Текст книги "Федор Чижов"
Автор книги: Инна Симонова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Защищаясь, Аксаков пытался упрекнуть самого Чижова в неосторожности. «Я на днях смягчил ваши поправки на статью Корсака, чтоб не навлечь предупреждения», – не без ехидства парировал он в ответном письме [415]415
Письмо от 10. I. 1868 года. – Цит. по кн.: Цимбаев Н. И.И. С. Аксаков в общественной жизни… С. 136.
[Закрыть] .
И действительно, подобного рода нападки в адрес «осмотрительного» Чижова имели под собой основание: второе предостережение в ноябре 1867 года «Москва» получила именно из-за статьи Федора Васильевича по экономическому вопросу [416]416
Москва. 1867. XI. № 183.
[Закрыть] . В ней, в частности, внимание цензуры привлек нелестный отзыв на обнародованную докладную записку министра финансов М. X. Рейтерна по поводу пересмотра тарифа 1857 года. «На такое – писал Чижов, – мог решиться только недруг, только люди, намеренно желающие подорвать материальные средства нашего отечества, или люди, решительно ничего не понимающие, совершенно чуждые интересам народа и совершенно не знающие его нужд» [417]417
РО ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Ф. 14. Д. 476. Л. 3 об.
[Закрыть] .
Совет Главного управления цензуры, ознакомившись на своем заседании с текстом статьи, вынес заключение, что она колеблет «авторитет распоряжений высшего правительства» и способствует возбуждению беспокойства в обществе [418]418
РГИА. Ф. 776. Оп. 2. 1867. Д. 4. Л. 367–370.
[Закрыть] .
Кроме того, «на вид» Чижову можно было поставить передовую статью «Москвы» от 5 сентября 1868 года. В ней речь шла об отклонении земским собранием и Министерством внутренних дел проекта строительства земской Тамбовско-Саратовской железной дороги. Чижов утверждал, что принятое решение явилось следствием давления со стороны «некоторых влиятельных крупноземельных уроженцев Оренбургского и Самарского края, покровительствующих Маршанско-Самарскому пути с продолжением его на Оренбург». Один из членов совета Главного управления цензуры Ф. П. Еленев, более известный широкой публике в качестве правительственного публициста, писавшего под псевдонимом Скалдин, усмотрел в этом «двусмысленные, но тем не менее весьма понятные намеки на то, что будто концессии на железные дороги получаются разными темными путями при содействии влиятельных и с громкими именами лиц, явно или скрыто участвующих в железнодорожных предприятиях… Эта статья, вместе с рядом резких нападок той же газеты на администрацию Северо-Западного края, показывает… что означенная газета по-прежнему не упускает случая бросить невыгодную тень на различные части государственного управления и высшие правительственные лица», а потому, считал цензор, «представлялось бы уместным в случае, если газета „Москва“ дальнейшим продолжением направления в сказанном духе вызовет третье предостережение, указать в нем и на эту статью». Совет Главного управления по делам печати согласился с предложением Ф. П. Еленева [419]419
Там же. 1868. Д. 5. Л. 468 об. – 469 об.
[Закрыть] .
Тем не менее, несмотря на репрессии со стороны цензуры, главная задача, поставленная перед «Москвой» ее хозяевами-купцами, – пропаганда идей протекционизма накануне пересмотра тарифа 1868 года – находила на страницах газеты свое последовательное воплощение. «В вопросах торговой политики мы прямо и открыто говорим, что стоим за разумное ограждение нашей промышленности, – говорилось в программной передовой статье первого номера „Москвы“ от 1 января 1867 года. – Лучше несколько обождать, лучше подвигаться осторожнее и медленнее по пути свободной торговли, дабы тем прочнее приблизиться к этому идеалу международных сношений, если только его достижение не относится к числу таких же прекрасных мечтаний, как всеобщий мир и тому подобные утопии» [420]420
Москва. 1867. 1.I. № 1.
[Закрыть] .
