Текст книги "Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)"
Автор книги: Илья Рясной
Соавторы: Валерий Привалихин,Евгений Морозов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Старушки говорят: смотрели.
– Да-а, привередливый народ. В Нетесово у меня знакомый. У него несколько рукописных книг. Редчайших. От бабки унаследовал. Одну из них археографы купили у него за полторы тысячи. Точь-в-точь такую, какая есть у Афанасия.
– Может, они цены не знали? – неуверенно сказал участковый, возвращая Корзилову журнал.
– Сережа, – с укоризной в голосе сказал фельдшер, – ты же участковый инспектор, староверы на твоей территории, твои подопечные. Не поленился бы хоть однажды заглянуть ко мне. Я бы рассказал тебе, что наиболее чтимые иконы в келье Агафьи и Настасьи – «Богоматерь Печерская» и «Богоматерь – Умягчение злых сердец» – среди определенной публики будут оценены в десяток моих годовых жалований.
– Самый лакомый скит, – сказал Шатохин.
– Это вы точно выразились, самый лакомый, – согласно кивнул Корзилов. – По числу и ценности древних икон разве что скит Великониды может соперничать. Но это в другой колонии староверов. В восточном крыле района.
– Какое торжественное имя – Великонида, – не удержался от замечания Шатохин.
– Она ему соответствует. – Фельдшер мельком посмотрел на часы.
Шатохин понял: времени у собеседника больше нет. Вопросов было много. Шатохин задал самый важный на текущий момент:
– Лучшие иконы были, вы сказали, у Агафьи и Настасьи. А самый бедный домик в этом отношении?
– У Варвары и Агриппины. Правда, после того, как за Киприяном ухаживали, все его богатство к ним перекочевало. Жаль, если не найдете.
Иона Парамонович опять взглянул на часы.
– Вам некогда? – спросил Шатохин.
– На хутор в Марковку через полчаса ехать. У женщины там роды трудно прошли. Жене лекарство успеть приготовить нужно… Завтра приходите. В любое время. Можно хоть в пять утра. Я встаю рано.
– Спасибо, Иона Парамонович.
Шатохин скользнул взглядом по журналам на подоконнике, поднялся с дивана.
9
Едва отошли от дома Корзилова, Шатохин спохватился: забыл спросить, кто участвовал в ограблении скитов в предыдущий раз, восемь лет назад. Фельдшер наверняка знает, помнит.
Шатохин приостановился, обернулся. Можно бы возвратиться. Нет, не стоит. И без помощи фельдшера можно установить, поднять дело из архива. Сейчас и так сведений предостаточно получили.
Со вчерашнего дня неотвязным был вопрос: почему, побывав во всех скитах, грабители обогнули один-единственный, стоящий не так далеко от остальных. Объяснение было такое: в четырех ограбленных кельях охотники за иконами взяли так много, что больший груз сделал бы рюкзаки неподъемными. Не думал Шатохин до встречи с уртамовским фельдшером и о том, почему налетчики заглянули перво-наперво именно в скит около озера, не усматривал в этом какой-то скрытой закономерности. Просто посчитал, нужно же откуда-то начинать. Ошибался. Все у грабителей было предусмотрено, выверено, ни одного лишнего шага не сделали. Нет, без хорошего проводника не обошлось, чтобы вот так свободно, быстро передвигаться от острова к острову среди болот. Где же этот вахтовик-железнодорожник Бороносин, которого видели поблизости от Силантьевки и около скита Василия? Если связан Бороносин с налетчиками, меньше всего ему сейчас выгодно где-то прятаться, привлекать к себе этим внимание. И где лейтенанты Поплавский и Хромов? Три часа назад приказал им выехать в Уртамовку. Пора уж быть. Начальник Назарьевской милиции тоже должен приехать сюда. Нужно договориться о дальнейших действиях. Поиски в тайге прекращаются, но это не означает, что грабители смогут беспрепятственно уйти.
Гул тяжелых мотоциклов огласил тихую центральную улицу поселка. Это возвращались пробывшие двое суток в засадах уртамовцы. Поднимая пыль, мотоциклы промчались мимо Шатохина и Красникова.
