Текст книги "Возвращение любви"

Автор книги: Ирина Хохлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Я ему дала паужин – хлеба там, колбасы.

– Проспала я…

– Ну, ничего. Гляжу, собирается. Машина за ним пришла. На рыбалку едет, а еды не берет. Будить, говорит, не хочу. Это тебя, значит. Ну, я и собрала. Так что не беспокойся, голодать не будет.

– Спасибо, баба Люба, – успокоенно сказала Елена и пошла со двора.

Он часто по субботам ездил с друзьями на рыбалку, и в этом ничего странного не было. Елене уже казалось, что Валерий жалеет о вчерашнем разговоре. Да иначе и быть не может! Вечером привезет рыбки, она сварит уху – и все будет хорошо, все пойдет по-старому.

После уроков в дверях школы Елена столкнулась с Зотовым. Похоже, это произошло не без умысла: он ждал ее.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Я как раз собиралась поговорить с вами.

– О чем же? – насторожился Зотов.

Они пошли дворами, сокращая путь до автобусной остановки.

– Я вот что хотела сказать, – начала она. – Только ты не обижайся.

– Хорошо, не буду.

– Мы с тобой давно знакомы. Надеюсь – друзья.

– Я тоже надеюсь.

– Тем лучше. Знаешь, Дмитрий, пока не приходи к нам.

Он явно этого не ожидал и очень растерялся.

– Дело в том…

– Не надо ничего объяснять, – торопливо проговорил он. – Я не буду приходить.

– Нет, ты послушай. Валерию грозит отставка. Что это такое – тебе не нужно толковать. Ему тяжело. Он самолюбив, горд, не переносит жалости. Понимаешь?

– Да-да, – закивал Зотов, прояснив для себя, что вчерашнее невольное разоблачение тут ни при чем. – Да-да, конечно, ты права. Будет так, как ты хочешь.

Они вышли из-за домов к остановке. И тут Елена увидела мужа. Тот стоял с удочками, вложенными в чехол, и в упор смотрел на них. Зотов опешил и так по-дурацки себя повел, что Елена от досады чуть не закричала на него.

– Я ухожу, ухожу, – залепетал он и, нелепо размахивая руками и что-то бормоча себе под нос, шмыгнул назад, скрылся за углом.

Валерий избегал ее взгляда. Лицо его казалось спокойным. Но Елена догадывалась, что стоит за этим спокойствием. С таким лицом целятся в смертельного врага.

– Привет! – еще надеясь сохранить мир, сказала Елена, подходя к нему. – Как рыбалка? Почему рано?

– Так получилось.

– Где же рыба?

– Плавает по дну.

Лицо оставалось непроницаемым, а глаза – колючими.

– Он, помнится, здесь живет? – вдруг спросил Валерий и кивнул на ближний дом.

«Господи! – подумала Елена в отчаянии. – Зотов действительно живет в одном из этих домов, мы с Валерой как-то были у него в гостях. Какой абсурд! Какая дикая ситуация!»

Но она сдерживала себя и не отвела глаз.

– У меня только что кончились уроки, – сказала Елена. – Вот уж не ожидала тебя встретить.

– Догадываюсь, что не ожидала, – сказал он сухо и шагнул к подошедшему автобусу.

Ехали, как чужие. Народу набилось много. Елена протолкалась к мужу и дотронулась до его руки, всем сердцем в эту минуту жалея его. Но он отстранился и за всю дорогу ни разу не посмотрел в ее сторону.

Когда шли от остановки к дому, Елена снова пыталась заговорить, но муж не отвечал.

– Ну, Валера! – уже со слезами с голосе взмолилась она. – Как ты можешь? Это дикая случайность, что ты нас увидел. То есть не то случайность, что ты нас увидел, а то, что мы с Дмитрием оказались вместе. Я должна была поговорить с ним. Сказала, чтобы он больше не приходил. Раз это тебе не нравится…

– Теперь будете встречаться у него дома! – сказал Валерий, минуя калитку.

– Ну что ты говоришь?! – вскричала Елена. – Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?

– Не пугай соседей. Я прекрасно понимаю, что говорю.

Дома он лег на диван, укрылся пледом и сказал:

– Оставь меня. Я хочу спать.

Елена ушла в маленькую комнату. Вдруг ослабла всем телом, упала на кровать и заплакала, уткнув лицо в подушку.

