Текст книги "Невезуха"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

* * *

С Лукашем мы встретились в ночном баре.

– Три штуки уже спят, – с облегчением сообщила я. – Еще две развлекаются в казино.

Господи, наконец-то я хоть минутку от них отдохну!

Лукаш заказал нам по бодрящему напитку и приступил к делу:

– Теперь я понимаю, чего ради вы возитесь с этими чокнутыми, так что примите мои соболезнования. Я также понимаю, что оба мы находимся под подозрением в убийстве вашего бывшего фанфарона.., я хотел сказать – сожителя. Вы сами его так назвали.

Я кивнула:

– А как ещё я могла его назвать?

– Например, ухажер.

– На ухажера он не тянул.

– Еще раз мои соболезнования. Думаю, после сегодняшнего разговора мы можем не играть в дипломатию?

– Можем. Да и вообще – чем проще, тем лучше.

– У меня получается, что мы в одно и то же время оказались на месте преступления. Фанфарона.., простите, покойника я лично не знал, видел его всего однажды. Вы помните тот случай.

Зато имя и фамилию слышал неоднократно, его называли мои клиенты, разумеется адресуя свои слова не мне. В Лесную Тишину я тоже ездил.

А он действительно там жил?

– Вроде бы да.

– Как это «вроде»? А наверняка вы не знаете?

– А откуда мне знать? Об этой Лесной Тишине я услышала от майора, как его... Бежана!

Были какие-то намеки, что у него где-то есть участок, но я никогда не вникала, что и где.

– Почему?

Этот простой вопрос изумил меня до глубины души:

– А на кой черт мне это было нужно?

Теперь уже Лукаш удивился:

– Боже милостивый! Впервые в жизни встречаю женщину, которую бы не интересовало, где живет её мужчина. Да хотя бы просто из любопытства... Сколько лет вы были.., ну, скажем, вместе?

– Семь.

– Невероятно... И он никогда не возил вас в этот романтический уголок?

– А он и правда романтический? Нет, секундочку, куда-то он меня возил, но в Лесной Тишине Доминик, видимо, устроился позже.

После того как расстался со мной. Хотя... Черт его знает, у него были какие-то убежища, но я знала одну только квартиру и остальными не интересовалась. Ладно, я вам скажу, чего там играть в церемонии! Доминик обожал таинственность, терпеть не мог назойливости, о женщинах думал точно так же, как и вы: что они глупы, любопытны, жадны и стервозны. Он остерегался их, а я была лишь приятным исключением. На самом деле была – демонстрировала такт и деликатность, не лезла куда не надо.

– И как вы это сносили?

– Легко. У меня было много работы и мало времени. К тому же Доминик очаровал меня, и я уважала его чувства. Только под конец это прошло, и, похоже, он сам об этом позаботился.

А потом это перестало меня трогать, я не собиралась портить себе жизнь местью, так что постаралась выбросить его из головы. Этим убийством они меня сразили наповал, просто как гром с ясного неба. Но что хуже, я идеально подхожу на роль убийцы. Сама удивляюсь, что это не я его совершила. А вы-то каким боком угодили в эту историю?

– Сам не знаю. Ну.., я там был...

Во мне вдруг заговорила совесть.

– Господи помилуй, уж не я ли случайно вас подставила? Я сдуру призналась, что это вы выключали мне сирену...

– Нет-нет, – поспешил успокоить Лукаш. – Меня там видели, я имею в виду случайных свидетелей, то есть мою машину, кто-то даже запомнил номер. Но теперь я раскололся и все рассказал полиции. Не люблю, когда покушаются на мою жизнь, такие уж у меня странные вкусы.

– А что? – заинтересовалась я. – На вас покушались?

Лукаш хладнокровно описал события, происшедшие около полутора суток назад. Преступник... Мы сверили описание его внешности.

– Точно! Я его видела и даже знаю, как Зовут. Пустынко. Я так и знала, что в этих конских делах сидит какая-то исключительная сволочь...

– Насколько мне известно, не только в конских, – заметил Лукаш. – Его должности во властных структурах вам ничего не говорят?

