Текст книги "Карми"

Автор книги: Инна Кублицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

– И в самом деле хорошо, – мечтательно проговорила она. – Можно к тебе в гости приходить, Карми? Понежиться в постели…

Карми, решившись, легла рядом с ней и потянула на себя пушистое одеяло.

– Святые небеса, – вздохнула Карми. – Тепло, мягко… Век бы не вставала.

На лестнице послышались стуки и сопение. Спотыкаясь на неровных ступеньках, Караиту приволок почерневшую жаровню. Следом за ним Ролнек, с трудом поворачиваясь на тесной лестнице, внес широкую доску, с одной стороны обитую сеткой из бронзовых проволочек. Все это было поставлено в угол, и Ролнек велел Караиту принести растопку, а сам рухнул на кровать, придавив ноги Карми и Даллик. Даллик немедленно отогнала его. Ролнек откатился к краю кровати, растянулся во весь рост на спине, закинул руки за голову.

– Не постель, а чудо, – заявил он, кося глаз на Карми. – Хотя тебя, госпожа моя, такой постелью, наверное, не удивишь. Всю жизнь небось на таких спала?

– Нет, – отозвалась Карми. – Варварство какое – меховая постель…

– А я думала, вся знать в таких спит, – неожиданно проговорила Даллик.

– Зачем в Сургаре меховая постель? – возразила Карми. – У нас там тепло круглый год. Редко в какую зиму вода ледком покрывается.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво промолвил Ролнек. – Сургара вроде не южнее Ваунхо, а на Ваунхо зима бывает. Паршивая, правда, зима – слякоть да снежная каша.

– В Сургаре зима теплее, – сказала Карми. – Сургара от трех ветров горами закрыта, а с юга ветер не холод, а дождь приносит.

– Так ты мерзнешь, наверное, в одном келани? – спросила Даллик.

– Мерзну, – призналась Карми. – В Тавине в такую погоду уже в зимнем плаще ходила, а у вас здесь она летней считается.

На лестнице послышались привычные уже спотыкающиеся шаги. Караиту принес в охапке поленья и сложил в углу. Следом за ним тенью появился Логри. Увидев его, Ролнек и хокарэми тут же покинули постель. Карми села, натягивая на спину угол одеяла.

Логри осмотрел комнату, остановил взгляд на Карми:

– Как тебе твои покои? Все ли удобно?

– Чересчур роскошно, – ответила Карми.

– Ей нужна теплая одежда, – сказал Ролнек. – Она южанка – мерзнет.

– Нелама даст, – кивнул Логри. Карми спросила:

– Могу ли я приглашать твоих учеников в гости?

– Ты можешь распоряжаться ими, как тебе угодно, – сказал Логри. – Они должны знать, что ты из высокого сословия.

– Но, мастер… – начал Ролнек.

– Тебе запрещается только одно – покидать пределы замка, – продолжил Логри, не обращая на него внимания.

– Хорошо, – сказала Карми. – Да меня и не тянет никуда на зиму глядя.

Ее и в самом деле никуда не тянуло: замок Ралло, которого она так боялась раньше, оказался местом совсем не страшным. И радушие обитателей замка целебным бальзамом проливалось на сердце. Карми, правда, знала, что в этом радушии мало действительно дружеских чувств; она отлично понимала, что хокарэмы бесстрастно относятся к любому, кто не принадлежит к их замкнутому клану.

Карми быстро разобралась в порядках замка Ралло. Были они довольно суровыми, но как раз к пленникам отношение было самым мягким. Труднее всего жилось младшим ученикам – коттари; именно среди них была самая высокая в Майяре смертность, именно им доставалась жизнь, полная опасностей и тревог. Однако, если коттари ухитрялся дожить лет до четырнадцати, он считался уже взрослым, совершеннолетним, почти полноправным хокарэмом. В этом случае его называли уже гэнкар. После сурового детства жизнь гэнкара казалась райской, однако не надо забывать, что не всякий человек выдержал бы тренировки, которыми продолжали заниматься гэнкары. В это самое время к ним присматривались посланцы высоких принцев, подыскивающие своим господам хокарэмов. И после принесения клятвы кому-либо из майярских государей гэнкары становились товиахо-танай, «услужающими», или, как это точнее переводится с древнего языка, «рабами». Вывести хокарэма из этого состояния могла либо смерть хозяина – и тогда хокарэм назывался райи, «свободный», либо неизлечимая болезнь или тяжелое увечье – и тогда он становился гелаки, «отосланным».