Свои доводы в пользу необходимости введения покровительственных таможенных тарифов редакция газеты обосновывала ссылкой на авторитет классика буржуазной политэкономии Дэвида Рикардо: «Цель всякой охранительной пошлины… должна стремиться к тому, чтобы цена иностранного товара на нашем внутреннем рынке возвысилась до цены, в которую обходится на нашем же рынке тот же товар внутреннего производства». Таким образом, делала вывод «Москва», «охранительные пошлины должны стремиться к тому, чтобы дать возможность состязаться на рынке двум однородным промышленностям, но работающим при совершенно неравных условиях. Когда один народ сравнительно с другим беднее капиталами, механическими средствами, хорошими опытными рабочими, окружен множеством неблагоприятных, но устранимых условий, то ему можно легко помочь покровительством народному труду. Так везде делалось, делается везде и теперь, и нигде еще в Европе этого не отвергают. Единственный вопрос, который может здесь возникнуть, – это вопрос о размерах покровительства» [421]421
Москва. 1867. 23.III. № 1.
[Закрыть] .
Начало выхода в свет газеты «Москва» совпало с приездом в Петербург фритредера с мировым именем – бельгийского профессора политэкономии Густава Молинари. В своей речи на данном в его честь обеде он под одобрительные возгласы петербургских экономистов В. П. Безобразова, В. И. Вешнякова, Е. И. Ламанского и товарища министра финансов С. А. Грейта высказался в пользу свободной торговли и призвал к ликвидации таможен.
Почти в это же время, 11 февраля 1867 года, в Купеческом клубе Петербурга состоялся очередной купеческий съезд. На повестке дня стоял вопрос о благоприятных для русской промышленности тарифах. Присутствовавший на съезде агент Третьего отделения сообщал: «Направление это развивал более всех Чижов, который в резких и сильных выражениях доказывал неудобства понижения пошлин с привозных товаров, выставляя, будто это понижение не есть плод разумных начал политической экономии, а частная мысль нескольких влиятельных лиц. Речь эта вызвала сильное одобрение присутствующих» [422]422
Цит. по: Лаверычев В. Я.Указ. соч. С. 177.
[Закрыть] .
Взаимоисключающее противоборство взглядов фритредеров и протекционистов закономерно переносилось на страницы печати. Наиболее острая газетная дискуссия разгорелась вокруг размера пошлин на ввозимые в Россию текстильные и прежде всего хлопчатобумажные изделия. Центральная пресса едва ли не единым фронтом доказывала, что русские фабриканты с помощью запретительных таможенных пошлин наживают себе огромные барыши. Возмущенные владельцы бумагопрядилен Московского промышленного района пытались убедить общественное мнение в необходимости ограждения русского хлопчатобумажного производства от иностранной конкуренции ввиду его высокой себестоимости. Их интересы последовательно отстаивали газеты «Москва» и «Москвич», публиковавшие пространные расчеты, призванные убедить соотечественников в голословности обвинений противников [423]423
См., напр.: Москва. 1867. 23.III. № 1.
[Закрыть] .
Наряду с этим в «Москве» и «Москвиче» широко обсуждался и ряд других вопросов промышленного развития России, в той или иной мере связанных с тарифно-таможенной политикой правительства. Так, в конце 1867 года в двух номерах газеты «Москвич» была опубликована «Записка о необходимости поддержать машиностроение в России». Делая экскурс в историю, ее автор обращался к принятому в 1822 году правительством Александра I тарифу, по которому «до настоящего времени машины и аппараты всякого рода, употребляемые в земледельческой, фабричной и заводской промышленности, <а> также пароходы и паровозы были допущены к привозу беспошлинно». Благодаря этой льготе (в целом тариф 1822 года был запретительным) русские промышленные предприятия смогли «запастись наилучшими механизмами» и к середине 1860-х годов оказались обеспечены гораздо более совершенными в техническом отношении машинами, нежели многие заграничные фабрики.
Но нет добра без худа, как и наоборот. Удовлетворив с помощью беспошлинного ввоза первоначальную потребность страны в машинах и механизмах, экономика России вместе с тем попала в полную зависимость от иностранной конъюнктуры. «Последняя прусская война, – говорилось в „Записке“, – отвлекши в армию работников от прусских механических заводов, поставила эти последние в невозможность своевременно исполнить заказы Главного общества российских железных дорог… Будь у нас дома возможность исполнять все заказы Общества, выше приведенная случайность не могла бы иметь места…»
В качестве выхода из создавшегося положения автор статьи предлагал установить на двадцатилетний срок умеренноохранительную пошлину на импортируемые в Россию машины в размере 15 % от их стоимости за границей. В течение этого времени «наши заводы могли заручиться заказами, образовать для себя мастеров, ввести между собою разделение работ и покрыть некоторую часть своих основных расходов» [424]424
Москвич. 1867. 24. XII; № 2. 30.XII. № 4.
