Текст книги "Жена из России"

Автор книги: Ирина Лобановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– А я и не собираюсь никого ни в чем винить... – начала Маня и вдруг осознала, что осталась одна.

Дверь за Володей хлопнула, наверху по-прежнему голосила групповуха, на столе тарелки терпеливо поджидали мытья...

Маша села и опять тупо уставилась на свои руки.

Сверху осторожно спустилась мать.

– Масенька, – робко спросила она и неуверенно прикоснулась дрожащей рукой к Машкиным волосам, – Масенька... а Володя... ушел?..

Маня кивнула. Да, Володя ушел... Она победила саму себя. Это победа наполовину... Но хоть какая-нибудь...

– Масенька... – беспомощно повторила мать и заплакала.

– Прости меня, мама, – сказала Маша и встала, вытянувшись во весь свой немалый рост. – Ты ни в чем не виновата передо мной... Просто так получилось... Не плачь...

Вовкина лохматая голова над клавишами пианино... Прячущая в себе свет черная крышка...

"Жизнь – тропинка от рожденья к смерти, смутный, скрытный, одинокий путь... Господи, не охнуть, не вздохнуть..."

Что ты наделала, Маша...

23

На следующий день Мане переехала от Леночки к себе домой.

Лена ни о чем не спрашивала, ходила с понуро опущенной головой и слишком часто за что-то извинялась.

– Тебе не надоело? – поинтересовалась Маша. – Чем это ты так здорово успела провиниться передо мной?

Лена тупо молчала.

– Ну, ладно, ерунда! Помоги мне донести сумки, тут близко, а то Бройберга не допросишься.

Леночка с готовностью взяла сумки и так же молча отправилась провожать.

– Что с тобой происходит? – всю дорогу недоумевала Маша. – Ничего не понимаю... Как мешком прихлопнутая... Большое тебе спасибо за все!

– И тебе... – пролепетала, наконец, бледно-зеленая, как русалка, Леночка, разревелась, поставила сумки на пол в передней и убежала.

Устав от загадок и вранья, Маша попыталась жить дальше. Как получится. Она перестала ночами спать и часто часами лежала, уставившись бессонными покрасневшими глазами в едва светлеющий к утру потолок. Она пробовала заставить себя ничего не вспоминать, но более глупых и бесполезных усилий трудно себе было представить.

Вечерами, возвращаясь с работы, Маша либо утыкалась в телевизор, либо раскрывала первую попавшуюся книгу. Ни то, ни другое не помогало. Герои книг оказывались не в состоянии увлечь Маню своими проблемами и жизненными хитросплетениями – им было далеко до Машиных! А телевидение только стреляло, убивало и распутничало, вызывая стойкое отвращение и неприязнь. Потом Маша поймала себя на том, что с удовольствием представляет себе каждого политического деятеля в постели с женщиной, женой или любой другой, и перестала даже включать телевизор.

Иногда звонил сильно подвыпивший Бройберг, пытался покаяться и нудно рассказывал о замечательном житье-бытье Леночки в Стокгольме. Правда, оставалось совершенно непонятным, за кого же милая девушка все-таки вышла замуж, но Маша не вдавалась в подробности. Главное, что Леночка явно в Швеции прижилась, Илья Николаевич счастлив, а Леонид спокоен.

Впрочем, быстро выяснилось, что последнее – неправда.

– Что там происходит в жизни? – спросил Леонид перед Новым годом.

– Зима происходит! – разъяснила Маша. – Как положено. А у тебя какой-то новый мухлеж...

– Вашу Машу...Пришпилился я к тебе, Мария, – поведал он. – Запал на тебя и сильно влип... Ты хоть бы меня в гости когда-нибудь пригласила! Или тебя опять кто-нибудь крышует?

– Незачем! – холодно ответила Маня. – Я тебе очень признательна за все, Леня, но до гостей у нас с тобой дело не дойдет. Что-то ты в последнее время стал сильно поддавать...

Леонид помолчал. Он сам прекрасно понимал о гостях и о благодарностях.

– Допуск к телу запрещен... – пробурчал философски настроенный Бройберг. – Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. В мире нельзя положиться ни на чью симпатию и ни на чью бескорыстную помощь. Не люблю пророчествовать, но тебя скоро замучает страх, синдром завтрашнего дня. Впрочем, он всех нас замучает... А пью я, Мария, только тогда, когда у меня хорошее настроение!

