Текст книги "Призрак сгоревшей усадьбы (СИ)"

Автор книги: Ирина Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

   Дорога до Ольши идет через поля. Ветер играл серебряными колосьями ковыля, солнце слепило. Я достала смартфон и наушники и включила музыку. Очень быстро захотелось спать, я задремала. Проснулась, когда машина затормозила на парковке. Вокруг парка текла речушка, образуя полуостров.

   Густая зелень деревьев и река создали плотную тень и прохладу. Парк был не очень большой. Выставку устроили на танцевальной веранде, справа от входа. Картины расставили на мольбертах по краю асфальтированной площадки, за ними стояли садовые скамейки. Жюри сидело в тени на эстраде, оформленной в виде ракушки. Периодически кто-то из жюри вставал, шел к картинам, долго разглядывал, возвращался в тень и писал, писал. Некоторые судьи обходили картины с блокнотом в руках и делали записи сразу.

   Мы с Сашей обошли выставку. На всех картинах так или иначе были изображены катастрофы. На одной перевернутая лодка посреди реки. На днище сидит мальчик, а мужчина держится за край лодки и пытается тянуть ее к берегу, на другой – горящий дом и девочка с котенком в руках. На нескольких картинах была изображена усадьба Погорелицы. И везде в усадьбе присутствовал волк.

   Но от Сашиной картины веяло безысходностью и мраком. Она изобразила развалины в вечернее время, по небу ползли густые темные тучи, ветер клонил книзу кроны деревьев, а из-за полуобвалившейся стены выглядывал клочок черной юбки, взметнувший пыль за собой. Будто Погорелица только что торопливо зашла за стену. Меня пробрала дрожь.

   Мальчишки ходили между картинами с родителями. Мы ушли далеко вперед, и Саша предложила:

   – Покатаемся, – она показала на колесо обозрения.

   Я кивнула. Мы отпросились у Максима Викторовича и помчались к аттракционам. Конечно, мальчишки тоже хотели покататься, но мама близнецов сказала:

   – Вы остаетесь в городе, с бабушкой покатаетесь. Идите, девочки. А тебе, – она повернулась к Матвею, – без взрослых еще нельзя.

   Мы побежали к кассам. Денег у нас было немного, и мы выбрали колесо обозрения и американские горки. Усевшись в кабине колеса обозрения, я глянула вниз и едва не свалилась: около ограды стояла женщина в длинном черном платье и шляпке с опущенной на лицо вуалью. У ее ног сидел волк.

   – Что? – воскликнула Саша, и охнула, проследив за мной взглядом. – Неужели она?

   Я кивнула. Кабинка поднялась выше, и Погорелица исчезла из поля зрения. Я смотрела вокруг и ничего не видела, меня била мелкая дрожь. С Сашей происходило то же самое. Она вцепилась в поручни так, что побелели костяшки пальцев.

   – Она преследует нас, – прошептала Саша.

   Мне захотелось плакать, реветь, как ревут пятилетние дети, когда у них отнимают конфету. Колесо поднялось на самый верх. Люди внизу казались карликами, ползающими по дорожкам парка. Среди них я искала только женщину в черном и волка. Но не видела. Когда колесо прошло полный круг, и мы вышли, никаких женщин и волков рядом с аттракционом не было. Я облегченно вздохнула. Саша, словно прочитав мои мысли, сказала:

   – Но она же была, мы обе ее видели.

   – Главное, что ее нет сейчас, – ответила я.

   Желание кататься пропало. Вместо билетов на американские горки мы купили мороженое на всех и вернулись на выставку. Мне казалось, что судьи еще долго будут решать, кто победит. Но как только мы с мальчишками съели мороженое, вышел на эстраду Максим Викторович, и началось награждение. Мы сидели в самом дальнем от эстрады уголке танцевальной веранды и не слышали, что он говорит. Но вот на эстраду поднялись три девочки и два мальчика, им вручили какие-то статуэтки и большие красочные листы бумаги. То ли дипломы, то ли грамоты.

   – Пять призовых мест? – удивилась Саша.

   – Не слышно же, – ответила я, – могли бы и микрофон взять.

   – Да не ладится у них что-то, – ответила Саша, – видишь: он крутит в руках микрофон, да без толку.

