Текст книги "Сальвадор Альенде"

Автор книги: Иосиф Лаврецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ УМИРАЮТ СРАЖАЯСЬ

Три года прошло о тех пор, как Сальвадор Альенде стал товарищем Президентом, главой чилийского государства, хозяином «Ла-Монеды». Это были годы неустанной борьбы, огромного напряжения, больших свершений, надежд и тревог. Он дал слово осуществить программу Народного единства, быть верным идеалам национального освобождения и социализма и свое слово сдержал.

«Мумии», не терпевшие его и раньше, за эти три года возненавидели его лютой ненавистью, они не могли ему простить, что он не соблазнился их посулами, не стал предателем, не изменил рабочим и крестьянам, не отказался от социалистического кредо. «Мумии» обливали его грязью, клеветали на него, пытались свергнуть и, конечно, уничтожить, а с ним уничтожить и идею социалистических преобразований, пробивавшую себе путь к сердцам чилийских трудящихся, несмотря на саботаж, заговоры, диверсии и лживую пропаганду оппозиции. Но прошло три года, а он все еще находился у власти, живой и невредимый, как всегда, готовый к бою и к встрече с опасностью, откуда и от кого бы она ни исходила. До сих пор ему везло. Он уверовал в свою счастливую звезду и считал, что она не подведет его и впредь.

По своей натуре дон Чичо был бойцом, ему даже нравилась эта атмосфера ожесточенной борьбы, в которую он был погружен уже многие годы и без которой просто не мыслил своего существования. Его качества руководителя, вождя и государственного мужа особенно четко проявлялись в минуты опасности. В такие минуты он становился собранным, решительным, непреклонным. Конечно, три года у власти не прошли для его здоровья бесследно. Он поседел, взгляд его стал жестче, но в целом физически, да и духовно он был в хорошей форме.

Изменила ли власть Сальвадора Альенде как человека? Такой вопрос задали его супруге Ортенсии итальянские журналисты уже после его гибели.

Тенча ответила:

– Да, я должна признать, что после избрания Сальвадор изменился. Власть его не испортила, если вы имеете в виду это. Конечно, человек неожиданно оказался в центре серьезнейших проблем, вся ответственность легла на его плечи, трудности возросли. Он был целиком поглощен своей деятельностью. Он стал более напряженным, озабоченным, он, несомненно, утратил спокойствие и невозмутимость прежних времен. Но не потерял чувства юмора. Сальвадор всегда быстро реагировал на шутку и любил сам шутить. Потом такие моменты спокойствия возникали все реже. Его чувство юмора постепенно обретало все большую полемическую силу. Ответы, которые когда-то были тонкими и ироническими, теперь стали резкими и сухими.

Казалось, он предчувствовал, что времени у него мало и что надо экономить даже слова. Его фразы, его суждения, его замечания приобрели иные масштабы, стали более глубокими. Часто у меня появлялось ощущение, что в полемике с противниками он обретал какую-то неизвестную до того силу, совершенно новую силу. Я была восхищена, но в то же время и огорчена этим углублением личности Сальвадора. Я была убеждена, что как государственный деятель он рос, но как человек он утратил былое спокойствие. Он все чаще говорил: «Время, время! Мне нужно больше времени, чтобы сделать все это». Он был сильным, крепким. Мне кажется, что за всю жизнь у него никогда не было даже насморка. Когда он ходил пешком, даже в последнее время, многие, более молодые, еле поспевали за ним.

Годы власти еще более сблизили дона Чичо с его дочерьми, принимавшими активное участие в борьбе за социализм.

Тенча рассказывает:

– Он был очень привязан к детям. Необычайно привязан. Они его любили, они необычайно восхищались им как политическим деятелем. Конечно, между ними бывали споры. Разница между поколениями чувствовалась и в нашем доме, в этом отношении мы не отличались от многих других современных семей. По мнению дочерей, все то, что делалось, следовало делать более решительно, быстрее, более радикально. Так, например, наши девочки не одобряли расширение политической платформы. Они говорили, что это потеря времени, что реформы нужно проводить в жизнь, и все. Проводить их немедленно. В общем, обычные разговоры молодежи. Но их связывала огромная любовь и взаимное уважение…

Ожидал ли он переворота? Разумеется. Более того, он четко представлял себе, что в случае его свержения власть захватят ультраправые. Вскоре после «Танкасо» он говорил: «Нет лучшей альтернативы моему правительству, и, если его свергнут, на его место придет самая зловещая и жестокая диктатура, начнется гражданская война».

Знал ли он, что в роли заговорщиков выступят военные? И это ни для него, ни для других не являлось секретом. Его дочь Беатрис вспоминает: «Фактически весь месяц, предшествовавший перевороту 11 сентября, мы находились постоянно начеку. Не проходило и дня без слухов о военных мятежах и готовящемся государственном перевороте».

Что же представляли собой эти чилийские военные, кому они служили, за кого готовы были сражаться? На этот вопрос не было однозначного ответа.

Чилийские вооруженные силы к моменту переворота включали в себя сухопутную армию – 38 тысяч солдат, в том числе 9 тысяч солдат, служащих по призыву; морской флот, состоящий из 15 тысяч матросов, в том числе 1200 матросов, служащих по призыву; около 22 500 карабинеров и около 8 тысяч офицеров и солдат авиационных сил. Итак, всего 83 500 под ружьем. Рядовой состав рекрутировался из самых отсталых слоев населения. Командование армии исходило из того, что чем невежественнее солдат, тем беспрекословнее он будет выполнять волю офицера.

Чилийская армия была весьма замкнутым организмом, на протяжении почти сорока лет послушно служившим правящим классам. Традиционно она была пропитана прусским духом. В ней имелось много выходцев из семейств немецких колонистов, среди которых были сильны профашистские симпатии и антикоммунистические предрассудки. Впрочем, реакционных взглядов придерживались не только офицеры немецкого происхождения, но и многие креолы. В течение последних десятилетий в армии время от времени, как уже известно читателю, появлялись «гориллы» – претенденты на роль «спасителей родины от коммунизма». Такими были генералы Ариосто Эррера, Вио, Гамбоа и ряд других, но они, как правило, не находили поддержки у своих коллег и исчезали с политической сцены с такой же быстротой, с какой на ней возникали.

Большинство офицерства придерживалось проамериканской ориентации, что в конце концов и явилось решающим фактором, толкнувшим армию на свержение президента Альенде, ее верховного главнокомандующего согласно конституции. Французский журналист Филипп Лабреве в газете «Монд» писал вскоре после переворота 11 сентября: «Если чилийским правым силам удалось свести на нет усилия бывшего президента Альенде в направлении сохранения политического нейтралитета вооруженных сил и заставить последних переметнуться в их лагерь, то это в огромной мере объясняется постоянным влиянием, оказываемым американскими военными на своих чилийских коллег, с которыми они знакомились во время стажировок по усовершенствованию или специализации. Именно на специальных базах в зоне Панамскою канала или в американских военных училищах завязываются связи между офицерами обеих армий и, может быть, рождается единомыслие между ними».

Ежегодно, сообщает тот же автор, проходили стажировку в США и в американской зоне Панамского канала 200 чилийских офицеров и унтер-офицеров, а всего со времени окончания второй мировой войны в США побывало 4 тысячи чилийских офицеров. Один из них, участник переворота генерал Вашингтон Карраско, бахвалился перед французским журналистом, что извлек большую пользу из своей стажировки в Панаме, где его обучали методам «войны против партизан». Что касается генерала Пиночета, то он трижды – в 1965, 1968 и в 1972 годах (от есть уже после прихода Альенде к власти!) – проходил соответствующую обработку по борьбе с «подрывными» элементами на американских базах, расположенных в зоне Панамского канала.

– Вы убеждены, что переворот генералов был организован Соединенными Штатами? – спросил Тенчу после сентябрьских событий корреспондент итальянского журнала «Эуропео».

Тенча ответила:

– Я убеждена в одном, абсолютно убеждена: в огромном влиянии Соединенных Штатов на наши вооруженные силы. Контакты между чилийской армией и американской армией всегда были очень тесными. В наших вооруженных силах всегда было много североамериканцев. По иронии судьбы, союз с североамериканцами был своего рода традицией. Мы сами, представители народного правительства, приглашали генералов Соединенных Штатов в качестве почетных гостей на различные церемонии, награждали их орденами, окружали их уважением, дружбой, забывая обо всех возможных разногласиях, о различных точках зрения, о различных политических позициях.

Я помню, что вскоре после избрания Сальвадора в Чили с визитом прибыло несколько кораблей американского военно-морского флота. Некоторые газеты за границей иронизировали по этому поводу, в Соединенных Штатах кое-кто задал вопрос, не лучше ли отложить визиты. Но американские моряки все-таки прибыли. И они были потрясены теплым приемом, дружбой, проявленной правительством и народом.

За годы пребывания Альенде у власти Пентагон и другие правительственные органы США продолжали предоставлять чилийской армии кредиты и оружие, хотя в целом США проводили в то время по отношению к Чили политику экономического бойкота и саботажа. При Альенде программа американской военной помощи Чили не только не уменьшилась, но удвоилась по сравнению с президентством Фрея, достигнув 45,5 миллиона долларов. Американцы поставляли чилийским ВВС современные реактивные истребители «А4В Скайхок» и бомбардировщики F5E, на что было получено специальное разрешение конгресса. Доказывая перед соответствующей комиссией конгресса целесообразность такого рода помощи чилийским вооруженным силам, представитель Пентагона адмирал Раймонд Пит указывал на выгоды подобной операции, в особенности на «значительное влияние, которое позволяет оказывать подготовка пилотов для этих самолетов и обслуживание последних после продажи».

При правительстве Народного единства США содержали в Сантьяго военную миссию из 30 опытных офицеров-разведчиков. Особенно тесные связи они поддерживали с военно-морским флотом и военно-воздушными силами, Американцы не жалели ни средств, ни усилий, чтобы сохранить и упрочить свое влияние на армейские круги. Более того, они использовали это влияние для того, чтобы подтолкнуть реакционное офицерство на свержение Альенде.

Причастность определенных кругов США к подрывной деятельности, а затем непосредственно к перевороту, несмотря на официальные опровержения, – общепризнанный факт. Так, вскоре после гибели Альенде бывший чилийский посол в Мексике Вигорена заявил в интервью мексиканской газете «Эксельсиор»: «Полтора месяца назад мы получили сведения о том, что существует конкретный план, подготовленный два года тому назад ЦРУ и получивший название план «Кентавр». Он ставил своей основной целью свержение президента Альенде и подготовку выступления вооруженных сил».

Помощник государственного секретаря по межамериканским делам Джек Кубич, как и следовало ожидать, отрицал существование плана «Кентавр» на открытом заседании подкомиссии по межамериканским делам палаты представителей.

Со своей стороны, Уильям Хиггс, директор далеко не прогрессивного «Комитета по открытому обществу», писал председателю комиссии по иностранным делам сената США Фулбрайту: «Участие ЦРУ в перевороте трудно доказать, но совершенно ясно, что оно вмешивалось на стороне тех, кто подготовил переворот в Чили». Сам Фулбрайт заявил, что его комиссия получает тысячи писем и телеграмм, в которых американцы «с беспрецедентным единодушием» пишут «о серьезных подозрениях в причастности к перевороту Соединенных Штатов».

Американцы знали о готовящемся в Чили перевороте, сообщала «Нью-Йорк тайме», за день до выступления «горилл» и предупредили об этом свои суда, курсировавшие у чилийского побережья.

Наверняка американцы не только знали, но были теми, кто дергал «горилл» за ниточку. Чилийские военные суда вышли 10-го числа из Вальпараисо на соединение с американской эскадрой, курсировавшей неподалеку для проведения совместных маневров под красноречивым кодовым названием «Унидас» – «Объединение». Чилийские корабли неожиданно вернулись в порт в ночь на 11 сентября. На их борту уже были расстреляны офицеры, отказавшиеся участвовать в перевороте. В 6 часов утра военно-морские силы в Вальпараисо первыми начали мятеж. Предположить, что все это происходило без ведома американцев, было бы просто смешно.

Привлек к себе внимание и необычный молниеносный визит американского посла Натаниэла Дэвиса 6 сентября из Чили в Вашингтон, откуда он вернулся 10 сентября, в канун переворота.

Впрочем, сам директор ЦРУ Уильям Колби, выступая после переворота в подкомиссии палаты представителей по межамериканским делам, показал, что ЦРУ постоянно вмешивалось во внутренние дела Чили и что его операции были санкционированы «Комитетом-40», совершенно секретной группой в Совете национальной безопасности. В апреле 1974 года У. Колби признал в конгрессе, что «в период между 1970 и 1973 годами правительство США выделило более 8 миллионов долларов на тайные операции ЦРУ в Чили, направленные против С. Альенде». Бывший посол в Чили Эдвард Корри цинично заявил, что «правительство США желало поражения Альенде и только лунатик мог бы думать иначе».

Американский журнал «Рэмпартс», на страницах которого было опубликовано немало конфиденциальных документов, разоблачающих империалистический характер политики США в различных частях света, писал вскоре после сентябрьских событий:

«Усиление антиправительственной деятельности внутри Чили тщательно координировалось с американской политикой. Займы и кредиты из государственных, частных и международных банков были прекращены, поставки запасных частей для машин и аппаратуры, импортированных из США, необъяснимым образом «задерживались».

Посольство США в Сантьяго прекрасно подготовилось к оказанию помощи заговорщикам. Посол Натаниэл Дэвис – ветеран с большим практическим опытом по устранению левых. Дэвис окружил себя целой командой профессионалов в сфере организации подрывной деятельности. Послужные списки сотрудников американского посольства говорят сами за себя. Джон Айзэмингер, руководитель политического отдела: 1942 год – американская разведка, 1951-й – разведка для Пентагона: операции в Ла-Пасе и Гватемале. Дениэл Арзао, политический советник: 1943 год – армейская секретная служба, 1951-й – государственный департамент, 1953-й – ЦРУ: операции в Пномпене, Монтевидео, Боготе. Рэймонд Уоррен из канцелярии первого секретаря: 1943 год – ВВС США, 1954-й – госдепартамент, затем ЦРУ: операции в Каракасе и Боготе. Фредерик Лэстрэш, первый секретарь: 1943 год – морская пехота, 1948-й – военно-морская разведка, 1956-й – госдепартамент: операции в Калькутте, Нью-Дели, Аммане, Каире и Каракасе.

Джон Типтон, второй секретарь. ЦРУ и госдепартамент: операции в Мехико, Ла-Пасе и Гватемале.

Переворот не был ни «чистым продуктом» ЦРУ, ни результатом деятельности только чилийской реакции. Это плод объединенных усилий американской и чилийской буржуазии и ее союзника – военщины, интересы которых полностью совпадали».

Конечно, античилийские действия различных официальных и неофициальных органов и учреждений США, тем более после публикации секретных документов ИТТ, ни для кого не являлись секретом. И меньше всего для самого Альенде. Он и его сторонники делали все возможное, чтобы, в свою очередь, укрепить и расширить влияние патриотически мыслящих военных, стоящих на позициях лояльного отношения к правительству Народного единства и сотрудничества с ним.

Вскоре после вступления на пост президента, в апреле 1971 года, Альенде встретился с представителями военного гарнизона в Сантьяго, На этой встрече, в которой приняли участие более двух тысяч военных, Альенде в течение полутора часов объяснял смысл и цели своей политики. Только в течение первых семи месяцев своего правления президент, как подсчитано, устроил более 14 таких встреч, причем не только с офицерами, но и солдатами. Он не упускал ни одной возможности поговорить с военными, донести до них смысл преобразований, проводимых в стране. Альенде использовал для этого и принадлежность некоторых военных к масонству, которое в Чили имеет прогрессивную окраску: 18 процентов чилийских офицеров входили, по данным опросов, в масонские ложи.

Одним из первых актов президента Альенде было повышение денежного довольствия на всех ступенях армейской лестницы. В результате условия жизни солдат, унтер-офицеров и офицеров определенно улучшились. С 1970 по 1973 год Альенде увеличил расходы на национальную оборону с 1 миллиарда 119 миллионов 700 тысяч эскудо до 7 миллиардов 340 миллионов 19 тысяч, что, несмотря на инфляцию, явилось существенным ростом. Казармы были модернизированы, учебные стажировки за границей, как важный этап в продвижении по служебной лестнице, стали доступными большему числу офицеров. Наконец, вооружение было обновлено: сухопутные войска получили 9 вертолетов, купленных во Франции; военно-воздушные силы – 4 английских истребителя «хоукер», которые они использовали 11 сентября для бомбардировки президентского дворца «Ла-Монеда»; военно-морской флот смог заказать в Великобритании два крейсера и две подводные лодки. В этом перечне не учтено легкое оружие, автоматы и ручные пулеметы, которыми солдаты широко пользовались в дни, последовавшие за путчем.

