Текст книги "Наследство (СИ)"

Автор книги: Инна Чеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

В какой-то момент Кате показалось, что ее прижали теснее, делясь теплом… И она покорно прильнула к холодеющему телу.

Упала звезда. Или это свет фонаря? Или глаза чудовища? Уже и не разобрать…

– Тише, девочка, тише, – ее подхватили на руки. – Все будет хорошо.

«Не будет» хотела сказать инкнесса, но не смогла – провалилась в небытие.

* * *

Свет погас. На мгновение потянуло могильным холодом, послышалось чье-то карканье, но через секунду невнятное видение исчезло – опять был день, а трое мужчин находились в богато убранной гостиной. В столовой, находящейся от их месторасположения через коридор, упало что-то тяжелое. Мужчины переглянулись и бегом отправились в комнату напротив.

Повсюду была грязь. На полу с запекшейся на лице кровью лежал практически неузнаваемый Михаил – лежал без движения, как брошенная кукла. Рядом незнакомый мужчина в черно-серых одеждах устраивал рядом мужем пребывающую без сознания инкнессу. Платье ее было порвано, залито грязью и кровью, лицо – тоже, волосы спутались. Пожалуй, ее вид мог шокировать, если б до этого вошедшие не увидели гораздо хуже выглядящего Михаила.

– Чистые тряпки, горячая вода, сменная одежда, пара расторопных служанок, мази все, какие есть в доме.

Командный голос неизвестного больше всех возмутил юного Мережского, лицо которого тут же приняло выражение благородного негодования. Гастин и Талькин обменялись подозрительными взглядами – и только. Шагнувшего было вперед Николая Юрий придержал как щенка, схватив за шиворот.

– Вы кто такой? – неприязненно поинтересовался следователь, не торопясь подходить ближе.

Незнакомец обернулся. Лицо его было сероватым, глаза такими темными, что невозможно было понять, есть ли в них вообще зрачок. Короткие волосы топорщились в разные стороны. Это могло бы вызвать улыбку, будь такой беспорядок на голове какого-нибудь Коли Мережского, над видом же сурового пришельца из ниоткуда никто не улыбнулся. Впрочем, может этому способствовали огромные тонкие ножи, небрежно свисавшие с широкого кожаного ремня, украшенного странными символами.

– Я – тот, кто ходит по изнанке мира, – спокойно ответил незнакомец следователю. – Но вы можете называть меня Александр. Александр Мережской. Здравствуй, брат.

Николай попятился. Талькин посмотрел на одного, на другого, на портрет Евстафия, висевший тут же в столовой, и, найдя значительное семейное сходство во всех трех лицах, облегченно выдохнул и вышел. Следовало найти слуг и распорядиться принести воды, тряпок, послать за доктором и прочее.

Капитан в отличие от своего секретаря был настроен более скептически и незваного спасителя он окинул крайне подозрительным взглядом. Тот не обратил на это ровным счетом никакого внимания.

– У вас есть какие-нибудь документы? – въедливо спросил Гастин.

– Есть. Но дома. С собой только значок третьего отделения чарконтроля.

Мужчина, словно не замечая эмоций, которые он вызывает в присутствующих, отошел от девушки и принялся осматривать лежащего на полу юриста.

Станислав заметно напрягся. Руку он словно бы ненароком положил в карман.

– В чарконтроле только два отделения, – заметил он, в напряжении следя за каждым движением неизвестного.

Старший Мережской не обратил на манипуляции следователя никакого внимания. Но тот почему-то очень четко осознал, что собеседник все видит, а кое-что возможно даже знает наперед. Несмотря на то, что находится к нему спиной.

– Вообще-то четыре. Но половина из них, как вы понимаете, секретные. На нашем лепестке, конечно, когда-то царствовала Инквизиция и ее подобия, но время предрассудков давно прошло, сменившись потребительским и рациональным отношением к магии. Наверху считают, что хороший чародей – всегда туз в рукаве государства, которому он служит. И правительство Лакории не единственное, которое так думает. Но, как и соседи, афишировать подобную позицию не стремится. Народ не поймет, знаете ли.