   На эстраду взбежал полноватый, будто колобок, мужчина с мокрой от пота майкой на спине, пробежал куда-то за заднюю стенку. Максим Викторович в это время стоял полуоборотом к публике, сгрудившейся возле эстрады. Вдруг он поднял микрофон и сказал в него:

   – Раз, раз, раз, – и это разнеслось по всему парку.

   Максим Викторович повернулся лицом к зрителям и сказал:

   – Итак. Третье место разделили между собой пять героев. Второе место достается троим.

   Он называл фамилии, и на эстраду поднялись два мальчика и девочка. Максим Викторович улыбался так, будто вручал подарок самому Сальвадору Дали.

   – А теперь первое место, – возвестил он, – его делят двое.

   И тут он назвал Сашину фамилию. Мы переглянулись.

   – Я никак не ожидала, – прошептала Саша.

   – Иди уже, неожидалка!

   Я даже про Погорелицу забыла. Саша побежала к эстраде, и Максим Викторович назвал вторую фамилию. Я осталась на лавочке совершенно одна. Все стояли вплотную к эстраде. Раздались аплодисменты, а за моей спиной послышалось рычание. Я оглянулась. Вплотную к ограде стоял матерый волк, а рядом с ним Погорелица. Она откинула с лица вуаль и в упор разглядывала меня черными, словно мокрый антрацит, глазами. Обожженный рот кривился в презрительной усмешке. Она будто предупреждала, что встреча будет. Скоро. Я бросилась к эстраде.

   Мы ушли сразу после награждения. Близнецов из парка забрала бабушка, а мы отправились назад, в Татьянино. Ехали без разговоров и быстро. Матвей так устал, что заснул в машине, положив голову на колени сестре. Мы с Сашей разглядывали награду. Это была небольшая статуэтка: на маленькой золотой палитре лежали три кисти разного размера. Ее можно было повесить на стену или поставить на полку на специальной подставке.

   Машина остановилась на том же холме, что и ночью, когда мы ехали с дядей Геной из аэропорта. Жена Максима Викторовича захотела сделать несколько эффектных фото. Мы, конечно, тоже вышли и сфотографировали сверху реку, остров, крышу дома. И усадьбу Погорелицы. Потом я взглянула вправо, где вдоль Дона раскинулись пойменные луга. Колышимый ветром ковыль серебрился под заходящим солнцем. Я подумала, что это будет самый красивый кадр. В это время к воротам нашей усадьбы подкатила белая «Лада». Вышли крестные.

   – Рома еще нет, – сказала я.

   – Нет, – эхом откликнулась Саша.

   ***

   – Как наши собаки, пап? – спросил Матвей, выскакивая из машины.

   Дядя Гена нахмурился, подошел к машине. Я поняла все, взглянув на него.

   – Ром? – спросила я.

   Дядя Гена отрицательно мотнул головой. Мама близнецов охнула, закрыв ладонью рот. Максим Викторович растерянно смотрел на крестного.

   – Не может быть, – выдохнул он.

   Дядя Гена развел руками.

   – Я сожалею, – тихо сказал он. – Слишком много ран. Слишком глубокие. Она проснулась после наркоза, но ненадолго. Когда мы приехали на работу, позвонил Веня. Он ничего не смог сделать.

   Матвей разрыдался и понесся в дом. Мама близнецов сняла очки и вытирала влажные от слез глаза. Максим Викторович оперся о кузов машины и смотрел в землю.

   – Как мальчишкам сказать? Не знаю. – Он отвернулся, часто моргая. – Они нам этого не простят.

   Дядя Гена пожал плечами:

   – Даже не знаю, что посоветовать.

   – Надо взять щенка, – прошептала Саша.

   – Может быть, – дядя Гена взглянул на дочь. – Если хотите, я спрошу Веню. Он же всех собак здесь знает. – Крестный помолчал. – А мальчишкам надо сказать, что она славно сражалась. Больше ничего.

   Когда мы вошли в дом, Матвей плакал, уткнувшись носом в колени маме, сидящей на диване. Тетя Оля гладила его по голове, беспомощно оглядываясь. Первое горе. Его можно только пережить. Матвей ушел к себе, но через полчаса вернулся уже без слез. Он будто стал немного взрослей. А меня не покидала мысль, что собака – случайная жертва. Я давно поняла, что Погорелица не шутит, но смерть собаки окончательно выбила почву у меня из под ног.

