Текст книги "НеМир (СИ)"
Автор книги: Ирина Гоба
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Мой муж, наконец, поднимает ко мне свое лицо:
– Бэмби…
Мне вдруг становится по-настоящему страшно:
– Все так плохо?
Он улыбается через силу:
– Нет, любимая, все хорошо. У нас совсем не осталось времени, так что отложим все наши разговоры на вечер.
Они с братом встают и молча выходят из комнаты…
Вилен и Кесса ведут милую светскую беседу. Я уже давно потеряла нить их болтовни. Моей деятельной натуре претит сидеть здесь без дела. Но, как говорится, меня мое положение обязывает…
Кесса – очень красивая молодая женщина. Она – пухленькая, смуглая блондинка с голубыми глазами. Брови и ресницы искусно подкрашены, губы сочно блестят. Словом, настоящая красавица. Интересно, почему она до сих пор не замужем?
Вилен флиртует напропалую, сыплет комплиментами. Кесса деланно краснеет, но при этом с готовностью отвечает на его ухаживания.
Вилен:
– Ах, милая Кесса, как жаль, что я дал обет безбрачия, чтобы полностью посвятить себя служению Избранному.
– О, Вилен, неужели ты встретил кого-то, чтобы начать жалеть об этом?
– Ты же прекрасно знаешь…
Кесса улыбнулась, и решила перевести беседу в другое русло:
– Прима – довольно милое создание, но в ней нет ничего особенного.
Ну спасибо.
– Одному Богу известно, почему именно она была выбрана в жены нашему Приму.
Кесса с жаром говорит «Аминь», и тихо спрашивает:
– А это – правда, что она… не очень в своем уме?
Вилен, твой выход.
– Кесса, не забывай, что Прима прекрасно слышит нас.
– Ну и что? Она же ничего не понимает.
– Не стоит так говорить.
– Но ведь это же все знают.
– Люди могут ошибаться.
– А почему она молчит?
– Прим говорит, что она дала обет молчания.
Как мило – а мне вы об этом забыли сказать?
– Навсегда?
– Одному Богу известно.
Я реально устала два часа сидеть в одной позе, сложив руки. А как вам такое? Встаю, опускаюсь на колени рядом с креслом и, приложив руки к груди, начинаю тихонько покачиваться из стороны в сторону. Именно так духовники нашего дома молятся Богу в молельной комнате.
Мне удается убить трех зайцев сразу – смущаю Кессу, забавляю Вилена и разминаю свои затекшие от долгого сидения мышцы.
Кесса шепотом:
– И часто Прима впадает в духовный транс?
Ну да, вы же здесьне молитесь, а впадаете в транс… У-у-у… фанатики несчастные. Вилен тихо откашливается (наверное, чтобы не выдать себя голосом):
– Довольно часто.
– Наверное, мы ей мешаем.
Какая здравая мысль.
– Да, думаю, будет лучше оставить ее одну.
– Тогда, я не буду дожидаться брата и поеду домой без него.
– Хорошо, побудь здесь минутку, пока я распоряжусь подготовить для тебя носилки.
Как только Вилен покидает комнату, сестра Первого Воина меняется в лице – на нем уже нет ни благоговения, ни глупой наивности. Она говорит вслух (по интонации чувствуется, что она обращается сама к себе):
– Несчастная убогая… женщина, – и дальше продолжает с все возрастающей уверенностью в голосе, – но все равно рисковать нельзя. Нельзя… нельзя… воины… которые сделали это с ней…
Она встрепенулась из-за звука шагов входящего в комнату Вилена.
Мы вернулись домой поздним вечером.
После ужина, Вилен, в присутствии прислуги, пригласил нас к себе на партию в шахматы. Да… когда даже дома приходится бояться чьих-то ушей…
Рэд рассказывает Вилену о том, как прошла аудиенция. Мой деверь слушает его немного рассеянно. Потом, ни к селу, ни к городу, прерывает Рэда на полуслове и обращается ко мне:
– Бэмби, ты чего такая тихая? Здесь можно свободно разговаривать.
