Текст книги "Темная Душа"
Автор книги: Ирина Токарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Внутри было прохладно, пахло свечным воском, ладаном. Все скамейки были заняты. Скамья МакГреев находилась далеко от входа, у самого амвона, с которого каждое воскресенье на паству изливалась Благая Весть. Бойсу нужно было пройти по проходу почти до алтаря и сесть с краю рядом с родителями. В тишине он сделал шаг, второй, и тут боковым зрением уловил движение у стены. Вокруг зашептались. Он пошел быстрее.
– Бойс! – крикнули слева.
По нефу пронесся ропот. На шум повернулась его мать и мгновенно залилась белизной.
– Бойс!
Он посмотрел туда, где кричали и весь взмок. Сперва в глаза бросилась Анна Монро, которая вскинула руки, но не сумела удержать дочку. Потом Катриона, которая с полоумной улыбкой прорывалась к нему вдоль одного из задних рядов, хватаясь без разбора за плечи, головы, лица сидящих людей. Ее ругали, пытались поймать. Напрасно.
"Анна нарочно притащила ее в церковь!" – в злом испуге подумал он. – "Чтобы уничтожить меня"!
– Мой пришел!
Подскочив, она закинула руки ему на шею и потянулась губами, требуя поцелуя, как всегда делала при встрече. На ситуацию вокруг них ей было плевать, она вообще ничего, кроме него, не замечала. Он ослеп, оглох от бешеных ударов сердца в ушах. Схватил ее за запястья и попытался оторвать от себя. Катриона впилась в него ногтями.
– Катриона хочет!
Кто-то ахнул, кто-то по-дурацки хохотнул. Оттянув голову от ее рук, Бойс оглянулся на мать. Она уже стояла, зажимая ладонью рот. Рядом отец, с бордовым от ярости лицом обеими руками оперся на спинку скамьи, весь подался вперед и смотрит. Все смотрят.
Бойс начал бороться с виснущей на нем девушкой. У него ничего не выходило. Катриона обвилась змей, душила его. За дочерью спешила Анна.
– Заберите ее! – выкрикнул он сквозь стиснутые зубы.
– Дочка, иди ко мне! – Анна взяла дочь за локоть. Катриона брыкнулась, лягнула мать ногой. – Она не слушается меня!
– Сделайте хоть что-нибудь! Это же ваше сумасшедшее отродье!
Анна поменялась в лице, словно тоже обезумела.
– Уже не мое. У нее новый хозяин.
Бойс громко выматерился, вызвав новую волну гула, скрутил сумасшедшей руки, не жалея сил, толкнул ее. Катриона упала в проход, стукнулась головой об пол, жалобно заскулила. Ее юбка задралась до самых бедер. Бойс попятился к выходу, глядя, как она перебирает ногами, силясь встать, и не может. Ему показалось, что волосы у него на загривке поднимаются дыбом.
– Боооооойс....
– Доченька, – жалко заплакала Анна, рядом оседая на пол.
Катриона поползла к Бойсу. Она смотрела сквозь слезы, недоуменно и преданно. Трясущийся, потный от палящего позора, Бойс отпихнул ее ногой и побежал прочь из церкви.
– Ублюдок! Выкидыш!
Элеонора отвернулась, закрыла уши. Зеркало, в которое врезался брошенный мужем стул, разлетелось в пыль. От стула тоже мало что осталось.
– Кого мы родили, Элеонора?! – с болью заорал на нее Рэйналд. – Монстра? Кто есть наш с тобой сын?
Она стояла, выпрямившись, не отвечала, не вытирала струящиеся по щекам слезы.
Рэйналд схватил кочергу и стал крушить ей все, что подворачивалось под руку – ценную мебель, клавесин, посуду в шкафах. От одного особенно мощного удара кочерга согнулась. Бросив ее, муж сорвал со стен картины, нарисованные сыном, скидал их в растопленный камин вместе с рамами. Казни подверглась и картина кисти легендарного итальянского живописца, стоившая целое состояние. Элеонора не сказала ничего. Пестрые холсты в топке пожирало яркое пламя.
– Ты виновата во всем! – напустился он на нее, – Говорила, прослежу, и не сделала ничего! Ты понимаешь, в какой позор ты ввергла меня, Элеонора?! Я тебе слепо доверял, позволил воспитывать сына по твоим правилам! Что я имею в итоге? Маньяка, который надругался над сумасшедшей, причем сделал это так, чтобы узнали все! Все, до самого паршивого бродяги, теперь будут тыкать в МакГрея пальцем!!! Клянусь, если найду его, паскуднику не жить!