Этому вполне можно было поверить. Некоторые поговаривали, что даже в Илендии, всегда очень категорично относящейся к ведьмам, уже на протяжении лет восьмидесяти, а то и больше, ведутся тайные разработки в области чароведенья, или, как там говорят, ведьмовства. Не зря же пост третьего стратега с некоторого времени в этом государстве занимает человек, долгое время обучавшийся в Срединном королевстве, где, как известно, накоплено гораздо больше магических знаний, чем на всем Тюльпане.

Гастин вытащил руку из кармана, запоздало демонстрируя доверие. Впрочем, оба понимали, что это просто вынужденный жест. Николай все так же стоял в ступоре, переводя взгляд с капитана на внезапно объявившегося родственника. О брате он слышал, но помнил его плохо – Александр исчез лет двенадцать назад. Потом им время от времени слали письма, нейтрально повествующие о жизни заработавшегося брата и сына, а последние семь зим отец не получал ничего – даже открытки на Снежный день им не приходили.

– Не сердись, Коля, – попросил Александр, словно прочел его мысли. – У меня было слишком много забот, своих и конторских, а у вас не было проблем, требующих моего немедленного вмешательства.

Младший Мережской наконец отмер. Сжал кулаки, зло выкрикнул:

– А теперь зачем явился?

– А теперь, – спокойно пояснил чародей, стирая кровь с лица Михаила собственным рукавом и внимательно осматривая порез у него на лбу, – ты создал большую проблему, которую я был вынужден решать. И, поверь, такое положение дел меня не радует.

Николай из сказанного сделал свои выводы.

– За наследством приехал?

В ответ спокойно кивнули.

– И за этим тоже. Тебе его явно доверить нельзя, так что, извини.

– Есть завещание.

– Есть. И Римский прекрасно знает, что в том случае, если я буду жив, я являюсь основным наследником и твоим опекуном. А вот, если бы я был мертв, то другое дело – все перешло бы к тебе. Ну, кроме этого дома и одной фабрики.

Николай шагнул назад, словно отстраняясь от брата, желая разорвать связавшую их нить родства.

– Она его не получит! – выкрикнул он и совсем по-детски топнул ногой. – Не отдам чужачке мамин дом!

– Отдашь, – сказал Александр, и слово это легло гранитной глыбой в тишине комнаты. – Мать перед смертью специально просила отца, чтоб завещал дом чужим людям, тем, у кого нет чародейских сил – чтоб не разбудили ненароком спящие заклинания. Ибо охрана ею поставлена была для несмышленого ребенка, а не для семнадцатилетнего дурня, который решит пробудить заклинание просто потому, что может.

– Аглая сказала…

– Кто бы что не говорил, у тебя есть своя голова на плечах, разве нет? И вроде бы ты должен ею пользоваться хоть изредка, все-таки семнадцать лет – не семь. Так скажи мне, стоит ли наследнику рода делать выводы, основываясь исключительно на словах какой-то экономки?

– Она не «какая-то»! – Николай зло сжал кулаки. – Она мамина подруга!

Александр наконец отвлекся от осмотра неподвижных тел и обернулся к брату.

– Да. И, судя по всему, она была верным другом тебе. И тем не менее, она – просто экономка, которая ничего толком не знает о темной крови.

– Где она, кстати? – заметил вдруг Гастин. – Она же тысячу лет назад ушла за чаем.

Николай безразлично пожал плечами. Александр не ответил. Следователь посмотрел на стрелки часов. Ушла. Около 50 минут назад, как подсказали часы. И до сих пор не вернулась…

* * *

За доктором послали мальчишку с кухни. Дуня и еще две служанки едва услышав о случившемся (естественно сильно укороченную версию в стиле «хозяйке плохо») развили бурную деятельность по кипячению воды, сбору тряпок, трав, мазей и еще невесть чего. Арина, домовая кухарка, предложила Талькину перекусить.

– Я сейчас вмиг чай подогрею! – резво бегая по кухне, пообещала она. – И пирожки еще теплые! Вы, поди, с утречка пораньше на работу-то вышли, вон и живот урчит!

Чай…

Помощник следователя в задумчивости присел на предложенное ему место.

Чай ведь давно должны были поставить.

– Скажите, а где экономка?

