Текст книги "Возвращение троянцев"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 9

Царь Трои был прав. Смятение очень недолго царило среди войска Антифота, от которого осталось чуть более половины. В ров угодили воины первой шеренги и несколько десятков из второй, остальные отпрянули, но не повернули назад. Голос царя прогремел, заглушая вопли гибнущих, и уцелевшие почти мгновенно перестроились, образовав снова три, но куда более коротких линии. Впервые прозвучал сигнал, поданный не грохотим барабана. Четырежды, отрывисто и басовито, протрубил громадный рог.

– Это сигнал для тех, кто в кораблях, – спокойно сказал Гектор. – Антифот, конечно, берёг их для окончания битвы и для похода вглубь страны, но теперь они ему понадобились срочно. А что там наши корабли? Они должны были успеть.

– Они успели, – ответил Рамзес, морщась от гнусного запаха копоти и горелой человеческой плоти. – Ветер немного разнёс дым. Смотри!

Так как берег полого уходил вниз, то часть залива, во всяком случае, место, где стояли лестригонские суда, было видно с высоты колесниц.

Едва загремели барабаны захватчиков, подавая сигнал к началу битвы, из-за мыса, прикрывающего вход в узкий залив, выскользнуло около двадцати египетских кораблей. Они шли со свёрнутыми парусами, а у иных и не могло быть парусов, ибо ещё не было мачт: их не успели достроить. Но вёсла гребцов дружно толкали суда вперёд, и они стремительно летели по гладкой воде. Запятые наблюдением за поединком и за началом битвы, два десятка лестригонов, охранявших корабли, не успели заметить этого вторжения.

Одновременно, повинуясь не возгласу, а команде, отданной взмахом флага, все египетские суда развернулись, встав наискосок между судами лестригонов и противоположным берегом. Затем мощный толчок вёсел послал их вперёд. Новый взмах флага – и, когда до кораблей завоевателей оставалось около четверти стадия, на атакующих судах одновременно вспыхнуло пламя. Они занялись в считанные мгновения, и вот уже высокие огненные языки и тучи дыма рванулись к небу. Горючая смесь, подобная той, что была засыпана в ров-ловушку, разгоралась стремительно, огонь почти сразу охватил борта и мачты.

Гребцы-египтяне, само собой, не дожидались этого. Они подожгли горючую смесь и тотчас попрыгали в воду, где их подобрали плывшие следом лодки. Этим лодкам тоже надо было успеть отойти от громадных факелов, в которые превратились корабли – будь ветер в их сторону, могла случиться беда. Но направление ветра тоже было рассчитано заранее.

Меж тем пылающие суда, перед тем получившие сильный разгон, продолжали стремительное движение вперёд, и вот они почти одновременно врезались в чёрные громады чужих кораблей. Укреплённые в носовой части тараны – брёвна, обитые медью, с оглушительным треском пробили их борта.

От сильного толчка сорвались и покатились вниз штабеля брёвен, укреплённых на досках, положенных наклонно, от кормы к носу. Наклон обеспечивала сама конструкция судов – корма поднималась выше носа, а потому сделать в течение ночи это достаточно примитивное сооружение не составило труда.

Брёвна, заранее обильно политые древесным спиртом, тоже горели. Некоторые, правда, угодили в воду, но в большинстве своём они обрушились на лестригонские суда, на дощатые настилы, прикрывавшие нижнюю, потайную часть судна, в которой пряталась засадная армия Антифота. Дувший с залива ветер довершил дело: корабли захватчиков почти моментально охватил огонь.

Это произошло как раз в тот момент, когда прозвучал рог, приказывая сидящим в засаде воинам покинуть тайные укрытия и присоединиться к понёсшей невиданные потери основной армии. Однако запасное войско оказалось в положении, почти столь же отчаянном, что и те, кого погубила расставленная Гектором западня. В пробоины, полученные от ударов тарана, хлынула вода. Спрятанные под настилом воины поняли, что суда сейчас начнут тонуть, и бросились к люкам, чтобы выйти наружу. Люки были придавлены брёвнами, однако колоссальная сила лестригонов помогла им приподнять крышки, либо просто высадить доски настила. Но, выбравшись на настил, они сразу оказывались среди огня...