Если вспоминать знакомых Карми хокарэмов, то Смирол был сейчас товиахо-танай, Ролнек – гэнкар, Гелати и Даллик – гэнкари, Таву-аро и Караиту – коттари, Логри и Герхо – райи, а Нелама – гелакин.

Стенхе, рыскающий по Майяру в поисках сургарской принцессы, считался товиахо-танай, а безвестно сгинувший Маву попадал в разряд «молчащих» – эрраи.

Распорядок в замке тоже был весьма прост – два раза в день звонили в колокол, созывая на завтрак и поздний обед; можешь приходить, можешь не приходить – никто не станет выяснять, почему у тебя нет аппетита. Коттари и гэнкары спали в одних и тех же комнатах, но если гэнкарам разрешалось заворачиваться в одеяла, коттари в суровые зимние ночи спали, сбившись в клубок, на жиденькой подстилке из соломы. Заболевшим тоже разрешалось взять одеяло, но много ли тепла могло дать оно в выстуженных комнатах замка, где спокойно гулял ветер? Одеждой коттари чаще всего были обноски, правда неизменно чистые – чистота среди хокарэмов считалась одним из важнейших условий здоровья. Гэнкары одевались в лучшие одежды, но и гэнкары, и коттари за пределами замка выглядели одинаково – старшие порой даже позволяли себе небрежность. Гораздо большее внимание хокарэмы уделяли обуви. Мальчишка мог быть почти голым даже в мороз, но у него обязательно были хорошие сапожки и две пары шерстяных носков. Сапожничание или вязание поэтому считались в замке Ралло отдыхом; портянки или крестьянская обувка – талари – полагались почти неприличными.

Девушки, насколько заметила Карми, одеждой почти не отличались от парней. Хотя хокарэмы довольно мягко относятся к женщинам, хокарэми никаких снисхождений не делалось. Хокарэми не женщина, считалось в Майяре. Удел женщины – рожать детей и вести хозяйство, а хокарэми трудно представить в таком качестве. По традиции велось, что хокарэми должны хранить невинность для своего хозяина, но практически мастера замка сквозь пальцы смотрели на любовные приключения гэнкари; главное, чтобы девушка не оказалась беременной. При этом за нравственностью мальчишек следили безукоризненно. Всякие любовные истории в стенах замка Ралло наказывались жесточайшим образом, хотя поведение их за пределами долины Горячих ключей оставалось неконтролируемым.

Гелати в этом отношении жизнь вела очень веселую и не видела в своем поведении ничего дурного. Она в первый же вечер спросила, не хочет ли Карми пригласить кого-нибудь из парней – погреть постель.

– Нет, – качнула головой закутавшаяся в одеяло Карми. – Ролнека, может быть? – настаивала Гелати, уверенная в том, что Карми смущается.

– Ролнека? – презрительно переспросила Карми. – Вот уж счастье-то…

– Можно и другого, – отозвалась Гелати, стоя на бортике кровати и поправляя сбившийся занавес.

– Ну уж нет, – заявила Карми. – Последней дурой буду, если позову в постель хокарэма. Меня все предают, а хокарэмы – дважды и трижды предатели.

– Неправда, – возразила Гелати. – Хокарэмы не предают.

– Предают, – сказала Карми. – Только делают это изощренно – так, что вроде и упрекнуть не за что.

– Ты о чем?

Карми вздохнула. Если бы Стенхе не скрывал от нее прошлой осенью, что в Сургаре затевается неладное! Он ведь что-то знал, Карми могла спорить, что знал и намеренно удерживал ее в Миттауре. А что делал Маву в долине Праери, когда его встретил Арзравен Паор? Он должен был находиться при Руттуле. Руттул послал его к ней? Когда? Только когда заболел, чтобы она помогла Руттулу добраться до глайдера и попробовала его излечить? Или же гораздо раньше – для того, чтобы опять-таки подольше удержать ее в Миттауре?