– Господи, что же это такое! – шептала она. – За что я так наказана? Неужели он не видит, как мне больно?

Провалявшись около часа, взяла себя в руки, пошла на кухню и стала готовить ужин. Уже поздно вечером Валерий поднялся и заходил по гостиной.

Она заглянула к нему. Сказала мягко:

– Ужин на столе. Поешь.

– Спасибо.

В дверях он старательно обошел ее, словно боялся прикоснуться. Ей стало так обидно, что спазм сжал горло. Что она – чумная какая, заразная? Нельзя же унижать ее так. И все-таки смолчала, стояла убито, подперев притолоку.

– Могу я спокойно поесть… без тебя? – уставился на нее Валерий.

Этого стерпеть Елена уже не могла – собралась уходить.

– К нему бежишь?

Она не ответила, вышла из дома, сбежала с крыльца. Шла, как в тумане. Уткнулась в телефонную будку, минуту стояла, соображая, что ее сюда привело, потом стала набирать номер.

– Алло! – раздался в трубке томный голос Иры.

– У меня беда, – сказала Елена. – Мы можем встретиться?

– Приезжай.

– Твой дома?

– Ну, куда же он денется? Я пригрозила: шаг влево, шаг вправо – считается за побег. В общем, приходи.

– Нет, давай встретимся на улице.

– Ой, переодеваться! Мне лень… Что там у тебя стряслось? Двоек твои оболтусы нахватали?

– Не в школе. С Валерием…

– Не может быть! Сейчас, подруга. Только ты поговори с моим котиком, а то он не верит, что звонишь ты. Иди, пупсик, поворкуй с Еленой, а я быстренько оденусь.

Телефон долго молчал. Константин Васильевич так и не подошел к нему. Наконец снова взяла трубку Ира:

– Бегу. Приеду к тебе. Жди на остановке. Минут через двадцать буду.

Глава третья

Остановку освещала висящая на столбе лампа, и Елена оказалась в ярком круге света. Вокруг стеной стояла недобрая темнота, и оттуда кто угодно мог прийти. Елена сама отступила в эту темень и замерла, прислонившись спиной к большому тополю. Под тихий шелест листвы задумалась и не заметила, как пролетело время. С третьим автобусом приехала Ира. Соскочила с подножки и нетерпеливо завертела головой. Елена выждала, пока разойдутся все приехавшие, и только после этого окликнула:

– Ира!

– Что за таинственность? – спросила Ира, подходя. – Что случилось, подруга? Валерия спровадили в отставку?

– Это дело ближайших дней. А пока что я сама как бы оказалась в отставке.

– Можешь как-нибудь попроще? Не забывай, что я уже давно книг не читаю. Я секретарша у Константина Васильевича. И мне нужны конкретные указания – отпечатай это, отнеси ту бумагу, приготовь гостям кофе, ложись в постель.

– Ты неисправима, – обняла Иру Елена.

Подруга почему-то всегда старалась казаться чуть хуже, чем была на самом деле. Это, по всей видимости, говорило о душевном дискомфорте, о постоянном недовольстве собой. Но Ира была добрым человеком, чутким к чужому горю, и Елена почувствовала встревоженность в ее голосе.

– Значит, отставка? – переспросила она.

– Да, – вздохнула Елена. Ей уже не хотелось вдаваться в подробности своего домашнего разлада.

– Ну и что? Другие с радостью бегут из армии. Вон я в газете читала. Молодой офицер обосновался в деревне. Стал фермером. И вам кто не дает? Будешь ему помощницей. Разбогатеете – заделаешься помещицей. Все вернется, милая. Я к тому времени брошу своего философа и наймусь к вам экономкой. Я в себе чувствую талант экономки. А за Углова не бойся, соблазнять не стану. Тоже мне! Нашли из-за чего огорчаться. Радоваться надо – хомут сбросил.

– Ты не знаешь Углова.

– Знаю, подруга. Сказать, кто он такой?

– Говори, коль знаешь.

– Он ледокол.

– Это что – оскорбление?

– Да перестань! Я твоего Углова уважаю. Он мужчина. Вот потому и ледокол, что мужчина.

– Не очень я тебя понимаю, Ирка.

