Текст книги "Карми"

Автор книги: Инна Кублицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

– Слушаю, госпожа.

– Поместье в Савитри следует продать. Долину в пограничных горах я оставляю за собой. Пай в каперах продать. Долю в мастерских пусть выкупят купцы из Соланхо; они давно этого хотели и наверняка пожелают воспользоваться моментом. Все добро, что сохранилось в моих покоях, тоже продай. Надеюсь, ты не продешевишь. И все вырученные деньги употребишь на уплату дани.

– Но, госпожа моя…– воскликнул потрясенный Малтэр. Все это означало, что сургарская принцесса собственными руками разоряет себя. Правда, оставался еще ежегодный сбор налогов с Сургары.

– Налоги уменьшать не будем, – сказала Карми. – Мне важно как можно быстрей выплатить установленную контрибуцию, чтобы потом требовать у Высочайшего Союза признания независимости Сургары, понимаешь? Хотя бы такой независимости, какой пользуются Байланто и Карэна. Я поговорю с Павутро, какую часть моих денег он может без убытка для себя отдать.

– Госпожа моя, но на что же ты собираешься жить? – спросил Малтэр в изумлении.

– Сейчас мне не нужно много денег, – отозвалась она. – А потом, если понадобится, я найду где их взять. – Она усмехнулась. – Убрать бы только из Сургары майярские гарнизоны, а уж тогда с тавинцами я справлюсь голыми руками.

Малтэр вскинул брови на такую самоуверенность малолетней девчонки, но тут же понял, что говорит это не девушка, а ангел-хэйо, перед которым трепещут и небожители.

– Хорошо, госпожа, – согласился он. – Будут ли еще распоряжения ?

– Нет, – поднялась из кресла Карми. – Ты справляешься с моими делами лучше меня.

Они вышли и в приемной увидели терпеливо дожидающегося Красту.

– А, подлатали? – обрадовалась она.

– Новое сшили, госпожа моя, – поклонился портной. Новой одежда никак не выглядела. Было впечатление, что она уже успела выгореть на солнце и порядочно износиться.

– Отлично, – одобрила Карми. – А сапоги?

Мягкие хокарэмские сапожки тоже не блистали новизной. Внутрь были положены скрученные клубочками три пары вязаных носков – одни толстые, с пухом, две другие – тонкие.

– То, что надо, – с удовольствием сказала Карми. – Все добротное и не развалится быстро.

Портной радовался, глядя на нее, кланялся и благодарил за добрые слова.

Карми подхватила только что сшитые одежки и побежала переодеваться. Портной был мастер своего дела: все было по размеру, а вернее, чуть больше, на вырост. Сапоги тоже пришлись по ноге. Карми решила выйти, чтобы порадовать Красту, но задержалась посмотреть на себя в зеркало.

Чужое лицо увидела она в отражении: непривычная прическа и непривычная одежда – это полдела, чужим было и выражение лица. Неприятное лицо было у хэйми Карми. Она попробовала улыбнуться, но и с этой деланной улыбкой лицо приятнее не стало. «Неудивительно, что все принимают меня за привидение. Впрочем, ладно! Что есть, то есть».

Она осторожно сдвинула створки зеркала и в последний раз окинула взглядом комнаты. Больше она сюда не вернется. Никогда.

И она ушла.

Малтэр поджидал ее во внутреннем дворике, глубокомысленно наблюдая за струйкой фонтана.

– Надо бы прочистить, – заметила Карми. – Едва сочится.

– Хорошо, это сделают, госпожа, – кивнул Малтэр.

– Да нет, – возразила Карми. – Это не приказ, а совет. Дом теперь не мне принадлежать будет. А… скажи, Малтэр, почему ты решил здесь жить?

– Это дом Руттула, – ответил Малтэр. – Дом Власти. Кому принадлежит он, тому принадлежит и власть в Тавине.

Карми усмехнулась:

– Так, значит, этот дом выкупишь ты? Я не против. Хочешь, тайничок подскажу?

Малтэр, удивленный, молчал. Карми, постучав по плиткам, которыми была выложена стенка бассейна фонтана, подцепила одну из плиток ножом и открыла небольшое углубление, в котором лежал какой-то сверток.