А ведь если бы она узнала о происходящем сразу же, как вести дошли до Миттаура, все могло быть. иначе. В глайдере есть механизм-лекарь, и, может быть, он сумел бы вылечить внезапно заболевшего Руттула. Кто виноват в том, что больной Руттул не смог добраться до глайдера, а супруга его, сургарская принцесса, в это время глазела на нтангрские храмы? Кто виноват в этом? Она, ее хокарэмы или же сам Руттул? Кто виноват? Он умирал, а она в это время готовилась праздновать Атулитоки. И когда она, догадавшись обо всем, мчалась в Сургару, он уже умер.

Карми подняла голову и глянула на Гелати. Гэнкари безмятежно спала.

Глава 14

Логри пришлось затратить немало времени, пока он разыскал Стенхе. Определенного его местонахождения он не знал, поэтому пришлось «распускать паутину» – слать гонцов-райи во все места, отмеченные в этом году бурной деятельностью сургарской принцессы. Удовольствие получилось довольно дорогое – по всем канонам «распускание паутины» на такой большой территории требовало групп хокарэмов численностью не менее трех человек, поэтому для прочесывания потребовалось тринадцать райи – трое на Лорцо, трое на Колахи, трое на Миттаур и четверо на Сургару. На Миттаур, если уж честно признаться, потребовалось бы гораздо больше, но отправить туда большую группу Логри не рискнул: уж очень нетерпимо в Миттауре относились к хокарэмам.

Карми ничуть не возражала против поисков, даже написала Паору письмо, в котором просила помочь. Паор немедленно ответил, что, к сожалению, гонцы несколько припоздали: Стенхе был у него, но уже давно ушел, не сообщив куда. Паор слал также сургарской принцессе свои наилучшие пожелания и небольшой подарок.

Тючок, который притащил в Ралло гонец, и в самом деле был не очень велик и довольно легок. В нем оказался полный убор миттауской княжны: платья, сорочки, нижние юбки, вуали, покрывала, узорчатые шали, браслеты, ожерелья, наголовные украшения и в довершение всего – роскошный плащ из пятнистого меха горного льва.

– Кажется, он сватается к тебе, – сказал Логри, глядя, как Карми перебирает подарки.

– Да, – согласилась Карми.

– Что ты теперь будешь делать? – спросил хокарэм.

– Ничего, – отозвалась Карми. – Я не хочу выходить замуж. Да и права такого пока не имею. Прошел только год после смерти Руттула.

– Но не похоже, чтобы ты была в трауре, – заметил Логри.

– Руттул не хотел, чтобы я носила траур. И потом, видишь ли, Логри, если я надену траур, меня неправильно поймут. На родине Руттула траурный цвет – черный.

– Да, – усмехнулся Логри. – Черная одежда – это уже чересчур.

Черный цвет – цвет Ангела Судьбы, а Карми в последнее время объявила божество своим хэйо.

Логри бросил еще один взгляд на подарок и ушел. На лестнице он разминулся с Даллик. Та вошла и как зачарованная уставилась на разложенное на кровати платье.

– Я посмотрю, – спросила Даллик, неожиданно оробев. – Можно?

– Конечно, – улыбнулась Карми.

– Интересно, и каково чувствовать себя принцессой…– проговорила Даллик.

– Интересно? – переспросила Карми. – Раздевайся! Что глядишь? Раздевайся, сейчас примеришь…

Когда заявилась Гелати, ходившая за водой, Даллик стояла все еще полуодетая. Карми пристраивала к ее шее богатое ожерелье – настоящий воротник из золотых пластинок. Этот воротник был довольно высок, и Даллик тянула шею, пытаясь избавиться от его давления.

– У них что, шеи длиннее, чем у нас? – спросила она, переводя дыхание.

– Длинная шея – это очень красиво, – отозвалась Карми, возясь с застежками. – Погоди, сейчас эту цепочку освобожу. Вот… Так удобнее?

– Да.

Карми поправила застежку, потом, осмотрев ожерелье придирчивым взглядом, взялась надевать на Даллик тяжелый вышитый лиф.