– А что тут понимать? Проще простого. Все стараются плыть по течению. А этому препятствия подавай. Он должен льды ломать. Разве не так? Где трудно, туда его и тянет. Ты ведь не знаешь, сколько раз он рисковал. Тебе-то не рассказывают. А мне один его дружок говорил.

– Как рисковал? – растерялась Елена.

– «Как, как»? Он же военный человек. Что тут удивляться? Ты лучше объясни ему, что не надо быть ледоколом.

– Ты знаешь, он меня ревнует.

– Естественно.

– Что естественно?

– А ты не замечаешь, как на тебя смотрят мужчины? Они же все коты. Ты уж мне поверь! Чтобы такую женщину да не ревновать!

– Я не давала повода.

– Правильно, не давала. И зря. Я и то заставляю своего Константина Васильевича бегать по потолку. А на твоем месте…

– Что на моем месте?

– Мне бы этот твой Углов… Ух! Я из него веревки вила бы.

– Не говори глупостей.

– Ты больно умная. Умная, да бестолковая, ничего в жизни не понимаешь. Мужчина любит, когда женщина устроится у него на шее и погоняет. Они же сами ничего не могут, ими надо управлять. Ну, ладно! Я тебе в другой раз лекцию прочту. А теперь скажи – к кому он ревнует?

– К Зотову.

Ира фыркнула:

– Тоже мне нашел соперника! Да этот Зотов не мужчина, а рыба. Малохольный! У него и ноги, должно быть, холодные. Честное слово! С ним же можно со скуки умереть. Не-е, дурака Углов валяет. Тут что-то другое.

– Что может быть другое?

– А то! Ох, эти мужчины! С ними ухо востро надо держать. И не спускать глаз. Такие шустрые, прямо ужас! Уж не нашел ли другую твой Углов?

– Как тебе не стыдно, Ирка!

– Все может быть, милая. Ты своей послушностью и покорностью, к примеру, надоела ему. А нашлась другая, которая раздразнила. Усекаешь? Вот он и придумал эту ревность. Не-е, меня не проведешь? Твой Углов хитрит.

– Да я и мысли не допускаю, чтобы Углов… чтобы мой Валера…

– Вот-вот… Сегодня твой, завтра чужой. Ты бди! Поняла?

– Нет, Ирка, нет… Я же вижу. И мне больно, что он страдает зря.

– Ты только и умеешь жалеть его. А вдруг я права?

– Нет. Не верю.

– Ты не верь, но проверь. Вот послушай меня. Помолчи. Я тебе дурного не посоветую. Ты, конечно, грамотная, книжки читаешь, изучаешь разных там писателей. А я изучаю мужчин. Такая у меня, значит, страсть. Очень они меня интересуют, мужчины. И вот что тебе скажу. Ты его испытай. Скоро каникулы. Вот и уезжай месяца на два.

– Куда я уеду?

– Хоть к черту на кулички. Конечно, не на курорт. Этого еще не хватало – одна на курорт. К родным съезди. Вот! Давно не навещала. Будешь среди своих. А? Разлука – это великое испытание.

– Ты права, – проговорила задумчиво Елена. – До чего же ты права. Уехать… Это выход.

– То-то же.

– Спасибо, Ирка. Ты подбросила отличную мысль.

Подруги обнялись. II даже прослезились. Елена была благодарна Ире, а та расчувствовалась оттого, что оказалась полезной подруге. Она вообще относилась к Лене уважительно, как к старшей сестре, а в эту минуту прямо-таки обожала ее.

– Как хорошо, что я тебе позвонила, – вздохнула Елена.

– А то как же. Я все-таки твоя лучшая подруга.

– Ну, поезжай домой.

– Провожу немного!

Они пошли рядом по асфальтированной дорожке.

– Твой Константин Васильевич заждется, – сочувственно проговорила Елена.

– Да он работает. Стучит на машинке. Какое-то не то приложение, не то положение пишет. Завод свой хотят приватизировать, что ли… Я в этом ничего не понимаю, но скоро мой пупсик будет капиталистом.

– А что ж? Хорошо. Много денег появится, щедрее станет.

– Он? Да ты что, подруга? Он на собственном гробу постарается сэкономить.

– Ты уж так о нем говоришь…

– Да я не со зла, Ленка. Я его жалею. Почему-то ж не могу бросить. У меня недавно завелся новый ухажер. К себе зовет. Но я своего пупсика не оставлю. Он без меня не проживет, поверь, и дня. Птенчик мой! Ах, лапушка!

