так бл*дски мало, что порой я думал, не отменить ли все? Плюнуть на скандал, на семью, остаться с ней. Быть со своим воробьем, потому что уже сейчас я отчетливо понимал – если не она, то никто другой мне заменить ее не сможет.
Случайно, больше из любопытства сначала, потом от похоти, я обратил внимание на юную девушку: такую неуклюжую, в чем – то нелепую. А получил воробья, такого ершистого, кажущегося серым другим людям, пока не разглядишь поближе. Не увидишь за невзрачным цветом оперения всю красоту, душу, страсть что есть в ней. Мне повезло, увидел, получил – ненадолго. Пока не пошел на поводу своей ярости и ревности. Да пусть я тогда узнал, что все было спланировано и подстроено специально для меня, какая разница – она же пошла на это. И только сейчас я действительно был готов поверить, что она не была виновата. После того как увидел насколько глубоко мои слова проникли в ее сознание. Увидел ее там сидящей на полу в ванной и сломался вместе с ней. Разорвался на части, когда во всей ее позе, в том, что с ней происходит, увидел совсем иную картину – ту самую девочку, которая была такой нерешительной в самом начале, такой страстной потом, открытой, моей. И вот от этого ничего не осталось. Лишь маленький комочек на полу, перебитая моими словами.
И решение, как озарение, пришедшее в тот момент, станет потом приговором гораздо худшим, но я не мог иначе. Держал ее на руках и говорил то, что никто и никогда от меня бы не услышал – никто кроме нее. Но не было и человека, женщины, вызывающей у меня такие эмоции. И единственное что я сейчас мог сделать – это отдать кусочек своей души. Открыть что ощущал, что хотел и чувствовал по отношению к ней. А потом мне оставалось только ждать. И с каждой минутой, стремительно уносящей ночь, все ближе приходило осознание – это последний раз. Больше не будет воробья, моей Николь, что могла отдаваться так бескорыстно, каждый раз всем своим сердцем. Никогда в жизни я не найду другой женщины, способной любить меня именно так. Настолько выворачивать свое нутро, услышав мои слова, настолько ощутить и прочувствовать их, что когда увидел в ванной, какое – то время думал, что она хочет просто умереть. И даже сейчас эти воспоминания стояли перед моими глазами, когда я ехал к ней.
Каждая наша встреча – каждый раз меня накрывали эти воспоминания, напоминая страхом внутри, что могло все закончится. Я знал, что выбери она жизнь без меня, все же оставил бы ее. Ненавидел, жаждал вытрясти иные слова, но оставил. И жил дальше, не наложил бы на себя конечно руки, но всегда помнил именно эту картину и так не отпускающую мое сознание.
Но именно это и заставляло меня быть особенно нежным. Давать и брать все что только можно, зная что осталось совсем немного. Я был эгоистичны убл*дком, знающим, что для нее было бы лучше уже сейчас расстаться со мной и попробовать жить иначе, но не мог отказать себе в ней. Не мог и не хотел. Если три месяца назад выбор был за Николь, то теперь, спустя три месяца, я больше не предоставлял ей возможности решать. Моя. Столько, сколько можно. Но что было страшнее всего, так это крепнущая во мне уверенность – не отпущу и после свадьбы. Смету все что только можно, но не отдам ее другому, никогда.
Пусть ей будет плохо, пусть она будет страдать, зная, что дома меня ждет жена, но отпустить – значит сломать уже себя. Остаться половиной и потерять вторую, в которой жила она. Ту часть своего сердца, в котором поселилось это безумное чувство, сопровождающее меня уже два года, как бы я не отрицал это перед самим собой. Хотя и этого уже не было. Только одно чувство владело мной – пока еще можно, подарить ей все удовольствия, которые только возможно. Дать все то, что не успел раньше и не смогу потом, ведь дальше будет боль, всегда, при любой встрече. Будет ее излом. И в этих частых встречах, я хотел найти силы для будущего, чтобы отпустить на волю свою птичку. Присматривать за ней, но отпустить.
НИКОЛЬ
Три месяца, которые слились для меня в круговорот счастья и надежды. Нет, ни одна из проблем ни исчезла в дымке прошлого, но странным образом все растворялось, стоило мне увидеть его улыбку, обращённую ко мне. Ту самую, что когда – то покорила своей открытостью, той радостью которую несла, и которую видели так мало людей. В отличии от обычной кривой усмешки или официальной полуулыбки, которая могла появляться на его губах. Мне же теперь была подарена совсем иная и стоило увидеть, как изнутри охватывало тепло – любит. Все с той же яростью и недоверием, но любит и купает меня этих чувствах, с той же нежностью и заботой, что мать своего ребенка.
