Текст книги "Радуга в сердце"

Автор книги: Ирина Незабуду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4

Четыре ночи мы отрываемся по-полной, просаживаем заработанные за лето бабки. А потом, приставленная к нам надсмотрщиком Кондратьева, шкура бессердечная, не моргнув глазом портит весь кайф. В субботу я напарываюсь на неё по дороге наверх. В руках пакеты, набитые пивасом, на башке наидебильнейшая шапочка с рваным краем.

Между вторым и третьим этажами соседка-пиявка преграждает мне путь.

– Радуга, вот скажи, зачем вы делаете это в квартире, когда у вас же есть подвал? – интересуется она, как дельная.

– Тебе не понять, – отвечаю. И хочу пройти мимо, но меня не пускают.

– Мне кажется, твоя мама будет против.

– Мне кажется, моя м-ма… – я запинаюсь, язык не поворачивается её так назвать, – …Ли не узнает.

– Да? А если узнает, ты только представь.

– А если узнает, то всего лишь будет громко визжать. А ты что у нас, стукачка?

Её светлые, точь-в точь как у Макса, глаза до того хитро улыбаются, что так и тянет рукой прикрыть. Еле держусь, чтобы действительно этого не сделать. Или пакеты мешают.

– Вообще-то, она сама меня просила.

– Пфф. Кто бы сомневался! – фыркаю я. – Дашь пройти?

– Скажешь, тебе всё равно?

Как-то странно она на меня смотрит. Никогда так не смотрела раньше. Даже напрягает немного.

– Чего ты хочешь? – коротко спрашиваю я, косо взирая на собеседницу из-под бахромы маячащих перед носом ниток.

– С вами, – отвечает та чуть слышно и, состроив из себя скромницу, прячет взгляд.

В общем, никакие мои уговоры и запугивания на девчонку не действуют, она почему-то полна решимости провести этот вечер в компании трёх морально разложившихся парней, и абсолютно ничего эту зануду не смущает. Только на предложение пригласить ещё и подруг она лепит отмазы и мнётся, но я сильно не настаиваю, потому как к новой встрече с Ю сам пока не готов.

На самом деле, всю глубину облома мы понимаем уже в процессе. При Максовой сеструхе не поболтать нормально – неминуемо нарвёшься на беззвучный упрёк; не поржать – каждую шутку она просит разжевать до буквы; остаётся только напиться и забыться, чем мы и занимаемся все вчетвером.

Я не помню, как вырубился, но просыпаюсь от непрекращающихся шорохов. В полуночной темноте пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь. Понимаю, что полулежу у стенки. Вспоминаю, что на кровать, то есть на кресло раздвижное, на котором обычно я сплю, мы уложили Кондрашку. Пробую нашарить мобильник, и замираю, расслышав чей-то шёпот.

– Ну Ксю, не ломайся, что ты как…

– Не надо, Кит, пусти…

Похоже, Олень по-пьяни попутал и пристаёт к еле живой от вливаний Кондрашке.

С трудом поднявшись, подваливаю ближе и стаскиваю Никитоса со спального места за ноги. Он мычит как недоенная корова и, цепляясь за воздух, отчаянно порывается обратно. Приходится припугнуть, что вырублю его самого или врублю свет и разбужу Максона, который, без сомнения, сделает то же самое, и лишь после этого Олень успокаивается и сваливает в единственную комнату спать.

А дальше до меня начинает докапываться сама Ксюха. Она ловит в потёмках мою руку и просит лечь с ней, вроде как от Никитоса её защищать. Я не сильно-то сопротивляюсь, ибо пофик, и падаю рядом, чуть не спихнув её же на пол. Почти проваливаюсь в липкую трясину сна, как вдруг отчётливо ощущаю на своей скуле чьи-то пальцы.

Я из тех смельчаков, что спят, высунув из-под одеяла ногу, но тут даже я вздрогнул. Однако, удостоверившись, что это всего лишь Кондрашка, снова закрыл глаза.

– Я что-то пропустил, на меня сейчас мода? – бормочу сквозь дремоту.

Мне реально любопытно, что у неё в голове, ведь насколько я помню, «с малолеткой как-то стрёмно» (это, со слов Макса, мнение Кондрашки обо мне – как-то разговор случайно вышел.)