[Закрыть] .
К теме отечественного машиностроения газета вернулась меньше чем через месяц – в передовой статье от 10 января 1868 года. В ней отстаивалась необходимость выпуска собственных локомотивов в связи с растущими потребностями парового рельсового транспорта. Защитники либеральных тарифов доказывали, что с помощью беспошлинного ввоза из-за границы подвижного состава облегчается первоначальное устройство новых железных дорог. Им оппонировали протекционисты, ссылаясь на последствия порочной практики, когда русские железнодорожные акционерные общества ежегодно вынуждены непроизводительно затрачивать сотни тысяч рублей на ремонт закупленных за рубежом локомотивов и вагонов. «Грустно становится при мысли, – писал по этому поводу „Москвич“, – что мы нашею системою концессий создаем для ловких предпринимателей в короткое время миллионные состояния, своими заказами даем такие же состояния заграничным заводчикам, оживляем там целые провинции, вызываем к жизни целые производства с громадными заводами и тысячами рабочих, – и в то же время считаем, на сколько рублей дороже, и то на первое время, обойдется у нас постройка локомотивов для нашей железной дороги» [425]425
Москвич. 1868. 10.1. № 11.
[Закрыть] .
В 1867 году для составления проекта нового таможенного тарифа в Петербурге была создана комиссия под председательством товарища министра финансов Г. П. Небольсина. Накануне начала ее работы «Москва» выразила солидарность с предложенным три года назад в газете «День» обязательным принципом пересмотра действующего тарифа 1857 года, который сводился к прямому участию в обсуждениях купцов-предпринимателей, и предостерегала от повторения фарса десятилетней давности с формальным привлечением депутации от торгово-промышленных кругов. «Архив департамента мануфактур и внутренней торговли завален мнениями русских промышленных людей о нуждах промышленности, торговли и кредита, – сообщала газета, – мы лично знаем, сколько их хранится в московском отделении мануфактурного совета, сложенных после того лестного приема, который они испытали в знаменитом тарифном комитете (1857 года. – И.С.), столь „зорко“ приглядывавшемся к нуждам и столь „чутко“ прислушивавшемся к голосам отечественной промышленности» [426]426
Москва. 1868. 20.1. № 16.
[Закрыть] .
Учитывая критику, «Небольсинская комиссия» была образована как из членов, назначенных правительством, так и из депутатов, избранных отделениями мануфактурного и коммерческого совета и мануфактурных комитетов. Кроме того, было решено каждую статью тарифа передавать сначала на обсуждение особой экспертной комиссии, которая, выслушав и обсудив все мнения, составляла доклад для Главной комиссии, и уже та, вновь взвесив все доводы «за» и «против», принимала окончательное решение относительно размера пошлины.
«Чего бы, казалось, лучше?.. – восклицал по этому поводу „Москвич“. – От пересмотра тарифа тем путем, как это было предначертано г. министром финансов, можно было ожидать весьма благоприятных результатов, но…» И тут выяснялось, что заседания под началом Небольсина нередко превращались в «беспрерывные и печальные по своему характеру столкновения», действия комиссии и ее приемы резко шли наперекор предпринимательскому элементу, в ходе прений выказывалось полное невнимание к доводам купцов, с благодарностью принявших вызов в Петербург [427]427
Москва. 1868. 17.1. № 17.
[Закрыть] .
В споре с протекционистами фритредеры явно одерживали верх. Причину этого редакция газеты усматривала в тенденциозном подходе к формированию состава комиссии. Дело в том, что купечество оказалось в ней в явном меньшинстве, а подавляющее «большинство членов… очевидно гнет к понижению тарифа и, по-видимому, заранее твердо уверено в успехе своего дела» [428]428
Москвич. 1667. 23.XII. № 1.
[Закрыть] .
Общая оценка результатов деятельности «Небольсинской комиссии» была дана в передовой статье «Москвы» от 14 апреля 1868 года: «Ни началом своих заседаний, ни окончанием своих работ комиссия не удовлетворила желаниям наших промышленных людей» [429]429
Москва. 1868. 4.IV. № 2.
[Закрыть] .
