Текст книги "Маг в пижаме (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Моника еще раз осмотрелась и спросила Валентина:

– Что будем делать? Убежим?

– А-а, – протянул вдруг маг. – Это ж дождевик. Вполне мирное существо. Живет до тех пор, пока дождь идет.

Водяное существо вкрадчиво засмеялось и снова протянуло:

– Приве-е-ет.

Словно замечание сделало: сперва здороваться надо.

– День добрый, – отозвалась, наконец, Моника, убрала с лица солнцезащитные очки и присела в легком реверансе.

– О-о! – всколыхнуло свои струи существо. – Ты умеешь снимать глаза! О!

– По-моему, он не очень умный, – заметил Валентин.

– По-моему, он никогда не видел очков, – улыбнулась Моника и коснулась пальцами водяной руки дождевика.

– Не стоит с ним время терять, – сказал маг-дубок. – Нам надо торопиться.

– Я хочу идти с вами, – вдруг заявил дождевик.

– Зачем? – дернул ветками Валентин.

– Там, куда вы идете, дождь погуще. Я хочу туда – там я буду красивее.

– Пусть идет, – улыбалась Моника. – Он такой необычный. Такой интересный. Он мятой пахнет…

– Тоже мне необычный, – буркнул Валентин. – Это я необычный! Дубовый чародей!

В этот момент дождевик куда-то пропал.

– О! Неужели обиделся? – спохватилась Моника.

– Ну и пусть. Вдруг он – шпион царицы? 7

– Разве шпионы такие?

– Именно такие! Втираются в доверие, любезничают и навязываются…

Тут дождевик вернулся и протянул Монике что-то, завернутое в большой голубоватый лист.

Девушка развернула и умилилась, обнаружив махонького человечка с крылышками. Его тельце было полупрозрачным – Моника с изумлением увидела белые косточки, похожие на волоски, крохотное розовое сердечко. А человечек обиженно запищал, взмахнул желтыми крыльцами и попытался улететь, но тонкий длинный усик, наподобие тех, которыми цепляется за каменную кладку плющ, удержал крошку на листе. Усик охватывал существо за талию и лишал свободы.

– Его надо отпустить! – заявила Моника.

– Нет-нет, – отозвался дождевик. – Его надо привязать к вам. Тогда он будет лететь над вами и закрывать вас от дождя. Видите, дождь его не трогает. Он сухой.

В самом деле, вода не капала на лист, не капала на человечка – она огибала их, словно натыкалась на невидимый купол.

– Это здешний эльф, – сказал Валентин. – Такие в воде не мокнут и в огне не горят. Его вполне можно в качестве зонта использовать. Привяжите конец уса к волосам.

Моника замотала головой:

– Это жестоко. Ему же больно!

– Ему не больно – ему обидно. Но обиду он вполне может потерпеть, – ответил Валентин. – Эти малыши сами многим часто делают пакости…

– Но этот нам ничего пакостного не сделал. Я его отпущу: нельзя обижать маленьких, – сказала Моника и убрала усик с талии эльфа.

Тот не сразу покинул лист – не сразу понял, видимо, что его освободили. Потом все же взлетел, на пару секунд задержался у лица Моники, словно для того, чтоб получше ее запомнить, а затем покружился над ее головой – и на девушку посыпалась душистая мерцающая пыльца.

– Красиво! Очень красиво! – засмеялась Моника, поднимая вверх ладони, чтоб пыльца и на них попала.

Эльф что-то пискнул и улетел, пробив в дождевике приличную дырку своею непромокаемой аурой.

– Ой-ой, – простонал тот, руками пытаясь восстановить свою целостность.

– Это была эльфийская месть, да, – сказал Валентин.

– А я не мокну! Не мокну! – восхищенно пропела Моника. – Он обсыпал меня пыльцой, и теперь дождь меня не трогает! Видите: эльфы вовсе не пакостные – они умеют благодарить!

На это заявление маг-дубок ничего не смог возразить. Хоть он и считал, что от здешних эльфов никогда ничего хорошего не увидишь, однако теперь сам себе признался, что они вполне способны на добрые поступки.

– Идемте же быстрей, пока ваша пыльца не испарилась, – буркнул Валентин и двинулся в сторону темных холмов, ловко перебирая узловатыми корнями по земле.

