Текст книги "Карми"

Автор книги: Инна Кублицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

– Он теперь хэйм, – крикнула Байланто. – Оставь его. Если он умрет, хэйо вселится в того, кто окажется поблизости.

Карми помолчала, глядя на Смирола.

– А ты уверена, что это хэйо? – спросила она.

– Да, я знаю, у меня кузен болел и умер, – ответила Байланто. – Пойдем отсюда, Ур-Руттул, а то я одна уеду.

– Уезжай, – крикнула Карми. – Уезжай и не оглядывайся. А мне хэйо не страшен. Я ведь сама хэйми, ты же знаешь. Уезжай, а нас с ним завтра здесь не будет.

Байланто, помявшись, вскочила на коня и ускакала. Карми проводила ее взглядом и снова обернулась к Смиролу.

Значит, он заболел заячьей болезнью, или, как ее еще называют, болезнью хэйо. Этой болезни в Майяре боялись не меньше, чем чумы, хотя, если взглянуть здраво, казалась она куда безобиднее. Заячья болезнь никогда не вызывала обширных эпидемий, опустошавших целые области, но для верующего человека заячья болезнь была опаснее, потому что не оставляла никаких надежд на воскресение в мире надлунном. Считалось, что болезнь эта вызывается вселением в человека алчного демона – хэйо; если хэйо очень силен, больной умирает, если же выздоравливает – то это означает лишь, что хэйо будет пожирать его душу до конца жизни. А после смерти человека хэйо подыскивает другую жертву, и так продолжается вечно. Поэтому нет для майярца большей беды, чем оказаться рядом с умирающим хэймом-одержимым; здесь не удерживают даже семейные узы – неудивительно, что Байланто, такая вроде бы здравомыслящая женщина, без колебаний оставила заболевшего хокарэма.

Карми вздохнула. Может, зря она поддалась чувству жалости, но бросить беспомощного человека, да еще этого хорошо знакомого, симпатичного ей парня, она не могла. И Карми осознала, что отвезти в замок Ралло Смирола она не может: как же объяснишь, что занесло ее в Забытую Столицу?

Он скоро умрет, поняла Карми. Он скоро умрет, и больше не будет в мире подлунном рыжего веселого парня, к которому она привыкла, как к старому знакомому. Много ли он значит для бывшей сургарской принцессы? Карми вспомнила, как в прошлом году перед собранием Высочайшего Союза уже почти решилась раскрыть ему тайну глайдера. Если бы Высочайший Союз приговорил ее к смерти, Смирол привел бы из Кэйве глайдер и спас ее, в этом Карми не сомневалась.

Нет, не могла Карми бросить его здесь, в высушенных зноем руинах. Следовало увезти его отсюда, но увозить его на лошади было бы мучительно для больного. Только глайдер мог быстро доставить их куда-нибудь в глушь, где никою не будет беспокоить, какая болезнь поразила Смирола.

И если он выздоровеет, он будет знать о глайдере.

«Пусть знает», – решила Карми. Делать нечего, за человеколюбивые порывы приходится расплачиваться.

И Карми вызвала глайдер; уже стемнело, можно было не опасаться, что чьи-то любопытные глаза увидят спускающуюся с неба машину. Тяжело дыша, она перетащила Смирола от стены на открытое место – туда, куда упадет луч гравитационного лифта. Когда глайдер завис над ними и открылся люк, Карми втянула Смирола в кабину и дала команду «подъем». С каждым путешествием ориентация в приборах глайдера давалась ей легче; она без труда указала курс к безымянному необитаемому островку в Торском море. Слабое попискивание оторвало Карми от навигационных проблем. Она оглянулась на Смирола, в беспамятстве плававшего в кабине, и обнаружила, что вокруг него автоматика глайдера затеяла суету. Неизвестные Карми механизмы освободили Смирола от одежды, нацепили на голову что-то похожее на ажурный шлем, окутали плечи шелковистым переливающимся лоскутом.

Карми за полу выдернула из утилизатора наполовину проглоченный тханги, запихнутый туда услужливым автоматом, смяла и бросила в шкафчик: оставлять Смирола без одежды не стоит, сообразила она, может быть, тханги ему еще и пригодится. Руттул в свое время ничего не говорил об этих устройствах, вернее, не говорил детально. Однажды он просто сказал Карми, что в глайдере в числе систем есть автоматы, которые могут заменить врача: в их обязанности входит оказание неотложной помощи заболевшему или раненому пилоту глайдера до того момента, пока не подоспеет настоящая помощь.