Однако поражение при разработке нового таможенного тарифа не обескуражило протекционистов. Представители крупной московской буржуазии сумели добиться аудиенции у председателя Департамента экономии Государственного совета К. В. Чевкина, которому вскоре предстояло возглавить Временный департамент Государственного совета – подразделение, специально созданное для дальнейшего рассмотрения тарифа.
Большое значение для перелома ситуации к лучшему имело и то, что в состав Временного департамента был включен Великий князь Александр Александрович, ставший в 1865 году после смерти своего старшего брата Николая Наследником Престола. Александр Александрович был известен своими протекционистскими убеждениями, сформировавшимися не без участия Ивана Кондратьевича Бабста (в 1866 году он сопровождал Цесаревича в его путешествии по России) [430]430
ГИМ ОПИ. Ф. 44. Д. 3.
[Закрыть] . Во многом благодаря Бабсту московские торговопромышленники получили поддержку будущего Царя: чтобы узнать их конкретные пожелания, касающиеся нового тарифа, Александр Александрович по совету своего наставника принял две их депутации [431]431
См.: Лаверычев В. Я.Указ. раб. С. 115.
[Закрыть] . В результате Временный департамент, учитывая мнение Наследника, счел необходимым по 65 (!) статьям «увеличить проектированные пошлины, отчасти в видах усиления покровительства туземной промышленности» [432]432
См.: Шепелев Л. Е.Указ. раб. С. 114, 115.
[Закрыть] .
5 июля 1868 года проект нового тарифа был одобрен Государственным советом и с 1 января следующего года введен в действие. В целом он по своему характеру оказался более покровительственным, чем предшествующие ему умеренно-охранительные тарифы 1850 и 1857 годов. В этом отчасти была заслуга газеты «Москва» – главного печатного органа протекционистов. Отдавая ему должное, петербургская газета «Деятельность» 13 ноября 1869 года писала: «В свое кратковременное существование „Москва“ успела заявить нужды нашего купечества и немало способствовала благоприятному разрешению тарифного вопроса; следовательно, главная цель ее основания была достигнута, пайщики удовлетворены» [433]433
Деятельность. 1868. 13. XI. № 183. С. 723.
[Закрыть] .
С помощью тарифа 1868 года русская текстильная промышленность заняла монопольное положение на внутреннем рынке. Однако пошлины на ввозимый в Россию железнодорожный подвижной состав были введены лишь в 1877 году, то есть тогда, когда наиболее отчетливо начала вырисовываться жесткая протекционистская направленность генеральной линии правительственной таможенной политики.
Тот же 1877 год был знаменателен еще и тем, что наконец осуществился перевод платежей таможенных пошлин в золотую валюту, что фактически повышало пошлинные оклады на 40–50 % по тогдашнему курсу и влекло за собой приток золота в казну. Чижов к этому времени приобрел в высших сферах царской администрации авторитет дельного советчика в разрешении государственных финансово-промышленных затруднений. Узнав от председателя Департамента экономии А. А. Абазы о решении правительства приступить к взиманию таможенных пошлин золотом, он целиком и полностью поддержал этот шаг: «Эта мера будет весьма сочувственно принята <промышленниками>. Тут будет значительное повышение пошлин, и при нашем беспрестанно увеличивающемся не государственном, а общественном долге, происходящем от преизобилия ввоза над вывозом товаров, мера благоразумная» [434]434
Дневниковая запись от 25. IX. 1876. – ОР РГБ. Ф. 332. К. 3. Д. 4. Л. 138.
[Закрыть] .
Необходимость временного перехода России к протекционизму признавалась многими экономистами того времени, в том числе и самого «левого», радикального толка. Так, Ф. Энгельс писал в 1892 году Н. Ф. Даниельсону: «С 1861 года в России начинается развитие современной промышленности в масштабе, достойном великого народа. Давно уже созрело убеждение, что ни одна страна в настоящее время не может занимать подобающего ей места среди цивилизованных наций, если она не обладает машинной промышленностью, использующей паровые двигатели, и сама не удовлетворяет – хотя бы в значительной части – современную потребность в промышленных товарах. Исходя из этого убеждения, Россия и начала действовать, причем действовала с большой энергией. То, что она оградила себя стеной протекционистских пошлин, вполне естественно, ибо конкуренция Англии принудила к такой политике почти все крупные страны; даже Германия, где крупная промышленность [435]435
Здесь и далее в цитате курсив Ф. Энгельса.
