Текст книги "Злая мачеха против! (СИ)"

Автор книги: Ирина Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Остаются лишь…

Утром я застою Арнольда и Амелию на кухне. Первый-чистит кастрюли, которые я приказала надраить еще вчера. Вторая – читает ему книгу о том, как лучше эти самые кастрюли чистить.

– Доброе утро, маменька, – приветливо щебечет Амелия.

Арнольд молчит. По его внешнему виду я догадываюсь, что у парня сильно болит голова. И виной тому вовсе не осенняя погода. Мой третий муж был такой. Падкий до девок. Гулёна. Под конец он упал с балкона на спор. Вернее, спорил он конечно не о том, чтобы упасть с балкона. Насколько я знаю эту историю, мой тогдашний муж поспорил со своей тогдашней любовницей, что сможет пройтись на руках по карнизу. Но не смог. Правда, умер бедолага вовсе не от падения. Балкон был лишь на втором этаже. Но звезды сыграли с моим третьим такую злую шутку, что как раз в момент балконного фиаско к дому подъезжал законный муж любовницы. И тому уважаемому человеку было никак не объяснить феномен падающих голых людей в районе балкона его жены…

Ей богу, мне было жаль третьего. Мы жили душа в душу. Он не мешал мне, я не мешала ему.

В этот момент на кухне показался господин учитель. Или Юджин, как я теперь, притворяясь другом, должна его называть.

– Доброе утро, – учтиво поклонился он мне, и по всему я сделала вывод, что детей он уже видел.

– Могу ли я спросить, что вы опять делаете в моем доме? – спросила я Юджина, – Сейчас немного рано для уроков Амелии.

– Уроков на сегодня и не запланировано, – честно признался Юджин, – И я здесь столь рано лишь от того, что вчера провожал юного Арнольда до дома.

Тут учитель и мой пасынок обменялись весьма многозначительными взглядами. Арнольд, казалось, хотел убить своим. А Юджин словно говорил " А ты что думал?"

Однако меня больше раздражало постоянное пребывание Юджина в моем доме, поэтому я колко заметила:

– Так значит, вашим хобби является шатание туда-сюда до Хилсноу?

– Можно и так сказать, – добродушно улыбнулся Юджин, – и я бы хотел пригласить вас пошататься со мной прямо сейчас.

Я серьезно обдумала данное предложение, но, по правде говоря, мне самой было нужно кое-что от Юджина…

– Арнольд, свари нам по яйцу, – приказала я, и последовала за Юджином в парк.

Там учитель был более чем серьезен.

– Эстэлла, я не хочу быть тем, кто говорит вам что делать, но Арнольду нужна помощь.

– Амелия вроде помогает ему справляться по дому, – приподняла я бровь.

– О луна, Эстэлла! Я говорю не об этом. Мальчику нужна женская рука. Нужно направление!

– Он был направлен в армию и успешно вылетел оттуда. Что вы хотите от меня?

– А сами вы не понимаете? – Юджин начал хмуриться, и я вспомнила зачем решила пойти с ним в первую очередь. Значит, не стоит сейчас злить учителя.

– Хорошо-хорошо, – примирительным тоном сказала я, – Я попробую с ним поговорить. Просто сейчас столько всего навалилось, – я сделала очень печальный вид, – И мне так нужна помощь.

На этом Юджин смягчился и остаток разговора прошел в русле, интересном мне.

Когда Юджин уходит, я замечаю в саду Амелию. Нахалка ходит между розовых кустов, якобы собирая цветы. Но на лице ее играет весьма странная улыбочка.

– Амелия, подойди сюда, – ласково подзываю я ее.

Девчонка оглядывается кругом, будто вокруг есть еще хоть одна Амелия, но все же подходит ближе.

– Родная, это ты впустила вчера господина Соммерса в наш дом?

– Конечно, маменька. Кто же еще?