Его шепот "воробей" в самые неожиданные моменты мне на ушко, с описанием того что он сделает со мной. Его руки, которые я ощущала утром еще раньше, чем просыпалась, чем могла ощутить все остальное. И безграничное, невыносимое в своей яркости и неправдоподобности чувству любви, которое окружало меня все эти три месяца, с того момента, когда я решилась. Пришла к нему, готовая к новым порциям унижения и получила свой кусок ворованного счастья, такой краткий и недолгий, но только мой. Спрятанный от мира тайной происходящего, нашей скрытностью и жаждой быть наедине, без посторонних взглядов.
Я понимала в глубине души, что во многом это конечно же связанного с его будущей свадьбой, но как оказалось, были причины и у меня. После того унижения, которому Лукас подверг меня, я не готова была рискнуть публичным. В тот момент, когда шла к нему, у меня и мыслей не было по этому поводу, но когда осталась вновь наедине с собой, смогла принять неожиданно открывшуюся во мне сторону – я готова снести от него очень многое, практически все, но не хочу вновь становится жертвой чужих языков. Это будет слишком, получать удары с двух сторон.
Было ли это моим тщеславием или защитной реакцией психики, но все мечты прошлого, быть его спутницей, открыто представляемой другим, канули в лету. Нет, никаких связей, прикосновений, разговоров, на публике, там где могли быть увидены другими.
Я училась не смотреть газеты, опасаясь любого упоминания о нем и его невесте, старалась максимально абстрагироваться от настоящего, в котором через девять месяцев, Лукас собирался жениться. Как бы это не было, но я понимала, что это крайний обещанный мне срок с ним. Дальше будет пропасть, в которую я упаду, стоит мне встретиться с ним после произнесения обетов о верности и любви. Хрупкий, ненадежный, выстроенный из ветра и песка мир, в котором я иногда позволяла себе продолжать мечтать и верить, в совсем иное будущее, чем то, что ожидало меня. Возможно глупость просто неизлечимый порок, сколько бы раз не доказывали обратное, всё равно живет надежда на будущее, со счастливым продолжением. Так и я понимая, что для меня определены строгие временные рамки, всё же срывалась иногда на мечту о невыполнимом, рисуя себе картинки будущего, которые только и останутся, что в моей голове.
Но это все что я имела, что мне было позволено иметь, совсем мало, если рассматривать в перспективе жизни и так много, когда осознаешь, что это единственное время, отпущенное мне с ним. Каждый день я отгоняла прочь мысли о том, что будет со мной в тот день когда Лукас станет мужем Каролины. Боялась просто даже подумать о той бездне, которая откроет мне свои объятия, принимая и успокаивая безысходностью положения.
И только это полуночное ожидание толкало меня к думам, которым не место в моем придуманном мире, моей фантазии. Лука должен был скоро приехать, но задерживался на очередном приеме и это значит, что завтра я буду отворачиваться от уличных торговцев газетами, от ларьков, боясь увидеть их двоих на обложке. Это просто, нужно только помнить, не давать себе расслабиться.
Шорох гравия сигнализирует мне, что он уже приехал, сознание, настроенное на него, не пропускает ничего, не единой мелочи: вот тихое звяканье ключей, которое невозможно услышать, если не пытаться. Щелчки поворота ключа в двери, открывающаяся дверь. Пауза, как будто входящий прислушивается к тому что происходит в доме, прежде чем слышу, как закрывается входная дверь. Стук ключей смешанный со звоном, который недвусмысленно говорит– это пришел некто имеющий право оставить нас здесь, на этом столике, что так удобно стоит на входе в комнату. И наконец – то любимые руки ложатся мне на плечи, а я слышу его шепот: "Боюсь, как зеленый, неопытный мальчишка, что однажды не найду тебя здесь". И мой тихий ответ: " Пока любишь, нужна – всегда дождусь".
Было что– то в этом отчаянное, с надрывом, с болью в душе на самых дальних планах. Темные тени, которые как не противься, будут все ближе, наползая и омрачая, все то, что еще есть в руках. Также, как и счастье, принадлежащее нам двоим, изломанное, местами рваное, но более ослепительное чем солнце, сверкающее на снеге.