Он снова заметался. Выскочил из гостиной, помчался в оружейную комнату. Элеонора побежала за ним. Сорвав со стены страшный двуручный меч, клеймор – наследие воинственных предков – муж изрубил им чучело медведя, стоявшее тут же на задних лапах и имевшее в себе два человеческих роста.
Расправившись с медведем, Рэйналд вогнал меч между плитами пола, вырвав из камня жалобный стон, приблизился к жене, взял в шершавые ладони ее заплаканное лицо.
– Родная моя, – сказал он нежно, – Я тебя очень люблю. Больше жизни. Но если завтра, когда проснусь, увижу в своем доме тебя или малолетнего поганца, нашего сына, поступлю с вами так же, как с этим медведем. Убирайтесь оба с глаз моих, хотя бы до дня свадьбы.
Скрепив данное обещание поцелуем в губы, Рэйналд вышел. Его шаги затихли у дверей супружеской спальни. Элеонора вышла следом и растворилась в сумраке коридоров.
Она возникла перед Бойсом, который в полной темноте сидел на кровати своей потайной спальни в северном крыле, и раскачивался взад-вперед, зажав пальцами косматую голову.
– Почему ты не сказал мне ничего? – спросила мать. От нее веяло холодом.
– Мама, прости, – выдавил он, поднимая на нее мутный, пьяный взгляд, – Я не знал, что сказать. Как объяснить. Прости.
– Поздно просить прощения, – мама нахмурилась, становясь старее, – Ты меня прости, что позволила оступиться... Собирайся, Лайонел, ночью мы выезжаем. Нам надо убраться из дома, пока отец спит.
Они ехали в карете с наглухо задрапированными окнами. Бойс, сидя напротив матери, всю дорогу вглядывался в ее спокойную темную фигуру, пытался разглядеть лицо и не мог. Она была часами неподвижна, будто бы умерла. От страха ему казалось, она не дышит. Бойс пугливо коснулся ее руки, затянутой в перчатку из тонкого бархата – пальцы дрогнули.
– Я не сплю, сынок, – сказала Элеонора, – раздерни шторы.
На улице, оказывается, рассвело. В карету проник слабый свет вперемешку с сырой прохладой. Наконец-то он видел ее лицо.
Глаза Элеоноры, обведенные темными кругами, скользнули по Бойсу и безучастно остановились на блокноте, что лежал у него на коленях. Мама не говорила ничего.
– Это мои рисунки, мама, – решился заговорить Бойс, – хочешь посмотреть?
Он бережно передал ей блокнот.
Она стала медленно переворачивать листы, изучать их один за другим и вдруг спросила:
– Что это?
– Мои работы, – не понял Бойс, – тебе не понравилось?
– Я в твоем таланте никогда не сомневалась. Поэтому и отстаивала тебя перед отцом, отвоевывала для тебя право заниматься живописью едва ли ценой собственной крови и пота... Сейчас я о другом говорю. Что это? Посмотри сам.
Он взял у нее блокнот. Стал листать. Почти везде была нарисована одна Катриона, с дня их знакомства, того времени, когда рядом еще был Джон Милле, и позже, с момента ссоры и до позавчерашней пятницы, в которую была сделана с девушки последняя зарисовка.
Видя, что сын не понимает смысл ее вопроса, Элеонора заговорила:
– Она настолько ослепила тебя, что ты не видишь явного, Лайонел. Посмотри еще раз. Посмотри внимательно. Смотри до тех пор, пока не начнешь замечать, как меняется ангел, как плавно он превращается в демона. На первой странице нарисована совсем не та девушка, что на последней.
Он увидел. Быстро перелистал блокнот еще раз. Хмурые брови, остановившийся взгляд, мстительно поджатые губы, в лице пустота и злость. Это стало твориться с ней уже давно, а он, олух, не замечал ничего.
– Видишь теперь, – определила по его изменившемуся лицу мать. – Кем ты вообразил себе эту девушку, что решился на близкие с ней отношения? Светловолосой ундиной, встретившейся тебе в сумеречном лесу у ручья? Ты разве не знал, не слышал из сказок, что духи коварны? Они обернутся ночным кошмаром и отомстят тому, кто посмел нанести им вред!