– Помоги-ка, – бросила она Гелати. Гелати тронула шнуровку.

– Затягивай, – приказала Карми.

– О-ох, – выдохнула Даллик. – Дышать-то как?

– Терпи. Теперь подними руки. – Карми обрушила на нее шелестящее платье.

– Ты правильно надеваешь? – засомневалась Гелати. – Ожерелий же наполовину не будет видно.

– Они должны виднеться через кружево, – ответила Карми. – Все правильно, не беспокойся.

Она взяла кушак из золотой парчи и завязала на поясе узлом «цветок ириса», после этого велела сесть и принялась за волосы.

– Счастье твое, что волосы у тебя короткие, – заметила Карми. – Если бы у тебя волосы были как у меня раньше, пришлось бы часа два укладывать.

– Два часа! – ужаснулась Даллик. Ее волосы доходили до ключиц, но и с ними Карми провозилась довольно долго, пока не пристроила на голову Даллик пять золоченых гребней и налобник с крупными рубинами.

После этого Карми повязала на голову Даллик ажурную шаль, концы шали спустила за спину, скрепив на уровне лопаток золотым диском размером с ладонь. Затем пришла очередь наголовника – шапочки из золотых бусинок: Карми старательно укрепила его на голове Даллик, следя за тем, чтобы на лбу из-под него не выбивалась шаль. В золотые кольца у висков Карми пропустила еще одну шаль – очерчивающую овал лица и подчеркивающую подбородок.

– Теперь шубу? – спросила Гелати.

– Это плащ – керэна, – пояснила Карми.

Керэна сшит по странной моде – в нем сделаны коротенькие, по локоть, широкие рукава.

– Неудобно, – заметила Гелати. – В ветер мороз будет под плащом гулять.

– Какой мороз? – возразила Карми. – Миттауские женщины всегда дома сидят.

После керэна пришел черед вуали. Карми тщательно расправила складки и надела поверх меховую шапочку.

– Боже, – выдохнула Даллик. – А зачем же мы тогда все это золото на голову цепляли?

– Летом поверх вуали вот этот обруч надевают. – Карми показала литую золотую диадему с множеством подвесок.

Даллик скосила глаза на остатки наряда:

– О боги! Неужели все это должно висеть на мне? Карми оглянулась:

– Чертовщина, браслеты забыла. Гелати, придержи вуаль. Тяжелые браслеты сковали руки Даллик от кисти до локтя.

– Ой! – вскрикнула Даллик. – Кожу защемила.

– Извини, сестренка, – проговорила Карми. – А теперь, наконец, покрывало.

Она накинула на Даллик богато вышитое покрывало и отступила в сторону, любуясь делом своих рук.

– Ну как? – заинтересованно спросила Гелати. – Пошевелиться можешь?

Даллик сделала несколько шагов.

– Подумать только, – выговорила она. – Выходит, дамы эту красоту потом поливают.

– Да уж, – согласилась Карми. – До сих пор помню свое свадебное платье. Я в нем самостоятельно двигаться не могла – оно больше меня весило.

– Ужасно, – сказала Даллик. – Всю жизнь быть закованной в этот панцирь… Неудивительно, что тебя после нее к хокарэмской одежде потянуло.

– Как раз нет, – ответила Карми. – Разве ты ничего не слыхала о сургарском стиле?

– Ролнек идет, – воскликнула Гелати, прислушавшись к шагам на лестнице. – Удивим его, а?

Карми и Гелати нырнули за занавеску у кровати. Даллик осталась стоять посреди комнаты. До сих пор с Карми Ролнек обращался свободно, но сейчас, увидев даму, сияющую в солнечном луче богатством украшений и золотом вышивок, немного оробел. Вуаль скрывала лицо, и Ролнек решил, что это Карми.

– Что с тобой, госпожа принцесса? К чему такой блеск?

Из-за занавесок послышалось смешливое прысканье. Ролнек ринулся туда. Гелати и Карми, обнявшись, смеялись друг другу в плечо.

– О-ох, – выговорила Карми. – Стоит девку в золоченые тряпки обрядить – и она уже принцесса… О-ох… – Она рукавом вытерла веселые слезы.