Мне удается достаточно ровно задать им мучающий меня вопрос:
– Что воины со мной сделали?
Рэд встает и направляется ко мне. Его лицо, как обычно, непроницаемо. Я мельком смотрю на его брата и вижу… испуганный взгляд. Мой муж присаживается рядом со мной:
– Любимая, ты о чем?
– Кесса сказала что-то про воинов, которые сделали это со мной. Что она имела в виду?
– Ты оставалась наедине с Кессой?
Вилен уже явно чего-то боится. Я не отвечаю Рэду, я спрашиваю Вилена:
– Чего ты такой перепуганный?
Рэд отвечает вместо него:
– Бэмби, с ним все нормально, не волнуйся. Правда, Вилен?
– Рэд, да я же вышел только на минутку. Да я и подумать не мог, что эта дура что-то наговорит Бэмби.
– Подумать не мог? Тебе помочь думать впредь?
Я сейчас закричу… спокойно, Бэмби:
– Так вы будете отвечать на мой вопрос, или нет?
Рэд уверенно говорит:
– Нет.
Я встаю:
– Тогда всем спокойной ночи.
Рэд вскакивает, хватая меня за руку:
– Бэмби, постой.
Я резко вырываю свою руку, и зло рычу (ну, это я преувеличиваю – у меня на самом деле никогда не получается рычать):
– Не трогай меня.
Мой муж явно не знает, куда ему девать свои руки:
– Так будет лучше для тебя.
– Слушай, я же не спрашиваю тебя о тебе, о Вилене, о том, что не имеет ко мне отношения… Я же спрашиваю о себе… Какое ты имеешь право решать за меня, что мне можно знать о себе, а что нет? Позволь мне напомнить тебе, что я – человек, а не домашний питомец.
– Я никогда этого не забывал.
Я театрально закатываю глаза:
– Но обращаешься ты со мной именно так.
– Бэмби, ты – несправедлива…
Вилен отвлекает наше внимание на себя:
– У-ф-ф, простите, что вмешиваюсь. Но… Рэд…, – нет, вы такое видели, чтобы Вилен (Вилен!!!) аккуратно подбирал слова, – я думаю, что… Бэмби права… по-своему права.
Я хмыкаю:
– Растешь в моих глазах, – и перевожу взгляд на мужа, – Рэд, твой брат понимает, что мне нужно это знаниене из праздного любопытства. Пойми и ты – у меня вообще нет знаний о себе и о том, кто я и откуда. Что любая, известная тебе, деталь из моего прошлого может стать для меня отправной точкой для восстановления этих знаний.
Мне хочется утешить мужа, настолько у него сейчас неуверенный (во мне? в себе?) вид, но я пересиливаю себя и остаюсь на месте. Он почти умоляет:
– Бэмби, я не могу… Любимая, я не хочу…
До меня, кажется, доходит:
– Ты не можешь рассказать мне, потому что боишься, что я не вынесу правду… И ты не хочешь, чтобы я вообще когда-то вспомнила о своем прошлом…
Он кивает:
– Да.
Так, мы пойдем другим путем. Надеюсь, моего женского арсенала хватит, чтобы переубедить мужа:
– Ребята, я действительно устала. Рэд, проводишь меня? Вилен, до завтра.
Как же мне нравятся ощущения от воды, струящейся по моей коже… Я всегда принимаю душ дольше, чем ванну. На мне уже давно не осталось и следа от мыла, но я продолжаю крутиться под сильными струями воды.
