Текст книги "Возвращение троянцев"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 3

– Я выбралась на берег стадиев на пять западнее вас, – рассказывала Пентесилея, покуда они друг за другом поднимались по извилистой и крутой расщелине. – Но ещё когда нас несло на эти утёсы, я запомнила их форму, запомнила эту приметную группу камней, что торчит внизу. Я подумала, что вас должно вынести именно туда, а потому, поднявшись наверх, пошла вдоль кромки утёсов в этом направлении. И увидела вас сверху.

– Ты осматривалась там, наверху? – спросил Гектор, морщась, потому, что острый камешек как раз попал в его сандалию и больно впился в пятку – Что это, по-твоему? Остров?

– А что это ещё может быть? – удивилась амазонка. – Да, я осматривалась. На запад и на восток кругом море. С севера – горы, скалы, заросли кустов. Судя по всему, остров.

– И, судя по всему, людей на нём нет, – заметил Ахилл.

Пентесилея покачала головой, хотя он шёл впереди неё и не мог этого видеть.

– Люди здесь есть, это совершенно очевидно. Я видела тропы, которые протоптали не звери, видела ветви кустов, явно сломанные человеческой рукой. И дикие козы кинулись от меня прочь, едва учуяв – они знают, кто такой человек. А на небольшой поляне, по которой я прошла, должно быть, недавно паслось стадо – я видела овечий и собачий помёт.

– Если эти люди разводят овец, то они, но крайней мере, не совершенно дикие, – в раздумье произнёс Гектор.

Пентесилея ничего не ответила.

Подъём заканчивался, крутизна утёса сменилась более пологим откосом, и среди трещин камней появились пучки травы и хилые кустики.

Подумав, амазонка снова заговорила:

– У меня какое-то непонятное ощущение... Словно здесь не всё нормально.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Ахилл.

– Не знаю. Странно всё это выглядит. Та часть острова, куда я приплыла, не такая неприступная, как эти утёсы. Там есть неплохая бухта, она далеко вдаётся в берег, и гряда скал защищает её от штормов. Если здесь живут люди и они не дикари, то там должны бы стоять рыбачьи лодки, мог бы быть причал. Ну, положим, причал – уже признак высокого развития, положим, лодки могли убрать на время шторма. Но должны же быть какие-то колья, к которым их обычно привязывают, должно быть что-то, что в этой бухте говорило бы о присутствии людей. Ничего нет. И эти дикие козы, что так от меня шарахнулись... Да, животные пугаются, видя человека, но то был не испуг – то был ужас, смятение, словно я напала на них. У меня ощущение, что здесь обитает страх. Все кого-то боятся.

– Интересно, – задумчиво проговорил Гектор и ничего не добавил.

– Может здесь водится что-то вроде горных карликов? – предположил Ахилл.

– Они не могли бы заниматься скотоводством, – возразил его брат. – Они боятся света. Но самое странное, что и мне этот остров отчего-то кажется необычным. И я тоже не понимаю, почему.

Путешественники вышли на плато, которое продолжало полого подниматься в северную сторону, переходя затем в склон довольно высокой горы, заросшей кустами и жидким низкорослым сосняком. К востоку плато шло вниз, кусты постепенно становились гуще, но среди них ясно обозначилась неширокая тропа.

– Если бы её проложили звери, ветви опускались бы ниже, – сказал Гектор и отчего-то нахмурился. – Слонов тут уж точно нет, носорогов – тоже, а прочёс зверье меньше ростом. Здесь ходят люди. Ну что? Пойдём, узнаем, к кому мы заплыли в гости?

Ахилл ничего не возразил, но Пентесилея решительно выступила вперёд:

– Гектор, можешь обижаться, но я пойду первой. Я лучше различаю следы и скорее замечу ловушку.

После приключений в пещере горных карликов братьям нечего было возразить на это, и они молча уступили дорогу амазонке.

Однако тропа не принесла никаких неожиданностей. Кусты расступились, и путники вышли на широкую открытую площадку, справа ограниченную грядой жёлто-серых валунов, а слева – почти отвесным склоном, в котором темнело отверстие размером с высокую и широкую дверь.

– А вот и пещера! – прошептал Гектор.