Они расстались у калитки. Ира убежала, завидев подходивший к остановке автобус, а Елена еще долго стояла в ночной тиши, с улыбкой обдумывая план, который зародила в ней Ира.

Когда она прошла в большую комнату, Валерий сидел на диване и смотрел телевизор. Шла передача «Без ретуши». Елена выключила телевизор, поставила стул напротив дивана, села, как это делала тысячи раз перед классом, и сказала строгим учительским голосом:

– Посиди и послушай.

Он усмехнулся криво и хотел подняться, но в последний миг раздумал и развалился на диване, закинув ногу на ногу, в этакой снисходительной позе: мол, говори, что хочешь, так и быть я потерплю, хотя твои слова для меня ничего не значат.

Елена прекрасно понимала, что он ждет от нее объяснений – как они оказались с Дмитрием Зотовым возле его дома. А тут такое дело: начни толковать и возникнут новые вопросы. Елена усвоила для себя, наблюдая за другими семьями, что никогда не нужно опускаться до выяснения отношений, это только усугубляет ситуацию и действует, как сухой хворост. Если хочешь распалить семейную ссору – начни выяснять отношения.

– Мы едем на Обь, – сказала Елена.

Было видно, что Валерий растерялся. Он совершенно не ожидал такого заявления. Елена не дала ему очухаться.

– Я когда-нибудь о чем-нибудь тебя просила? – в упор смотрела она ему в глаза.

– Ну… нет, – вынужден был признать он.

– А теперь прошу.

Он двинул рукой, пытаясь, видимо, возразить, но она не позволила ему этого сделать.

– Пусть между нами все кончилось, – сказала она. – Пусть будет правдой все то, что ты думаешь обо мне. Но чтобы отказать в последней просьбе… Даже приговоренным к смерти не отказывают.

Последние слова – Елена это понимала – были жестковаты, Валерий их не заслуживал, но надо было выбить его из колеи, растопить лед равнодушия.

– Поезжай, я не держу, – буркнул он уже без прежней злости.

– Я хочу поехать с тобой. Если будешь настаивать, потом мы разведемся. Я покорюсь. Но мы должны сделать это, не унизив себя, не уронив чести и достоинства. Ты согласен?

Он подумал и кивнул. И явно почувствовал себя легче: смотрел на нее открыто и без неприязни, а даже с каким-то любопытством.

– У нас с тобой не было в свое время свадебного путешествия, – продолжала твердым голосом Елена. – Ну что ж? Пусть будет прощальное. Даже чтобы проститься, нужно время. Не так ли?

Он пожал плечами, что можно было понять как согласие.

Но Елене нужен был определенный ответ. Всем своим существом она чувствовала, как это необходимо. Валерий любит рыбалку, охоту, а там это все есть. Он успокоится, и тогда можно будет поговорить о том, как нелепы все его подозрения.

Совет подруги уехать одной Елена отвергла сразу, потому что не смогла бы оставить Валерия наедине с его душевной смутой, но Ирка натолкнула на тот план, который теперь предстояло осуществить.

– К тому же, – продолжала Елена, не выпуская из рук инициативу, – я давно не была дома. Родители стареют, особенно папа. Кто знает, сколько ему осталось жить. Пусть думает, что все у нас хорошо, пусть будет за нас спокоен. Конечно, ты можешь сказать, что тебе нет дела до моих родителей…

Елена с умыслом бросила этот камушек. Валерий возмутился, лицо его передернулось.

– При чем тут родители?

– Ты, кажется, уважал их, прояви уважение в последний раз.

– Ты припираешь меня к стене, – слабо улыбнулся Валерий.

– Стараюсь, – честно призналась Елена, – потому что мне очень важно, чтобы ты поехал со мной. В конце концов ты еще мой муж и мужчина, не забывай. Отпускать женщину одну в такую далекую дорогу, когда повсюду растет преступность, будет просто не по-мужски. – Почувствовав, что слишком уж активно повела наступление, Елена поднялась и сказала: – Подумай. Утром я жду ответа.

И ушла в спальню, оставив Валерия в растерянности.