На подходе к поселковому Совету, где находился кабинет участкового, их нагнал вездеход. Пропыленные, с усталыми от бессонной ночи глазами вылезли из кабины Поплавский и Хромов.
– Думал, из управления был приказ прервать поиск, – обращаясь к Шатохину, выпалил Поплавский. – А это вы, товарищ майор, настояли сами. Э-эх… – В голосе начальника Нетесовского ОУРа слышалось осуждение.
– Так надо. Людей беречь надо. – Считая лишними дальнейшие объяснения, Шатохин направился в кабинет участкового, остальные – следом.
– Сколько от Бирюлино езды? – спросил Красников, садясь за стол, на котором по-прежнему лежала карта района с пометками, сделанными рукой Поплавского.
– Часа четыре ехать, товарищ майор, – ответил участковый.
Раньше чем через час Коротаев не будет, подумал Шатохин. Вместе с ним необходимо съездить в Назарьево. Пора встретиться с теми, кто побывал до него в скитах и осмотрел места происшествий. Что там, у криминалистов района и крайуправления?
– По вашему мнению, лейтенант, они все еще в тайге, на территории района? – спросил Шатохин начальника ОУРа.
– Так точно. Убежден, отсиживаются.
– Предположим, отсиделись, пошли. Покажите, где, по-вашему, должны выбраться из тайги. Территорию, прилегающую к Назарьевскому району, в расчет не берите.
Поплавский помолчал, глядя на карту.
– На их месте постарался бы выйти к реке. По лесу. Потом обогнул бы Тасеевский луг.
– Километров семьдесят, – прикинул по карте расстояние Шатохин. – Почему к реке?
– Катера ходят, буксируют лесовозные баржи. Плотик из двух бревешек сколотить, ночью доплыть до баржи – и все, вырвались.
– Так. А участок, где могут выйти на берег?
– Вот. Примерно от… и до… – Поплавский указал отрезок километров в двадцать пять.
Участковый закивал: все верно, он тоже так думает.
– Два поселка, две пристани здесь, – сказал Шатохин.
– На «Ракету» не рискнут садиться.
– По крайней мере, ваши люди и там должны быть. И бассейн реки должен находиться под наблюдением день и ночь. Пусть сотрудники поедут, порыбачат. Общественность привлекать запрещено. Не тот случай. Понятно?
– Так точно.
– Еще где?
– Мост железнодорожный. Автовокзал, разумеется…
– Все? – спросил Шатохин. Не услышав дополнений, сказал: – Поезжайте с Хромовым в Нетесово. Надолго там не задерживайтесь. Прошу помнить про автомат. И других предупредите.
В Назарьево на транспорте Коротаева добрались из-за поломки в пути лишь около девяти утра.
Районный эксперт-криминалист доложил, что на двух из семи консервных банках, несмотря на то, что побывали в воде, обнаружены отпечатки пальцев. В одной банке из-под тушенки нашли газетный клочок. Разумеется, бумага раскисла, но прочитать текст на обрывке можно. Вот только название газеты и за какое она число – этого местными силами не удалось определить. А тушенка изготовлена на Липецком мясомолочном комбинате. Возможно, и газета липецкая.
– Издалека десант, – сказал Коротаев. Он был доволен своим подчиненным.
– Когда все это установили? – спросил Шатохин криминалиста.
– Позавчера. Через час после возвращения от староверов данные были готовы. На смятой пачке следов никаких.
– Знали и держали у себя. Зачем? – спросил Шатохин, поморщившись. Не предусмотрел, что вещественные доказательства могут осесть в райотделе мертвым грузом.
Самолет улетел через час с минутами. Шатохин распорядился упаковать и отправить находки в крайуправление.
Настроение поднялось, когда связался с краевым ЭКО и полковником Пушных.
Дактилоскопический анализ показал, что отпечатки на окурках и литой иконке принадлежат Бороносину Анатолию Васильевичу.
На расколотой пополам деревянной чашке тоже обнаружены следы. Но не Бороносина. Чьи – выясняется. Отпечатки все свежие, брали предметы в руки в один и тот же день, три дня назад.
– Товарищ полковник, лет шесть-восемь назад на скиты уже было нападение. Хорошо бы знать, кто участвовал, – попросил уточнить Шатохин начальника краевого уголовного розыска.