– Могу ли я поинтересоваться, зачем ты это сделала, и кто тебе это позволил?

– А разве вы были не рады его видеть? – Амелия хлопает ресницами, стоя из себя невинность.

– Амелия. Тебе пятнадцать лет, и ты уже должна понимать, что можно делать и чего нельзя.

Моя падчерица наконец слегка краснеет и опускает глаза.

– Да, маменька. Я понимаю. Но господин Соммерс тащил Арнольда столько времени на своих плечах. И еще он всегда такой добрый, отзывчивый. Словно прекрасный принц из книжек…

На этом я прерываю ее. Достаточно бреда. Возможно, мне и нужны некие связи в городке близь Хилсону, но я не позволю ничему запятнать честь девушки, живущей под моей кровлей. Что-что, а честь в нашем деле значит много.

– Запомни, Амелия, – холодно говорю я, – Прекрасных принцев чуточку за сорок не бывает. Их всех, как хороших щенков, разбирают еще маленькими. Остаются одни кабели.

Амелия продолжает хлопать глазами, но, по мере того, как смысл моих слов доходит до нее, падчерица снова начинает смеяться.

– Маменька, – говорит она, – На вашем месте я бы не боялась за мою честь.

И, протянув мне цветок розы, девчонка убегает из сада.

Вопрос-ответ

Вчерашний день я провела, подсчитывая долги. Сегодня-время узнать, что у нас осталось. Так, с тяжелым сердцем, я начинаю обход Хилсноу.

Первый-ледник. Я с удовольствием нахожу в нем запасы мяса. Потом погреб. Солений и прочих заготовок в нем не столь много, как я рассчитывала. Оно и верно: такими вещами обычно занимается хозяйка. А ее в этом доме очень давно не было.

Еще у нас есть вяленая рыба, картошка, яйца и мука.

Курочек с подсобного хозяйства растащили "в оплату", ровно как и коров. Хотя тут, по-моему, оплата жирновата будет. Однако теперь-ищи свищи, кто что взял. Да и претензии обычно может выставлять лишь сильная, подкрепленная деньгами сторона.

Итак, подсобного хозяйства больше нет.

Запасов еды на долго не хватит. Особенно учитывая то, что у меня на шее два растущих, здоровых организма.

Иду в дровяник. Там тоже не все почти на нуле. А наступила осень, и очень скоро понадобится хорошенько протапливать камины дома, чтобы не замерзнуть. Но хоть здесь есть выход. Арнольд. Я даже начинаю радоваться, что его выгнали из армии.

Когда обход закончен, я решаю, что дабы выжить нам надо прикупить кур и хотя бы козу. Но на это нужны деньги…Выход один и он прозаичен. Я ему большой мешок и принимаюсь обходить Хилсноу в поисках вещей, которые можно было бы продать, и которые не разворовали еще слуги.

– А можно ли спросить, что вы делаете, маменька? – натыкаюсь я в одной из комнат на Арнольда.

Вместо ответа я временно откладываю мешок, беру Арнольда за руку и молча веду в кабинет, где показываю все долговые расписки его отца. Юноша краснеет, бледнеет и, чудится мне, чуть не падает в обморок. В конце, переведя дыхание, Арнольд говорит:

– В моей комнате есть пара позолоченных подсвечников и шкатулка из малахита. А еще я знаю несколько тайников. Ждите меня здесь. Я скоро приду.

Так у меня появляется компания по сбору ценностей.

Таким образом мы с Арнольдом начинаем вдвоем блуждать по комнатам Хилсноу.

Юноше, конечно, наше занятие не приносит радости. Полагаю, многие вещи знакомы и дороги ему с детства. Между тем, счетов, показанных мною, достаточно, чтобы убедить Арнольда в верности моего решения без всяких слов.

– Арнольд, – как бы невзначай спрашиваю я у помощника, – Скажи, как долго ты планируешь оставаться с нами?