Ну, Бэмби, что делать будем? Значится так, выходишь из душа и ложишься спать… Нет, не хочу… Ну ладно, не спать… но ложишься в свою кровать и… читаешь ту книгу, которую тебе вчера так любезно предоставил Вилен… Нет, я хочу к Рэду(это я так мысленно капризничаю)… Хочешь к Рэду, или хочешь Рэда?(это я так сама себе язвлю)… И где же твоя гордость? Он же не сказал тебе ни слова с тех пор, как вы вышли от Вилена… Стоял, как истукан в сторонке, молча наблюдая, как ты заходишь в ванную… Да, с наличием у меня женского арсенала я погорячилась… Вот кто меня тянул за язык с ним пререкаться?… Надо было сделать вид, что меня устраивает его «нет»… Женщина должна быть покладистой и бесхарактерной… Должна… но я же не виновата, что не подпадаю ни под одно из этих требований… И что теперь?… Он меня разлюбит?… Он решит, что не нужна ему эта головная боль в виде требовательной жены с тонкой внутренней организацией? (опять язвлю)… И что? Наша песня хороша – начинай сначала? Я буду вести жизнь домашней зверушки, а Рэд будет шляться по проституткам?
Слышу звук открывающейся двери. Хорошо, что я положила полотенце на бортик, а не оставила его на крючке. Благодаря этому, успеваю завернуться в него, отстранившись от воды.
Шторка уходит в сторону… Рэд не выпускает ее из руки (должно быть, на тот случай, чтобы задернуть ее по первому моему требованию – или мне просто хочется расценивать это именно так)… Я что-то медленно соображаю… Мне же надо сказать что-то приличествующее моменту, я же издаю лишь жалкое «привет» ( вообще-то, это было скорее «п-п-рив-вет» заикающегося по жизни человека). Рэд (в данный момент к эпитету любимый присоединяю бесцеремонный) продолжает смотреть мне в глаза. Ну почему по моему лицу все так легко читается, а по его лицу понять вообще ничего невозможно? Я говорю очередную глупость:
– Прости, я увлеклась – вечно забываю, что у нас здесь одна ванная.
Не ванная, а целый комплекс сантехнического оборудования с душем, мини-бассейном, унитазом и огромным, монструозного вида, умывальником.
Выключаю воду и поспешно поднимаю ногу, чтобы вылезти из душевого поддона:
– Все-все, я уже закончила – душ свободен.
Рэд, наконец, открывает свой рот:
– Бэмби, я хотел присоединиться.
– А-а-а… как мило…
Это я сказала?Ой… кто-нибудь, дайте мне машину времени – я хочу забрать свое как милоназад (это я мысленно простонала).
Рэд ухмыляется (хорошо еще, что не насмешливо), и легко подхватывает меня за талию, чтобы поставить перед собой:
– Но, я, кажется, опоздал.
– А-га.
Нет, ну я закончу, наконец, со своими идиотскими репликами?
Рэд обнимает и целует меня. Чем глубже поцелуй, тем сильнее он прижимает меня к себе. Ему явно мешает моя рука, поддерживающая края полотенца. Он пытается снять с меня мою руку, но я не даю ему такой возможности.
– Любимая, почему? – спрашивает, и начинает исследовать губами местечко возле мочки уха.
А-х-х как хорошо… так хорошо, что у меня в прямом смысле подгибаются коленки:
– Здесь много света.
Рэд спрашивает:
– И что? – Возвращается к тому же местечку.
Мне не удается сдержать тихие постанывания, но, сквозь них, мне удается промямлить:
– Ты… не… получишь… эстетическое наслаждение… поверь…
Он слегка зарычал и спросил:
– Бэмби, твоя кровать… она – больше и ближе, да?
С каких это пор мой муж задает вопросы, подразумевающие очевидные ответы?
– Да.
…Как оказалось, вся соль вопроса была в его многозначительном «да».
Я понимаю это, когда, после моего однозначного «да», он медленноберет меня на руки, медленнонесет к кровати, медленноукладывает на нее (напоминаю ему: «Рэд, свет») и медленно, прежде чем выключить его, раздевается передо мной ( бесстыдник, но, должна признаться, красивый безупречный бесстыдник)…
На этом все медленнозакончились. Потом все было быстро, захватывающе и несдержанно…
В то время, как все мои усилия направлены на то, чтобы восстановить свое дыхание, Рэд, не прерываясь, целует мою шею, щекочет ее языком, покусывает мне мочки ушей. Потом, отрывается и очень нежно говорит:
– Бэмби?