– Мама, я любил ее, клянусь тебе. Ты не должна думать, будто это была минутная похоть, – дрожащей рукой Бойс достал из нагрудного кармана платок и кое-как утерся им, – Я был уверен, что люблю.
– Не соглашусь с тобой. Ты не знаешь, что такое любовь, сын, не знаешь, как она возникает. Что тебе известно о неведомых вещах? Нельзя влюбиться в дерево, в птицу, морскую волну. Ими мы можем любоваться, но не любить. Любовь – это когда двое суть одно, общие мысли, общие цели, общая жизнь. Поддержала бы тебя твоя Катриона, когда ты попал в затруднение, помогла бы подняться, если бы упал? Нет. Она бы не смогла даже просто накормить тебя. Посему ты ее не любил. Ты хотел ее. Ее, лесную птаху, мотылька-однодневку.
– Я ее погубил. – Бойс закрыл блокнот и бросил его на сиденье рядом. – Себя погубил и вас. Я один виноват во всем. Я был не прав... А Милле, он прав тысячу, сотни тысяч раз. Видимо, я ущербный, мама. Бог дал мне талант, но забрал другое, более ценное – разум, самоконтроль. Увидев ее, я пошел по краю обрыва. Знал, что опасно, что нужно уйти от него подальше, убежать, сломя голову. Но вместо этого прыгнул вниз, и вас увлек за собой. Мне наплевать на себя, мама... Другое меня убивает...
Он всхлипнул и откинулся вглубь кареты.
– Другое. Честь семьи запятнана. Ваши с отцом имена начнут поминать всуе. Будут говорить, перемалывать кости и так, и эдак. Про тебя будут говорить, мама... Шептаться за спиной, когда ты идешь в церковь, станут косо смотреть, ругать по-тихому, зато что родила негодяя. Как бы я хотел, чтобы весь позор лег полностью на меня одного, а на тебя не попало ни капли...
– Я переживу позор, сын, – сказала мать, опуская на окно шторы и снова погружаясь во мрак. Впервые в жизни она не утешала его, не уговаривала взбодриться. Не замечала текущих по его щекам слез. – Здесь другое. Ты обидел сумасшедшую, создание, находящееся под защитой Господа, а значит, замахнулся и на него самого. Если он решил ответить тебе только позором – что ж, возблагодарим его за милость и великодушие. Если же нет, нам следует приготовиться к худшему.
Глава 16.
Нью-Йорк, США, XXI век.
Выйдя из галереи на темную, мокрую улицу, Кэт поймала под фонарем такси и продиктовала водителю адрес, по которому располагался недостроенный бар Джерарда Карвера.
– Простите, вы не против ехать быстрее? – она бросила взгляд на часы. Кэт закончила работу позже, чем планировала. Она опаздывала. – Я доплачу за спешку.
Таксист равнодушно кивнул и свернул с освещенной магистрали на крохотную боковую улочку. В сети полупустых переулков всегда можно отыскать короткий путь при условии, что ты хорошо знаешь топонимику города. Нужным знанием таксист обладал. Он уверенно сворачивал то направо, то налево, избегая шоссе с их пробками, и Кэт скоро расслабилась, начала узнавать места и любоваться ими.
За последнюю неделю она тоже поднаторела в знании Нью-Йоркских улиц. Они с Джерри прогулки, пешком они обошли весь Манхэттен. Благо, времени на походы хватало – Кэт почти не работала.
Все началось с того, что Моисей Герцевич объелся мороженым и заболел.
– Кэт, – Артур, к которому Кэт зашла в кабинет по вызову, сдержал зевок. Она едва не последовала его примеру, – ну что ты бродишь по холлам, как неприкаянный дух? Смотреть жалко.
– В мастерской я переделала все, что можно, мистер Мэлоун. Больше делать нечего, мне скучно, вот я и брожу.
– Правильно, Мозес Гершт заболел. Косвенно, по твоей вине. Старый ловелас захотел сделать девочке приятное, угостить ведерком мороженого, но ангину подхватил именно он, а не девочка. В нашем старичке больше от сладкоежки, чем от ловеласа, а, Кэт?
– Вы звонили ему, Артур?
– С ним все хорошо, но он капризничает. Это всегда начинается, стоит ему чуть-чуть вылететь из графика. Не знаю, когда теперь он вернется.
– И что мне делать?