– Да. И либо она искусственная, вырытая людьми, либо люди постарались её обустроить! – так же тихо отозвался Ахилл. – Прямо вход во дворец!

Действительно, отверстие более всею походило на дворцовые ворота. Его обрамляли высеченные из той же скалы витые колонны с нависающим над ними козырьком, тоже каменным, украшенным резьбой. Внутри, в полутьме, угадывались светлые, должно быть, деревянные, полуоткрытые створки. К этой своеобразной двери вели четыре каменные ступени, покрытые нежно-розовым, с оранжевым узором, ковром.

– Ничего не понимаю! – проговорил Гектор, на всякий случай оставаясь в тени нависающих над тропой кустов. – На этом диком острове какой-то восточный дворец... Резьба на козырьке напоминает персидскую вязь. Отсюда не различить, но мне кажется, там даже какие-то надписи. Точно всё это из сказки.

– Вот именно! – Пентесилея тоже стояла среди кустов и смотрела на загадочные двери с явной тревогой. – Надеюсь, в трусости меня никто не заподозрит, но мне это не нравится.

Ахилл тихо рассмеялся:

– Непонятное всегда настораживает. Так или иначе, нам придётся узнать, кто хозяин этого жилища.

В это время с противоположной стороны площадки из зарослей показались две женские фигуры. Обе женщины были в светло-жёлтых накидках, подхваченных поясами, и с такими же покрывалами на голове. Суда по очертаниям фигур и походке, они были молоды, но их лица мешали рассмотреть большие кувшины, которые они несли на плече, точно так же, как носили их троянские и ахейские девушки. Кувшины были изящной работы с ярким узором. Когда женщины подошли к ступеням, створки дверей как будто открылись шире, и навстречу идущим вынеслись прозрачные облака то ли лёгкого дыма, то ли тумана, и ветер донёс едва уловимый запах какого-то благовония. Женщины вошли одна за другой, а светлый туман продолжал невесомо клубиться над пожухлой травой и плоскими камнями площадки.

– Остаётся ждать появления ифрита или джинна, как их называют персы! – уже в совершенном недоумении воскликнул Гектор. – Кей обожает рассказывать истории про них и их волшебные чертоги. Ну, а если серьёзно, то и в самом деле нужно узнать, кто там живёт. Прятаться смешно и стыдно.

– Согласен, – Ахилл сделал шаг вперёд и поравнялся с братом. – Если позволишь, Гектор, я войду туда и попробую познакомиться с хозяином этой пещеры. Я без оружия (ножа, надеюсь, сразу не заметят), значит, будет понятно, что дурного не замышляю, и вместе с тем я вряд ли покажусь им человеком, на которого стоит нападать.

– А может, лучше пойти туда мне? – поспешно вмешалась Пентесилея. – Уж женщина точно не внушит им опасений.

– Женщина в короткой мужской тунике и боевых сандалиях! – покачал головой Гектор. – Нет, не стоит. Если здесь, непонятно откуда взявшись на острове посреди Зелёного моря, объявился какой-то персидский или парфянский царёк, то женщина, да ещё молодая и красивая, внушит ему только одну мысль... Само собою, ему придётся пожалеть о своих намерениях, но нужно ли это нам? Может, стоит пойти мне? Меч я могу оставить. Да, лучше всего, если пойду я!

Но Ахилл, сделав только один шаг, спокойно преградил дорогу брату:

– Гектор, вспомни, как ты каялся в своём безрассудстве, когда мы едва не погибли в проклятой пещере горных карликов! Ты тогда вспомнил, что тебе, царю Трои, не должно было вообще покидать её, тем более, когда она лежала в руинах и троянцы видели именно в тебе основу её возрождения. Сейчас, как бы там ни было, мы возвращаемся. Авлона, я знаю, сейчас уже в Трое, вместе с нашим маленьким Патроклом, и наша мать, братья, все жители города нас ждут. Можно ли тебе вновь рисковать, вновь идти в незнакомую пещеру? Ты же и сам знаешь, что нельзя!

Гектор, нахмурившись, опустил голову и несколько мгновений молчал.

– Почему мы все трое думаем, что там опасность? – наконец резко спросил он.