«Где ж я вам такого лекаря найду, что заячью болезнь возьмется лечить?» – раздраженно подумала Карми, наблюдая за происходящим.

Автоматы, однако, попискивали так деловито, что Карми немного успокоилась.

«Он выживет, – думала она. – Он выживет. Но каким он будет?» Ей вспомнилось, что большинство хэймов, по рассказам, отличаются по меньшей мере странным поведением. Останется ли Смирол здоровым умственно?

В кабине заметно потеплело – система подбирала для больного наиболее комфортную температуру. Гибкий шланг с блестящим сиреневым наконечником протянулся от шкафчика со съестными припасами и ткнулся в губы Смиролу. Тот, распробовав, зачмокал, не прерывая своего тяжелого сна. Карми осторожно выдернула шланг и лизнула – оказалось, это какое-то кисловатое питье. Карми вернула шланг к губам Смирола.

Глайдер уже давно приземлился. В кабине было жарко, и Карми, утомленная болезненной жарой, забрала скомканный тханги и вышла наружу.

Над островом гулял ветер, трепал кроны немногочисленных чахлых деревьев; было свежо, и Карми показалось, что она вышла из кухни, где жарко натоплена печь. Она сняла сапоги и рубаху, оставила их у размытого дождями кострища и пошла стирать тханги в прозрачной воде, мягко плескавшейся у берега. Выстирав плащ, она растянула его на высохшей, побелевшей коряге и заглянула в кабину.

Смирол спал, посасывая питье точно младенец. Завершив свое дело, автоматы исчезли, оставив Смирола спящим. Карми обнаружила на его плечах с полдюжины следов от уколов, смазанных чем-то желтым. Вероятно, курс лечения, который мог предложить Смиролу глайдер, был окончен.

В наступившей темноте как следует позаботиться об ужине было трудно, и поскольку Карми сегодня два раза неплохо поела, она не стала думать о пище. Недурно было бы отдохнуть после беспокойного дня.

Глава 2

Смиролу снилось, что он наполовину превратился в рыбу. Руки и ноги остались при нем, но тело покрылось сверкающей крупной чешуей, и чуть пониже ушей прорезались жабры, так что он мог без затруднений дышать в воде. Чешуя и жабры его несколько расстроили, – это же надо, опять он выделяется среди прочих! Но легкость во всем теле, поразительная ловкость, с которой он плавал, компенсировали все, так что Смирол примирился бы со своим новым телом, если бы не теснота бассейна, в который он был помещен. Несколько саженей ограничивали его свободу, и выбраться отсюда не было никакой возможности: дышать воздухом Смирол разучился…

От вспышки негодования он проснулся, но ему показалось, что сон продолжается. Он висел посреди помещения, по размерам напоминающего бассейн из сна; он висел ничем не поддерживаемый, и от малейшего движения положение его менялось. Он плавал в воздухе, пронизанном розоватым светом, лившимся непонятно откуда.

«Я сплю или свихнулся», – решил Смирол. Формой помещение напоминало огромную бочку, обитую изнутри розовым шелком. К обоим днищам, как раз посредине, прилепились белесые полушария – одно голубоватое, другое с оранжевым оттенком. Смирол, подплыв к голубому полушарию, осторожно потрогал его рукой. Полушарие упруго прогибалось. Смирол резко оттолкнулся и приблизился к оранжевому полушарию. Его встретила упругость, но не такая прочная: со шлепающим звуком полушарие прорвалось, и Смирол, ошеломленный, выпал из «бочки» на свет божий, заметив краем глаза вокруг себя скалы и несколько деревьев. Он уперся руками в каменистый грунт, тело занесло в сторону, и Смирол боком повалился на землю, ощутив наконец себя не рыбой, плавающей то ли в воде, то ли в воздухе, а голым человеком, причем человеком явно нездоровым.