– Иди домой, Кэт. Возьми тайм-аут на недельку. Что смотришь недоверчиво? Я серьезно. Кругом и шагом марш домой!
Ему не пришлось повторять дважды. В галерее без реставратора, с которым Кэт крепко подружилась, стало уныло. Еще и Самир пропал. Пропал, перестал приезжать. Оно и понятно, человек занятый, высокопоставленный. Находиться в Нью-Йорке бесконечно не может. Уехал, но каждый день о нем напоминал посыльный, приносящий букет цветов. Без Самира в галерее все было как-то не так...
Почти каждый вечер они с Джерри торчали в баре – Кэт, воспользовавшись паузой в работе, стала претворять в жизнь обещание о дизайне. Она от руки рисовала проекты, Джерри их оценивал. В основном ему нравилось, но многие вещи он забраковал. Джерард Карвер оказался привередливым заказчиком.
Такси уехало. По ступенькам крыльца Кэт поднялась к дверям мрачного четырехэтажного здания с устрашающим силуэтом водонапорной башни на крыше.
Поломанная мебель и прочий мусор давно были убраны из бара, который, благодаря уборке, перестал производить удручающее впечатление. Попав внутрь, Кэт вспомнила, как явилась сюда впервые. Снова волынка, снова топот, сочная ругань, стук такой, что можно подумать – повара дерутся скалками. Снова тосты, вскрикивания, рык. Снова выпивка, уже знакомая компания, снова веселье. Поддатые шотландцы и их дубины.
Все, что она услышала и представила, стоя в темном баре, Кэт увидела, войдя в освещенную кухню. Направилась к накрытому столу, за которым сидел Джерри. Он воздерживался от драки, зато активно болел за кого-то из двух дубасящих друг друга палками мужчин.
Дрались, как Кэт увидела и припомнила имена, седой коротко стриженный Лиам Росс и вечно насупленный парнишка Джонни. Двое наблюдали драку стоя, хотя на месте они почти не стояли – все больше подскакивали и жестикулировали. Стол с Джерри делил его извечный противник, лохматый Колин Кэмпбелл. Он первым заметил Кэт.
–О! – Кэмпбелл с грохотом вскочил, едва не опрокинув стул, – Какие гости! Удачно мы зашли к тебе, Джерард! Закругляйтесь парни! Итак, все ясно, не тянешь ты, Макфи! Смотрите, к нам дама!
Драка прекратилась. Джонни Макфи напоследок получил по плечу дубиной Росса, пошел к столу, потирая ушибленное место и ругаясь под нос. Остальные двинулись за ним следом, взяв Кэт в полукольцо, стали дружески приветствовать ее. Смеясь, она пожала руки всем и, обменявшись приветственным поцелуем с Джерри, села.
– Мы с тобой не закончили, Росс, – прохрипел Джонни Макфи, занимая за столом свое место. Он был красный, как рак. – Будем считать, нас прервали.
– Ха, он краснеет, словно девица, гляньте! – бухнул самый шумный и самый неспокойный Колин Кэмпбелл, – Сиди, Джонни. Сиди и не рыпайся. Рыпаться уже поздно, надо было делать это раньше, когда ты там, в кругу стоял, когда в руках бата была. Теперь всё. Дама не оценит, ха-ха!
– Чего ты, Колин, – Джонни покраснел сильнее, глянул на Кэт. Она ему дружески подмигнула.
– Да, Колин, не подкалывай парня, отвяжись, – заступился Лиам Росс, которому проиграл поединок Джонни, – горазд советы давать, а сам...
– Что сам? – быстро спросил Колин, глаза его по-бычьи налились кровью.
– Сам-то не особо рыпался, – ощерился шотландец с волосами цвета спелой пшеницы. Он живо смахивал на викинга. "Иен Кинкейд", – вспомнила Кэт. – Когда два раза выходил против Джерри. Синяк на роже – тому подтверждение. Бухахахаха!!!...
За столом грохнул смех. Пришла очередь Колина Кэмпбелла уподобляться раку.
– Я прощу прощения, – сказала Кэт, пряча улыбку, – вот уже второй раз без предупреждения вторгаюсь в достойное мужское общество, нарушаю его гармонию. Честное слово, не хотела ни кого ставить в неловкое положение.