– Да? – удивилась Маша. – Ну, значит, ты на редкость счастливый человек! Раз у тебя постоянно только хорошее настроение. Позавидуешь!

Бройберг хмыкнул.

– Деньги еще никому не приносили счастья, тем более – их отсутствие. А что поделывает твой Закалюкин?

– Понятия не имею! И он такой же мой, как и твой! – заявила Маша. – Наверное, точно так же, как раньше, сидит на нашей даче. Отец ему ее, по-моему, просто подарил. Ну, это их дело! Антон меня не интересует.

– А тот, от которого ты недавно так старательно пряталась? – не отставал Бройберг. – Он тебя еще интересует?

Маня в ярости швырнула трубку.

Новый год Инна Иванна собиралась встречать вместе с дочкой и внуком. На троих! – смеялась она, пытаясь своими неловкими шутками и жалкими заглядываниями в глаза чуточку исправить настроение Маши.

Незадолго до праздника Маша без звонка заглянула на Сухаревку. Она там теперь бывала нечасто.

За столом рядом с Инной Иванной и Антошкой сидел незнакомый высокий, седой, элегантный человек. Все трое резались в "дурака" и дружно хохотали. Маня вгляделась в лицо незнакомца и больно прикусила губу. Папенька вернулся из Нью-Йорка... Очевидно, чтобы встретить Новый год в кругу семьи... А она у него чересчур большая и разбросанная...

Маша разделась и тихо вошла в комнату. Они ее даже не сразу заметили, увлеченные друг другом и картами. Очень интеллектуальное занятие, особенно для дипломата и его любимой женщины. Наконец мать взглянула в ее сторону.

– Масяпа! – обрадовалась Инна Иванна.

Какое на ней сегодня модерновое, довольно приличное платье, выдержанное в классической бело-черной гамме... Откуда оно взялось? Маша его еще не видела. Очень ничего... И вполне соответствует случаю... Где мать раздобыла эту шмотку? Наверное, недавно купила... А ради кого Инна Иванна несколько лет назад так старательно перебирала свои бедные платьишки?..

И Антошка принаряжен...

Маша подошла к нему и ласково взъерошила темные волосы. На Закалюкина Антон не похож совершенно. Он прижался к ее руке и посмотрел снизу вверх.

– Ты надолго?

Дежурный вопрос...

Маня улыбнулась.

– Пока не знаю... Очень много работы...

– Бабушка всегда твердит, что человеку вечно не хватает времени, денег и здоровья! – философски изрек Антон.

Все засмеялись.

Маша повернулась и встретила отцовский темный, чуточку растерянный взгляд. В его глазах переливалась любимая люстра Инны Иванны, мешая заглянуть в глубину. Вот он каков, блокадный мальчик в натуральную величину... Ничего, вполне смотрибельный, как говорит Антон... Красиво очерченные морщины, оказавшиеся очень к лицу... Высокий выразительный лоб умного человека... На таких обычно бабы виснут гроздьями, несмотря на возраст. Вот только нос не сообщает ни о чем... Какой-то слишком вялый и стандартный...

Почему этот человек выбрал именно ее мать?.. При ней он был чем-то. Без нее – ничем... Как ни странно... Да, вот о чем говорит его заурядный, чересчур обычный нос...

– Здравствуй! – сказал отец.

– Здравствуй...те!..

Антон с любопытством рассматривал их встречу. Неужели Инна Иванна ему все рассказала?! Да нет, не может быть, она не решилась бы на такое!

– Вы не знакомы? – засуетилась Инна Иванна. – Сейчас будем пить чай! Мася, ну почему ты стоишь? У тебя все в порядке?

– Ты сама прекрасно знаешь, что мы с Дмитрием Владимировичем не знакомы! – мрачно отозвалась Маша и села рядом с Антоном. – Только по фотографиям...

Мать тут же замелась на кухню, оставив их втроем. До чего же прекрасное это изобретение – кухня! Туда в любой момент можно легко скрыться под самым благовидным предлогом, убегая от всех тяжелых ситуаций и неразрешимых конфликтов.

– Мама, а я тебя сегодня сразу не узнал! – вдруг заявил Антон. – Потому что ты в юбке!

– Я и сама себя сегодня не узнаю, – усмехнулась Маша. – Только с помощью паспорта. Что-то так надоели брюки... Захотелось походить немного женщиной...