– А это кто ж? – спросил Ролнек.

– А угадай, – предложила Гелати.

– Даллик, Тилина или Крати, – сказал Ролнек, собираясь приподнять вуаль.

– Ну нет, не заглядывай.

– Даллик, – уверенно сказал Ролнек.

– Почему Даллик?

– А Тилина и Крати – во дворе, – показал он в окно. Гелати выглянула:

– И верно. У-у, глазастый, и как тебя обмануть?

– Обманывать? – спросил Ролнек. – Зачем?

– Девочки! – закричала Гелати, высунувшись в окно. – Идите сюда, полюбуйтесь.

– Нет, – сказала Даллик. – Давай лучше я вниз спущусь. Хочется мастеру показаться и Неламе.

– Ты полагаешь, это так просто?

Даллик попробовала приподнять вуаль – покрывало поползло с головы. Гелати придержала покрывало и откинула вуаль назад.

– Ролнек, вперед, – скомандовала она юноше. – Будешь страховать, если Даллик оступится.

Ролнек вышел на лестницу, Даллик двинулась за ним. Стало слышно, как Ролнек отгоняет подозванных девушек:

– Назад, назад, мы уже спускаемся.

Даллик, изображая из себя знатную даму, преувеличенно охала и говорила томным голосом:

– О, неужели эти ступени никогда не окончатся?..

В этот день в замке Ралло царило веселье. Гэнкары откуда-то вытащили паланкин и, усадив в него Даллик, взялись носить его по замку и окрестностям. Все встречные мальчишки кланялись и выпрашивали у «госпожи принцессы» какие-то невероятные милости. Даллик кивала надменно и отвечала: «Я распоряжусь. Напомни, Гелати». Карми, войдя в роль, палкой принялась разгонять зрителей, когда с головы «принцессы» соскользнуло покрывало. Малышня со смехом разбежалась, чтобы, когда приличия будут восстановлены, снова собраться вокруг Даллик и ее свиты.

– Она совсем ребенок, – бормотала Нелама, глядя на поднявшуюся веселую суматоху.

Логри понял, кого Нелама имеет в виду.

– Она и есть ребенок, – отозвался он. – Балованный ребенок. Ей слишком многое разрешалось в доме Руттула. Правда, жизнь ее немножко побила в этом году… Но она быстро придет в себя.

Нелама смотрела на бывшую сургарскую принцессу и думала о том, что сегодня у нее хороший смех, идущий от души. А раньше, сколько видела ее Нелама, девочка улыбалась редко, да и сама улыбка ее была неприятной, недоброй.

– Отпусти ее на праздник Кавили, – сказала Нелама. – Зачем ей сидеть в замке?

Логри демонстративно поморщился. Неламе слишком приглянулась эта сургарская девчонка. Нелама ее жалеет. А нужна ли Карми жалость?

Глава 15

О прибытии Стенхе Логри узнал до его появления, правда гонец с сообщением не намного опередил хокарэма сургарской принцессы. Стенхе передвигался по Майяру с необычной для ею лет прытью. А был он уже немолод, и силы оставили его, когда Логри пришел к своему брату, отдыхающему после дороги.

– Что-то ты, приятель мой, плохо выглядишь… – проговорил Логри. Стенхе в ответ выругался, и это тоже было признаком его плохого самочувствия. Жизнь в Сургаре разнежила его, и события последнего года оказались слишком тяжелой ношей.

– Как я еще жив, не знаю…

– Видел уже свою госпожу?

– Что мне перед ее глазами в таком виде появляться…

– А ты не сомневаешься, что это именно твоя госпожа?

– Ты сомневаешься, я вижу.

– Уж очень она бойкая, брат. Хотя Арзравен Паор принял ее письмо за подлинное.

– Это она, – уверенно сказал Стенхе. – Не представляю другой такой девицы, которая стала бы разгуливать по Майяру в хокарэмской одежде.

Логри пожал плечами.

– Как ты мог упустить ее? – задал Логри вопрос, который его давно беспокоил. – Ты был болен? Ранен? И где Маву?

– Она не говорит? Логри качнул головой.