– Да небось побежала за чем срочным! – беспечно отозвалась кухарка. – Она у хозяев на хорошем счету: постоянно то одно дело выполняет, то другое, по поручениям ходит, когда мальца-то отравили, сама лично ухаживала, от сиделки отказалась. Верная она, семье-то этой служит всю жизнь, считай.

– Верная… – задумчиво протянул Талькин. – Это видно, да… А подскажите-ка, где у вас комнаты слуг?

Арина и рассказала, и показала, и выбила обещание зайти на чашку чая, он, дескать, вот-вот нагреется. Ее искренне поблагодарили и ушли в темный узкий коридор служебных пристроек.

Нужную комнату Талькин нашел быстро, но спешить, как оказалось, нужды не было. Женщина сидела на кровати и неторопливо перебирала что-то в маленьких узелках. На скрип двери вздрогнула, обернулась.

– Мы вас не дождались, – сообщил Талькин, с откровенным интересом рассматривая скупо обставленную каморку.

– Я подумала, служанке не положено знать все тайны хозяев. Боюсь, Николай при мне о некоторых вещах не стал бы рассказывать.

– Бросьте! Вы же для него кто-то вроде доброй тетушки! К тому же о чете Мережских вы знаете гораздо больше их младшего сына.

Женщина горько вздохнула.

– Многие вещи лучше не знать. Вот так ляпнешь ненароком что-нибудь, а у него засядет в голове, и пошло-поехало. Как говорится, многие знания – многие печали.

– А это что? – Юрий показал на чемодан в углу. – Собрались куда-то?

– Собиралась, да. Хотела к сестре съездить, она родила недавно. Теперь уже наверно не поеду. Не оставишь же мальчонку совсем одного.

– Да не беспокойтесь, – беспечно махнул рукой секретарь, – не один он.

Женщина вскочила, прижала руки к груди.

– Вернулись???

Талькин кивнул.

– Ага.

Экономка сцепила руки в замок, прижала к груди.

– Слава отцу!

– Вы же не любите Екатерину, – заметил Юрий, – чему радуетесь?

– Не люблю, – строгим голосом согласилась женщина. – А Николая – люблю. И не желаю ему быть виноватым в чем-либо.

Юноша задумался.

– Скажите, вы же все знаете, увольнялся ли кто-нибудь из слуг в последнее время?

Аглая недоуменно пожала плечами.

– Да вроде бы нет. Ульяна только уехала, но ее вроде как сама хозяйка уволила. А больше никто не уходил.

– А куда уехала не знаете?

Аглая подошла к столу и начала копаться в разложенных там бумагах.

– Не знаю, но могу попробовать найти адрес ее родни в пригороде, я пару раз от нее письма писала.

– Хорошо, – Талькин улыбнулся женщине. – Спасибо за информацию. Если отыщете адрес – сразу нам сообщите. Договорились?

– Конечно! Раз это так важно…

– Возможно очень, – сообщил приглушенным голосом растерявшейся экономке Юрий и вышел в коридор.

В его голове возникла одна очень интересная идея. И ею надо было поделиться с начальством.

* * *

Ефим Петрович пытался взглядом прожечь в Гастине дыру.

– И вы просто взяли и уехали? Из дома, где твориться невесть что?

– Ну, почему невесть, – возразил Станислав, – очень даже весть.

Вперед выступил Талькин.

– Климские живы, Николай напуган, так что ничего пока предпринимать не будет, Александр, судя по внешнему виду, тот, за кого себя выдает. По нашему возвращению в дом были посланы люди из чарконтроля. Что еще мы должны были сделать? Всех упечь в каталажку? Или остаться там ночевать?

– Ночевать, вы скорее всего будете сегодня на работе, молодой человек. – Веско объявил Кряж. – Уму непостижимо! Неизвестный появился не пойми откуда, заявил, что вернулся с Темной стороны, и вы просто так ему поверили. Талькин, у вас опыт боевой работы есть?

– Есть, – хмуро заверил Юрий. – Сложно не приобрести за десять лет службы. Знаете ли, лицедеев посылают не столько барышень соблазнять, сколько совсем для другого.