Я не уверена, что уже способна составлять из звуков слова, поэтому молчу. Рэд заворочался (обеспокоено?) рядом со мной:
– Любимая, прости, что так набросился на тебя.
Молчу уже по другой причине – когда это ты на меня набросился?
– Я тебя напугал?
Какой вопрос – такой ответ:
– Не больше, чем обычно.
Он прижимает к моим губам свою улыбку… и встает с кровати. Еле сдержалась, чтобы не остановить его словами «я же пошутила». Слышу его шаги, щелканье выключателя, и рефлекторно прикрываюсь одеялом. Мой же бесстыдник стоит во всей красе, ни капли не смущаясь своей наготы (а чего ему смущаться? он же – совершенство… и, как, все-таки, хорошо, что он – мое совершенство).Рэд что, видит восхищение на моем лице? Наверное, да… к чему же еще отнести это осуждающее покачивание головой?
– Бэмби-Бэмби…
Захотелось огрызнуться «я уже почти три месяца как Бэмби», но это желание пропадает по мере приближения Рэда ко мне. Он присаживается рядом, и начинает ласково, едва касаясь моей кожи, пальцами очерчивать мои скулы, лоб, нос, губы… подбородок:
– Я не знаю, кого больше винить в твоем отношении к своей внешности… твою врожденную стыдливость… или себя, не способного толком проявить свои чувства, не способного вслух описать своей любимой женщине ее красоту?
В моей голове такая каша… что он сейчас сказал про красоту любимой женщины?… У него что, есть красивая любимая женщина?…
Бэмби, взяла себя в руки, спрашиваем без слез в голосе, спрашиваем и помним про гордость:
– Она очень красивая?
Рэд широко счастливо улыбается:
– Очень.
Ладно, слезы уже в углах моих глаз, но прогнать их из голоса мне, все-таки, удается:
– И как ее зовут?
Мой муж широко распахивает глаза и тупо смотрит на меня:
– Б-б-эмби…
Не буду плакать, не буду плакать:
– Что Бэмби?
У Рэда что-то щелкает в голове, он недоверчиво смотрит на меня, но озвучивает это свое озарение:
– Еезовут Бэмби. А ты что, решила, что я говорю о ком-то другом?
Я не выдерживаю и шмыгаю носом. Рэд притягивает меня к себе за плечи, и я укладываю ему на плечо свою голову, млея от ощущения его, ласкающих мою спину, рук.
– Глупая моя любимая девочка… О чем ты только думаешь? Как ты вообще могла подумать, что в моем сердце есть место для кого-то еще, кроме тебя? Ты – моя единственная любовь. Солнышко, поверишь ли ты мне, если я скажу, что по причине… э-э-э… не важно по какой причине… что до встречи с тобой, я не мог ничего чувствовать? Совсем ничего… я ощущал только пустоту. Бэмби, тебе каким-то образом удалось возродить во мне давно утраченную способность испытывать чувства. Любимая, ты только дай мне немного времени, ты только потерпи чуть-чуть, и я обязательно научусь правильно проявлять свои чувства к тебе, и еще я обязательно научусь говорить тебе правильные слова, те слова, которые должен говорить своей женщине безумно влюбленный в нее мужчина…
Я поворачиваю голову, чтобы покрыть его плечо поцелуями, и серьезно говорю:
– У тебя это уже неплохо получается.
Рэд подтягивает меня к изголовью кровати и усаживает в подушки. Потом устраивается рядышком, пропуская руку мне под плечи.
