Текст книги "Высокий Утес (СИ)"

Автор книги: Илья Сербо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Луч Солнца, мать Высокого Утеса, много лет назад погибла от болезней бледнолицых. В то время Кедровый Лист сильно страдал. Но он был человеком, понимающим, что скорбь служит темным силам. Она способна целиком поглотить человека и привести его к тому, что жизнь покажется ему бесполезной. Свою горечь воин утопил в крови белых людей, на сердце ему стало легче. Высокому Утесу тогда было всего пять зим от роду. Впоследствии он, сидя с друзьями у костра, еще не раз слышал от стариков истории о том, как его мать была отмщена.

Твердый Камень, как и многие воины-команчи, братья его племени, со своими людьми отправился в великий рейд к Мексиканскому заливу вместе с Бизоньим Горбом. Кедровый Лист пожелал участвовать в этом походе. Города Линвилл и Виктория были сожжены. Однако на Плам-Крик налетчиков поджидала беда. Хорошо подготовленные к сражению техасские рейнджеры напали на огромный отряд индейцев. Отряд был разбит, воины обратились в бегство. Многие были убиты. В том числе и Кедровый Лист. Четверо всадников окружили его, отрезав все пути к отступлению. Кайова сражался отчаянно, как загнанный волк. Один из рейнджеров, всего двумя днями ранее вступивший на эту опасную стезю, выстрелил воину в голову из своего ружья. Скальп великого воителя бледнолицый снял и с гордостью повесил на пояс.

Высокий Утес, издали наблюдавший за всем этим и не имевший возможности что-то предпринять, дал себе слово, что заставит белого ответить за содеянное. Сыны Великого Духа вернулись на свои угодья опечаленные сокрушительным поражением.

Через несколько недель кайова собрали военный совет, на котором решали, что будут делать дальше.

–Бледнолицые нанесли нам поражение, – сказал Твердый Камень, – Разве можем мы, Главные Люди, стерпеть это? Я считаю, мы должны ответить. Мы потеряли многих достойных людей. Белые должны понести наказание. Что скажете вы, братья мои?

Кровавый Рассвет выразил свое полное согласие со словами вождя. Рассеченная Трубка и Тонкая Стрела тоже желали поквитаться с бледнолицыми. Проворный Олень и Крадущийся-В-Ночи считали, что племени необходимо отойти от случившегося, повременить с новыми набегами и получше подготовиться. Теперь все ждали, когда Высокий Утес выскажет свое мнение. Он молчал.

–Что скажет мой брат, потерявший отца? – спросил Твердый Камень, напомнив воину об утрате.

Высокий Утес с укором посмотрел на вождя и ответил:

–Я знаю, кого я потерял. Твердому Камню излишне напоминать мне об этом. Мое сердце горит желанием отомстить. Думаю, любой из вас испытывал бы то же самое, если бы пережил смерть близких. Я знаю, многим из вас уже приходилось испытывать это чувство. С позволения вождя, я бы собрал отряд из людей, желающих сражаться, и напал бы на бледнолицых.

Решительность молодого тойопки поразила воинов. Многие согласились отправиться с ним. Некоторые же предпочли остаться. Твердый Камень доверил руководство отрядом Высокому Утесу.

Кайова ограбили несколько мелких поселений, сняв множество скальпов и не потеряв ни одного человека. Им стало известно местонахождение рейнджеров. Их заклятые враги разбили лагерь у берегов Рио-Гранде, на границе с Мексикой. Очень скоро ими был обнаружен этот лагерь.

Они воспользовались тем, что рейнджеры были совершенно не готовы к вражеским атакам. Среди белых Высокий Утес заметил юношу, лишившего его отца жизни. Воинам он приказал мальца не трогать, получив возможность покончить с ним собственноручно. Кайова согласились.