Паренек поднимает на меня голову и смотрит волком.

– Подсчитываете, сколько я буду висеть у вас на шее?

Я легко смеюсь. Как бы расценивая его заявление в шутку.

– Нет, дорогой Арнольд, – говорю я самым мягким своим голосом, стараясь звучать как можно более дружелюбно, – Просто ты еще юн, и перед тобой огромные перспективы. Я понимаю, что армия – место не для всех. И не виню тебя за твой уход. Но ведь наверняка есть то, чем ты хочешь заняться в жизни?

Да. Вот оно. Я – молодец. Сказала все мягко, вкрадчиво. Даже с заботой. Всегда хвалю себя за то, что выполняю данные обещания. И раз уж Юджин выклянчил у меня обещание поговорить с Арнольдом – то я говорю.

Только вот Арнольд, отчего-то, не ловится на мои уловки.

– Если хотите задавать вопросы, матушка, то готовьтесь сама давать ответы.

Я приподнимаю бровь.

– Ты что-то там сказал?

– Лишь то, что вижу вас насквозь. И коли вы взялись выведать о моей жизни, приготовьтесь рассказать о своей.

– Зачем тебе забивать голову подробностями моей жизни, милое дитя? – смеюсь я.

Но Арнольд лишь ухмыляется.

– Знание врага – сила, – отвечает он, – Это вы показали мне хорошо своим примером. Так что: ответ за ответ. И я начинаю.

Я хочу утихомирить нрав мальчишки, напомнив, то во время отсутствия его отца и до его собственного момента совершеннолетия – в девятнадцать лет – я полноценная хозяйка поместья. С другой стороны – это даже весело. Тем более, что Арнольд не сможет вынуть из меня то, чего я не хочу ему сказать.

– Я слушаю тебя, – спокойно говорю я.

Арнольд удивлен, но уже через мгновенье в глазах его загорается искорка задора.

– Сколько мужей у вас было?

Пфии…Мальчишка. Это самое интересное, что он хотел у меня спросить?

– Твой отец – пятый, – отвечаю я.

– И всем вы, как паучиха, откусывали голову после свадьбы?

– Нет-нет, – грожу я пальчиком, – Следующий вопрос мой.

– Тогда: я слушаю вас.

– Что такого ты сделал, что тебя понизили из звания офицера армии?

Арнольд прищуривается. Вены на его лбу немного вздуваются.

– О, милый, ты сам предложил игру. Теперь будь любезен, соблюдай правила, – напоминаю я.

Арнольд что-то рычит в ответ. Отворачивается. Делает вид, будто ищет какие-либо ценности в старом серванте, но через некоторое время, как я и ожидала, все же начинает говорить.

– Я полюбил девушку. Она была дочерью нашего генерала. Анита… Тогда она казалась мне самой красивой и замечательной. Я не прикасался к ней более, чем соприкоснуться рукавами или же дотронуться до кончиков ее пальцев, передавая платок или перчатку. В мгновенье ока мы были помолвлены. И каково же было мое изумление, когда я узнал, что Анита…Я застал ее с другим офицером полка. Скоропостижно разорвав помолвку, я …

– Стал заглушать боль? – подсказала я.

– Да. Именно так. Генерал же посчитал разрыв помолвки скандалом. Мое поведение – недостойным. Так… И как умирали ваши мужья?

– Умерли муж номер один и три.

– А что с номерами два и четыре?

– Опять два вопроса, – смеюсь я, – Будь осторожнее, так я не отвечу тебе ни на один.

– Ладно. Перефразирую, – соглашается Арнольд, – Что случилось с номерами один и три?

– Три – был убит мужем своей любовницы.

– Понимаю мужа, – фыркает Арнольд.

– Номер один умер от старости.

Арнольд смеется.

– Жизнь с вами так тяжела?

– Снова вопрос, – напоминаю я.

Арнольд прикусывает губу. Приходит моя очередь задавать вопрос.