   ***

   Тетя Оля не знала, куда пристроить награду. Она повесила на стену над телевизором диплом, а статуэтку поставила на журнальный столик, потом переставила на книжную полку, потом пристроила перед телевизором. Дядя Гена посмеивался, лукаво глядя на жену, наконец сказал:

   – Давай повесим рядом с дипломом. И видно будет и не упадет.

   Награду так и разместили на стене. Мы долго пили чай, обсуждая виденные картины. Утомленные поездкой, мы рано отправились спать. Уже раздевшись, я вспомнила про снимки. Достала смартфон. Мы засмотрелись на фото. Река в солнечных бликах, редкие перистые облака и зеленый остров завораживали. Снимок дома сверху показался скучным. На снимке усадьбы Погорелицы проявился полупрозрачный женский силуэт. Мы переглянулись.

   – Она снова на фото, – прошептала я.

   Саша молча кивнула. Следующее фото сначала показалось великолепным. Река и луг отливали бирюзой и серебром, в реке отражались облака. Снимок дышал покоем. Вдруг я увидела вдали неровную прерывистую линию. Увеличив фото, ахнула: в строгом порядке в сторону Татьянино шла волчья стая. По коже, несмотря на жаркий вечер, пробежал холод.

   – Не может быть, – выдохнула я.

   – Что? – Саша наклонилась ближе и отпрянула, прошептав: – Волки.

   Глава 17

   Пьеса и волки

   Как-то спать сразу расхотелось. Мы уселись на подоконник. Запели соловьи. Им громко вторили жабы. Усадьбу напротив поглотила темнота. Вскрикнула сова, и мелькнула тень перед окном. Запахло ночной фиалкой.

   – А давай сочинять пьесу? – предложила я.

   – Давай!

   Саша достала узелок с игрушками. Это были куклы, надеваемые на руку: головы с пришитыми конусами тел и растопыренными руками. Кукол было пять.

   – Я думаю, можно их превратить в самых разных героев, – сказала Саша.

   – Как?

   – Корону прицепить к голове, получится принц или принцесса. У мамы ниток выпросим, можно будет сделать Рапунцель.

   Саша посмотрела на меня, насмешливо улыбаясь.

   – Точно, колпак и красный нос, получится клоун, – согласилась я. – И кто у нас будет героем?

   – Охотник. Он приходит, когда надо защитить село от волков. И всегда побеждает.

   – А волки служат злой Королеве ночи, – подхватила я идею.

   – Королева ночи хочет погубить двух сестер, живущих в селе: Розу и Белянку, но смелый клоун находит охотника и тот спасает девочек, – у Саши даже щеки разгорелись.

   Я схватила ноутбук, и начала записывать. Мы продумали все, но потом поняли, что волка-то у нас нет. У нас нет шестой игрушки. Саша долго разглядывала кукол, и сообщила:

   – Завтра соорудим волка. Ничего сложного. И играть будем так: ты – Роза и Белянка, я – Охотник и Королева ночи, Матвей – клоун и волк.

   – А декорации?

   – Я нарисую. Когда твои приезжают?

   – Обещали послезавтра.

   – Успеем!

   Мы сочиняли пьесу почти до часа ночи. Уже и соловьи смолкли, и жабы уснули. Изредка ухал филин, и верещала сова. За окном мелькали летучие мыши, словно ночные стрижи. Легкий ветер принес с реки запах тины.

   – Не пора ли нам спать? – спросила я.

   Саша кивнула, отрываясь от наброска декораций.

   – Что там, за окном? – спросила она и полезла на подоконник.

   Я влезла следом. Лунный свет освещал пустое пепелище и дорогу. Я потянулась, в этот момент, словно соткавшись из тени, посреди развалин возникла Погорелица. Следом, так же из неоткуда появились волки. Много волков. Они ходили вокруг Погорелицы, ныряли в тень деревьев, выходили на дорогу и устремлялись в поля. Создавалось впечатление, что волков рождало само пепелище.

   – Это та стая? – спросила Саша.

   – Не знаю.

