Текст книги "Поезд"

Автор книги: Илья Штемлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– А… начальство пожаловало, – улыбка Зинаиды заполнила салон. – Накормим Аполлона Николаевича! Котлетки свежие, прямо с огня…

Не заметив ответной улыбки, Зинаида собралась, точно спряталась в конуру, выставив наружу, подобно сторожевым фонарикам, свои мелкие порочные глазки…

Аполлон присел на табурет у стола. Обе стройные черноволосые официантки в розовых беретах и коричневых платьях казались на одно лицо, словно две бутылочки из-под «пепси-колы». Забыв клиентов, они приблизились к столу, одаривая красавца начальника ласковыми взглядами.

– Чем порадовать Аполлона Николаевича? – игриво вопрошали официантки.

Аполлон вытянул руки, раздвинул эту красновато-коричневую оградку и, глядя сквозь образовавшуюся щель на директоршу, проговорил:

– Ты, Зинаида, своим подсадкам ножи бы вострые выдавала. А то картошки не напасешься, вермишель будешь варить.

– Ничего, справится. А где мне острые взять? И так свои из дому приношу, – отозвалась Зинаида. – Какие еще претензии, начальник? – переходила в наступление директорша.

Аполлон молчал, чувствуя в груди закипающую злость.

– Словно я первая и последняя, – обидчиво произнесла Зинаида. – Не обеды же он готовит, верно? А картошку почистить или прибрать на кухне и зайчик может… За билет платить не надо, да еще и накормлю малого.

– Детский труд, Зинаида Робертовна.

– Детский?! Лбу семнадцать лет. Подумаешь, картошку чистит… Ох, вы и глазастый, Аполлон Николаевич. Нет, чтобы пройти мимо.

– Плантатор ты, Зинаида. Из «Хижины дяди Тома». Читала, нет? В детстве.

– Какое там детство? Вы же знаете мою биографию, – сильным толчком Зинаида развела в стороны официанток. – Работайте, птички, люди ждут…

– Знаю твою биографию, – усмехнулся Аполлон. – Как ты дошла до дачи на Рижском взморье.

– Дача… Курятник в одно окно.

– И в пять комнат, – подхватил Аполлон. – Или в десять, не помню.

– Да ведь и вы не в пещере живете, – злилась Зинаида. – Кооператив шикарный, авто. И жена, Алина, не в синтетике ходит…

Видно, Аполлон крепко поддел своим тоном Зинаиду, если она в такие вольности пустилась…

А в салоне шел дым коромыслом, пассажиры угощались. За ближайшим столиком перед батареей бутылок сидело трое военных и дама. Через проход – семья: отец, мать и двое деток уплетали люля-кебаб, запивая лимонадом. Остальные ряды тоже не пустовали.

Зинаида с любопытством оглядела пластиковую сумку Аполлона, пытаясь сообразить, с чем пожаловал начальник. Вагон-ресторан подчинялся другому ведомству, и, если на принцип, то Зинаиде начальник поезда не указ, только что вагоны в сцепке одной. И за уголек она из своего кармана платит, и за ремонты всякие, мелкие… Но все равно с начальником поезда портить отношения ни к чему, он всегда может свинью подложить, тем более, что для этого не надо глубоко копать, стоит только на кухню пройти…

– Так на сколько сегодня моим проводничкам поблажка вышла за обед? – поинтересовался Аполлон, поднимаясь из-за стола.

– На рубель, – пояснила Зинаида. – Скидка.

– А в прошлый рейс всю дорогу семьдесят копеек платили.

– На сливочном масле в этот раз готовим.

– А тогда что? На машинном было?

– Тогда на маргарине, – ее губы в ярко-красной помаде напоминали две пельменины в томате. – Разговору-то, из-за тридцати копеек… А еще грузин называется, – попыталась свести к шутке скользкий разговор Зинаида. – Национальность у вас широкая, Аполлон Николаевич.

Почему-то это признание вывело Аполлона из себя. Он взял Зинаиду за ватный локоть, приблизил к себе просторное ее лицо, усеянное мелкими прыщиками.

– А ты какой национальности будешь, Зинаида? Хитрая, жадная, завистливая. И сивухой от тебя несет, как от самогонного аппарата.

– Вы что, Аполлон Николаевич?! – Зинаида испугалась. Таким она еще не видела начальника поезда.

Аполлон подобрал сумку и, ссутулясь, пошел через салон, натыкаясь на танцующие углы столиков… С чего он вдруг взъярился на эту бабенку? Или откровение тети Вали не выходит из головы? Конечно, ерунда. Наоборот, мужчину такое откровение не принижает, в этом Аполлон был убежден… Но в глубине сознания он мог объяснить свою неуклюжую вспышку ярости. Зинаида чем-то вдруг напомнила ему Алину, его жену. Не внешне, нет. Разве можно их сравнивать внешне? Но чем-то они схожи, и от мысли этой Аполлон не мог отвязаться. Все обиды на Алину вспомнились, и давние обиды, и самые последние. Как можно так жить? В одной квартире. Оказывается, можно. Дочка? Конечно, это причина, но… Характер? Пожалуй, характер. В сущности, он равнодушен к своей судьбе. Он даже злиться всерьез не может на Алину. Злость улетучивается, когда Аполлон ее не видит. И более того – жалеет ее, скучает. Но лишь до того момента, когда вновь ее увидит, услышит ее резкий голос, таящий хитрость, злобу, жадность… Алина этого не понимает, приписывает его терпение каким-то своим личным качествам…

Размышления Аполлона прервал тихий возглас Шурки Мансурова, старшего из братьев-проводников. Звук доносился откуда-то снизу. Аполлон оглянулся. Шуркина голова торчала из рабочего купе – он лежал на нижней полке и не успел подняться, когда заметил начальника поезда.