Трудно дался ей этот разговор: шутка ли произносить приходилось какие-то деревянные слова. Когда хотелось кинуться к нему, обнять и расплакаться. Она чувствовала себя разбитой и уснула, едва коснувшись головой подушки.

Утром проснулась в светлом настроении, как обычно с нею бывало. Появилась уверенность что семью она сохранит, что Валерий все поймет и излечится от глупой ревности. С этими мыслями принялась готовить завтрак.

Валерий пришел на кухню сам, без ее зова. Сел за стол, сказав буднично:

– Доброе утро!

Елена ответила, положила ему яичницу с ветчиной и сама села напротив.

– Я решил, – сказал он, спокойно глядя ей в глаза.

Она молча ждала.

– Едем.

Елена улыбнулась. И зря: его лицо сделалось строже и отчужденнее.

– Только не думай, что поддался на твои уговоры, – сказал он жестко. – Я не хочу оставаться в этом городе. Лучше уж пропадать на реке, бродить в тайге.

– Хорошо, – деловито кивнула Елена, хотя в душе ликовала, как глупая девчонка.

Ели молча. Поставив перед мужем стакан чая, Елена с той же деловитостью сказала:

– Остались считанные учебные дни. Куплю билеты заранее. На какое число?

– С завтрашнего дня я безработный, мне все равно.

– Тогда на первый же день каникул.

Валерий сосредоточенно пил чай, избегая встречаться с нею глазами. Чувствовалось, что он размышляет о своем невеселом положении.

– Хочу тебе кое-что поручить, – решила Елена отвлечь мужа.

Он молча уставился на нее.

– Купи отцу какой-нибудь подарок. Ты мужчина, тебе легче придумать – что.

– Похожу по магазинам.

– Что-нибудь такое… Впрочем, он всему будет рад. Вещей возьмем немного, только чемодан. Я соберу.

– Свое сам соберу.

– Отлично.

Она чуть не расхохоталась. И видимо, это отразилось в ее глазах, потому что на его лице возникло недоумение. А ей вдруг представилось, что она дрессировщица и находится в одной клетке со львом. Малейшая ошибка – и лев набросится в ярости. Он еще совсем не приручен. И сколько надо потратить сил, чтобы дикий лохматый зверь, такой любимый, проникся к тебе доверием.

Почему-то пришло сожаление, что они по обоюдному согласию до сих пор не обзавелись детьми. Валерий не хотел: «Ты видишь, что творится в армии? А каково это с малышами оказаться, скажем, без крыши над головой?» В этом он весь – такое вот серьезное отношение к жизни.

– Мне пора бежать, – сказала Елена, поднимаясь.

Хотела убрать за собой. И вдруг он остановил:

– Я уберу.

Уж сколько ласковых слов слышала от него за пять лет замужества, а тут чуть не расплакалась – таким дорогим показалось это скупое «Я уберу», за которым стояла обычная забота.

«Совсем психованная стала, – думала она, собираясь. – А как же другие живут? Чуть возникли трения в семье, и ты уже сама не своя. Неужели так любишь своего Углова?»

– Я пошла, – бросила с порога.

Валерий не ответил. Прежде всегда провожал. Стоит на крыльце и смотрит, как она спешит к автобусной остановке.

Ну, ничего. Надо терпеть. Только терпение тут поможет.

Узнав, что Елена едет на свою родину с мужем, Ира пожала плечами и покачала головой.

– Странное решение, – произнесла она. – Очень странное. Потом она будет говорить, что заранее все предвидела.

Глава четвертая

Странным образом действуют на человека огонь и вода. Можно бесконечно смотреть на костер, на играющие языки пламени и не чувствовать скуки. Так же и вода, особенно проточная, не докучает человеку. Должно быть, что-то от пращуров осталось в нас, в современных людях, и, как они, мы поверяем свои чувства и мысли огню и воде.

Все, кому приходилось сидеть у костра, знают, как хорошо и спокойно в это время думается.

Таким же чудесным свойством обладает и дорога. Смотреть в окно вагона можно долго, даже если за ним однообразная тундра. Елена в этот раз впервые почувствовала колдовское действие дороги. В том же, должно быть, состоянии задумчивости и умиротворения пребывал и Валерий Углов. Морщины на его лице разгладились, глаза стали мягче, и часто в них отражалась тихая грусть.

После Инты Елена и Валерий остались в купе одни: ехавшие с ними старичок со старухой сошли, пожелав счастливого пути и поблагодарив за милое соседство.