– Не-е-е-ет, – затряс головой Норман Кэмпбелл, нью-йоркский кузен Колина Кэмпбелла. Чертами лица он походил на двоюродного брата, но в отличие от блондина Колина был темным шатеном, – Вы ничего не испортили, Кэт. Что за ерунда? Колин, чего ты кривишься? У тебя судороги? Если хочешь что-то сказать, прежде подумай. Мой тебе совет. Простите его, Кэт, деревенщину. В той глуши, из которой он к нам прибыл, хорошим манерам не учат.
Выражение лица Колина стало кислым, он подозрительно пошевелил губами, Кэт подумала, что сейчас он плюнет в брата. Но обошлось.
– Деревенщина, говоришь? Есть такое, – пожал Кэмпбелл богатырскими плечами, – До тебя мне далеко, Норман, по знатности-то рода. У тебя в родне были таны, а у меня каменщики и плотники. А до Джерри и подавно. Джерард, кто ты – граф или барон?
– Я плотник, как и ты, брат, – Джерри, до сих пор молчавший, хлопнул Колина по спине.
– Все таскаешь эту свою фамилию. Карвер. Никакой ты не Карвер, брат. У ваших другая фамилия...
– Ты набрался, Колин, – Джерри снова хлопнул парня промеж лопаток, на этом раз ощутимо крепче, – внемли совету брата, не болтай. Пожуй сухариков.
Колин глянул на него из-под насупленных светлых бровей.
– Давно хотел тебя спросить, – захватив горсть сухариков из плетеной корзинки, которую ему пододвинул Джерри, лохмач запихал их в рот, – Ты, что же, продал бизнес, Карвер?
– Нет, – после небольшой паузы ответил Джерри, – Почему интересуешься?
– Интересуюсь, потому что интересно, – резонно ответил Кэмпбелл, жуя, – Раньше в Нью-Йорк больше, чем на пять дней тебя было не заманить. В этот раз сидишь здесь уже третий месяц. Сознайся, не из-за бара сидишь? На кой ляд он вообще тебе сдался, когда дома у тебя такое дело?!
– Не из-за бара сижу, – отрезал Джерард, – пей пиво.
Колин взял предложенную бутылку, приложился к узкому горлышку и в два глотка высосал всё. Сдержал отрыжку.
– Знаю, почему сидишь, – осклабившись, он кивком указал на Кэт, – из-за нее. Хо-хо, можно понять. Я бы тоже сидел. Эта красотка надолго одна не задержится, быстро к рукам приберут. Нужен глаз да глаз.
Парни за столом притихли. Кэт смотрела только на Джерри. Он был спокоен, но костяшки сжатого кулака побелели.
– Можно спросить у вас, Кэт? – простодушно обратился к ней Кэмпбелл, ложась широкой грудью на стол. Он не намеревался внимать ни чьим советам, – Давно хотел поинтересоваться... Оу! Это ты пинаешься, Иен? Подвинься, места хватает... Поинтересоваться хотел. Спросить у вас кое-что. Очень мне интересно...
– Спрашивайте, Колин, интересуйтесь, – милостиво разрешила Кэт. Напряжение все возрастало, ребята больше не пили пиво, тревожно переглядывались. Джерри в своем спокойствии окаменел. Она все видела, но разряжать обстановку не собиралась.
– Почему вы не поедете с ним в Шотландию? Вам у нас не нравится? Конечно, тут Нью-Йорк, небоскребы, цивилизация. А там глухомань и горы. Я вам так скажу, зря не едете, горы ничем не хуже небоскребов!
– Я с вами полностью согласна, – отозвалась Кэт, – горы лучше небоскребов. Я тоже так думаю. И в Шотландии мне очень нравится. Я бы с удовольствием там поселилась.
– Зачем же дело стало? – Колин в секунду поглупел, наморщил лоб, мучительно пытаясь осмыслить услышанное. И чело его просияло. – Неужели Джерард не зовет?!!!
В последнем восклицании Кэмпбелла прозвучало безбрежное изумление. Взгляды остальных четверых шотландцев выражали то же самое, но никто ничего не сказал. Кэт не отводила испытующих глаз от Джерри, который молчал.
– Слушай, девушка, – Колин вальяжно развалился на стуле. Повисшая над столом тяжелая атмосфера его вообще не волновала, – Я ведь тоже шотландец. Он не зовет, так я тебя позову! Будут тебе горы. Ну как, поедешь со мной? Согласна?