   Меня передернуло. Увиденное заставило задуматься: а доживу ли я до приезда родителей? Страх сковал меня. Ноги и руки налились тяжестью, словно свинцом. Медленно отвернувшись, я поползла к краю стола. Кое-как дошла до кровати и свалилась. Саша посидела еще минут пять и сообщила:

   – Они исчезли. Все. И Погорелица, и волки.

   – Хорошо, давай спать.

   Я понимала, что ничего хорошего нет. Она исчезла, когда ушла я. Это еще раз подтверждало, что охотится она за мной. Теперь, сложив все, что я знаю, я понимала: виной всему – имя. Но изменить его я не могла.

   – Сейчас, пьесы распечатаю, – ответила Саша.

   Загудел принтер где-то внизу на полочке, зашуршала бумага. Саша наклонилась и достала отпечатанные листы, сложила их на столе, сверху положила кукол.

   Глава 18

   Ураган

   Как обычно, я все проспала. Когда я спустилась вниз, Саша и Матвей уже поели. Он ныл:

   – Что мне делать? Близнецов нет, Рома нет...

   – Матвейка, порисуй, – Саша говорила с ним тоном противной школьной учительницы.

   Я рассмеялась, накладывая себе овсянку.

   – Что смеешься? – Саша нахмурилась.

   – Я думаю, два художника в одной семье – многовато, а?

   – Ну а чем его еще занять? Когда в школе у них продленка, он там наскачется – и дома спокоен, как танк. А сейчас занять нечем.

   – Может, бадминтон? – неуверенно спросила я.

   – А что, можно!

   Саша подскочила и бросилась в прихожую. Она принесла ракетки и воланчик.

   – Будешь играть? – спросила она брата. – На победителя.

   Матвей не мог сказать ни слова, он только кивнул, восхищенно глядя на ракетки. Было очень тихо, не шелестели листья деревьев, не качались ветки. Полная безветренность.

   – Погода как раз для бадминтона, – воскликнула Саша.

   Потеряв пару подач, Матвей скис. Он чуть не плакал, дрожали ресницы, и подергивались губы.

   – Что ты, Матвейка? – спросила я.

   – Сейчас вы меня выгоните, – всхлипнув, ответил мальчишка.

   – Не выгоним, мы будем играть по времени, – сообразила я.

   Сделав несколько подач, чтобы он мог их отбить, я передала ракетку Саше. Играть с неумелым соперником всегда неинтересно. Я села на крыльцо, наблюдая, как сестра гоняет брата по всему двору. Матвей был счастлив, и теперь он даже играл минут пять подряд, не роняя воланчик. Я посмотрела на небо. Ни облачка. Солнце палило нещадно, и хотелось спрятаться в тень. Но на востоке над кронами деревьев появилось темное пятно. Оно, казалось, лежит на кронах недвижимо. Я отвела глаза, посмотреть, чему радуется Матвей, а он сумел забить очко Саше и прыгал на одной ножке, кружась вокруг своей оси, размахивал ракеткой и орал футбольный клич:

   – Оле-оле-оле!

   Посмотрев снова на небо, я увидела не просто темное пятно, а тяжелую, набухшую чернотой, медленно наползающую тучу.

   Через несколько минут первый порыв ветра едва не вырвал у игроков ракетки из рук, а воланчик отлетел далеко в пионы.

   – Ребят, кажется, надвигается непогода, – проговорила я.

   – Да уж почувствовали, – рассмеялась Саша.

   Она оглядела небо и сказала:

   – Пойдемте в дом. Это серьезно, – Саша провела ракеткой, которую держала в руке в сторону надвигающейся тучи.

   Второй порыв ветра чуть не сбил нас с ног, и мы рванули в дом. Сразу стемнело. Саша закрыла дверь на ключ, и мы прошли в гостиную. Все небо уже затянуло тучами. Ветер клонил деревья. Упали первые крупные капли дождя на железный подоконник, а через несколько минут дождь лил стеной. Ветер затих, казалось, сейчас прольется дождь и снова выглянет солнце.

   Но тут над нами громыхнуло, и сверкнула молния посреди двора. И снова поднялся ветер, изменив направление падающих струй. Ветер рвал ветки и листья, дождь захлестывал в комнату, под окном уже собралась лужа. Саша бросилась закрывать окно в гостиной, Матвей помчался в спальню родителей, а я наверх – закрыть окно у нас и у Матвея. Я взобралась на подоконник, взглянула вниз и замерла, показалось, что остановилось сердце.