[Закрыть]успешно развивалась при почти полной свободе торговли,присоединилась к общему хору и перешла в лагерь протекционистов только для того, чтобы ускорить тот процесс, который Бисмарк называл „выращиванием миллионеров“. А если Германия вступила на этот путь даже без всякой необходимости, кто может порицать Россию за то, что для нее былонеобходимостью, как только определилось новое направление промышленного развития?» [436]436
Маркс К.и Энгельс Ф.Сочинения. Т. 38. С. 264.
[Закрыть]
После закрытия «Москвы» Чижов отошел от активной журналистской деятельности. Славянофильская газета «Русь» под редакцией И. С. Аксакова начнет выходить только после смерти Чижова, а сотрудничать с существовавшими в конце 1860-х и в 1870-е годы петербургскими и московскими периодическими изданиями Чижов не хотел. В письме к другу своей юности В. С. Печерину, жившему в то время в Ирландии, он признавался: «Не хочется участвовать в наших больших журналах: с одними не схожусь по убеждению, именно по их космополитизму, с другими – по их безубеждению» [437]437
Из письма от 22.Х.1869. – ИРЛИ. Ф. 384. Д. 15. Л. 1506.
[Закрыть] .
Правда, когда в конце 1876 года появились разговоры о намерении Аксакова приступить к изданию еженедельной газеты («род журнала»), Чижов воодушевился: «Если Иван Сергеевич Аксаков будет издавать газету, я непременно должен в ней участвовать, и надобно будет участвовать постоянно. Я думал бы тогда писать передовые статьи о железных дорогах и о финансах… о банках всех родов и об общих собраниях акционерных обществ… Я посоветовал бы иметь во всех странах корреспондентов, передающих движение политическое, движение мысли и вообще следящих за современностью. Тут я мечу в Англии на Печерина, во Франции можно иметь русского, в Германии тоже, а в Италию, может быть, и я съездил бы. В славянских странах… можно иметь из туземцев, или тоже из русских. Одним словом, Иван Сергеевич такую газету может вести мастерски…» [438]438
Дневниковые записи Чижова от 6. XI и 13. XI. 1876. – ОР РГБ. Ф. 332. К. 3. Д. 4. Л. 159, 164 об.; См. также дневниковую запись от 5. XI. 1876. – Там же. Л. 158 об.
[Закрыть]
К сожалению, этим планам не суждено было сбыться. 2 августа 1877 года Аксаков подал прошение в Главное управление по делам печати о разрешении ему с ноября 1877 года возобновить издание еженедельной газеты «День» без предварительной цензуры. Ответом Аксакову стало личное распоряжение Александра II: в ходатайстве отказать [439]439
РГИА. Ф. 776. Оп.1. 1877. Д. 185. Л. 1–2, 11.
[Закрыть] .
Глава десятая
«ГРЕХ СЛАВЯНОФИЛОВ»
Несмотря на смену эпох, связанную с кончиной Государя Николая Павловича и вступлением на престол Царя-Освободителя Александра Николаевича, при Дворе к славянофилам и славянофильству продолжали относиться с недоверием, критически. Ключ к разгадке этого на первый взгляд необъяснимого факта можно найти в рукописи мемуаров «Из семейных воспоминаний» близкой к славянофилам Марии Сергеевны Мухановой – двоюродной сестры А. С. Хомякова. Александр II, познакомившись с содержанием ее записок, оставил на полях свои карандашные пометки. Муханова переслала тетрадь с замечаниями Императора Чижову, и он привел в своем дневнике «самые любопытные из них, именно о славянофилах»:
«В рукописи: „ Благодаря так называемым славянофилам(подчеркнуто Государем) мы многое узнали о своем народе и начали его любить как следует…“
Отметка Государя: „Это несправедливо, ибо прежде славянофилов многие знали и любили Россию, разумнее односторонних славянофилов“.
В рукописи: „С этих пор становится стыдно не любить России, и высший петербургский круг, еще державшийся за так называемый европеизм, представляется как бы болезненным наростом на здоровом теле России“.
Отметка Государя: „Нахожу это несправедливым и также односторонним взглядом москвичей“.