– Тебя разжаловали до рядового солдата?

Ответ краток.

– Да. Так что вы сделали с мужем номер один?

– Я уже ответила. Он умер сам. От старости. Ему было восемьдесят лет.

На лице Арнольда проскакивает странное выражение. Что это? Отвращение? Недоверие?

– Сколько было вам?

Это вопрос вне игры, но я все же отвечаю. Наверное от того, что мне хочется кому-то ответить на этот вопрос.

– Когда меня выдавали замуж, мне было шестнадцать. Как скоро будет Амелии. Мы прожили в браке четыре года.

Теперь выражение лица Арнольда читается четко. Ему противно.

– Мне очень жаль, – бормочет он.

Но сейчас время моего вопроса. Я его заслужила.

– Ты дезертировал? – напрямую спрашиваю я.

Арнольд кивает в ответ. Вот и все… теперь мы знаем друг о друге больше чем должны, и, наверное, больше чем хотели бы.

Разговор «по-душам»

Вечером я обнаруживаю в одном из ящиков кухонного комода бутылку вина. Судя по количеству пыли на ней-очень старую. Но глядя на этикетку-вряд ли коллекционную.

– За сколько можно ее продать? – приходит ко мне первая мысль.

Но вторая мысль совершенно иная, и через полтора часа я нахожу себя разговаривающей с домовой мышью.

– Вот все вы помогали Золушке, – отчитываю я мышь, – Пуговки ей на платья таскали, крупу перебирали, даже, если я не брежу, полы за нее мыли.

Мышь виновато молчит, забившись в угол мышеловки.

– Нет чтобы помочь кому-то, кому помощь эта действительно нужна!

Мышь задумчиво почесала лапкой за ушком.

– Вот например, научили бы Амелию прясть пряжу…Или это надо к паукам обращаться?

Моя собеседница предательски молчала.

– Ну или хоть что-то полезное сделали бы в Холсноу!

Мышь снова меня игнорирует, но подбегает к кусочку сыра, изначально служившему приманкой в мышеловке.

– Ну да, – бормочу я, – нахлебников у меня в этом доме и так полно. И никакой помощи! Все потому, что я-не золушка…

Моя собеседница бросает на меня косой взгляд. Да-да, Золушка точно никогда не держала своих мышей в мышеловках. Она выпускала их, шила им шапочки и камзолы. Одним словом-девчонка была явно психически больна.

С другой стороны, это я – кто сейчас разговаривает с мышью. И разговор наш малопродуктивен.

– Все, можешь идти, – открываю я дверцу мышеловки.

Грызун недоверчиво смотрит на меня.

– Пошла вон! – огрызаюсь я.

Мышь выбегает из клетки и быстро скрывается в подполье.

– Эх, опять все самой делать, – вздыхаю я.

Утром я просыпаюсь на кухне. Голова болит и мой внешний вид далек от идеала. Поэтому то, что Юджин склонился надо мной и брызгает на лицо водой из графина-меня вовсе не радует.

– Доброе утро, Эстэлла…Разбудить тебя сложней, чем спящую красавицу!

Я показываю учителю один из тех пальцев, что так любит демонстрировать мне Арнольд.

– Ну-ну, Эстэлла. Я думал вы-леди.

– Чтобы быть леди нужно как минимум иметь на это деньги. У меня же есть лишь чужие долги и чужие дети.

– А у меня для тебя хорошие новости…

Я встаю из-за стола, за которым спала, поправляю платье и спрашиваю, не нашел ли Юджин кого, чтобы скупить барахло из Хилсноу.

– Нет, это деликатное дело и надо больше времени.

– Тогда чем ты хотел меня порадовать?

– Я слышал в городе, что у графини Бретинской сегодня клубный день. Ты знаешь: тот самый клуб для ее подруг из высшего общества…

Юджин говорит медленно, наслаждаясь моим замешательством и тем, что мне неприятно даже думать о клубе, куда меня уже никогда не примут.