   Посреди развалин в грохоте грома и вспышках молний стояла Погорелица. Ветер трепал ее черное платье, поднимая выше колен юбку, вздымая вверх черный воротник. Она не сводила глаз с нашего окна. Вокруг нее сидело с десяток волков. Они задрали вверх морды и, казалось, выли. Я закрыла окно, но не смогла отойти. Я смотрела вниз и чувствовала, как на меня наваливается тяжесть, казалось, что я покрылась тонкой корочкой льда, у меня стали стучать зубы.

   Тут один из волков поднялся и направился к выходу. За ним второй. Третий. Они выходили через поваленную калитку. Кто-то пробирался под ней, кто-то наступал на старые доски, и я видела, как они прогибаются под тяжестью животных, кто-то перепрыгивал через преграду.

   Вскоре у ног Погорелицы осталось два волка. Остальные выстроились перед нашим забором. Вот один направился вправо, в обход усадьбы, второй влево. Я вспомнила об окне в комнате Матвея, соскочила со стола и бросилась в его комнату. Когда я выглянула в его окно, увидела сидящих вдоль забора волков. Вдруг я поняла, что это та самая стая, которую я нашла на своем снимке. Они пришли за мной. Они готовы к атаке. Я не представляла, насколько я права.

   Закрыв окно и опустив жалюзи, я вернулась в нашу комнату. Взобралась на подоконник и выглянула. Погорелица исчезла. По развалинам рыскали два волка. Я опустила жалюзи и помчалась вниз.

   В гостиной Саша смотрела в окно, раздвинув руками ламели жалюзи. Она повернулась ко мне и сказала:

   – Там волки.

   – Видела, они по всему периметру забора.

   Матвей пришел из кухни с бутербродом в руках. Он сел на диван и включил телевизор. Передавали прогноз погоды. Диктор сказала:

   – Неожиданный ураган обрушился на север области. Пойменные луга превратились в болота. По населенным пунктам передвигаются на вездеходах, а кое-где и на лодках. Сейчас ураган приближается к Татьянино.

   – Отстали от жизни, – дожевывая бутерброд, сообщил Матвей.

   – Предполагается, что непогода продержится до конца суток, – продолжала вещать диктор.

   – Ого, – Матвей присвистнул, – а предки проедут? – он встал на диван на колени и повернулся к сестре.

   – Не знаю, – Саша достала смартфон, – надо позвонить.

   Она отошла от окна и села в кресло, я устроилась рядом на подлокотнике. Тетя Оля ответила сразу. Новости кончились, и на экране телевизора неугомонная Маша гоняла несчастного медведя. Матвей хохотал и вскакивал с места каждый раз, когда Маша побеждала. Я перешла на диван и села рядом с Матвеем.

   В это время раздался грохот. Яркая вспышка за окном осветила гостиную, и погас телевизор. Но свет продолжал гореть.

   – Попало в вышку, – решила Саша, – и связь оборвалась. – Саша посмотрела на меня. – Мама говорит, проехать еще можно, но папа в операционной. Она должна его дождаться.

   Я кивнула.

   – Но сейчас надо что-то придумать, – Саша обвела глазами комнату, – можем поиграть в города. Как вы?

   Матвей снова запрыгал на диване, кивая головой, словно китайский болванчик.

   – Ну, садимся, начинай Матвей! – мы сели рядом на диван.

   Игра не смогла меня отвлечь. Я прислушивалась к звукам за окном. Но ветер так завывал, что расслышать в этом хаосе звуков вой волков было невозможно. Города наскучили быстро, тем более, что Матвей в них был не силен. Мы решили попить чая. Было три часа дня. За чаепитием начались рассказы о школе. Матвей рассмешил нас, поведав по секрету, как он пытался списывать на уроке математики. Вдруг кто-то постучал в окно. Мы замерли. Стук повторился. Я поднялась, раздвинув ламели жалюзи, отпрянула: на меня неслась ветка, я была уверена, что она разобьет стекло. Но ветка скользнула по стеклу и отлетела. Это была ветка тютины, росшей около дома. Она была обломана ветром и держалась на тонкой тесемке коры. Сверкнула молния, и я разглядела за оградой волков.