Мне так уютно лежать у него на груди, так приятно вдыхать его запах, так хорошо ощущать его пальцы, теребящие мои волосы, что я вдруг начинаю плакать от умиления:
– Рэд…
– Что, моя хорошая, ну что ты, не надо плакать…
Поднимает к себе мое лицо, и осушает поцелуями мои глаза.
– Рэд, я так испугалась сегодня…
Он… окаменел. Я всегда считала, что слово «окаменел» используется в переносном смысле, что человек на самом деле не может «окаменеть». Как же я ошибалась…
Все до единой мышцы Рэда напряглись до такой степени, что я буквально ощутила в нем этот резкий переход из одного состояния в другое – вот я лежу в объятиях мужчины… и вот я уже в объятиях статуи:
– Кто посмел тебя напугать?
Фу-х, так вот в чем дело… Так, Бэмби, в следующий раз выбирай выражения:
– Я неправильно выразилась, прости. После той перепалки в комнате Вилена я испугалась, что ты меня разлюбишь. Я даже убедила себя в том, что это было бы справедливо…
Рэд судорожно вздыхает, и обнимает меня еще крепче (хорошо, что напряженность в его теле спала, а то, в противном случае, на мне бы после такого «крепче», наверняка остались бы синяки). Он молчит, и я понимаю, что он ждет продолжения моих умозаключений.
– Рэд, ну кем я была для тебя? Бессловесным существом – экзотической зверушкой, которую ты то игнорировал, то, походя, ласкал? Или, может, некой домашней любимицей, которую надо было содержать в тепле, в чистоте, в сытости? Ты же ни разу за все время не спросил меня о том, что мне нравится, чем я живу, что меня интересует. Да ты же обращался со мной так, как хозяева обращаются со своими породистыми питомцами. И, заметь, они тоже, по-своему, любят и ценят своих подопечных… Рэд, я говорю все это для того, чтобы ты понял мои истинные чувства, а не для того, чтобы в чем-то тебя попрекнуть.
– Я понимаю, продолжай.
– Еще несколько дней после свадьбы я уговаривала себя не влюбляться в тебя, искала в тебе недостатки, ругала себя, напоминала себе о том, что решила исчезнуть из твоего дома при первой же возможности… Ах да, я же не рассказывала тебе о том, что во время Свадебной Церемонии поняла, что попала в НеМир.
– Куда?
– Я же не знала и не помнила, где и как очутилась, но чувствовала себя здесьчужой, и чувствовала, что вокруг меня здесьвсе чужое. В общем, я назвала это здесьНеМиром. Еще в тот злополучный день я решила, что осмотрюсь хорошенько, и при первой же возможности, улизну искать свой Мир. Но я влюбилась… Когда я поняла, что люблю тебя, то уже не думала о том, чтобы найти свой Мир. Я поняла, что мой Мир – это тот Мир, в котором есть ты.
– Бэмби, я тебя люблю…
Ой… он уже меня целует, надо остановить его сейчас, пока я еще что-то соображаю…
– Рэд, подожди минутку, – мой любимый с деланным недовольством подчиняется мне, – я же так и не сказала, чего испугалась…
Он улыбается:
– Понял, не дурак. Ты испугалась, что я полюбил, как ты выразилась, бессловесное существо, и что я не смогу полюбить тебя как личность, как женщину с собственным взглядом на жизнь, как женщину с характером и не дюжим интеллектом. Только все твои переживания – абсолютно беспочвенны. Я люблю тебя, люблю каждую черту твоего характера, каждое проявление твоей индивидуальности. И неважно, облекаешь ты все это в слова, или молчишь. Я люблю всю тебя и все в тебе.
Почему он меня так хорошо понимает? Ой, да хватит почемучкать – неужели нельзя безоговорочно и с радостью принять, наконец, этот факт.
Рэд убирает у меня со лба челку и просит:
– Любимая, доставь мне, пожалуйста, эстетическое наслаждение.
– Нет. Прости, я бы с удовольствием, но не могу.
– Почему?
– Потому что это не от меня зависит.