Засадная армия пострадала всё же меньше, чем те воины, которые ранее угодили в пылающий ров. Получая тяжёлые ожоги, многие всё-таки выбирались из-под горящих брёвен, иные сумели взобраться на борт почти невредимыми. Корабли оседали, заполняясь водой, и те, кто не смогли вылезти из тайников, должны были захлебнуться: промежуток между днищем и настилом был совсем невелик. Другие с криками ярости прыгали в воду – многим это было нужно ещё и для того, чтобы погасить начавшую тлеть кожу доспехов.

И вот тут случилось совсем уже страшное и необъяснимое. По крайней мере, лестригоны так и не поняли, что произошло. Запылала... сама вода залива! Рыжий дымный огонь охватил всю её поверхность, от берега почти до самого выхода в море – последние, удирающие на лодках рыбаки едва успели спастись от стремительно бегущей за ними огненной волны. Они, правда, знали, откуда этот огонь взялся, ибо, уплывая, сами вылили в воду смесь масла и древесного спирта.

Лестригоны не слыхали о таких зельях и не понимали, как может гореть вода. Поддавшись внутреннему, первобытному страху перед огнём, возникшим ниоткуда, они стремились скорее выскочить из него, подняться выше над водой, цепляясь за плавающие брёвна, тоже горящие, и за борта своих тонущих судов. Им было невдомёк, что спастись можно, как раз погрузившись целиком в воду, потому что горел лишь слой масла на самой поверхности.

До берега было близко – не больше шестидесяти локтей, но это расстояние преодолели не все. Кое-кто сообразил, что нужно прыгать в воду с кормы, где огня было меньше, и где волны с залива довольно быстро затушили «пожар воды». Зато там оказалось куда глубже, и тяжесть доспехов потащила воинов на дно.

Но несмотря ни на что слуги демона не поддались ужасу и смятению. Как и думал Гектор, они продолжали наступление.

Антифот, очевидно, видел если не всё, то почти всё, происшедшее с его засадной армией, и от этого впал в дикую ярость. Он никак не думал, что противник не только разгадает все его хитрости, но и устроит ему, одну за другой, две сокрушительные ловушки. Однако бешенство не помешало царю лестригонов действовать обдуманно. Он понимал, что после случившегося едва ли сможет совершить поход вглубь Египта, но понимал и другое: если сейчас он отступит и даст прижать себя к морю, ему и тому, что осталось от его войска, конец – корабли получили пробоины и тонули, одновременно пожираемые огнём. Полностью уцелели лишь два судна, а значит, в ближайшие часы и даже дни им отсюда не уплыть. Они сумеют закрепиться на берегу, однако Рамзес может подтянуть сюда несколько тысяч воинов. И тогда, вместе с невиданным великаном, убившим его непобедимого племянника, вместе с могучим троянским царём, египтяне добьют их, хотя и положат ради этого множество жизней. Значит, нужно было напасть, заставить египтян сражаться сейчас, уничтожить их, убить фараона. А после подумать, как убраться отсюда, чтобы затем вернуться.

Египтян защищал огненный ров, в котором оставались лишь узкие «ворота» – промежуток между красными кувшинами. Кроме того, проходимой, безусловно, была скалистая береговая полоса.

Подчиняясь приказу своего царя, лестригоны разделились и первая линия воинов, развернувшись, кинулась к берегу. Туда же, видимо, понимая, что там возможно пройти, устремились и воины с кораблей, которым удалось выбраться на берег.

– Нужно бросить туда шерданов! – крикнул Рамзес Гектору и уже взмахнул рукой, чтобы отдать приказание, однако Гектор остановил его:

– Неужели ты не видишь, что это – отвлекающий приём? Там – узкое пространство, большое число людей не пройдёт. Им только и надо, чтобы мы устроили свалку на этом клочке... Посылай лучников, пусть встретят их стрелами и на какое-то время задержат. Стоим здесь!

– Но они зайдут нам в спину! – воскликнул фараон.

– Не зайдут. Для этого их теперь мало. Стоим!