Поезд бежал ровно, колеса бойко стучали на стыках, а плоская тундра за окном поворачивалась, как гигантская пластинка на оси. Мелькали телеграфные столбы, напоминающие тощих путников, несущих на плечах бесконечные провода.

– Смотри! – воскликнула Елена.

На самом горизонте белели вершины Уральских гор: как будто кто-то разбросал кусочки мела.

Валерий долго смотрел на далекие горы и почему-то вздохнул.

– Хочешь есть? – спросила она.

– Нет.

– А чаю? В термосе есть.

– Пожалуй.

Они ехали вторые сутки, но Елена ни разу не заговорила о чем-нибудь таком, что могло бы напомнить о недавней ссоре. Она оказалась права, перемена обстановки успокоительно подействовала на Валерия. Должно быть, он о многом передумал. Был спокоен и даже внимателен к ней. Только она поведет глазами, а он уже подает книжку. Поправит постель, накроет одеялом. И вообще, женщина отлично чувствует, когда мужчина думает о ней.

– Сколько тебе сахару?

– Два куска.

Можно говорить о чем угодно и прекрасно понимать, что мир наступил. Если он покаялся в душе, этого достаточно Елене. Ей не надо слов, извинений, уверений. Он гордый, пусть молчит, а она поймет. И конечно, простит.

Уже наступила ночь, а под голубыми небесами было все так же светло, как днем.

– Белые ночи, – сказала Елена. – Помню, приехал к нам в деревню мужчина. Откуда-то с юга. Тогда многие ехали за длинным рублем. И вот ходит и уснуть не может. Все время, говорит, светло и светло. Что такое? Не могу я при свете спать. Помаялся от бессонницы и уехал.

Валерий сидел, привалясь спиной к стенке. Он молчал, и было непонятно, слушал ее или нет.

Она тоже умолкла и смотрела в окно, смутно улыбаясь. Внезапно Валерий произнес:

– Я русский офицер. – В голосе его звучали гордость и боль. – У меня в крови – стоять на защите Отечества.

Должно быть, эти мысли мучили его давно, и теперь они вырвались, чему способствовала дорога. Она, дорога, вообще располагает к откровенности. Елена боялась словом помешать, боялась спугнуть его и сидела, застыв.

– Как они могли вышвырнуть меня из армии, без которой я не мыслю себя? – он долго молчал, лицо заострилось, глаза потемнели. – Какое они имели право?

И снова тяжелое гнетущее молчание.

– Я присягу давал не им, временщикам. Я присягал Родине.

Елена представляла, что творилось у него в душе. Она вдруг испугалась, что Углов, ее сильный волевой Углов, расплачется. И это будет страшно. Должно быть, он испугался этого и сам.

– Все, все, – махнул рукой и лег на постель лицом к стене.

Елена выждала какое-то время, растроганно глядя на непокорный мальчишеский вихор у него на макушке и позвала:

– Валера!

Он не ответил, но по тому, как переменилось его дыхание, она поняла: прислушивается.

– Я вот что тебе скажу, Валера. Ты поверь мне, я тебя понимаю. Это очень важно, чтобы ты поверил. Тогда ты поймешь меня. А хочу я тебе сказать вот что, Валера: неправда, что кто-то отнял у тебя Родину. Родина – это в тебе, во мне. В нас… Этого не отнять.

В груди стало жарко. Елену охватила почти материнская жалость к этому большому человеку, который теперь обиженным мальчишкой лежал лицом к стене. Она посмотрела в окно и вдруг подумала о тысячах и тысячах таких же честных и сильных людей, которым сегодня нелегко. А когда было легко честным? Ведь это они взвалили на свои плечи всю ответственность за происходящее на родной земле. Они сильные, они выдюжат. Елена в эту минуту верила им, благородным мужчинам России. Она была счастлива, что они есть. А в том, что они есть, она не сомневалась, потому что один из них лежал перед нею, на миг ослабев. В такую минуту рядом должна быть женщина. Вот она и есть. Значит, все правильно. Значит, все будет хорошо.

Было долгое молчание. Только стучали колеса на стыках да качался вагон. Протяжно прогудел тепловоз, словно предупреждая далекую еще станцию, что он бежит, торопится и не надо беспокоиться, надо ждать.