– И я тоже говорить не буду, – сказал Стенхе. – Мне еще во многом надо разобраться.

Считалось неприличным хокарэму говорить о тайнах хозяина. Правда, этот обычай соблюдался не строго, но Логри оставил Стенхе в покое. Встретив Карми, Логри сообщил ей, что прибыл Стенхе. Она равнодушно восприняла известие, спросила, где он, но не выразила желания немедленно повидаться с ним.

Стенхе, отдохнув немного, сам пошел искать ее и нашел в комнате на верхнем этаже башни. Она сидела в постели, укрывшись теплым одеялом, и вязала носок; рядом сидела Гелати, зашивая обширные прорехи в обветшавшей меховой куртке. В ногах кровати на широкой доске стояла жаровня, но проку от нее было мало – в нише, где расположена кровать, было не намного теплее, чем на открытом воздухе.

Стенхе сел рядом с Карми и жестом прогнал Гелати из комнаты. Гелати не возражала, подхватила куртку и ушла.

– Вот и довелось встретиться, госпожа моя, – грустно промолвил Стенхе.

– Лучше бы нам вообще не встречаться, – сказала Карми, уставившись на спицы. – Что тебе за радость слоняться за мною?

Она знала, что ее слова больно ранят Стенхе, но не могла сдержать раздражение. Слишком яркими были воспоминания о том, как он обманом удерживал ее в Миттауре.

– Послушай, госпожа…

– Послушай, Стенхе, – резко перебила его Карми. – Госпожа Сава умерла и похоронена рядом с Руттулом. Ее уже не воскресить. А я тебе век не забуду, что ты обманывал меня в Миттауре. Никогда, слышишь? Можешь больше не считать меня своей госпожой. Если нужны отпускные письма, я напишу их, не беспокойся. Но слуги мне больше не нужны, и тем более мне не нужны хокарэмы.

Непроизвольным жестом она сунула руку за пазуху и, вытащив Руттуловы бусы, провела пальцами по гладким теплым камешкам. Стенхе, собравшийся было уйти, остановился.

– Они опять у тебя, – медленно проговорил он. – Не к добру это. Амулет не приносит счастья, госпожа моя. Прошу, не бери его в руки.

Карми вспомнила, как Логри принял бусы за собственность Стенхе.

– Погоди-ка, – сказала она. – А ну-ка говори, что ты знаешь об этих бусах…

– Нет, – качнул головой Стенхе. – Не надо тебе этого знать.

– Убирайся, – жестоко выкрикнула Карми. – И не попадайся мне на глаза. Иначе, когда тебя встречу, буду делать горэки, слышишь?

Обряд горэки искони был самым верным средством оскорбить майярца. Состоял он в следующем: брали дохлого боратхо или его шкурку, разрезали на кусочки и бросали в «двенадцать огней». Магический смысл обряда уже давно забылся, но страшнее его для майярца не было ничего. Даже хокарэмы не оставались равнодушными к этому обряду. Оскорбление могло быть смыто только кровью, но очень часто только смертью обидчика не ограничивались, – мстили всей его семье.

И конечно, Стенхе не мог допустить, чтобы Карми поступила подобным образом, а в том, что она держит обещание, он не сомневался. Поэтому он вздохнул и согласился.

Рассказ его был длинен и подробен. Как раньше он ничего не хотел говорить, так теперь он ничего не хотел скрывать. Он вываливал на Карми все подробности старого происшествия, переменившего жизнь принцессы Оль-Лааву. Он не скрывал, что считает зачинщиком всего принца Байланто-Киву, который совершил чудовищную подлость. Неизвестно, каким образом в его руки попал Настоящий Амулет, утерянный Руттулом, но поступил он далеко не самым лучшим образом: он велел своим людям подбросить опасные, но невинные на первый взгляд бусы маленькой принцессе Савири Оль-Лааву.

Стенхе рассказал о том, как примерно неделю спустя, заинтересовавшись неожиданной принцессиной сообразительностью в играх, они с Маву обнаружили, что маленькая принцесса без посторонней помощи научилась читать. Именно тогда внимание Стенхе привлекли таинственные бусы; трудно было заметить их колдовскую сущность, но еще труднее, после того как это вышло наружу, не замечать волшебства. Безусловно, бусы сделаны не в Майяре; Стенхе вообще не мог представить себе мастера, который мог бы их изготовить.