– А у кухарки графини грипп.

– Мои поздравления…

– Так вот, Амелия говорила т хорошо печешь. И я…

Паника охватывает меня. Я подлетаю к Юджину и крепко сжимаю его плечи.

– Только посмей сказать, что предложил Бретинской меня вместо кухарки!

Юджин отводит мои руки в сторону. Нежно сжимает запястья.

– Я лишь сказал, что знаю одну даму, которая отлично печет. И меня попросили передать заказ на три дюжины кексов.

После этого Юджин озвучил кругленькую сумму, и меня начало мутить.

В кухарках у Бретинской! До чего я докатилась?! Но разве у меня есть выбор?

– Все будет инкогнито, – продолжает Юджин, – И я сам доставлю кексы. Все еще хочешь отказаться?

– Нет, – твердо отвечаю я, – Позови мне Амелию. У нас много работы.

Рецепты

– А разве когда печешь, в это не стоит вкладывать свою любовь? – спрашивает Амелия, помогая мне замешивать тесто.

– Это ты в своих книгах прочла? – вопросом на вопрос отвечаю я.

– Нет…То есть да…Но…

Девочка заминается, не зная, как объяснить свою мысль. Мне бы помочь ей, но в данный момент меня волнует лишь количество изюма в кладовой. Хватит ли?

– Я представляла это себе по-иному, – наконец сообщает мне Амелия.

Так, будто бы меня волнует, как и что она себе представляла.

– Я думала, – продолжает падчерица, – Что буду печь для людей, которые мне хотя бы нравятся. А ведь графиню Бретинскую вы, маменька, терпеть не можете…

– С чего ты взяла? – спрашиваю я, яростно нарезая курагу помельче.

– Я вижу многое, – спокойно говорит падчерица, – И это в первую очередь.

– Тогда "ура" твоей проницательности, – поздравляю ее я, – Ты закончила месить тесто?

Амелия показывает мне липкие, грязные руки.

– Ну как ты смогла вырасти такой неумехой! – вслух возмущаюсь я, – Чтобы руки не были в тесте, их надо чуточку покрыть мукой!

– Вот так? – Амелия окунает грязные руки в муку, отчего они становятся похожими на руки в толстенных перчатках.

– Нет.

Я беру Амелию под локоть. Веду ее к умывальнику. Оттираю ее руки. Затем хорошенько их высушиваю полотенцем. Чуточку окунаю в муку.

– Попробуй теперь, – говорю я падчерице.

Амелия прикасается к тесту. Оно больше не липнет в рукам. Огромные зеленые глаза падчерицы светятся таким счастьем, будто я показала ей настоящую магию, а не бытовой прием.

– Теперь добавим чуточку цедры, немного, буквально несколько семян, гвоздики, щепотку перца…

– Перца? – изумленно повторяет Амелия.

– Да. Даже в самом сладком блюде должно быть что-то, что оттеняет вкус. Иначе – десерт не будет столь изысканным.

– Откуда вам знать? – недоверчиво глядит на меня Амелия.

О..о кексах, тортах, пирогах я знаю много. Моя мама была кухаркой. Всю жизнь простояла на кухне. Готовила то для одного, то для другого хозяина. Особенно хорошо у нее получались десерты. Иногда она тайком приносила мне с хозяйской кухни какое-нибудь свое творение. Я ела, а она, словно сказку на ночь, рассказывала мне рецепт…Потом, когда я уже сама стала матерью, я готовила по этим рецептам своим дочерям. Не часто, но когда те болели, или им просто бывало грустно. Конечно, то что я пеку – было строжайшим секретом нашей маленькой семьи. Никто из моих мужей не должен был знать моего истинного происхождения. По правде говоря, я сама почти забыла, что умею это готовить. Ведь девочки мои давно выросли. Теперь им более не нужны маленькие мамины утешения. Да и при всех своих делах я редко наведывалась на кухни домов моих мужей. А теперь пришло такое странное время, и я снова вынуждена стоять в фартуке на черной кухне. И странно, но я даже счастлива. Будто бы возле меня снова стоит моя матушка, и шепчет мне сколько нужно сахару, чтобы растопить самую холодную душу, и сколько цукатов, чтобы человек смог почувствовать лето.