– Я не знаю, – Ахилл оглянулся через плечо на расползающийся по площадке туман. – Может, её там и нет. Но всё равно тебе идти туда не надо. Твои жена и сын ждут тебя. Забыл?

– Может, тогда все пойдём? – спросила Пентесилея и вдруг сама себя оборвала: – Да что за тупости! Что с нами делается? Какая-то дыра в горе пугает нас больше, чем войско лестригонов?!

Все трое в смущении перетянулись. Да, они не могли понять, что их тревожит, а возможно, действительно пугает... Непонятное несоответствие роскошной дворцовой двери в скалистой стене и пустынных окрестностей? Странные женские фигуры и загадочный ароматный туман, клубящийся возле входа в пещеру? Или это ощущение идёт из глубины души, из самых тайников подсознания, ибо они, все трое, пережили в жизни столько опасностей и столько смертей, что их души научились ощущать смерть издали? Что это такое? Не странно ли, что трое самых знаменитых воинов Ойкумены в нерешительности стоят у порога пещеры, внешне ничем не опасной?

– Так или иначе, – жёстко сказал Ахилл, – раз у всех нас есть сомнение, лучше быть осторожными. Итак, я туда войду и, если вы услышите шум драки, то сразу ко мне присоединитесь. Ну, а если я пойму, что всё спокойно, то позову вас войти.

– А если не позовёшь, и шума тоже не будет? – спросила Пентесилея.

Ахилл засмеялся:

– Тогда решает Гектор. Но такого не может быть. Меня без шума не возьмут. Сами знаете.

Гектор вздохнул и не без внутреннего усилия сдался.

– Ладно. Иди. Только осторожно. Что, если, к примеру, это пещера циклопа[14]14
  Циклопы – в древнегреческой мифологии одноглазые великаны, как правило, злобные и тупые.


[Закрыть]?

– Если верить легендам о размерах циклопов, то в такую дверь ему не пролезть, – пожал плечами Ахилл. – А если верить легендам об их силе, то... я с ним справлюсь!

И, не слушая больше никаких возражений, герой спокойно направился ко входу в пещеру.

Едва он шагнул на покрытые ковром ступени, как из дверей вновь заклубился тот же лёгкий дым, и в проёме показалась женская фигура в жёлтом. Женщина низко поклонилась, явно приглашая чужеземца войти.

– Или здешний хозяин удивительно доверчив, или это всё же ловушка! – прошептал Гектор. – Похоже, у брата даже не спрашивают, кто он такой!

– Мы отсюда всё равно не услышим! – ответила Пентесилея, с напряжением следя за каждым шагом мужа. – И потом, они могут говорить на языке, которого Ахилл не знает! Что тут спросишь?

Между тем герой, несколько мгновений постояв на пороге, прошёл в резные двери и исчез, будто растворившись в клубах дыма. Из дверного проёма донеслось что-то вроде тонких звуков струн, словно отзвуки незнакомой музыки. И стало совершенно тихо.

Гектор и Пентесилея переглянулись.

– Ни звука, – проговорила амазонка. – И он не зовёт нас. Что-то не так... Я пойду за ним!

– Нет, – покачал головой царь Трои. – Пожалуй, сделаем по-другому: пойду туда я, и, если так же исчезну, то ты не выдавай себя – затаись. Через несколько часов стемнеет, вот тогда постарайся проникнуть в пещеру незаметно.

– А не будет поздно?

– Не думаю. Я пойду.

Он вышел из тени кустов и двинулся к загадочному входу. И вот тут откуда-то сверху, с каменистого склона, мимо которого он шёл, послышался чей-то тихий голос:

– Стой, Гектор! Ни шагу дальше – или ты погибнешь!

Герой резко остановился, одновременно стремительно повернувшись в ту сторону, откуда его окликнули. Пентесилея, тоже всё слышавшая, в одно мгновение оказалась с ним рядом.

– Кто это? – Гектор едва удержался, чтобы не закричать во всю силу. – Кто меня зовёт?

– Я тебя зову. Я.