Не обращая больше внимания на странную бочку, Смирол побрел в ту сторону, где видел у погасшего костра завернувшуюся в суконное одеяло фигуру. Разглядев Карми, он подумал, что не мешало бы ему одеться: неприлично, как-никак – принцесса. Он беспомощно оглянулся – не вязать же фартук из травы – и заметил свой тханги, висящий на коряге. Тханги был еще сыроват, но Смирол завернулся в него и вернулся к Карми.

Карми зашевелилась.

– А, Рыжий? – сонно пробормотала она. – Что-то ты быстро…

Смирол сел рядом, привалясь спиной к большому камню.

– Где это мы? – спросил он. – И почему мы здесь?

– Мы на острове в Торском море. У тебя была заячья болезнь, и Байланто не захотела иметь тебя рядом с собой, – по пунктам объяснила Карми.

– Значит, заячья болезнь, – глубокомысленно повторил Смирол. – А сейчас я как – болен или нет?

– А кто знает… – пожала плечами Карми. – На здорового ты вроде не похож.

– У тебя поесть не найдется? – спросил Смирол. – У меня как-то настроения нет сейчас рыбу ловить.

Карми стащила с себя одеяло и набросила на Смирола. Утро было свежее, и она натянула рубаху.

– Сейчас я тебя накормлю, Рыжий.

Смирол с любопытством проследил, как Карми пошла к «бочке», из которой он только что вылез, подпрыгнула, вплыла в лаз и через некоторое время появилась вновь с какими-то кругляшами в руках. Приготовить к употреблению консервированную пищу было делом минутным. Получив в руки плошку с супом, он принюхался.

– Ешь, расплескаешь, – приказала Карми, ставя рядом с ним другую чашку, с мелко нарезанным мясом, зажаренным с луком и чем-то еще.

– Это все? – спросил Смирол. – Я голоден, как стая волков.

– Сейчас я рыбы наловлю и уху сварю, – деловито сказала Карми. – А тлави хочешь? Их тут много.

Смирол хвастался своим голодом, но, приступив к еде, обнаружил, что ему в самом деле сильно хочется есть. Супчик и жареное мясо он проглотил в одно мгновение и жадными глазами смотрел на висящий над костром котелок, из которого очень скоро потянуло притягательным запахом. Карми, чтоб Смирол не очень нервничал, сунула ему в руки пучок водорослей, и тот, вяло пожевывая зелень, дожидался продолжения трапезы.

Вот наконец Смирол получил плошку с ухой и горку тлави на лопушке. Он с воодушевлением взялся за креветок, но дрожащие от слабости руки не позволяли ему как следует разделывать их. Карми, посмотрев, как он мучится, села рядом с ним и принялась быстро переправлять мясо в рот Смиролу. Смирол, поймав ее руку, весело чмокнул кончики пальцев.

– Я чувствую себя принцем, – объявил он. – Меня с руки кормит принцесса.

Карми, выдернув руку, легонько стукнула парня по затылку:

– Собак тоже, бывает, кормят с руки!

Смирол улыбался. Он еще чувствовал себя слабым, разбитым, голова кружилась, мышцы болели, но он уже знал, что преодолел болезнь, и знал, что в своем рассудке ему сомневаться не приходится.

– Где моя шляпа и набедренная повязка? – вспомнил он.

– Шляпа осталась в Забытой Столице – мне как-то не пришло в голову ее подобрать, а повязку съел утилизатор.

– Что это за зверь такой? – поинтересовался Смирол.

– Это… – Карми задумалась, не зная, как объяснить. – Это… механизм такой. Ты слыхал о куклах алхимика Траули?

– Я видел «виночерпия», – похвастался Смирол. – Я даже видел его внутренности.

– Вот и весь глайдер битком набит разными подобными вещами – более совершенными и не столь похожими на людей.

– Эта бочка называется глайдер?

– Да, – сказала Карми. – Это Руттулово наследство.

– А что делает утилизатор? – спросил Смирол.

– Поглощает разный мусор.

– И куда девает?

– Перерабатывает.

– Во что?

– Вот этого я уже не знаю, – призналась Карми. Смирол, насытившись, полусонно запричитал:

– Как же мне голому, в одном тханги, о-ой…

– Если хочешь, могу выделить юбку и сорочку, – равнодушно отозвалась Карми.