Раздались оглушительные выстрелы, вслед за которыми послышался зловещий вой нападавших. Бледнолицые не сразу поняли, что происходит. Сообразив, в чем дело, они хватались за оружие, как за последнюю надежду. В сущности, оружие для них и было последней надеждой. Высокий Утес скакал на пегом мустанге, сметая на своем пути врагов и приближаясь к убийце Кедрового Листа. Тот, дрожа от страха, в оцепенении осматривался по сторонам. Всем естеством его завладел животный страх. Мыслить здраво он уже не мог. Он просто стоял на месте, лишенный возможности сделать хоть что-то. Высокий Утес на всем скаку сорвал с него скальп. Юноша почувствовал адскую боль и теплые струйки крови, стекавшие по лбу и затылку, лишили его способности видеть то, что происходило вокруг. Взяв в руки копье, притороченное к седлу, воин вновь направился в сторону белого человека, скача во весь опор, и вонзил острие в его плечо. Юноша взвыл, упал на колени. Теперь кровь лилась безудержным потоком из глубокой раны. Высокий Утес еще несколько раз использовал копье, пронзая им грудь, спину и плечи юноши. К его удивлению, бледнолицый оказался на редкость живучим. Сменив копье на боевой топор, воин раскроил юноше череп.

Схватка завершилась безоговорочной победой сынов прерий. Лишь нескольким рейнджерам удалось сбежать. Их не преследовали. Их подняли на смех. Лишь пару раз в их сторону стреляли.

С трупами обошлись жестоко. Их изувечили и оставили гнить на берегу реки. Воины полагали, что эти проклятые бледнолицые не достойны похорон. Волосяной трофей, содранный с головы юноши, Высокий Утес пристроил к наконечнику копья, которое неистово вонзал в жертву. Он сказал, обращаясь к своим людям после битвы:

–Кедровый Лист пал от руки белого мальчишки. Но он был отмщен, и потому имеет право жить в Земле Вечной Охоты!

Со словами победителя никто не спорил.

Через время весть об этом со скоростью молнии разнеслась по округе.

Прошло четыре года. Поражения преследовали славные народы кайова и команчей, хотя и белым поселенцам приходилось нелегко. Индейцам пришлось пойти на уступки и заключить договор с бледнолицыми. Краснокожим воителям было ясно, что договор этот – временен, как бы его не воспринимало американское правительство. Сэм Хьюстон лично присутствовал при подписании договора на Теуакана-Крик. Подписали его команчи, кайова, уичита и кайова-апачи. Однако правительство отказалось признать границы между Техасом и Команчерией, что привело к недовольству коренного населения. Американцам не удалось помешать Бизоньему Горбу увести в поход на Мексику около семи ста воинов.

Твердый Камень не признавал никаких договоров бледнолицых и на переговоры с ними не шел. Он продолжал свои непрестанные набеги на мексиканские поселения вдоль южной границы Рио-Гранде. Постоянным участником этих налетов был Высокий Утес.

Излюбленным местом для их нападений стал мексиканский штат Дуранго. Во время одного из рейдов Высокий Утес наткнулся на нечто необычное. Он уже готовился обезглавить одного из мексиканцев, когда тот остановил его.

–Твой враг оставил тебе послание! – вскричал мексиканец, в страхе прикрывая лицо руками.

Многие представители южных племен знали испанский язык, и потому воин уловил смысл этих слов.

–Что за враг? Какое послание? – спросил воин, не ослабевая хватки, готовясь оборвать жизнь противника в любой момент.

Мексиканец протянул ему сверток белой ткани. Высокий Утес взял ее, развернул и обнаружил внутри револьверную пулю. Он посмотрел на дрожащего от страха мексиканца.

–Что это значит? – спросил воин.

–Это значит, – запинаясь, ответил тот, – Что Мигель Хаэнада ищет твоей смерти!

XVII

Из воспоминаний Дастина Томпсона

Поход на тонков прошел удачно. Воины вернулись с богатой добычей, большими табунами и множеством скальпов. Маленького Жеребенка чуть ли не боготворили. Дело в том, что поход затянулся, и у юноши появилась возможность совершить четыре величайших подвига. Тонкавы оказались сильнее, чем ожидалось. У костра воины рассказывали о том, как слаженно враги действовали в сражениях и как умело отбивались от нападений. Они, видимо, были готовы к набегам со стороны кайовов. В одном лишь рейде Жеребенок проделал то, о чем многие взрослые воины мечтали долгие годы. Он посчитал несколько "ку" на живых противниках, атаковал врага, прикрывая отступление соплеменников, которым отступать приходилось частенько, спас одного из воинов от перспективы быть сраженным копьем людоеда. Однако, по большей части, его восхваляли за то, что он, без чьей либо поддержки, лично атаковал предводителя вражеского отряда до начала боя. Этот поступок предполагал и несказанную отвагу, и неописуемое безумие. Этими качествами сын вождя гордого племени очень даже обладал. С того момента он стал катайсопан. Его почитали, как героя. На возраст больше никто не обращал внимания. Его приравнивали к таким воинам, как Сидящий Медведь! Думаю, болтуны не отваживались бы проводить такое сравнение в присутствии самого Сатанка, но в лагере Высокого Утеса этот дикарь никогда не появлялся.