– Не надо мне тут о своей тяжелой судьбе рассказывать! Наша группа опростоволосилась по всем статьям! Мне начальству в глаза смотреть стыдно! Не найти убийцу известного человека, обласканного к тому же великнессом, да за такой длинный срок – это ж позор всей конторе! Вдова Мережского без сознания, юный наследник, то есть младший сын, – вообще творит невесть что, в доме странные вещи происходят, а вы даже документы не попросили у мрачного типа с ножами!!!

– У него значок был, – вставил капитан. Разгневанный старик развернулся к нему всем корпусом.

– Ах, значок…

Талькин невежливо перебил:

– Знак настоящий. Я такие уже видел.

– Где же?

– Государственная тайна, – зло оскалился Юрий. Кряж от этого выпада внезапно поутих. То ли вспомнил, что этот человек чужой, и еще не понятно просто так его выписали им в помощь или с какой-то особой целью, то ли просто решил сменить кнут на пряник. Ну, или хотя бы на хлеб.

– Так я вам подкину еще одну тайну, – сообщил он ехидно, протягивая им несколько листков. – Будьте добры, ознакомьтесь. И скажите, что же мы за отдел гражданского следствия, если граждане у нас направо и налево безнаказанно покупают яды? Да еще какие граждане!

Гастин взял переданные им с секретарем бумаги. Кряж махнул в сторону двери.

– Идите. Доклад изучите сегодня же, мысли по этому поводу изложить на бумаге до вечера. Как придет отчет из чарконтроля, сразу жду вас на совещание. Посмотрим, что дальше делать со всей этой семейкой. И найдите в конце концов Арефьева, где он шляется? Свободны!

Подчиненные молча покинули кабинет.

Часть 15

Когда Катерина очнулась, солнце уже село. Она находилась в собственной спальне, рядом с ее кроватью в кресле сидела Дуня и, намурлыкивая себе под нос прилипчивый деревенский мотивчик, что-то плела. Катя попыталась встать.

– Лежите-лежите! – служанка вскочила с места. – Я сейчас к Арине за бульончиком сбегаю, – она метнулась к двери.

– Стой! – Катя даже руку вперед вытянула, словно могла этим жестом остановить вертлявую девчонку подобно древним чароведам. Но та сама замерла у двери, услышав хозяйкин окрик. – Юрист…Михаил Климский…что с ним?

Дуня фыркнула.

– Да спит он, что с ним станется, с вашим юристом! У него Тимка дежурит, мальчишка с кухни. Доктор сказал, он раньше завтра не очнется – крови потерял много, но новый хозяин приказал все равно дежурить и при нем. Так я схожу за едой? Мне доктор эту дал, ин-струк-ци-ю! Во! Как вас кормить надобно!

Катя думала совсем не о еде. Медленно прояснявшееся сознание пыталось понять, что с ними произошло, отделить видения и сны от яви, вспомнить, каким образом все закончилось.

– Как господин Климский себя чувствует?

Дуня всплеснула руками.

– Много порезов, сказали, но жить будет. Правда, доктор предупредил, что шрамы на лбу останутся.

– Шрамы – это не страшно, – прошептала инкнесса, немного успокоившись. – Принеси воды.

Служанка выпорхнула в коридор. Екатерина попробовала подняться с кровати.

– Не стоит, – незнакомый мужчина вошел без стука. – Отлежитесь хотя бы до утра.

Катя поспешно натянула одеяло до плеч.

– Кто вы? Что вы здесь делаете?

– Успокойтесь, – посетитель сел в кресло. – Позвольте представиться – ваш пасынок, Александр Мережской. Можете считать, явился за наследством.

– Да забирайте! – выплюнула зло Катя. – Подавитесь!

Мережской грустно улыбнулся.

– Не сердись, девочка, твоего у тебя никто не отнимет.

Учитывая, что он был старше ее почти на двадцать лет, пожалуй, да, он мог назвать ее девочкой…

– Не надо! Как только Михаил будет в состоянии, мы уедем. Я уже была у юриста и все засвидетельствовала. Едва лишь мы сможем принять постороннего в доме, тут же вызовем поверенного из конторы, и он все подтвердит, запись в соответствующем реестре уже сделана. Можно завтра…или послезавтра…в любом случае отказ от претензий на наследство уже оформлен, это главное.