Отец засмеялся, и Маню передернуло: она увидела тот же самый темноватый зуб впереди... Но откуда у Вовки этот здоровый нос?..

– Я помню тебя маленькой... – задумчиво сказал отец.

Ну, правильно, они все давно всё знали! Маша так и думала. Все, кроме нее. И все бесконечно врали, изощряясь во лжи и стараясь, чтобы Маня ни о чем не догадалась... И преуспели в этом...

– Трогательно, – заметила Маша. – Антон, ты бы пошел помог бабушке.

Да, очень сообразительный человек придумал кухню...

– Люди слишком любят вспоминать об одном и том же, – продолжила Маня, когда за сыном закрылась дверь. – Очевидно, от безделия. Или оттого, что сегодняшний день куда хуже дня вчерашнего. Или они запоминают что-нибудь одно, чтобы не помнить всего остального. А что вы сказали о себе Антону?

– Ничего, – пожал плечами отец. – Разве всегда все нужно объяснять?

– Не всегда, но в данном конкретном случае не помешает. Вы уже довольно долго обманывали меня, и мне бы не хотелось, чтобы на таком же обмане вырос мой сын.

Отец задумчиво изучал Машу.

– Все правильно... – сказал он. – Так оно и должно быть... – и крикнул: – Антон!

Антошка явился очень недовольный.

– Вы что, так развлекаетесь? Легко вам говорить! То меня гоните в кухню, то отправляете наверх, то немедленно требуете обратно! Я вам не игрушка на резинке!

– Прости, – повинился отец, – мы действительно ведем себя по-свински! Но у нас есть довольно важная информация для тебя. Дело в том, что я твой дед...

Антон скривился.

– У вас информация каждый час, как по НТВ! – заявил он. – А новостей – одна ерундинка! Да я уже обо всем давно догадался! Дядя Володя ведь рассказал мне о дедушке. А потом вы с мамой жутко похожи! Прямо ксерокопированное лицо...

Маша побледнела. Отец откинулся на спинку стула.

– Ну, а вот этого не знал как раз я... – медленно сказал он. – Так что обманывают не одну лишь тебя... Ты видишься с Володей?

– Антон... – умоляюще прошептала Маша. – Пожалуйста...

– Опять?! – возмутился сын. – Вы меня уже просто загоняли! Сплошные наезды! Тоша туда, Тоша сюда! А я послушно топай! Кончится это когда-нибудь или нет? Сплошные ворчалки и вопилки! То уроки не сделаны, то руки немытые, то стол завален макулатурой! Надоели! Я никуда не уйду – вот и все! – Он шлепнулся на стул и нагло развалился. – Тем более, что я все равно давно все прекрасно знаю! Не верите? Сейчас сами убедитесь! Значит, так... Бабушка любила вас, а не деда Пашу... А мама – дядю Володю, а не моего отца... Поэтому у меня все в двойном размере – две бабки и два дедки! И еще могут быть сразу два отца! Шик! – Антон довольно щелкнул языком. – Или даже в тройном! Ведь у деда Паши появилась баба Вера! Это круто! Мне жутко повезло!

Маша боялась взглянуть на отца.

– Та девочка, которая бывала у нас дома... – неуверенно начал он.

– Да, это я! – сказала Маша. – Теперь, когда, наконец, все всё знают, можно решить кое-какие вопросы. Но еще лучше оставить меня в покое! Поскольку вы все равно никогда ничего не решите!

Отец посмотрел на нее с удивлением.

– Я не очень понимаю, что мы должны решить. Ведь мы уже все давным-давно решили, и наше решение отмене не подлежит. Оно окончательно и бесповоротно. Прошло столько лет... Мы не хотим и не можем ничего менять... А вы... Это ваше личное дело.

– Ах, вы не хотите... – начала Маша и осеклась.

А ведь он прав... Они выбрали себе именно такую, вполне определенную дорогу... Они ее предпочли любой другой... Это проще веника... И какое мне дело до всех до вас, а вам – до меня?..

На пороге комнаты замялась мать с чашками в руках.

Маша торопливо застегнула сапоги, схватила шубку и, не попрощавшись, вылетела на улицу. В лицо больно ударил злобный ветер, обрадовавшийся случайному беззащитному прохожему, над которым можно вволю поиздеваться.

Маня остановилась, задохнувшись.

Да, все правильно... Так оно и должно быть...

