Текст книги "Подсолнух"
Автор книги: Ирина Воробей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Ирина Воробей
Подсолнух
Глава 2.1. Неопытные
Первое время Татьяна побаивалась появления отца. Прислушивалась к каждому шороху, ловила любую речь в зоне слышимости и наблюдала за коридором, по которому сновали люди. Девушка сидела на полке, положив локти на квадратный стол, и озиралась по вагону, боясь наткнуться взглядом на отца, но это были только страхи. Он, скорее всего, не начал даже подозревать о побеге. Но каждый раз она все равно вздыхала с глубоким облегчением, когда прохожий оказывался другим пассажиром или проводником. Тогда Татьяна отворачивалась к окну, за которым мельтешили кроны деревьев, смешавшись в единую зеленую полосу, стремившуюся назад, и упивалась свободой.
В вагоне стоял гул женских, мужских и детских голосов, монотонно переговаривающихся о бытовом. Шум стоял такой, будто вагон переполнен под завязку, но примерно четверть мест пустовали. До этого Татьяна не ездила в плацкарте, потому что отец предпочитал путешествовать с комфортом, но она много слышала шуток и легенд. То, что она наблюдала теперь, не соответствовало тем россказням. Здесь ничем съедобным не пахло. Целые и невредимые столы и полки почти блестели чистотой. Белье и другие постельные принадлежности были аккуратно сложены. Полотенце для рук имело неестественно белый цвет. Все это запаковали в целлофановые пакеты. Никто не пил водку, не ел вареные яйца и не разгуливал в тельняшке по вагону, знакомясь с другими пассажирами. И, в целом, все было спокойно.
На следующей остановке через пару минут после начала движения поезда на койку рядом с грохотом приземлилась девушка-подросток, бросив рюкзак на пол перед собой. Татьяна вздрогнула от неожиданности. Она думала, что до самой Москвы будет ехать одна в купе.
Девчонка встряхнула неаккуратно подстриженными сине-зелеными волосами и издала бурлящий звук наподобие того, каким извозчики пару столетий назад останавливали лошадей. На правом широком плече красовалось корявое солнышко, словно его старательно рисовал маленький ребенок, а не профессиональный тату-мастер. Она имела пухлые руки, широкие бедра и большую для ее возраста грудь, откровенно выпирающую из-под тонкой майки с логотипом малоизвестной Татьяне музыкальной группы. Подошвами красных кроссовок, в которых она без стеснения легла на койку, девчонка уперлась в матрас.
– Фу, чуть не опоздала, – будто попутчица ждала разъяснений, пояснила она, махая телефоном в лицо как веером.
В отличие от коммуникабельного отца, Татьяна не умела заводить непринужденные транспортные беседы, равно как и поддерживать их. Но, кажется, для ее попутчицы это не было проблемой.
– Опоздала бы, пришлось бы билеты перекупать, у папы уже денег не было, так бы я у него и осталась, – весело рассказывала девчонка, смеясь в потолок, то есть в дно верхней койки. – Мать бы тогда нас обоих убила. Она меня и так не пощадит. Наверное, поэтому я и не хотела возвращаться.
Татьяна с сочувствием на нее посмотрела.
– Да мне не в первой, переживу, – махнула рукой собеседница и села, тоже положив руки на стол в сложенном виде.
Телефон она сунула в передний карман бридж и закрыла его на молнию. Татьяна непроизвольно проследила за ним взглядом, а потом вернулась к лицу.
– А почему ты просто не останешься с отцом? – поинтересовалась она.
Соседка по купе сдвинула линию губ вверх и в сторону.
– У папы денег нет и постоянной работы, чтобы меня содержать.
Она выдохнула и отвела глаза к окну, за которым вид совершенно не изменился. Сосны, березы, ели и разные кустарники продолжали сливаться в зеленую изгородь на обочине дороги. Казалось, сейчас в мире существовал только поезд, вагоны и две половины леса, рассеченного локомотивом.
– А я, наоборот, от отца сбежала, – вздохнула Татьяна, опустив взгляд на стол.
– Твои тоже в разводе?
Девчонка впилась глазами в собеседницу. Та не смогла определить, что за взгляд это был: сочувствующий, жалеющий или злорадный, а, может быть, включающий в себя все и сразу. Было заметно, что ей развал семьи дался непросто.