Старший пасынок смотрел на нее спокойно. Без вызова, без осуждения, без ненависти. Катя даже мимолетом удивилась, насколько приятным могло бы быть лицо Николая, не криви он его в постоянной злобе.

– Катерина, дом твой и…

Климская не сдержалась.

– Неужели вы правда думаете, что я здесь останусь? Делайте с вашим имуществом, что хотите! Я уезжаю в Коранд!

Мужчина не спорил – склонил голову, принимая ее решение, каким бы оно ни было.

– Ну, хорошо. Как пожелаете. Могу завтра вызвать Ринского.

Такая резкая смена разговора немного остудила Катин гнев.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Вошла Дуня с подносом.

– Вот, госпожа, – затараторила она с порога. – Вода, компот, бульон – выбирайте.

Александр принюхался. Лицо, склонившееся над подносом, на миг посерело, приобрело звериные черты, Катерине даже тихий рык послышался, но уже через секунду мужчина отстранился от служанки с совершенно обычным, немного излишне флегматичным выражением на лице.

– Милая, убери-ка бульон, он слишком жирный, больной его еще нельзя. К тому же ты пока несла, плеснула в него компот. Иди лучше, вылей в помои. А вот остальное можно пить.

Покрасневшая служанка, бесконечно извиняясь, тут же исчезла с глубокой тарелкой в руках. Мережской налил в стакан воды и подал Кате.

– Пейте. Силы вам еще понадобятся. И спите. Не волнуйтесь, кошмары вам снится больше не будут. Темная сторона вас теперь не тронет.

Подобное заявление не могло не вызвать вопросов.

– Откуда вы знаете? – Катерина подозрительно присмотрелась к пасынку, у которого на голове было гораздо больше седых волос, чем у нее.

– Потому что я пришел с Темной стороны, инкнесса.

Катя сглотнула вставший поперек горла ком.

– Это вы писали мне записки! Те, которые предупреждали! «А.М.» – Александр Мережской!

– Да. Но, простите, не успел прибыть вовремя. Кровь брата почуял, но вот сил на дорогу не рассчитал. Знаете ли, на Темной стороне время течет совсем по-иному. Если там вообще можно говорить о наличии такого вектора, как время. Да и дорог в нашем понимании там тоже нет. Никогда не знаешь, где в следующий раз найдешь точку соприкосновения, мир Темной стороны изменчив, словно яркий платок в руках фокусника. Хорошо, что вы недалеко ушли, я вас вытащил, ориентируясь на зов братовой крови. Могло быть и хуже.

Катерина вздрогнула. Куда уж хуже?

– Вы живы, – отметил Мережской. – Это главное. Остальное не имеет значения.

Катя кивнула, соглашаясь.

– Ваша мать…

– Моя мать мертва. Давно. И это ничем не изменить. Мертвых миров не существует, инкнесса, вы же разумный человек, должны это знать. То, что вас преследовало – воля брата, смешанная с кровью матери, что оставила в каждом углу дома по алой капле из правой руки, заклиная это место охранять сыновей ее памятью и плотью. И только. Надеюсь, этот инцидент не заставит вас думать плохо о Елене Мережской. Поверьте, она была замечательной женщиной и при жизни никому зла не делала.

Катерине было сложно принять такое объяснение, но она согласно кивнула. Пачкать светлые воспоминания этого человека об умерших родителях ей показалось подлым. К тому же она не знала первую жену Евстафия лично, так что не стоило поддаваться порыву и думать о незнакомом человеке плохо.

– Я не держу зла, – устало ответила Климская. – Просто хочу поскорее уехать подальше.

И забыть все, точно страшный сон.

Александр понятливо кивнул, словно прочел ее мысли.

– Ваше право. А пока отдыхайте. Светлой стороны, инкнесса.

Он вышел. Катя напилась воды, потом компота, и улеглась ждать Дуню. Но не дождалась – сама не заметила, как заснула.

Странные сны ей действительно больше не снились.