Залатавшийся дождевик поспешил за волшебником, а Моника на пару минут остановилась – ей захотелось посмотреть на солнце.

Солнца не было – над вересковой пустошью нависало бледно-серое с молочными прожилками небо, из которого и сыпался мелкий дождь.

– Странно, – пробормотала девушка, – у нас даже в дождь можно определить, где солнце. Неужели тут его нет?

Потом она вспомнила слова Валентина о странностях и перестала беспокоиться из-за отсутствия привычного для нее дневного светила.

– Нет, так нет. Зато тут много эльфов и драконов. А вот людей, похоже, нет, – бормотала Моника, догоняя своих необычных спутников.

Через минуту она переключила свое внимание и мысли на разговор Валентина с дождевиком, потому что беседа у них выходила весьма занимательная.

– Да, в моем мире много деревьев. Очень много, – говорил Валентин, медленно, но верно двигаясь вперед.

– Много деревьев? – удивленно вопрошал дождевик, то и дело касаясь своими водяными пальцами ветвей волшебника. – И они все такие, как ты?

– Нет. Не такие. Все деревья разные. Даже дубы – они все разные. На свете нет ничего похожего. Понимаешь?

– Наверное, – прошелестел дождевик.

– А я, если честно, не совсем дерево. Я – маг. Меня на время превратили в дерево. Расколдуют после новогодних праздников…

– Маг. Расколдуют. Новогодние праздники, – повторил за Валентином дождевик, и было ясно, что повторяет он те слова, которые ему незнакомы.

– В нашем мире магов очень мало, – продолжал объяснять Валентин. – Маги у нас для магии: они могут одни вещи превращать в другие. Ну, вот из тебя могут сделать эльфа…

– Из меня никак нельзя сделать эльфа, – возразил дождевик. – Я из воды, а эльфы – из чего-то другого…

Валентин раздраженно дернул сучьями и уронил при этом одну из веревочных бухт. Моника подобрала ее, вернула на ветку.

– Он глуп! Очень глуп! – сообщил маг девушке.

– Глуп? Это что? – задал следующий вопрос дождевик.

– Он просто никогда ничего не видел кроме этой пустоши, – сказала Моника. – Не стоит злиться на беднягу.

– Глуп? Злиться? Вы говорите странные слова, – заметил дождевик.

– Неужели тебе и слово «злиться» не знакомо? – удивился Валентин. – Эльф, которого ты поймал, очень злился на тебя. Потому и пробил в тебе дырку, когда улетал.

– Ах, я не знаю, – покачал головой дождевик. – Эльфы почти никогда не говорят со мной. Со мной иногда говорят драконы, но они не любят дождь и если говорят, то говорят мало и непонятно.

– Потому что с тобой ни о чем толковом не поговоришь! – заявил Валентин. – Ты же почти все забываешь, когда кончается твой дождь. Это я знаю точно! А эльфы, драконы живут по сотням, тысячам лет!

– Тысяча-ам, – протяжно повторил дождевик. – Ах, красиво звучит…

– А ты знаешь, где царица драконов? Катарина? – Моника решила, что стоит сменить тему разговора.

– Катарину знаю! В самом большом холме, конечно! Она ведь царица! Ей так положено! – объявил дождевик. – Она красива, она не боится дождя, но она любит спать. И сейчас она спит… Ох! Ох! – застонал он вдруг. – Простите, я пропадаю, я исчезаю… мой дождь… моя вода…

И тут дождь кончился. Сразу, в одну секунду.

Моника от неожиданности даже ахнула.

– Да-да, тут много странного, – проворчал Валентин и замахал ветками, чтоб избавиться от влаги. – Но я доволен, что этот тупой зануда пропал. С ним было как-то неуютно… А с другой стороны, он позволил нам подобраться очень близко к холмам. Если бы погода была хорошей, драконы не сидели бы в своих убежищах и точно помешали бы нам идти вперед.

Моника вновь посмотрела на небо:

– А солнца все равно нет.

– И не будет, – сказал волшебник. – Это не наш мир. Он по-другому освещается.

– Как же?

– Я не знаю. Да это и не важно.

– А теперь? Что будем делать? – спросила Моника, в полной растерянности глядя на холм, к которому они подошли: он был окружен каменной грядой, словно замок – крепостною стеной, и на его склонах, как и повсюду в пустоши, не росло ничего кроме вереска и прочих трав.