– Нет. Мама умерла давно, – откровенно ответила Татьяна без особенного драматизма.
– Оу, жесть какая, – сразу отреагировала девчонка.
Как обычно бывало, после Татьяниного ответа на вопрос о матери наступила неловкая пауза в разговоре. Люди не знали, как реагировать и что говорить, хотя для нее это не было трагедией. Все вокруг просто считали, что так должно быть. Чувствуя неприятную неловкость, она решила сама нарушить это молчание.
– Как тебя зовут?
– Лада, – сразу ответила попутчица и улыбнулась.
На зубах засверкали металлические брекеты. Татьяна вспомнила, как сама носила такие аж до четырнадцати лет. Эта девчонка выглядела старше. Наверное, люди со стороны не заметили бы особую разницу в возрасте между ней и Татьяной, но последняя чувствовала себя старше года на три-четыре.
– Необычное имя, – исключительно для поддержания разговора заметила девушка.
– Дурацкое. Особенно с моей фамилией: Калинина, – девчонка с усмешкой посмотрела на нее, склонив голову на бок. – Ну, ты, конечно, уже догадалась, как меня обзывают в школе.
Татьяна выдавила смешок.
– Обидно, знаешь ли, когда тебя с говном сравнивают.
Лада откинулась на стенку купе и скрестила руки на груди, но легкая усмешка еще оставалась на ее лице, а Татьяна засмеялась в голос.
– А тебя как зовут?
Девушка представилась полным именем, продолжая весело улыбаться.
– Ну, так себе тоже.
Лада провела языком по щекам изнутри и отвернулась к окну.
– Спасибо, – усмехнулась Татьяна, растерявшись. – За откровенность.
– Да не за что.
Без напряжения и неловкости девчонка начала расспрашивать о том, почему она сбежала от отца, что собирается делать и зачем едет в Москву. Им предстояло вместе ехать много часов, делать было нечего, да и, познакомившись, они не могли друг друга игнорировать. Душа никак не успокаивалась. Там еще кипели остатки лавы переживаний, что Татьяна копила целый месяц в заключении и выплеснула наружу после спектакля. Хотелось заглушить эти мелкие очаги боли. Легче всего было просто высказаться кому-то незнакомому. Поэтому она решила рассказать о себе все, начав с того, как отец впервые поставил ее у станка. Лада, видимо, тоже не нашла занятие поинтересней, поэтому слушала со вниманием. Большую часть рассказа составил ответ на первый вопрос. Татьяна не вдавалась в особые подробности, но поведала достаточно о своих мотивах, воспитании, обучении, первой любви, которая и привела ее к этому поезду.
– Вы с ним переспали? – спросила Лада, расширив глаза, когда девушка дошла до встречи с Вадимом.
– Ну, да, – смущенно пожала она плечами.
– Ого, и как это прикольно? Тебе хочется еще?
Татьяна, покраснев, опустила взгляд в стол и обхватила пальцами левой руки правое предплечье, пожав плечами. Она не знала, как ответить на такой слишком откровенный вопрос, заданный несведущим ребенком.
– Нууу… мне понравилось. Ну, как… Не то, чтобы я постоянно этого хотела… Но я бы повторила, конечно, если…
– Он тоже девственник был? – перебила Лада, подперев подбородок ладонью.
– Нет. Он до меня встречался с девушкой три года.
– Ну, тогда понятно. Опытный, – с видом эксперта в области сексологии сказала девчонка, закачав головой. – Я тоже хочу, чтобы у меня первый раз был с кем-то опытным, чтобы сразу все получилось. А то моя подруга, которая с одноклассником переспала, была вообще не в восторге.
Татьяну рассмешили такие рассуждения, хотя она сама не была экспертом в этой области и, кажется, обладала даже меньшими познаниями, чем школьница-девственница Лада. Но она помнила самый первый раз и то, как у Вадима он тоже не получился, несмотря на всю его опытность.
– Мне кажется, главное, чтобы сам человек тебе нравился, – сказала Татьяна, пытаясь сделать мудрое взрослое лицо.