Карми достала сверток и развернула его. У Малтэра перехватило дух. На ее ладони лежал драгоценнейший Оланти.

– О-ох, – выдохнул Малтэр.

– Не думал, что тайник так прост? – засмеялась Карми, но Малтэр, похоже, испытывал вовсе не те чувства, которые ожидала она.

– Уберегли небеса, – пробормотал Малтэр. – Искушение велико было, но уберегли боги!

Карми с недоумением смотрела на его искреннюю радость. Малтэр радовался тому, что НЕ НАШЕЛ Оланти, который принадлежал принцессе. Боги уберегли его от похищения вещи, из-за которой на него могла обрушить свой гнев могущественная хэйми.

Глава 11

Храм Колахи-та-Майярэй, заложенный еще лет двести назад велением короля Арринхо, не был достроен до сих пор, хотя службы здесь велись с того времени, когда на массивном фундаменте храма был установлен алтарь. Карми здесь прежде не бывала, но полагала, что сумеет ввести в храм глайдер – хотя бы через огромные ворота. Однако, войдя в храм, она убедилась, что этого рискованного трюка не потребуется. Над храмом не было купола. Правда, строители уже почти завершили возведение каркаса для свода, но смять этот каркас для глайдера не составит труда.

Другое дело – следовало выяснить, возможно ли вообще извлечь вмурованный в алтарь Миттауский меч; то, что для этого придется разворотить алтарь, совершая тем самым святотатство, Карми мало беспокоило: богов для нее сейчас не существовало. Но дать майярскому самомнению здоровенную затрещину – это, по мнению Карми, могло стать равноценной заменой мщению, от которого она, что уж тут скрывать, все-таки отказываться не хотела.

Колахи-та-Майярэй в народе часто называли Храмом «на мече», и Карми со злорадством предвидела уже время, когда Колахи станет Храмом «ни на чем». К алтарю она приблизиться не рискнула, но, присматриваясь издали, решила, что для манипуляторов глайдера алтарь затруднений не представит.

И Карми, внимательно все осмотрев, направилась к выходу, но что-то знакомое услышала в речитативе монаха, сидящего у колонны. Вообще-то, все молитвенные речитативы на один лад, но Карми оглянулась и узнала. У колонны сидел Агнер, еще год назад бывший учителем малолетней принцессы Савири Сургарской.

«Однако, где встретиться довелось…»

Агнер сидел уставившись в пол и тянул молитву. Карми подмывало сказать: «Хорошо устроился, Агнер!» – но она сдержалась, нашарила в потайном кармашке пояса мелкую монету и бросила в чашку, стоящую перед Агнером. Тот, заметив это, прервал бормотание и стал ожидать обычной просьбы помолиться за чье-нибудь здоровье или что-нибудь еще.

Карми помедлила, потом чуть слышно сказала, стараясь, чтобы голос изменился от северогортуского выговора:

– Расскажи о Третьем Ангеле, святой человек.

Агнер не заподозрил ничего необычного. Монастырский устав запрещал ему поднимать глаза на женщин, но если бы он даже и поднял их к лицу Карми, то не узнал бы в этой бедной гортуской паломнице свою бывшую ученицу.

Однако напрягать голосовые связки за одну монетку ему не хотелось, поэтому он провозгласил на весь храм, привлекая внимание других паломников:

– Кто хочет услышать поучительную историю о возвышении и падении Третьего Ангела, Ангела Судьбы, Ангела, ведущего в Дорогу?

Его истошный вопль, гулко разошедшийся в стенах храма, обратил на себя внимание еще нескольких человек, и в чашке для подаяний заметно прибавилось. Тогда Агнер начал рассказ, одновременно пытаясь заполучить себе новых слушателей:

– Слушайте историю удивительную о делах божественных, истоки которой в седой древности, а конца ей и не видно! Слушайте о том, как восстал Третий Ангел против Лучезарного Накоми Нанхо Ванра, а случилось это совсем недавно по часам небесным! Дед моего деда видел, как сияла в небе звезда Третьего Ангела, и видел, как вспыхнула она ярко, и видел, как погасла она. Так слушайте же, вот повесть о мятежном ангеле! – Приходили люди, тоже желающие приобщиться к тайнам небесным, и бросали в чашку Агнера монеты. Агнер воодушевленно продолжал: – Отец наш Накоми Ванр правил в Мире под Хрустальными сводами, и никто – ни ангелы, ни демоны – не решался бросить ему вызов. Иные боги сражались между собой, но все споры прекращались, когда звучал голос Накоми Нанхо Ванра, потому что никто не смел перечить лучезарному. И в те годы озаряли северный небосклон три звезды, три ангела, три брата. Первым был Ангел Жизни, Ангел Рождений, Ангел в Красном. Вторым был Ангел, Несущий Смерть, Гибельный Ангел, Ангел в Белом. И третьим был Ангел Судьбы, Ангел в Черном. Каждый из этих ангелов обладает могуществом, ибо боги, как и мы, люди, рождаются и умирают, хотя, если брать их жизнь и жизнь человеческую, богов можно считать бессмертными. И перед Судьбой равны боги и люди, и эта сила, которую имеет над земными и небесными созданиями Третий Ангел, придала ему непомерную гордыню. О люди! Иногда, говоря о каком-нибудь человеке, терпящем бедствия жизни, мы произносим с сожалением: «Такова его судьба», но это неверно. Слушайте меня, люди! Что за забота Божественной Судьбе беспокоиться о жизни какого-нибудь смерда, или купца, или даже меня, смиренного инока? Нет, люди майярские, нас, простых смертных, в пути нашем земном ведут иные божества, те, кому мы ежедневно возносим молитвы, кому приносим наши скромные жертвы или, наоборот, кого забываем мы почтить, погрязая в неверии. А Судьба Божественная сотрясает царства и меняет судьбы народов, она влияет на деяния богов и их помыслы. И Ангел в Черном возомнил себя настолько сильным, что решился соперничать с Лучезарным и затмить его своим блеском, чтобы одному сиять под Хрустальными небесами и править миром. Говорю вам, дед моего деда видел, как начал разгораться свет Звезды Третьего Ангела, и как однажды свет Звезды пробил дневное сияние Лучезарного, и как среди бела дня в небе появилась Звезда более яркая, чем Вечерние или Утренние Сестры! И ваши предки видели то же самое, люди, если, конечно, не были слепцами. И ждали люди тогда смерти, ибо, если бы Звезда стала ярче Ванра, было бы сожжено все в подлунном мире. О, как близок казался тогда конец света! Но Царь в Огненной Короне, Сияющий Щит Вселенной, Отец Всего Живого спас пылинку у его ног. Он метнул в Третьего Ангела Копье-Пламень и сбил мятежного ангела на грешную нашу землю, ибо нельзя убить ни Первого Ангела, ни Второго, ни Третьего – они родные братья Лучезарного и бессмертны так же, как и он! И сказал Царь-Огонь своему мятежному брату: «Вот мир грешный, живи тут как хочешь, стремись к главенству, в сферы же хрустальные путь тебе заказан, пока на веки вечные не признаешь себя моим покорным вассалом!» – «Нет, ты этого не дождешься», – ответил Ангел в Черном и ушел, смеясь. Ангел в Одеждах Черных ушел, смеясь, и больше никто о нем ничего не слыхал… Но мы еще услышим о нем, люди, не сомневайтесь в этом!

Успокоив слушателей последней фразой, Агнер молитвенно сложил руки и стал поджидать, когда представится еще возможность испытать щедрость паломников. Те, кто только что прослушал повесть о мятежном ангеле, разошлись, и монах немного удивился, когда опять увидел рядом с собой пыльный подол длинной юбки девушки из Северного Горту. В чашку упал свиточек бересты, и девушка удалилась.

Монах недоуменно развернул свиточек.

«Агнер выйди жду тебя у реки очень важно».

Монах оторопел. Его назвали Агнером! Кто-то знающий его по Сургаре? Он ссыпал монетки в один рукав просторной рясы, чашку для подаяний сунул в другой, поднялся на ноги и побрел за спешащей впереди девушкой из Горту. Когда он приблизился к берегу реки, он уже решил, что она кем-то послана к нему с поручением.

– Не узнаешь старых знакомых, Агнер? – неожиданно весело спросила девушка, когда он подошел. – Свято чтишь устав и на женщин ни глазком?