Смирол уже спал. Проснувшись, он тоже не польстился на женскую одежду. Он лежал у еле теплящегося костерка, наблюдал за муравьишками, суетящимися в редкой траве, поглядывал изредка на глайдер и размышлял о чудесах техники. Мысли были ленивы и путаны. Карми разбила их своим появлением. Она присела рядом со Смиролом на корточки и протянула ему пучок зеленых водорослей.

Смирол пробормотал благодарность и с аппетитом сжевал подношение.

– Ураган надвигается, – сказала Карми. – Вся живность попряталась. И нам лучше убираться – тут в бурю нехорошо.

Смирол сел и обвел взглядом островок. И в самом деле, укрыться от непогоды было негде.

– Куда ты теперь? – спросил он.

– Да хоть в Ралло, – пожала плечами Карми. – Только как тебя Логри предъявить? Я была в Забытой Столице без его ведома, и о глайдере он не знает.

– Так высади меня где-нибудь.

– Где? Тебе сейчас лечение нужно, уход, питание хорошее…

– Я хокарэм, – со значением напомнил Смирол.

– Кто поверит, что ты хокарэм? Посмотри на себя! Смирол и вправду представлял собой печальное зрелище.

Не человек, а развалина.

– Связалась я с тобой на свою голову, – вздохнула Карми. – Куда мне тебя пристроить, ума не приложу. Возьмет ли тебя обратно госпожа Байланто?

– Боюсь, не возьмет, – проговорил Смирол. – А в Ларау ты меня высадить можешь? Я у Аранри-портного отлежаться могу.

– Как скажешь, – ответила Карми. – Пошли в глайдер.

Она помогла ему подняться в кабину и, пока Смирол осматривался, проложила курс на Ларау и перевела глайдер туда. Она собиралась сопровождать Смирола в город, ведь он еще был совсем слаб. Но когда Карми высадила его в лесу неподалеку от Ларау, он решительно от помощи отказался.

– Постой, Рыжий, – окликнула его Карми. – А ты уверен, что дойдешь? Ветром тебя не сдует?

Смирол, которого и в самом деле шатало после перенесенной болезни, ответил легкомысленно:

– Не дойду, так долечу… А вот нет ли у тебя денег? Одолжи, верну как-нибудь позже.

– Ни гроша нет, – ответила Карми. – Есть одна вещь, но я не уверена, что ты ее продашь.

– Покажи-ка…

Карми вынесла из глайдера голубовато-зеленую друзу.

– О-ой! – восхищенно сказал Смирол, разглядывая кристаллы. – Это что, изумруды?

– Не думаю, – покачала головой Карми. – Подарю, если хочешь.

– Хочу, – жадно сказал Смирол. – А я не разорю тебя?

– Я знаю, где их много. Но мне кажется, ты не унесешь – тяжело.

– Унесу, унесу, – уверенно сказал Смирол. – Не беспокойся.

Он увязал друзу в узелок и пошел по редкому лесу к недалекой дороге. Карми поторопилась взлететь, пока не рассвело.

Смирол отшагал по дороге около четверти лиги и устал от столь длинного перехода. На перекрестке он огляделся. По другой дороге к городу Ларау тянулись возы. Смирол подождал, пока они подползут поближе, и напросился в попутчики к пухлой молодухе. Заговаривая ей зубы, он развалился на мешках, нагло посматривая на молодухиного свекра, хмуро оглядывающегося с первого воза. Молодуха угостила его лепешкой и молоком, и Смирол вовсю шевелил челюстями, ухитряясь заодно болтать о разной чепухе.

При въезде в город Смирол спрыгнул с воза, тепло попрощался с бабенкой и направился прямиком к стражникам. Полагалось платить пошлину, но хокарэмы обычно на этом экономят, и Смирол, сообщив страже, что он хокарэм, беспрепятственно вошел в город. Нашелся, правда, смельчак, спросивший, а чего это он в одном тханги, на что Смирол высокомерно ответил, что голым ходить ему было бы прохладно.

Ларау – город древний, был он когда-то значительно больше, теперь же захирел. Среди старинных домов зияют пустыри. Вся земля в городе, конечно, кому-нибудь да принадлежит, но строить новые дома на месте сгоревших или разрушившихся не имеет смысла: хозяева чаще устраивают огородики или сажают фруктовые деревья.