Что же мне делать, открыть ему всю правду или нет? Как раз сейчас – неизвестно почему – мне не хотелось производить впечатление безнадежной идиотки. В одно мгновение я осознала, что очень хотела бы, по крайней мере на минутку, быть умной и сообразительной. И не путать Берута с Джонсоном <Болеслав Берут – до 1954 г, первый секретарь ЦК ПОРП; Эндрю Джонсон (1808 – 1875) – 17-й президент США.>...

– Честно говоря, все эти должности как-то не очень мне знакомы, – сказала я наперекор себе. – Я их путаю. Разбираюсь только в некоторых... А Пустынко тоже где-то там? По-моему, он как Циранкевич <Юзеф Циранкевич – премьер-министр, затем председатель Госсовета Народной Польши с 1947 по 1972 г.>, тот, что пережил все изменения общественного строя, всех партийных секретарей. Камень, а не человек, скала...

Лукаш внимательно на меня посмотрел.

– Не может быть, чтобы вы сумели упиться одной рюмкой коньяка! Что вы несете? При чем здесь Циранкевич?

– Просто для сравнения. Пустынко – такой же вечный персонаж. Я узнала случайно.

– Может, объясните поподробней?

– Хорошо. Пустынко паразитирует на скачках, разведении и экспорте лошадей. Это огромный международный бизнес, мало известный обычным людям, которые считают ипподром гнездом разврата, а лошадь – устаревшим тягловым животным. Наша страна потеряла миллиарды из-за таких людей, как Пустынко, у которых за спиной всевозможные политические гниды.

А те, в свою очередь, опираются на скалу...

– И что же это за скала?

Я тяжело и мрачно вздохнула.

– Некая пани Казимера Домаградская.

Я лично эту бабу не знаю и понятия не имею, как она выглядит, но мне известно, чем она занимается, задуши её наконец какая-нибудь чума!

Лукаш ошеломленно смотрел на меня.

– Домаградская... Секундочку. Домаградская... Я слышал эту фамилию, и она ассоциируется у меня с каким-то запашком...

– Ничего себе – запашок! – презрительно пробормотала я. – Вонь и смрад до самых небес!

– Тихо! Дайте подумать...

Я пережидала его размышления, грустно глядя в зеркало за стойкой бара, в коем один глаз у меня был больше, а второй – меньше, лоб в каких-то странных шишках, а половина лица – распухшая, как будто покусанная пчелами.

– Знаю, – сказал он наконец. – Я вспомнил. Вы слышали имя Кая Пешт?

– Слышала. Она как-то позвонила ко мне домой, разыскивала Доминика. Я не очень поверила тогда, что существует особа с таким именем.

– Существовала, вполне реальная особа.

Я их однажды возил...

– Постойте. Она что – перестала существовать?

– А? Нет. Я просто имел в виду конкретный случай. Как-то Пустынко вызвал меня, в порядке исключения, по мобильнику... Постоянный клиент, я, можно сказать, был у него придворным шофером. Поехал в Зегже, чтобы забрать там троицу, все прилично под газом, – Пустынко, ещё одного типа и девицу. Точнее, молодую женщину, лет тридцати. Пустынко был самым трезвым и дико злым. Второй тип все хотел представить мне друзей, но выговорить смог только имя девицы. Кая Пешт. Потом они разговаривали в машине, можно сказать, у меня над самым ухом. И грозили, что отвезут эту Каю к тетке, фамилию тетки назвали – Домаградская. Девица вяло протестовала. Я отвез мужиков на Служевец, они избавились от балласта, потом я их поочередно развозил по домам. Утром Пустынко вызвал меня, чтобы съездить за своей машиной. Это вам что-то говорит?

Это говорило мне только то, что пани Домаградская жила на Служевце. И Пустынко её знал...

– Если окажется, что Доминик тоже замешан в этом лошадином бизнесе, я его убью, – зловеще объявила я. – Теперь-то я все понимаю!

– Убийство отпадает, опоздали, – напомнил мне Лукаш. – И что вы понимаете?

– Почему он так осуждал мое увлечение ипподромом. Едва не заставил меня отказаться от скачек. Не выносил даже упоминания о лошадях. Холера! Если бы я тогда знала...