Лохматая Вовкина голова над черно-белыми клавишами... Его словно подтаявшие изнутри зрачки...

"Занесло начальную дорогу, заметет остаток понемногу милостью отзывчивой судьбы... Господи, спасибо за подмогу..."

Вслед за мучительно долгой и холодной зимой, наконец, до Москвы долетели влажные добрые западные ветры. Очевидно, от Бертила и Леночки.

Снег начал неохотно темнеть и, расползаясь в грязь, тянуться ближе к земле. Небо распахнулось в вышину и в ширь, окна недоуменно смотрели чудовищно грязными стеклами, а машины снова, собрав всю волю в кулак, двинулись в атаку на безответных пешеходов.

Весна была дружная... Какая глупость! Что за бездарное словосочетание! С кем и почему она вдруг так подружилась?.. С людьми? С солнцем? С вымытыми небесами?

Обдумывая эти вопросы и проваливаясь в бездонные лужи черного тротуара, однажды вечером Маша вдруг увидела на объявлении возле Политехнического Сашину веселую фамилию. Маня неловко споткнулась взглядом о мокрые грязные афиши, облепившие серую стену, зацепилась за них и тормознулась. Отец Александр читал лекцию о церковных праздниках... Батюшка... Подмосковный приход... Помнишь ту Пасху?..

А Володя никогда не упоминал о том, кем стал его лучший друг Мум...

Маша неуверенно толкнула тяжелую дверь, толком не понимая, чего она хочет. Исповеди? Отпущения грехов? О чем она собирается с ним говорить? Что ей нужно обязательно сказать? О чем вспомнить? О чем спросить?

Этот неотвязный страх, такой мучительный синдром завтрашнего дня, о котором говорил Бройберг...

– Саша, ты помнишь меня?

Узкая светлая бородка, все те же длинные волосы... Батюшка внимательно вгляделся в ее лицо.

– Здравствуй... Я видел тебя как-то возле нашего дома... Подходить не стал... Иногда я вспоминаю твои стихи...

– Мои? – удивилась Маша. – Они были очень плохие, слабые... Хорошо, что я быстро это поняла, иначе потратила бы всю жизнь на графоманскую борьбу за строчки в журналах и озлобилась бы вконец...

Саша посмотрел ей в глаза.

– Да, ты потратила жизнь совсем на другое... Но одно удачное стихотворение у тебя все-таки было... Ты его написала Вовке... Во всяком случае, он в этом уверен...

– Какое стихотворение? – прошептала Маша. – Я никогда не показывала ему ни одной строчки... И тебе тоже...

Саша усмехнулся.

– Это чистая случайность. Их нашел Антон и похвалился: видите, дядя Володя, как здорово писала моя мама! Он очень любит тебя... А у Вовки очень хорошая память... Прозвучало действительно на редкость искренне: "И все проклятых двух копеек..." Ты не помнишь?

Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли... Три глагола плюс частица... И целая жизнь позади...

– Разве они до сих пор видятся с Антошкой? Зачем? И ты... все время говоришь с Володей обо мне? Но... это же невозможно... Почему я всегда все узнаю самая последняя?..

Саша не ответил на ее вопросы. Ясные глаза стали еще яснее, только в самой глубине мелькнула еле заметная насмешка.

– Хочешь, я прочту?

– Значит, у тебя тоже хорошая память... Просто отличная... И никакие склерозы вам всем не грозят... Я не хочу никаких стихов!.. Это глупое детство... О нем давно пора забыть!..

– Ну почему же? – задумчиво не согласился с ней Саша. – Ты странным образом четко спрогнозировала будущее... С тех пор прошло немало лет... Ситуация изменилась. Впрочем, она всегда была одинаковой. Просто ты представляла себе все иначе... Убить веру нельзя, но потерять можно...

Да, все правильно... Она когда-то верила в свои слова. И в свое несостоявшееся счастье. Или ее заставили в них поверить. И раскаяться. С горечью и сожалением. С осуждением и сомнением.

Разве она когда-нибудь распоряжалась своей жизнью? Да ни одной минуты! Кроме одного-единственного последнего мгновения их последней встречи... И она, конечно, по обыкновению перепутала чужие и свою жизни, разные и одинаковые тропинки, обещания и откровения. Зато эти сожаление, горечь и раскаяние принадлежали теперь исключительно ей одной. И только она одна имела бесспорное право на их невыносимую тяжесть.

Она одна... Отныне и во веки веков.