Кусты на склоне зашуршали и из них появился человек. Косматые волосы и борода, обрывки козьих шкур, скорее не скрывавшие, а подчёркивавшие его наготу, загорелая дочерна кожа, – всё, казалось, обличало в нём настоящего дикаря. Но говорил он на довольно чистом критском наречии и приблизился к чужеземцам со смелостью и уверенностью, вовсе не присущими обычно пугливым дикарям.

– Если войдёте в эту пещеру, вам конец! – повторил незнакомец, переводя дыхание после стремительного спуска со склона. – Похоже, что ты бессмертен, Гектор, коль скоро второй раз оказываешься жив после того, как никоим образом не мог выжить. Но даже в этом случае не рискуй!

– Откуда ты знаешь моё имя?! – выдохнул ошеломлённый троянец. – Кто ты такой?!

Незнакомец усмехнулся:

– Не узнаешь? Я, должно быть, изменился... А я сразу узнал и тебя, и прекрасную царицу амазонок, и даже Ахилла, хотя уж его-то увидеть живым не мог и думать. Только вот его я не успел остановить – не успел спуститься. А теперь надо его как-то выручить, раз он угодил в эту западню.

– Да кто ты, в конце концов, и почему мы должны тебе верить? – воскликнула Пентесилея.

– О, сатиры рогатые! – всмотревшись, Гектор вдруг вспомнил. – Или я сошёл с ума, или ты... Одиссей?!

– Да, у тебя хорошая память. Это я, – он заметил резкое движение Пентесилеи и предупреждающе поднял руку. – И давайте сейчас без лишних вопросов и всего остального. У нас найдётся много взаимных упрёков – но потом, потом... Если мы сейчас не поспешим, то ты снова потеряешь своего друга, Гектор. За мной, быстрее!

Троянец и амазонка переглянулись.

– Куда ты нас зовёшь? – спросил Гектор. – Ахилл вошёл в эти двери.

– А вам в них входить нельзя! – воскликнул итакийский базилевс и тут же понизил голос: – Послушайте, вы вправе мне не доверять, но ведь ты знаешь, Гектор, что я любил Ахилла! Эти двери ведут во дворец ведьмы, колдуньи Цирцеи, и этот дым – дурман, который лишает воли и разума. Но это проходит. Хуже будет, если ваш друг успеет выпить кубок её вина. Вот тогда... нет, стойте – говорю вам, в двери нельзя! Во дворец можно проникнуть сверху, минуя этот дым, хотя это очень опасно. Мы можем успеть. Скорее!

И Одиссей, поверившись, стал стремительно и ловко карабкаться по склону.

Глава 4

Подъём был круг. Ребристые камни, меж которых предательски осыпался крупный серый песок, кое-где поросли желтоватой травой, а из расщелин торчали, норовя вцепиться в ноги или поранить ладони, ветви колючих кустов. Изредка попадались сосенки, но хвататься за них нужно было с великой осторожностью – у иных корни держались слабо и ствол тут же наклонялся, грозя упасть. То и дело из-под ног шарахались мелкие рыжеватые крысы и бесшумно ускользали по камням ящерицы, а на плоских уступах, куда удобнее всего было бы поставить ногу, поблескивали тонкие кольца млеющих на солнце змей.

Тем не менее Одиссей поднимался по склону с необычайной уверенностью – он, определённо, не однажды и не дважды проделан этот путь. Гектор и амазонка не отставали от него, и он в этом не сомневался – за всё время пути он ни разу не обернулся, при этом продолжая говорить, быстро, иногда глотая слова, если приходилось переводить дыхание, но ясно и не путано:

– Мы будем наверху через четверть часа. А пока слушайте и, если можно, не перебивайте. Не знаю, слышали ли вы о Цирцее – легенд о ней ходит много... Этой твари не меньше ста лет, а выглядит она юной и прекрасной, потому что поддерживает свою молодость колдовством. Этот остров, как я понял, называется то ли Ээя, то ли Эея, на более звучное имя язык местных жителей не рассчитан. Здесь живёт малочисленное племя темнокожих дикарей. Они разводят коз, которых им кто-то когда-то завёз, а кроме них едят ещё друг друга – поедают своих же стариков и детей, если те рождаются слабыми, сжирают заболевших и раненых, словом, мясной пищи у них вдоволь. Цирцея захватила остров лет шестьдесят назад и сделала людоедов своими слугами, колдовством внушив им полную себе преданность. Раз или два в год шторма обычно прибивают сюда корабли – бывает, финикийские, иногда разбойничьи, и тогда колдунья развлекается. Входя в её дворец через клубы дурманного дыма, человек становится глуп и благодушен, доверчив, как дитя. Колдунья принимает странников, развлекает разговорами – а языков она знает уйму, и потом подносит кубки с вином. Выпив это вино, человек сразу теряет всю силу, а заодно и разум, становится подобен животному! Если Цирцея даёт ему понюхать корень какого-то растения, то у него вдруг пробуждается страсть к колдунье и бессилие на время пропадает. Но околдованный ни на что не способен, кроме любовных ласк, и ведьма тешит с ним свою бешеную плоть.

