Текст книги "Мама для Сашеньки"

Автор книги: Инна Карташевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Кловуном, – ответила Сашенька. – Когда мы были в церкви, там был кловун. Он все время стоял на голове, и я тоже буду кловуном.

– О, господи, – наконец, догадался Стас. – В цирке. Вы были с Наташей не в церкви, а в цирке.

– Ну да, – не заметив особой разницы, подтвердила Сашенька, – правильно, мы были в цирке.

– Ну, вот, – засмеялись гости, – все и разъяснилось.

– И значит, никто не врал, – с облегчением сказал Стас, которому не хотелось думать, что Наташа может говорить неправду, хотя он, конечно, не только не собирался увольнять ее, но и считал, что позже ему надо будет извиниться перед ней за Ингино хамство.

Инцидент был исчерпан. Еще через несколько минут Наташа все-таки забрала Сашеньку в дом, соблазнив ее внеочередной порцией мороженого. Внутри у нее все кипело, и она твердо решила обязательно поговорить со Стасом. Так как после обеда он снова уехал с гостями, ей ничего не осталось, как только дождаться его, так как она твердо решила не откладывать такой важный разговор ни на один день.

Стас вернулся домой только поздно ночью. Наташа, уложив Сашеньку спать, сидела в гостиной, полная самых серьезных намерений. Когда он вошел и увидел ее, ждущую его с решительным выражением лица, то испугался.

– Наташа, ты сегодня очень обиделась? – сразу спросил он.

– Нет, дело не в этом, но мне нужно с вами поговорить, – сурово сказала она.

Стас испугался еще больше.

– Ну, вот, – упавшим голосом сказал он. – Я так и подумал, что это не к добру.

– Что именно? – удивилась теперь уже Наташа.

– Ну, я же заметил, что ты изменилась в последнее время, – озабоченно сказал он, – прическа у тебя стала другая и вообще ты стала такой красивой. Наташа, о чем ты хотела поговорить? Ты познакомилась с кем-нибудь? Это у тебя серьезно?

Наташе стало смешно и одновременно досадно. Вот ведь болван, ему даже и в голову не пришло, что она может делать это ради него. Неужели он ее совсем за женщину не считает.

– Ну, так что, Наташа, это что, правда?

– Да ерунда это, Станислав Михайлович, никого у меня нет.

– Фу, слава богу, – с облегчением сказал он, – а я уже заволновался. Если ты нас с Сашкой бросишь, мы пропали, ты же знаешь это?

– Да уж Сашенька действительно пропадет, а вас подберут, если уже не подобрали.

– Так, намек понял. Ты имеешь в виду Ингу?

– Да, я имею в виду ее, Станислав Михайлович, – волнуясь, продолжила Наташа, – неужели вы не видите, что она не способна полюбить Сашеньку? Да она же вообще никого не способна полюбить, кроме себя. Это же просто какой-то читающий крокодил в очках.

Стас расхохотался.

– Ну, ты даешь, Наташа, читающий крокодил в очках, это ты уже загнула.

– Вы, конечно, можете сказать, что это не мое дело, но Сашенька мне очень дорога, и я же вижу, что эта женщина невзлюбила ее. Она же будет стараться избавиться от ребенка, а ее родня будет ей помогать. Послушайте, вы же умный человек, и вы любите свою дочку, разве вы сами не видите этого? – почти с отчаянием спросила она.

– Да, успокойся ты, Наташа, – неожиданно мягко сказал Стас, – конечно, я вижу это и все понимаю. Ты что меня за идиота считаешь?

– А тогда что же вы…

– Да, она сама мне звонит, не могу же просто ее послать. Я ведь с ее дядей уже несколько лет вместе работаю, у него связи большие, он мне нужен.

– Так что же будет?

– Да ничего не будет. Ну, пообщаемся с ней еще немножко, а там я постараюсь, чтобы она сама от меня отстала..

– Как же, отстанет она, – фыркнула Наташа. – Она ради ваших денег все стерпит и даже будет притворяться, что Сашеньку полюбила. А потом вы и не заметите, как она вас на себе женит.