– Госпожа моя! – выдохнул Агнер. – А Стенхе тебя на Ваунхо ищет.

– Пусть поищет, – насмешливо сказала Карми. – Или ты думаешь, я без него шагу не могу ступить?

Агнер обдумал ситуацию.

– Как прикажешь тебе служить? – осторожно спросил он.

Карми рассмеялась:

– Не беспокойся, Агнер, мне нужно от тебя очень немногое. Расскажи-ка мне о распорядке жизни в Колахи-та-Майярэй.

– Зачем тебе это, госпожа?

– Рассказывай, рассказывай, – усмехнулась она. – Мне пригодится.

Агнер, недоумевая, начал рассказывать о благочестивой жизни Великого Колахи, а сильно повзрослевшая госпожа слушала его с недоброй улыбочкой.

– Значит, в самом храме паломники не ночуют? – спросила она наконец.

– Нет, госпожа моя. Ворота запираются.

– А если кто услышит ночью шум в храме?

– Я думаю, и слышать-то шум некому, – пожал плечами Агнер. – Службы далеко от храма.

– Отлично, – проговорила Карми. – Ну что ж, Агнер, могу только посоветовать тебе на прощание не гулять ночами вблизи храма.

– А что такое? – осмелился спросить он.

– Скоро узнаешь, – кивнула Карми. – Прощай!

…Ночью она пошумела изрядно. Манипуляторы выламывали железные прутья из каркаса с оглушительным треском, но это не привлекло внимания – в эту самую ночь разразилась гроза, и Карми, пожалуй, могла бы разобрать под шумок и весь храм, но ей, конечно, не это было нужно. Алтарь неожиданно оказался крепким орешком: манипуляторы не могли справиться с ним грубой силой. Пришлось резать каменные плиты лучевым резаком, и Карми побаивалась, что заправки резака не хватит. Она плохо знала возможности резака и обращалась с ним по-варварски; имей она хоть небольшую подготовку, ей не пришлось бы, втихомолку чертыхаясь, резать камень вторично по только что сделанному, но уже застывшему и спекшемуся шву. Потом она наловчилась и в запале чуть было не разрезала сам меч – как раз через мгновение после того, как ей пришло в голову, что меча-то там может и не оказаться. Но старинные строители храма были люди честные. Меч оказался лежащим внутри своеобразной гробницы, и Карми, вернув резак в глайдер и опустив манипуляторы-ступоходы вниз, выскочила из глайдера.

Меч был невероятно тяжелый; огромный, длинный, двуручный, он наглядно свидетельствовал, что миттауский принц-правитель Каррин Могучий был действительно человеком незаурядной физической силы. Относительно же силы его ума Стенхе в свое время выражал сомнения, так как именно под руководством принца Каррина миттауские войска потерпели сокрушительное поражение от довольно разрозненных майярских отрядов. Но даже если меч и был утерян миттаусцами из-за глупости принца Каррина, прошло почти двести лет, и мечу пора уже вернуться на родину.

«Не надорваться бы», – подумалось Карми, когда она переносила меч к гравитационному лифту. В невесомости было проще, но Карми решила, что свободно плавающий меч может быть опасен, и она с трудом втиснула его в стенной шкаф.

Потом ей пришло в голову поозорничать, и Карми светящейся краской на самом видном месте, так, чтоб было видно сразу, как войдешь в храм, изобразила двенадцатиконечную звезду – ангельский знак. Впрочем, озорство удалось не в полной мере. Краска оказалась бесцветной, и когда утром в храм вошли люди, они первым делом увидели развороченный алтарь. Звезда была замечена только вечером. Краска к тому времени высохла и не размазывалась, когда по ней водили пальцами. Зрелище было впечатляющее: нежно-голубая звезда была настолько яркой, что резала глаз.

Светящаяся ночами звезда, оскверненный алтарь и исчезновение меча вызвали немалое волнение в Майяре. Тут же были усилены заставы на миттауской границе, и все караваны тщательно обыскивались. Люди, впрочем, толковали, что храм был поруган вовсе не миттаусцами, – им-то зачем рисовать огненные ангельские знаки? И чем рисовать, скажите на милость?