Воцарилась тишина. Тишину никто не прерывал. Джонни Макфи задумчиво крошил хлеб, "викинг" Кинкейд пялился в горлышко стоящей перед ним пивной бутылки, словно планировал влезть в нее, Росс смотрел на Нормана Кэмпбелла, Норман смотрел на двоюродного брата и на скулах у него перекатывались желваки. А Колин с победоносным видом оглядывал всех сидящих. Тишина затягивалась.
Джерри поднялся:
– Он ее зовет. Ты уже меня позвал, Кэмпбелл!
– Куда позвал? – не понял Колин.
– Забыл? Ты звал меня подраться, просил о реванше. Я откликаюсь на твой зов. Вставай. Соблюдай очередность. Иди сюда.
Джерард прошел к освещенному кругу, обозначенному лучами софитов, который играл роль ристалища. Взял из козлов две баты.
– Ну? – он протянул одну бату Колину, – Получай, о чем просил. Сейчас мы с тобой "побеседуем", а потом ты ее снова позовешь. Если сможешь. Долго мне ждать?
Колин засопел, вскочил, подошел, вырвал из руки Джерри бату. Закрутил ей мельницу, встав в боевую стойку. Джерард тоже занял позицию – в пол оборота к противнику, заложив левую руку за спину.
– Начинай, – скомандовал он.
Колин напал, несильно размахнувшись батой. Джерри легко отбил удар. Колин атаковал снова, посильнее. Джерри отбил. Колин повторил свои атаки несколько раз, пробуя противника, желая раздразнить его, вызвать на настоящий бой. Но тот лишь отбивался, почти незаметно поводя кистью с батой и не меняя фехтовальной позиции.
– Замахиваешься на меня палкой, – звучно сказал Джерард, – будто я пес какой?
Колин зловеще оскалился и пошел вкруг мягким шагом, заставив противника поворачиваться на полусогнутых.
– Ну!
Снова атака, звук столкнувшихся бат. Удар из выпада и следом второй, молниеносный, зеркальное отражение первого. Джерард отбил оба. Следом еще несколько – баты дробно застучали, замелькали. Сразу стало видно, кто ведет, кто навязывает темп боя. Колин начал горячиться, он понимал – защиту Карвера ему не пробить.
– Не пыхти, – улыбнулся ему Карвер, – Лови!
Он отразил несколько быстрых ударов, наносимых Колином со змеиной ловкостью, и вдруг резко перешел к контратаке, такой сокрушительной, что Кэмбеллу пришлось пятиться и извиваться в вывертах. Последние два удара он парировал машинально. Пока везло. Он видел, что Карвер метит в корпус. Поэтому сильно удивился, когда бата противника заехала ему по плечу, локтю, а затем попала по пальцам, сжимавшим оружие, чуть не сломав их. Он уронил бату.
– Подними, – сказал Джерард, указывая на палку, – Дерись мы сейчас на палашах, ты бы остался без руки, малыш.
Колин зарычал, подхватил с пола бату и ринулся на Джерри, вытаращив глаза. Снова начался короткий бой, потонувший в дробном стуке. Иен Кинкейд медленно поднялся из-за стола, оперся о столешницу кулаками. Джерард треснул Колина по лбу простым, буквально прописным ударом, от которого тот по глупости не успел заслониться. Кэмпбелл в ответ размахнулся, разворачиваясь в бедрах и добавляя себе инерции. Карвер поднырнул под летящую на него с левого бока бату, в полуобороте хлестнул Колина по шее. Казалось совсем легонечко, задев самым концом палки. Но Колина словно ураганом швырнуло на колонну.
– Дерись мы сейчас на палашах, – повторил Джерард, – я бы срубил тебе башку. Подними бату.
Через секунду стало ясно, к чему он это сказал. Колин, который хрипел и захлебывался, получил вновь, упустил палку, согнулся пополам и раскашлялся.
– Подними бату.
Он поднял. Сам, не зная почему. Потому что видел по помутневшим глазам противника – тот собрался убить. И бата – единственное, чем можно продлить себе жизнь. Пусть на минуту. Колин сплюнул кровь с рассеченной губы и яростно напал.
Джерард увернулся, отвел плечо в замахе, прошелся ему по груди. Не дав очухаться, врезал снова из отраженной позиции снизу вверх, ловко перенеся центр тяжести с одной ноги на другую.
– Если бы это был палаш... – начал он, горбясь.
– Ты бы крестом разделал меня, – закончил за него Колин, выплевывая кровь на грудь вместе с передним зубом, – но это не палаш, и я стою.