Столовая находилась на другой стороне улицы, наискосок от здания райотдела. Только собрались пойти позавтракать, как раздался телефонный звонок. Поплавский сообщал: полчаса назад в Силантьевке местные нештатные инспекторы милиции встретили Анатолия Бороносина. Из кармана набитого травой рюкзака торчала свернутая карта района. Между прочим, на подробнейшей карте обозначены все до единого ограбленные скиты, проходы между ними, все возвышенности и топи. Мало того, отмечены не менее детально все домики старообрядческих скитов на востоке района.
– Куда и откуда путь держал? – поинтересовался Шатохин.
– С ними объясняться не желает. Говорит, штатных милиционеров прорва, чтобы еще с их подголосками язык мозолить.
– Собирается куда-нибудь?
– В баню.
– То есть?
– У тетки родной остановился. Баню для него топит.
– Значит, надолго расположился?
– Похоже.
– Пусть парится на здоровье. Не нужно мешать. – Ощутив свою волглую одежду, Шатохин подумал, как хорошо было бы окунуться сейчас в жар парной; и даже позавидовал Бороносину. – Я выеду в Силантьевку. Занимайтесь своими делами.
10
Бороносин – худой, лобастый, – распаренный после бани сидел на крылечке избы в одних спортивных брюках и курил папиросу. Махровое розовое полотенце лежало рядом.
Первым делом вахтовик-железнодорожник потребовал объяснить, кто такой Шатохин и зачем пришел. Не тратя лишних слов, Шатохин предъявил удостоверение.
– Даже майор. Такая честь, – сказал Бороносин безразличным тоном. – А дальше что?
– О происшествии слышали?
– Про доски, которые увели из скитов, что ли?
– Да.
– Говорила нынче утром Василиса.
– Только нынче? Не вчера, не позавчера?
Щелчком Бороносин отправил окурок с изжеванным мундштуком в стоящий неподалеку наполненный до краев дождевой водой бочонок со ржавыми обручами. Мелькнула на кисти руки между большим и указательным пальцами наколка: изображение железнодорожного локомотива и под ним буквы М. П. С.
– Скажите, Бороносин, где вы последние дни проводили? Дом далеко, там вас не было.
– Брал обязательство быть?
– Нет.
– Тогда какой разговор?
– Семьдесят километров только от села до села прошли. Пешком.
– Ух, расстояние! – Бороносин небрежно откинул к самому порогу полотенце, под которым лежала начатая пачка «Беломора» и спички, опять закурил. – У меня условия работы какие? Месяцами живу под тук-тук-тук. Купе – как конурки, проходы в вагонах узкие, много не находишься. Так что мне эти семьдесят километров – против гиподинамии – лекарство на один прием. Иногда еду, в окно гляжу, о людях, которые собак в городских квартирах держат, думаю. Сплошное варварство! Да за такое…
Поездной электрик от слова к слову говорил все охотнее: явно решил покуражиться.
– Так вы не ответили, где последние дни пропадали? – перебил Шатохин.
– Допрашиваете? – мигом переменил тон и мимику Бороносин.
– Да, это допрос.
– И в качестве кого же я?
– В качестве свидетеля. В день ограбления вас видели на болотах поблизости от скитов. И вы могли кого-то заметить.
– Кто видел? – Бороносин чуть подался вперед. – Я никого…
– Видели – и все, – перебил Шатохин.
– Ладно, был, не отрицаю. – Второй окурок полетел в бочонок с водой. – Но я какой свидетель? Никого не встречал.
– Значит, так и запишем в показаниях, – Шатохин окинул взглядом собеседника. – И вместо того, чтобы разглагольствовать о собачьей гиподинамии, вы бы лучше оделись.
Бороносин молча поднялся, подобрав полотенце, ушел в баньку. Вернулся в брюках и клетчатой рубашке с широким воротом, в домашних тапочках.
– Дома есть кто-нибудь? – спросил Шатохин.
– Один. Тетка за молоком ушла. В избу пойдем?
– Пойдемте.
В кухне избы тетки Бороносина было чисто, тикали ходики, пахло медом. На столе, застланном клеенкой, цветок герани в горшке. Бороносин переставил его на подоконник, сел. Шатохин устроился напротив.