Россыпь камней, из которых состояли эти встречи. Ожидание, замершее сердце, первый удар, когда он уже рядом и остановившиеся дыхание, каждый раз, когда расставались. Но я не променяла бы это ни на что другое. Сейчас я жила и ощущала больше, чем за всю свою жизнь раньше. И пусть спустя несколько месяцев все это кончится, и я останусь побитой этими же камнями – каждый миг стоит того.
Июнь 2006
Осталось так мало. Несколько жалких недель, прежде чем Лука женится на Каролине. Как же быстро пролетело время. Казалось только вчера он держал меня в объятиях, говоря, что ничего не может отменить, не может быть со мной до конца, открыто и тогда я решилась получить то что могла. Мне все казалось, что я смогу насытиться им, смогу обрести достаточно воспоминаний, чтобы отпустить и жить дальше. Наблюдать за его жизнью только из газет, не сразу конечно, но когда – нибудь. Теперь я понимала насколько было глупой. Нет, не смогу. Буду умирать в момент, когда Лукас женится, выть, подыхая наедине с собой. И боль испытанная в том доме от его жестоких слов окажется слабый тенью, по сравнению с тем что будет сейчас.
Тогда я потеряла только себя, раздавленная им – теперь потеряю нас. Это так много, столько времени вместе, столько воспоминаний, а хочется еще больше. Не воспоминаний, а будущего с ним. И закрадывается сомнение – может быть я смогу. Может выдержу быть любовницей женатого мужчины? Возможно смогу сломать саму себя и оставаться рядом с ним. У меня уже не было особых иллюзий юности, не было и чувства стыда перед Каролиной, оставались крохи моральных принципов. Те самые, которые вопили – нельзя. Это будет семья, у них будут дети. Вот это и требовало от меня все закончить раньше, чем они поженятся, то есть сейчас.
Поэтому идя к дому, я морально готовилась произнести свою маленькую речь, тщательно отрепетированную, написанную заранее, иначе не смогла бы найти слов. Абсолютно лживых, в которых не будет ни грамма правды. Что – то вроде: спасибо за внимание, я все получила, теперь пришло время распрощаться. Это происходило со мной уже в третий или четвертый раз. Но каждый раз видя его, я все забывала, только обещала себе: в следующий раз обязательно. А теперь требовалось себя заставить, сказать то что убьет все что было, все что я получила.
Дрожащие руки, когда открываю дверь и неожиданно слышу музыку: какая – то симфония, громыхающая на весь дом. Как могла не услышать еще раньше. Но вдруг звук становится гораздо тише, а из кухни появляется Лукас. Потом я буду думать, что это был подарок судьбы для меня, то что я молчала раньше и промолчала сейчас, онемев от его вида: в руках два бокала с вином, сам в одних джинсах, но самое поразительное было другое – его волосы были как припорошены белой пылью. Подходя к нему все ближе, я видела что та же пыльца и на его руках.
– Мы будем сегодня готовить, я уже начал, – говорит и протягивает мне вино, улыбаясь с какой – то тайной.
– Готовить? Ты в муке?
– Да воробей. Ты испечешь мне пирог или спалишь его, не имеет значения. Но готовить будем.
Мне на какое – то мгновение даже показалось что он сошел с ума, такая радость была в его голосе, такое озорство. И этот пирог? Что за сумасшедшая идея. Хотела уже спросить, прежде чем смотря прямо мне в глаза, Лукас чеканя каждое слово произнес:
– Свадьба отложена на один год.
Бокал, который я только что взяла его рук, выскользнул из моих пальцев так, будто был в масле. Его слова, оглушили меня, подарив мне столько счастья, что оно не помещалось внутри. Еще один год. Триста шестьдесят пять дней, которые простираются перед мной как дорога, конца которой не видно. Дорога, идя по которой я буду вместе с ним.
– Люблю тебя, – единственные слова, которые смогла произнести. – Так люблю, что сердце больно, что рыдать хочу. За то, что ты со мной, сейчас.
– Не могу тебя отпустить… еще не так скоро. Мой воробей…только мой, та, что не отпускает, та, чье сердце важнее моего.