Я прекрасно понимал, что меня теперь ждет. Вновь побои, унижения и издевательства. Я готовился мужественно преодолеть все испытания, которые только доведется мне пройти. Я понял: глупо было надеяться на то, что команчи попытаются забрать меня к себе. Они понимали, что за белого пленника их братья потребуют нехилый такой выкуп. Тратиться никто из Змеев не желал, особенно после удачного похода. Я на секунду вдруг задумался о собственной ценности. Мне казалось, что я многого стою, раз уж никто не храбрится меня выкупить. А потом до моей дурьей башки дошло, что никому я не нужен. У команчей было достаточно более толковых пленных.

Славное племя Змеев покинуло становище через два дня, после того, как миновало пиршество в честь великой победы. Они направились к Льяно. Все это время я пребывал в глубокой меланхолии. Пытался смириться с текущим положением дел, приноровиться. В общем, я делал все для того, чтобы не впадать в уныние, когда вновь придется вернуться к исполнению своих рабских обязанностей.

Быстрые Ноги с сожалением смотрел на меня, покидая лагерь. Он сказал мне, что Великий Дух будет благосклонен ко мне, если я мужественно выдержу предстоящие испытания. Его слова моего доверия в тот момент не вызывали. Я это, конечно, старался не показывать. Сказал что-то в духе "благодарю тебя, брат мой, думаю, все обойдется". Он крепко обнял меня, как родного брата. Мы были братьями по духу. Я, как и он, всегда, и особенно в те дни, грезил о свободной жизни. Он покинул меня, оставив лишь напутствия. Я не думал, что получу хоть какую-то поддержку с чьей-либо стороны, а потому его словам был очень рад. Приятным нравом обладал этот человек. Как же горестно теперь мне вспоминать о нем. Все мы допускаем ошибки, о которых впоследствии жалеем всю жизнь. Но об этом после...

Я очень быстро вновь превратился в тот кусок, допустим, грязи, который собой представлял перед отъездом военного отряда. Не хотелось бы снова вдаваться во все подробности тех ужасов. Скажу лишь, что с каждым днем смерть казалась предпочтительней такой "жизни". Смерть, в какой-то мере, стала моим приятелем. Я любил беседовать с ней вечерами, когда изможденным валился на оленью шкуру, когда-то подаренную мне Саймоном. В шкуре появились дыры. Я этого совсем не заметил. Порой всадник на бледном коне являлся мне в утренних видениях. Он манил меня к себе, частенько говорил о том, что за чертой жизни и смерти находиться прекрасный мир, где меня никогда не будут волновать проблемы этого мира, где я не буду испытывать тяжких страданий, и где никто не сделает меня своим рабом. Я отказывал. Каждый раз отказывал. Порой, когда хозяева были ко мне особенно жестоки, я клялся, что как только вновь встречусь с вестником смерти, соглашусь на его милосердное приглашение и прекращу свои страдания острием кинжала, что он всякий раз протягивал мне. Но все никак не решался. Считал себя трусом, слабаком. А потом убеждал себя, что поступаю правильно.

Тяжело вспоминать мне те дни. Во многом, должно быть, потому, что я плохо помню те события. Хотя существует и другая причина. Мне попросту придется повторяться. Постоянные взбучки, издевательства, плевки и язвительные замечания в мою сторону – вот, пожалуй, все, что следует отметить. Отчетливо помню тот момент, когда я едва не напал на старуху, колотившую меня дубинкой по спине и бокам. Я был готов выломать ей руки и вырвать глаза! Дикари сформировали мой характер на многие годы вперед. Лишь по прошествии этих лет удалось мне изменить в себе сей демонический норов. Основными же качествами же этого характера стали ненависть и злоба. Поразительно, какие дьявольские деяния может сотворить человек, в сердце которого живет такое зло! Если я думал, что никогда не опущусь до уровня этого сатанинского отродья, то очень сильно ошибался.