– Да, ну! – махнула рукой Лада. – Это же простая механика! Вон мать моя спит со всеми налево и направо и кайфует.
Она сказала это сначала легко и без зажимов, а потом осеклась, поймав ошеломленный взгляд собеседницы, и покраснела.
– У меня мать нимфоманка. Так она себя называет, по крайней мере, – решила поправиться Лада, будто говорила о собственной слабости, и отвернулась к окну, съежившись. – Она ходит к психологу… но все равно со всеми флиртует и спит тоже. Она скрывает, но я знаю, что она со всеми спит.
Девчонка надулась и с силой скрестила руки на груди, будто физическая боль могла спасти от душевной. По ее недовольному виду стало ясно, что это не помогло. Она сжалась, нахмурилась, закусила губу. Глаза слегка увлажнились. Татьяна не ожидала, что разговор дойдет до такой степени откровенности. Лада еще не умела контролировать мысли и чувства и, кажется, даже не пыталась. Татьяне это понравилось, но неловко все равно стало.
– Она и с моим учителем по математике переспала. Прямо в кабинете! Мои одноклассники подглядели. Фуу!
Выражение отвращения на девичьем лице быстро сменилось эмоцией гнева. Лада покраснела от злости и с силой замотала головой, а потом резко замерла и, опустив руки на колени, начала их разглядывать пристально.
– Из-за нее все и меня считают шлюхой! – она заговорила, как маленькая обиженная девочка, которой в детском садике не досталась самая красивая кукла. – Ни один нормальный парень на меня не посмотрит.
Густые ряды черных ресниц дрогнули, и слезы покатились по округлым румяным щекам. Татьяна впала в ступор при таких откровениях. Она и предположить не могла, что все выльется в это русло. С такой проблемой она впервые столкнулась, только слышала о нимфомании в шутках, которых не понимала. Она и сама не чувствовала себя взрослой, но Лада была еще большим ребенком и требовала утешения или хотя бы сочувствия, а Татьяна пялилась с вытаращенными глазами, как на диво дивное. Девчонка тихо всплакнула, вытерев слезы майкой, и отвернулась к окну всем корпусом. Татьяна только спустя пару минут оттаяла и вздохнула. Она тоже уставилась в окно, просто потому что туда удобно было смотреть: там ничего не происходило и ничто не смущало глаз.
– Родители не определяют, кто мы есть, – сказала девушка спустя минуту.
– А вдруг это наследственное? – Лада резко повернулась лицом. – Вдруг я буду такой же? Я, может быть, просто еще не пробовала, поэтому пока не страдаю. А если попробую и мне понравится? И я буду хотеть этого постоянно, как моя мать? Она же себя, вообще, не контролирует иногда!
Девчонка раскраснелась. Потерянные глаза забегали по купе, мечась в отчаянной попытке зацепиться за что-то весомое.
– Мне кажется, либидо нельзя унаследовать, – неуверенно ответила Татьяна.
Лада только хмыкнула и снова отвернулась.
– Поэтому я, с одной стороны, очень хочу попробовать, чтобы узнать, с другой, боюсь, что превращусь в мать. И тогда лучше, вообще, не начинать.
– В любом случае, не попробуешь – не узнаешь, – высказалась девушка. На большую мудрость опыта не хватало.
Девчонка перевела на нее вдумчивый взгляд, длившийся несколько долгих секунд, а потом опять отвернулась к окну.
– Если стану как мать, уйду в монастырь, – докончила она и сжалась сильнее.
Какое-то время они молчали. Каждая глядела в окно на ясное небо, постепенно покрывающееся облаками, а затем и сереющее. По мере приближения к Москве тучи сгущались и темнели. Вскоре сплошная стена леса закончилась, начались пустыри, засеянные поля, садовые домики, дачи и коттеджи. Потом пошли небольшие города. Затем опять длинные участки леса. Пейзажи чередовались.
– Я бы хотела жить с отцом, но суд ни за что не поручит ему опеку надо мной, – с сожалением сказала Лада.
Татьяна снова ворвалась в вагон поезда из густых зарослей придорожного леса, которые странным образом ее успокаивали. Чтобы понять услышанное, она несколько раз повторила фразу в голове, прежде чем спросить.