Я попал на остров Эея два с половиной года назад, со мной на корабле было сорок пять человек, мои спутники итакийцы. Цирцея отравила нас всех! Я один в последнее мгновение ощутил опасность и сумел выпить лишь четверть кубка, что она мне подала, а остальное умудрился незаметно вылить себе за ворот. И всё же стал подобен старой тряпке! Не могу описать, что это был за ужас, и не стану описывать... У меня сохранились искры разума, а все мои товарищи превратились в обычную скотину – я видел, как они паслись на склоне горы и ели траву! Один за другим они услаждали грязную страсть ведьмы, и потом их убивали и сжирали людоеды... Я оказался мил Цирцее – меня она поместила в отдельный чертог, даже велела кормить хлебом. Я сумел притвориться безумным, и меня почти не стерегли. Полгода, капля за каплей, ко мне возвращались силы. Ночами я, как маленький мальчик, проделывал упражнения, чтобы укрепить свои мышцы, чтобы вернуть крепость ногам. Это было тяжело. Только спустя месяц я научился твёрдо стоять на ногах. Но настал день, когда мне удалось плечом выдавить дверь моей темницы, сломать хребет одному из стражей и выбраться из дворца. Слуги ведьмы преследовали меня, и я на их глазах кинулся с обрыва в море, сумел заплыть за одну из скал и сидел в воде не меньше часа, чуть-чуть высовываясь, чтобы вздохнуть, и снова погружаясь. Они поверили, что я утонул. Но я был нагишом, без оружия, совершенно один. На берегу мне удалось найти огниво, его обронил ещё кто-то из моих несчастных спутников, а у стража, которого я убил, был при себе нож – я забрал его. И вот уже два года я живу на этом острове, скрываясь, как зверь от охотников, с одной надеждой – что сюда пристанет корабль, что я успею предупредить странников об опасности, и что они возьмут меня с собой. Я видел, как разбился вчера ваш корабль, видел, что второй, вероятно, спасся. Надеюсь, он вернётся за вами.

– Вернётся, – проговорил Гектор, потрясённый рассказом Одиссея. – Он вернётся. Это корабль Неоптолема, сына Ахилла.

– Вот как! – в голосе итакийца не было изумления, хотя это известие его удивило. – Тогда – да, вернётся.

– А что, если Ахилл уже выпил эту отраву?! – спросила Пентесилея, и голос её против воли задрожал.

– Обычно это бывает далеко не сразу, – возразил Одиссей. – Ей хочется ещё и разговоров, а после её вина умеют только мычать! Но теперь тихо – сейчас мы выйдем на тропу, что огибает верхнюю часть дворца-пещеры, и пройдём к окну. На тропе может быть стража.

Трона шла вдоль пологой вершины холма и была довольно узка. Чтобы караульным было удобнее по ней ходить, её вымостили плоскими плитами песчаника, из которого в основном состоял и склон. По этим плитам нужно было ступать особенно осторожно: шаги обутых в сандалии ног были хорошо слышны в полной тишине знойного послеполуденного безветрия.

Пентесилея шла последней, нарочно отстав шагов на десять от мужчин, чтобы внимательнее вслушиваться. Сама она ступала совершенно бесшумно – ни одна песчинка не скользнула из-под её ноги.

Одиссей прошёл по тропе около сотни шагов, остановился, вслушался и осторожно обогнул выступ, за которым трона тянулась ещё шагов на двести, почти совершенно прямо.