Карвер замахнулся, завертел запястьем, вынудил атаковать его в быстром темпе. Расплылся в пятно, пропал из поля зрения, и Колин почувствовал, как мощный удар крушит ему правое бедро. Он рухнул на колено, завалился на бок, не издав не звука, только рыгнул, кашлянул, захлебываясь слизью и кровью. Баты не выпустил.
– Карвер, ты... – громко прошептал Норман, поднимаясь.
– Иисусе Христе... – Кинкейд обеими пятернями вцепился в волосы.
Макфи кинулся к рыгающему черной кровью Кэмпбеллу, упал на колени рядом. Джерард выронил бату.
– Уберите тут все, – раздельно произнес он. Направился к бледной, как смерть Кэт, схватил ее за руку и вывел за собой. Хлопнула входная дверь.
– Ты как? – ребята склонились над Кэмпбеллом.
Колин приоткрыл один только глаз, потому что второй успел заплыть. Адская боль разламывала тело, он был словно сплошной гноящийся чирей. Сознание начало мутиться.
– Хреново, – выдавил бедолага, – звоните в скорую.
Джерри почти бежал по тротуару, Кэт тащил за собой, зажав ее руку в кулаке. Она не вырывалась, запиналась на бегу и все пыталась разрыдаться. Ей было плохо. Она не знала, как его остановить. Они пробежали полтора квартала. Заорала сирена. Мимо с мигалками проехала скорая помощь. В сторону бара.
Джерри, увидев скорую, притормозил. Кэт вырвала из его захвата свои пальцы.
– Возможно, ты его убил, – сказала Кэт, она дрожала, зубы ее клацали.
– Идем домой, – потребовал Джерард, поворачиваясь к ней.
– Что с тобой произошло там?
– Идем, я сказал.
– Нет! – крикнула Кэт, швыряя в сердцах сумку на тротуар.
– Тише.
– За что ты избил его? За что? За то, что он сказал то, что думал? За правду? Это твой друг, Джерард!
– Он принял вызов на настоящий бой, Кэт, и знал, чем он может закончиться.
– Настоящий бой? С какой стати?! – она схватила его за грудки куртки, сильно тряхнула, – Боже, да приди ты в себя!
– Мне в свое время тоже попадало, Кэт, – попытался оправдаться он. Глаза его перестали быть стальными и убийственными, смотрели на нее неуверенно. – Не нужно ему было звать тебя...
– Опомнись! Самир поцеловал мне руку, и ты искрошил в кулаке свой телефон! Колин просто глупо пошутил! Он безобидный, добрый болван! И ты его покалечил!
– С ним все нормально, – Джерри зажмурился. Только сейчас он вышел из багрового морока. Действительно, она права. Не нужно было мордовать старину Колина. Он, правда, глуповат, но славный малый.
– Идем туда, в бар! – она дернула его за рукав куртки.
Джерард стоял в нерешительности.
– Идем!
Джерри сделал неуверенный шаг. В кармане его джинсов зазвонило. Он вынул телефон, приложил к уху. Его глаза блуждали.
– Алло...
Телефон был новенький, он купил его недавно взамен старого. Динамики работали превосходно. Кэт без труда услышала, как в телефонной трубке раздаются резонирующие, истошные вопли. Как кто-то безудержно рыдает, как срывается на крик, визжит... Она отшатнулась. Джерард слушал мгновение.
– Рокси? – спросил он недоверчиво, – Это ты?
Вопли стали интенсивнее, страшнее.
– Рокси! – он оттянул орущую трубку от уха. Кэт увидела, как держащая телефон рука начинает мелко дрожать. Ее бросило в холодный пот. – Девочка, родная моя, что с тобой? Успокойся, пожалуйста.
Рокси завопила сильнее.
– Рокси, послушай!
Она не слушала.
– Предупреждаю, я сейчас отключусь.
Ноль реакции. Он нажал отбой, уставился на экран телефона.
– Кто это? – превозмогая боль в горле, выдавила Кэт, – Рокси – кто это?
– Рокси – моя крестница, – глухо ответил он, – Ей тринадцать лет. Не знаю, что могло слу...
Он не договорил, снова позвонили. Джерри ответил и опять минуты три слушал, как на том конце Рокси бьется в истерике. Отчаявшись дождаться хотя бы секундной передышки в воплях, отключился.