* * *

Катя проснулась поздно – солнце уже вовсю заглядывало в окно. На столе рядом с кроватью стоял легкий завтрак, а в кресле сидел…Михаил. Голова перевязана, рука тоже, на рубашке красные капли…

Сначала она кинулась к нему с криком «живой», и они долго стояли в обнимку. Потом Катя поняла, что муж на ногах еле держится, усадила его в кресло, отругала за самоуправство, налила компот.

– Зачем встал? Тебе еще нельзя, наверно!

– Хотел тебя увидеть, – мужчина погладил ее по щеке. – Мне вдруг представилось, а вдруг лгут, вдруг и нет тебя уже. Так жутко стало, что я, наверно, умер бы от страха, если б сюда не дошел.

Катя села рядом с креслом и положила голову супругу на колени.

– А обратно как пойдешь?

– А зачем обратно? – усмехнулся Климский, запуская здоровую руку ей в волосы. – Мы муж и жена. Я коварно претендую на половину кровати.

Катя улыбнулась.

– Все позади?

– Надеюсь.

Неоднозначный ответ мужа заставил инкнессу испуганно вскочить.

– Что не так?

Девушка попыталась занять задрожавшие вдруг руки работой: налила бульон, взяла графин с водой.

– Катя, я поговорил с Александром. Да, наши с тобой беды связаны исключительно с Николаем, и теперь, с приездом старшего Мережского, эту страницу можно перевернуть, но одна проблема осталась неразгаданной до сих пор.

– Какая?

– Кто убил Евстафия.

Катерина вздрогнула.

– Ты…

– Я встречался с твоим отцом. Он дал мне координаты некоторых людей, которые вроде как были рады сделать ему услугу. Так вот, я прошелся по этим людям и… Многие из них занимаются незаконной деятельностью. В том числе изготовлением ядов.

Катя посмотрела на мужа с недоверием.

– Нет. Это ерунда. То есть, он, конечно, всегда спрашивал о самочувствии Евстафия, но…

Михаил тяжело вздохнул.

– Он думал, что ты беременна, Катя. Это многое меняло. В том числе относительно наследства.

Катерина отпрянула. Дотронулась до своей шеи, вспоминая один из последних визитов отца.

– Он…

«Он не мог!» – хотелось ей выкрикнуть. Но…

Она застыла в нерешительности в двух шагах от мужа, не зная, что сказать. Наверно, хуже всего было то, что она была готова поверить его словам. Они вызывали в ней ужас, но не изумление.

– Я не уверен, что это сделал инкнесс Ляпецкой, – уточнил Михаил. – Но он явно думал в этом направлении.

Катя отступила назад, задевая стоящий на столе поднос. Графин упал в тарелку, осколки посуды вместе с ее содержимым, посыпались на пол. Вишневое пятно от компота медленно растекалось по столу.

– Надо убрать, – сказала Климская.

– Катя… – Михаил смотрел на нее с пониманием, и от этого Катерине стало еще больнее.

– Я позову прислугу, – Катя бросилась к двери, пытаясь скрыться не столько от мужа, сколько от наполнивших голову мыслей. Недобрых мыслей.

Но у нее не получилось. Ибо в коридоре ее ждало еще одно испытание.

В то же момент, когда она выходила из комнаты, Николай наоборот возвращался в свою спальню с большой коробкой, полной какой-то ерунды. Юноша так резко отскочил от внезапно открывшей дверь Катерины, что картон, предназначенный вероятно для шляпки или какого-то аксессуара, а не для переноски тяжестей, не выдержал и порвался. Цветные безделушки разлетелись по полу, некоторые даже откатились в сторону лестницы. Младший пасынок окинул мачеху взглядом, полным ненависти и боли.

– Я не специально, извини, – прошептала растерянно Катя, но на нее не обратили внимания. Коля присел и медленно стал собирать разбросанные вещицы в кучу. В это мгновение он как никогда показался своей мачехе просто одиноким ребенком, не нашедшим в этом мире своего места. И своих людей.

Климская присела рядом, протянула руку к одноногому солдатику в форме кавалериста времен Бордовой войны.

– Не тронь!

По пальцам больно стукнули старой облезлой указкой.

– Не смей прикасаться! Это не твое!

Николай вырвал покалеченную игрушку из ее рук.