Потом Валерий медленно поднялся. Он сидел, сцепив на коленях руки, и смотрел в пустоту. Елена не смела потревожить его. Вдруг он сполз на пол и, стоя на коленях, протянул к ней руку:

– Прости меня…

Елена бросилась к нему, схватила за руку.

– Ну, что ты? Что ты?

– Я ослеп от боли…

– Я понимаю, понимаю…

– Все равно, все равно… Не имел права… Говорил и презирал себя… Как я мог? Какой Зотов? Это же ты!

– Успокойся, – пыталась она поднять его. – Пожалуйста…

– Я ненавижу себя. Я никогда не прощу себе.

– Хорошо, хорошо, милый… Садись. Ты не допил чай.

Скрипнув зубами, Валерий поднялся и сел. Он не мог взглянуть на нее.

– Никогда, – с трудом проговорил он, – обещай мне… никогда не возвращаться к этой теме.

– Обещаю.

– Спасибо.

Он поднялся и вышел из купе. Елена осталась одна. Слезы навернулись на глазах, она ничуть не стыдилась их.

Его долго не было, а когда вошел, Елена беззаботно спросила:

– Аппетит нагулял?

– Догадалась, – улыбнулся он впервые за многие дни.

Они чувствовали себя снова, как прежде. И за ужином говорили без всякого напряжения.

– Гляди, какое озерцо! – восклицала она.

– А вон человек.

– Где? Где?

– Возле озера.

– Не вижу.

– Ну вот, вот! Руку поднял. Удилище видишь?

– Действительно. Что за чудак! Это же так далеко от станции.

– Смотри левей. Видишь палатку?

– Точно. Может, геологи?

– Туристы какие-нибудь. Аж сердце заныло, так захотелось порыбачить.

– Уж отведешь душу.

Словно сговорившись между собой, они беседовали о чем угодно, о разных пустяках, а больше делились впечатлениями от увиденного. Отношений своих не затрагивали.

Отроги Уральских гор поезд пересекал ночью. Лунный мир за окном был безлюден. Горы надвигались медленно и подступали к насыпи молчаливыми гигантами. Странно было видеть снег, который сидел шапками на вершинах и плоско лежал в распадках. Если бы не шум поезда и не покачивание вагона, можно было подумать, что за окном иные времена, когда горы вот так же высились, а людей еще не было.

Это колдовское ощущение Елене было знакомо: на охоте или на рыбалке она часто оставалась наедине с природой и каждый раз возникало это чувство вечности окружающего, и собственная незначительность вызывала жалость к себе.

Что до нас было и что будет после нас? Миллионы людей жили и умирали, исчезая без следа. Зачем они приходили? Зачем они были нужны?

И вдруг Елене стало ясно, зачем они приходили, зачем есть она и есть Валера. Костер любви на земле горит вечно, потому что все новые и новые поколения людей отдают ему свои сердца. Разве этого мало? Разве может быть бессмысленной жизнь, если ты в этой жизни любила? И чем сильнее любовь, тем прекраснее, тем удивительнее твоя жизнь. Только любовь будит в душе интерес ко всему миру и искусству, и знаниям. Все лучшие книги написаны и все великие открытия сделаны под влиянием любви и во имя любви.

– О чем ты задумалась? – спросил Валерий.

– Да так.

– У тебя было такое лицо…

– Какое же?

– Хорошее.

– Валерка, – погрозила она пальцем, – не подлизывайся. Я женщина слабая, беззащитная… – И сама же бросилась к нему, обняла, прошептала: – Занавески закрой.

– Почему? – прошептал он, обнимая.

– Горы смотрят…

Им было снова хорошо…

Потом усталая и умиротворенная Елена сидела у окна, за которым медленно плыли горы. Словно былинные богатыри шли друг за другом да так были тяжелы в доспехах своих, что земля не выдержала поступи и разверзлась, и остались на поверхности только потемневшие от времени шлемы, украшенные белым лебяжьим пухом.

– В детстве ты любил сказки? – спросила Елена.

– Я их не знал, – признался Валерий.

– То есть как?