– Тринадцать лет? – Кэт подобрала сумку, сунула руки в карманы пальто, – Это не истерика подростка, это истерика взрослой покинутой женщины, Джерард.
– С ума сошла? – он неприязненно скривил губы, и Кэт поняла, что серьезно ошиблась, – Я же сказал тебе – тринадцать! Идем!
Джерард ухватил ее за локоть и силой повел через пустующую дорогу.
– Куда?
– В метро. Мой телефон будет там недоступен, а ей необходимо успокоиться, чтобы сказать хоть что-то путное. Я поговорю с ней дома.
В метро, сидя рядом на сиденье скоростного поезда, они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга.
– Ты чего? – утомленно спросила Кэт, расстегивая пуговицы пальто. Они только что вошли в дом, зажгли свет.
– Отправляйся спать, Кэт, – ответил Джерри, усаживаясь на диван. Он не выпускал из рук сотовый телефон. – Ложись, меня не жди, ты сегодня достаточно понервничала.
– А ты?
– Я подожду. Рокси не звонила, но должна позвонить. Мне необходимо узнать, что у нее стряслось. Почему она плачет. Если не позвонит она, наверняка позвонит ее мать и все объяснит.
– Ее мать, кто она?
– Наш семейный врач. Они с Рокси живут у нас.
– Позвони врачу сам, выясни, в чем причина, – пожала плечами Кэт. Она старалась казаться незаинтересованной, безразличной, но на самом деле этот звонок, эта непонятная девочка Рокси ее взволновали сильнее истории с Кэмпбеллом.
Джерри ответил ей измученным взглядом. Она внезапно поняла, что он просто-напросто боится звонить сам...
– Нет, я подожду. Я хочу посидеть, Кэт. Просто посидеть. Мне надо остаться одному. Ты иди.
Она ушла, не стала спорить, оставила его.
Раздевшись и забравшись в постель, долго лежала и смотрела в потолок. Картины вечера вертелись перед глазами сумасшедшей каруселью. Навязчивые, отвратительные, реалистичные. Кровь, удары. Она впервые видела, как человека забивают до полусмерти. Должна была бы кричать, бежать прочь, но сидела, смотрела, не шевелилась, очарованная зрелищем, которое представлял собой Джерард. Искусный убийца. Убийца из старого сна. Вслед за картинами приходили звуки, булькающим эхом разрывали череп – Рокси плачет, кричит, захлебывается воплем. Что происходит?
– Что..про..исхо...дит...
Кэт уснула. Ей приснился старый, почти забытый сон. Она не на шутку перепугалась, оказавшись на знакомой, грязной дороге, по которой ей предстояло взбираться на холм. Всё было как прежде – скрюченные деревца тут и там, пожухший бурьян, руины высоко вверху, в завихряющихся лентах дыма. Все до ужаса настоящее, ветер пронизывает до костей, хлещет дождь. И женщина с длинными белыми волосами. Она стоит совсем рядом. Подол ее старомодного платья вымазан грязью.
Кэт почувствовала, как что-то вязкое, противное смыкается вокруг ее щиколоток. Глянула вниз. Грязь. Болотная, вонючая, холодная, как внутренности трупа, и такая же склизкая. Трясина чавкнула, с хлюпаньем втягивая Кэт в себя.
"Она хотела помочь мне", – вспомнила Кэт и увидела протянутые к ней руки.
– Помоги.
Ветер путает волосы женщины, белой паутиной нитей закрывая лицо, но Кэт видит глаза. Прекрасные и страшные одновременно, серые, такие, что не спутаешь ни с одними другими глазами. В них плещется белый огонь.
– Седьмая чаша, – шепчет женщина, – самая глубокая.
Вместо того, чтобы начать вытягивать Кэт из трясины, она кладет руки ей на плечи и начинает давить. Кэт проваливается по пояс....
Она проснулась с криком. Села, вся мокрая от выступившей испарины. Отдышавшись и немного успокоившись, дотянулась до будильника на прикроватной тумбе. Шел четвертый час ночи. Уснула она где-то часа два назад. Место рядом оставалось пустым, подушка не была примята.
Кэт встала и вышла из спальни, бесшумно спустилась по ступеням. Свет в гостиной горел, Джерри сидел на том же самом месте, в той же самой позе, в которой она оставила его. Опущенная голова, телефон на коленях.
Кэт приблизилась, положила ему руку на плечо. Он не шелохнулся.