– И что бы сделали? А? Ничего. И не о чем жалеть.

Вообще-то он был прав. Возможно, я бы скандалила, Доминик скандалы ненавидел и бросил бы меня ещё раньше. Тоже вроде бы неплохо, но только лично для меня.

Лукаш подошел к вопросу с рациональной стороны:

– Пустынко у них на крючке, так как я все ещё жив, вопреки его надеждам. Хотя, конечно, он может утверждать, что это я сам подложил себе бомбу, чтобы свалить на него, но в любом случае он уже попал в поле зрения полиции.

И выходит, что я – единственный свидетель против него. Разве что у вас тоже что-то есть?

– Ничего у меня нет. Я его и видела-то один раз в жизни. Но если постараться, то клубок можно распутать, здесь ведь целая цепочка:

Доминик, Кая Пешт, Пустынко, Домаградская...

Люди на скачках много чего знают, но молчат, потому что пани Домаградская в мгновение ока вышвырнет болтуна. И кто её там так хранит, шут её побери? Почему её оберегают – ясно, эта бабища на любое свинство готова...

– Да оставьте вы этих лошадей, это всего лишь небольшой фрагмент. Что мы ещё знаем?

Пустынко был в одной шайке-лейке с Карчохом... Так, и здесь тоже я! Получается, что я – коронный свидетель, а мне этого вовсе не хочется. Помогите мне.

– Моя помощь вам пригодится примерно так же, как дыра в кармане. Либо кто-то пришил Доминика в частном порядке, либо.., вроде как по службе. До всяких служебных злоупотреблений я и так не доберусь, мои знания в этой области – жалкие обрывки, я лучше разбираюсь в антикварных часах, потому что как раз вычитывала рукопись на эту тему. А в личном плане я ставлю на бабу, Доминик третировал всех, но женщин, пожалуй, особенно, и одна из них могла отомстить. Я бы и сама отомстила, если бы мне времени было не жаль. Так что другая бедолага...

Тут бы и Кая Пешт подошла.

– Почему именно она?

– Не знаю. У меня осталось впечатление, что Доминик её чем-то достал. Узнав, что она разыскивала его по телефону, он пришел в бешенство. Да, ещё ведь и Михалину Колек пришили, его доверенную обожательницу! Вы знали Михалину Колек?

– Нет. Хочу вам напомнить, что и этого вашего Доминика я тоже не знал.

– Михалина была в курсе многих его дел, так что перекрыли канал информации. Вот теперь у меня вообще ничего не складывается; чтобы Кая раскроила голову Михалине – не могу поверить. Безнадежное дело; боюсь, что полиция тоже ни к чему не придет и в конце концов привяжется ко мне. Вам-то хорошо, вы только свидетель, а я, к сожалению, – подозреваемая...

Где-то около двух часов ночи я вдруг сообразила, что Доминик вместе со своим убийцей полностью забыт, а мы разговариваем совсем на другие темы. Лукаш нравился мне все больше и больше. Учитывая, что на мужчин мне всю жизнь не везло, он явно должен был оказаться убийцей. И сейчас проверял, не располагаю ли я настолько опасными сведениями, что и меня нужно кокнуть. Как Михалину. Ну нет, ни на какое кладбище я ни за какие сокровища не пойду!

* * *

Поскольку семейство хотело посмотреть не только на моих детей, но и на Гданьск, мы провели в гостинице две ночи. И вторая изобиловала нежданными развлечениями.

Родня уже перестала скрывать предосудительную страсть тетки Изы к азартным играм, шило само вылезло из мешка, разве что не полагалось говорить об этом в открытую. Осуждать следовало молча. Тайна же обозначилась совсем в ином месте, а именно: дядя Филипп за все украдкой платил – за гостиницу, за обеды, за вторую машину и за прочие подобные фокусы.

Бабуля в вопросы расходов вообще не вникала, а тетя Ольга и дядя Игнатий старательно делали вид, будто в жизни никогда не слышали о такой вещи, как деньги. Интересно, что бы мне пришлось продать, если бы я взвалила расходы на себя? Квартиру, что же еще.