Агнер, полюбовавшись издали на звезду, решил, что поступит правильно, если не только не будет околачиваться вокруг храма ночью, но и вообще уйдет. Из Колахи он отправился к югу, имея настоятельную потребность посовещаться со старым недругом Стенхе. Чтобы не разминуться, он в каждом монашеском братстве по дороге оставлял для брата Стенхе из Лорцо подробные указания относительно своего маршрута. Когда он был уже недалеко от побережья Торского моря, Стенхе; получивший одну из весточек, его нашел.

– Что случилось в Колахи? – спросил он, едва поздоровавшись.

Агнер многозначительно обвел глазами шумную улицу, на которой они повстречались, и сказал:

– Брат мой, не лучше ли нам удалиться под сень дерев? Стенхе хмуро кивнул, пошел вслед за ним.

– Что ты мне голову морочишь, старый болтун… – пробормотал он сквозь зубы, когда они с Агнером вышли за пределы города и углубились в кедровую рощу.

– Может быть, и морочу, – неожиданно кротко согласился Агнер. – Но кой-какие новости у меня для тебя есть. Я видел госпожу.

– Какую госпожу? – насторожился Стенхе.

– Нашу госпожу Савири.

– Ты видел ее во сне? – насмешливо спросил Стенхе.

– Ну что вы все надо мною смеетесь? – отозвался Агнер обиженно. – Никакого почтения к ученому человеку.

– То есть ты в самом деле видел ее?

– Как тебя, – ответил Агнер. – И говорил с ней.

– Что же она тебе говорила?

– Ничего. Это я рассказывал ей. Сначала легенду о Третьем Ангеле, потом о распорядке в храме.

– Стоп, – сказал Стенхе. – Ну-ка давай все по порядку. Агнер рассказал все по порядку. В конце он описал погром в храме и выразил уверенность, что сургарская принцесса как-то связана с этим.

– С миттаусцами она связана, вот что, – раздраженно бросил Стенхе. – Значит, и искать ее надо в Миттауре.

Агнер засомневался:

– Да не может быть…

– А ты что, считаешь, она нежными своими ручками алтарь разбила?

– Алтарь был распилен, – медленно проговорил Агнер. – И на спиле камень был оплавлен. Как будто резали алтарь огненным мечом…

– Знаешь, не рассказывай мне сказки.

– Иди в Колахи и увидишь.

– Вот еще, кругами по Майяру ходить, – насмешливо отозвался Стенхе. – Неужели ты думаешь, что я пойду в Колахи проверять твои бредни?

Агнер обиженно промолчал.

Но Стенхе, хоть и выказывал недоверие, все-таки в Колахи побывал, правда очень нескоро, на обратном пути из Миттаура и Сургары. Он позволил себе безрассудство и рискнул явиться к принцу Арзрау, но тот ничего не мог сказать о местопребывании бывшей сургарской принцессы. Ничего не мог поведать и Паор. Он пересказал старому хокарэму, о чем они беседовали с Карми у горного озера, но никаких предположений о том, куда она двинулась, Паор строить не стал. Миттауский меч он получил через третьи руки, упакованный в шелка и мех, как полагается; если же Стенхе думает, что этот меч должен быть возвращен в Колахи…

– Какое мне дело до меча, принц Паор? – возразил Стенхе. – Я ищу государыню сургарскую. Лучше, если можно, покажи, во что был упакован меч.

Паор показал парчу и плащ из выдры. Стенхе сразу вспомнил, что этот плащ из вещей принцессы, которые хранились в тавинском доме Руттула. И Стенхе направился в Тавин.

Малтэр встретил Стенхе радушно, но история, которую он поведал хокарэму, тому не понравилась. Какая-то странная путаница возникала со временем.

Итак:

принц Горту умер в день святого Сауаро. По словам Малтэра, принцесса утверждала, что это она убила Горту. Проклятие хэйми, вообще-то, может убивать и на расстоянии, но даже если она и находилась в момент смерти принца в Лорцо Гортуском, она вполне могла оказаться в третий день Колиари по миттаускому календарю у горного озера, где повстречалась с Паором Арзрауским;

далее же начинается непонятное. По словам Малтэра, принцесса объявилась в Тавине в канун дня подвижника Криассо, то есть на следующий же день после встречи с Паором;

Агнер видел ее в Колахи через два дня после этого – срок опять-таки невероятно малый. И через три дня принцесса отдала меч Раханхо из Арзрау – в месте, отстоящем от Колахи на неделю пути. Этот последний отрезок вполне можно объяснить наличием у принцессы быстроногого скакуна, но как же объяснить все остальное?..