– Ну, ты даешь, Наташа, – засмеялся Стас. – Я, что мальчик, и меня так легко женить? Успокойся, на этой я уж точно не женюсь. Да с ней, извини меня, мужику в постели быть, все равно, что экзамен сдавать…. по литературе.

И он снова засмеялся. Засмеялась и Наташа, у которой, понятное дело, словно гора с плеч свалилась. И чего греха таить, у нее снова появилась маленькая надежда. Он заметил, что она изменилась и даже назвал ее красивой. И вообще, так по-дружески они еще никогда не разговаривали. А ведь я сама виновата, подумала с раскаянием Наташа, сама всегда держалась с ним так официально и говорила с ним, только когда что-нибудь нужно было сделать для Сашеньки, а ведь могла бы его уже давно приучить к дружеским беседам. Надо будет что-нибудь придумывать, о чем можно было бы поговорить, но только все должно быть естественным, разговоры должны как бы сами собой начинаться, а то он ведь действительно мужик опытный, сразу все поймет.

– Так что тебе не о чем беспокоиться. Сашка мне дорога, и я ее в обиду никому не дам. Да она и сама себя не даст. Как она сегодня ей ответила, а?

И вспомнив выражение лица Инги, Стас злорадно захохотал.

– Ой, она вообще молодец, – подхватила Наташа, которая никогда не могла упустить случая похвалить Сашеньку, – помните, когда мы были с ней в парикмахерской, видели бы вы, как она там со всеми разговаривала. Полностью на равных, как взрослая. Мгновенно подружилась с мастерами, подавала им там все, и представьте себе даже советы им давала, как лучше стричь, и кому что идет. Между прочим, это она настояла, чтобы мне челку отрезали.

Стас внимательно посмотрел на нее, и серьезно кивнул.

– Да, она тебе очень идет.

– Спасибо, – вспыхнула Наташа, и чтобы не показать смущения, быстро заговорила снова.

– Только это еще не все. После парикмахерской мы с ней пошли в магазин, а там ко мне стали приставать продавщицы, возьмите то, это, в общем всю ерунду решили мне сплавить. Я им говорю, мне этого не надо, а они пристают и пристают. И тогда Сашка так громко им заявляет, нет, нам ваша одежда не нравится, и причем сказала это таким тоном, что они мгновенно отцепились, а она взяла меня за руку и говорит, знаете, так высокомерно, пойдем отсюда, Наташа. Они там все и обалдели. В общем, гены – это великое дело. Можете не переживать, что у вас не сын, а дочка, вам есть кому передать свое дело.

– Да я и не переживаю, – засмеялся Стас, и Наташа по его глазам поняла, что он очень доволен услышанным, – я и сам знаю, что Сашка у меня молодец. Она любому парню сто очков вперед даст. Слава богу, она в меня пошла, а не в свою мать.

– Я Сашу недолго видела, но, насколько я поняла, она была очень интеллигентная, тихая и даже застенчивая девушка, – осторожно сказала Наташа, так как точно не знала, как Стас относился к матери своей дочки.

– Да уж чересчур тихая и чересчур застенчивая, – с досадой сказал Стас, – а еще совершенно беспомощная. Я не знаю, как представляли себе ее родители ее дальнейшую жизнь, когда воспитывали ее, но нельзя нормальному человеку быть таким неприспособленным ни к чему. Сначала это умиляет, хочется ей помочь, защитить, но потом это начинает действовать на нервы. Такое чувство, что на тебе все время что-то висит, что ты все время обязан что-то делать для нее. Я понимаю, в семье мужчина должен быть добытчиком и обеспечивать семью, но ведь тогда женщина должна обеспечивать уют, заботиться о каких-то там повседневных нуждах, а не быть небесным существом, витающим в каких-то там эмпиреях, кстати, понятия не имею, что это такое.

– А вы у Инги спросите, она, наверное, где-нибудь это вычитала, – не удержалась Наташа.