Тетка Иза с дядей Филиппом засели в гостиничном казино, давая повод надеяться, что больше своего местоположения не сменят, остальные проводили время каждый по-своему, так что мы наконец-то могли передохнуть – и Лукаш, и я. И вовсе никто от него не требовал, чтобы он составил мне компанию, мог идти куда ему заблагорассудится, но нет, почему-то не пошел.

Мы снова устроились в уютном уголке гостиничного бара, и едва успели обменяться парой фраз, как в полупустом баре нарисовалась девица. Она волокла за руку какого-то типа, что-то они у стойки выпили, потом девица позвала ещё кого-то, беспрерывно хохоча, соскользнула с высокого табурета и потащила спутников в ресторан. Я рассматривала её с огромным интересом, даже не заметив внезапного молчания Лукаша.

Заговорил он, когда девушка исчезла.

– Давай заглянем в ресторан, – сказал он с каким-то особым нажимом. – Не слишком привлекая к себе внимание. Осмотрись там и поищи знакомые лица.

Почуяв сыскной дух, я послушно огляделась, прячась за полуоткрытой дверью. Да, два знакомых лица я заметила. Один автор не слишком популярных книг, не ладящий с грамматикой.

И один реликт из эпохи Доминика. Тот самый симпатичный и приятный человек, которого я отдала на съедение майору. Пустынко. Откуда он здесь взялся?

– Посмотри еще, повнимательней, – приказал Лукаш. – Писатель нас не интересует, а вот Пустынко – ещё как. Меня он не видел; интересно, что будет, когда увидит. Он же думает, что я мертв. Но я вовсе не его имел в виду, Пустынко – нечаянная радость, я на такую и не рассчитывал. Понаблюдай.

– Ты мне лучше сразу скажи, за кем я должна наблюдать, – посоветовала я ему. – Потому что я наверняка замечу не того, кто нужен.

Этот подлец сидит с какой-то парой, он что – собирается бабу отбивать?

– Вряд ли. Но возможно, заинтересуется кем-то еще...

– Кем-то ещё интересуется не он, а тот тип, что с бабой. Если это его жена, то, вернувшись домой, он получит от неё по морде.

– Да? Вот именно!

И так внушительно звучал голос Лукаша, что я буквально впилась в парочку взглядом. У типа голова вращалась как на шарнире. Он не мог глаз оторвать от девицы из бара.

Из девицы фонтаном била жизнерадостность, но не заметить такую штучку в любом случае было нельзя. И не красота тому виной, а сексуальность. И если уж даже я на это обратила внимание – а мне-то её сексапил до лампочки, – что говорить о мужиках. Они так и приклеивались к ней взглядами, я почти слышала, как в душе у каждого ржет распаленный жеребец. Один лишь Пустынко не замечал девицу, смотрел на нее, как на официанта или пальму в деревянной кадке.

– Что это он такой сдержанный? – подивилась я. – Такая краля перед носом вертится, а он – ноль внимания. Хочет доказать, что не кидается на чужих женщин?

– Все дело в том, что девица ему не чужая.

– Как это?

– Кая Пешт.

Потеряв дар речи, я с удвоенной силой принялась сверлить глазами девицу.

– Да уж. Слышала, что она красивая, но так... И сексуальна дьявольски.., или мне это только кажется?

– Тебе не кажется.

Я справилась с изумлением и зашевелила мозгами.

– И она всегда себя так ведет? Все на неё пялятся, хотя она ничего предосудительного не делает. Но постой... В компании Доминика она так же себя вела?

Лукаш утащил меня обратно в бар.

– Не знаю я, как она себя вела в компании твоего Доминика, видеть не доводилось. И не это главное. Ты не считаешь, что Пустынко перебарщивает?

– Если они и в самом деле знакомы, то перебарщивает настолько, что подозрительно.

Мол, никогда в жизни в глаза её не видал, не знаю и знать не хочу. А она старательно его избегает. И что все это означает?

– По-моему, они случайно встретились и обоим неловко – ни он не может уйти, ни она.

Сейчас он явно не хочет её признавать и надеется, что об их контактах никому ничего не известно. Да и она не рвется с ним обниматься.