Вот когда Стенхе пожалел, что взял на себя заботу о маленькой принцессе. А он-то полагал, что жизнь его будет простой и спокойной, как только может быть легкой и спокойной служба хокарэма при девушке из знатной семьи. Но разве тогда он мог подумать, что этот Амулет будет настолько силен, что превратит высокую госпожу Оль-Лааву в нищую хэйми?

– Ну, Стенхе, – снисходительно пробормотала Карми, – вот об этом не надо. Лучше расскажи, что было дальше.

Что рассказывать? Дальше все покатилось под гору. Испугавшись, что слухи о невероятном уме маленькой госпожи Оль-Лааву пойдут по Майяру, Стенхе увез девочку, чтобы спрятать среди хокарэмов в долине Горячих ключей. («О, так я уже бывала здесь? А я-то гадала, почему мне все кажется таким знакомым, – воскликнула Карми. – Как будто домой вернулась!») Отобранные у девочки бусы он показал коллегам, но никто не смог понять, что это такое. Тем не менее некоторые хокарэмы воспользовались необъяснимыми свойствами Амулета. Глухой Нуатхо, например, научился читать разговор по губам – именно с тех пор этому и начали учить мальчишек, а раньше ничего подобного никто и представить не мог.

Отъезд принцессы не помог. Байланто знал, в чем дело. Байланто поднял вопрос о принцессе на собрании Высочайшего Союза, и мечты деда принцессы – принца Карэны – разлетелись в прах. Как хотел он, чтобы девочка стала королевой после смерти своего венценосного отца! Она бы была Верховной правительницей, а Карэна стал бы регентом – вторым, а по сути дела, первым человеком в государстве. Происки же Байланто означали, что в случае смерти чрезвычайно болезненного принца Аррина маленькая принцесса, отмеченная печатью таинственного Амулета, престол наследовать не сможет. Карэна мог бы надеяться на младшего брата принцессы, того самого, который и стал сейчас королем, но, как узнал Стенхе в Гертвире, мальчик нездоров и вряд ли переживет зиму. Карэна даже не стал вмешиваться в дела государства: что толку ехать в замок Лабану, если по дороге туда в любой момент может оказаться, что маленький король умер и на престол должна взойти дочь принца Байланто? (Между прочим, что-то неясное творится и с дочками принца Байланто-Киву. Почему он, едва узнав о смерти короля Лааву, тут же передал свой знак Оланти и право на место в Высочайшем Союзе своей старшей дочери, двадцатипятилетней Тимали Саур Оль-Байланту? Вследствие этого наследницей тринадцатилетнего короля, пока у него не появятся дети, становится двадцатитрехлетняя Те Олали Оль-Байланту. Действия принца были весьма подозрительными: уж не является ли старшая Оль-Байланту сестрой по несчастью госпожи Оль-Лааву? Может быть, именно у нее Байланто-Киву отобрал злополучный Амулет?

Стенхе позволил себе поподробнее рассказать новости королевского двора. Принц Герато, бывший Байланто-Киву, хотел бы, чтобы упрочить положение своей старшей дочери, выдать ее за короля, тем более что девушка до сих пор не сосватана, но епископ Орота, младший Кэйве, воспротивился этому, поскольку нельзя допускать, чтобы разница в возрасте супругов была не больше не меньше как двенадцать лет; вдобавок и родились они в один месяц, так что брак вообще становился совершенно невозможным. Поэтому юному королю сосватали пятнадцатилетнюю Оль-Катрану, когда-то выданную за младшего Марутту, но овдовевшую еще семь лет назад. Катрано от этого брака не получал практически ничего; зато Марутту, имеющий полное право распоряжаться судьбой невестки, тут же стал предъявлять права на регентство. Теперь очень многое зависело от того, успеет ли Оль-Катрану родить от короля ребенка; Марутту, не считаясь с приличиями, даже отослал в свиту короля своего племянника, дюжего и пригожего молодца, с конфиденциальным поручением.)