– Да уж как-нибудь обойдусь без нее, – хохотнул Стас. – Ты меня, наверное, сейчас осуждаешь, Наташа, за то, что я это говорю, но пойми меня, я нормальный человек, я, конечно же, хотел бы, чтобы меня дома жена встречала с радостью, но не со слезами же на глазах каждый раз. И чтобы не звонила мне с истерикой, если я где-нибудь задержался. И потом эти разговоры только о духовности, о литературе, о поэзии, короче, знаешь, нам с ней оставалось только еще обсудить поиски смысла жизни русской интеллигенцией. Меня, в конце концов, от этого уже тошнило. А эта святая наивность, это неумение приспособиться к реальной жизни, ей и в голову не приходило, что она все перекладывает на меня. И еще, чтобы молодая, даже юная девушка одевалась так, как ее мама и, наверное, даже бабушка. И полная неспособность меняться….

Он осекся, вспомнив, вероятно, что та, о которой он говорит, умерла и не может защитить себя. Наташа тоже сидела смущенная, чувствуя себя виноватой перед умершей Сашей, которую ей было всегда очень жаль.

Стас почувствовал это и, вздохнув, сказал.

– Я знаю, что я обязан ей самым дорогим, что у меня есть. И, поверь мне, если бы я тогда знал, что это мой ребенок, я бы женился на ней и терпел бы все это до конца жизни ради дочки. Но, видишь, Бог рассудил иначе, что уж теперь сделаешь.

Ну ладно, пойду-ка я спать. И ты иди, Наташа, и ни о чем не беспокойся, все будет хорошо.

Он подмигнул ей и ушел к себе. Наташа пошла наверх, окрыленная, надо же, как он разоткровенничался с ней. До этого он о Сашенькиной матери вообще не говорил, а вот оказывается, какой она была. А он таких беспомощных не выносит. Слава богу, я не такая, подумала о себе Наташа, но, наверное, все равно для него слишком простая, высшего образования у меня нет, и семья самая простая, рабочая. Первый муж (а может, он же и последний) был шофером-дальнобойшиком, вот он и был мне парой, вздохнула она, но только все равно ушел. Правда, там были совсем другие обстоятельства. Ладно, там видно будет, главное, чтобы он Ингу эту действительно отшил, пока она его не окрутила.

Решить заводить со Стасом разговоры, да еще самым естественным образом, оказалось гораздо легче, чем делать это на самом деле. Стас продолжал проводить дома очень немного времени, часто пропадал по вечерам до глубокой ночи. Инга к ним не приезжала, но он продолжал встречаться с ней, Наташа знала это, потому что слышала пару раз, как он говорил с ней по телефону. Разговоры были самые короткие, только о том, где встретиться и когда, но, тем не менее, это означало, что они по-прежнему вместе. Наташа опять стала переживать по этому поводу, но заговорить с ним об Инге больше не осмеливалась, это было бы уже слишком, и она терзалась молча. И как оказалось, напрасно, так как совершенно неожиданно все закончилось. И опять-таки все решила сама Сашенька.

Как-то в один из дней Стас приехал днем домой и с ним была Инга. Увидев ее, выходящую из его машины, Наташа ушла в их с Сашенькой комнаты и решила вообще не появляться внизу. В конце концов, она ведь действительно здесь всего лишь прислуга, и, если по выходным дням она и обедала вместе со Стасом в столовой, то только потому, что он хотел, чтобы там была Сашенька. А она, Наташа, интересовала его только, как необходимая для его дочери нянька, а вовсе не как человек и уж тем более не как женщина. Это все Наташа говорила себе, сидя в кресле и заставляя себя смотреть в книгу, не в силах унять растущую тоску и обиду на жизнь. Сашка же, рисовавшая рядом, но любившая всегда быть в центре внимания, увидев гостью, тут же перетащила свои краски и кисточки в гостиную и, потребовав, чтобы папа перенес туда же ее столик для рисования, стала докрашивать свою картину там. Она старательно малевала и в порыве вдохновения улеглась животом прямо на свежую краску, стараясь дотянуться до верхнего края картины, чтобы раскрасить небо. Когда она потом взглянула на свой нарядный беленький фартучек, то обнаружила, что он весь испачкан красками.

– Ой, – огорченно сказала она, рассматривая его, – я весь фартук испортила. Папа, а это можно постирать? – спросила она Стаса.