– Ну, тогда он полный идиот. Кто же поверит, что он без всякой причины даже не взглянет на такую девушку?

– Вот именно, идиот.

Больше Кая Пешт в баре не появлялась.

Я припомнила, что Доминик, вытащивший её из морального болота, намеревался воспитать в девице добродетель. Черта лысого, он же не был слепым, и мужские рефлексы у него были в порядке.

Да.., если он не припасал её для себя, не монополизировал..., что-то за этим крылось.

– Вообще-то она ничего себе, – задумчиво проговорила я.

– Это точно, – холодно подтвердил Лукаш. – Слышал, что не женщина, а подлая, безжалостная, жадная, лживая пиявка. Я бы не доверил ей и пятидесяти грошей, не позволил вынуть мне занозу из пальца, не сказал бы, какой сегодня день недели, и ни за какие сокровища не сообщил дату и место своего рождения. Уничтожить мужика, довести его до самоубийства – это для неё все равно что раз плюнуть. Говорят, только один такой нашелся, с которым она не смогла до конца справиться и боялась его. Уж не твой ли Доминик, случаем?

Я озабоченно покачала головой:

– По характеру она действительно годится на роль убийцы, но Доминик ни за что в жизни не дал бы ей в руки оружие, уж дураком-то он не был. Нет, все-таки я гораздо лучше подхожу...

Я так задумалась о Кае Пешт, что на какое-то время перестала замечать окружающий мир.

А когда очнулась, Лукаш с огромным интересом таращился куда-то в глубь бара.

– Просто большой сбор, чтоб мне сдохнуть, – прошептал он. – Не оборачивайся.

Я послушалась.

– Кто там?

– У бара стоит главный варшавский мордоворот и глазами хлопает. Я его прекрасно знаю.

Длинная рука подпольного правопорядка.

– Красивая должность, – похвалила я. – Один из тех двух уродов, что были во Владиславове?

– Нет, третий. Еще краше.

– Исполняет приговоры?

– По найму. Стреляет, не думая о последствиях. Никак не могут беднягу засадить, так как у прокуратуры все время не хватает доказательств.

Я забеспокоилась. Мы сидели в углу, слегка укрытые растениями в кадках, но зато в случае чего отсюда труднее будет убежать.

– Надеюсь, он не за нами охотится?

– Это было бы полным идиотизмом...

Я ведь не единственный свидетель?

– А что – кого-то ещё взрывали?

Мы посмотрели друг на друга. Черт побери, если майор Бежан до сих пор не разобрался с фактами и не собрал неопровержимых доказательств, то эти бандиты располагали полной свободой действий. И они на самом деле могли думать, что ликвидация свидетеля пойдет на пользу. Я уже поняла, что Лукаш, лично не будучи знаком с Домиником, знал о его, так сказать, межличностных контактах гораздо больше меня. Но ведь он уже дал показания?

– Лишь бы не было поздно... – скептически начала я и заткнулась.

Шум у барной стойки позволил мне наконец повернуть голову и открыто посмотреть в ту сторону. Там произошло нечто странное, я увидела только последствия события: крупная рыжая девица лежала на полу у стойки, сверху валялись металлический поднос, куча осколков и черепков, а над всей этой грудой, спиной ко мне, склонился бычьей внешности тип. Бармен выбежал из-за стойки, но его опередила какая-то мадам солидного телосложения. Она подскочила к громиле и изо всех сил врезала ему по заду каблуком туфли, которую держала в руке. Каблук, по счастью, был модный, широкий, если бы она ударила шпилькой, то, наверное, пробила бы бычью задницу насквозь. Мужик распрямился, поскользнулся на осколках и с размаху сел на пол. К делу подключились ещё двое участников – бармен и гость, явно связанный какими-то узами с хозяйкой туфли.

Лукаш не стал терять времени.

– Смываемся! – приказал он. – Лишь бы нам выбраться из этой западни, на свободе уж как-нибудь разберемся, что будет дальше.