   – Они не уходят, – сказала я.

   – И пусть. Ты же видишь, забор выдержал нападение прошлый раз.

   Я кивнула. Снова сверкнула молния, и мне показалось, что во дворе стоит Погорелица. Я поправила жалюзи и отошла от окна.

   – Что будем делать? – спросил Матвей.

   – Репетировать пьесу, если мы хотим ее сыграть, – сказала я.

   – О! – встрепенулась Саша. – Я совсем забыла! Матвейка, сгоняй наверх, на столе игрушки и листы бумаги, притащи, а?

   Глава 19

   Несостоявшаяся репетиция

   Матвей, растеряно смотревший на нас, сорвался с места и, изображая из себя самолет, расставив в стороны руки и подвывая, помчался из кухни. Мы вышли в гостиную. Саша подкатила журнальный столик к дивану. Сняла с него и опустила на нижнюю полку корзинку с тети Олиным вязаньем и ноутбук, пододвинула оба кресла.

   – Да где он? Вот же копуха! Пойду, подгоню! – она решительно направилась в прихожую.

   Мне хотелось крикнуть: «Не ходи, не надо!», но я не смогла. Когда ни Матвей, ни Саша не появились через пять минут, я решила подождать еще пять минут, потом еще. У меня от страха сводило живот. Сердце трепетало, словно крылья колибри, застывшей над цветком. Меня тошнило.

   Очередная вспышка молнии и грохот грома вывели меня из оцепенения. Я взяла из корзинки с вязанием свободную спицу. Потом направилась на кухню. Сначала я достала из кармана зажигалку и нажала кнопочку. Затрепетал розовый огонек. После этого я извлекла из аптечки вату, стала наматывать на спицу. Но она постоянно соскальзывала. Я взяла нож и несколько раз ударила по спице. На ней появились зазубринки. Они и удержали вату. После этого я достала флакон со спиртом, посмотрела на темный пузырек. В аптечке было еще два таких, и я взяла второй. Аккуратно, держа факел над тарелкой, я лила спирт на вату. Мне надо было, чтобы вата пропиталась хорошо. Промоченный спиртом факел я положила в полиэтиленовый пакет и спрятала в карман джинсов. Потом взяла второй флакон, спрятала в другом кармане вместе с зажигалкой и медленно пошла из кухни.

   Затхлый запах подвала, свечей и дыма я почувствовала уже на лестнице. В комнате было темно, вспышка молнии за окном озарила на мгновенье заправленные кровати, стол у окна и открытую дверь гардеробной. Я почувствовала слабость, ноги налились тяжестью. Новая вспышка молнии выхватила из темноты провал в неизвестность. Дверь-зеркало была открыта. Опять стало темно. В этот момент вспыхнула лампочка в бра над зеркалом. Она странным образом освещала только провал. Он зиял чернотой. Мы забыли предупредить Матвея, чтобы не нажимал кнопку на зеркале. Значит, виноваты мы.

   Я шагнула в темноту. По стенам с тихим шорохом струилась вода, потолок прохода нависал низко, и мне приходилось наклоняться. Я медленно шла вперед под редкие звуки падающих капель. Впереди показался просвет. Я прислушалась. Кто-то разговаривал. Разобрать, о чем говорили, было невозможно. Просвет впереди превратился в овальный вход. Я была уже в десяти метрах от него, как услышала:

   – Ни одна Дина жить не будет, – голос был глухой, какой-то бесполый. Совершенно непонятно, мужчина говорил или женщина.

   – Но она ничего вам плохого не сделала! – воскликнул голос Матвея.

   – Она – Дина, этого достаточно, – безэмоционально и тускло прозвучало в ответ. – Дина убила меня и моего ребенка.

   – Но не эта же Дина! – вскричал Матвей.

   – Или ты замолчишь, я не люблю, когда мне перечат, или останешься здесь вместе с ней. А она придет. Обязательно!

   На фоне светлого пятна появился силуэт волка. Он вглядывался в темноту прохода. Волк слегка рыкнул.

   – Идет? – какое-то подобие радости прозвучало в вопросе. – Отойди, не мешай.

   Волк сделал шаг назад и в сторону. Я вошла в комнату. Я ее узнала. Это была та самая комната, откуда я вынесла Матвея несколько дней назад. Только в сторону был отодвинут фальшивый камин. Именно за ним открылся ход. Погорелица сидела в центре комнаты в высоком, словно трон, кресле. На ковре, у ее ног лежали два волка.