Валентин чуть помолчал, размышляя над тем, что теперь делать, а потом весело затряс ветками, теряя желудь за желудем:

– Ха-ха! Я пущу корни в холмы. Насквозь их пронижу! Вы заметили, что тут не только солнца нет? Тут и деревьев нет. Ни одного. Из-за корней. Корни портят драконово жилье! Корни могут даже убить дракона!

– Как?! – изумилась Моника.

– Когда дракон спит, его сон может длиться много лет. За это время деревья, что растут на вершине холма, могут своими корнями пленить спящего в холме дракона. Могут лишить его глаз, пронзить его сердце! Поэтому драконы не позволяют деревьям расти на холмах!..

Этап третий (решительный)

Прекрасная Моника застелила курткой плоский валун, что мирно возлежал у подножия холма, села на него, достала из рюкзака пачку орехового печенья, крупное, румяное яблоко и принялась угощаться, наблюдая за тем, как древообразный маг Валентин карабкается по крутому склону.

– Да-да, пусть спит, – говорил волшебник, быстро двигаясь вперед (он уже приловчился к своим конечностям-корням). – Пусть крепко спит. А мы сюрприз приготовим! Ха-ха! Я настоящий охотник на драконов! Обо мне будут ходить легенды!

Очень скоро Валентин достиг вершины. И тут его ожидал не совсем приятный сюрприз – вершина холма была сплошь «замощена» большими гранитными глыбами.

– Это ничего, – пробурчал волшебник, отпихивая один из камней в сторону и оголяя тем самым почву. – Главное – хотя б один корень в землю всадить.

Он толкнул еще одну глыбу, подвинул третью, а потом прицелился и вонзил сразу три корня в почву. Умостился на новом месте, как наседка на яйцах, и начал расти, вверх и вниз, прощупывая корнями земные потроха…

Моника тем временем перестала поглощать яблоко, потому что к ней на плечи слетелись крошки-эльфы в количестве восьми штук. Они что-то попискивали на своем языке, сверкали своими золотистыми глазками, улыбались и тыкали пальцами в яблоко и печенье.

– Попробовать хотите? – догадалась девушка. – Пожалуйста, пробуйте, – и вмиг истерла выпечку в крошки, яблоко перочинным ножиком измельчила в соломку, умостила все это на соседнем плоском валуне и вернулась на свой камень, достала из рюкзака мешочек с изюмом.

Эльфы ринулись к трапезе, а один задержался и протянул Монике два голубых лепестка.

– Спасибо большое, – улыбнулась девушка, принимая подношение.

Эльф что-то пискнул и, закрыв глаза, тронул пальцами веки.

– Не совсем понимаю, – созналась Моника.

Крошка повторил свой жест.

– Закрыть глаза? – спросила девушка.

Эльф кивнул.

– И пальцы положить на глаза?

Малыш отрицательно мотнул головой и теперь показал на лепестки.

– Лепестки на глаза?

Эльф радостно закивал и захлопал в ладоши.

– Что ж, буду пробовать, – пробормотала Моника, отложив изюм в сторону. – Не думаю, что они хотят меня обидеть.

Эльф опять зааплодировал, и девушка закрыла глаза, положила лепестки на веки, и не сдержала удивленного "а-ах!"

Теперь она видела холм насквозь.

Она видела большого белого дракона, лежащего в огромной норе, свернувшись в кольцо и укрывшись гигантскими полупрозрачными крыльями, на которых тонкие голубые жилки образовывали причудливый узор, похожий на паутину весьма искусного паука. Голова дракона покоилась на передних когтистых лапах и очень походила на голову лошади. Она была украшена витым рогом, а на роге сияла тонкая диадема из некого белого металла.

Огромные глаза дракона были закрыты, веки слегка подрагивали, ноздри то раздувались, то почти смыкались, и Моника заметила, что холм едва заметно вибрирует от могучего, ровного дыхания.

– Катарина, – прошептала девушка. – О, Катарина…

Ей вдруг захотелось гневно вскрикнуть, чтоб царица драконов проснулась, чтоб в ее глазах заплескался страх из-за того, что кто-то вопит на нее, обзывает нехорошими словами и желает кучи гадостей в будущем, но Моника сдержалась, увидав еще кое-что.