И ведь не в первый раз Стенхе сталкивается с подобным несоответствием. Зимой принцессе понадобилась тоже только одна ночь, чтобы из Пограничных гор, где ее упустил Маву, добраться до Тавина.

Так кто же растолкует, в чем тут дело, старому хокарэму?

Глава 12

Карми долго присматривалась, прежде чем подошла к Раханхо. Будь он из майярцев, она бы быстрее разобралась в нем; но миттаусцы, а тем более арзраусцы – люди темные и чужаков не любят. Наконец она решилась и вечером, когда караван миттауских торговцев расположился на ночлег, подошла к костру, у которого сушил свои сапоги арзраусец.

Раханхо мельком глянул на присевшую у костра девчонку и опять обратил внимание на свои сапоги. Сейчас его беспокоил вопрос, продержится ли подметка до конца путешествия.

– Ты из Арзрау? – спросила Карми по-миттауски.

– Арзрау, Крахи, – назвал он свой городок.

– Ты не можешь ли передать кое-что принцу Паору?

– Привет сердечному дружку? – поинтересовался Раханхо.

– Да, – улыбнулась Карми. – Так ты согласен?

– Хорошо, передам, – согласился Раханхо. – Давай свою посылочку.

– Мой привет весьма весомый, – предупредила Карми.

– Ладно, тащи, – рассмеялся арзраусец. Девчонка не очень красивая, но бойкая. Вероятно, они с Паором неплохо проводили время. Уж не метит ли она в арзрауские принцессы? Надо бы девку предупредить, что принцы женятся только на девушках из Арзрау или – из политических соображений – на родовитых майярских княжнах.

Карми бесшумно объявилась рядом, неся в охапку увесистый сверток.

– О, если и любовь твоя велика, как твои подарки… – начал Раханхо, но замолчал, рассматривая лицо девушки. – Погоди-ка, а Карой из Лорцо не родич тебе?

– Родич, – улыбнулась Карми. – Ты его знаешь?

– Видал в прошлом году. Не бойся, доставлю твою посылочку.

– Спасибо, – шепнула девушка и исчезла.

Раханхо был человеком любопытным и не удержался, пощупал сверток. Потрогав в нескольких местах, он определил, что в свертке меч. Тогда, заинтересованный до предела, он развернул упаковку и увидел старинное почерневшее оружие. «Однако… – подумалось ему. – Подарок княжеский, так, может, и девка из княжон?» Но, прочитав надпись на рукояти, он онемел.

«Ирга Хоколи Таро Сан». – «Пламя, пронизывающее небеса».

Легендарный меч принца Каррина Могучего девчонка в обтрепанной юбке посылает в подарок принцу Паору?

Раханхо быстро упаковал меч в парчу и меха. Опасная посылочка. Караван находится сейчас на миттауской территории, но майярцы позволяют себе набеги на эти места. Да и местных майярцев здесь хватает, поэтому-то Раханхо и не удивился, когда рядом объявилась эта девочка. Вздумала бы она объявиться хотя бы еще через один переход!

Он снял сапоги с колышков, обулся, оседлал лошадь и привязал сверток с мечом. Ведя лошадь за собой, он отыскал среди караванщиков главного, растолкал его, уже спящего, и сообщил ему, что уезжает.

– В чем дело? – спросил сонно караванщик.

– Важное дело, – ответил Раханхо. – Моих мулов пусть загонят в Интави к моему двоюродному брату.

– Да что случилось-то?

– Не знаю, – тихо сказал Раханхо. – Но случилось, и поэтому я не могу оставаться.

По горным тропам, вдали от торного пути, Раханхо добирался до Интави. Его предосторожности не оказались напрасными: тот караван, в котором он следовал до получения опасной посылки, на следующее же утро настиг и обыскал майярский отряд.