Суматоха продолжалась, приобретя, однако, какой-то странный характер. Вместо жажды реванша все участники инцидента начали вдруг извиняться, да так энергично, что чуть снова не подрались – теперь за право извиниться первым. Мадам с туфлей со слезами на глазах умоляла её простить; горилла выражал полное раскаяние, помогая встать рыжей девице; та просила прощения за то, что лягнула его; бармен извинялся неизвестно за что; мужик мадам с туфлей жалобным тоном оправдывал свою половину, которая приняла гориллу за собственного мужа и решила его наказать. Прибывшие с опозданием гостиничные охранники оказались без работы.

И тут в баре появилась новая фигура. Вернее, не такая уж и новая: со стороны туалета прискакал симпатяга с милой физиономией разъяренного бульдога.

– О, холера! – удивился. Лукаш.

– Курва печеная, нельзя человеку и минуты в сральне посидеть, как вы тут сразу же бардак устраиваете! – сдавленно захрипел Бешеный, обращаясь то ли к рыжей, то ли к горилле, поскольку они как раз стояли рядом, чуть ли не слившись в объятии. – Это не та, павиан!

Рыжая и горилла с отвращением оттолкнули друг друга.

– Не я? – дико взвыла рыжая. – Так с кем ещё ты тут гуляешь, акулочка моя?

– С тобой, с тобой, не вопи! Но он не с тобой!

Горилла молчал в тряпочку. Баба с туфлей застыла, так и не догадавшись обуться. Задрав ногу и ухватясь за плечо своего благоверного, она жадно наблюдала за развитием нового конфликта. Бармен пытался смягчить ситуацию, старательно поясняя, что здесь имела место достойная сожаления ошибка.

– Да подавись ты за своего сожаления ошибку! – заорал Бешеный, полностью игнорируя грамматику. – Вон туда смотри! Протри свои дурацкие зенки!

И он ткнул пальцем куда-то себе за спину.

Горилла проследил взглядом за пальцем, то же самое сделали все, не исключая охраны, и, разумеется, все дружно уставились на нас – на Лукаша и меня. А заодно на тетку Изу с дядей Филиппом, которые как раз входили в бар.

Мы бы вышли, не дожидаясь дальнейшего развития событий, – Лукаш уже обнял меня за плечи, – если бы не эта новая пара. Боже милостивый, неужели они не могли посидеть в своем казино чуть подольше?!

Даже тетка Иза слегка окаменела. Семь пар глаз – хотя Бешеный стоял к нам спиной, но зато таращился ещё какой-то случайный гость, засевший у дальнего конца бара, – обладали, видимо, могучей силой. Словно голова Медузы-горгоны, обращающая людей в камень. Все застыли. Наконец Бешеный обернулся и тоже застыл, лишь переводя взор с меня на тетку Изу и с Лукаша на дядю Филиппа. У меня мелькнула мысль, что, наверное, даже королева английская со всем своим двором не произвела бы большего впечатления.

Тетке Изе было чем гордиться.

Гнетущую тишину нарушила рыжая:

– На кого ты, собственно, показываешь, акульчик мой? И кому? Мне или своему мальчику на посылках? Что касается меня, то я предпочла бы того, что помоложе.

– Заткнись! – рявкнул Бешеный сдавленным от ярости голосом. – Бармен!

Бармен ожил и в одно мгновение оказался по другую сторону стойки. Горилла продолжал глазеть, хотя теперь уже только на мужской пол, полностью наплевав на женский. Не интересовали его ни я, ни тетка Иза, а исключительно Лукаш и дядя Филипп. Тетка Иза с достоинством отплыла в глубь бара, дядя Филипп последовал за ней. Лукаш легкими толчками направлял меня к выходу, и я уже почти пожалела, что он перестал обнимать меня за плечи.

Хотя, возможно, предпочла бы менее публичные условия.

– Так, значит, это не Пустынко, а недоделанный кретин Бешеный суматоху устроил, – сказал Лукаш у лифта. – Надеюсь, что он не сдуреет и не примет твоего дядю за меня. Надо бы туда вернуться.

– Ну уж нет! – вырвалось у меня. – Если ты, то и я.

– Не глупи, ещё неизвестно, действительно ли он собирается меня прикончить.

– А что же он собирается? Преподнести тебе букет роз? Судя по тому, что я слышала, мозгов у него с чайную ложку.