– Не знаю, доця, – рассеянно ответил он.

Тогда Сашенька обратила внимание на Ингу.

– Это можно постирать? – спросила она, повернувшись к той.

Инга пришла в замешательство. Откуда ей было знать, отстирываются ли эти детские краски, она никогда не имела дела с маленькими детьми.

– Ну, я думаю, это можно отстирать, – неуверенно сказала она, наконец.

– А ты спроси у Наташи, доця. Я думаю, Наташа знает, – сказал Стас, скрывая раздражение.

– Да, правильно, я тоже думаю, что Наташа знает, – сказала Сашенька и побежала наверх.

Через несколько минут она вернулась очень довольная и с порога объявила:

– Да, Наташа знает. Она сказала, что краски можно постирать.

– Ну, вот видишь, – снисходительно сказала Инга, – я тоже сказала, что краски можно отстирать.

– Так ты только думала, что можно, – с ударением на слове «думала» сказала Сашенька, – а вот Наташа знала, и теперь ты тоже будешь знать.

Стас не удержался и злорадно засмеялся. Для Инги этого оказалось достаточно, чтобы завестись.

– Между прочим, – вспыхнув, сказала она, – я не обязана знать, как стирать белье. Для этого есть прачки, прислуга и няньки вроде вашей Наташи. А у меня в жизни есть другие ценности.

– Папа, – по своему обыкновению сразу же заинтересовалась Сашенька, – а что такое ценности?

– А вот Инга сейчас тебе объяснит, – коварно отозвался Стас, – она учительница.

– Во-первых, я не работаю учительницей, а занимаюсь научной работой, – зло сказала Инга. – А во-вторых, я не специалист по дошкольному воспитанию и не могу объяснить трехлетнему ребенку такие абстрактные понятия, как духовные ценности.

– А вот мы с Наташей ей все объясняем, на ее уровне, конечно. Ценности, доченька, это то, что очень важно для человека и тяжело ему достается, ну, например, тяжелой работой или за это нужно заплатить много денег.

– Например?

– Ну, например, чтобы знать, что отстирывается, а что нет, нужно постирать много платьев, перепробовать всякие средства, а только тогда будешь знать, как отстирать, и для тебя это будет ценно.

– Значит, по-твоему умение стирать или готовить настолько ценно, что каждая женщина, и в том числе и я, должна посвятить этим важным занятиям чуть ли не всю жизнь? А если меня, например, это не интересует? Может я хочу посвящать свое время чему-то гораздо более важному и интересному, а не тому, с чем прекрасно может справиться любая прислуга или нянька, в том числе и ваша Наташа?

– Видишь ли, – сухо сказал Стас, – я считаю, что женщина, которая хочет быть хорошей женой и матерью, а не только делать карьеру, должна знать все эти вещи. Существуют еще и семейные ценности. Моя мать, например, доктор наук и защитила две диссертации, тем не менее, она всегда дома сама вела хозяйство и сама готовила, а мы с отцом, конечно, ей помогали.

– Ну и зачем это? Зачем нужны были такие жертвы с ее стороны? У твоего отца не было возможности нанять для всего этого прислугу?

– Была. И, кстати, была женщина, которая раз в неделю приходила убирать, но все остальное мама всегда старалась делать сама. Я думаю, возможно, ей даже было приятно самой заботиться о нас с отцом. А нам было приятно ей помогать.

– Ну а я считаю, что это все ни к чему. Каждый должен заниматься тем, что ему предназначено и тем, что он может делать. Если человек не имеет способностей к чему-то большему, вот пусть идет и стирает белье или готовит обед. А я могу и хочу заниматься научной работой и не собираюсь тратить свое время на всякую ерунду.

– Тогда объясни мне такую вещь, – теперь уже завелся и Стас, – ты окончила педагогический институт, учишься в аспирантуре, собираешься писать научные работы по педагогике, а никогда в жизни не учила и не воспитывала ни одного ребенка. Что же ты можешь знать о детях?