Корни.

Корни Валентина множились и стремительно росли, пробиваясь сквозь землю легко, словно горячий нож сквозь масло. Они и ввинчивались и проскальзывали, пользуясь встречными пустотами и более мягкими слоями породы. Они уже достигли Катарины, зависли над ней, словно щупальца гигантского кальмара, а потом устремились вниз, оплетая спящую драконицу прочной сетью, проникая в плоть, сковывая мышцы.

– Да-да! Чтоб двинуться не могла! – захлопала в ладоши Моника. – А уж потом разбудим! Потребуем все, что надо!

Катарина между тем что-то почувствовала: не открывая глаз, она сжала и разжала пальцы, и ее когти вонзились в землю, оставили на ней глубокие борозды.

"Одного их удара хватило бы, чтоб превратить меня в фарш, – невольно подумала Моника. – О, нет, мы не можем говорить на равных…"

– А сейчас я пленю ее сердце! – завопил вдруг Валентин.

Его голос был другим – он звучал ниже и громче. Но это не удивило Монику: она видела, что маг рос не только корнями – он рос и стволом и кроной и теперь превратился в гигантское толстое дерево с мощными ветвями и густой листвою. Он высился на драконьем холме и грозно скрипел, не останавливая увеличения своих размеров.

Катарина застонала во сне, забилась в своих путах и, наконец, открыла глаза. Огромные, похожие на изумруды. В них было то, что желала видеть Моника – дикий страх.

Царица драконов завопила страшным голосом – так вопят раненые лошади.

Моника не выдержала, закрыла уши ладонями, и уронила при этом волшебные лепестки с глаз.

– Видите? Видите? – торжествуя, кричал Валентин. – Холм-то заплясал! Я держу ее сердце! Я могу убить ее!

Катарина вновь завопила, еще громче, с таким невыразимым страданием, что Моника взмолилась:

– Отпустите! Отпустите ее!

– Нет-нет! – отозвался Валентин. – Надо сперва выставить свои условия – пусть выполняет. Иначе нельзя! Говори условия, пока я держу ее!

Моника растерянно хлопала глазами и ничего пока не могла сказать: она была так потрясена увиденным, что потеряла дар речи.

Зато Катарина времени не теряла и закричала в третий раз – тут запульсировали, засияли соседние взгорья. Дрожь прокатилась по их вересковым склонам, многие каменные глыбы обрушились вниз, растревоженные земным трепетом, и холмы начали извергать из себя драконов.

Зеленые и красные, синие и серые, они заполонили собою небо, и на пустоши потемнело.

Моника в ужасе вскочила с камня, зачем-то схватив рюкзак и веревки, и в этот миг эльфы оставили хлеб и яблоко и бросились к девушке, стали быстро-быстро летать вокруг нее – так кружат вокруг чего-нибудь сладкого пчелы – и осыпали испуганную красавицу новой порцией радужной пыльцы.

Драконы, вереща и воя, носились над холмом Катарины, то взмывая далеко вверх, то складывая крылья и камнем падая вниз, но ничего сделать не могли: они опасались трогать Валентина, потому что один из центральных корней мага-дуба обвился вокруг сердца царицы и в любую минуту мог раздавить его.

– Пусти! Пусти! – кричали они на разные лады и гнали крыльями ветер на волшебника.

– Говорите же! Не молчите! – заорал Валентин на Монику.

Эльфы, носившиеся вокруг девушки, тоже пропищали что-то призывное и разлетелись в стороны.

Девушка сделала два глубоких вздоха, чтоб прийти в себя и набраться смелости для речи в присутствии стольких гигантских чудовищ, и заговорила, быстро и твердо, стараясь не допускать дрожь в голос:

– Меня зовут Моника! Ваша царица на Самхэйн очаровала моего любимого, мага Иллариона! Я хочу, чтоб она сняла с него чары, чтоб он стал прежним! Если она этого не сделает, мы… – тут девушка запнулась, потому что предстояло говорить нехорошие слова. – Мы тогда… убьем ее! Убьем!

– Да-да! Убьем! – закричал с холма Валентин. – Своими корнями я разорву ей сердце!

Это заявление вынудило драконов зареветь так, что Моника в ужасе зажала уши ладонями, рухнула на землю и попыталась заползти под камень.