– Значит, в день происшествия на болотах вы были, но никого не видели и ничего не слышали? – спросил Шатохин, вынимая из портфеля бумагу, ручку. – Так?
– Так.
– А в этих местах как оказались?
– Тетку проведать.
– Раз за пять лет. И то зашли не сразу, обогнули поселок стороной. На болота-то зачем подались?
– А что, нельзя? Гулял по болотам! – огрызнулся Бороносин.
– И все же, свидетель, давайте посерьезнее. Вы оказались вблизи от места преступления. Чужие здесь нечасто появляются.
– По личным делам был.
– Точнее.
– Белозер собирал.
– Что за белозер?
– Трава такая. Мочегонная. Или ветрогонная. Мне без надобности знать.
– Собираете, не интересуетесь: что, для чего?
– Для денег. Врач один попросил в поезде. Он народной медициной занимается. Травами лечит.
– Ближе нигде нет мочегонной-ветрогонной?
– Я не нашел.
– Врач-то заплатить обещал, адрес оставил?
– А как же. В Харькове живет. Все записано. Дома у меня.
– Хорошо. А вот это, – Шатохин наклонился к портфелю, достал и развернул рисованную от руки карту, переданную ему нештатными инспекторами, – ваша?
– Моя.
– Кто ее делал?
– Сам.
– Когда?
– Ну, зимой.
– Нынешней?
– Да.
Явно не сходились концы с концами у Бороносина. Пять лет не наведывался в Силантьевку. По крайней мере не видели его здесь. По памяти, что ли, рисовал? Или тайно периодически бывал на болотах? Возможно. Ходит по ним уверенно. Тогда зачем вырисовывать в подробностях болота? Нелепо. Шатохин решил пока не касаться этих несоответствий.
– Как вы объясняете, что на карте отмечены все ограбленные дома староверов?
– При чем тут «ограбленные»? Просто дома. Старые юрты есть – и они на карте помечены. А больше и помечать там нечего.
– Хорошо. Вот еще «просто дома», – Шатохин указал на обозначенные крестиками староверческие скиты. – Это совсем в другом конце района. И около них проходы в болотах отмечены. Зачем?
Бороносин отреагировал быстро.
– А что вы одни скиты выделяете? Выгодно? Ну, есть. А Уртамовка, Царская гать, Силантьевка, где мы находимся, – это все тоже есть. Полрайона отмечено, а нужны скиты – за них и уцепились.
Бороносин умолк, нервно побарабанил пальцами по столу, убрал со стола руки, демонстративно уставился в окно.
– Не горячитесь.
– Хэ, спокоен.
– Близко от скитов были?
– В один заходил даже. К Киприяну. – Бороносин медленно отвел взгляд от окна. – Дед дуба… Умер, короче, дед.
– Не показалось, что в доме Киприяна до вас был кто-то? Следы, может…
– Да говорил же, не свидетель я.
– Что уж есть. Изложите все письменно. В какое время были на болотах, цель. О карте своей… И давайте посмотрим, что за траву вы там насобирали.
– Пожалуйста. Рюкзак в сенях валяется.
11
С момента приезда Шатохина в район происшествия больше часа в одном населенном пункте он не задерживался.
После допроса Бороносина он выехал в Уртамовку, куда, наконец, прибыли следователь Тиунов, эксперт-криминалист Рахманов и кинолог Казаркин со своей любимицей – трехгодовалой, восточно-европейской породы, красавицей-овчаркой Альмой. Тиунов, Рахманов и Казаркин собрались в Нетесовский район буквально следом за оперативниками, но застряли в аэропорту почти на двое суток.
Не успел Шатохин рассказать следователю и десятой доли того, что хотел, как Хромов по рации сообщил исключительной важности новость: в 10.35 в зоне, которую поручено держать под контролем, раздались выстрелы. Кинулись на звук этих выстрелов. Через полтора часа в лесу, примерно на пол пути между окраиной Тасеевского луга и берегом реки обнаружили убитого волка. Стреляли из автомата. Двумя короткими очередями. Шагах в двадцати от убитого животного нашли в траве гильзы. Безусловно, дело рук грабителей. Сейчас они в десяти-двенадцати километрах от места, где прикончили волка. Может, даже меньше. Хромов назвал свои точные координаты. В какую сторону отправились грабители? Следов не видно. Был бы пес. Позарез нужна розыскная собака. По крайней мере он, Хромов, считает: налетчики вышли к берегу реки. Туда он и направляет всех сотрудников милиции.