– Юся сказала, ты клёвый, – откровенничает она. – Если честно, ты мне давно нравишься, просто… как бы тебе объяснить… Просто это не круто – зажигать с парнем, который младше тебя. Ну, ты не поймёшь, наверное, это чисто наше, девчачье. Я просто не хотела, чтобы меня считали лохушкой…

– М… Что-то изменилось, теперь этим званием гордятся?

– Теперь ты уедешь, – с упрёком отвечает она, перебирая пальцами в моих волосах, – и никто ни о чём не узнает.

– Ух ты, – я снимаю со своего затылка её руку и отвожу в сторону, борясь со своими внутренними демонами. – А если я отвечу, что не хочу?..

**

Через пару дней вся компания провожает меня в новую жизнь. Мамаша ждёт в своём красном «фьюжне», пока я со всеми переобнимаюсь-перецелуюсь.

– Не пропадай, братан. На выходные приезжай обязательно.

– Держи краба, увидимся…

Мы прощаемся так, будто я не за тридцать километров буду жить, а за триста. Но это, на самом деле, дьявольски приятно.

Такое ощущение, что я уже скучаю по пацанам.

Последней подходит Ксю. Она, видимо, до того счастлива, что я сваливаю, что нарядилась по такому поводу как на парад – её щуплая фигурка утопает в просторном, но коротком платьице в цветочек.

– Надеюсь, Макс не узнает о нас? – шепчет она, прикладываясь к моей щеке липкими губами.

– Вообще-то, я думал у тебя это спросить, – в ответ шепчу я.

– Я что по-твоему, самоубийца? Мне проблемы с предками точно не нужны, – произносит вполголоса и, отстранившись, снова смотрит на меня «так».

– Насчёт меня можешь не париться, – успеваю заверить я прежде, чем мамкина тачка разражается протяжным нервным сигналом.

Взмахиваю парням рукой, накидываю на плечо большую спортивную сумку с личными вещами и утекаю.

Сегодня на мне ковбойская шляпа. В ней я реально суперстар.

**

По дороге Лина оглашает прилагаемую к «моей новой жизни» инструкцию. Слушаться её, слушаться дядю Во, слушаться, слушаться, слушаться.

Вообще-то, эту инструкцию я получаю чуть ли ни через день, но сейчас она произносится с какой-то особой патетикой, родительница воспроизводит слова, значения которых не знает, взывает к моей внутренней морали и совести.

Я отвечаю фразами: «слушаюсь, мэм», «конечно, мэм», «разумеется», размышляя о том, а не стать ли мне всё-таки космонавтом.

Мы въезжаем во двор бабулиного дома. Я стараюсь ни о чём не думать. Вечереет.

Тени вытягиваются, нестерпимо-янтарное солнце бьёт по глазам. Даже широкие поля моей соломенной радости не спасают.

Лина не позволяет курить в машине, поэтому, едва оказавшись на свободе, я тут же достаю из кармана джинсов пачку и, щурясь от смеси едкого дыма со светом, окидываю взглядом родные просторы.

– А вещи я одна должна таскать? – возмущается полоумная, но на помощь ей уже спешит материализовавшийся из пахнущего жжёной травой воздуха Вован.

– Привет, Ванёк, – кивает он мне по-приятельски. – Давай, не стесняйся, помогай с чемоданами.

Я, конечно, не двигаюсь с места. Но, когда он второй раз появляется из подъезда и напоминает о себе, отбрасываю в сторону урны окурок и выхватываю у него сумку со словами:

– Папаня, родной, как же я соскучился! Где ты пропадал все эти годы?!

Пока Лина перепарковывает тачку, мы с дядей Во вместе входим в дом, и на втором лестничном пролёте ничего не подозревающий я получаю под дых.

Неожиданно.

Руки слабеют, тяжёлый баул отправляется в пыль. Темнеет в глазах. Скрючившись у стены и пытаясь продохнуть, я судорожно складываю в башке новый пазл своей реальности, а свежеиспечённый батя брызжет слюной мне в ухо:

– Слышь, выродок, ковбой недоделанный… предупреждаю в первый и последний раз. Прекращай дурака валять. Или, в твоём случае, Ваньку… Гы, – усмехается он своей собственной великолепной шутке. – Если проблем не хочешь, будь давай посговорчивее. И больше чтоб никакой клоунады, усёк?

Он зверски сжимает мне затылок, но, когда с первого доносится грохот двери, резко отпускает, отчего моя драгоценная шляпа слетает вниз, и, схватив ношу, сам прёт её дальше.