– Где ты? Где ты, подлая тварь?! – ревел один из драконов – могучий черный монстр с алыми глазами и огромными когтистыми лапами. – Покажись! Покажись! – он носился вокруг холма Катарины со скоростью самолета-штурмовика, а меж двух его белоснежных рогов проскальзывали золотистые молнии.

Оскорбление вдруг пробудило в Монике злость. А может и не только оно…

Девушка выпрямилась, откинула волосы с лица и заорала почти так же громко, как летающие чудовища:

– Молчать! Всем молча-ать!

И драконы смолкли, перестали носиться по небу, спустились ниже, зависли над холмом, у подножия которого стояла дрожащая и бледная Моника.

– Покаж-жись, – уже тихо прошипел черный дракон, широкими ноздрями принюхиваясь к воздуху, а красными глазами пристально всматриваясь в склон.

"Он не видит меня! – сообразила девушка. – Наверно, из-за эльфийской пыльцы. Малыши захотели защитить меня…"

Но теперь она считала, что ей нечего бояться. Поэтому Моника замотала головой, замахала руками, запрыгала на одном месте, чтоб стряхнуть с себя волшебную пыльцу.

И драконы увидели девушку.

– А, – зарычал черный, протягивая голову к Монике и выпуская из ноздрей столбы серого дыма ей и лицо. – Вот ты какая… Подлая мелочь!

– Да, я мелочь! – с вызовом заявила девушка, отмахиваясь от дыма. – Но подлость вы сделали! Ваша царица Катарина! Зачем ей мой Илларион?

– Илларион ей не нужен, – ответил дракон, опускаясь на камни перед Моникой. – У Катарины есть я, Клаус. Больше ей никто не нужен, – он взмахнул крыльями и обратился в высокого темноволосого мужчину с красивым лицом и большими глазами цвета вишни.

Моника на минуту смешалась, чуть назад отступила, а потом решительно вскинула голову и задала вполне резонный вопрос:

– Тогда зачем она его очаровала? Зачем целовала?

– Она его целовала? – нахмурившись, переспросил Клаус.

– Она его целова-ала! – отозвался Валентин с холма. – И ее поцелуй очаровал Иллариона! Пусть теперь расчаровывает! Иначе порву ей сердце в клочки!

Глаза Клауса горели, как угли. Он стиснул пальцы в кулаки и процедил сквозь зубы:

– Я вам не верю! Она не могла его целовать! Кто еще может подтвердить ваши слова?

Тут зашумел ветер и на землю опустились еще два дракона, зеленый и алый. Коснувшись лапами вереска, они обратились в юношей и вежливо поклонились Клаусу и Монике и заговорили:

– Эта пришелица не лжет. Мы видели, как царица обнимала и целовала земного мага. Перед этим они играли и беседовали, а мы дрались над морем. Маг выиграл у царицы черный жемчуг и два когтя с левой лапы, а потом маг подарил царице свой шлем. А потом царица поцеловала мага…

Клаус стоял, как громом пораженный. Ничего не говорил, не двигался и, казалось, даже не дышал.

– Кла-а-аус! – застонала Катарина из глубины холма.

Этот звук заставил всех вздрогнуть, а Клаус, придя в себя, прыгнул высоко в небо, обратился в дракона и унесся куда-то, разметав по небу собратьев своими могучими крыльями, похожими на черные паруса корабля-призрака.

– Кла-аус! – вновь закричала царица драконов, и вопль этот теперь напоминал рыдание.

– Отпустите ее, Валентин, – тихо сказала Моника.

На этот раз маг-дуб послушался, и Катарина покинула холм, выползла под серое небо на пустошь, обратилась в человека и заплакала, присев на огромный полосатый камень.

– Клаус. Мой Клаус, – стонала она, пряча лицо в ладони. – Я его потеряла… потеряла… Ох, болит… как болит сердце…

Теперь в ней не было ничего грозного, ничего пугающего – на валуне сидела несчастная, горюющая девушка.