– Почему он не может найти постоянную работу?
– Раздолбай потому что, – шутя-любя ответила девчонка и посмеялась.
Она смеялась открыто, ничем не закрывая рта или лица, несмотря на брекеты. Татьяна в уме похвалила ее за это, потому что сама сильно стеснялась, когда носила такие же. Ей казалось, что тяжелые, металлические, неестественные скобы уродуют ее маленькое личико, показывают несовершенство и сильно привлекают внимание людей. Сейчас она смотрела на Ладу и видела, что брекеты не могли ее испортить, потому что воспринимались как нечто чужеродное, и стесняться их было подростковой глупостью.
Попутчица начала рассказывать про своего отца, которого явно любила больше, чем мать. По ее словам, отец был хорошим человеком, но неудачником по жизни. В молодости мечтал стать актером, но не сложилось. Теперь перебивался разными черными заработками и делал вид, что пишет книгу на протяжении уже лет десяти. Иногда он уходил в запой, но всегда возвращался к нормальной жизни. От него Лада получала настоящую моральную поддержку, и была привязана к нему с детства гораздо больше, чем к матери, которая всегда давала ей только материальные блага.
– Классическая теледраматическая семья, не находишь? – усмехнулась девчонка, закончив рассказ.
Татьяна только пожала плечами. Засвистели тормоза. Поезд медленно остановился. Название городка обе пропустили, но, судя по всему, поселение было небольшим и безызвестным. Железнодорожная станция стояла каменным особняком на пустынной площади, выделяясь из общей массы ярко-оранжевым цветом. Вокруг торчали по одиночке молодые лиственные деревья, а вдалеке прятались косые дома и безвкусно обшитые профлистом торговые и офисные здания с множеством дешевых вывесок, какими пестрели улицы обеих столиц еще в 90-е гг. Вид из окна навевал тоску не меньше, чем рассказ о Ладиной семье.
Татьяна вздохнула и повернулась к ней, чтобы сказать что-то маловажное, когда в купе ворвались двое молодых людей. Первый был лыс и подтянут, широк в плечах и узок в бедрах, носил серо-голубую клетчатую рубашку поверх потрепанной майки и джинсовые скинни, рваные в нескольких местах. Причем дыры были настоящими, полученными от зацепок и заношенности. Ноги обул в потрепанные тряпичные кеды с прорезиненной белой подошвой и носком. Белой эта подошва была давно, а сейчас приобрела желто-серые оттенки разной тональности. Из левого уха торчал металлический конусообразный рожок, из-под заправленного до локтя рукава – цветная татуировка стрелы, продирающейся сквозь лианы, кусты и листву. Глаза закрывали круглые зеркальные очки.
Второй имел средний рост, среднюю плотность, средней развитости мускулатуру, носил подвернутые на лодыжке чиносы и приталенную красную футболку с растекающимся во что-то непонятное принтом. Пирсинг украшал правую бровь и подбородок, а с шеи свисал на веревке медный круг, изображающий что-то религиозное. Каштановые волосы были накрыты бейсболкой.
Внешне они выглядели ровесниками Татьяны, но вели себя уверенно и нагло, претендуя на большую взрослость. Кривые ухмылки озарили острые лица, когда парни поняли, что попутчицами им станут две молодые девушки. Татьяна почувствовала легкую неприязнь, словив самоуверенный взгляд шатена. Лысый переводил хитрый взгляд с одной на другую, жуя жвачку.
– Добрый вечер! – сказал он, чуть причмокнув. – Да возрадуется моя душа, ибо поездка предполагает быть приятной.
Он улыбнулся Ладе. Та смущенно ответила тем же и мгновенно залилась краской. Татьяна увидела, как выпрямилась ее осанка, из-за чего грудь выступила чуть вперед, хотя она и так хорошо выдавалась под тонкой майкой, которая даже чаши бюстгальтера закрывала не до конца. Лысый подсел к ней на полку, а второй сел напротив к Татьяне, сбросив кожаный дизайнерский рюкзак на пол. Лишь бы отсесть, она чуть ли не вжалась в стену поезда, но дальше был только ветер, галька и трава, поэтому пришлось сгруппироваться от напряжения.