– К твоему сведению, я знаю много, но ни о детях, а о самых оптимальных методах обучения и воспитания. И обучаться на моих работах и статьях будут не дети, а учителя. Да, те самые учителя, которые целыми днями учат детей бог знает какими дедовскими методами и не имеют понятия, как это делается в наше время во всем мире.

– И, тем не менее, – упрямо сказал Стас, – они занимаются этим каждый день и из опыта, то есть из жизни, а не из теории знают, что и как нужно преподавать детям. И образование здесь не главное. Вот, возьми Наташу, у нее нет педагогического образования, но она постоянно занимается с Сашкой, все ей объясняет…

– Что вы мне без конца тычете эту Наташу. Что она знает? Посмотри, как она воспитала твоего ребенка. Саша, конечно, развитая девочка, но позволь тебе сказать, она абсолютно невоспитанна. По-твоему, это воспитание, если она постоянно вмешивается в разговоры взрослых, постоянно хочет быть в центре внимания? По-твоему, это нормально, что, когда взрослые люди сидят за столом и разговаривают, ребенок как ни в чем не бывало, врывается в разговор, перебивает всех, или начинает демонстрировать одежду, причем вертится, как настоящая манекенщица. По-твоему, это допустимо?

– А что? – засмеялся Стас, вспомнив как умело Сашенька подражала манекенщицам, – по-моему, у нее здорово получалось, мне понравилось. Доченька, откуда ты умеешь так ходить как тети, что показывают одежду?

– Я по телевизору видела, – очень довольная, что ее усилия оценили, сказала Сашенька. – Наташа мне сказала, что они тренируются так ходить с книгами на голове. Мы с ней положили книги на голову, и так ходили.

– Здорово, – захохотал Стас, – надо будет мне тоже так попробовать.

– Да что же в этом смешного? – возмутилась Инга. – Да твоя Наташа учит ребенка черт знает чему, а ты находишь это забавным и поощряешь ее. Я бы на твоем месте выгнала бы такую няню. И вообще, Саша уже большая девочка, ей нужна не няня, а гувернантка, с педагогическим образованием, со знанием языков, этикета, и самое главное, такая, которая сможет приучить ее к дисциплине.

– Папа, – тут же влезла в разговор Сашенька, – а что такое дис-цип-ли-на? Зачем меня нужно приучать к дис-цип-ли-не?

– Затем, чтобы ты не вмешивалась в разговор взрослых. Ребенок вообще не должен играть там, где находятся взрослые, у тебя есть своя комната и там ты должна находиться, пока тебя не позовут, вот это и есть дисциплина, понятно? – окончательно потеряла над собой контроль Инга.

Стас почувствовал как его захлестывает бешенство, но пока он думал, что сказать, заговорила Сашенька.

– Папа, а почему эта Инга такая злая? – недоуменно спросила она.

– Не знаю, доченька, – сдерживаясь из последних сил, сказал Стас. – Наверное, родилась такая.

– Я не понимаю, почему меня в этом доме постоянно оскорбляют? – звенящим от злости голосом выкрикнула Инга. – да, оскорбляют, и ты, и твоя дочь, и даже эта прислуга Наташа, которая вообще никто и ничто, полное ничтожество, можно сказать.

– Все, хватит, – резко сказал Стас, у которого окончательно лопнуло терпение. В конце концов, он достаточно долго терпел эту дуру, страдающую манией величия. Но теперь все, даже ради сохранения хороших отношений с ее родственником, он не станет с нею церемонится.

– Так вот, я не позволю оскорблять Наташу. Она к твоему сведению самый нужный человек в доме и член нашей семьи.

– Ах, вот как, член твоей семьи. Что же ты сразу не сказал, что она твоя любовница. Я еще не пала так низко, чтобы встречаться с человеком, который спит со своей прислугой. А Наташа эта видно согласна на что угодно, только бы жить в богатом доме.

Стас почувствовал сильнейшее желание отвесить Инге оплеуху и даже приподнялся с места, но повернув голову, увидел, что Сашенька давно бросила рисовать и стоит, застыв, широко раскрыв глаза, и с изумлением слушает их ссору. Она еще ни разу в жизни не присутствовала при скандале или при выяснении отношений. Усилием воли он заставил себя сдержаться и как можно спокойнее сказал:

– Знаешь, Инга, я думаю, что у нас с тобой ничего не получится и нам лучше расстаться.