Моника покачала головой, подошла, села рядом, коснулась пальцами плеча Катарины:

– Не надо так убиваться. Он просто сильно расстроился. Он вернется. Обида и злость улягутся – и он вернется…

– Ах, нет, нет, – всхлипнула Катарина. – Он такой гордый! Он дулся на меня в прошлом веке, когда я танцевала с Тимом на празднике. Дулся очень долго… И вот теперь… А мы ведь только-только помирились… Ах, нет, нет…

– Но, если для тебя так важен Клаус, зачем ты очаровала Иллариона? – спросила Моника, протягивая зареванной царице пакет с душистыми одноразовыми платочками.

– Я… я… я часто бываю совершенно несносной, – призналась Катарина, вытирая мокрые щеки. – Я сама не знаю, зачем… Чтоб позабавиться, наверно… Но это легко исправить. Илларион выиграл у меня два когтя. Один из них вполне может разрушить мои чары. Коготь надо вогнать Иллариону в грудь, он сам найдет сердце – и чары пропадут. Все очень легко. Я думала: вы там сами догадаетесь…

– Коготь? В сердце? Но это же опасно, – сказала Моника. – Илларион может умереть.

– Маги не умирают от драконьих когтей, – ответила царица и громко высморкалась в платочек. – Магов может уничтожить только магия. Сильная магия. Драконья – не такая.

– Что ж, если так, – девушка развела руками. – Значит, мне больше нечего тут делать.

– Наверно, – вздохнула Катарина, с неизбывной тоской глядя в ту сторону, куда улетел Клаус.

– Ты извини. За эту выходку с деревом, – робко произнесла Моника.

– Все нормально, – махнула тонкой рукой царица драконов. – Я за Клауса тоже на многое способна… А то, что произошло, пусть мне будет уроком. Мне ведь много веков, а я так и не научилась сдерживать свою пакостную натуру. Вот и получила по заслугам, – она горько усмехнулась, посмотрев на стоящих в отдалении юношей-драконов, и им махнула рукой. – Что смотрите? Представление закончилось. Летите куда-нибудь по своим делам.

Парни послушно обратились в монстров, поднялись в воздух, тяжко ворочая крыльями, и рванули куда-то за холмы. За ними потянулись и остальные драконы.

На пустоши вновь загулял ветер.

Катарина поднялась с камня, еще раз тяжко вздохнула, еще раз вытерла глаза и нос, повернулась к Монике:

– Я могу их себе оставить? – показала девушке пакетик с платками.

– Конечно, – кивнула Моника.

– Спасибо, – царица слабо улыбнулась. – Ты очень смелая. Обычный человек, а такая смелая. Ты не испугалась нас.

– Не такие уж вы и страшные.

– Ну, просто мы не выспались. Ты и твое дерево всех разбудили…

Девушки помолчали, пристально глядя друг на друга.

– Мне жаль, что с Клаусом все так вышло, – сказала Моника.

– Это ничего. Как-нибудь справлюсь, – покачала головой Катарина. – А мне вот жаль, что из-за моей дурости ты вляпалась в наш мир. Как тебя обратно отправить – ума не приложу…

Этап четвертый (проблемный)

Моника растерянно ходила туда-сюда по тому месту, где когда-то был пространственный разлом, через который она и Валентин ввалились в мир драконов.

– Где-то тут! Да! Я уверен! – говорил маг-дуб, прощупывая корнями землю. – Тут даже пахнет по-особому – свежими яблоками, белым наливом. Именно так пахло у вас в холле, когда Наваркин ворожил с переходом.

– Что же делать? – развела руками Моника, и на ее предплечья тут же с веселым писком прилетели семь эльфов. – Что мы можем сделать? – она осторожно стряхнула малышей в траву.

– Наверное, вы ничего не можете, – отозвалась Катарина (она надела пробковый шлем, подаренный Илларионом, и пошла на пустошь провожать Монику и Валентина).

– Наверное, надо ждать инициативы Наваркина, – сказал маг-дубок. – Он должен вновь открыть разлом, чтоб вытащить нас отсюда… Хотя, я очень сомневаюсь в том, что он сейчас во вменяемом состоянии. Наверняка укурился и спит где-нибудь…

Тут Моника кое-что вспомнила и повернулась к Катарине:

– Наваркин спрашивал меня о траве. О чудесной траве, которую можно курить. У вас тут есть что-то подобное?

– У нас тут много всякой травы, – кивнула царица. – Какая вас интересует?

– Я ж говорю – курительная.

– Курить можно любую, – улыбнулась Катарина. – Главное: что вы хотите получить от затяжки.