– Что именно?
– Что мне нечем доставить тебе наслаждение подобного рода.
Прежде, чем сказать что-то на это мое заявление, Рэд запускает руку под одеяло, и начинает ласкать мне грудь. Мое тело мгновенно откликается на это прикосновение, и я немного смущаюсь оттого, что Рэд не просто ощущает это своей кожей, но и видит это у меня на лице.
– Милая, когда ты в последний раз видела себя в зеркале? – находит другую грудь…
– Утром, когда чистила зубы.
– И что ты видела?
Издаю стон… часто дышу… отвечаю…
– Себя.
Он убирает руку, и спокойно опускает одеяло мне на талию. При этом не спешит посмотреть на то, что так бесцеремонно оголил. Мягко смотрит мне в глаза, и говорит:
– А теперь послушай, что вижу я. Начнем с лица…
Я жалобно скулю:
– Может не надо…
Целует меня. М-м-м я когда-то привыкну к его поцелуям, я когда-то перестану так бурно на них реагировать?
Прервав поцелуй, предлагает:
– Как ты смотришь на такую сделку – сегодня я описываю только то, что уже вижу, а то, что сейчас скрыто под одеялом я опишу,… например, завтра.
Я поняла, что не отделаюсь от него так просто, поэтому бездумно отвечаю:
– Согласна.
Ответила, и тут же мысленно себя отругала, увидев его хитрющий взгляд. Бэмби, ну ты и наивная дурочка, он же сказал «сделка». Что под собой подразумевает… правильно – что он сейчас потребует что-то взамен.
– Но ты мне разрешишь сегодня себя попробовать.
– Нет.
– Да. Сделка есть сделка.
– Но я же не знала.
– В следующий раз будешь знать. Так, не отвлекайся. На чем мы остановились?
Я слушаю как он, перемежая поцелуями, использует простые, далекие от поэтических аллегорий, эпитеты для описания моей кожи, моих волос, каждой части моего лица… и мучительно заливаюсь краской (вообще-то, я не думаю, что цвет моего лица способен кардинально измениться – просто так принято говорить, ведь максимум, на что способна моя кожа – это на легкий румянец).
Но это были цветочки по сравнению с тем, как он, при помощи обыкновенных прилагательных, рассказывает мне о том, как меняются мои губы, когда я возбуждаюсь, какими они становятся припухлыми и манящими. Как при этом розовеют мои щечки, как усиливается мой бесподобный запах (он так и сказал – бесподобный). Я взмолилась:
– Рэд, пожалуйста, ты меня смущаешь.
– Милая, еще чуть-чуть осталось. И, главное, постарайся усвоить, что все, что я тебе сейчас говорю – это не слова ослепленного любовью мужчины, это – вполне объективная оценка просто мужчины.
И продолжает… шея, плечи, руки, пальцы ( спасибо, что забыл про ногти), грудь… Говорит и целует… говорит, и поглаживает… говорит и покусывает… И как говорит… впору сквозь землю провалиться…
– Рэд, все, я сейчас заткну уши.
– Вообще-то, это тебе не поможет, но я готов пойти тебе навстречу. Начнем завтра ровно с этого места. И запомни, любимая, я задался целью закончить описанием твоих пяточек. Потом я буду каждый день повторять тебе, какая ты у меня красавица, возвращаясь к деталям снова и снова. А ты меня знаешь – я, как решил, так и сделаю.
– Целеустремленный ты мой.
Я так расслабилась от его поцелуев, что уже мурлычу, а не говорю – так что эти мои слова похожи не на подколку, а на комплимент. Меня все еще хватает на то, чтобы попросить его выключить свет. Рэд возвращается со словами:
– На этот раз никакого «быстрячка», любимая, обещаю.
Я еще успела подумать : Быстрячок? Так вот, что Рэд имел в виду, когда просил извинить его за то, что он набросился на меня?Все, теперь мои мысли занимает другое, более важное на данный момент…