В это мгновение амазонка услышала позади едва слышное шуршание, которое не могло быть ни шелестом ползущей по камням змеи, ни невесомым топотом бегущей по склону крысы. Это песок скрипнул под ногой человека.

Пентесилея обернулась точно в то мгновение, когда из-за камня, откуда-то снизу, на тропу взбежал человек и замер. Это был рослый темнокожий воин в кожаном нагруднике с бронзовыми пластинами и высоком бронзовом шлеме. Он держал в руках лук, тетива была натянута, и остриё стрелы смотрело прямо в грудь амазонке.

Она улыбнулась, радуясь, что можно действовать, а не ждать.

Идущие впереди мужчины не успели обернуться, не успели ничего заметить. Всё произошло в несколько мгновений. Пентесилея, улыбаясь, с совершенно безмятежным лицом шагнула навстречу стражнику, вытягивая вперёд обе руки, словно показывая, что она безоружна. И в следующем шаге, крутым стремительным взмахом ноги ударила воина в живот. Он даже не охнул, только присел и согнулся, притянув к себе лук, и невольно отпустил тетиву. Стрела вонзилась в песок между плитами тропы. Воин попытался выпрямиться, но новый удар, сверху, в затылок, довершил дело. Хруст сломанных позвонков был единственным звуком, нарушившим тишину.

Гектор обернулся. Ветви кустов, окаймлявших тропу снизу, качались, смыкаясь, пропустив скатившееся тело.

– Что там, Пентесилея?

– Обошлось. У нас есть лук и колчан с двумя десятками стрел. Луки у них мощные и наконечники стрел железные. Верно, крадут у тех, кого заманивают в свою нору. Ещё далеко, Одиссей?

– Нет. Это здесь. Только тихо...

Итакиец стоял возле полукруглого отверстия, прижавшись к каменистой стене. Затем быстро шагнул вперёд и, пригибаясь, заглянул внутрь.

– Сюда. Вот! Всё, как всегда. Смотрите.

Они наклонились и тут же невольно затаили дыхание, так необычно было то, что они увидели.

Отверстие, с виду обыкновенный вход в горную пещеру, оказалось окном, из которого, с высоты примерно в пятьдесят-шестьдесят локтей, открывался огромный дворцовый зал. Окно располагалось под самым его сводом, сплошь затянутым дымчатой зеленоватой тканью, так что снизу, верно, казалось, будто над волшебным чертогом опрокинулось море... Вдоль стен зала поднимались причудливые колонны, кое-где обвитые ползучими растениями с крупными и яркими цветами. Пол был застелен коврами такой же яркой расцветки, как тот, что покрывал ступени у входа. Посреди стоял низкий стол с разбросанными вокруг него подушками, кожаными и матерчатыми, расшитыми тонким золотым узором, а на самом столе красовалось множество блюд и кувшинов. Сверху можно было разглядеть, что на блюдах темнеют тушки жареных голубей и ломтики козлятины, розовеет тушёная рыба, горками высятся золотистые лепёшки и поблескивают крупные грозди спелого винограда.

Вдоль стен чертога стояли высокие светильники, ярко полыхающие, нагому что не будь их, пещеру-дворец освещало бы только го самое окно, в которое сейчас смотрели Гектор, Пентесилея и Одиссей.

Между светильниками неподвижно, как бронзовые скульптуры, стояли десятка четыре темнокожих стражников, одетых так же, как тот, который пытался напасть на Пентесилею, и вооружённых не только луками, но и довольно длинными прямыми мечами. Девушки, тоже чёрные, одетые в светлые платья, прислуживали за столом – одна из них ритмично взмахивала опахалом, остальные пять или шесть подносили новые блюда с угощениями.

Однако всё это путешественники лишь мельком заметили и отметили про себя. Их взгляды соединились на двух фигурах, привольно раскинувшихся среди подушек. На хозяйке дворца-пещеры и её госте.

Женщина в пурпурной одежде, словно сотканной из вечерней зари, лёгкой и почти совершенно прозрачной, стояла на коленях, ласковым движением протягивая герою кисть винограда. Видны были лишь её точёная полуобнажённая спина и волны каштановых, отливающих золотом волос, переплетённых то ли белым шнуром, то ли нитями жемчуга.