– Ты сам оставайся на месте, – приказал Шатохин. – И по одному людей не отправляй к реке. Осторожность максимальная. Скоро буду. Жди.
Шатохин засобирался, продолжая еще говорить следователю:
– Магочин Захар неопрошенным остался. Он хоть мельком, но видел всех… Фельдшер местный…
– Шутишь? – перебил Тиунов. – Не сейчас, так через час бандиты попадутся, а я буду уточнять их приметы. Тоже еду.
– Поедем!
Водитель, получив приказание гнать как можно быстрее, не жалел ни себя, ни пассажиров, ни вездеход. И через сорок минут болтанки по сорокакилометровому бездорожью машина вылетела на полной скорости на просторный, в пятнадцать квадратных километров, Тасеевский луг, замкнутый со всех сторон лесом. Луг недавно скошен, отава едва пошла в рост, густо-густо поставлены стожки молодого сена.
Пересекли луг напрямую, въехали в лес. До берега реки лесом – километр. Хромов стоял один с пистолетом в руке. Подкатили к нему. Спрятав пистолет, козырнул выпрыгнувшим из машины и кивнул в сторону убитого волка. Зверь лежал на боку, с поджатыми передними лапами, оскаленной пастью; на серой шерсти в нескольких местах видны крупные темные пятна – запекшаяся кровь.
– Вот здесь гильзы, – лейтенант коротко взмахнул рукой, и Рахманов двинулся к указанному месту. Остальные нетерпеливо ждали, когда Казаркин со своей подопечной приступит к работе. Кинолог не спешил. Альма порывалась к волку. Казаркин сдерживал натянутый поводок.
– В чем дело? – с нескрываемым раздражением в голосе спросил Тиунов.
– Чей след брать? Альме нужно дать понюхать хоть что-то, принадлежащее грабителям, чтобы пойти по их следу.
– А если удалиться? Начать от места, где не затоптано, откуда они одни шли? – Он повернулся к Хромову: – Откуда шли, лейтенант?
– Думаю, к реке. А откуда – не знаю, – ответил Хромов. – Наших шестнадцать человек, кроме этих троих, ходили, пока на убитого волка наткнулись.
Следователь досадовал на Хромова: мог бы, услышав выстрелы, не бросаться в поиск, не приближаться к волку, а сообщить сразу в Уртамовку. Но Хромов действовал верно: во-первых, он сразу не мог точно сказать, кто стрелял, потом, откуда ему было знать о прибытии служебно-розыскной собаки?
– Куда они теперь денутся, – вмешался Шатохин. – Уверен, у реки. Ближняя пристань – Ореховый Мыс?
– Восемнадцать километров. – назвал расстояние Хромов.
– «Ракета» во сколько там будет?
Хромов посмотрел на часы.
– По расписанию через тридцать три минуты.
– Надо связаться с причалом.
– Там дежурят. По вашему указанию.
– На всякий случай еще раз предупредить надо. – Шатохин сам пошел к рации.
– Вертолет вызови, Алексей Михайлович. Теперь назарьевских сотрудников поближе нужно перебросить, – посоветовал Тиунов.
Казалось, преступная группа Глеб, Клим, Роман в ловушке. С минуты на минуту ждали сообщения об их задержании. Но минул час, второй, третий, шестой. Известий об удачном завершении операции так и не поступило. После пальбы по волку больше нигде никаких признаков своего присутствия налетчики не обнаружили. Надежды на овчарку Альму не оправдались.
Низко-низко над лесом, над рекой кружил вертолет. Милиция двух райотделов была в поиске.
За ночь и весь следующий день ничего не произошло. Следователь, эксперт-криминалист, кинолог уехали. Им предстояло еще раз пройти более внимательно по тому кругу, по которому уже прошел Шатохин.
На связь вызвал Пушных.