В рукописи: „Славянофильство никогда не враждовало ни к науке, ни к иностранным языкам…“
Отметка Царя: „Но бранило и бросало грязью в Петра Великого“.
В рукописи: „Славяне только хотели, чтоб мы поняли русский народ, чтоб мы узнали его великое настоящее и прошедшее“.
Отметка Царя: „Было бы прекрасно, если бы они только этого хотели,но это, к сожалению, не так“.
…Много вообще заметок, но для меня эти – важнейшие…» [440]440
Дневниковая запись Чижова от 4. IV. 1876. – ОР РГБ. Ф. 332. К. 3. Д. 4. Л. 55. Записки М. С. Мухановой были напечатаны в «Русском архиве» за 1878 год, в книгах 2-й и 3-й, а затем вышли в том же 1878 году в Москве отдельным изданием.
[Закрыть]
В своих маргиналиях Александр II не уточнил, чего же на самом деле хотели славянофилы,какие, с его точки зрения, крамольные замыслы они вынашивали. Да и странно, на первый взгляд, его предубеждение к «москвичам», ведь во многом эпоха буржуазных реформ в России 1860–1870-х годов была воплощением их долгожданных чаяний и надежд. И тому есть немало свидетельств в дневнике и переписке нашего героя. Как, впрочем, и его «весьма крамольных мыслей».
В пореформенное время Чижов продолжал критически относиться к представителям царствующей династии, видя в них «обрусевших немцев» Романовых-Готторпских, а не «коренных русаков». Этим, по его мнению, объяснялись бессознательное служение Петербурга «немецкому началу» и борьба с собственным народом и народным самосознанием, недооценка природных способностей русских и засилье немцев среди высшей царской бюрократии и офицерства, потворство притеснению и онемечиванию местного эстонского и латышского населения северо-западных губерний со стороны «пришельцев» – остзейских баронов, наделенных особыми правами и привилегиями и стоящих на антирусских, децентрализаторских позициях. Чижов был убежден, что, используя подобострастные настроения верховных правителей России в отношении Европы, «петербургские канцелярские сферы» и влиятельные группы экономистов-фритредеров злонамеренно втягивают страну в финансовую и экономическую кабалу от западного капитала.
Обращаясь в начале 1870-х годов из Венеции к одному из своих старых приятелей, жившему в то время в Дублине, Чижов просил: «В письмах ко мне в Россию… не спрашивай меня только о Царе и Царевиче, – бранить их не позволяется, а хвалить особенно не за что» [441]441
Из письма Чижова к В. С. Печерину от 26. IX. 1872. – ИРЛИ. Ф. 384. Д. 15. Л. 83 об.
[Закрыть] . Тем не менее Чижов весьма сочувственно воспринял «александровскую весну», когда наконец «распахнулись все окна и форточки и свежий ветер перемен проветрил все здание». «Россия ожила, – писал он, – все зашевелилось»; «Русская мысль… вышла из оков немого подчинения авторитету»; «Теперь, слава Богу, народ весь, во всей своей сплошной массе, вздохнул посвободнее и мало-помалу стали отваливаться струпья. Разумеется, мы не обновились, не очистились вполне: крепостное право, бессудие, деспотизм, произвол являются беспрестанно, но видна синева неба хоть кусочками»; «Потомки наши далеко больше нас превознесут и возблагодарят Александра II за то, что он дал нам» [442]442
Из писем Чижова к В. С. Печерину от 22. XII. 1865, 1. XI. 1870, 18. VII. 1871, 28. II. 1872. – Там же. Л. 1 об., 38 об., 60 об., 74 об.
[Закрыть] .
В изменении внутренней политики самодержавия Чижов усматривал результат благотворного влияния личности царствующего Императора. Если Николай I, «не понимавший никогда человеческого равенства, видевший во всех каких-то пресмыкающихся пред ним тварей», «царствовал… так, как медведь в лесу дуги гнет: гнет не парит, переломит – не тужит» [443]443
Дневниковая запись Чижова от 22. 11.1873 и 22. VII. 1877. – РГБ. Ф. 332. К. 2. Д. 12. Л. 4; К. 3. Д. 5. Л. 106.