– Обнаглела совсем! Хозяйкой себя почувствовала, да? От меня избавилась, молодец! Как лихо у вас все вышло! Быстро вы меня спровадили к нечисти в пасть! Умру на Севере – знай, на твоих руках моя кровь, ясно?

Катерина потянулась к следующей вещице.

– Я просто хочу помочь. И я не просила Александра тебя никуда отсылать, так твой брат решил сам. И он в своем праве.

Лицо юноши перекосилось.

– В праве! Ай какие все образованные стали! Это ему твой юрист подсказал, да? Про право? А про обязанности перед семьей он упомянуть забыл, надо же!

Катя знала, что ее ответ ничего не изменит, но все же сказала:

– Ты сам знаешь, что Михаил здесь не причем.

– Действительно! – воскликнул пасынок радостно. – Не причем! Не он же спит сейчас в кровати, в которою к тебе приходил отец!

Катя вздрогнула.

– Месяц траура прошел, – заметила она крайне неуверенно. – Никто не нарушил обеты, данные твоему отцу.

Но Николай конечно же знал истину лучше прочих.

– Ну что ты! Бесспорно, вы все не причем! А они гниют в сырой земле, забытые и преданные.

Голос его дрогнул. Катя подавила желание пригладить взъерошенные волосы пасынка и просто положила в его кучу бесполезных вещиц какую-то веточку с лентами.

– Не смей! – вскричал юноша. – Не тронь мамины вещи! Осквернила ее дом, так хоть прошлого не касайся!

Что, не нарадуешься теперь? Ты своего добилась! Дом, кровью материной освящённый, теперь твой! Фабрика отцова – твоя! Все прибрала к рукам! Ведьма! Блудница!

Катя встала. С горечью посмотрела на брызжущего слюной пасынка. Был ли он виноват в том, что они никогда не слышали друг друга? Да. Была ли виновата она? Конечно. Каждый из них был одинок в этом доме, и каждый сосредоточился только на своей боли. И сейчас они тоже видели в друг друге лишь врагов. Катя осознала, что радуется тому, что вскоре ей не придется препираться с Николаем, задерживать дыхание в ожидании очередной его выходки, не придется держать перед ним лицо, натягивая маску равнодушия, когда очень хочется просто выбежать в дверь, чтобы скрыться от злых, несправедливых слов. Могла ли она стать ему доброй мачехой? Навряд ли. Вышедшая замуж совсем юной, она не имела ни навыков, ни сил, ни желания бороться с враждебно относящимся к ней подростком. На тот момент она сама нуждалась в помощи и поддержке. Так и остались они после смерти Евстафия вдвоем – одинокие каждый по-своему, чужие друг другу.

Ненужные.

Со смертью мужа и отца стена между ними не уменьшилась, а увеличилась. И Катя была то ли слишком глупа, то ли слишком слаба, чтобы ее снести. Как бы то ни было, теперь жизнь разводила их с Николаем навсегда, что однозначно должно было пойти обоим на пользу. Климская искренне верила, что брат не может всерьез послать младшего брата в заведомо опасное место, а потому несильно тревожилась за юношу. Выслужится, получит награду, вернётся в столицу. Все, как он хотел.

– Светлой стороны тебе, Коля. И не ходи больше на Темную, с нее сложно вернуться.

Она шагнула к лестнице.

Николай прекратил поток оскорблений, удивленный ее спокойной реакцией.

– Ведьма! – бросил он ей вслед. – Ты никогда! Слышишь? Никогда не смогла бы ты стать мне мачехой! Избалованной девице из высшего света не понять, что значит быть сиротой! Видеть мать только на портретах, а отца вживую раз в день за завтраком! Такой, как ты, не понять! Никогда не понять!

Его голос, звенящий от злости и непролитых слез, слышали наверно и на первом этаже. Катя надеялась, что Александр возьмёт на заметку состояние брата.

«Иногда и имея живых родителей можно чувствовать себя сиротой,» – подумала Катерина, спускаясь по лестнице вниз, но вслух ничего не сказала.

Незачем. Нерушимая стена по-прежнему стояла между ними. Он все равно ее не услышат. Так же как не слышали ее родители.