В это время основная масса лестригонов, вновь перестроившись и образовав острый треугольный клин, ринулась вперёд, прямо на мечущееся во рву пламя, в котором ещё корчились, погибая, их товарищи. Ров был шириною в десяток локтей – его невозможно было перескочить, однако некоторые из нападавших сделали это! Они прыгали, используя особый приём: разбежавшись перед прыжком, выбрасывали вперёд копьё и, резко воткнув его в землю на краю рва, отталкиваясь, перебрасывали себя через пламя. При тяжести их доспехов такие прыжки казались невероятными, однако огромная сила людей бездны позволяла им это сделать. Некоторые срывались и падали в огонь, но остальные не обращали на это внимания. Те, у кого не было копий, одолеваю ров, вскакивая на плечи и спины воинов, гибнущих в огне. Этим они добивали их, глубже вталкивая в горящую жижу. Одолев ров, лестригоны с новой яростью бросались вперёд, издавая при этом пронзительные вопли.

Эта выскакивающая из огня, ревущая, страшная масса могла бы напутать кого угодно. Но только не шерданов. Гектор за эти несколько дней хорошо узнал их командующего. Это был сорокалетний этруск по имени Антасса, в недалёком прошлом грозный морской разбойник. Рамзес рассказал троянцам, что тридцать пять лет назад лестригоны захватили и сожгли дотла небольшое этрусское поселение, из которого Антасса был родом, а его родителей убили на глазах ребёнка. Мальчика подобрали на берегу морские разбойники, он вырос на разбойничьем корабле и, став взрослым, дал клятву когда-нибудь поквитаться с убийцами. Сделавшись предводителем, Антасса упорно разыскивал во всех морях очередное пристанище лестригонов, попутно совершая набеги на прибрежные города и захватывая чужие корабли, покуда сам не оказался в плену у египтян. Он принял предложение стать воином-шерданом, однако мечту об отмщении не позабыл, и теперь испытывал жестокую радость от сознания, что наконец-то бьётся с лестригонами.

– Ну, вперёд! – воскликнул Гектор.

Голос царя Трои прозвучал почти весело. Пережив потрясение при виде заживо сгорающих по его воле врагов, он больше всего хотел теперь вступить в битву.

Шерданы ждали нападающих, выставив вперёд щиты, пряча за ними железные зигзаги мечей. Египетские лучники в это время обливали стрелами врагов, прорывающихся к месту схватки по береговой полосе, и постепенно отступали под их натиском.

Лестригоны, одолев ров, лишились копий (при прыжке копьё оставалось на той стороне рва), а потому напали на шерданов с мечами и булавами. Удар был грозным и страшным. Шерданы встретили натиск, и вот уже всё слилось в кровавом месиве. Мелькали в воздухе шипастые головы булав, сверкали и лязгали мечи. Предсмертные крики, стоны, хриплая брань на разных языках, – всё соединилось в сплошной гул.

Большинство шерданов, тщательно подготовленных к бою как Гектором, так и Антассой, запомнившим с раннего детства боевые приёмы лестригонов, старались не бить врагов в места, хорошо защищённые доспехами. Шерданы поднимали над головой щиты (которые в случае прямого удара их почти не защищали) и, пригнувшись, используя свой более низкий рост, наносили удары по ногам, рассекая сухожилия, либо наискосок вонзали свои серпы под кожаные юбки врагов, стараясь попасть в пах или в живот. Такие удары, будучи нанесены достаточно точно и сильно, нередко несли смерть.

Однако лестригоны дрались, несомненно, лучше, и то, что египтян стаю теперь на тысячу с лишним больше, не спасло бы их.

Но с ними по-прежнему были троянские герои.