– Это факт. Зато морда – как рупор граммофона. Он проорет все, что у него в башке, и я, возможно, что-то узнаю. Кроме того, не преувеличивай, не будет же он убивать меня при свидетелях, скорее уж организует какой-нибудь несчастный случай.

– Что меня отнюдь не радует.

– Тем более я предпочитаю послушать.

Может, у него из пасти вылетит какая-нибудь полезная информация...

Мы вернулись в пещеру разврата и тут же наткнулись на Бешеного, который вместе с гориллой направлялся в мужской туалет. Лукаш без слов последовал за ними, так что мне не оставалось ничего иного, как только войти в дамский.

Там находилась рыжая девица. Она поправляла макияж перед зеркалом и посмотрела на меня таким взглядом, что я почувствовала необходимость объясниться.

– Вы ошибаетесь, – сказала я мягко, – у меня нет ничего общего с вашим ухажером.

Я его вижу в третий раз в жизни и ни разу.., нет, извините, один раз все же говорила.

– Можно узнать, на какую тему? – с иронией спросила она.

– Вряд ли это вообще можно назвать темой. Я извинилась перед ним за вторжение на его территорию, а он продемонстрировал мне свою явную неприязнь. В сумме время нашей беседы ограничилось примерно тридцатью секундами.

Рыжая внезапно заинтересовалась:

– А зачем вы проникли на его территорию?

– За шляпой моей тетки. Она запуталась в его кустах.

– И что?

– И ничего. Забрала шляпу и ушла.

– И он к вам не приставал?

– Скорее наоборот. Посулил мне всяческие неприятности.

– Да ну? Вы ему наступили на мозоль?

– Исключительно этой шляпой. Больше никогда и ничем. По крайней мере, я об этом ничего не знаю.

Рыжая оставила в покое свою губную помаду и теперь смотрела на меня в зеркало с подозрительностью, удивлением и осуждением.

– За дуру меня принимаете? Сказки тут рассказываете... Я же знаю, что вы у него уже несколько лет как заноза сидите, сам говорил. Но я-то думала, что вы помоложе и посексуальней.

И чего они в вас находят?

Комплимент показался мне очаровательным.

Я перевела взгляд в зеркале с её лица на свое и критически его оглядела. Ну, в общем-то, в самом деле не фонтан. Левый глаз слегка размазался, макияж так себе, а уж сексапила и вовсе ни на грош. Разве что морщин нет, но это так, улыбка природы.

Рыжая продолжала:

– Мне говорили, что вы выглядите на двадцать пять, но я вижу железный тридцатник.

– И ещё семь, – поправила я.

– Чего?

– Тридцать семь. Зачем друг другу пыль в глаза пускать?

– Я бы не дала... Секундочку. Тогда это вообще не вы! Вам должно быть тридцать два, и то под микроскопом!

– Тридцать два мне было пять лет назад, так чего ради мне сейчас должно быть столько же? Это что, обязаловка? Тех, кто старше, в бар не пускают?

Рыжая выглядела расстроенной.

– Ну тогда не знаю. Я тут наслушалась...

Думала, что это вы. Гадина холерная, каждого мужика обрабатывает так, что у него в ливере все переворачивается, до костей обдерет. Севчик из-за неё весь на нервах, а теперь ещё сегодня из-за вас...

– А вы-то что в нем нашли? – вырвалось у меня.

– Вы дура, что ли? – обиделась рыжая. – Что же еще, как не бабки? Он как разозлится, то все, что в карманах, швырять начинает, он такой. Хам, конечно, но не извращенец. Да и платит.

Меня, разумеется, интересовали совсем иные сведения о Бешеном.

– Ну ладно, а почему он из-за меня так переживает? И что он здесь делает, я его не приглашала. Он хотя и живет, как мне кажется, на Побережье, но я все же думала, что он чаще в Варшаве бывает?