– Владимир, – представился лысый, протянув испещренную ссадинами руку Ладе.
– Та, покраснев, но кокетливо улыбнувшись, пожала ее.
– Лада.
– Твое полное имя должно быть Мармелада? – мягким, почти женским, голосом с нотками фальшивой нежности проговорил Владимир. – Как еще могли назвать такое прелестное создание.
Татьяна закатила глаза, отвернувшись к окну. Девчонка расплылась в смущенно-благодарной улыбке и, облизав губы, закусила нижнюю.
– Нет, просто Лада, – робко ответила она.
– Ну, а это просто Степа, – улыбнулся Владимир, небрежно махнув рукой в сторону друга.
Степа кивнул, а потом внимательно посмотрел на Татьяну, заодно оценивая ее внешние данные. Любопытная ухмылочка растянулась на всю ширь узкого лица. Девушка не стала ничего говорить.
– А подругу твою как зовут? – спросил лысый у Лады.
– Таня, – ответила та.
Татьяна посмотрела на нее таким взглядом, будто девчонка раскрыла перед всем миром ее самую страшную тайну, но Лада быстро перевела возбужденный взгляд с нее на лысого.
– Очень приятно, Таня, – нарочито вежливо сказал парень, медленно кивнув ей.
Девушка на секунду выдавила слабую улыбку в ответ и тут же снова вернула каменное выражение лица. Владимир при этом сверлил ее вдумчивым взглядом, в котором горел недобрый огонек неизвестных мыслей.
– Откуда едешь, Лада? – спросил лысый.
– Из Питера.
Девчонка уперлась в боковую стену поезда, чтобы развернуться к парню всем корпусом.
– Что ж, я дурак, спрашиваю, – воскликнул тот, щелкнув себя легонько по лбу. – Поезд же Питер-Москва, можно было и догадаться.
Лада хихикнула. Татьяна хмыкнула. Степа продолжал разглядывать обеих девушек по очереди.
– Москву покорять? – спросил Владимир.
– Мне не надо ее покорять. Я там живу. Уже лет семь как, – усмехнулась в ответ девушка. – А вы откуда?
Любопытными круглыми глазами она обегала обоих парней за считанные секунды по кругу.
– Я Владимир из Владимира, – заявил лысый, вытянув руку вперед, как Ленин, будто провозглашал свой великий, кровью и потом заслуженный, титул.
– Это что, Владимир был? Такой маленький? – изумилась Лада. – Я думала, он крупный и в другом месте находится.
Парни рассмеялись. Татьяна улыбнулась.
– Нет, глупышка.
Лысый убрал за ухо распущенные волосы Лады, отчего девчонка поджала плечо к голове и густо зарумянилась.
– Это была какая-то захолустная жопа мира, откуда он родом, – говоря это, Владимир перевел ухмыляющийся взгляд на друга. – А я к нему в гости приезжал. Теперь мы едем к нашему третьему другу в Москву.
Дальше Татьяна слушала без интереса, хотя деваться было некуда. Стоило отдать Владимиру должное, он умел развлечь беседой, хоть и примитивной, в которой Лада участвовала с завороженным любопытством. Татьяна заметила искорки в ее глазах. На секунду даже показалось, что девчонка пошла в мать, но она отвергла эту мысль, решив, что той просто не хватает опыта. Она и сама не была умудрена жизнью, но эти парни заставляли напрягаться. Девушка никак не могла удобно сесть, постоянно чувствовала сжатие изнутри и желание забиться в дальний темный угол, подальше от них, но вместо этого приходилось односложно отвечать на изредка задаваемые вопросы.
Говорил, в основном, Владимир. Степа только посмеивался или вставлял незначительные комментарии. Владимир отвешивал всяческие комплименты Ладе, отчего та все более внимательно слушала и с большим любопытством смотрела. Татьяна подметила у него неплохое чувство юмора, хоть оно и выражалось в исключительно низких шутках.
Владимир расспрашивал Ладу обо всем. Она ему обо всем с удовольствием рассказывала. Много времени обсуждали ее мать. Та жаловалась, Владимир понимающе кивал, а потом вставлял псевдо мудрые комментарии, но Ладе они нравились, потому что полностью поддерживали ее в этой ситуации.