Колесница Ахилла врезалась в гущу битвы, как это бывало всегда – внезапно и вовремя, как раз тогда, когда царь Антифот, одолев ров, вступил в бой и первыми же ударами сокрушил десяток воинов, прикрывавших колесницу фараона. Рамзес был в гуще боя, хотя перед тем Гектор просил его не рисковать и не вмешиваться в схватку самому. Но Великий Дом не мог смотреть со стороны, как дерутся и гибнут его воины. К тому же он был отважным и искусным бойцом и понимал, что его участие в битве воодушевит египтян. Фараон сражался в надёжных доспехах, а его колесницей, запряжённой чистокровными сирийскими жеребцами, правил опытный возница. Надёжна была и его охрана, если не считать отсутствия Сети, отправленного с поручением в Троаду. Рамзес ловко владел мечом и в первые мгновения сумел сразить троих врагов. Он метил в шею, между доспехом и нашлемником – такой удар, если его нанести точно, всегда оказывался смертельным. От нападений с разных сторон и от вражеских копий фараона прикрывали щиты воинов-египтян, бежавших рядом с колесницей. Вначале их было пятнадцать, но пятеро вскоре погибли. Внезапно перед колесницей, потрясая окровавленной булавой, возник Антифот и, одного за другим, уложил остальных охранников.

– Иди сюда, Рамзес, отродье лягушки! – орал лестригон, налетая на колесницу и хватаясь за поводья, чтобы не дата вознице развернуть повозку. – Ну, давай, это тебе не канавы рыть и заливать смолой! Ну!

Возница заслонил фараона от пущенной в него булавы и упал мёртвым, свесившись через борт колесницы. Рамзес уклонился от удара меча и сам ударил в ответ, но меч встретил надёжное железо щита. Следующий удар Антифота почти достал Великого Дома – ему удалось отпрянуть в последнее мгновение. А царь лестригонов с юношеской лёгкостью, будто не чувствуя тяжести своих доспехов, вскочил в колесницу и пинком ноги выбросил из неё труп возничего, освобождая место.

– Ну, великий фараон, сейчас я сделаю из тебя десяток маленьких фараончиков! – глухо произнёс Антифот, оскалившись (этот оскал трудно было назвать улыбкой). – Придётся делать из тебя не одну, а десять мумий!

Каким-то чудом Рамзес опять отразил удар, лезвие вражеского меча лишь скользнуло но его руке, оставив неглубокую рану, скорее царапину. Антифот вновь замахнулся и... выбитый из его руки меч упал за борг повозки, а сам он пошатнулся, так силён был удар. Между ним и Рамзесом вонзилось и задрожало гигантских размеров копьё, а в следующее мгновение подкатила ещё одна колесница.

– Не лезь не в свою повозку, Антифот! – крикнул Ахилл, нависая над царём лестригонов. – Тебе здесь не место!

Антифот зарычал и взмахнул мечом, видя, что в это мгновение троянский герой безоружен: его копьё ещё торчало из днища колесницы. Но Ахилл, упредив врага, ударил его кулаком в лицо. Лестригон помнил, как этот самый кулак раскрошил рёбра Каррика, и стремительно отшатнулся, однако удар достиг цели, и облачённый в тяжёлое железо великан вылетел из колесницы, как кот от хозяйского пинка. Тут же откуда-то вынырнул ещё один лестригон, размахивая окровавленной палицей, но этому повезло куда меньше: троянец уже держал копьё в руке и точным ударом пригвоздил врага к земле.

– Вот вам, собаки! – закричал Ахилл тем самым, наводящим ужас голосом, от которого так часто бежали самые смелые воины. – Что, не привыкли, чтоб вас били?! Привыкли бесчинствовать, как вам хочется?!

Ещё один взмах «пелионского ясеня», и двое подступавших к колеснице фараона лестригонов упали с разбитыми головами. Подбежал воин-египтянин, прыгнул в повозку и подхватил поводья, одновременно прикрывая Рамзеса своим щитом.

– Спасибо! – крикнул фараон Ахиллу. – Я рад, что ты в силах биться!

– Я тоже этому рад! – отозвался герой. – Но ты бы поберёг себя, Великий Дом!

– Скажи это своей жене! – невольно огрызнулся Рамзес. – Во-он она рубится в самой гуще схватки. А я не женщина!

Троянский герой усмехнулся и ничего не ответил. Сражение кипело вокруг них, и ему было не до споров с фараоном, которого он так вовремя успел защитить. Куда больше Ахиллу хотелось вновь найти Антифота, но двое лестригонов успели оттащить в сторону своего царя, от удара ахиллова кулака потерявшего сознание. Остальные лестригоны тоже отступили от колесницы троянца, пытаясь издали поразить его копьями. Он был без щита, потому что владел только левой рукой, в которой держал копьё – его прикрывал лишь большой щит Яхмеса.