– Может, есть смысл прекратить, Алексей Михайлович? – полковник как бы советовался. – Еще день, если считаешь нужным, твой, – добавил он.
– Мне вылетать? – Шатохин поскреб щетинистую, искусанную гнусом щеку.
– Вылетать.
– Есть. Завтра утром буду. Если авиация не подведет.
Часть вторая
1
У начальника отдела краевого уголовного розыска за время отсутствия Шатохина накопилась информация по делу о краже икон. Был ответ из Москвы на запрос: грабежей, сходных с теми, что произошли в Нетесовском районе, нигде по стране в прошлом не отмечено. На столе лежала взятая из архива папка.
– Посмотришь, – полковник подал ее Шатохину. – Плиточники-мозаичники Валошин и Катков. Девять лет назад были в командировке в тех краях, отделывали столовую в деревне Большой Тотош. Забрались на болота, украли иконы в одном старообрядческом доме. Иван Игнатьевич Парфенов занимался этим перед самым уходом на пенсию. Жаль, с ним уже не встретишься…
– А плиточники?
– По-прежнему работают в девятом РСУ. Теперь о Бороносине. Как с ним?
– Многое непонятно. Во-первых, белозор. Действительно растет такая трава на болотах. Но Бороносин багульник со мхом вперемешку напихал в рюкзак. Потом, адрес врача, для которого якобы траву собирал, так и не назвал. Листок с адресом потерял, говорит.
– А то, что вместо одной травы другую нарвал, как объясняет?
– Перепутал.
– Березу с осиной не путает? – Пушных усмехнулся. – Идет искать неизвестно что, неведомо для кого.
– На своем стоит.
– Хорош свидетель. И какое мнение о нем сложилось?
– Если совпадение, что оказался рядом с местом происшествия, то исключительно редкостное. Я в такие совпадения слабо верю. Еще эта карта его…
– У тебя она есть?
– Передал экспертам.
– Бороносин много ездит, – полковник недолго помолчал.
– Мог в разговорах с пассажирами рассказывать без всякого умысла о родных краях, о староверах, иконах, и таким образом попасть в поле зрения заинтересованных людей.
– Я побываю, Виктор Петрович, на его работе, поговорю о нем.
– Добро. – Веселый огонек вспыхнул в глазах Пушных.
– Грабители-то, как считаешь, по сегодняшний день комаров кормят?
– В тайге, – уверенно ответил Шатохин.
– Ну-ну… – полковник кивнул, напомнил: – Папку не забудь.
Шатохин просматривал архивное дело. Ничего сходного с нынешним. Почерк не тот. Мозаичники-плиточники выждали, когда хозяева покинут избу, второпях, без разбора, сняли иконы части иконостаса. А сбывали украденное на толкучке. Там и были задержаны. Какие уж связи с собирателями, с перекупщиками. Нет-нет, не они. А кто провел Валошина и Каткова через топи? В деле почему-то нет. А важно. Надо лейтенанту Хромову повстречаться с мозаичниками-плиточниками, слетать еще раз в Нетесовский район. Большой Тотош от Силантьевки всего в получасе лета, вдруг окажется, что доброхотом-проводником девять лет назад был Бороносин.
Сам же Шатохин собирался сначала повидаться с начальником пассажирского поезда Померанцевым. Железнодорожник-вахтовик из Нарговки чаще всего ездит в бригаде Померанцева. На восемнадцать часов договорились о свидании около депо. Шатохин взглянул на часы, пора отправляться. Маловероятно, чтобы Клим, Глеб, Роман, если они издалека и никого знакомых в крайцентре не имели, без остановки проследовали в таежный район. Обратиться за помощью к собирателям? Да, сразу после встречи с начальником поезда…
На четвертушке листа Шатохин делал краткие пометки.
Начальник поезда худой, в возрасте мужчина, со значком об окончании техникума на лацкане форменного пиджака, имел привычку переспрашивать, а потом надолго умолкать. Он как будто взвешивал содержание вопроса на невидимых весах. Отвечал, правда, по существу.
– Общительный ли Бороносин?
– Не чурается людей. Любит посидеть, поболтать. Пока не обсудит все поездные новости, не перескажет, что в газетах прочитал, по радио услышал, – не поднимается. Приходится напоминать, что не пассажиром едет.