Смирол направлялся к своей матери. Все хокарэмы называли его Особенным, да и сам он это подтверждал; и действительно, не было за последний век хокарэма, более непохожего на других, чем он. Например, он не был совсем безродным – у него была мать.

Смирол никогда не попал бы в замок Ралло, если б не упрямство работорговца, который любыми способами хотел сбыть с рук хилого мальчишку. Райи Навер, которому Логри в свое время поручил купить нескольких мальчиков трех-четырех лет, выбрал у работорговца Эйари из Кравито подходящих и столкнулся с проблемой: Эйари соглашался продать детей только с «рыжим мозгляком» и никак иначе. Он готов был дать, скидку, и Навер, устав торговаться, в конце концов забрал и рыжего. Эйари не знал, что Навер – хокарэм, а то не стал бы настаивать, Наверу же не с руки было лишаться давно обжитого обличья небогатого торговца.

По дороге он пытался продать слабого малыша в Равирхау, и это бы у него наверняка вышло, если бы у мальчика были волосы потемней; однако, несмотря на «знак счастья» – крохотную родинку над левым ухом, – никто не захотел принять в семью ребенка явно рабского обличья. И Навер привез его в Ралло.

Логри мальчик не понравился, но выражать свое неудовольствие вслух он не стал: Навер свою голову на плечах имеет и знает, что делает. А если мальчик не подойдет для хокарэмского сословия, он просто не выживет. Так рыжий мальчик, которого назвали Смирол, оказался в Ралло.

Несмотря ни на что, он крепко держался за жизнь. А через два года после его появления Логри впервые услыхал об Антуно…

Навер, явившийся в Кравито за очередной партией детей для замка Ралло, выбирал малышей. На этот раз Логри заказал ему привезти еще и трех девочек, и Навер пытался отыскать таких, чтобы были не только выносливыми, но со временем могли превратиться в красавиц. В это время его за локоть нерешительно тронула женщина. Навер заметил ее уже давно, но не обращал на нее внимания: мало ли почему она может стоять во дворе Эйари? Оказалось, женщина ждет его.

– Что тебе? – спросил Навер, разглядывая ее. Она была молодая, белокожая, светловолосая, чертами лица напоминающая жительниц Лайгарских островов; да и по речи она была настоящей лайгаркой, хотя, похоже, уже несколько лет проживающей на юге Кэйве.

Запинаясь от смущения, женщина спрашивала о своем сыне Хэндрае, которого будто бы когда-то купил Навер. Хокарэм, вслушавшись, понял, что она хочет узнать, кому он перепродал ее Хэндрая. Сразу сказать, что мальчишка попал в Ралло, а там выжил ли, помер, – бог весть? – Навер не решился. Вряд ли это известие обрадует женщину. Та же, подумав, что перекупщик не припоминает, какого именно мальчика она имеет в виду, стала описывать своего сына, и Навер ясно вспомнил рыжего мальчонку со «знаком счастья» над ухом.

– Что у тебя за дурь искать мальчишку? – грубо спросил Навер. – Будут у тебя другие, молодая ведь еще…

Женщина в ответ залилась слезами. Хэндрай был у нее единственным, а других уж, похоже, не будет, так бабка-знахарка говорит. Поэтому и хочется хоть изредка узнавать, как живется Хэндраю.

«Сказать ей, что ненаглядный ее Хэндрай помер? – размышлял Навер, разглядывая заплаканную женщину. – Жив ли он еще?» Но он решил ничего не выдумывать.

– Тебе лучше забыть о нем, – посоветовал Навер. – Тебе его не разыскать.

– Что же…

– Он в Ралло-Орвит. Я продал его туда, – сказал Навер. Женщина захлебнулась плачем. Навер неловко погладил ее по плечу:

– Звать тебя как, дочка?

– Антуно, – отвечала женщина, вытирая глаза краем шали.

– Ты рабыня или невольница? – спрашивал Навер.

История Антуно была коротка и незатейлива. Простая девушка с Лайгар, – кому было о ней думать, когда на остров напали кэйвирцы? Так она стала невольницей. Будь она из знатной семьи, ее бы выкупили, но у ее семьи денег не было, и Антуно осталась в Майяре. Ее продали на рынке в Кэйвире – и она стала рабыней.