Глава 26
Май 2007
Т ретье письмо Николь
Дорогой, любимый, самый родной человек на свете… я могу продолжать этот список до бесконечности, но и тогда в нем не будут отражены все мои чувства и слова к тебе. Сколько бы я не говорила, ни что не сможет показать тебе всю истинность и значимость моих чувств к тебе, но теперь я и не думаю, что это требуется. Осталось всего два месяца, два. Это так мало, в свете человеческой жизни, моего возраста, моей любви и в тоже время, это еще несколько недель наедине с тобой.
Поразительным образом, за те два года, что мы провели вместе, я повзрослела, как вряд ли могла бы, проживи двадцать лет с другим мужчиной. Роль любовницы – такая во многом унизительная, болезненная, ранее презираемая мной, смогла показать мне, что такое действительно любить. Это оказывается тоже не так просто.
Кажется, когда – то я думала, что любовь – это сплошное счастье, одна только радость и удовольствие. Потом, я решила, что к этому примешивается страсть. Но даже представить не могла, что любовь для меня будет неразрывно связана с болью, что у любой радости, будет в итоге появляться оттенок горечи. Об этом почему – то не пишут в книгах, это не рассказывают мамы и подруги, хотя в плане подруг я и не уверена, у меня их нет, по крайней мере настолько близких, чтобы я могла рассказать о наших с тобой отношениях. Никто не подготовил меня к тому, что в любви есть место не только радужным планам и красивым, романтичным отношениям. В фильмах, если и есть какие – то проблемы в отношениях, то все завершается свадьбой, у нас будет также, только это станет концом нашей… да, лучшего слова чем «связи» – не подобрать.
Вот так, любовница и связь – то в чем состоит моя жизнь на данный момент, потом будет бывшая любовница. Без каких – либо связей, только с кучей воспоминаний, которые, наверное, смогут меня утешить. Но скорее всего это просто самообман, попытка убедить себя в том, что когда я останусь одна, без тебя, то найду возможность жить в прошлом. Только этого не будет ведь. Ты научил меня жить в будущем, принимать все как есть и не бояться, не страшиться того, что ожидает впереди. За это, я конечно всегда смогу сказать тебе спасибо, но кто научит жить без тебя? Несмотря на многочисленные занятия, на то что у меня есть интересная работа и все больше заказов, моя жизнь сводится к … тебе. К ожиданию наших встреч, к тем моментам, которые мы проводим вместе. Это, наверное, очень жалко выглядит, когда написано на бумаге, но на самом деле… это так много, такой огромный, бесценный дар, быть с тем, кого любишь и кто любит тебя. И меня страшит тот момент, когда я останусь одна. Постыдно, дико страшит, потому что, во мне нет веры, что кто – то другой сможет тебя заменить. Да и как можно заменить первого любовника, не мимолетный эпизод жизни, а пять лет, в которых был только ты. Было много боли, много моего ужаса, от того что уже свершилось и страх, перед грядущем. Но что это, в сравнение с тем безграничным чувством любви, какой – то невозможной, невероятной нежности, яростной страсти и неимоверного чувства … что я не одна.
Пусть не постоянно, но я жила эти два года, с сознанием, что в определенный день и час, а иногда неожиданно, окажусь в твоих руках, буду смотреть на столько дорогое лицо и наблюдать любимую улыбку. Пусть не всегда, иногда это была и злость, и ледяная маска злости, но это были чувства ко мне. Они есть еще и сейчас, они взаимны, но есть и судьба, жизнь, которая диктует свои правила. Жестокие условия, с невозможностью их изменить. Даже не так… я не могу ничего изменить.
Но сейчас мне немного легче, когда есть понимание, твоего поступка. Сложно представить, что ты мог сделать иначе, чем согласится на требования Каролины, когда речь шла о семье и бизнесе, хотя и с легкостью могу понять, что будь все дело только в отце… да, ты бы и пальцем не шевельнул, пытаясь спасти его. Одно остается за гранью моего понимания: как это возможно? Как могло случиться, что твой отец, уважаемый всеми человек, на самом деле… на самом деле только маска, скрывающая за собой маньяка, чудовище, способное на все самые низкие преступления, кроме убийства, хотя возможно, это то, о чем как раз не смог мне сказать.