Высокий Утес покинул Педерналес через несколько дней после ухода Зимней Вороны. По пути вождя посетила тревога. Разведчики, посланные им вперед для осмотра местности, долгое время не появлялись. Обычно-то они в кратчайшие сроки оповещали его обо всем, что творится в округе. Через каких-нибудь полчаса изуродованные трупы лазутчиков были обнаружены. Все – оскальпированы. Многим недоставало пальцев на руках. Один из погибших лежал обезглавленным.

–Это тело Крапчатого Коня, – сообщил Маленький Жеребенок отцу. Тот понимающе кивнул.

Я догадался, что убитый, видать, насолил кому-то из вражьего племени, и его настигла рука мстителя. Выследить и убить разведчиков так, чтобы этого не заметил вождь, – настоящее оскорбление этого самого вождя и прямой вызов. Я помню, что в те времена дикарь, ищущий мести или желающий вызвать кого-либо на честную схватку, обычно оставлял какой-то знак. Что-то вроде трех щепок, связанных вместе красной лентой, раскрашенного по-особому наконечника стрелы или еще чего-то эдакого. Однако ничего подобного не нашлось. Выходит, все это время за нами наблюдали и ждали удобного момента для нежданного нападения. И теперь этот момент настал.

Более сорока воинов тонкава внезапно выскочили из пучины обильно росших здесь деревьев и кустарников. Кайова приготовились к обороне, велев женщинам и детям спасаться бегством. Пленникам тоже нечего было делать на поле боя. Мы бежали к ближайшему лесу. Не скажу, что он мог по достоинству называться лесом, но какое-никакое укрытие предоставить был способен.

Сил у меня почти не осталось. Бежал, не разбирая дороги. Оказывать помощь мне никто не собирался. Тогда я вновь подумал о том, чтобы сбежать. Но мысли о побеге покинули меня, как только я вспомнил о том, что бывает с рабами, желающими жить свободно. Воспользоваться сложившимся положением я не мог. У меня не хватило бы сил скрыться от жестоких преследователей и добраться до населенного цивилизованными людьми пункта. Поэтому я следовал за женщинами и детьми.

До нашего слуха доносилось множество воинственных криков, звуки ударов томагавков, хруст ломающихся копей и дубинок, ружейные выстрелы. Не вспомню точно, сколько продолжалось сражение. Сложно понять логику тонкавов. Их было, по меньшей мере, раза в три меньше, чем кайова. Быть может, предводитель этих каннибалов желал попросту отомстить Высокому Утесу за чью-то смерть, как уже сделал это с Крапчатым Конем. Не знаю, тяжко разбираться во всей этой кровной мести. У дикарей эта самая месть – обычное... Нет, почетное дело. Ради нее многие славные вожди готовы были жертвовать жизнями своих людей.

Короче говоря, тонков погнали в шею. Они потерпели сокрушительное поражение. Через несколько минут к месту, где мы укрывались от возможной опасности, прискакал вождь и, воздев к небу руку с зажатым в ней скальпом, надменно произнес:

–Длинное Копье погиб в сражении! Он был достоин позорной смерти. Его тело так изувечено, что ему стыдно будет ступать по тропам благословенной Земли Вечной Охоты. Как воин, он не посмеет там появиться, и вынужден будет скитаться в потустороннем мире! Его скальп отныне принадлежит мне. Радуйся, мой народ, мы победили!

Так Высокий Утес покончил с воином, желавшим достойно совершить акт возмездия. Уж не знаю, был ли достоин вождь смерти (если бы его тогда убили, я бы нисколько не пожалел), но смерть так и не настигла его в тот опасный момент.