Купил ее для своей жены какой-то знатный господин, и все это время Антуно жила в его доме. Шесть лет назад у нее родился сын; о его отце она могла сказать только то, что он был из арваликских наемников, цветом волос сын явно пошел в отца – среди арваликцев часто встречаются рыжие.

У господ жилось не очень хорошо. Хозяин невзлюбил Хэндрая, но, пока жива была его жена, терпел. А когда хозяйка скончалась, тут же велел отвести Хэндрая к Эйари, а ее запер в подвале и приказал не выпускать, пока Эйари не доложит, что мальчишка продан. Едва выйдя из подвала, Антуно пошла к Эйари и упросила того сказать, где малыш. Эйари, получив от нее несколько серебряных монет, назвал имя Навера. И вот Антуно все эти два года приходила во двор Эйари и спрашивала, не появился ли Навер.

– Считай, что малыш для тебя потерян, – сказал Навер. – Он попал в Ралло. Только не болтай об этом, слышишь?

Она кивнула и пошла прочь.

Навер глядел ей вслед, пытаясь вспомнить, какой была его мать. Но это было невозможно – от тех далеких дней ничего не осталось в памяти. Помимо воли, мысли об Антуно не оставляли его; приведя детей в замок Ралло, он стал внимательно рассматривать учеников Старика Логри.

– Кого высматриваешь? – спросил Логри, заметив его интерес.

– Я тебе приводил такого хилого, рыжего, помнишь?

– А! Так ты его идешь?

– Он жив еще?

– Как ни странно, жив.

Навер рассказал об Антуно. Логри, холодно выслушав, пожал плечами:

– Как же обучать ребят, если постоянно помнить, что у них есть любящие матери?

Логри и не думал, что ему доведется встретиться с Антуно. Прошло еще два года, и однажды дозорный доложил, что у ворот сидит женщина и невесть чего ждет.

– Спросить, что ей надо, мастер? – деловито поинтересовался парень.

– Я сам, – ответил Логри. Однако к воротам не спешил. Минул почти час, прежде чем он вышел к незваной гостье.

Женщина, увидев его, встала на колени и поклонилась.

– Встань, – повелительно сказал Логри. – Нечего в пыли валяться…

Женщина несмело поднялась.

– Зачем пришла? Женщина залепетала:

– На сынка посмотреть… Жив ли? Купец Навер четыре года назад привел его вам…

Логри, вспоминая, спросил:

– Как тебя зовут?

– Антуно. А сына Хэндрай звать.

– Разве ты не знаешь, что хокарэмы получают новые имена?

Женщина испуганно молчала.

– Как ты сюда попала? – сурово спросил Логри. – Ведь ты в Кравито жила, не так ли?

Слушая рассказ Антуно, Логри будто воочию видел, как она, убежав от сурового хозяина, шла от Кравито к замку Ралло, надеясь только на судьбу. Поначалу, опасаясь преследования хозяина, она шла, прячась от людей, потом, осмелев, стала расспрашивать дорогу. По простоте своей она спрашивала дорогу до замка Ралло – ни больше ни меньше; эта ее простота, похоже, и оберегла ее от лихих людей – кому хочется встревать хоть косвенно в хокарэмские дела? Ей давали подробные указания, снабжали едой, если просила, и старались побыстрее спровадить дальше.

И теперь Логри предстояло решить судьбу Антуно. Отправить обратно к хозяину? Или принять во внимание то, что она не испугалась дурной славы хокарэмов? От чего идет ее простота: от непроходимой ограниченности или чистого сердца? Следовало разобраться, пригодна ли она к использованию; и Логри, подозвав одного из мальчишек, велел отвести ее на ночлег в Горячие ключи. Там Антуно провела несколько дней.

В Горячих ключах гостил тогда райи Аранри из Ларау. Когда он неделю спустя прибыл в Ралло, Логри расспросил его о странной гостье.

– Хорошая девушка, – отозвался старый Аранри. – Понятливая, непугливая, не бездельница. Мы с ней уже ворох одежды для твоих сорванцов починили, так что мальчишки могут рвать штаны и дальше…

– Она беглая, – сказал Логри. – Стоит ли она тех денег, что я заплачу ее хозяину?

– Стоит, – ответил Аранри. – Даже мешок золота стоит. А скотина-хозяин ее уму-разуму плетью учит.