[Закрыть] , то Александр II, в оценке Чижова, прежде всего Царь-человек.Однако Его «личная доброта и мягкость» нередко граничат со слабостью и неустойчивостью, оттого при нем вроде и «заботятся о прогрессе, и трусят черт знает чего» [444]444
Дневниковые записи от 13. XI. 1876, 2. IV. 1877, 27. XI. 1870. – Там же. К. 3. Д. 4. Л. 164 об.; К. 3. Д. 5. Л. 51; К. 2. Д. 10. Л. 29.
[Закрыть] .
Наряду с отменой крепостного права Чижов приветствовал наиболее последовательную буржуазную реформу 1860-х годов – судебную, самую прогрессивную по тем временам в мире. Отзываясь о проходившем в 1871 году в Петербурге «Процессе нечаевцев», он подчеркивал, что «одно уже то, что так называемое политическое преступление судится гласно и публично – весьма значительный шаг» [445]445
Из письма Чижова к В. С. Печерину от 18. VII. 1871. – ИРЛИ. Ф. 384. Д. 15. Л. 60 об.; Дневниковая запись от 7. II. 1872. – ОР РГБ. Ф. 332. К. 2. Д. 11. Л. 9 об.; Ср. письмо Чижова к И. С. Аксакову от 17. VII. 1871. – ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 675. Л. 15.
[Закрыть] .
Как убежденный сторонник предоставления обществу буржуазных политических и гражданских свобод, Чижов в целом одобрительно воспринял закон о печати 1865 года. Отстаиваемое им право на свободу совести в делах веры находило понимание среди московских купцов-староверов. Морозовы, Хлудовы, Мамонтовы и многие их единоверцы шли в первых рядах промышленного прогресса и при этом страдали за свои, отличные от ортодоксальных, религиозные верования. Сын Православной Церкви, Чижов поддерживал старообрядцев различных толков и согласий (но не «нелепых и безобразных раскольничьих сект»). По его мнению, церковный строй допетровской Руси, с Патриаршеством и Соборами, наиболее соответствовал духу русского народа. Во многом благодаря старообрядчеству, самобытному, сильному и гонимому, были сохранены вековые устои народной жизни.
Начиная со второй половины 1850-х годов в прессе значительно оживилось обсуждение вопросов Церковного раскола. Чижов приветствовал выступления в защиту староверов, «выступления… весьма благородные и открытые». И в этом хоре его собственный голос был слышен вполне внятно и определенно: «Всякое гонение, всякое насилие совести гадко и непременно против истинной веры» [446]446
Дневниковые записи от 7. III. 1871 и 31. VIII. 1875. – ОР РГБ. Ф. 332. К. 2. Д. 10. Л. 33 об; К. 3. Д. 3. Л. 104.
[Закрыть] .
Результаты гласной поддержки прав старообрядцев не заставили себя долго ждать. Уже на рубеже 1850–1860-х годов преследования раскольников и сектантов в России были смягчены. Прекратилась практика ликвидации старообрядческих скитов и кладбищ. Закончил свое существование и особый секретный комитет по делам раскольников.
Много надежд в пореформенные годы возлагал Федор Васильевич на проведение в жизнь земской реформы. В выборных, всесословных, не зависимых от царской администрации земских учреждениях ему виделась модель будущего представительного управления страной, в основе которой лежала формула: «Народу – сила мнения, Царю – сила власти». Существующая в действительности «незначительность земств», узость их административно-хозяйственной компетенции дискредитировали идею реформы, и Чижов настойчиво выступал за расширение сферы деятельности земств, за большую их самостоятельность и инициативность. «Не дело министров и петербургского правительства вообще быть законодателями, – писал он в этой связи, – инициатива, предложение законов должны идти от страны, от земства… И только быть… согласовываемы с общими государственными законами и утверждаемы правительством. Пока этого не будет, для каждого нового закона страна будет tabula rasa, на которой черти что угодно» [447]447
Дневниковая запись от 14. XI. 1874. – Там же. К. 3. Д. 2. Л. 38.
[Закрыть] .
Бывая нередко в провинции, Чижов интересовался работой местных земских учреждений. В августе 1866 года, находясь в Ярославле, он удовлетворенно отмечал: «Здесь затевают земский банк для краткосрочных ссуд всем без различия из земства, помещикам и крестьянам, под круговое ручательство или под залог произведений сельского хозяйства и промышленности… В некоторых губерниях, наприм<ер>, Харьковской, почта, ее содержание… уже на руках у земства, хотя почтовые доходы и принадлежат правительству. Таким образом, неприметно, мало-помалу, земство будет прибирать к рукам всю местную деятельность» [448]448
Запись от 27. VIII. 1866. – Там же. К. 2. Д. 10. Л. 13 об.