Конечно, мой подход во многом наивен и мне самой это понятно и известно, да, я понимаю, что деньги и власть, способны прикрыть любые грехи, но так ли? Теперь мне известно – нет. Проведай кто – то из журналистов, чем любит заниматься твой отец, это стало бы грандиозным скандалом, одним из тех, что и через двадцать лет не утихнет. Именно это и дает мне понимание одной простой вещи – ты не разведешься с Каролиной никогда. До тех пор, пока у нее есть память, пока она может обнародовать, что твой отец является извращенцем самого худшего качества, она будет оставаться твоей женой. Это приговор, хуже, чем смерть, скорее пожизненное заключение, обозначающее только одно – все мои глупые и так тщательно хранимые надежды, так и останутся мечтами, но не более.
Осталось совсем немного до того момента, как ты приедешь, но вместо радости, меня охватывает тоска. И чем дальше, тем это чувство становится все более сильным, всеохватывающим. Возможно, мое решение, принятое совсем недавно, станет крупной ошибкой, самой большой, за всю мою жизнь, но иначе я уже не могу. Останься я прежней, такой как была два года назад, да даже год, такое решение никогда бы не пришло мне в голову, да и сил, на его выполнение не смогла бы найти. Теперь же, я вижу только в нашем расставание, возможность для себя жить дальше. Пусть и вполовину не такой счастливой, с разбитой, разобранной на части душой и замороженным сердцем, но жить.
Сходить с ума, каждый раз, когда буду видеть ваши фотографии, тянуться ночью к телефону, борясь с желанием позвонить тебе, пересматривать десятки, сотни раз твое изображение на экране ноутбука, выискивая все такие знакомые мелкие морщинки в уголках глаз. Проводить пальцами по монитору и шептать слова признания в любви, в том, что ничего – то для меня не изменилось, кроме одного, больше тебя нет рядом и не будет. Уже сейчас мне это все мне отчетливо видно, но все же мое решение с каждой минутой лишь крепнет. Если мы останемся вместе, то ближайшие тридцать лет я проведу в этом доме, в вечном ожидание, когда ты приедешь, оставив свою жену. Каждый раз боясь, что ты мне скажешь, о ее беременности, а потом, сходя с ума от боли, стоит этому стать реальностью.
Не о такой жизни я мечтала, когда была маленькой, да и кто в здравом уме захотел бы подобного? Потом, став девушкой, я тешила себя мыслями о счастливом браке и куче детей. Был период, когда думала, что мужчиной моей мечты является Майкл, период, который закончился благодаря тебе. А потом… потом были мечты, связанные только с тобой, с будущем, в котором мы будем вместе. Теперь и их не осталось, есть только горечь от сознания реальности – никогда более, в моей жизни не будет мужчины, которого я буду так любить. Может будут какие – то другие, возможно и чувства к ним будут, но никогда и никого, я не смогу полюбить так же сильно, так же зависимо и безумно как тебя. Ты в каждой части моего тела, в моей крови, в моем сознание и этого не изменить, потому и не появится другого, ставшего на твое место. Только… только жалкие замены, да и в этом я не могу быть уверенна. Сейчас я знаю только одно – любовь к тебе, это то, что было суждено мне судьбой, ты стал тем, кто изменил и сломал меня, но ты же смог и возродить меня обратно к жизни, научить очень многому. Научить, что такое взрослый человек.
Лукас, я очень люблю тебя, с такой силой, что это граничит с болью. Прости меня, если когда-нибудь сможешь.
Как и раньше, я писала от руки, меня это успокаивало, было что – то очень ностальгическое, в том, чтобы писать письмо на бумаге, так как это делалось раньше, до появления всех современных штучек, позволяющих набирать текст с клавиатуры. Возможно это было практичнее и быстрее, да и бумага не тратилась, на радость экологам, но доверить свои эмоции бездушной машине, казалось мне чем –то, что их обезличило бы.
Стопка листов, исписанных красивым почерком, не зря было потрачено столько времени, поблескивающая в свете настольной лампы ручка и понимание, что именно это письмо, я не смогу сохранить. Одно только упоминание отца Лукаса, требовало от меня уничтожить все. А еще был страх, что по закону подлости, он его увидит, так как это бывает в романах – пошел за ручкой, нашел письмо к любовнику. Мое тоже относится к разряду таковых, только найдет не любовник, а любимый, письмо, обращенное к нему. Жалостливое, открытое, но не нужное ему, нам, нашим отношениям… даже мне, это письмо по сути не нужно. Все эмоции уже на бумаге, остается только спуститься вниз, и спалить листки бумаги, например, над раковиной, чтобы не разжигать в такую жару камин.