– Да я и минуты не задержусь больше здесь, я уже сыта по горло и твоей дочерью и твоей…

– Пойдем, я попрошу своего охранника, он отвезет тебя в город, – прервал ее Стас, – и давай прекратим это. Ребенок и так наслушался больше, чем достаточно.

– Не сомневаюсь, что она в твоем доме не только наслушалась, но уже и навидалась больше, чем достаточно.

Стас вдруг почувствовал, что его злость куда-то улетучилась, слишком уж эта женщина была глупа, чтобы на нее стоило серьезно сердиться. От нее следовало просто как можно скорее избавиться, чтобы не тратить время и эмоции и лучше провести это время с дочкой, чтобы она успокоилась и забыла все, что здесь видела и слышала. Он встал и, бросив Инге «пойдем», пошел к выходу из комнаты. Та, вспыхнув от унижения, схватила свою сумку и бросилась вперед, стараясь обогнать его, чтобы хотя бы сохранить видимость того, что она ушла сама. По ее лицу было видно, что она старается придумать, что бы сказать ему на прощание такое уничтожающее, чтобы он запомнил надолго, но так ничего придумать и не смогла. Во дворе Стас окликнул охранника Сережу и попросил его отвезти Ингу домой, так как она спешит, а у него есть важная работа дома. Ничего не подозревающий Сережа кивнул и вежливо попросил ее пройти к машине. Закусив губу и заносчиво задрав голову, она прошествовала мимо него, села в машину и, захлопнув с силой дверцу, уехала с их двора и из их жизни.

Когда Стас вернулся в дом, Сашенька по-прежнему стояла возле своего столика и по ее лицу было видно, что она все еще обдумывает то, что увидела и услышала. Черт, подумал Стас, для нее это же, наверное, шок, она же никогда не видела ссоры взрослых людей. Испытывая чувство вины он подхватил ее на руки и веселым голосом сказал:

– А давайте мы сейчас пообедаем все вместе, а потом будем во что-нибудь играть.

– Давайте, только будем играть втроем, с Наташей тоже, – обрадовалась Сашенька. У Стаса не часто было время и охота играть с ними, и она очень любила такие моменты. Стас знал это и даже понимал почему: когда они были втроем, она пусть и неосознанно чувствовала себя в полной семье.

– Ну, так беги за Наташей, – он легонько подтолкнул ее к лестнице, но она осталась стоять на месте.

– Что случилось, Сашенька? – удивился Стас.

– Папа, а Инга, она уехала? – пытливо глядя на него, спросила она.

– Уехала, – подтвердил он.

– Ты с ней поссорился?

Он кивнул.

– И она больше не приедет?

Стас снова кивнул, с любопытством ожидая ее реакцию.

– Ура, – завопила его дочка и рванулась по лестнице с криком,

– Наташа, Наташа, Ингушка уехала и больше не приедет. Они с папой поссорились, – торопливо закончила она уже стоя наверху перед выбежавшей на ее крики Наташей.

Все это время Наташа просидела наверху. У них с Сашенькой были две комнаты, в первой спала Саша, в то время как вторая, дальняя считалась Наташиной. Там она спала, там стояли ее вещи, книги, туда очень любила забираться Сашенька, и там они часто по вечерам проводили время вместе, читая книги или играя в игры. Иногда Наташа вспоминала игры своего детства и учила им Сашеньку. Тогда они шили наряды для кукол, вырезали кукол из картона и делали для них бумажные платья и короны и даже вышивали крестом.

Когда внизу начали говорить на повышенных тонах, Наташа поняла, что там ссорятся. Она прислушалась, но разобрать слова было невозможно. Ей, конечно, очень хотелось узнать, в чем там дело, но гордость не позволила выйти в коридор, чтобы подслушать. Потом любопытство пересилило и несколько раз она порывалась встать и выйти, но боялась, вдруг они увидят ее или услышат ее шаги и будет неудобно. К тому же, в конце концов, решила она, Сашенька ведь там, наверное, она потом ей все перескажет, а может быть, даже и сам Стас расскажет, если захочет, а если не захочет, значит, это, скорее всего и впрямь не ее дело, она здесь прислуга, заранее сердясь на него, решила она.