– Он везде бывает, – охотно ответила рыжая. – Но такие тайны разводит, что не приведи господь. Он там в правительственной шайке, мафиози хренов; по моему разумению, его бы уже давно убрали, если бы не какие-то записи. Подстраховался, одним словом. Хотя я-то не шибко секу, у них там вообще рука руку моет, все друг за друга цепляются, как репьи. А сейчас вроде как дыра у них там образовалась, вот они и хотят её законопатить. Убили вроде кого-то. Он мне два вечера подряд жалился, я же у него – заместо жилетки. Свидетеля какого-то надо замочить, вот он сюда кореша и прихватил, чтобы ему показать, но что-то мне сдается, что это не свидетель, а свидетельница. Баба. Потому я и подумала, что это вы. Бабы этой он боится, потому как эта гангрена про всех все знает.

Захочет – похоронит, захочет – пожалеет.

Случаем, не в курсе, что за холера такая?

Я была уверена, что в курсе. Кая Пешт.

И куда она подевалась? Здесь же была...

– Есть одна такая, – сдержанно ответила я, – та ещё штучка. Похоже, что всю свою жизнь морочит головы мужикам, причем абсолютно безо всякой жалости...

– Не дура, – похвалила рыжая завистливо.

– И талантливая. Но с ней я никак не связана. Я вам скажу правду, чего уж там: когда-то, много лет назад, мой хахаль водил с ними компанию, всю шайку на коротком поводке держал и на них материал собирал, но я в этом не участвовала. И даже представления об этом не имела, у меня, в общем-то, своя жизнь была. Мы уж четыре года как расстались, но эти ребята до сих пор меня подозревают, будто я что-то знаю.

А я черта лысого знаю, и все это меня не касается. Похоже, произошла ошибка: я вожу по стране свою заграничную родню, а ваш ухажер приписывает мне какие-то интриги. Пусть он от меня отвяжется и не морочит мне голову.

Рыжая, похоже, верила каждому моему слову.

– Значит, это вовсе и не вы, – решила она, отворачиваясь от зеркала. – Та вобла, что потом вошла, тоже не годится, старая развалина.

Я вам скажу, Севчик хочет ту бабу замочить, но на самом деле не знает, а надо ли. Совсем сдурел на этой почве. Я ведь не такая уж дебилка, чтобы ничего не понимать, и мне кажется, что он совершает большую глупость.

– Мне тоже так кажется.

– Он вообще ничего не соображает, но мне-то это не помеха, я за него замуж не собираюсь. И ещё что-то вешают на него, чего он совсем и не сделал, и снова какая-то там баба...

Я несколько успокоилась. Выходило, что мы с Лукашем пока в этой игре не участвуем, а Бешеного интересует Кая. Постой-ка... «Совсем не делал, и снова какая-то баба...» Эге, уж не о Михалине ли речь?

Я успела поразмышлять на эту тему, пока не появился Лукаш. К счастью, целый и невредимый. Мы заглянули в бар, где все ещё торчала тетка Иза со своим эскортом, но зато никаких врагов не наблюдалось.

– Ну и что? – нетерпеливо спросила я.

– Ничего, – исчерпывающе ответил Лукаш и усадил меня на диван в холле, с которого открывался неплохой вид во все стороны. – Может, все-таки твоего дядю с мной не спутают.

– Наверное, – согласилась я. – Зато меня спутали с Каей Пешт.

Я изложила беседу с рыжей и потребовала отчета из соседнего нужника. Оказалось, что Лукаш был прав – Бешеный так молол языком, что только эхо гремело.

– Злой как черт, но твоего Доминика ни он, ни Пустынко, думаю, не убивали, – рассказывал Лукаш. – Им это убийство вообще не с руки.

Правда, они вернули кое-какой компромат, но и только. На тот факт, что я жив, Бешеный даже внимания не обратил, так что, возможно, Пустынко отправлял меня на небеса по собственной инициативе. Вот и все, что мне удалось подслушать и сообразить, так как они, к сожалению, фамилий не называли. Ты все поняла?

– Одно я поняла точно. На твоем месте в сортире должен был сидеть майор, он бы понял ещё больше. Жаль, что не получилось все это записать на пленку... Во всяком случае, хотела бы я посмотреть сцену, когда тебя увидит Пустынко.

Давай это как-нибудь организуем, а? Потому что из-за всей этой родни с развлечениями у меня туго.