   – Проходи, Дина, – Погорелица смотрела на меня налитыми непроницаемой тьмой глазами. Вместо лица – звездчатый шрам от ожога. – Долго же ты собиралась.

   – Как смогла, – я не узнала свой голос. – Отпусти моих друзей.

   – Ты знаешь, что тебя ждет?

   – Мне неинтересно что. Мне интересно – почему.

   Она пожала плечами:

   – Ты знаешь! Потому что ты – Дина.

   – Ну и что?

   – Я тихий, бесплотный дух, я никому не мешаю, я живу в развалинах собственной усадьбы и ищу своего сына. Но, когда появляется Дина! И не важно, сколько ей лет, какого цвета ее волосы и глаза, я обрастаю плотью. Я становлюсь нечистью, которой надо убить врага. А когда я справляюсь с этой задачей, я успокаиваюсь, теряю плоть и снова тихо горюю в своей обители.

   – Что надо сделать, чтобы успокоить твою душу? – Я делала вид, что мне не страшно.

   Она рассмеялась, сначала тихо и переливчато, потом все громче и громче. Со стен посыпалась штукатурка. Она перестала смеяться так же неожиданно, как и начала, будто захлебнулась собственным смехом.

   – О сколько Дин здесь обещало мне помочь, но выйти-то живыми вы не можете!

   – Пусть мои друзья станут за моей спиной. Ты расскажешь, что надо сделать, они уйдут, а я останусь.

   – Да ты пройди чуток вперед.

   Я сделала шаг, второй и остановилась.

   – Ну что же ты? Иди.

   – Нет, хватит. Пусть мои друзья пройдут к выходу.

   Погорелица посмотрела на Сашу и Матвея и мотнула головой в мою сторону. Они быстро поднялись и направились ко мне. Я смотрела, как Саша подтолкнула брата к самому ходу, а сама встала в метре за моей спиной.

   – Говори, и пусть уходят! – Я опустила руки в карманы.

   Она получала удовольствие, понимая, как нам страшно, поэтому тянула время. Мне кажется, она пила наш страх. Она встала с кресла и нависла надо мной, протягивая ко мне белые, полупрозрачные руки с тонкими длинными пальцами.

   – Меня и моего сына надо найти, похоронить и отпеть.

   Ее рука почти касалась моего плеча, когда она произнесла это. Я почувствовала исходящий от руки холод и отскочила на шаг назад, едва не сбив с ног Сашу. Выхватила из кармана флакон спирта и бросила со всей силы на пол. Пузырек разлетелся на мелкие осколки, на ковре у ног Погорелицы появилось мокрое пятно. Погорелица расхохоталась:

   – Водицы заговоренной принесла, да?

   Я достала факел из второго кармана, не стала даже снимать с него целлофан. Поднесла зажигалку и нажала кнопку. В то же мгновение появился почти прозрачный голубовато-розовый огонек.

   Погорелица вновь рассмеялась:

   – После того пожара, мне не страшен твой факелок, – сказала она.

   Я бросила горящий факел в спиртовую лужу, как раз под ее ногами. Пламя вспыхнуло тут же, охватив длинную юбку и, словно платье было соткано из пороха, полетело вверх.

   – Скорее, Дина!

   Я развернулась и бросилась в подземный ход, где уже скрылись Матвей и Саша. Оглянулась, входя в проход. Погорелица неподвижно стояла, охваченная пламенем. Она не издала ни звука. Кажется, даже не поняла, что происходит.

   Я побежала вперед, чувствуя, что проход сужается, стены и потолок надвигаются, угрожая превратиться в могилу. Я поскользнулась и упала. Встать уже не могла: так низко навис потолок. До выхода оставалось несколько метров. Саша и Матвей держали дверь, но она давила на них. Я поползла, сбивая колени, сделала рывок и оказалась рядом с Сашей. Матвей выскользнул за дверь и оттягивал ее на себя. Я подтолкнула Сашу и проскользнула сама. Дверь в наш кошмар закрылась с громким щелчком.