– Просто знаю и все, – отвечаю я Амелии.

– Перец и сахар, – задумывается та, – Думаю, маменька, это ваш рецепт.

Я не успеваю спросить, что она имела под этим в виду, как Амелия чихает от муки.

Увы, стоит она при этом над самим мешком, и в результате еще больше частиц поднимаются в небо, оседая на лице моей падчерицы. Теперь на ней словно белая маска, ужасно контрастирующая с каштановыми кудрями. Эффект соль уморителен, что я начинаю смеяться.

Амлеия снова чихает, становится еще белей, и я буквально хватаюсь за живот.

– Очень весело, маменька, – бормочет Амелия, а затем в меня прилетает целая пригоршня муки.

Я замираю, а хохотать начинает Амелия. Повернувшись, я вижу свое отражение в одной из кастрюль. Да, теперь и я словно призрак…

Наверное, зайди сейчас кто посторонний на кухню Хилсноу, то наверняка решили бы что поместье полно демонов.

От этой мысли мне снова становится, и я даже присоединяюсь к Амелии в ее веселье.

Потом, отряхнувшись, мы продолжаем свою работу.

Заливаем тесто по формам. Выпекаем. Украшаем…

Последнее – моя любимая часть. Когда мои девочки были маленькие, мы всегда старались придумать наиболее оригинально украшение нашим "шедеврам". Даже устраивали небольшие конкурсы между собой. Сейчас, конечно, все не так: кексы это заказ. С ними не разойдешься. Но все же мы откладываем четыре штуки на ужин. Мне, Амелии, Арнольду и Юджину. И, когда кексы остывают, превращаем свои четыре в апогей нелепости из топленого сахара.

– Здорово вышло, – говорит Амелия, разглядывая наши творения.

– Видишь, – открываю я ей тайну, – Твои книги в чем-то правы. Готовить всегда надо с любовью. Только не обязательно любить того, кому ты готовишь. Достаточно любить сам процесс и свое творение.

Амелия смотрит на меня с полуулыбкой.

– А ваш рецепт даже интересней, чем я думала, маменька.

Кредитор

Примерно в четыре дня я слышу стук в парадную дверь. Скорее всего, это Юджин приехал за кексами. Хотя с чего это господин учитель стал фамильярно стучать в дверь? Мне казалось, он уже давно взял за привычку ходить по Хилсноу как по родному дому. Тем не менее, я открываю дверь и застываю на пороге. Передо мною стоит самый высокий человек, которого я когда-либо видела. Облачен этот великан мужского пола в черный сюртук, черные брюки и черную рубашку. Создается неприятное впечатление, что он одет на похороны. Интересно, может умер кто-то из слуг поместья, и этот чудак зашел сюда прям с похорон попросить монетку? Но нет…

– Госпожа Соцкая? – спрашивает меня этот человек.

Голос его очень тихий. Вкрадчивый. Без тени злобы. Но, между тем, от него по моему телу бегут мурашки.

Я поднимаю голову. Смотрю в лицо собеседника. Оно даже красиво. Разве что нос слишком длинный. В остальном…В остальном этот человек все равно навевает на меня ужас. И тем страшнее, что я не понимаю, отчего так боюсь его. Однако, надо собраться.

– Да, я графиня Соцкая. Позвольте спросить кто вы и зачем пришли в мои владения?

– Пригласите меня в дом, и я все расскажу.