– Часто ли рассказывает о родном селе, о староверах?
Еще бы. Он, Померанцев, на что уж, кажется, не часто в поездных посиделках участвует, начальник все-таки, а и то наслушался вдосталь. Сам целую лекцию о старообрядцах благодаря Анатолию прочитать может.
– Конкретно, что?
– Ну, среди болот дома их стоят. Вера у них, например, на казанскую разделяется и ярославскую. Кто казанской веры держится, деньги не признают, тайгою кормятся. А ярославские деньгами пользуются. Вот… Или наоборот, ярославские – это без денег…
Начальник поезда сбился, умолк. Шатохин, искоса глянув, подумал, что собеседник, пожалуй, преувеличил свои возможности: лекция о старообрядцах ему не под силу.
– С пассажирами в поездах Бороносин общается? Или только со своими?
На этот раз Померанцев не переспросил, ответил сразу:
– Весь обслуживающий персонал в дороге непрерывно среди пассажиров. Работа такая. Анатолий часто проводников подменяет.
Они медленно шли вдоль железнодорожных путей от депо к товарной станции. Рядом сновали маневровые тепловозы, слышался лязг буферов сцепливаемых вагонов, перекрикивались между собой сцепщики в оранжевых жилетах.
– Об иконах Бороносин тоже рассказывал? – спросил Шатохин.
– Как же. О самих старообрядцах речи меньше, чем об их иконах.
– Что?
Померанцев отвечал сдержаннее, и выходило у него толковее.
– Уйма икон. Дорогие. Святят их по праздникам, на любимые сутками молятся. Почувствует кто приближение смерти, ищет, кому передать. Некому, нет единоверцев рядом, так в землю закапывают.
Шатохин впервые слышал о таком.
– Это Бороносин говорил? – спросил он.
– Да. Рассказывал, позапрошлым летом экспедицию сопровождал по тайге, на избушку наткнулись. Дверь открыта, на пороге труп старика полуистлевший. А за порогом – несколько икон, краска уже совсем облезла. Молельня там была. Старик все вынести успел. Закопал. С последней охапкой на пороге споткнулся и больше не встал…
– Правда, было такое?
– Правда, – начальник поезда усмехнулся, закурил. – Кто знает. У него пойми, где правда, где вымысел. Проводницы у нас все его рассказы северными фантазиями называют.
Он задал еще несколько вопросов начальнику поезда и простился.
Встречу удачной, кажется, не назовешь. Хотя не очень на нее и рассчитывал.
Хромов тоже ничего неожиданного не получил от свидания с мозаичниками-плиточниками. Валошин и Катков рассказали, что девять лет назад шофер оленеводческого совхоза повез их на богатые черничники. Километрах в двадцати пяти от Большого Тотоша. Там, собирая ягоду, увидели среди деревьев одинокую избушку. Дорогу запомнили, вдвоем через неделю тайно пешком пришли к жилищу отшельников. Фамилию шофера строители-отделочники забыли, но это не Бороносин. Шоферу, возившему в ягодное местечко, тогда уже было лет под пятьдесят…
– Правду говорят. Все быльем поросло. Зачем им сейчас что-то запутывать, кого-то выгораживать, – подытожил лейтенант.
Шатохин был согласен.
– Разыщи все-таки шофера, – сказал он. – И поинтересуйся в райцентре, работала ли в позапрошлом году экспедиция, кто ее сопровождал?
– Есть, – Хромов помолчал. – Пусть даже Бороносин был проводником на болотах, все равно с ним Роман и компания не сразу встретились. Если высадились из «Ракеты», из поезда, долго шли по тайге. Самостоятельно? И кто-то должен был их видеть в месте высадки.
– Выясняют. Занимайся своим. Билет взял?
– На первый рейс.
– Тогда – по домам, – предложил Шатохин.
2
Криминалистическая экспертиза на месте, в райцентре, мало что прибавила к известному.