   Мы смотрели на подрагивающую стену. Матвей стоял в дверях в гардеробную, а мы с Сашей лежали перед зеркалом. Наконец зеркало перестало дрожать. Я посмотрела на Матвея. Он был бледный, но спокойный. Мы с Сашей поднялись и вышли из гардеробной. Матвей первый взобрался на стол и перелез на подоконник, мы за ним.

   Саша подняла жалюзи. В саду напротив горел дом. Мы знали, что дома нет почти сто лет, но пламя четко обрисовывало стены и крышу, будто они были на самом деле.

   – Она горит второй раз, – прошептала Саша.

   – Вдруг теперь найдутся тела? – спросила я.

   – Вряд ли, – Саша в сомнении покачала головой. – Столько лет прошло.

   В этот момент раздался грохот и в воздух взлетели снопы искр, а огонь упал, словно обвалился дом. Пламя вырывалось из ямы и поднималось над ней метра на два в высоту.

   – Там что-то провалилось, – сказала Саша.

   Мы даже не заметили, что гроза ушла, а с неба лил густой летний дождь. Тучи поредели, и стало светлее. Огонь на пепелище постепенно затухал, и сверху мы разглядели широкую яму.

   – Я сгоняю, посмотрю, – Матвей развернулся слезать со стола.

   – Нет, – Саша крепко держала его за руку. – Неугомонный ты! Смотреть будем с родителями. Интересно, сколько сейчас времени.

   – Саш, волков-то нет, – сказала я, открывая окно и выглядывая наружу.

   В полях уже сияло солнце, а у нас еще моросил дождь, но вот запели птицы и дождь закончился.

   – Пойдем, посмотрим, что во дворе? – предложил Матвей.

   Мы переглянулись.

   – Думаю, уже можно, – сказала я, Саша кивнула, и мы направились вниз.

   Настенные часы в гостиной показывали половину шестого. Во дворе и на дороге сверкали в лучах солнца лужи. Везде валялись обломанные ветки и листья. Мы прошли к сараю. Конструкция держалась хорошо. Волков не было. А Матвей еще, толкнув нас, показал на вершину холма, где рабочие взбирались на вышку связи.

   – Вечером интернет будет, – сказала Саша.

   Мы вернулись в гостиную, и я спросила:

   – Как вы решились туда пойти?

   Матвей встрепенулся и сказал:

   – Так там мама была! Я зашел, в комнате горел свет, дверь в гардеробную была открыта, а там непонятный ход какой-то, оттуда пахнет больницей и зовет мама: «Идите сюда, здесь не страшно». Я и побежал. В лапы Погорелице и волкам.

   – Ну мне-то деваться некуда было, – сказала Саша, – я вошла и поняла, что Матвей там. Я даже не подумала о тебе. Я так испугалась за Матвейку, тем более что он всегда куда-то влезет, егоза маленький.

   – А я долго боялась идти, но поняла, что надо.

   – Ты так все продумала.

   – Пришлось. Я чувствовала, что она гоняется за мной. Не за вами.

   Мы надолго замолчали, вглядываясь в зарево над соседней усадьбой.

   – Так что с пьесой? – вспомнила я.

   – Точно! Матвей, сгоняй еще раз наверх, принеси кукол и бумаги.

   Матвей рванул к лестнице, а Саша прокричала вслед:

   – Только никуда не суйся!

   Я смотрела на дым и зарево пожара за окном и думала, что уже не влезет: некуда просто. Мы быстро переписали пьесу. Теперь нам не нужен был охотник. Главным героем мы сделали клоуна, который рассмешил Королеву ночи, отчего она умерла. Таким образом были спасены сестры. Идея с пьесой так захватила Матвея, что он даже песенку придумал для своего героя. Мы начали разучивать роли, но тут Матвей подскочил:

   – Слышите? Машина едет!

   Глава 20

   Находка на пепелище

   Мы выбежали на крыльцо. К воротам подъехала белая «Лада». Матвей бросился открывать ворота. Дядя Гена въехал во двор. Мы с Сашей подошли к машине. Тетя Оля вышла, и тут мы увидели на заднем сиденье Рома. Пес был в прозрачном воротнике на шее. Он выскочил с радостным визгом. В нескольких местах шкура была выбрита, и там наклеены повязки. На передней лапе, на холке и на спине в трех местах.

   – И как он с этим? – спросила я.