[Закрыть] .
Согласно представлениям Чижова, самодержавие получило в свое время значение положительной силы, ибо оно было порождено народом. В народе же самодержавие до поры до времени находило свое олицетворение. В пореформенной России в среде либералов все большую популярность стала завоевывать идея перехода к конституционной форме правления. Но Чижов считал подобную постановку вопроса преждевременной. «В обществе, – писал он в марте 1877 года, – ходят под сурдинкою слухи о том, что будто бы у нас думают о конституции. Не радует этот слух… Это будет уже чисто подражание Турции, и можно ожидать, что и сущность конституции будет тоже турецкая: при конституционной форме – полный разгул произвола. Народ безгласный, привыкший безусловно повиноваться. Он не успел еще воспользоваться освобождением… Вместо того, чтобы прибегать к конституционной форме, <не лучше ли> дать конституцию de facto, то есть мало-помалу расширять права земства и его самостоятельность, дать возможность распоряжаться земским хозяйством, приходами и расходами. Это было бы вернее и надежнее» [449]449
Дневниковая запись от 19. III. 1877. – Там же. К. 3. Д. 5. Л. 39.
[Закрыть] .
В августе 1877 года, пересказывая в дневнике содержание своего разговора с И. С. Аксаковым на тему об «увенчании здания» реформ конституцией, Чижов вновь настаивал на необходимости постепенного перехода к представительному образу правления – «народной монархии». «Тут мы (с Аксаковым. – И. С.)перешли к тому, что теперь, кажется, само правительство видит свою несостоятельность и едва ли не помышляет о конституции. Вот вопрос – что это будет за конституция? Ив<ан> Серг<еевич> говорит, что он понимает одну конституцию, именно английскую. Да, говорю, разумеется, только она вышла из народной жизни; а у нас ее дадут… По понятию Ивана Серг<еевича> хорошо бы Земский Собор, которого, как кажется, желает само правительство… но на Земском Соборе допустить голос совещательный, а не решающий. Таким образом, составилось бы общее мнение, которое могло бы быть так сильно», что поставило бы от него в зависимость решение властей. «По моему мнению, лучше всего дать более простора, или еще лучше, постепенно давать более простора земству, чтобы таким образом, частными случаями и узаконениями, их решающими, образовалось мало-помалу общее уложение. Тут правительству оставалось бы только одно – чисто государственная область, и то утверждаемая земством, а вся общественная, личная и частная оставались бы в самом земстве» [450]450
Запись от 28. VIII. 1877. – Там же. Л. 128 об. – 129.
[Закрыть] .
В общем и целом оценка Чижовым реформаторской деятельности Александра II была положительной. Многое, о чем либералам грезилось в 1850-е годы, в 1860-х стало явью. Обращаясь в передовой статье газеты «Москва» за 1867 год к своим читателям, среди которых преобладали представители крупной торгово-промышленной буржуазии, он призывал их с оптимизмом смотреть в будущее: «Мечтали мы когда-то об освобождении крестьян, препон было много; но освобождение совершилось. Почти не мечтали о гласном судопроизводстве, – оно началось и радует русского человека; вышло оно лучше, чем ожидали самые оптимисты. Не смели мечтать о свободе печати: много препятствий к ее освобождению; она на непривычной почве хромает и спотыкается, а все-таки мало-помалу движется вперед. Толковали о земстве – и оно явилось. Трудно ему пробиваться сквозь оплот неземского люда; но когда заря занялась, то часом раньше, часом позже, а все-таки солнце появилось» [451]451
Москва. 1867. 2. III. № 48.
[Закрыть] .
Любопытно, что в последние годы жизни на волне все более усиливающихся либеральных настроений в обществе Чижов ежегодно 14 декабря обращался памятью к событиям на Сенатской площади в Петербурге полувековой давности и делал в дневнике соответствующие записи. Отдавая должное декабристам как провозвестникам свободы и самоотверженным борцам против деспотизма и беззакония, он в то же время критиковал их движение за то, что в нем не было ничего русскогои что оно не имело опоры в народе– единственном двигателе истории.