Я всё ещё не способен подняться, когда перед носом всплывают голые коленки Ли. Сегодня она в таких коротких шортах, что мне неудобно на это смотреть.

– Ну, что опять такое? Ты чего расселся?

– Забей, Мась! – кидает сверху Вован. – Ну, притомился парнишка, решил отдохнуть.

– Ты чего расселся, я спрашиваю?! – всё равно не унимается та. – Живо вставай!

– Устал, – едва слышно хриплю в ответ.

– Чего? Ну и сиди тут, – злится она, уже топая по ступеням. – Господи, да за что ж мне такое наказание?!

Глава 5

Первый день сентября напомнил о предстоящей унылой каторге противной затяжной моросью и серой поволокой неба.

На линейке я стою в стороне от одноклассников, общаюсь с пацаном со двора, с которым в детстве облазил все карьеры. Его зовут Тёмыч, и он мой бывший сосед. Как теперь оказалось, Тёмыч с недавнего времени тоже учится в этой школе, только живёт не как я, чуть ли ни на противоположном конце города, а совсем рядом – в свежеотстроенных высотках в двух шагах.

Пока мы обсуждаем старых знакомых, я высматриваю единственный в этой школе одиннадцатый класс, а именно его представителей, и периодически задаю приятелю вопросы. Нужно быть во всеоружии в ответственный момент.

Из девчонок моё внимание привлекает крышесносная блондинка, что то и дело запрокидывает голову и заливается так, что на неё поглядывает весь учительский состав. Красотку развлекает явно не ровесник, мужику на вид лет сорок, но они заметно флиртуют. Из парней выделяется высокий сутулый малый, чья вальяжность бьёт по глазам. Ему в рот заглядывают двое гиен, один из которых дико похож на Никитоса.

К концу мероприятия я примерно представляю, кто из одноклассников задаст в пустоту мой любимый вопрос, а с кем будет шанс подружиться.

Затем какая-то тётка слюнявит в микрофон, что теперь будущие выпускники проводят первоклашек на их главный в жизни урок, и, спохватившись, я кидаюсь к крыльцу. Одёргиваю первую попавшуюся ровесницу с бантами, та вручает мне своих малышей, и чуть ли ни галопом мы несёмся в здание.

– Ты что, новенький? – спрашивает нагнавшая меня полноватая миловидная барышня, у которой я только что стырил мелюзгу.

– Типа того, – киваю я, вертясь по сторонам.

Пытаюсь в суматохе, во всяких цветах и шариках определиться, куда же мне идти.

– Пойдём скорее, все уже наверху, – дёргает она меня за руку.

Мы поднимаемся на третий, попутно знакомясь. Её зовут Викой, она взрывает мой мозг вопросами и улыбается, как будто её заклинило вообще. Похоже, я ей нравлюсь.

В коридоре с нами равняется откуда-то выскочившая взъерошенная училка, что к тому же оказывается нашей классной, и вместо Вики берёт надо мною шефство. Она молода и полна энтузиазма, которым из-под стёклышек модных очков сверкают её маленькие лукавые глазки.

Через минуту мы влетаем в гудящий как улей класс.

– Так, тише, тише, ребята, тишина! – её слегка визгливый голос и цокот каблуков безнадёжно утопают во всеобщем шуме.

На ходу поправив причёску и блузку, Ольга Николавна – она успела представиться – проносится на своё законное место и хватается за главное оружие укротителей школьников – указку. Но вместо того, чтоб сразу надавать своим подопечным по их бестолковым черепушкам, прибегает к очередной попытке привлечь к себе внимание, и лишь требовательно ею стучит по столу.

– Тишина, ребята, всё внимание сюда!

Мне становится не по себе. Я почти уверен, что вот-вот эта указка будет направлена в меня. Ведь чем больше глаз впивается в мою персону, тем быстрее и результативнее стихают смех и гомон. Ещё немного – и на передний план выходит мерный гул потолочных ламп.

Вот же он, этот торжественный момент. Ненавижу.

Сколько раз проходил данную процедуру, а ощущения всё те же. Будто ты живая мишень, стоишь и ждёшь, пока каждый из расстрельных выберет точку, в которую наверняка попадёт.

Первым, что я выхватываю из волны прошедших по классу усмешек, оказывается слово «траур», и это вполне объяснимо. Дело в том, что в этой школе в обязаловке чёрная форма, что меня, как ценителя, радует. Но, в отличие от товарищей по несчастью, послушно облачившихся в «однотонный светлый верх», я и сорочку нацепил чёрную, за что уже успел получить замечание от своей новой классной.