Ахилл полулежал, опираясь на локоть, в самой небрежной и беспечной позе. Его лицо было обращено как раз в сторону смотревших, и Гектора поразила улыбка брата – совершенно детская, исполненная какой-то наивной радости. Вместе с тем в этой улыбке было нечто настолько ненастоящее, не свойственное Ахиллу, что она изменила даже само его лицо.

– Как будто не он! – прошептала амазонка, точно отвечая мыслям Гектора.

– Это действие дурмана! – тоже шёпотом ответил Одиссей. – Но колдовским вином она его ещё не поила: он ей что-то говорит и ещё сознает себя собой, хотя и плохо понимает, что делает.

Цирцея взяла со стола ещё одну виноградную гроздь и вновь подала гостю. Мелькнул её профиль, тонкий, как рельеф камеи, нежный, как у совсем юной девушки. Розовые пальцы оторвали большую виноградину и осторожно поднесли к губам героя, который ухватил маленький плод, невзначай коснувшись ртом и этих мраморных пальчиков.

– Откуда на этом проклятом острове виноград? – спросил Гектор, понимая, что задаёт дурацкий вопрос, и боясь признаться, что совершенно растерялся. – Земля сухая, ветры... Или это тоже колдовство?

– Виноград растёт во впадине на вершине центральной горы, – ответил Одиссей. – Там плодородная земля и ветер гуда не достаёт.

– Что будем делать? – спросила Пентесилея. – Не похоже, чтобы у нас было много времени.

Она рискнула сильнее наклониться, сунув в окно голову, и увидела, что под этим окном тянется узкий, без перил, карниз, а справа и слева от него идут вниз такие же узкие деревянные лесенки.

– Спускаемся и нападаем? – предложила амазонка. – Стражи не больше сорока человек, и мы успеем их перебить, пока не прибегут другие.

– Стой! – Одиссей схватил её за руку, – не всё так просто, не то я бы их тут уже и сам перебил, за два-то года... Во-первых, проклятая ведьма умеет колдовать, и мы не знаем, что за пакости есть у неё в запасе. А во-вторых – смотрите! Видите, под этой зелёной тряпкой – сеть?

Действительно, почти невидимая на фоне драпировки сводов, в воздухе качалась густая сеть, подвешенная так, что она накрывала половину зала, не доставая лишь той его части, где располагалась во главе стола Цирцея со своим гостем.

– Я давно её заметил! – той же скороговоркой пояснил итакиец. – В одно мгновение стража отцепит её от крючьев крепления, и она, как сачок, упадёт на любого, кто под ней окажется. Это – тоже ловушка, очевидно, на всякий случай. Мы вряд ли успеем пробежать под ней, даже если спустимся по лестнице так быстро, что стрелы стражников не достанут нас. И незаметно не проскользнёшь. Вот если бы чем-то их отвлечь... Тогда бы... Ах, сатиры рогатые! Сейчас будет поздно!

Он воскликнул это, увидав, как одна из служанок по сигналу хозяйки, подала ей небольшой серебряный кувшин с узким и длинным горлом, и как Цирцея, привстав, наполнила серебряную чашу и протянула её гостю. Её лица по-прежнему не было видно, но смотревшие были уверены, что она улыбается, сладко и ласково.

– Будь, что будет! – Гектор обнажил меч и рванулся вперёд, увидав, что его брат уже протягивает руку, чтобы взять страшный кубок.

– Тихо! – Пентесилея одним змеиным движением выскользнула на карниз и шепнула, не оборачиваясь: – Скройтесь, а когда начнётся шум и свалка, спускайтесь и нападайте!