Потом голоса вдруг стихли, она немного подождала, но в гостиной наступила тишина, по-видимому, все ушли. Он все-таки выглянула в окно и увидела, как Инга, словно полковая лошадь, пронеслась на своих длинных ногах мимо Стаса, и, хлопнув дверцей, уселась в машину, а потом Сережа повез ее в город.

Неужели все-таки рассорились, с замиранием сердца подумала она, а через несколько минут радостные крики Сашеньки развеяли все ее сомнения. Инга ушла и больше не вернется, одна атака, стало быть, отбита, но только вот, кто будет следующей и будет ли так легко им с Сашкой с ней справится?

* * *

Следующая невеста появилась в их доме примерно через недели три. Все это время Наташа надеялась, что Стас все-таки обратит внимание на нее и продолжала мужественно поддерживать свой новый имидж красивой женщины и даже вдвое увеличила нагрузку в фитнесс-клубе, и села на жесткую диету, чтобы еще больше похудеть. Нельзя сказать, что он этого не заметил, время от времени Наташа ловила взгляды, которые он бросал на нее, но выражали они, к ее огорчению, вовсе не восхищение, а озабоченность. Видно, он твердо вбил себе в голову, что Наташа решила найти себе нового мужа, и это его пугало. Это также объясняло и то, что он лихорадочно искал себе жену, а вернее маму для дочки, чтобы заменить Наташу, если она все-таки от них уйдет. И опять-таки ему и в голову не приходило, что она старается для него.

– Понимаете, – жаловалась Наташа по телефону Элеоноре Сергеевне, с которой они уже давно общались как добрые подруги, несмотря на разницу в возрасте. – Он на меня совсем не смотрит, как на женщину, потому что привык ко мне. Я для него что-то вроде родственницы, какой-нибудь троюродной сестры. Он сам всем говорит, что я член его семьи, представляете? А на членах семьи, понятное дело, не женятся.

– Нужно что-то такое сделать, чтобы у него раскрылись глаза, и чтобы он посмотрел на тебя другими глазами, – озабоченно говорила Элеонора Сергеевна, соглашаясь с ней.

– Ну да, нужно, вот только что?

И они обе решали, что должны в ближайшее же время придумать что-нибудь радикальное, но в голову ничего толкового ни одной, ни другой не приходило.

Ночью, уложив Сашеньку спать, Наташа долго лежала без сна, мучаясь ревностью, так как Стаса по большей части не было дома, и Наташа подозревала, что он ночует с какой-нибудь женщиной на городской квартире.

Ну что мне делать, с отчаянием думала она, чувствуя, как уходит время и, понимая, что в любую минуту он может найти действительно подходящую женщину, и она ничего не сможет сделать. Как ему раскрыть глаза, что она тоже женщина и даже красивая. Да, красивая, то отражение, которое она видела в последнее время в зеркале нравилось ей. Да и не только ей самой, ей вслед теперь смотрели мужчины, она уже убедилась в этом. Раньше такого не было потому, что она всегда была плохо одета, да и не смотрела за собой. Господи, о чем же она думала все эти годы, где была ее голова? Почему она решила, что ей уже ничего в этой жизни не светит и махнула на себя рукой? И скорее всего, потому что она так о себе думала, и Стас тоже стал так считать, а теперь, как переубедить его? Не может же она вдруг ни с того, ни с сего начать с ним кокетничать или заигрывать, он же решит, что она сошла с ума, да и не умеет она этого, никогда в жизни таким не занималась. А что еще можно сделать? Выскочить как бы нечаянно полуодетой из своей комнаты, когда он будет сидеть в Сашкиной? Господи, о чем она думает, стыдоба какая, нет, это все не годится. А что годится? Даже Элеонора Сергеевна ничего не может придумать, наверное, ее положение безнадежно, она навсегда останется для него только Сашенькиной няней, да, уважаемой, необходимой, привилегированной, но всего лишь прислугой. И, между прочим, все ее привилегии могут очень быстро закончиться, как только он женится. Что же делать?