– Знакомьтесь, ребята, – тем временем объявляет она. – Это Ваня Иванов, он будет учиться с вами.

Тот самый, высокий сутулый малый, на которого я и подумал, тут же прыскает со смеху.

– А он случайно не Иваныч? – и, оглядев задёргавшихся в конвульсиях приспешников, добавляет: – Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов.

– Никольский, прекрати! – осекает его классуха. – Детский сад. Ваня, ты можешь сесть…

Она сканирует народ задумчивым взглядом. А я смотрю поочередно каждому из ржущих в глаза.

– Пусть ко мне садится! – тянет руку Вика.

Тут, конечно, снова поднимается веселье. Ольга проходит между первым и вторым рядами, успевает приложить ладонь к плечу шутника, чтоб тот заткнулся, и останавливается у третьей парты у окна, где сидит копающаяся в рюкзаке девчонка. Единственная, кто на меня и мельком не взглянул.

– Фу, сифак! Крюгер! – снова взрывается класс, и я повторно обвожу полудурков возмущённым взглядом.

– Сифаак, – шипит мне, уже севшему на место, с передней парты один из свиты Никольского. – Смотри, не заразись, Иваныч.

Честно говоря, настолько «тёплого приёма» я не ожидал. Шутки по поводу имени бывали, точнее, они значились в обязательной программе моего представления, наезды тоже, но не так быстро. Сейчас я молчу, потому что не хочу сразу же обнаружить свой речевой дефект и дать им очередной повод надрывать животики.

После урока, во время которого я внимательно слушаю училку, одноклассница, сидящая со мной за партой, пулей уносится в коридор под дружные выкрики и смех уже девчонок:

– Фредди, куда ты, смотри, как тебе повезло! К тебе новенького подсадили!

А потом они обступают меня, и блондинка, которую заприметил ещё на линейке, начинает задушевный разговор:

– Сочувствую тебе, Ваня Иванов, похоже, Оленька принесла тебя в жертву.

Они снова все хохочут, и мне уже кажется, что я нахожусь в каком-то цирке, а не в школе.

– Ты о чём? – кинув на красотку взгляд, снимаю пиджак, аккуратно вешаю его на спинку стула, выпускаю из брюк сорочку и начинаю подкатывать рукава.

При этом поглядываю на парней, что, похоже, собираются смыться, а моё альтер эго готовится к презентации.

– Ну, о Фредди… – теряется блондинка, следя за моими действиями и силясь подавить улыбку. – А ты что, ты раздеваться собрался? Стриптиз нам хочешь показать? Вау, круто!

– Попрошу минуточку внимания! – быстро вскакиваю на парту и заставляю выходящих из класса гопарей обернуться и замереть. Их лица вытягиваются. Я обращаюсь к Никольскому, приковывая его взгляд своим. – Кто ещё не успел рассмотреть меня получше – прямо сейчас у вас есть столь эксклюзивная возможность. Иванов Иван Сергеевич, девяноста девятого года рождения, рост метр семьдесят пять, вес шестьдесят три, или около того, размер обуви сорок второй, цвет глаз… а я фиг его знает… Без штанов хожу по утрам и вечерами, когда ложусь спать. Ещё вопросы будут?

– Ты длину своего стручка пропустил, – после некоторой паузы находится весельчак.

Воздух снова сотрясается от надрывного хохота, даже блондинка рукой прикрывает себе рот.

– Извини, братан, не измерял, – спрыгиваю с пьедестала, заставляя народ расступиться, и продвигаюсь противнику навстречу.

– Но если тебя это больше всего волнует, могу показать, – делаю вид, что расстёгиваю ремень, по-прежнему глядя Сутулому в глаза.

– Фу, так он ещё и пи**р! – фальцетом выдаёт тот. – Слышали, он предложил мне свой…

Договорить не успевает. Я замахиваюсь как для удара локтем, хотя бить на самом деле не собираюсь, просто пугнуть. Кто-то взвизгивает, кто-то, обхватив меня за пояс, тянет назад, но самое главное – Никольский так шарахается в сторону, что чуть ли равновесие не теряет. От позора его спасают дружки, и эта шпала лишь покачивается на месте.

– Ребят, обалдели, драки в школе запрещены! – горланит кто-то.