– Ну, пожиратели поганок, сюда! – вновь закричал Ахилл. – Что-то я не вижу вашей хвалёной отваги! Ко мне, демоновы лизоблюды!

И, знаком приказав Яхмесу развернуть колесницу, герой ринулся за отступавшими под его натиском врагами.

Глава 10

Сражение происходило на нешироком пространстве между всё ещё пылающим рвом и раскинутым возле смоковниц лагерем египтян. Те из лестригонов, кому удалось спастись с горящих кораблей, пробились через строй египетских лучников, защищавших береговую полосу, оставив многих из них убитыми, и присоединились к своим товарищам, которые широким клином врубились в линию обороны шерданов. Теперь уже не было ни клина, ни стройных рядов оборонявшихся – всё смешалось, и в тучах поднятой пыли были видны лишь мелькающие руки с окровавленным оружием, оскаленные лица и тусклый блеск бронзы и железа.

Лестригоны дрались с отчаянным упорством, хотя устроенные Гектором ловушки вдвое уменьшили их число и подорвали силы: многие из уцелевших получили серьёзные ожоги. Одно сознание, что несокрушимый Каррик убит, и сами они понесли такие страшные потери, мешало людям бездны проявлять свою обычную дикую свирепость и отвагу. Но они всё же не помышляли отступать – бились упорно и злобно.

Впрочем, шерданы не уступали им в ярости. Старые счёты с завоевателями были не у одного этруска Антассы – кое-кому из бывших морских разбойников приходилось если не встречаться с лестригонами, то слышать об их кровавых похождениях, в сравнении с которыми их собственное прошлое казалось мирным и пристойным. К тому же шерданы искренне любили фараона, оказавшего им столько милостей.

Гектор направил свою колесницу в самый центр сражения, понимая, что лестригоны постараются прежде всего уничтожить именно командующего, и это соберёт вокруг него большое число врагов. Он дрался спокойно, сосредоточенно, как всегда. На колесницу накатила настоящая лавина воинов – вскоре оба коня, запряжённые в повозку, были убиты, а затем упал, уронив щит, тяжело раненный возница. Прикрытие исчезло, и то, что военачальник оставался на возвышении, из преимущества превратилось в опасность: он лишь чудом успел принять на щит зри или четыре молниеносно брошенных в него вражеских копья и порадовался, что у лестригонов почти не осталось луков – многие из них бросили громоздкие луки, перескакивая с помощью копий через пылающий ров.

Царь Трои соскочил с колесницы и могучим рывком опрокинул её, встав так, чтобы борта повозки защищали ему спину. Теперь он мог видеть всех, кто на него нападал, и хотя против него бились по крайней мере семь или восемь свирепых воинов, троянец спокойно отражал их нападения, вовремя и точно нанося ответные удары. Вот упал один из лестригонов, затем второй, но их место тут же занимали другие: Антифот приказал уничтожить Гектора любой ценой. И тем не менее командующий продолжал руководить боем.

Один из египетских воинов ловко вскарабкался на борт поверженной колесницы и, повесив себе на грудь и на спину два громадных полуовальных щита, которые скрыли его почти целиком, стал докладывать командующему обо всём происходящем: с колесницы он хорошо видел поле боя. Гектор отдавал приказы, а юноша во весь голос повторял их, поворачиваясь в ту сторону, где приказ должны были услышать. В конце концов, лестригонское копьё поразило смельчака в голову, и он упал под ноги троянскому герою.