Глаза мои невольно падают на линию порога. Пока она разделяет нас, я могу быть в безопасности…

Да что же это со мной? Видимо надышалась муки и потеряла способность мыслить здраво.

– Конечно, заходите, – говорю я мужчине.

Тот молча проходит в дом.

– Теперь, позвольте ответить кто вы и зачем пришли? – снова задаю я свой вопрос.

– Безусловно, госпожа графиня, – тон собеседника мягкий, спокойный, но от него веет льдом.

– Меня зовут Джон Моноган. Я имел честь знать вашего супруга.

– Да, я тоже имела честь знать его, – пожимаю я плечами, – Чем могу помочь вам сейчас?

Вместо всяких слов, господин Моноган протягивает мне кукую-то бумагу. Рука моя дрожит, когда я беру ее. Разворачиваю и читаю. Это долговая расписка, и она больше, чем половина наших долгов в банке.

Бумага вылетает из моих рук.

– За отсутствием вашего мужа я полагаю, что должен обратиться за этими деньгами к вам?

– Мой муж…, – медленно говорю я, – Скоро приедет. Обращайтесь к нему. Я не знала об этом займе до вашего появления.

– Неужели?

– Вы удивлены? – стараюсь я стоять на своем, – Поверьте, мужья редко повествуют женам о своих долгах.

– Я удивлен потому, что ваш муж брал эти деньги на бал, устроенным им в вашу честь.

В гостиной воцаряется тишина.

Вот тебе и прекрасный бал… Демоны…

– В условиях возврата ваш муж оговорил сегодняшнее число, – говорит Моноган.

Его тон все еще спокойный. Даже без нажима. Но я чувствую, что этот человек способен выпить душу, если он не получит желаемого.

В своих страхах, я даже не замечаю, как по лестницу к нам вниз спускается хрупкая фигурка Амелии.

– У меня нет таких денег, – слабым голосом говорю я.

– Должно ли это быть моей проблемой? – приподнимает бровь кредитор, – Ваш муж взял в долг. Сегодня Вы должны долг вернуть.

Я даже не знаю, что сказать в ответ, как слышу шум падения.

Мы оба – я и Моноган – оборачиваемся на звук, и видим, что Амелия упала в обморок. Ело ее трясется, а изо рта идет слюна.

Я бросаюсь к девочке. Приподнимаю ее голову. Обтираю ее рот платком. Быстро сую под нос нюхательную соль, которую всегда ношу с собой, как истинная леди.

– Моя дочь больна, и у нас совсем нет денег, – со слезами на глазах говорю я.

Тело Амелии перестает биться в конвульсиях, но она все еще без сознания.

Кредитор смотрит на все это круглыми глазами. Не думала, что этого человека можно удивить. Наконец он говорит.

– Хорошо. Только учитывая ваши обстоятельства – даю вам еще месяц. Но учтите – через него я приду снова.

И Моноган уходит.

Едва он скрывается за порогом, как Амелия открывает глаза.

– Ты чуть меня не напугала, – говорю я ей.

– Я читала по припадки в книгах, – отвечает падчерица, – И, кажется, я неплохо сыграла.

Да, это было отлично. Я правда испугалась. Правда только в начале. Но увы: о припадках я знаю не из книг. Они были у моего первого старика-мужа. Поэтому я и смогла отличить игру о реальности. Однако, это подействовало на кредитора. За что спасибо Амелии.

– Я не думала, что отец занимал у этого человека, – смотрит Амелия на дверь.

Мы все еще сидим на полу и обе более чем подавлены.

– Я тоже не знала об этом долге, хотя и должна была, – вздыхаю я.

Амелия кладет свою маленькую ручку поверх моей.

В этот момент на окно гостиной садится три белых голубя. И едва лапки их касаются подоконника, как они превращаются в конверты белой бумаги. Я срываюсь с места и буквально бегу их раскрывать. Три согласия. Отлично. Мой план работает. Это хорошо. Ведь только он и остался у меня.