В это время Ахилл взял кубок и поднял к своему лицу. Сознание героя окутывал какой-то странный сладкий туман, ни одна ясная мысль не мота проникнуть сквозь эту завесу. Где-то, на грани реальности, он, быть может, понимал, что происходит что-то не совсем правильное. В какой-то миг он задал себе вопрос: отчего не позвал войти в этот чертог брата и жену, раз вошёл с такой абсолютной уверенностью, что здесь нет и не может быть никакой опасности? Но что-то твердило изнутри: «Нельзя, нельзя! Нельзя вообще говорить о них!» И он о них промолчал, лишь назвав себя этой неведомой красавице и сказав, что его корабль разбила буря. Где-то далеко-далеко, там, где он ещё оставался прежним Ахиллом, дрожала и билась другая мысль: «Не то! Здесь что-то не то и не так...» И тут же её успокаиваю точно идущее извне: «Да что такого? Ну, если и не то... Ничего же не будет!..» Такое бывает в тяжком сне, кода знаешь, что необходимо проснуться, но понимаешь, что не проснёшься, и успокаиваешь и убаюкиваешь себя тенью мысли: во сне ведь не случится настоящей беды... Однако ему было при этом хорошо, так хорошо, как давно не бывало. Ему было так спокойно, будто всё было уже позади, а вернее, будто ничего и не начиналось.

– Отведай моего десятилетнего вина! – прожурчал голос красавицы, и её ласковая рука тронула его плечо, как крылышко бабочки, невесомо и осторожно. – Вся сладость и вся пьянящая сила винограда в этом вине!

– За твою красоту! – он ответил улыбкой на её улыбку и поднёс кубок к губам.

И в это мгновение, рванувшись откуда-то сверху, по залу просвистела стрела и пронзила кубок в руке героя, пройдя в двух пальцах от его лица. Вино хлынуло ему на тунику, на колени, он от неожиданности едва не выронил кубка, и в полумрак его сознания ворвалась первая чёткая мысль: «Опасность!»

В то же мгновение зал огласил дикий визг, и все увидели, как всклокоченная женская фигура пронеслась по верхнему карнизу, безумными прыжками скатилась по одной из лестниц и затем, продолжая неистово визжать, прыгнула на стол.

Стражники, служанки, все – даже сама колдунья – оцепенели, ничего не понимая.

Женщина в короткой чёрной тунике, окружённая змеями чёрных распущенных волос, сшибая и раскидывая украшающие стол яства, подлетела к Ахиллу и с торжествующим воплем вырвала из его руки пронзённый стрелой кубок.

– Это вместо твоего сердца, предатель! Изменник! – закричала она, потрясая кубком и топая ногами так, что брызги от раздавленных виноградин летели в стороны, как на настоящей давильне. – Так ты мне платишь за мою преданность, за мою любовь?! Бегаешь к шлюхам?! Надо было убить тебя!

– Пентесилея! – вскрикнул потрясённый герой и почувствовал, как туман, обволакивающий его сознание, разрывается, и реальность возвращается, прогоняя дурман. Оставаться в прежнем сладко-умилённом состоянии во время таких событий мог бы только умалишённый.

– Скотина! – вопила амазонка, прыгая со стола к нему на колени и без смущения запуская растопыренные пальцы в густую массу его волос. – Не насытился красотками?! Ишь нашёл гетерочку! Вся в розовом маслице, ручки как персики! А у меня пальцы стёрты тетивой и секирой, и кожа черна от загара... Из-за тебя, неблагодарный!!!

Весь этот поток воплей и упрёков она изрыгала с дико искажённым лицом, визжа и шипя, как огромная обезумевшая кошка. Цирцея, вначале, казалось, испуганная, при виде безумных ужимок незнакомки начала усмехаться, а стража уже откровенно покатывалась, глядя, как огромного и могучего богатыря треплет за волосы взбешённая женщина.

Когда Ахилл, немного опомнившись, оторвал руки жены от своих кудрей не без урона для них, Пентесилея с тем же визгом замахнулась и влепила ему пощёчину с такой силой, что его голова мотнулась назад.

Этот удар почти начисто разрушил действие колдовского дурмана, оказавшись самым неожиданным и самым сильным средством из всех, какие можно было применить. Впервые в жизни великий Ахилл получил пощёчину, и её нанесла ему женщина, его жена, на глазах нескольких десятков людей!

С рёвом раненого быка герой вскочил на ноги, отшвырнув амазонку, будто котёнка.

– Ты что?! – громовым голосом крикнул он. – Одурела?! Что с тобой?

Она перекатилась через голову, отлетела через стол почти до противоположной стены, но тут же, под отчаянный хохот стражников, вновь вскочила на стол и, бросившись к мужу, схватила его за плечи: