Текст книги "Невезуха"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Иоанна Хмелевская
Невезуха

Все началось, когда я впервые в жизни решила проявить благоразумие и предусмотрительность.

Летом намечалось массовое нашествие моих родственников, которое вполне могло иметь самые непредсказуемые и разнообразные последствия – от катастрофических до сенсационных.

По частям родственнички уже приезжали не раз.., ну, не очень часто, раза три от силы. Бог троицу любит... И каждый раз я выкидывала какую-нибудь несусветную глупость, так что родня почти потеряла веру, что из меня получится нормальный человек, а потому моя доля будущего наследства оказалась под большим вопросом.

Возможно, деньги – это и гадость, но, в конце концов, я была матерью-одиночкой с двумя детьми. Так что если кому-то вдруг придет в голову оставить мне в наследство деньги, я готова принять эту гадость, скажем, с демонстративным отвращением.

Итак, в первые дни лета я отправилась во Владиславов к моей подруге – чтобы организовать для детей двухмесячные каникулы на море, пока Варшаву оккупирует наша австралийская родня. Конечно, при желании мы с Элеонорой могли договориться и по телефону, но, как я уже упомянула, мне следовало проявить предусмотрительность, дальновидность и благоразумие. А кроме того, ужасно хотелось провести на море хотя бы денек. Так что я воспользовалась взбрыком своих несуществующих добродетелей и двинулась в путь.

Характер у Элеоноры редкий. Своих детей у неё нет, младенцев она ненавидит, зато молодежь обожает – лет этак от двенадцати и выше.

А молодежь, со своей стороны, дико, страстно и патологически обожает Элеонору. Так что я с чистой совестью могла подбросить ей детей на все лето и ко всеобщей радости. Но сперва следовало утрясти финансовый вопрос, ибо ни одна из нас в деньгах не купалась, а Стасичек, благоверный Элеоноры, был к тому же скуповат и создавал неприятную атмосферу. При появлении денег неприятная атмосфера бесследно рассеивалась, поэтому я намеревалась подавить бунт в зародыше и силой всунуть Элеоноре задаток.

После чего птичкой небесной вернуться домой и с легкой душой заняться дальнейшим благоразумием.

Выехала я ближе к полудню. Профессия вольного корректора давала мне большую свободу, поскольку тексты я могу вычитывать когда и где захочу. Ничего срочного у меня по углам не валялось – об этом я специально позаботилась.

Надо было лишь подумать о пропитании родных чад. Но это было совсем просто – не мудрствуя, я забила холодильник продуктами, с которыми прекрасно умеют обходиться мои дети, и в первую очередь, шестнадцатилетний Томек. Готовить он обожает. Я понимаю, что это звучит странно, но Томск действительно любит готовить, что уж тут поделаешь. А четырнадцатилетняя Кася из двух зол предпочитает уборку. Так что дети мои должны были справиться: даже при самом большом желании Трудно помереть с голоду за три дня.

До самой Млавы я вспоминала, что же забыла взять. Ага, ночную рубашку. Одолжить ночнушку у Элеоноры не выйдет, она ниже и худее меня, да и вообще предпочитает пижамы.

А я их никогда не любила. Еще забыла пояс от халата, который одновременно служил для подвязывания волос во время водных процедур.

Пояс – это, конечно, не халат, ну да ладно, может, у Элеоноры найдется обрывок бечевки.

Что еще... Ну конечно, причиндалы для головы – шампунь, бальзам, бигуди... И фен. А на что мне фен без бигуди? Черт с ним, в крайнем случае похожу три дня лахудрой, ну и какая-никакая расческа наверняка в сумке завалялась...

Ах да, ещё таблетки от расстройства желудка... Ну, это вообще мелочь, рыба – еда не тяжелая. Зато я не забыла прихватить две бутылки французского красного вина. Никто не спорит, сейчас в нашей стране можно купить все, что угодно, но такое «шардоннэ» вряд ли где найдешь. В прошлом году один одуревший от счастья автор, которому я выловила все его ошибки, подарил мне аж шесть бутылок славного винца, и две я приберегла специально для Элеоноры. Ну и для её холерного Стасичка, чтобы не начал создавать атмосферу. Две бутылки на троих – в самый раз.

Тут с забытого дома барахла я переключилась на воспоминания о предыдущем приезде австралийских родственничков. Семь лет тому назад...

Семь лет тому назад в Окенче <Варшавский аэропорт.> было настоящее столпотворение, поскольку в это время строили новый аэропорт, а пассажиров обслуживали в старом, где и давились отбывающие и встречающие. Самолет из Сингапура опоздал, а я легкомысленно не позаботилась о транспорте. Так что родственникам пришлось после двадцати восьми часов полета торчать в очереди к тогдашней таксомафии. Я лихорадочно старалась развлечь их местными новостями и чуть было не вынудила немедленно улететь обратно, сообщив, что в магазине с чудесным льняным постельным бельем теперь продают авторучки и брелоки для ключей. И ещё рамки для фотографий. Ситуацию спас тот факт, что один знакомый магазин с постельным бельем в Варшаве все-таки уцелел и льняное белье там наличествовало.

Наконец мы оказались у моего дома, и тут выяснилось, что у меня не хватает денег на это паршивое такси.

– Ну надо же, – прохрипела я, выдавливая из себя радостный хохот. – Какая же я идиотка! Кошелек дома оставила, одна мелочь в кармане. Ничего, вы секундочку подождите, я сейчас сбегаю...

Я могла сбегать хоть двадцать раз, дома у меня денег тоже не было. На тетушку с дядюшкой, слава богу, напали мои дети – австралийцы для них невиданная экзотика – с явным стремлением проверить их на сумчатость, полюбоваться перьями по всему телу и боевой раскраской на лицах. Оставив их друг другу на съедение, я кинулась обратно к мафиози, впрочем вполне симпатичному.

– Безнадега, – сказала я мрачно. – На данный момент у меня больше нет ни гроша, но завтра я что-нибудь раздобуду. Единственный выход – это приехать вам сюда ещё раз, и тогда я расплачусь. Адрес у вас есть, могу показать паспорт...

– А по-моему, есть выход получше, – ответил он. – Вы же привезли богатеньких иностранцев, так в чем же дело? Или они приехали сюда милостыню собирать?

– Скажете тоже... Но не буду же я с первой минуты деньги у них выцыганивать. Неудобно. А кроме того, чтоб мне сдохнуть, если они не сидят на сплошных дорожных чеках и кредитных карточках, так что толку от них чуть. Давайте договоримся...

И тут я вспомнила о планах на завтрашний день. Кровь из носу, нужно столько всего переделать, и когда прикажете мчаться за деньгами к одному из работодателей? Можно, конечно, в банк зайти, все мои заработки поступают на счет, и кое-что там наверняка осталось, но опять же – когда? А если я с утра опять свяжусь с таксомафией, то к вечеру точно разорюсь...

– Я бы могла выписать вам чек, – заискивающе предложила я.

– И на кой пластырь мне ваш чек – мотаться с ним по банковским очередям? А у соседей не можете стрельнуть?

– У них с этим делом ещё хуже.

– Но ведь вы наверняка планируете какую-нибудь поездочку по городу, а? Родственничкам обычно столицу показывают. Может, договоримся?

Ага, поездочку... Сейчас!

И тут чудесным образом объявился сосед с первого этажа, специалист по телевизорам.

То есть это я решила, что чудесным образом.

Я тогда была на семь лет моложе и на семь лет симпатичней, и мне казалось, что я ему нравлюсь.

Я бросилась к нему:

– Пан Анджей, вы не могли бы одолжить мне до завтра сто шестьдесят тысяч? Вечером верну, вот, привезла родню из Австралии, и не хватает на такси!

– С удовольствием одолжил бы, – отвечал пан Анджей с легким смущением, – но жена ведь решит, что я пропил деньги.

– Так я засвидетельствую, что вы мне дали!

– Еще хуже. Она уже давно думает, будто я вас клею.

– А я засвидетельствую, что не клеите!

– Вот тогда мне уж точно не миновать развода...

Вокруг нас и такси начал собираться народ.

Я ведь не в пустыне жила...

– Не хочется вас расстраивать, – заметил симпатичный мафиози, – но я на работе, и за простой тоже надо платить.

И в тот момент, когда я уже совсем было решилась упасть в обморок и уехать отсюда на «скорой помощи», появился мужчина моей мечты.

В то время обожаемый, а позже разоблаченный как дикое чудовище. Доминик.

Он вылез из своего «вольво» и спокойно спросил:

– Что тут происходит?

В долю секунды я пережила несколько землетрясений, армагеддонов, изгнаний из рая, инфарктов и вознесений на небеса. Эпилогом стало посыпание вулканическим пеплом. Последние минуты Помпеи, в общем.

– Ничего, – слабым голосом произнесла я. – Не хватило денег на такси.

– Пан из мафии? – деловито спросил Доминик у бандита.

– Из мафии, – холодно ответил бандит. – Такси зарегистрировано. Налоги плачу.

Едем из аэропорта.

У Доминика хватило сообразительности затеять спор не с мафией, а со мной:

– Они ведь должны были завтра прилететь?

Я готова была голову на плаху положить, что сообщила ему правильную дату, однако в данной ситуации предпочла не возражать:

– А прилетели сегодня. Возможно, дорогой, они перепутали день...

Доминик молча расплатился, с раздраженным видом снова сел в «вольво» и укатил прочь.

Отчаяние мое смешалось с облегчением, образовав потрясающий коктейль.

Когда я наконец вошла в квартиру, мои дети уже успели гостеприимно принять австралийскую родню. Кася с энтузиазмом изображала, как мамочка в младенческие годы съезжала с дивана на старой гладильной доске; Томек накрыл праздничный обед, состоявший из позавчерашнего картофельного супа, селедки в масле, мороженого и холодного бигоса. Тетушка и дядюшка сидели на стульях посреди полностью распотрошенных чемоданов с остолбенелым выражением на лицах.

– Яблочко от яблони недалеко падает. – Голос тетки напоминал перец, опилки и айсберг одновременно.

Неожиданно мои воспоминания совершили прыжок назад, в ещё более ранний приезд.

Тогда приезжала бабушка...

* * *

В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тетей. Бабушка была двоюродной, сестра моей родной бабушки по женской линии, а разделение семейства по континентам произошло много лет назад, сразу после воины, в сороковых годах. Двоюродной бабке удалось на заре жизни, ещё во время войны, выйти замуж за натурального австралийца, она с ним встретилась в немецком лагере, а после освобождения энергичный коммандос увез жену в Австралию. Вторая сестра, то есть моя бабушка по прямой линии, осталась в Польше одна. Возможно, австралийцам удалось бы и её сманить с собой, если бы моя бабка очень некстати не влюбилась до смерти в моего будущего деда. Оба были упрямцами, и уговоры не произвели на них никакого впечатления, любили бабушка с дедушкой друг друга честно и добросовестно. Уважали точку зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу как только могли – среди попреков, скандалов и взаимных напоминаний об ошибках.

В конце концов я тоже осталась одна – единственный польский потомок своей бабушки, внучатая племянница австралийской бабки.

Именно ради холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала регулярно, считая своим святым долгом опекать польское нацменьшинство, тем более что не такой уж крюк – завернуть в Польшу по дороге в Англию или Францию, где училась или прохлаждалась юная австралийская поросль. Моим крестным отцом стал.., секундочку, нужно подумать.., брат жены сына двоюродной бабки. То есть брат бабулиной невестки. Ну, в общем, какое-то родство всегда можно раскопать. Даже со мной.

Моя родная бабушка умерла, оставив мою маму в одиночку болтаться в этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанную, усталую, но одновременно беззаботную и легкомысленную. К счастью, мама хотя бы встретила папу, но проблем у неё меньше не стало. Отец трудился до упаду безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, мечтал, чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Папа несколько расходился с идеологией, из-за чего ему охапками совали палки в колеса, пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта. Мне тогда было года два.

Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала, что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и питомник для преступников, а бытовые условия не отвечают элементарным потребностям человеческого организма. Бабка попыталась уговорить мою мать эмигрировать, но та не пожелала. Она, видите ли, не могла оставить свою собаку, которая умерла бы с тоски, да и дочь, то есть я, должна была окончить польскую школу. В результате двоюродная бабка умотала раньше времени, уверяя, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под окном не проспала спокойно ни единой ночи. Но сердце бабулино вроде бы разрывалось на части, так что, уезжая, она объявила – я, единственная внучка её родной сестры, должна стать наследницей половины семейного состояния. Тогда такая мысль вполне могла втемяшиться ей в голову, поскольку я ещё не отметилась ничем ужасным...

* * *

После бабули приезжала моя двоюродная тетка с мужем; я решила, что он мне должен доводиться дядей.

Они выбрали не самое лучшее время, так как тогда у меня ещё имелся муж, а я как раз родила Касю. Слово «теснота» полностью описывало наше жилище – в двух комнатах обитали моя мать, мой муж, двое моих детей, я сама и кошка. Собака к тому времени, к счастью, померла.

К счастью – потому что иначе в нашей квартире ещё беспрестанно толклись бы многочисленные газетчики и телевизионщики, жаждущие взять интервью у пса-долгожителя.

К приезду родни я отнеслась столь же легкомысленно, как и моя мать. Впрочем, в том нет ничего удивительного, поскольку буквально накануне я стонала от родовых схваток и забронировать гостиницу мне было недосуг. Двоюродная тетка и её супруг мужественно выдержали одну ночь, живо воображая, будто поселились в лагере для беженцев; мой муж целый рабочий день посвятил беготне и выбил им комнату в рабочем общежитии на Воле, с уборной в коридоре и единственным душем на весь этаж. Родственники стиснув зубы продержались ещё одни сутки, после чего все наши накопления ухнули на взятку администратору гостиницы МДМ, где родня наконец смогла перевести дух.

Переведя же дух, они извергли свой гнев на меня: некоторым образом я ведь была уже взрослым человеком. Роды родами, но мужа-то я с самого начала могла озадачить! А то, что он работал ответственным секретарем одного полумертвого журнала, к делу не относилось. Во всяком случае, наследование половины семейного состояния оказалось под большим вопросом. Оно и понятно: разве можно отдавать богатство в руки столь безалаберной личности?

Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.

Было такое чудное время – оно продолжалось несколько лет, – когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам очень приличные деньги, а я на самом деле была хорошим корректором. У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка.

Читала я быстро и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала верстку и по второму, и по третьему разу. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за орфографической ошибки я запросто могла отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я вкалывала днями и ночами, а потому мои дети с большой неохотой и даже с некоторым озлоблением взвалили на себя обязанности по дому, а муж потребовал развод, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Наконец-то перестал отравлять мне организм всякими глупостями вроде обеда, стирки, глажки рубашек, пыли на полках и потерявшихся вещей. Вскоре он женился на судьихе, которая нас разводила.

А я купила квартиру. Моя приятельница, человек одинокий, построила себе кооператив – двухъярусную квартиру, после чего узнала, что её матери категорически нельзя карабкаться по лестнице, да и вообще жить можно только в сосновом лесу. Приятельница мигом отыскала одноэтажное жилье среди сосен, но требовалось срочно раздобыть деньги, и она предложила мне купить её новую квартиру по себестоимости.

У меня же как раз случилась нужная сумма – все благодаря тому урожайному году. Так что мы, можно сказать, спасли друг друга.

– Понимаешь, – расстроенно говорила мне подруга, – этот проклятый второй этаж...

Я-то думала, что ей там понравится, но выяснилось, что даже десять ступенек могут её убить.

Еще повезло с этим Ченстоневым, это такое малюсенькое местечко, его даже на карте нет, сосновые перелески и ничего больше, недалеко от Груйца. И стоит не очень дорого, и дом почти готовый. Слушай, а у тебя есть деньги? Я к тебе не пристаю с ножом к горлу?

– Есть, – гордо отвечала я. – Несколько лет хомячила как Гарпагон. А вот на свою маму не успела потратить ни одного злотого, хотя, Бог свидетель, я бы все отдала. Поджелудочная. Две недели – и все. Умерла под наркозом, не тот диагноз поставили, выдумали какой-то разрыв аппендикса.

– И она даже не знала, что умирает? Хорошая смерть.

– Да уж. Живые-то как-нибудь переживут.

Моя новая квартира была почти готова, я ещё немного напряглась, и денег хватило даже на обстановку. А мать подруги в сосновом лесу чуть ли не расцвела, да и самой подруге по душе пришлись глухомань и безлюдье. Она была художником, на жизнь зарабатывала книжными иллюстрациями, так что рисовать могла где угодно, хоть посреди дремучей чащобы.

Когда весть о моих успехах на ниве квартирного вопроса дошла до австралийского семейства, их уверенность в моей безмозглости немного пошатнулась. Целых семь лет они носа не казали в Польшу, явно памятуя о злосчастных бытовых условиях, но теперь вдруг зашевелились...

* * *

Когда я рулила по Млаве, до меня вдруг дошло. Понятное дело, где это видано, чтобы человек, приехавший в гости аж с другого полушария, жил не у родственников, а в дорогущей гостинице? Вот если бы я, к примеру, прикатила в Австралию, то неужто поселилась бы в отеле?

Да они бы до смерти разобиделись, будь я даже миллионершей! Родственные связи, родственные чувства...

Не говоря уж о рабочих общежитиях...

Но вот другая моя подруга ни за какие сокровища не соглашалась жить у своей родни. Она заранее бронировала номера в гостиницах, утверждая, что любит свободу, хотя и выбирала отели подешевле, так как деньги на неё с неба не сыпались.

Если я выпихну детей, то получу две гостевые комнаты с ванной...

Тут мои размышления закончились, так как впереди я заметила пробку. Трактор с двумя прицепами, похоже, вознамерился то ли вырулить на шоссе, то ли пересечь его, а встречный трейлер прислушаться к нему не пожелал. И теперь трейлер завалился в неглубокую канаву с одной стороны дороги, трактор – с другой, оба его прицепа перевернулись ровно посредине, затопив шоссе целым морем сена. В горы сена врезался ещё и грузовик, следовавший по моей полосе.

И все это явно произошло только что, ибо пробка набухала прямо на глазах.

Я благоразумно оценила перспективы.

Прицепы лежат поперек шоссе, сено раскидано куда ни глянь – кстати, откуда он взял столько сухого сена в это время года?.. Начало июня, и дожди хлещут... Так, трейлер в одной канаве, трактор в другой, из грузовика что-то вытекает – похоже, радиатор пробит. Вручную с этим ни за что в жизни не справиться, в дело должна вмешаться дорожная служба, подъемный кран, возможно, «скорая помощь» и, разумеется, полиция. Вон неподалеку какие-то дома, может, там есть телефон. Но даже если уже позвонили куда надо, вся эта забава займет часа два, а полиция наверняка пожелает допросить свидетелей. Еще час псу под хвост.

О, нет!

Выезжая из Варшавы, я рассчитала время, чтобы добраться до Элеоноры около семи вечера, Простою я здесь часа три, на место доберусь к одиннадцати, Стасичек придет в ярость, потому что он рано ложится спать, к тому же Элеонора предупреждала меня, что у них там ведутся какие-то дорожные работы, черт знает на что я нарвусь в темноте. Нет, не стану я торчать здесь до второго пришествия!

Моя машина стояла у поворота – куда-то вбок уходила проселочная дорога. Дорожный указатель остался позади, но ведь наверняка можно объехать этот сенной завал. Даже через деревни и закоулки выйдет быстрей, чем через эту баррикаду. Не раздумывая, я свернула с шоссе и покатила по довольно приличной, хотя и узкой асфальтовой дороге.

Первый указатель проинформировал, что направо находится Пеплово. Направо мне не хотелось, это было в обратном направлении, к Варшаве, и я поехала прямо.

Спустя километр с мелочью асфальт закончился, и я увидела обычную проселочную дорогу.

Она сама по себе была не шибко ровной, а тут ещё примостилось какое-то сельское чудище – то ли веялка, то ли сеялка, а может, и косилка, уж не знаю. Как бы ни называлось чудище, объехать его можно было только по пахотному полю. Если бы я ехала на другой машине, кто знает, в какие бездорожья сумела бы вляпаться.

Но новая «тойота-авенсис»...

Разумеется, эту «тойоту» я купила не на свои заработки, за неё заплатила австралийская родня. Они пожелали путешествовать по стране на большой и удобной машине, с кондиционером и всякими наворотами, а мне велели к ней привыкать. К счастью, от автоматической коробки передач им пришлось отказаться, так как автомата пришлось бы слишком долго ждать, поэтому привыкание прошло у меня довольно легко, но тем не менее я тряслась за эту шикарную тачку, как бараний хвост. Слава богу еще, что у меня имелся гараж, пристроенный к новой квартире, так как иначе мне, наверное, пришлось бы ночевать прямо в машине. «Тойоты» в Варшаве крадут в бешеном темпе, и никакие охранные сигнализации не помогают.

Делать было нечего, я спасовала перед сельхоз-чудищем и повернула на Пеплово.

Увидев на очередном дорожном указателе надпись «Вечфня Костельна», я наконец достала атлас автодорог, не в силах поверить, что в польском языке существует такое странное название. Оказалось, что существует.

А в этой Вечфне Костельной меня остановила дорожная полиция.

Думаю, они умирали от безделья и тормознули меня для развлечения, потому что ничего я не нарушила, даже скорости не превысила – тащилась как за похоронной процессией, тоскливо высматривая указатель на Заленжу. Да и вообще чего ради они торчат в этой глуши?

– Господа, вы тут меня ловите безо всякой нужды, а на шоссе страшная авария, – заявила я с упреком. – Вас ещё никто не поставил в известность?

– Какая авария? – заинтересовалась полиция.

– Трактор, два прицепа, трейлер и грузовик. И очень много сена.

– Мокрого?

– Нет, сухого. Целые горы.

– Шутки шутите? Сухое сено – сейчас?

После всех этих дождей?

– Сама удивляюсь. А ещё больше удивляюсь, что вы здесь стоите. Что вам тут понадобилось?

– Служебная тайна.

– А, понимаю. Преступник будет убегать как раз по этой дороге. Но это не я. Только зря время теряете.

– Это мы ещё посмотрим...

Вот так мило развивалась наша беседа, однако её прервал коллега из патрульной машины, подозвав товарищей. Похоже, именно в этот момент они получили сообщение о баррикаде на шоссе, и я перестала их интересовать.

К тому времени у меня кончилась минералка и пить хотелось по-черному. В каких-то Дыбах я отыскала магазин, и там даже нашлась минеральная вода, однако пришлось торчать в очереди из двух баб, которые увлеченно ругались с продавщицей из-за таинственного продукта под названием «грульки». Вышеуказанные грульки вроде как были подпорчены и повредили ребенку.

В бурную дискуссию включилась и моя машина, которой явно надоело ждать, и она начала пронзительно выть. Я пулей вылетела из магазина: что за черт, уже угоняют? В Дыбах?!

Машину удалось утихомирить с помощью пульта, однако вой пошел на пользу, так как мне тут же продали минеральную воду. По всей видимости, бабы хотели продолжить свару из-за грулек в тишине и покое.

Через два часа я каким-то чудесным образом оказалась в Нидзице и выехала наконец на Гданьское шоссе. Моя сторона дороги была почти пуста, зато в противоположную машины еле-еле двигались. Так что я все-таки правильно сделала, бедолаги перед сеном, наверно, все ещё стоят, а я потеряла полтора часа, а не четыре.

Выходит, я продемонстрировала потрясающее благоразумие!

Если бы только знать, к чему оно приведет...

В девять я добралась до Элеоноры, с некоторым трудом пробившись через дорожные работы. Стасичек как раз собирался ложиться спать, и все было бы хорошо, если бы в половине одиннадцатого эта чертова машина опять не взвыла.

– Ради бога, заткни её, а то он проснется, – нервно попросила Элеонора.

Я щелкнула пультом. Вой стих. Но через минуту возобновился.

Спустя четверть часа мы уже перебудили всю округу. Море, как назло, вело себя тихо и спокойно, словно не могло как раз сейчас штормить, заглушая все прочие звуки. От дома Элеоноры до пляжа всего метров сорок пять, при желании волны могли поднять потрясающий грохот, так нет же, море тихонько себе шептало, просто суп какой-то, а не море! А проклятая машина все выла и выла.

Стасичек впал в бешенство, со всех сторон неслись вопли разъяренных соседей. Вдвоем с насмерть перепуганной Элеонорой мы бросились открывать капот, но не тут-то было – в самый ответственный момент проклятая запорная кнопка словно провалилась куда-то. Наконец подошел какой-то тип, отодвинул бестолковых баб, двинул рукой, и капот распахнулся.

Наперевес с ключом, я подскочила к машине, отдаленно представляя, где находится блокировка звука, но руки так тряслись, что я никак не могла попасть на нужную гайку, к тому же невесть куда пропала палка, поддерживающая капот в открытом состоянии, Элеонора с трудом удерживала его на весу, чтобы он не сломал мне хребет. В общем, сплошной ужас. Тип, который за минуту до этого сгинул, не дожидаясь благодарности, снова материализовался рядом, нашел палку, отобрал у меня ключ, залез внутрь машины, и пронзительный вой наконец-то смолк.

Всеобщее облегчение можно было пощупать.

– Вы ангел, – простонала я обморочным голосом. – Большое вам спасибо.

– На вашем месте я бы проверил, осталось ли что-нибудь в аккумуляторе, – посоветовал ангел. – Все эти сигнализации страшно жрут электричество. Если подсел, я заведу вас от своей и полчасика позаряжаю. Моя машина стоит вон там.

– Вот, – прошептала Элеонора, предусмотрительно оглядевшись вокруг, не слышит ли её Стасичек, – вот это настоящий мужчина.

– Если заведется, то я и сама смогу зарядить на малых оборотах, – решила я. – Только подождите ещё минуточку, умоляю вас!

– А я никуда и не ухожу...

Машина завелась, я немного погазовала, скрывшиеся было соседи снова возникли рядом, пенясь недовольством. Я поставила эту гадину на малые обороты и вылезла.

– Чудно, – ядовито произнесла я. – Здесь воры водятся? Машина открыта, ключи в замке, а я иду домой. Возможность – лучше не придумаешь.

– Можешь посидеть на крылечке, – радостно предложила Элеонора. – Я зажгу лампу и дам тебе что-нибудь почитать, если, конечно, ты не предпочитаешь не спускать с неё глаз.

– Может, привязать её веревкой к забору, как лошадь?

– Она поломает забор, и Стасичек совсем расстроится...

– Могу покараулить с полчасика, – снисходительно вызвался настоящий мужчина, он же ангел. – Все равно сижу тут в машине и жду клиента, а вашу тачку мне прекрасно видно.