Политика Альенде по отношению к армии соответствовала основной программе правительства Народного единства, принятой в декабре 1969 года, которая, в частности, обещала «обеспечить вооруженным силам материальные и технические средства оснащения, справедливую и демократическую систему жалованья, повышения в чинах и назначения пенсий, что гарантировало бы офицерам, младшим офицерам, сержантскому и рядовому составу экономическую обеспеченность во время пребывания в рядах армии и после выхода в отставку, реальную возможность для всех получить повышение в зависимости исключительно от своих личных способностей».

Альенде посещал казармы, военные учения, церемонии вручения дипломов курсантам военных училищ, оказывал различные знаки внимания младшему офицерскому составу, посылал военные делегации на Кубу, в Советский Союз, другие социалистические страны. Президент активно вовлекал патриотически мыслящих военных в управление государством, назначал их на ответственные административные должности, на министерские посты.

Однако, хотя военная политика президента и приносила хорошие плоды, дальнейшие события показали, что она была недостаточной, чтобы склонить чашу весов в армии в пользу народных сил. Партии Народного единства не вели систематической, глубинной пропагандистской работы в армейских частях, хотя «мумии» с пеной у рта обвиняли их в намерении «разложить» армию.

И все же Альенде был уверен, что за три оставшиеся до окончания его полномочий года ому удастся добиться преобладающего влияния в армии патриотически мыслящих офицеров. Так считали и его противники. Они пришли к выводу, что время работает не на них…

Ночь на И сентября 1973 года Сальвадор Альенде провел в своей резиденции на улице Томас Моро. В 6.20 утра в его спальне раздался телефонный звонок.

Ему сообщили, что в Вальпараисо восстал флот и требует его отставки. Президент пытается созвониться с генералом Пиночетом и другими командующими родами войск, чтобы узнать, как развертываются события, но ни один телефон, ни частный, ни служебный, не отвечает. Плохой признак!

– На этот раз они добились своего! – говорит президент Хоану Гарсесу, ночевавшему с ним на Томас Моро. Они – это генералы-предатели.

Президент принимает решение: немедленно направиться в «Ла-Монеду» – символ его власти, которую он обязался не покидать до окончания срока своих полномочий. Теперь настал час доказать, что это не были всего лишь слова.

На прощание президент говорит жене:

– Только мертвым оставлю «Ла-Монеду», но умру сражаясь. Совершать самоубийство, как Бальмаседа, я не стану.

С президентом направляются в «Ла-Монеду» Хоан Гарсес и 23 человека из личной охраны – члены ГАП, вооруженные автоматами и тремя базуками. В руках президента тоже автомат, подарок вождя кубинской революции. На нем прибита пластинка с надписью: «Моему соратнику Сальвадору Альенде от Фиделя Кастро».

В 7.20 четыре автомобиля и один грузовик, везущие президента и сопровождающих его лиц, подъезжают к «Ла-Монеде». По дороге от Томас Моро до президентского дворца можно было наблюдать, как усиленные наряды карабинеров и военные патрули занимали боевые посты на перекрестках улиц. Однако президентский кортеж никто не остановил. По-видимому, солдаты и карабинеры еще не знали, какое черное предательство им предстоит совершить в этот день.

В «Ла-Монеде» никаких признаков надвигающейся грозы не наблюдалось; в здании нес караульную службу обычный наряд карабинеров в 25 человек.

«Самым важным было сохранить тайну, – заявил после переворота один из его ведущих участников, адмирал Патрисио Карвахаль, бывший начальник генерального штаба при Альенде и затем министр обороны хунты. – Идеальным временем для операции подобного рода является ночь или предрассветные часы, когда улицы пустынны. Тем не менее для этого пришлось бы разместить войска на стратегических позициях накануне вечером, и, по всей вероятности, тайна была бы нарушена. По этой причине мы назначили операцию на 8.30 утра 11 сентября.

Основной раздел нашего плана составляла так называемая «операция молчания», то есть захват вооруженными силами контроля над всеми радиостанциями, телефонными станциями и важнейшими коммунальными службами, такими, как электростанции, снабжение водой, газом и бензином.

Мы осуществили эту операцию ранним утром, не вызвав подозрения, потому что мы являлись под предлогом проверки соблюдения закона о контроле над оружием. В результате этой операции мы вывели из строя телефоны должностных лиц правительства и заставили замолчать проправительственные радиостанции».