По пути воинам встретилась захолустная ферма белых поселенцев. Они ее уничтожили. Со слезами на глазах мне вновь довелось лицезреть животную жестокость, с которой эти демоны расправлялись с людьми моей расы. Широкоплечий бородатый мужчина, очевидно, отец семейства до последнего вздоха храбро сражался. Ему удалось застрелить троих краснокожих. Толк в стрельбе он знал, цель поражал точно. Несомненно, был участником Техасской революции. Уверен, что и в битве при Сан-Хасинто он отметился. Помощь в сопротивлении ему оказывал слегка худощавый и, притом, жилистый негр. Тот тоже умел пользоваться огнестрелом. Старенький карабин был в надежных, пусть и черных, руках. Он тоже повалил где-то двух-трех дикарей, после чего героически погиб, сраженный стрелой Маленького Жеребенка. Белый мужчина еще какое-то время вел отчаянную борьбу за жизнь, но и он вскоре пал замертво. Воин по имени Ястреб прицелился на совесть. Я слышал от других, что в племени кайова не было воина, способного сравнится с ним в умении владеть огнестрельным оружием. Шальная пуля глубоко вонзилась в череп фермера.

Его детям повезло не меньше. Брать пленных кайова не собирались. Всех их они перестреляли. Девчонке пяти лет еще повезло, что она сразу же отправилась на небеса. Будь она чуть постарше, дикари сделали бы с ней тоже, что и с матерью. Там было еще двое мальчишек, один из которых – моего возраста. От отца он унаследовал бойцовский дух. Хватанув топор, торчавший неподалеку из пня поваленного кедра, он кинулся на краснокожих, пытаясь сбросить их с лошадей. Никто не желал сойтись с ним в честном бою. Кровавый Рассвет, один из самых беспощадных дикарей, что мне доводилось видеть, вонзил в темя юноши свой нож по самую рукоять. Паренек пал на землю без чувств. Второй мальчишка, лет семи-восьми, опешил от страха. Ну и погиб тут же.

Когда с насилием над их матерью было покончено, женщина лет сорока пяти, как и ее дети, стала жертвой смерти, что несли с собой жестокосердные аборигены.

Я не отводил взгляда в сторону. Я привык.... За долгие месяцы жизни с сынами Люцифера, я привык к подобным картинам. Безучастно глядел я на жестокое злодеяние.

В этом налете добычей кочевников стало несколько великолепных ружей, (отец семейства обладал неплохим вкусом), исправный карабин, запасы муки, патоки и кофе, которое краснокожие очень ценили, пара бычков. Животных забили копьями и съели. Меня кормили объедками. Даже, казалось бы, всесильные индейские желудки не всегда вмещали столько сытного мяса, так что остатки кидали мне, как псу. Я не упомянул о том, что перед нападением на ферму индейцы перекусили пеммиканом и поохотились на оленей, коих в этих местах хватало в избытке.

Недели две потребовалось для того, чтобы достичь берегов реки Пекос. Многочисленные ивняки, мелкие кусты, кое-где – уютные ореховые рощи и скальные уступы, с которых я в прошлой жизни любил сигать в воду.

Только тогда я обратил внимание на то, что вождь любил уходить в пустынные места, где никто не мог его потревожить. Воины и шаманы учтиво смотрели ему вслед во время таких отлучек. Он, ясное дело, уходил для того, чтобы побеседовать с духами. Поражаюсь тому, с какой непоколебимой твердостью краснокожие придерживаются своих суеверий. Как уже упоминалось, сторонником идей почтенного доктора Дарвина я не являюсь. Ну не могу я поверить в то, что великая Вселенная появилась из ничего, какие бы доказательства мне не приводили. Однако и бредням индейцев верить не склонен. Слишком много всего у них там понамешано, на каждый камень свой дух имеется. Оно и понятно, чего ж еще можно ожидать от религии дикарей, у которых раскуривание табачных изделий считается обязательной частью проведения любого важного мероприятия. И все же, как ты им не талдычь, а своих традиций они свято придерживаются. Знавал я некоего пастора Харриса. Ему, не поверите, удавалось обращать этих страшных язычников в евангельскую веру. Но такие случаи весьма редкие. Это я еще молчу о том, каким трудом преподобному доставались их пропащие души. Он вел упорную борьбу, и выходил из нее победителем, должно быть, силой Христовой.