О себе Владимир рассказал только то, что бросил престижную работу ведущим экономистом в крупной производственной компании, решив отправиться в путешествие автостопом, в котором он находится уже два месяца. Одет он был прилично, чисто и со вкусом, но имелись некоторые признаки поношенности, говорившие о дальнем путешествии. Из вещей он вез только худенький рюкзак, что сочеталось с его философией минимализма. Он много рассказывал не столько о себе, сколько о своих приключениях и людях, которых встречал по пути, все сильнее вовлекая в разговор обеих девушек. Татьяне было интересно узнать о новых местах, а Ладе парень просто понравился. Под конец пути она смотрела на него с восторгом.
За болтовней время пролетело быстро. Поезд прибыл четко по расписанию в 21:58. У дверей уже столпились пассажиры с чемоданами, растянувшись на весь вагон с двух его концов. Татьяна и остальные оказались где-то посередине. За окном стояла темень, но по каплям на окнах и дверях можно было догадаться, что льет дождь, не ливень, но и не мелкая морось. На небе не показывалась ни одна звезда. Все затянулось тучами.
Выйдя на мокрый перрон, компания направилась к выходу вслед за галдящей толпой. Кто-то радовался долгожданной встрече, кто-то обсуждал мерзкую погоду, но большинство гремело чемоданами на колесиках, что постоянно стукались о неровности бетонной поверхности. Татьяна тоже тащила за собой чемоданчик, который периодически подскакивал на маленьких горках и вмятинах. Она шла впереди всех. Степа шел за ней, натягивая на голову бейсболку. Владимир вел Ладу за плечи следом, рассказывая что-то почти на ухо, потому что шум толпы заглушал его слабый голос.
Выйдя на площадь перед вокзалом, все четверо остановились. Настало время прощаться, которого Татьяна ждала несмотря на интересные рассказы Владимира. Сбоку к ним подошел еще один парень, высокий, широкий, с козлиной бородкой на первом подбородке. Владимир представил девушкам третьего друга, которого звали Антоном.
– Ну, куда вы, красавицы, в такую погоду пойдете? – сказал лысый. – Что мы, не джентльмены что ли? Давайте, мы вас подвезем, куда скажете.
Он сразу бросил вопросительный взгляд на Татьяну. Лада сделала то же самое. Девушка не понимала, причем здесь она.
– Нет, спасибо, не надо, – отмахнулась рукой Татьяна.
– Тань, ну, поехали! Куда ты сейчас одна? – воскликнула Лада. – Поехали ко мне! Тебе же все равно некуда идти! Мама на работе сегодня. А утром уже нормально будешь искать жилье.
Парни переглянулись между собой.
– Действительно, Татьяна, время позднее, – заметил Владимир. – Опасно в Москве по ночам такой красавице одной разгуливать.
– Поехали, – продолжала Лада, схватив девушку за руку. – Дождь же! Уже ночь!
Татьяна оцепенела в нерешительности. Дождь успел за несколько минут намочить ее волосы и кроссовки. Ветер обдувал мокрые пальцы, пронзая до косточек. Небо давило темной бездонностью. Четыре пары глаз умоляюще на нее глядели, особенно большие и круглые живые глаза Лады.
– Антохе несложно вас подбросить, – сказал Владимир, подмигивая другу.
Через несколько секунд терзаний, Татьяна осознала, что, действительно, неправильно рассчитала время и не подумала, что в десять вечера не очень удобно в незнакомом городе, тем более таком большом, как Москва, искать ночлег без телефона, в дождь, с чемоданом и в одиночку. А Лада любезно предложила свое гостеприимство. Но ее смущали парни, хоть они и провели с ними несколько часов в поезде, а те много чего о себе рассказали и вели себя вполне откровенно. В основном, Владимир. Степа отмалчивался. И что-то в этом не давало ей покоя.
– Ну, что ты, в самом деле? Не маньяки же мы какие-нибудь, –отшутился Владимир, отчего Лада звонко захихикала, а другие два парня выдавили по смешку. – А вот в одиночку ты гораздо вероятнее на какого-нибудь извращенца наткнешься.