Карми, которая проследила за тем, чтобы Раханхо отреагировал на неожиданное поручение именно так, как ей хотелось, облегченно вздохнула, когда он отправился в путь окольными тропами. Теперь пусть Миттауский меч добирается до Арзрау сам; не ее вина будет, если арзраусцы не сумеют удержать у себя свое драгоценное оружие.

После этого Карми решила, что сделала для Паора все, что должна была сделать. Она вызвала глайдер и утром следующего дня оказалась в Кэйве. Несколько дней она потратила на то, чтобы подыскать подходящее укрытие для глайдера; отправлять его обратно в Сургару не хотелось – хотелось иметь его поблизости, на севере, потому что, понимала Карми, после того шума, который она подняла на юго-востоке, Стенхе в первую очередь кинется искать ее следы там. Там же ее будут искать и люди, посланные Высочайшим Союзом. В том, что Высочайший Союз ее разыскивает, Карми не сомневалась. Зато были сомнения, что в этих розысках принимают участие хокарэмы, – у Карми были сведения, что Высочайший Союз последнее время избегает впутывать хокарэмов в личные распри между членами Союза. Другое дело – применять хокарэмов для запугивания вассалов или расправ с чужеземными врагами.

Но у Карми оставались все-таки причины опасаться хокарэмов. В замке Ралло должна была сохраниться память о странной девице по имени Сэллик, однажды встреченной Ролнеком и Смиролом на Святом острове. Все же позволить себе обходиться без хокарэмской одежды Карми не могла. Одинокая девчонка, да еще одетая не по-здешнему, по-гортуски, неизменно привлекала бы внимание недобрых людей. От хокарэмской же одежды глаза людские отворачиваются: куда спокойнее не видеть, что делает хокарэм. Хокарэмскую куртку можно сравнить с шапкой-невидимкой: ее обладатель остается незамеченным всеми. Такая невосприимчивость к хокарэмам была воспитана веками службы правителями страны «волков Майяра».

И Карми, облачившись в эту спасительную одежду, рыскала по Кэйве, подыскивая сравнительно укромное место, где можно было бы пережить суровую северную зиму. В этом краю было довольно много заброшенных замков или хуторов, но Карми или не нравились мрачные руины, которые невозможно утеплить и отопить, или же не нравилось, что поблизости нет достаточно богатого села, чтобы она могла иметь за деньги то убранство, которое бы ей захотелось, или же по еще каким-нибудь причинам. Ей не нравился по-осеннему пронизывающий ветер на побережье, и она, перейдя через водораздел, углубилась в районы, пограничные с княжеством Карэна. В родные места Карми не тянуло: она и так уж слишком близко оказалась от замка Ралло; одно было успокоение, что она выбирала путь вдали от кэйвирского тракта, в глуши, где хокарэмам и делать-то нечего.

Однажды, когда она миновала большое село у реки, за околицей ее окликнул высокий человек могучего сложения, с сильной фигурой которого совершенно не сочетались почтительный наклон спины и просительное выражение лица.

– Прощения прошу, госпожа хокарэми…

Карми остановилась, хмуро глядя на кэйвирца. По одежде это был зажиточный купец, уже не очень молодой, но крепкий, из тех торговых людей, что отважно пересекают Майяр, не обращая внимания на угрозу ограбления или безбожные поборы, взимаемые владельцами дорог.

– Что тебе? – грубо спросила Карми не в меру осмелевшего купца.

– Позволю себе спросить у ласковой госпожи, – купец без счета отвешивал поклоны, – не в сторону ли Хоролхо госпожа направляется? Не сочти за наглость, ясная госпожа, мне в ту сторону, а ехать один опасаюсь. Неспокойно в этих местах, а со мною груза на сотню эрау. А тебе я дам три золотых, если согласишься стать мне попутчицей, и коня своего одолжу.

Три эрау? Карми прикинула. В ее положении золотыми бросаться не приходилось, тем более что заработать их можно одним только присутствием рядом с дорогим грузом. К тому же ей действительно по дороге, и конь был бы кстати – надоело ноги бить.

– Хорошо, – сказала она. – Где твой груз?