Беседы с обитателями иного мира, наверное, придавали Высокому Утесу сил вести свой народ, и заботится о его благополучии. Любой великий лидер нуждается в опоре. Труд предводителя нелегок. Всякая поддержка ценна в глазах вождя. У дикарей самую престижную поддержку представляют духи. К ним-то вождь и обращался. Уж не знаю, о чем он с ними беседовал, но после своих уединений вождь кайовов весь словно бы преображался. Лицо его прямо-таки сияло. Думаю, в таких случаях ему не мешало бы укрыть лицо Моисеевой накидкой. По крайней мере, я был бы только за. Уж простите, но меня невероятно злило, когда этот краснокожий был чему-то рад. Его эмоции всегда отражались на физиономии. Обходились со мной все также ненавистно, поэтому-то я злился, видя, как он навеселе проходит мимо меня. Я все ожидал плевка в мою сторону.

Как-то раз Саймон сказал мне, что вождь не зря участил свои свидания с духами. Говаривали, что он готовится ступить на тропу войны и сражаться с бледнолицыми до последнего вздоха. Такая его решительность, признаюсь, меня пугала. Высокий Утес, в конце концов, был очень опасным противником. Я понимал, что его планы на грандиозную военную кампанию дело гиблое. Но мне было ясно и то, что многие мирные поселенцы, в тяжелой борьбе заслужившие право жить на этих землях, погибнут. И от этого становилось не по себе.

Я постоянно мечтал о том дне, что станет для дикарей последним. Когда же их всех уже перебьют? Многие индейцы, как и я, осознавали, что жить им осталось недолго. Краснокожие и не думали о том, что им могут сохранить жизнь, если они согласятся поселиться в резервации. Подобные мысли были им чужды. Они были твердо уверены в том, что сгинут, героически сражаясь за свою свободу. Такой исход они считали самым вероятным. Такой финал собственной истории их вполне устраивал. Тем не менее, бескомпромиссность наших солдат поменяла их мышление.

Через несколько дней после того, как кайова стали лагерем у Пекос, становище посетили воины быстро исчезавшего племени каранкава, или кламкоэхс. Вождя их звали Живущим в Прерии. Он обменялся любезностями с Высоким Утесом, они покурили, в болтовне своей вспоминая о тех переделках, в которых им обоим доводилось оказываться. С первого взгляда становилось ясно, что эти двое через многое прошли и проявляли верность, не бросали друг друга в ответственный момент. Живущий в Прерии, помнится, еще и рассказывал какую-то бредовую легенду о происхождении своего народа. Точно не вспомню, о чем она, но связана была эта ересь с золотым богом Солнцем, среброликой Луной и огромной Люлькой. Чушь собачья, в общем.

Невзирая на казавшееся незыблемое дружелюбие, не все молодые воины, ходившие под началом этих вождей, питали друг к другу дружественные чувства. Справедливости ради стоит заметить, что Любители Собак не являлись самыми преданными соратниками Главных Людей, а потому между ними порой возникали недоразумения. Лидеры племен понимали, что для обеих сторон такое положение дел губительно, и потому старались делать все для того, чтобы достичь мирного соглашения, которое затем ни разу не нарушат. По типу того, что было заключено между кайова и команчами. Однако молодые горячие юноши, как известно, всегда сначала делают, а потом думают. Так произошло и в те дни.

Каранкава по имени Солнечный Наконечник недолюбливал Оставленное Типи, молодого воина из племени кайова. Между ними часто случались терки. Порой причина их ожесточенных ссор возникала по сущим пустякам. Забавно было наблюдать за ними. Напоминали они мне малых детей. В Далласе я, как и они, часто спорил со своими сверстниками, пытаясь доказать, что свою удочку смастерил сам, или что умел стрелять не хуже отца, и так далее и тому подобное. Кстати, Оставленное Типи, как и подобает горделивому упырю из много думающего о себе народа, враждебного к себе отношения, откровенно говоря, заслуживал. В этих раздорах он всегда ставил себя выше соперника, опуская последнего самым непристойным образом. Разумеется, это злило Солнечного Наконечника. Последней каплей их, надо думать, затяжного конфликта стала девушка. Без особы женского пола такие истории не обходятся, так уж складываются обстоятельства. Звали ее Ореховым Ростком. Стоит заметить, тут было о чем спорить. Росток представляла собой существо весьма привлекательное. Типи заявлял, что имеет полное право владеть ею, потому, как она – его соплеменница. Наконечник же утверждал, что этот факт ни на что не влияет. Он был прав, но может ли Главный Человек признать собственную неправоту? Условились они решить проблему в поединке. Так иногда и прежде случалось, насколько мне известно. Вроде как, не редки были случаи подобных столкновений, в которых все решала сноровка воина и его умение пользоваться томагавком или ножом.