При слове «клиент» у меня в мозгу замерцала какая-то искорка.

– Вас нам просто небеса послали, – умильно разулыбалась Элеонора. – Слушай, а почему она вообще так воет? Ты с ней что-то сделала?

– Ничего, клянусь! Не знаю, почему она воет, это уже второй раз за сегодня, хотя на неё ни одна собака даже не взглянула.

– Вы, видимо, поставили все возможные противоугоны? – вмешался тип. – У «авенсиса» электроника ни к черту, это все знают. Так вы решайте что-нибудь или оденьтесь потеплее, потому что, похоже, становится довольно прохладно.

Было уже не просто прохладно, а мы с Элеонорой – только в халатах и домашних тапочках на босу ногу. Элеонора отправилась в дом за каким-нибудь свитером, по пути включив вторую лампу над крыльцом. Я смогла рассмотреть посланца небес и обнаружила, что он тоже меня разглядывает.

– А мы с вами случайно не знакомы? – одновременно спросили мы.

Я уже не сомневалась, что когда-то видела этого человека, да ещё не при самых приятных обстоятельствах. Искорка в мозгу замигала интенсивней. Тут выскочила Элеонора со свитером.

– Слушай, а зачем ты купила себе машину с испорченной электроникой?

– Я купила?! – возмутилась я. – Это моя австралийская семья купила! Они за неё заплатили, так чего ради мне было ей в зубы смотреть!

– А-а-а-а! – протянул ангел. – Знаю-знаю. Богатые иностранцы...

И тут я его вспомнила. Ну конечно же, тот самый таксист-мафиози, на которого мне семь лет назад не хватило денег...

– Так это вы! – обрадовалась я неизвестно чему.

– Вот именно. Я вас запомнил, потому что редко сталкиваешься с подобной ситуацией.

Иностранцы, а вы без денег. Секундочку, за вас ещё тогда заплатил этакий надутый фанфарон...

Я подумала, что Доминика такое определение вряд ли восхитило бы. Чувствовала я себя как-то неуютно: за семь лет красавчик мафиози нисколько не утратил своего обаяния, а я тут стою перед ним в стареньком халате, перепоясанном ленточкой от цветов, лохматая, без всякого макияжа, лицо игриво поблескивает жирным ночным кремом. И как он только вообще смог меня узнать?

– А вы совсем не изменились! – вырвалось у меня.

– Вы тоже, – галантно ответил он.

– Свитер возьми, – подала голос Элеонора. – Вы что-то говорили о получасе? Так, может, я быстренько сварю кофе и мы попьем на крылечке?

– Нет, спасибо, у меня все с собой, полный термос кофе. К тому же мне нужно ждать клиента, мы возвращаемся обратно в Варшаву.

– Вы все ещё работаете таксистом? – осторожно спросила я.

– А почему бы нет? Правда, в основном выбираю дальние рейсы, мне так больше нравится.

– Это выгодней? – заинтересовалась Элеонора.

– По-разному. Обычно да. Но вы тоже наденьте что-нибудь теплое, коль скоро мы проводим совещание на открытом воздухе.

Холера. Теперь, когда мне не нужно было ему платить, он нравился мне ещё больше, чем семь лет назад. Что за гнусное невезение, надо же было встретить его как раз сейчас – постаревшей мымрой с жуткой рожей...

– А я сменила квартиру, – не задумываясь похвасталась я. – Переехала на Вилановскую аллею, такие трехэтажные домики, чуть в глубине. Теперь могу принимать родню в приличных условиях.

– Судя по этой, – он мотнул подбородком на «тойоту», – они помаленьку начинают за себя платить? Ведь вообще-то ваша родня не такая уж и бедная, верно?

– Наоборот. Жутко богатая.

– И какого же черта у вас тогда так глупо получилось?

– Долго рассказывать, – вздохнула я. – К тому же им пришлось карабкаться на пятый этаж без лифта. Теперь-то я живу на втором.