Девушка посмотрела ему в глаза. Парень ответил ей открытым и прямым взглядом, с легкой улыбкой, без загадочного прищура, которым озирался всю дорогу в поезде. «Ладно, действительно, лучше держаться людей, чем бродить одной ночью», – подумала Татьяна и согласилась. Лада от радости запрыгала. Владимир широко улыбнулся.
Они поплелись в машину. Парень любезно помог Татьяне убрать чемодан в багажник. Антон занял водительское кресло, Степа – пассажирское рядом, а Лада, Владимир и Татьяна уместились на заднем. В салоне воняло куревом и выхлопными газами. Свежая елочка с ароматом яблока не спасала. Первые пять минут Татьяне хотелось надеть противогаз, но вскоре мозг привык к такой атмосфере. Она слегка приоткрыла окно, чтобы в салон попадало хоть немного свежего воздуха, но через щелку просачивались холодные капли дождя, поэтому окно пришлось закрыть.
Владимир продолжал обнимать Ладу, рассказывая всем о том, что по прогнозам синоптиков такая «отвратная», как он выразился, погода продлится целых две недели, впрочем, затем вся оставшаяся половина лета тоже не обещает ничего хорошего. Все взгрустнули. Всем хотелось гулять и наслаждаться теплом.
– Ща, на заправку заедем, – сказал Антон, когда Лада заметила, что они свернули не на ту улицу. – Я знаю, тут неподалеку.
Он закурил сигарету, на несколько секунд отпустив руль вовсе. Татьяна смотрела на это и чувствовала, как сердце учащает ритм. В зеркале заднего вида она поймала ухмылку Антона, а затем нехороший взгляд Степы, который специально повернулся назад, чтобы посмотреть на нее. Девушка прижала к груди рюкзак. Владимир сжимал Ладу за плечи. Та напряженно озиралась по сторонам. Брови ее при этом то хмурились, то выпрямлялись, как будто в том месте случился нервный тик.
– Ты чего, детка? Расслабься, – говорил лысый, поглаживая девчонку пальцами по голому плечу.
Шум города резко пропал. Огни уличных фонарей потухли, а жужжание попутных машин стихло. Они свернули на тихую улицу, в темноте которой едва различались объекты по бокам улицы – шиномонтажные мастерские и магазины автозапчастей. Тусклые вывески плохо читались, особенно из окна ускоряющегося автомобиля. Дорога вела на эстакаду, но Антон резко свернул вправо. Машина со стуком понеслась по грунтовой дороге в темноту ночи. Свет фар освещал только близлежащие участки земли. Татьяна успела увидеть лишь грязь, траву и выброшенный металлолом. По магистрали в стороне стремглав проносились автомобили, оставляя за собой рев моторов и удаляющиеся пучки света фар и габаритных огней.
Татьяна напрягла все мышцы непроизвольно, готовясь к худшему. Антон еще не успел остановиться, как Владимир с возгласом: «Ну, что, детка, повеселимся?» принялся тискать Ладу за грудь. Девчонка закричала и попыталась оттолкнуть его. Открыв дверь, Татьяна двумя ногами пнула водительское сиденье, чтобы выбить хоть на мгновение Антона из колеи. Парень от сильного толчка бросил педали и машина начала глохнуть. Затем из бокового кармашка рюкзака она достала флакон с духами и резко прыснула им сначала в лицо Владимира, который боролся с Ладой, а затем в глаза Степана, что хотел, было, броситься другу на помощь с переднего кресла, но жгучая смесь ароматов обожгла ему глаза. Он их тут же зажмурил и начал вытирать. Владимир чихал и кашлял, водя ладонями по лицу. Татьяна крикнула Ладе: «Беги!».