Вожди вскоре узнали о происходящем. Не скажу, что они были в восторге от услышанного. Но деваться было некуда. Это ведь вопрос воинской чести, как-никак.

Поглазеть на эту дуэль собрались все. Я не был исключением, хотя и сделал все от меня зависящее для того, чтобы остаться незамеченным Высоким Утесом или его сынком. Борцы условились сражаться томагавками. Бой на смерть, так-то. Победитель получит все: славу, почет и Ореховый Росток. Она стояла неподалеку. Во всяких бульварных романах принято говорить, что героиня с замиранием сердца смотрит за тем, как ее избранник борется за нее. Но никакого замирания или какой-либо другой эмоции на лице Ростка я не заметил. А должен ли? Ей было все равно, кто победит, ибо, вне зависимости от того, чьей женой она станет, с момента свадьбы ее жизнь прекратится. Начнется самое обыкновенное рабское существование. Зачастую, жены индейцев исполняют роль мебели в своих семьях. Слово свое вставить им строго-настрого запрещается, любым другим способом выразить свое несогласие мужу – тоже. За измену отрезают нос.

Удивительно, но отношения Высокого Утеса со своей женой, Утренней Росой, в корне отличались от того, что доводилось мне видеть в других дикарских семействах. К ней он относился, как уважаемый белый джентльмен к своей супруге. Впрочем, мне всегда казалось, что она того заслуживала. Так, очевидно, оно и было. Не стоит забывать также и об истории с мерзавцем Мигелем. После этого их отношения, уж точно, должны были укрепиться. Высокий Утес никогда так и не завел себе второй, третьей или пятой жены, хотя многие другие вожди делали так довольно часто. Конечно, всех своих женщин они не любили так, как следует. Тут такое дело – если у тебя много жен, это по умолчанию означает, что ты можешь всех их и их детей прокормить. А это значит, что ты богат. Но, как я уже упоминал, Утес сильно отличался от других краснокожих. Он, безусловно, был богат, однако в его принципах водилось не привлекать к себе внимание подобным образом.

Так вот, произошла схватка. Забавно было наблюдать за тем, как люди, недавно строившие из себя самых преданных друзей, собратьев, в один миг превратились в непримиримых врагов. Каранкава во весь голос желали победы своему бойцу. Судя по их яростным взглядам, обращенным в сторону кайовов, они поносили их последними словами. Главные Люди, естественно, своим "братьям" в этом деле не уступали.

Какое-то время после официального объявления к началу поединка соперники наяривали круги, с каждым шагом сокращая расстояние, что отделяло их друг от друга. Надо было видеть лицо Оставленного Типи. Он весь был напряжен, глаза, полные гнева и животной ярости, смотрели прямо в лицо противнику. Тот же был спокоен. Солнечный Наконечник был славным малым. Несмотря на то, что он, как и Типи, вел себя, как ребенок в их совместных спорах, от него прямо-таки веяло твердостью духа. В своих действиях он был уверен. Это, похоже, взбесило кайова. Потому-то Оставленное Типи напал первым. Очевидно, он не отдавал себе отчета в том, что творит. Его "стиль борьбы" повеселил ту часть публики, что относилась к племени Любителей Собак. Он нелепо махал руками во все стороны, казалось, будто он пытается напугать врага одним своим не самым впечатляющим видом, один раз чуть не ударил себя же собственным томагавком. Масла в огонь его буйства и усиливавшегося вследствие этого смеха аудитории подливал и Солнечный Наконечник, непрестанно провоцировавший противника колкими фразами. Кайова сделал, наконец, один нормальный выпад. Однако никакого урона каранкаву нанесено не было.