Специалисты по дактилоскопии дали заключение: из всех консервных банок из-под тушенки, извлеченных из таежного омута, отпечатки пальцев, с которыми можно работать, сохранились лишь на одной. Человек, которому они принадлежат, брал в руки также и расколотую деревянную чашку. Дактилоскопических данных этого человека нет. По обрывку газеты установили ее название, дату выхода в свет – центральная отраслевая газета за июнь, отпечатанная в московской типографии. Для оперативников это было хоть и косвенным, но подтверждением, что налетчики прибыли издалека и привезли газету с собой (газета тиражируется с матриц и в сибирских городах, а экземпляры, отпечатанные в столице, рассылаются лишь в близлежащие области). Выстрелы по волку были произведены из автомата Калашникова, патроны изготовлены примерно 30–35 лет назад. Из автомата стреляли много. С применением именно этого оружия преступления в границах края прежде не совершались. Нужно дождаться сообщения из Москвы.
Москва сумела дополнить. Информация пришла только об автомате. Четыре года назад в одном из районов Карельской АССР было совершено нападение на инкассаторскую машину. Преступник, двадцатипятилетний Алексей Иннокентьевич Кортунов, уроженец города Вышний Волочек Калининской области, очередью из автомата тяжело ранил инкассатора и убил водителя. Нападавшему удалось забрать деньги, пистолет водителя и скрыться. Спустя двое суток он был арестован в Вышнем Волочке в доме своих родителей. Инкассаторская сумка с деньгами и пистолет при обыске были обнаружены, автомата не оказалось. Преступник утверждал в ходе следствия, что разобрал автомат на части и разбросал в лесу, где именно – забыл. И вот по типичным следам на пулях специалисты по судебной баллистике дали заключение: при нападении четыре года назад в Карелии на инкассаторскую машину и неделю назад в тайге стреляли из одного и того же оружия…
В кабинете у начальника уголовного розыска сидели следователь Тиунов и майор Шатохин. Полковник знакомил их с содержанием поступивших документов.
– Да, автомата нет, – заметил полковник. – Кортунова не спросишь, куда девал. Приговорен к исключительной мере.
– Сообщники?
– Действовал один.
– Поверили ему на слово, что выкинул, – с досадой сказал Тиунов.
– Тогда не смогли доказать. А сейчас мы – перед фактом, что не выбросил.
– У Кортунова остался младший брат, Игорь. О нем известно, что дважды судим. Конечно, это совсем не показатель того, что он причастен к ограблению скитов. Но Кортунов-младший – единственная зацепка в деле. Есть еще, правда, Бороносин, но…
– Игорь, – повторил имя Кортунова-младшего Шатохин…
– Глеб, Клим, Роман – совсем не обязательно подлинные имена, – проговорил Тиунов.
– Все-таки против младшего кое-что есть, – продолжал полковник. – Старшего арестовали буквально через полтора часа после появления в родном доме. Не ожидал, что так скоро разыщут, ни деньги, ни пистолет не спрятал. Следствием прохронометрирован его путь от места преступления до дома. Нигде не задерживался. Так что очень большая вероятность: Игорь Кортунов осведомлен об автомате…
– Прежде всего нужно установить, где находился Кортунов-младший в день ограбления, – сказал Шатохин. – Дальше: предъявить его снимок потерпевшим. Если был среди троих, не верю, чтобы не опознали. Всего-то, чем были прикрыты лица – очки.
– Кто опознавать будет? – спросил с иронией следователь.
– Агафья, Василий, бабка Липа.
– Агафью, к сведению, наказали. Будет поститься и молиться неопределенное время, искупать свой грех. Все потому, что обратилась за помощью к властям.
– Кто наказал? – вырвалось невольно у Шатохина.
– Ну не я же епитимью наложил. – Следователь посмотрел на Шатохина как на неразумного ребенка, шумно вздохнул и перевел взгляд на полковника. – Община, совет. Кто у них там главный – не знаю и знать особого желания не испытываю. Важно, что потерпевшие – не помощники нам, показаний впредь от них не жди. Ни от Агафьи, ни от кого другого.
Тишина воцарилась в кабинете.
– Можно вопрос, Виктор Петрович? – спросил Тиунов.
– Слушаю.
– У инкассатора большая сумма взята?
– Очень.
– Вы верите, что убийца, имея крупные деньги, стал бы связываться с продажей оружия?