– Ваше благородие! – Дуня, завидев хозяйку, бросилась к ней со всех ног. – Тут посыльный с письмом! Срочным! Велел немедленно ответ писать, он ждет, мол!

Катерина удивленно посмотрела на печать. Кто же это не боится раздавать указания инкнесской крови?

На толстой дорогой бумаге алел герб инкнессов Ляпецких.

Что-то внутри Кати надорвалось. Она строго посмотрела на служанку.

– Дуняша, прогони посыльного прочь, скажи, ответа не будет. Заупрямиться если – Федю зови, да пусть дубину свою прихватит на всякий случай.

Дуня округлила глаза, понятливо кивнула, и, приподняв подол, убежала искать Федора. Катя, оставшись в одиночестве, глубоко вздохнула и сломала печать. В абсолютной тишине пустого коридора шуршание разворачиваемого листа бумаги ей показалось зловещим.

И не зря.

«Дорогая Екатерина! Дочь моя, кому как не тебе знать, сколь многим ты обязана своей благородной семье! А потому считаю возможным обратиться к тебе в час тревоги и сомнений, час, принесший разлад в отношения людей, связанных священными узами родства и фамилии!

Взываю даже не к благоразумию, кое ты потеряла, поддавшись низменным и недостойным инкнесской крови порывам, но к твоим совестливости и состраданию, так восхваляемым в прошлом известными нам пансионатскими наставниками. На происходящее с тобой невозможно смотреть без боли в сердце! Надо признаться, у нас с отцом действительно вызвало беспокойство твое душевное благополучие! Столь резкая смена поведения, внезапная отстранённость от семьи, нехарактерная для моей милой девочки, не могли не пробудить в нас тревогу! Но вызвано это было ничем иным, как беспокойством о тебе, моя дорогая, и в том нет нашей вины, что мы стараемся заботиться о своих детях и после того, как они выпорхнули из-под нашего крыла. Не могу без слез вспомнить тот прекрасный день! В обрядовом платье ты выглядела изумительно, а туфельки на твоих ножках смотрелись крыльями бабочки! Ты же помнишь, что они обошлись нам дороже, чем парадные сапоги отца и Георга, вместе взятые? О, сколько сил и забот мы вложили в тот знаменательный день! Дорогая моя, скажи же мне теперь: неужели три года твоей верности ничего не стоят?! Ты не ограненным биридом вошла в дом Мережского, осветив своим изяществом и родовитостью их скромный мужской быт, так неужели кровь твоя не взывает к справедливости? Захудалая фабрика да дом на десять комнат разве достойны моей прекрасной девочки, покорно служившей верной женой и подругою бесчувственному старику? Неужели благородное сердце твое, что полниться инкнесской кровью, не бьётся в негодовании от этой мысли?

Дитя мое! Не дай людям нечестивым и корыстным извратить твою душу! Не позволяй им чернить наше благородное имя в бессчетных попытках отвернуть лицо твое от семьи, что служила и служит твоею опорою и всегда выступает защитницей твоих истинных интересов! Вспомни, чему учили тебя с детства: Имя и Кровь – превыше всего! Девочка моя, разум твой, пребывающий после перенесенного тобою горя в смятении и нервности, бросил тело твое в объятия человека низкого и по положению, и по личным качествам (а это, как известно, вещи исключительно взаимосвязанные). Вернись же в лоно семьи, пока эта порочная связь не довела до беды! Вернись, и мы примем тебя с распростёртыми объятиями, излечим твою исстрадавшуюся душу вниманием, любовью и лаской, кои способны дать только узы благородной крови. Обуза же в виде мужа не будет нам помехою: в случае наследования тобою состояния покойного Мережского, мы сможем договориться и о признании брака недействительным, и в крайнем случае – о расторжении брака. Инкнесс Полтирский, большой папенькин друг, имеет определенное влияние в кругу людей, занимающихся подобными вопросами. Но ты сама понимаешь, что благородная кровь не осквернит себя поступком подлым и несправедливым, а потому нам необходимо доказать твою верность мужу и преданность его памяти, так что забота о его производстве должна в полной мере лечь на твои плечи, какой бы тяжёлой эта ноша тебе не казалась на сегодняшний момент.