– Слышь, ты… – у Сутулого иссякает фантазия. – …Иванов Иван Сергеич…

Один из шестёрок что-то бормочет ему в ухо.

–… Да чего с отморозком связываться! – резко сменив интонацию, восклицает он. – Просто бойкот ему объявим, вот и всё. Пусть вот, с Крюгером общается, тем более сидят вместе, правда?

– Точно, он же уже заразился! – поддакивают гиены.

Мы с Викой последними покидаем класс. На одном плече у меня рюкзак, на втором пиджак, я вышагиваю бодрой походкой вдоль серо-голубых коридорных стен с большими пластиковыми окнами. Девчонка пытается мне втолковать здешние уставные и не очень правила, проясняет вещи, которые я и без неё прекрасно знаю.

Затем, также вместе, мы спускаемся по лестнице, сливаемся с толпой и практически невольно вытекаем на воздух. Едва выходим за ворота, я выбиваю сигарету из пачки и, прикурив на ходу, оборачиваюсь на оклики за спиной.

– Бочарникова, Иванов, подождите!

Две одноклассницы – Блондинка, с которой мы уже успели пообщаться, и маленькая рыжая девчонка в конопушках на хитром лице, нагоняют и присоединяются к нашему шествию.

– Слушай, Вань, мы тут подумали, – начинает красотка, – Извини за Никольского. И не бери в голову, он придурок.

– Да всё в порядке, мне не привыкать.

– А не хочешь присоединиться к нам, первый учебный день отметить?

– Запросто, – отвечаю без уточняющих вопросов.

Мне всё равно куда, лишь бы не домой.

– Отлично. Тогда переодевайся, собираемся через час на лодочной станции, знаешь?

– Я так пойду.

Глава 6

Лодочная станция представляет собой полузаросший песчаный пляж по берегу реки, несколько облезлых беседок и покосившийся щит с надписью «Купание запрещено».

Я бывал здесь много раз и, как и все, конечно, купался. Но сейчас вода холодная, погодка тоже так себе, так что желающих поморжевать нет. Все беседки пусты, видимо, я пришёл слишком рано. Направляюсь к воде, спускаю рюкзак на сухое место и присаживаюсь в выжидательной позе на брошенный поверх травы и песка пиджак.

Минут через двадцать начинают подгребаться ребята. Сначала приходят две подружки, обе Лены, затем, похожий на Гарри Поттера, парнишка в очках. Знакомимся. Зовут Хромов Дима.

Пока мы, собравшись в одной из беседок, обсуждаем где достать увеселительное средство, к нам присоединяется Вика, а следом – компания девчонок во главе с Блондинкой. Наконец узнаю её имя. Диана. Красивое. Как и она сама…

На Дианке, да и на остальных тоже, вполне подходящая случаю спортивная одежда. Один я такой на стиле, в видавших виды ботах из кожи молодого дерматина и классических брюках со стрелками.

– Так что с пивом будем делать? – стоя в нескольких шагах с сигаретой, любопытствую у своих новых друзей.

– А ничего делать не надо, сейчас всё принесут, – отвечает красотка, игриво улыбаясь.

Я неспешно курю и полирую её взглядом. Затем перевожу фокус вдаль, где вырисовываются силуэты парней. Они спускаются с пригорка, а увесистые пакеты в руках придают им нехилое ускорение.

Я уже понял, что это будет Никольский. Помимо меня в классе всего четыре пацана.

Не то, чтобы я уже не помню, что было час назад, просто не бегать же мне теперь от них до самого выпускного. Внутренне готовлюсь к разному исходу ситуации.

– А он что здесь делает? – ворчит Сутулый, приближаясь. – Мы так не договаривались.

– А мы вообще никак не договаривались, – отвечает Блондинка. – Слушайте, ребят, давайте прекращать эту войнушку? Никольский, что ты к новенькому привязался? Ну видно же, что нормальный парнишка. В общем, предлагаю проголосовать, кто за то, чтобы Ваня был с нами?

Все, кто за столиком, поднимают руки. Это приятно, но больше радует, что красотка за меня. Мы обмениваемся тёплыми взглядами, и она расцветает вновь:

– Большинство, Никольский.

– Ха, отлично, вот и сидите тогда насухую, – скисает он и разворачивается, чтобы уйти.

– Эй, погоди, – я подваливаю ближе. – Тебе не кажется, что это глупо? Чего ты хочешь? Подраться? Давай подерёмся, я не против. Завалишь меня – я уйду. Только по-честному, один на один. Согласен?