– Заварили кашу, – усмехнулась Карми. – Но ты лучше рассказывай о том, что было со мной.

Стенхе продолжал. Он, конечно, не присутствовал на собрании Высочайшего Союза, где решили судьбу маленькой принцессы, но он не сомневался, что это решение далеко не каждому из высоких принцев пришлось по вкусу. Принц Карэна вернулся мрачный как туча, он сказал Стенхе, что сочтено опасным держать в Майяре даму столь высокого происхождения и самым лучшим выходом будет выдать ее за сургарца Герикке Руттула. Раз уж нельзя справиться с сургарскими мятежниками военными средствами, пусть попробует их одолеть таинственный волшебный Амулет.

– Вот оно как! – рассмеялась Карми. – Ишь умники!

– Не смейся, – качнул головой Стенхе. – Я думаю, именно Амулет и погубил Руттула. Все это время, что мы жили в Сургаре, Амулет оставался со мной, но когда мы собрались в Миттаур…

– Погоди, погоди, – перебила его Карми. – Расскажи, как тебя Руттул в Миттаур отправлял.

Стенхе замялся.

– Рассказывай, – зло усмехнулась Карми. – Хочу знать, какой дурой была.

Стенхе рассказал, как Руттул, чувствуя, что власть уходит из его рук, решил обезопасить принцессу Оль-Лааву от превратностей судьбы, как он искренне обрадовался ее желанию съездить в Миттаур и как велел Стенхе подольше задержать ее там.

– А ты и рад был стараться…

– Я должен был думать о твоей безопасности.

– Боги небесные! – воскликнула Карми. – Моя безопасность! Стенхе, если бы ты мне тогда же все рассказал, Руттул бы не умер так глупо.

– Ну что ты могла сделать? – возразил Стенхе. – Он бы на руках у тебя умер.

– Хватит, – заявила Карми. – Поговорили.

Она отвернулась и взялась за вязание, показывая всем своим видом, что разговор окончен.

Стенхе, однако, вовсе не считал так.

– Ну нет, дорогая моя госпожа, я еще не все сказал, – отозвался Стенхе, не желая уходить. Он начал рассказывать о том, как обнаружил в Миттауре ее исчезновение, и как спешил он, догоняя ее, и как Маву, встреченный в Интави, преследовал ее до самой долины Праери… И как они потеряли ее след.

Стенхе разыскивал принцессу, но, как бы он ни старался, с тех самых пор он только опаздывал. Узнав, что принцессу отправили на Ваунхо, он ринулся туда, но не смог найти никаких следов. Тогда он метнулся в Горту, отыскал людей, сопровождавших ее до Святого острова, вернулся к Инвауто-та-Ваунхо – но опоздал. Она исчезла, и первоначально Стенхе даже допускал, что принцесса совершила самоубийство. Но, допуская это, Стенхе не оставлял поисков. Правда, как оказалось, искал он вовсе не там. Беглянка с хокарэмами направилась в Марутту, он же, полагая, что она попробует вернуться в Сургару, рыскал по юго-восточному Горту. Будь у него деньги, он бы попробовал нанять кого-нибудь из райи, но денег у него было в обрез, приходилось обходиться собственными силами. Должен был присоединиться Маву, но о нем нет никаких сведений. А когда наконец осенью со Стенхе связался Агнер, заявлявший, что принцесса действительно жива, Стенхе кинулся по горячим следам, но опять-таки всюду опоздал. Именно поэтому, едва услышав, что принцесса объявилась в Ралло, Стенхе, боясь опоздать, спешил со всех ног.

– В этот год мне довелось побегать, как никогда, – вздохнул Стенхе. – Объясни-ка мне, госпожа, как ты ухитрилась оказаться в Колахи уже на следующий день после того, как тебя видели в Тавине?

– Это не твое дело, старик, – ответила Карми. – Это мои дела, и посвящать тебя в них я не собираюсь.

Хокарэма обидеть трудно, почти невозможно, но Карми это удалось. Стенхе, помолчав, махнул рукой и отправился прочь. Подумать только, с пеленок нянчить вельможную девчонку, а сейчас, когда она запуталась в смертельных опасностях, она не хочет быть искренней.