– Не было бабки. Ни с отцовской, ни с материнской стороны. Обе погибли в войну. Детство мое прошло в Забайкалье, в одной из воинских частей. В доме было много книг, но почти все по отцовской специальности. Я научился читать по книге о материальной части танка. Представляешь? Но мне было интересно, я очень хотел знать, почему танк движется. Я своим детским умом воспринимал его живым – вот он молча стоит, но вдруг, почуяв врага, бросается с лязгом и грохотом вперед, страшный и неудержимый, извергая огонь, как Змей Горыныч.

– Как интересно!

– А ты?

– Я выросла, Валера, среди сказок, преданий, поверий.

Валерий продолжал:

– Иногда родители увозили меня на Смоленщину, на родину отца. Мы отдыхали в деревне. Я видел, как мальчишки играют в войну. Они звали меня, но я всегда отказывался. Смешно бегать с деревянным ружьем или стрелять из рогатки. Мне кажется, что я как поднялся на ноги, так стал стрелять из пистолета ТТ. Был один сверхсрочник, добрейший мужик. Мы с ним уходили в сопки, и он давал мне пистолет. К десяти годам я попадал в мишень без промаха. Потом подружился с одним сержантом. Он брал меня на стрельбы. Я прятался в башне танка. Никому и в голову не приходило искать. Отец с другими офицерами наблюдал за стрельбой с командного пункта. А я был в роли наводчика.

Воспоминания могли привести к мыслям об отставке, и Елена постаралась его отвлечь.

– Смотри, медведь! – показала она в окно.

– Да нет, камень, – определил Валерий. – Но похож на зверя.

– Очень.

Горы медленно уходили назад. Поезд опять катил по ровной тундре – каменистой, с чахлыми деревцами.

– Маленькой девочкой я заблудилась в лесу, – вспоминала Елена. – Я не рассказывала тебе об этом?

– Нет.

– Правда? Вот послушай. Лес у нас подступает к деревне. Собственно, мы жили в лесу. Чем-то я увлеклась и побрела в чащу. А назад дороги не найти. Помню, мне совершенно было не страшно. Испугались родители. Подняли всю деревню. Искали, искали и все впустую. Они уже решили, что я к реке пошла. А в пору дождей река становится такой бурной! Она же сбегает с Уральских гор. Ну, и решили, что я утонула. Двое суток совсем одна. Я, конечно, смутно помню, но не плакала, не пугалась. Казалось, иду домой. А на самом деле уходила вглубь тайги. Можешь себе представить эту глубь – от Оби до Енисея.

– Могу представить, – покачал головой Валерий.

– И вот я уснула. Улеглась под сосной на сухом мху и уснула. А проснулась на крыльце своего дома. Помню – было утро, светило солнце, воробьи дрались из-за просыпанного на землю овса. Я поднялась, постучала в окно. Выскочили родители. И сколько я потом не рассказывала, что кто-то принес меня, они не верили. Мол, сама пришла, да не помнишь, потому что находилась в таком состоянии. А ведь кто-то принес.

– И кто же?

– Если б я знала!

– Может, кто из деревенских?

– Чего бы им скрывать? Никто не признался.

– Ну, не медведь же!

– Конечно, не медведь.

– Значит, человек.

– Сомневаюсь.

– Если не медведь и не человек, то кто? Как ты сама-то считаешь?

– Ты смеяться будешь.

– Да нет, не буду.

– Ты же не веришь в сказки.

– Я сказал, что не знаю их. А верю или нет – это другое дело.

– Сама я думаю, что меня подобрал леший.

– Кто?!

– Вот видишь! Я же говорила, что смеяться будешь.

– Лешие… А вообще-то странно… – сказал он, глядя в пустоту и печально улыбаясь.

– Что странно?

– Тебя ведь могло не быть.

– Вполне.

– И я должен быть благодарен какому-то лешему. Чудеса!

– В таком уж краю я родилась.

– Слушай, Елена, – живо придвинулся он к ней. – Мы так мало еще друг о друге знаем.

– Пока мы говорили только об одном.

– И о чем же мы говорили?

– Я все не могла выразить, как люблю тебя. А ты со своей стороны долбил – как любишь меня.

Елена засмеялась.

– Не буду долбить, – отодвинулся Валерий.

«Не нужно о нас, – одернула себя Елена. – Слова только все запутают. Нам снова хорошо, снова между нами доверие. И не надо копаться в чувствах, которые связывают нас».

– У меня идея, Валера! – объявила Елена.

– Какая же? – заинтересовался он.