– Наверное, дивные, приятные видения.

Царица драконов кивнула и осмотрелась, скользя взглядом по густым кустикам вереска. Прошла в сторону холмов, подобрав полы своего длинного белого одеяния, похожего на наряд средневековой дамы.

– Ага. Вот она! – наклонилась и вырвала с корнем какие-то странные беловатые кустики, смахивающие на скелетики. – Она дает чудесный аромат, когда горит, – и дунула желтым пламенем на траву. – Славная штука. Мы добавляем ее в ночные костры, когда хотим плясать и петь. Принюхайся.

Моника потянула носом и заулыбалась: запах не только был великолепен – он прогнал тяжкие мысли, притушил тревогу и страх.

Катарина тоже улыбнулась, заметив, как изменилось выражение лица девушки.

– Да-да, наверно, это и нужно вашему Наваркину, – и протянула Монике горящий кустик. – Осталось только добраться до него…

– Разлом! Разлом открывается! – завопил вдруг Валентин, приплясывая на своих корнях посреди вереска. – Наваркин не забыл о нас!

В самом деле, в пространстве уже зияла золотистая трещина, вокруг него с писком носились растревоженные эльфы, а из разлома несся громкий баритон магического врачевателя:

– Вы там есть? Вы там где? Вы там все закончили?

– Тут! Мы тут! – завопила Моника, бросаясь к расщепу. – Забирай нас! Скорее!

– Подожди! – Катарина схватила девушку за руку. – Надо бы попрощаться. Оставь мне что-нибудь на память.

– Что ж оставить? – развела руками Моника.

– Вот это, – лукаво улыбаясь, царица драконов ткнула пальцем в солнцезащитные очки, которые торчали из нагрудного кармашка мониковой куртки.

Девушка, ни секунды не теряя, вручила Катарине сей сувенир.

– Мерси, – поблагодарила царица драконов и сняла с пояса шнурок с каким-то черным камушком. – А я подарю тебе вот это. Это одна из предсмертных слез моей матушки. Красивая и волшебная штука. Она тебе удачу принесет. Не потеряй…

– Разве можно мне такое? – смутилась Моника. – Наверно, это дорого для тебя.

– У меня еще есть, – улыбнулась Катарина, показав, что на ее поясе полно шнурков с черными камушками. – Такие есть у каждого дракона. Слезы мамы драконы дарят тем, кого считают своими друзьями. Что ж, без обид?

– Без обид.

Тут Наваркин явил свою голову из расщепа и простонал:

– Вы там скоро? Мне уже чан болит от треска! И температура нехило повысилась!

– Иду-иду! – отозвалась Моника и побежала к переходу.

Следом за ней, раскачивая разросшимися ветками, поспешил зеленый Валентин.

– Куда?! – в ужасе завопил Наваркин. – Ты не пролезешь! – и замахал на шагающий дуб руками. – Ты ж меньше был!

– Ты сам говорил: тут многое не такое, как у нас, – ответила Моника, прыгая к доктору.

– Он же не пролезет! – повторил Наваркин, хватая девушку в объятия.

– Пролезу! – заявил маг, сложил вместе самые раскидистые сучья и полез в расщеп.

Пока втискивался, кряхтя и охая, местами ободрался, а, оказавшись в холле, рухнул на пол, обратившись в обычное безмолвное дерево. И сбил при этом ошалевшего Наваркина с ног.

– Чтоб тебя! – ругнулся эскулап, хватаясь за ушибленный затылок.

Моника же оборотилась к расщепу, чтоб помахать Катарине рукой на прощание.

Но царицу драконов девушка уже не увидела, потому что разлом, со скрипом пропустив через себя дуб, спешно закрылся, словно испугался, что придется пропускать еще что-нибудь огромное. Края трещины сомкнулись, полыхнули на прощание белым огнем, и все исчезло, оставив после себя запахи вереска и дрока.

Моника уже в пустоту прошептала "всех благ" и повернулась к Наваркину.

Тот с досадой смотрел на лежащий посреди холла дуб:

– Ну и что с ним теперь делать? Как его вынести? Если только распилить…

– Нельзя его пилить! – сказала девушка. – Он же погибнет.

– Но, валяясь тут, он тоже погибнет, просто процесс погибания растянется во времени, – заметил Наваркин.