– Сейчас, сейчас, госпожа моя! – обрадованно воскликнул купец и, исчезнув, вскоре появился с четырьмя навьюченными мулами и пегой лохматой лошаденкой.

– Что только люди не называют конем! – насмешливо проговорила Карми, рассматривая это неказистое создание.

– Тебе не нравится? – испуганно спросил кэйвирец.

Карми потрепала желтую гриву лошади и пришла к выводу, что лошадь не так уж и плоха. Конечно, любой рыцарь с негодованием отвернулся бы от коня такой масти и таких статей, но для низших сословий эта лошадь была хороша. Из-за коротких ног она казалась неуклюжей, но главным качеством этой породы были выносливость и неприхотливость.

– Как ее зовут? – спросила Карми, поднося к губам лошади кусок лепешки.

– Имха, госпожа, – подобострастно отозвался купец. – А мое имя Герхо.

Имени хокарэми он спрашивать не стал: бесполезно, только рассердят ее расспросы.

Кэйвеского образца седло показалось Карми слишком высоким, потом она приноровилась, хотя и осталась во мнении, что в южногортуских седлах сидеть удобнее.

Герхо трусил рядом на рослом муле. Иногда, когда не требовалось подгонять вьючных мулов, он начинал рассказывать какие-то истории, выполняя докучливую обязанность развлекать опасную, но столь необходимую попутчицу. Карми слушала его невнимательно, больше предпочитая изучать окрестности. Рассказы Герхо она не обрывала, даже порой, обращая к нему слух, задавала вопросы или междометиями поощряла Герхо продолжать.

У перекрестка, откуда уходила дорога на Хоролхо, Герхо почтительно спросил:

– Разве ты не знаешь, госпожа, что Сантярский мост сожгли аргирцы?

– Ну и что? – отозвалась Карми.

– Ты-то переправишься на тот берег, госпожа, а как же мне моих скотов перевести? – озабоченно спросил Герхо.

– И что ты предлагаешь?

– Может быть, свернем к Орхаухскому броду? – с надеждой проговорил кэйвирец. Само присутствие хокарэми – лучшая охрана, и ему не хотелось этой охраны лишаться.

– Хорошо, – пожала плечами Карми. – Поехали через Орхаух.

Нельзя сказать, что внезапное изменение направления не встревожило Карми: вдруг оказалось, что маршрут пройдет на несколько лиг ближе к замку Ралло, – что же тут хорошего? И еще что-то тревожило Карми, но понять, в чем дело, она не могла, пока Имха переставляла копыта по пыльной дороге. Карми попыталась разобраться в своих подозрениях, но не видела абсолютно никаких несоответствий в поведении Герхо. И все же всякий раз, когда он приближался, Карми вдруг начинала чувствовать опасность.

«В чем дело? – ломала она голову. – Уйти, бросить Герхо? Но не стыдно ли шарахаться от неясной тени?»

Когда же наступил вечер и Герхо засуетился, разводя костер и устраивая грозную госпожу хокарэми поудобнее, Карми наконец поняла, чем ей не нравится услужливый кэйвирский купец.

Запах. Тонкий, почти неразличимый среди других, смешанный запах полыни, листьев лисянки и масла из плодов корахэ.

Полынью и лисянкой обтирают кожу хокарэмы, избавляясь от кровососущих насекомых, а кораховое масло применяется при массаже. Стенхе и Маву всегда были окружены этим горьковатым пряным запахом. Но кэйвирский купец, благоухающий этим ароматом? Что-то маловероятное, полагала Карми.

«Он вовсе не благоухает, – поправила она себя. – Запах почти неразличим среди других запахов, более подходящих к обличью купца. А Стенхе когда-то говорил, что у женщин более тонкое обоняние…»

Итак, Герхо – хокарэм.

Карми вяло поужинала, пытаясь не выдать своего изменившегося настроения. Герхо хокарэм, и он сразу увидел, что Карми не из питомцев замка Ралло. Ничего удивительного в том, что он решил задержать и доставить странную попутчицу в Орвит-Ралло.

Карми рассеянно поворошила веткой дотлевающие головешки. Герхо, сидя напротив, старательно показывал, что пора спать, – пытался сдерживать зевоту из почтения к госпоже хокарэми.