Девчонка открыла дверь и вывалилась из машины, но Владимир в слепой панике схватил ее за майку. Татьяна кинула в него рюкзак, от которого ему пришлось отмахиваться другой рукой. Лада буквально за секунду вывернулась из майки, оставив ее в цепкой руке лысого. Они побежали в сторону, где под кронами свистящих от ветра деревьев сгущалась тьма. Бежали по вязкой грязи, запинаясь о металлический хлам, что валялся здесь повсюду. Антон, толстый и неповоротливый, начал заводить машину. Татьяна схватила Ладу за руку и потащила за собой вглубь темноты. Вскоре заревел мотор, машина немного забуксовала в грязи, дав девушкам ценные мгновения на спасение, но затем развернулась, осветив им путь. Перед деревьями оказался метровый забор, а за ним начали проявляться силуэты могильных крестов и памятников. Татьяна легко перепрыгнула через ограду, а Лада нуждалась в помощи. Девушка подскочила к ней. Машина ужасающе яркими фарами, мигающими от кочки к кочке, стремительно неслась на них, но, видимо, увидев забор, Антон решил остановиться. С обеих сторон открылись двери, и из них выбежали две худые фигуры. Татьяна потянула Ладу за руку, когда та ступила одной ногой на забор, а второй еще свисала снаружи. Девчонка поцарапала икру, но не заметила этого. Спрыгнув, она, не отпуская руку Татьяны, побежала за ней по кладбищу.
Они бежали в кромешной мгле по узким дорожкам между могилами. Дождь усиливался. Ветер задул сильнее, поднимая вверх старые опавшие листья и раскачивая могучие кроны толстых осин, что возвышались над ними. В этом шуме не были слышны даже их собственные шаги, поэтому услышать, бегут ли за ними, Татьяна не могла. Они специально свернули вбок, чтобы уйти от света фар, и затеряться в темноте. В дождь и без освещения здесь ничего нельзя было увидеть, но они продолжали бежать. Старое кладбище казалось узким и продолговатым.
Почти у самого конца Татьяна одной ногой провалилась в яму, но успела задержаться за Ладу. Они оказались на краю свежевырытой могилы. Татьяна тут же шепотом указала девчонке спрыгнуть туда и прыгнула следом. За время дождя там успело скопиться немного воды. Землю размыло. Они плюхнулись в самую жижу, зато приземление получилось мягким. Глубина могилы оказалась небольшой, всего метра полтора, поэтому Татьяна села на землю и потянула за собой Ладу. Вскоре послышались крики парней, которые сначала звали их по именам, уговаривая сдаться и выйти, а потом обсуждали между собой успешность всего предприятия. Лада в одном бюстгальтере вся дрожала от страха и холода. Дождь хлестал ее по плечам. Татьяна сидела, приставив палец ко рту, показывая, что нужно быть тихими. Чтобы хоть как-то согреть, она обняла девчонку и прижала к себе.
– Господи, они нас найдут. Что будет? Что тогда будет? – нервно шептала Лада.
Татьяна не стала отвечать, просто сказав, что никто их не найдет. Она и сама не знала, что будет, точнее, что они будут делать, если их все-таки обнаружат. Она тоже боялась, но почему-то чувствовала себя старшей и ответственной за их спасение, хотя сама казалась хрупкой недотрогой, выращенной в тепличных условиях, по сравнению с уличной оторвой Ладой.
Вскоре раздался вибрирующий звук. Лада сначала ахнула, а потом полезла в карман бридж за телефоном.
– Папа написал, – шепнула она Татьяне.
– У тебя есть телефон? – крикливым шепотом воскликнула та.
Тут снова раздался голос Владимира. Он приближался. Девушки замерли. Степа ответил откуда-то издалека что-то наподобие: «Здесь никого нет».
Татьяна жестом показала Ладе выключить звук. Та тут же исполнила приказ и потушила экран. Ветер затих, будто прислушивался к ритму бьющихся девчачьих сердец в разжиженной могиле. Владимир медленно шел в их сторону. Они четко слышали хлюпающие шаги. На несколько секунд он остановился. Это были самые долгие и самые страшные секунды в жизни Татьяны. Ей казалось, что сердце перестало биться. Она почувствовала, как холодеет тело. Конечности немели. В груди образовался стянутый вакуум. В казавшейся пустой голове красным светом мигала тревожная сигнализация. Она ни к чему не призывала и ни о чем не предупреждала. Она просто визуализировала ощущения, что испытывала девушка. Все ее нервы и вены превратились в эту сигнализацию, которая пульсирующим красным светом озаряла сознание, опустошив его полностью. Она вслушивалась в тишину и всматривалась в кромешное темное небо, казавшееся крышкой гроба, нависающей над их могилой и медленно-медленно опускающейся с каждой секундой.