– О, да ты жалеешь ее? – удивился Логри.

– Жалею, – согласился Аранри. – Я старый, больной, к бою уже неспособный, мне жалеть людей можно. А сын ее выживет ли?

– Выживет, – сказал Логри. – Тощий, бледный, слабый, в чем душа держится – непонятно, но верткости и хитрости на четверых хватит.

– Злой?

– Нет, холодный, как живое серебро.

– Это хорошо, – кивнул Аранри, – злые долго не живут. Покажи-ка мне его.

– А вон тот, рыжий, видишь?

Аранри бросил на ребят, тренирующихся в борьбе, будто бы незаинтересованный взгляд и высмотрел огненные вихры.

– Да, слабоват, – отметил он.

– Вывернется, – сказал Логри. – Даром ли я его Смиролом назвал?

Смирол – по-майярски «ртуть». Рыжий мальчик был слишком слаб, зато более гибок и лучше знал приемы.

– Я скажу Антуно, что с мальчиком все в порядке? – спросил Аранри.

– Завтра я пришлю его за солью, – сказал Логри. – Покажешь ей издали.

Аранри кивнул:

– У тебя поручения для меня будут? Я послезавтра возвращаюсь домой.

Логри помолчал, задумавшись.

– Возьмешь ее в ученицы? – спросил он наконец. – Ты ведь не вечен, а где я тебе райи найду, имеющего склонность к портновскому делу…

– А что? И возьму, – согласился Аранри. – Только вот…

Логри понял его с полуслова.

– По-моему, так в Горячих ключах Кавор без дела околачивается? – Подтверждения он не ждал – вопрос был чисто риторическим. – Слушай! Ты, Кавор и Антуно поедете вместе до Аруто, там пусть Кавор оценит ее как полагается, ну, ты знаешь. – Аранри кивнул. – После этого Кавор пусть съездит в Кравито и отдаст назначенную сумму хозяину Антуно. А ты можешь считать женщину своей женой.

– Ну, придумал, – покачал головой Аранри. – Да весь Ларау надо мной смеяться будет. Одной ногой в могиле стоять – и позариться на молоденькую.

– Тебе-то что за дело? Или ты завел в Ларау вдовушку, которая выцарапает тебе глаза за измену?

Аранри, вздохнув, проворчал:

– Жена так жена!

Так Антуно оказалась в Ларау. Аранри жил здесь уже не первый год. Став райи примерно на сороковом году жизни, он перешел в разряд так называемых «оборотней» – хокарэмов, маскирующихся под обывателей. Аранри считался портным – он шил и чинил одежду для почти всех хокарэмов Майяра. В Ларау его считали человеком приятным, однако несколько сторонились – из-за контактов с хокарэмами. В портновском цехе он – опять-таки из-за специфики работы – не состоял, поэтому мог позволить себе заниматься и другими делами; в Ларау его подозревали в связях с контрабандистами. В доме его часто бывали гости – иногда в хокарэмской одежде, но чаще в обычной, – люди самые разные. Склонность к болтовне и грузная комплекция старого портного как будто не позволяли причислить его к хокарэмам, и соседи немало бы удивились, узнав, что при своем немалом весе Аранри остается быстрым и ловким. Был он большим специалистом в борьбе укуари, но после двух тазобедренных вывихов ему пришлось прекратить занятия.

К тому, что Аранри привез в Ларау молодую жену, да еще из лайгарских невольниц, в городе быстро привыкли; привыкла и Антуно к новой жизни. Неожиданно для себя стала она хозяйкой зажиточного дома и большого запущенного сада; слуг Аранри не держал, чтобы не иметь в доме лишних глаз и ушей, зато нанимал поденщиков. Питался он у соседа-ювелира, отдавая дань отличной кухне; отношения у них были дружеские, и если ювелир собирался посылать свои изделия в другие города, Аранри подыскивал в попутчики его посыльным кого-нибудь из своих гостей-хокарэмов.

Свою молодую жену Аранри старался не перегружать работой по хозяйству: важнее было передать ей секреты своей профессии, так как одежда хокарэмов имеет свои особенности. Специальные покрои, особой прочности швы, накладные и вшивные карманы, которых обычная одежда не имеет, окраска в разные цвета – от серовато-белого «зимнего» до черного «ночного». Вдобавок еще каждый из хокарэмов имеет свои требования к деталям покроя, и все это полагается знать на память, как и все размеры, относящиеся к каждому заказчику.