И вот тут опять случилось то, чего Наташа больше всего опасалась. В одно прекрасное воскресенье Стас прикатил домой с очередной кандидаткой в жены. Ничего не подозревающие Сашенька и Наташа спокойно сидели дома и шили кукле платье, когда открылась дверь и к ним в комнату вошли Стас и какая-то очень юная девушка. Боже мой, это же Саша, было первой мыслью, мелькнувшей у Наташи в голове, когда она увидела гостью, настолько та была похожа на покойную Сашенькину мать. Потом, приглядевшись, Наташа поняла, что сходство не очень-то и большое, просто у незнакомки были такие же большие карие глаза и длинные темные волосы. Приглядевшись еще внимательнее, Наташа поняла, что девушка не так уж и молода, ей никак не меньше двадцати пяти, а впечатление юности производит ее высокая стройная фигурка, задрапированная в какие-то струящиеся бледно-серые шелка.

– Вот, это моя дочь, Сашенька, а это ее няня Наташа, – уже привычно отрекомендовал Стас свою семью.

– Сашенька, – восторженно всплеснула руками девушка, – какая же ты хорошенькая и милая, и вы, Наташа, вы такая красивая и добрая, это сразу видно. Я всегда определяю характеры людей по их лицам и ни разу не ошиблась.

Наташа удивленно посмотрела на Стаса, тот едва заметно пожал плечами, мол, вот, я привел, а вы судите сами.

– Какая у тебя красивая комната, Сашенька, и столько чудесных кукол, – все также восторженно продолжала девушка. – Когда я была маленькой, у меня не было таких красивых кукол, а мне всегда так хотелось их иметь. И такие же домики для них. Знаешь, давай будем играть вместе, я буду как будто бы твоей подружкой. Меня зовут Ляля.

Все время, пока гостья говорила, Сашенька смотрела на нее крайне неодобрительно. Она не привыкла, чтобы взрослые так искренне восхищались игрушками и хотели в них играть. Когда же Ляля назвала свое имя, Сашенька и совсем нахмурилась.

– И нет, – вдруг решительно сказала она, – таких имен не бывает.

– Почему ты так думаешь? – удивилась Ляля. – Меня, например, так зовут.

– Нет, – продолжала стоять на своем ее будущая приемная дочь, – такие имена бывают только у кукол. Или у маленьких девочек, – подумав, прибавила она. – А у взрослых таких имен нет.

– Ну, хорошо, – испуганно сказала Ляля, – можешь называть меня Олей.

– Да, Олей могу, – милостиво кивнула головой Сашенька. – Оля это хорошее имя.

– Тогда давай будем играть? – повеселев, робко спросила Ляля.

– Давайте, – согласилась Сашенька и с любопытством глядя на странную тетеньку, спросила, – а как мы будем играть?

– А мы с тобой поделим кукол, одни будут твои дети, а другие мои. Мы будем их кормить, переодевать, ходить с ними друг к другу в гости. Хочешь так?

– Ну, хорошо, давайте. Каких вы кукол хотите?

– Можно мне Барби? Я всегда хотела поиграть с Барби, но она очень дорого стоит, я не могла ее себе купить. Можно она будет моей дочкой? – жалобно попросила Оля, прижав к себе куклу.

– Ну, конечно, берите, – растерянно сказала Сашенька, с жалостью глядя на нее. – Вот, хотите, возьмите себе и Кена тоже, и домик их можете взять, берите, играйтесь.

– Спасибо, – радостно поблагодарила ее Оля, беря игрушки. – А ты что себе возьмешь?

– Знаете, если у вас никогда не было красивых кукол, то берите себе всех красивых, – великодушно сказала Сашенька, у которой вообще-то было жалостливое сердце, – а я могу взять себе вот эту.

И она показала на простую куклу, явно отечественного производства, одетую в невзрачное ситцевое платьице.

– Ой, так же будет нечестно, это же совсем некрасивая куколка, и платье у нее некрасивое.