– Я поговорю с Илларионом – он его расколдует.

– Ну-ну. Ты, барышня, сперва Ларю расколдуй, а то ему ни до чего дела нет, окромя лика распрекрасной Катарины. Узнала, как это сделать?

– Узнала. Надеюсь, все получится…

– А про сувенир для меня не забыла? Я еще отсюда дивный дым учуял, – сказал Наваркин, шмыгнув носом.

Моника без слов протянула доктору беловатые кустики.

– Ням-ням! – выдал эскулап и выхватил веточки из рук девушки. – Это то, что я хотел! – и он вознамерился удалиться в соседнюю комнату, чтоб там что-то сделать с вожделенными травами, но Моника его остановила:

– Где ж Илларион?

– А. Он где-то там, – Наваркин махнул в сторону входной двери. – Где-то в парке.

– Я же просила присмотреть за ним, – Моника дернула врачевателя за рукав тельняшки.

– Я и присматривал, – тряхнул головой доктор. – С балкона. Он строит новый памятник в парке и никуда деваться не собирается. Сама посмотри, – и вновь махнул рукой в сторону дверей, а сам легко перепрыгнул через Валентина и побежал в галерею, напевая "и снится нам трава-трава у дома…"

Иллариона Моника нашла за Кленовой аллеей, на широкой поляне. Точнее, сперва Моника нашла новый памятник Катарине. Вообще, памятников этих в парке уже стояло штук двадцать, но все были доделаны и не имели подле себя Иллариона. Распоследний, еще не завершенный, был из какого-то полупрозрачного зеленоватого камня и изображал царицу драконов сидящей на утесе. Лицо Катарины получилось большеглазым, задумчивым и весьма красивым – этого Моника не могла не признать.

Бледный и растрепанный Илларион обнаружился в тени новой статуи. Он сидел на траве и жадно пил воду из огромного серебряного кубка, украшенного крупными аметистами. Было видно, что чародей ужасно устал.

– Привет, – сказала Моника, останавливаясь возле Иллариона.

– Привет, – буркнул маг и, даже не посмотрев на девушку, стал с хрустом поедать французскую булку, которая явилась к нему в руки из воздуха.

– Ты обедал? – спросила Моника.

– Нет. Не хочу, – буркнул чародей.

– И чаю не пил?

– Не хо-чу! – резко ответил Илларион и одарил девушку злым взглядом. – Не мешай мне!

Он швырнул недоеденную булку в смородиновые кусты и поднялся, чтоб вернуться к работе над скульптурой, но Моника остановила его таким сообщением:

– У меня есть кое-что от Катарины.

Волшебник на минуту замер, потом резко повернулся к девушке, с кривоватой усмешкой спросил:

– Что же?

– Вот, – Моника протянула ему шнурок с черным камушком. – Это драконья слеза. Мне ее дала Катарина, для тебя.

Она готова была лгать, сколько угодно, но чуть не заплакала, увидав, каким счастьем засияло лицо Иллариона.

– Мне? Она? О, как здорово! Давай же скорее! – закричал маг, протягивая руки к Монике.

– Нет-нет, просто так нельзя, только в обмен, – помотала головой девушка. – Иначе пропадет магическая сущность камня. А ведь магия камня – это тоже для тебя.

– Что ж ты хочешь взамен? – с заметным раздражением в голосе спросил Илларион.

– Коготь Катарины. У тебя ведь есть.

– Да, но я бы не хотел с ним расставаться… Впрочем, у меня их два. Вполне могу поделиться, – волшебник улыбнулся, и Монике его улыбка понравилась: она была не злой, а обычной, доброй улыбкой. – Бери, – вытянул из нагрудного кармана жилета один из когтей царицы драконов, тонкий, длинный, полупрозрачный, украшенный мудреной вязью. – Только что ты с ним будешь делать?

Моника почувствовала странную легкость в спине и голове, когда коготь оказался в ее ладони, и тоже улыбнулась:

– Что-нибудь да сделаю. Что-нибудь полезное, – и отдала черный камушек Иллариону.

Моника решила, что, пока волшебник будет любоваться слезой дракона и думать всякое приятное о Катарине, она изловчится и всадит коготь ему в грудь, но через минуту поняла, что решить легче, чем сделать.