Почему – то, когда я поджигала бумагу, мне на память пришел Люк. Долгие годы я о нем не вспоминала, гнала как можно дальше мысли о своем друге, о том человеке, который пострадал от Каролины больше прочих. Наверное, это была трусость, но в течение трех лет, я даже имя его мысленно не произносила, может боясь воспоминаний или мыслей о том, или чувства вины, которое накрыло меня с головой, стоило мне узнать о произошедшем. Бумага, которая почернела и разлетелась по всей раковине, складывалась перед моим мысленном взором, в фотографии страшной аварии, в больничную палату, в которой лежал Люк, весь в бинтах, с ожогами, переломами, весь изломанный и внутри, в душе гораздо больше чем снаружи, потому что какую бы версию не придумали для прессы… близким было известно, что он сам выехал в бетонный отбойник дороги. Не было никаких неисправностей в машине, неожиданно отказавших тормозов или плохой погоды, было того его желание закончить эту жизнь. И в том была и моя вина, как бы он не отрицал это потом, когда пришел в сознание, я чувствовала, что последней капли стал мой рассказ о поступке Каролины, по отношению ко мне.
То был последний день, когда я видела Люка и не потому что я пыталась скрыться и сбежать от своего чувства вины, не видя его, нет. Просто он не хотел видеть меня, да и кого – либо другого тоже, возможно основной причиной было, что не знал, как объяснить родным и близким свой поступок… или же не хотел никого видеть, пока еще не было определенности, по его состоянию: будет ли ходить, останутся ли шрамы. Но меня продолжал мучить вопрос, насколько его поступок был связан с моими откровениями и насколько с тем, как безжалостно его бросила Каролина, постаравшаяся максимально растоптать его гордость, все самое хорошее и доброе, что в нем было.
Очень хотелось думать, что только она одна во всем виновата, но один момент не давал покоя: в нашу последнюю встречу до той аварии, он казалось нашел какую – то дорогу назад, из депрессии, в которой оказался, оставшись один, но я, тогда слишком наивная и безбожна глупая, отбросила его обратно, рассказав все как есть, кроме имени Лукаса, о поступке Каролины и Майкла, а также о том, что они много лет были любовниками. Как не отрицай, это было ошибкой, нужно было молчать, как бы плохо не было мне, не говорить, а просто радоваться за близкого человека, что он избавился от этой заразы.
Именно в этот момент я поняла, что больше не позволю себе, забывать о нем, не позволю чувству вины управлять мной. Если я смогу сама, по своей воли расстаться с Лукасом, значит смогу и встретиться с Люком, посмотреть ему в глаза и прямо спросить, насколько много моей вины в том, что он сотворил. Спросить, как жил эти три года, что испытывал и чувствовал. Нужно только найти его.
Глава 27
Июль 2007
ЛУКАС
–Да.
Звонкий радостный голос разнесся по всей церкви, оповещая присутствующих на свадьбе, что оба наконец – то произнесли брачные клятвы и вот уже слышан голос священника, объявляющего их мужем и женой, а также дозволение целовать, новоиспеченную супругу.
Чертова сука, с каким бы удовольствием я бы свернул ей сейчас шею, вместо того, чтобы осторожно поднимать фату, собираясь поцеловать свою «любимую».
Долгое время, мне было по сути наплевать на цвет волос, но теперь, невыносимо раздражали белые, искусно уложенные волосы, казавшиеся мне своего рода пародией, на настоящий цвет, хотя сложно было не признать, что будь она шатенкой и тогда бы нашел к чему придраться. Безупречное лицо, казалось созданное по заранее сделанному эскизу, настолько красивое, что сложно было поверить в то, что принадлежит живой женщине из плоти и крови, а не восковой фигуре известного музея. Но вместо радости предвкушения обладания, я с трудом удерживался от того, чтобы со всей силы не сжать ее щеки, вместо нежных касаний, хотел ломать, уродовать, уничтожить, превратить ее в то, чем она по сути и являлась – горой гнили и грязи.
Склоняясь к ее губам и практически их касаясь, так что со стороны это могло показаться нежнейшем из поцелуев, я прошептал всего одну фразу:
– Не радуйся тварь, это начало твоего конца.
Да, мимолетная радость от расширившихся глаз, но быстра ускользнувшая от меня, так как это ничего не меняло: сколько бы боли я не принес Каро, это уже ничего не изменит, она уже моя жена и будет оставаться такой слишком долго… для воробья.