В «Лa-Монеде» Альенде объясняет карабинерам и своим сотрудникам, что, судя по всему, военные восстали и потребуют его отставки, однако он намерен оказать мятежникам самое решительное сопротивление. Те, кто по каким-либо причинам не желает участвовать в сопротивлении, могут покинуть «Ла-Монеду». Присутствующие заявляют, что останутся защищать президента.

Альенде приказывает подготовить дворец к обороне, занять посты, оборудовать медпункт. Он пытается созвониться с руководителями партий Народного единства, министрами, ему тоже беспрестанно звонят, справляясь о новостях, испрашивая инструкции. Альенде всем заявляет, что намерен сопротивляться в «Ла-Монеде» до конца.

Во дворец являются семь человек из службы безопасности, изъявляющие желание принять участие в его обороне, – первое и последнее подкрепление, полученное президентом в этот день.

Многие из его ближайших сотрудников и министров спешат в «Ла-Монеду». Некоторым удается попасть во дворец. Одним из первых появляется в «Ла-Монеде» его друг и советник по печати Аугусто Оливарес. Он неоднократно заверял Альенде, что в час испытания не покинет его, и теперь пришел выполнить свое обещание. Прибыли во дворец и дочери президента – Беатрис и Мария Исабель. Беатрис была беременна. Увидев ее, Альенде только покачал головой…

Между тем генералы-предатели точно вымерли. Они затаились и пока не подавали признаков жизни. Альенде обращается к населению по радио, предупреждая, что, по имеющимся данным, военные совершили предательство и пытаются захватить власть. Альенде призвал трудящихся к бдительности и сопротивлению силам реакции.

– Я заявляю, – говорит президент, – что не уйду со своего поста и своей жизнью готов защищать власть, данную мне трудящимися.

Несколько минут спустя Альенде вновь обращается по радио к чилийцам:

– Я не уйду в отставку. Я подтверждаю свою непоколебимую решимость продолжать защищать Чили…

Почему президент не призвал своих сторонников к более активным действиям против мятежников, к генеральной забастовке, к захвату фабрик и заводов? Судя по всему, он считал, что практически безоружные трудящиеся не смогут одолеть армию, в этих условиях их безнадежное сопротивление вызовет неоправданное кровопролитие. Будет полезнее, если трудящиеся максимально сохранят свои силы для будущих сражений и битв. Так, вероятно, рассуждал президент. Но для себя он делал исключение: он намеревался сражаться до конца.

В 7.50 утра мятежники появляются в эфире. Радиостанция «Агрикультура», которая все эти годы выступала против Альенде, передала первую «прокламацию» самозваной военной правительственной хунты, в которой говорилось:

«Учитывая

1) чрезвычайно серьезный экономический, социальный и моральный кризис, подрывающий страну,

2) неспособность правительства принять меры, чтобы остановить дальнейшее разрастание хаоса,

3) неустанное разрастание военизированных групп, организуемых и обучаемых Народным единством, поддерживающим Альенде, – обстоятельство, которое неизбежно вовлечет чилийский народ в гражданскую войну,

вооруженные силы и корпус карабинеров заявляют:

1) президент республики должен немедленно передать свои высокие полномочия чилийским вооруженным силам и корпусу карабинеров;

2) чилийские вооруженные силы и корпус карабинеров едины в своей решимости взять на себя ответственную историческую миссию и развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига и за восстановление порядка и конституционного правления;

3) рабочие Чили могут не сомневаться в том, что экономические и социальные блага, которых они добились на сегодняшний день, не будут подвергнуты большим изменениям;

4) печать, радиостанции и телевизионные каналы Народного единства с этого момента должны прекратить передачу информации – иначе они будут подвергнуты нападению с суши и с воздуха;

5) население Сантьяго должно оставаться по домам во избежание гибели ни в чем не повинных людей».

Прокламацию подписали:

генерал Аугусто Пиночет (командующий сухопутными войсками),

адмирал Хосе Торибио Мерино (командующий военно-морскими силами),

генерал Густаво Ли (командующий военно-воздушными силами),

генерал Сесар Мендоса (временный командующий корпусом карабинеров).

Пиночет, Мерино, Ли, Мендоса…

Их хорошо знали в Пентагоне и ЦРУ.