Пентесилея сражалась так, как привыкла – верхом. Это был сумасшедший риск – если колесница хоть как-то защищала седока высокими бортами, то на коне амазонка была открыта с ног до головы. Сверкающие троянские доспехи, чёрная конская грива, развевающаяся над шлемом, блеск мелькающей в воздухе секиры – всё это бесило врагов. На левом краю площадки, где дралась амазонка, шла настоящая охота за нею. Чего ей и было нужно – она, как ураган, носилась взад-вперёд, неизвестно как прорываясь сквозь плотные ряды дерущихся, нанося сверху точные, беспощадные удары. Секира одолевала даже толстое железо лестригонских шлемов, и уже не один воин упал с рассечённой головой под ударами Пентесилеи. Вероятно, они не подозревали, что этот безумный всадник – женщина, потому что время от времени окликали её примерно так:

– Ты, жеребячий сын, куда удираешь?! Иди, я выбью дерьмо из-под твоей гривы!

– Эй, урод из погорелой Трои, скачи сюда! Я перегрызу глотку и тебе, и твоему жеребцу!

Она отвечала не словами, а ударами, всегда стремительными и смертоносными. Впервые после рождения Патрокла Пентесилея вновь испытала кровавое упоение боем.

Ахилл, придя на помощь Рамзесу, после того развернул свою колесницу и снова набросился на врагов. Он использовал привычный ему приём, который всегда применял, когда битва шла на небольшом пространстве: направил боевую повозку вокруг места сражения, захватывая его края и сокрушая на своём пути десятки лестригонов. Каждый удар «пелионского ясеня» уносил, по крайней мере, одну жизнь.

Снадобье египетских лекарей поддерживало силы героя, хотя боль в сломанном плече не исчезла и давала о себе знать, а драться левой рукой было труднее, чем правой. Но Ахилл, пришедший в ярость ещё во время поединка с Карриком, теперь дал волю этой ярости и не замечал ничего. Как всегда в бою, он сделался ужасен – его будто безумные, мечущие молнии глаза, гигантский рост, ещё увеличенный развевающейся над шлемом гривой, нечеловеческая сила, только что одержанная им победа над непобедимым убийцей – всё это внушило трепет даже не знавшим страха лестригонам. Вольно или невольно, они отступали перед неистовым напором его несущейся во всю мочь колесницы, сжимая пространство боя, и герой с каждым новым кровавым кругом, всё сужал и сужал кольцо.

Видимо, лестригоны понимали, что ещё несколько кругов ахилловой колесницы, и большая их часть погибнет. Они делали всё возможное, чтобы остановить героя – пытались бросать копья в его коней, но те, как заговорённые, уходили от бросков, иные из людей бездны кидались прямо под копыта, надеясь, что это задержит полёт колесницы, однако кони сминали самоубийц – повозка, подскакивая и кренясь, проносилась над ними.

Ещё круг, ещё. Копьё, пущенное в упор лестригоном, попало в грудь одному из коней. Тот захрипел, стал оседать, и Яхмес ударами меча обрубил упряжь и немного развернул повозку, огибая бьющееся в судорогах тело лошади. Второй конь, раздувая ноздри, понёсся ещё быстрее, будто не ощущая двойной тяжести влекомой им колесницы, которая несла возницу, гигантского воина и его гигантское копьё.

Антифот что-то прокричал издали своим громовым голосом, и, когда колесница Ахилла вошла в очередной поворот, сразу пятеро лестригонов, схватившись за руки, переплетя их, кинулись под копыта коню. Яхмес никак не мог развернуться, конь налетел на живой заслон и тотчас упал с перерезанным горлом. От резкого толчка повозка опрокинулась.

К несчастью, Ахилл упал на правую сторону, ударившись сломанным плечом. От пронзительной боли герой сразу потерял сознание. На какое-то мгновение его заслонило от врагов тело коня и упавшая колесница, но ещё миг – и сразу трое лестригонов кинулись к поверженному исполину, спеша прикончить cm, пока он не очнулся.

Большинство египтян в это время были далеко. Рядом с Ахиллом оказался только его возница. Яхмес успел соскочить с колесницы до её падения, поэтому не пострадал, однако великолепно понимал, что не одолеет троих громадных воинов.

– Очнись, Ахилл, очнись! Эти уроды рядом! – что есть силы крикнул Яхмес и, отважно встретив первого из нападавших, с размаху ударил мечом. Железный серп вошёл между нагрудником и поясом – воин, корчась, упал к ногам египтянина, но, падая, выбил из его руки меч: изогнутое лезвие застряло в теле.

Второй лестригон уже заносил палицу. Если бы Яхмес отскочил, удар, конечно, достался бы не ему: люди бездны больше всего на свете хотели убить Ахилла. Однако египтянину даже не пришло в голову спасать себя. Выкрикнув какое-то ругательство, он взмахнул единственным оставшимся в его распоряжении оружием – длинным бичом возницы. Но именно им он владел с поразительным искусством. Тонкий ремень, свистнув в воздухе, обвил рукоять булавы и в следующий миг вырвал её у воина, совершенно ошалевшего от такой наглости врага. Лестригон ещё не успел опомниться, когда новый удар бича рассёк ему лицо, и затем бич, продолжая движение, смазал по щеке третьего из нападавших.

Оба воина завопили от ярости и кинулись на юношу с поднятыми мечами. Однако в это мгновение Ахилл очнулся и тотчас оценил происходящее. Его копьё отлетело далеко в сторону – герой понял, что никак не успеет его схватить. Он привстал на одно колено, левой рукой достал всё ещё вращающееся колесо опрокинутой повозки и, рывком отодрав его от оси, швырнул в лестригонов. Этот необычный метательный диск размозжил голову одному из нападавших и, ударив другого в грудь, поверг на землю замертво.

Через несколько мгновений Ахилл уже держал в руке «пелионский ясень», и его удары прикончили ещё троих врагов, пытавшихся подоспеть на помощь к своим товарищам.

– Твоя привычка орудовать бичом оказалась полезна, Яхмес! – крикнул герой молодому египтянину. – Как бы там ни было, я обязан тебе жизнью!

– Я пытаюсь отдать долг! – воскликнул юноша.

Антифот в это время, увидав, что убить Ахилла не удалось, но он, по крайней мере, лишился колесницы, вновь закричал что-то своим воинам, и те, начав отступать под натиском египтян, обратились вдруг в бегство! Некоторые прорвались назад, к горящему рву, другие бросились к перешейку возле залива, уже оставленному египетскими воинами. Те, у кого оставались копья, тем же приёмом, используя копьё, перескакивали через ров.

Поняв, что лестригоны бегут, шерданы с воплями ярости ринулись за ними. Их примеру последовали и более осторожные египтяне – лучники и копейщики, воодушевлённые внезапным и поспешным бегством врагов. Правда, никто из них не рискнул сунуться в ров или через него прыгать – воины сворачивали вправо, чтобы пройти по кромке берега.

– Стоять! – что есть силы крикнул Гектор египтянам. – Всем стоять! Стоять, я сказал!

Едва атаковавшие его лестригоны отступили, царь Трои вскочил на опрокинутую колесницу. Только взбираясь на неё, он заметил торчащий из своей правой ноги выше колена обломок копья и с удивлением подумал, что даже не запомнил, в какой момент боя оно вонзилось.

– Стоять! Построиться в три шеренги вдоль рва! Никому не наступать вдоль берега! Мосты сюда! – громовым голосом командовал он.

Египтяне, получившие приказ фараона слушаться каждого слова Гектора, разом прекратили погоню.

– Они могут удрать, Гектор! – закричал со своей колесницы Рамзес. – У них два корабля целы. А если мы дадим им уйти, они соберут всё, что осталось от войска, и вернуться сюда, когда здесь не будет вас с Ахиллом! Если мы упустим Антифота, он как-нибудь, но отомстит! Верь мне!

Герой расхохотался. Огромный, весь залитый кровью, своей и чужой, он возвышался над усеянной трупами равниной, как некий дух войны, как сам страшный Арес[12]12
  Арес – бог войны у древних греков.


[Закрыть], торжествующий среди смерти. Если бы не полученные им раны, к счастью, неопасные, он и вправду казался бы бессмертным и неуязвимым божеством.

– Я и сам знаю, что нельзя упускать лестригонов, Великий Дом! – ответил он на возглас фараона. – Но, будь покоен, они никуда не убегут. Они и не собираются убегать!

– Ты думаешь?

Фараон подкатил на своей колеснице к опрокинутой колеснице троянца и тревожно окинул взглядом поле битвы. Египтяне, выполняя приказ, поспешно строились. Человек пятьдесят бежали в сторону лагеря, чтобы принести мосты – заранее сколоченные из тех же пальмовых стволов щиты, которые царь Трои приказал приготовить на случай, если придётся одолевать горящий ров.

Гектор, морщась, вытащил из раны на ноге обломок копья и проговорил, не глядя на Рамзеса, напряжённо следя за, казалось бы, хаотическим отступлением врагов:

– Лестригонов, по моим подсчётам, осталось около пятисот или немного меньше. В любом случае им не уплыть на двух кораблях – Антифот это отлично знает. Кроме того, он видит и наше войско: у нас теперь чуть более тысячи воинов. С обеих сторон по две трети потерь, если не считать тех, кто попался в обе наши ловушки. Но ведь нас, благодаря этим ловушкам, в начале битвы было в два раза больше, а значит, подсчёты не в нашу пользу. Мы были готовы к этому. Но сейчас никак нельзя ошибиться. Антифот ждал, что египтяне кинутся за ним, что большая их часть побежит берегом, и, когда лестригоны резко развернутся и нападут, наши окажутся зажаты в узком пространстве береговой косы. Тогда численное преимущество перестанет работать на нас... Нет, такого подарка я ему не сделаю!

– Он это уже понял, – усмехнулся фараон. – Смотри-ка – они остановились.

– Ну да. Ещё пара сотен шагов, и они вбежали бы в море. Да и залив с их кораблями остался позади, так что понятно – о бегстве они не думали. Видишь, с какой быстротой они перестраиваются? Вот теперь и начнётся решающая схватка, и она будет страшнее предыдущей. Эй, воины – опустить мосты! Все на ту сторону! Подать мне колесницу!

Пальмовые щиты упали, перекрывая ров. Египтяне устремились по ним на прибрежную часть равнины.

– Врат, мне тоже нужна новая колесница! – произнёс Ахилл, подходя к Гектору.

– Уступи ему свою повозку, Рамзес! – обратился царь Трои к Великому Дому. – Тебе лучше теперь остаться здесь: там будет слишком опасно.

– В лагере найдётся лишняя колесница, – довольно резко произнёс фараон. – Я слушаюсь тебя во всём, царь – ты умело командуешь боем, однако мною ты не будешь командовать, это моя страна!

– Но ты ранен.

– Это царапина, а не рана. Ты ранен куда сильнее, о твоём брате я и не говорю, но вы оба в бою. Хватит слов: эти твари уже готовятся наступать. Вперёд, скорее! Воины, ещё одну колесницу сюда!

По тому же проходу между красными кувшинами, проходу, которым, отступая, воспользовались наиболее хладнокровные и наиболее наблюдательные лестригоны, все три колесницы вслед за египетскими воинами миновали ров.

– Я атакую по центру, Ахилл и Пентесилея занимают правый край, чтобы защитить перешеек, ты налево, Великий Дом, но только не опережай воинов! Антасса, прижимать их к морю, и теперь ни шагу назад!

Голос Гектора гремел, заглушая ожившие барабаны лестригонов, которые, впрочем, звучали теперь глуше и тише: большей частью барабанщики были убиты. Антифот тоже что-то кричал своим, и те спешили, чтобы напасть первыми, но на этот раз египтяне успели скорее – стремительная волна атаки хлынула на завоевателей прежде, чем они завершили построение.

Колесница Ахилла первой достигла вражеских рядов. Навстречу герою полетело десятка два копий – на другой стороне рва лестригоны подобрали своё брошенное во время первой переправы оружие. Часть копий Яхмес принял на щит, и они раскололи его на части, но у ног предусмотрительного возницы лежал другой, которым юноша поспешил прикрыть троянского богатыря. Остальные копья Ахилл отбил на лету ударами «пелионского ясеня». Он налетел на лестригонов с удвоенной яростью, быть может, потому, что чувствовал, как иссякают его силы: действие лекарства кончалось, боль в сломанном плече разливалась по всему телу, парализуя движения, тьма поднималась в глазах. Вероятно, удар при падении с колесницы тоже сделал своё дело. Герой понимал: долго ему не продержаться.