Так уж повелось, что одежду хокарэмы не берегут. «Сбережешь рубаху – потеряешь жизнь» – существует в Ралло поговорка. У каждого из хокарэмов, живущих оседло, есть солидный запас платья на все случаи жизни. Бродячим райи приходилось быть поскромнее – с собой сундуки таскать не будешь, зато в каждом городе, где райи имел «опору», хранилось по нескольку комплектов одежды.

Почти всех их обшивал Аранри. В южном Горту жил еще один портной, Колон-вольноотпущенник, он снабжал одеждой хокарэмов Горту и восточного Марутту, однако существовало мнение, что Колон не обеспечивает необходимого качества, и более богатые хокарэмы предпочитали посылать заказы в Ларау.

О том, что у него есть мать, Смирол узнал в начале года Грифона, когда они – семеро учеников из замка Ралло – отправились в тренировочный поход к далекому острову Ваунхо, а по дороге туда заглянули с поручением к Аранри. Старик принял их сердечно, радушно угощал, расспрашивал о Ралло и сам рассказывал разные новости. Антуно появлялась как тень, ставила на стол все новые и новые лакомства, и Смирол тревожно отмечал бросаемые ею на него украдкой взгляды. Он поразмыслил, принял во внимание сходство и спросил, поймав Антуно за руку:

– Я ведь твой сын, правда?

Он был готов перевести все в шутку, ведь такой вопрос почти неприличен для хокарэма, но Антуно не выдержала, кивнула утвердительно и выбежала из комнаты, залившись слезами.

Аранри изобразил бровями неудовольствие.

– Я совершил преступление? – невинно спросил Смирол.

– Нет, – отозвался, помолчав, Аранри.

– А ты на моего отца что-то не похож, Аранри, – нагловато сказал Смирол.

Аранри фыркнул негодующе:

– Такого сына мне еще не хватало!

– Могу я поговорить с мамой? – уже серьезно попросил Смирол.

Аранри разрешил.

В тот же год, но уже ближе к осени, отправившись на службу к принцессе Байланто-Киву, Смирол задержался в Ларау на недельку; потом, когда принцесса проездом бывала в городе, забегал повидаться; несколько раз присылал подарки.

И вот теперь он шел по улице, завернувшись в тханги и вызывая удивленные взгляды встречных. Подошел к дому Аранри переулком, через боковую калитку. Калитка была заперта, но он знал секрет засова и вошел в сад, повозившись несколько секунд.

По утоптанной дорожке прошел к крыльцу. На ступенях крыльца сидела незнакомая девушка, перебирала на большом глиняном блюде крупу. Заметив краем глаза бесшумно возникшую рядом фигуру, она вскрикнула и вскинула голову.

– Доброе утро, красавица, – сказал Смирол, даря ей одну из самых своих обаятельных улыбок.

– До-оброе утро, – протянула она настороженно.

– Дома ли Аранри?

– Он пошел к реке, – ответила девушка.

– А где Антуно?

– На рынок пошла.

– А ты их родственница, наверное? – полюбопытствовал Смирол, зная, что это вовсе не так.

– Нет, просто по хозяйству помогаю. Я по соседству живу, там, – она махнула рукой, – на боковой улочке.

– А звать тебя как?

– Сэллик, – отозвалась девушка. – Что ты все выспрашиваешь?

Смирол бросил свой узелок на крыльцо.

– Ну-ка раздобудь мне ведро воды – умыться с дороги. – Тон его неуловимо изменился, вызывая желание повиноваться.

– Тут за домом бадья стоит, – указала девушка. Смирол заглянул за угол.

– О! – с удовольствием отметил он. – Я здесь искупаюсь, ладно?

– Может, тебе лучше на речку сходить?

– Устал я ноги бить, – отозвался Смирол. – Лучше здесь. А ты сообрази пока чего позавтракать. Молочка не найдется?..

То, что девушка назвала бадьей, на самом деле представляло собой круглую из дубовых досок ванну в четыре обхвата, доверху наполненную водой. Когда Смирол был здесь в прошлый раз, на этом месте стояли две бочки.