Беря ее под руку и идя с ней по проходу, осознавая, что должен улыбаться, я изгибал губы в полуулыбке, постоянно напоминая себе, что у меня есть обязательства и я должен их выполнять, какие бы желания не испытывал. Впереди ресторан, несколько часов в окружение гостей, а потом бл*дское свадебное путешествие, но хотя бы будет возможность, в открытую давить эту мерзость, которая стала моей женой. Если бы не семья, то даже фарса счастливых новобрачных сейчас не было, к моменту свадьбы я докатился до такого состояния, что готов был все отменить, плюнув на последствия, да только не было ради кого, не было больше Николь. Мой воробей, сказав несколько слов на прощание и пообещав, что встретимся «завтра», исчезла два месяца назад и прислала лишь записку, со словами, что казалось теперь вечно будут стоять у меня перед глазами:
«Я так больше не могу, мое сердце. Если не остановиться, от меня ничего не останется. Прости меня, я ухожу».
Эти слова стали приговором для всего, для меня и моих планов, эгоистичных, жестоких по отношению ко всем и в первую очередь к Николь. Но я действительно лелеял мысли о том, что она будет со мной рядом, вне зависимости от моего социального статуса, от того есть ли у меня жена и лишь прочитав эти слова, я как очнулся, впервые задумался о том, что для нее Каролина непросто женщина и что ей слишком мало лет, чтобы обрести броню, способную защитить от боли постоянно ждущей женщины. Как бы не было, но все эти два года, я проводил с ней столько времени, сколько это в принципе возможно для человека, управляющего международной корпорацией. Множество перелетов, приобретение недвижимости, ночи, а порой и дни – только вместе с ней. Все это было бы похоже на сказку, если не одно «но» – моя свадьба неумолимо надвигалась. И если один раз мне удалось принудить Каролину к тому, чтобы перенести торжество, то шанс сделать это второй раз – оставался ничтожно мал, но при этом все чаще появлялась и иная мысль: забыть обо всем и просто быть счастливым, с ней. Продать все компании, перевести деньги в активы и на какое – то время исчезнуть из поля зрения прессы. Да, семье было бы тяжело узнать о грехах отца, но разве это большая цена, за нее?
Оказалось, что большая, раз воробей сбежала, по-другому и не назовешь, особенно учитывая, что поиски «по горячим следам», особых результатов не дали. Какое – то время, до того, как получить эту проклятую записку, я еще думал, что она вернется и сможет внятно объяснить мне, какого черта испарилась почти на целую неделю, но все стало на свои места, когда я сминал клочок бумаги, желая лишь крушить все что попадется под руку. Не вернется, не смогла, не выдержала и куда – то сбежала. Надо отдать должное, проделано было мастерски: сутки в запасе и вот она испарилась, не хуже, чем если бы прошла подготовку спец. агента секретных служб. Смешно сказать, до чего я дошел – потребовал, чтобы Александр, который все это время был с ней в дружеских отношениях, попытался выяснить у ее родителей где сейчас находится Ники. Сказать, что он удивился – практически ничего не сказать, но приняв на веру какую – то чушь, по поводу приглашения на свадьбу недошедшего, все – таки выполнил мою просьбу. Результат оказался ошеломительным – она взяла заказ в другой стране, но не сообщила никаких подробностей, просто пообещав звонить исчезла в две секунды. Но помимо этого, ее мама так же предположила, что возможно дело не в заказе, а в том, что девочка наконец – то влюбилась. Один только несчастный тон Алекса, когда он передавал мне эти слова, вызвал во мне желание наорать на младшего брата: какого черта, как он смеет переживать? И потом, как забытое воспоминание – все эти годы он был влюблен в нее. Действительно забытый мной факт – такой неудобный, в свете моих отношений с Николь и настолько раздражающий теперь – никто не мог более претендовать на нее, даже если она не будет со мной. Это собственническое чувство, похожее больше не навязчивую идею, но ставшее частью меня, той самой, что проснулась, когда она исчезла, просто испарилась с моего горизонта. Найти, вернуть любым способом и более не отпускать. Наказать, за попытку бегства и ласкать до изнеможения, посадить на цепь и выводить на прогулку, только под конвоем, чтобы была рядом постоянно и не имела при этом никаких возможностей выкинуть подобный фортель. И лишь когда прошел месяц с момента ее исчезновения, я впервые задумался о том, что готовлю для нее, какую судьбу.