Растерянный, он оглядывает приспешников, те еле заметно пожимают плечами.

– Да зачем драться? – вклинивается Вика. – Без этого что, никак?

– Пожалуйста, не надо портить праздник! – молит кто-то.

Я выжидающе смотрю в его почерневшие глаза, и он сдаётся:

– Ладно, чёрт с вами, давайте просто пить.

С этого и начинается одна из грандиознейших за последнее время попоек. Даже с Максом и Оленем мы не набубенивались так. Хотя, может и да, но это было привычно, поэтому воспринималось иначе.

Кто-то из парней договаривается, и хозяева станции врубают музон. Под грохот колонок мы скачем по берегу, машем руками, ногами, всеми остальными частями тела – кто чем может. Танцуем ламбаду, кан-кан, кто-то даже подобие тверка отплясывает. Хороводы даже водим, как обкуренные индейцы. В общем, как положено, культурно проводим свой досуг.

Начинает смеркаться. Речную зыбь разукрашивает жёлтый фонарный свет. Воздух, разрываемый нашими криками, становится тягучим, как кисель, и окончательно остывает. Но нам всем жарко, моя сорочка давно расстёгнута на всю.

– А с тобой весело! – кричит мне в ухо Дианка, когда мы с ней, все взмокшие, одномоментно падаем на скамейку под крышей.

Кроме нас там сидят Гарри Поттер и одна из Лен. Остальные, включая Никольского, всё ещё выделывают кульбиты под ритмы какой-то панк-рок композиции.

– Я тебе нравлюсь? – выдаю я, уткнувшись лбом в гладкий девичий лоб.

– Ты потрясный, – выдыхает Дианка.

Непреодолимая сила заставляет наши губы сомкнуться.

– Ээ, ну это уже перебор! – возмущается кто-то, но нам по барабану.

Не прерывая ласки, красотка переползает на меня. Мои руки ныряют под её олимпийку и футболку, бархатная кожа тут же покрывается мурашками. Мы целуемся до боли в челюстях и зажимаемся весь оставшийся вечер.

**

Я заваливаюсь домой в абсолютно невменяемом состоянии. В глазах темнеет, мир продолжает качаться…

Сон слетает от внезапной боли. Чья-то сильная лапа хватает меня за гриву и тянет волоком вдоль обшарпанных коридорных стен. Не сразу соображаю, что вообще происходит, и очухиваюсь уже над ванной под нехилым напором холодной воды. Затылок сдавливает будто тисками, левая, заломанная за спину рука, немеет. Вездесущая жидкость заполняет носоглотку, я захлёбываюсь и дезориентирован, а знакомый голос над ухом вопит:

– Я смотрю, ты в прошлый раз них** не понял, выродок?! Я кому сказал, мамке нервы не трепать! Я тебя научу, гадёныш, уважать старших!

– Пусти! – пытаюсь вырваться я.

Но лишь издаю какие-то булькующие звуки.

Паника накатывает постепенно. Ванна наполнена так, что шумит верхний слив. Одной ладонью упираясь в дальний бортик, я отчаянно сопротивляюсь давлению сверху и всё, что пытаюсь – это не наглотаться воды.

Похоже, меня реально собрались утопить здесь, как котёнка.

Минута пытки – и он внезапно отпускает, а я по инерции ударяюсь о смеситель макушкой и громко воплю. Однако новый рывок, теперь назад, заставляет мою башку запрокинуться, и, крепко вцепившийся в, как назло слишком длинные, волосы, Вован шипит мне прямиком в веки.

– Я тебя урою, сопляк, ты понял? Ещё только выкини что-нибудь подобное…

Некоторое время после его ухода я просто вишу на ванне, откашливаюсь и отхожу от болевого шока, крепко зажав ладонью саднящее место. А придя, наконец, в себя, непослушными пальцами вынимаю пробку и, пока вода спускается, осторожно раздеваюсь, чтобы принять душ.

Вскоре сифон начинает громко хрюкать, жадно поглощая бледно-алую жидкость, а из зеркала за мной шпионит какой-то мутный тип с пустыми стекляшками вместо глаз. Замечаю тонкую струйку крови у него за ухом и вспоминаю, что он – это я. Первая разумная мысль озаряет мгновенно – я выдёргиваю с потрохами верхний ящик тумбы.