Пиночет и Ли почти десять лет пребывали в Вашингтоне на постах военного и военно-морского атташе, адмирал Мерино был военно-морским атташе в Лондоне. Он и генерал Пиночет, кроме того, подвизались и на службе НАТО в роли офицеров связи. Мендоса неоднократно руководил карательными экспедициями против забастовщиков.

Хосе Торибио Мерино и Сесар Мендоса – самозванцы, Они захватили свои посты, сместив лояльных правительству военных.

После передачи «манифеста» путчистов генерал Баэса звонит президенту от имени хунты и требует от него немедленно сдаться хунте, которая взамен обещает сохранить ему жизнь.

Президент отвечает «горилле»:

– Я не совершу подобно вам предательства. Генералам-предателям не понять человека чести. Я буду сражаться с вами до конца.

И тут же записывает новое обращение по радио к народу:

– Я не подам в отставку, я не сделаю этого. Я готов сражаться против мятежников любыми средствами. И пусть это знают те, у кого в руках сила, но не право.

Это обращение передается в эфир через еще действующую радиостанцию социалистической партии.

Своим сотрудникам, по свидетельству его дочери Марии Исабель, президент говорит:

– Если бы я мог оказаться в другом месте для продолжения борьбы, я бы это сделал. Но я здесь, в «Ла-Монеде», и именно здесь я буду бороться и погибну, если потребуется. Я никогда не предавал народ и никогда не предам его. Мое место в президентском дворце.

«Отца, – вспоминает Мария Исабель, – сразу же удивила координация, точность, внезапность военного мятежа. Он понял, что не может больше рассчитывать на разногласия в армии и на поддержку верных ему подразделений. С этой стороны он уже больше ничего пе ждал. Со стороны гражданских сил – тоже. Он знал, что забастовка транспортников и патрулирование города армией делали невозможным прибытие в «Ла-Монеду» рабочих подкреплений. Он с самого начала понял, что извне ничего не придет».

Между тем карабинеры из охраны президентского дворца, услышав призыв «горилл» свергнуть Альенде, решают перейти на сторону мятежников. Президент с презрением прогоняет их из «Ла-Монеды», а вместе с ними просит покинуть дворец и своих военных адъютантов, в их числе адъютанта ВВС Роберто Санчеса, не желая, чтобы кто-либо из офицеров, представляющих изменившую ему армию, разделил бы с ним честь быть до конца верным своему долгу… С президентом остаются около 40 человек.

Карабинеры, захватив с собой оружие, трусливо покидают «Ла-Монеду». Спускаясь по лестнице, некоторые из них поворачивают автоматы против стоящего на верхней площадке президента и стреляют в него. Его телохранители отвечают автоматными очередями. Карабинеры бегут.

Отходят от «Ла-Монеды» и стоявшие у ворот танкетки тех же карабинеров. Они разворачиваются в глубине площади Конституции, направляя свои пулеметы на «Ла-Монеду», которую присягали защищать…

Альенде звонит на Томас Моро своей супруге Тенче, советует ей немедленно покинуть резиденцию. Не исключено, что мятежники попытаются захватить и ее. Он вновь заверяет Тенчу, что намерен сопротивляться в «Ла-Монеде» до последнего патрона.

После телефонного разговора с мужем, последнего в ее жизни, Тенча покинула через монастырский двор дом на Томас Моро и скрылась в мексиканском посольстве. Некоторое время спустя после ее ухода резиденция была превращена в руины самолетами мятежников, разбомбившими ее ракетами. Затем «гориллы» разграбили ее. «Многие жители этого квартала, – писала венесуэльская газета «Ультимас нотисиас», – несмотря на принадлежность к классу буржуазии, забрали себе все, что они могли обнаружить в этой резиденции».

В 9.00 президенту звонит его военно-воздушный адъютант Роберто Санчес:

– Я нахожусь в расположении седьмой группы ВВС, куда был вызван по приказу генерала фон Шовена (начальник штаба ВВС. – Я. Л.). Генерал просил вам передать, что вас ждет самолет, полностью заправленный горючим. Он доставит вас, сеньор президент, и вашу семью туда, куда вы захотите.

– Передайте генералу фон Шовену, – ответил Альенде, – что президент Чили не намерен спасаться бегством на самолете, а генералу следовало бы научиться выполнять свой долг солдата.