– Начальник, есть хорошее мясо, начальник, – заговорщицки произнес Шурка. – Домашнее. Угощу.

– Не хочу, – буркнул Аполлон. – Все в порядке?

– Все в порядке, начальник, – ответил Шурка. – Скоро чай буду разносить.

Тут из ближайшего купе выступил гражданин. Выпиравший из майки толстый живот сдерживался одним ремешком подтяжек, второй ремешок болтался на боку.

– Он еще чаем хочет нас поить?! – воскликнул гражданин. – Вы начальник? Не отпирайтесь, я слышал!

– Я и не отпираюсь, – улыбнулся Аполлон, глядя на возбужденное лицо толстяка.

Из соседних купе появилось еще несколько пассажиров.

– Хочу сделать заявление, товарищ начальник… – отважно продолжал толстяк.

– Да, да! – поддержали остальные. – Мы тоже возмущены!

Аполлон выжидательно молчал.

– Мы не хотим сказать ничего плохого о нашем проводнике, – продолжал толстяк. – Парень он работящий, услужливый. В вагоне чистота, порядок… Но то, что он собирается нас поить чаем… Нам этого не перенести.

– Не понял, уточните.

– Мы едем в сторону юга, верно? – начал издалека свое объяснение гражданин в майке. – И все купе нашего вагона завалены бутылками с минеральной водой…

– Короче, пожалуйста.

– Угощать горячим чаем людей, которые и без того едут точно ошпаренные кипятком, это как называется? Вагон-кипятильник!

– Да! – загомонили вокруг. – Бегаем за холодной водой к соседям. Не все же могут себе позволить умываться минеральной водой из бутылок. У людей нет горячей воды, а у нас – холодной… И еще чай собирается подавать.

Шурка стоял пунцовый от смущения и что-то бормотал.

– Все понятно, товарищи, – кивнул Аполлон. – Расходитесь по своим местам. Все будет в порядке, уверяю вас, – он боком задвинул Шурку в рабочее купе.

– Против самого проводника мы ничего не имеем, он парень добросовестный. Но нельзя же отправлять в рейс вагон-кипятильник, – не успокаивались пассажиры.

Аполлон задвинул дверь, отсекая голоса.

– Ты что же, мерзавец, выпариваешь пассажиров?! Хитрюга! Немедленно прекрати греть воду. Тебе что, бутылок мало?

Аполлон поднял крышку нижней полки. Весь рундук был завален порожними бутылками из-под минеральной воды.

– Ох, хитрюга! – качал головой Аполлон. – Половину автомобиля везешь в стеклотаре!

Шурка моргал черными девичьими ресницами и обескураженно разводил руками. Но в глазах его тлели огоньки удовольствия.

Эта история развеселила Аполлона, и к шестнадцатому вагону он вообще забыл о тете Вале и Зинаиде…

Яша Гурин сидел в одном из купе среди пассажиров и играл в шахматы.

– Встать! – закричал он, увидев Аполлона. – Смирно-о-о!

Его партнер по шахматам поднял от доски очумелое лицо, которое, казалось, пряталось за большими квадратными очками. И дернулся вверх, опрокидывая фигурки на пол. Следом за ним, ничего не понимая, вытянулся следящий за игрой болельщик. С полок таращили глаза две девицы…

Яша по-военному шагнул к Аполлону и четко отрапортовал.

– Товарищ начальник поезда! За время нахождения в пути никаких особых происшествий не было. Если не считать мордобоя в соседнем вагоне, после чего враг позорно бежал. Победила дружба! На вверенной мне территории контингент после ужина дрыхнет. Проводник плацкартного вагона Яша Гурин!

– Чтоб ты пропал! – проговорил кто-то за перегородкой. – Орет, как в лесу, охламон.

– Вольно! – поддержал забаву Аполлон, еле сдерживая смех.

– Вольно! – разрешил Яков.

Очкастый шахматист нагнулся к полу собрать упавшие фигурки, ему помогал болельщик. Девицы оставались лежать смирно, точно на медосмотре. Строгий внешний вид начальника поезда производил впечатление…

– Интересно, с каких это пор в поездах такое гусарство? – не унимались за перегородкой.

– Указ был! – пояснил Яша в пространство. – При появлении начальства все пассажиры выстраиваются в коридоре.

– И шмон будет? – допытывались за перегородкой.

– Шмона не будет, – авторитетно заявил Яша. Не выдержав, он со смехом свалился на полку.

И Аполлон хохотал. Он всегда ждал от Якова какого-нибудь фортеля. Пассажирам с ним было весело. За все время ни одной жалобы, хотя дела он проворачивал покруче других. Яша был убежден: рыбку выгодней ловить в чистой воде. Да и порядок в вагоне был отменный. Он умел наладить такой контакт с пассажирами, что те сами следили за чистотой в купе, а туалетами по требованию Якова пользовались так, что, умываясь, не брызгали на пол. Удивительно, но пол в туалетах был почти сухим…

Аполлон и Яков прошли в служебное отделение.

– Могу угостить вишневой наливкой, – проговорил Яков.

– В шахматы выиграл?

– Нет, пассажир угостил. А в шахматы мне еще днем две уборки коридора проиграли. На завтра и на послезавтра… Вы куда направлялись, Аполлон Николаевич? – деликатно прервав короткой паузой свой вопрос, он как бы подчеркивал полную поддержку намерений начальника. – Как я понимаю, вы хотите выяснить у Магды Сергеевны Савиной обстоятельства битвы при Сосновке?

– Обстоятельства мне уже известны, – усмехнулся Аполлон. – Просто я хочу с тобой выпить-закусить.

– Очень кстати, – воодушевился Яков и, заметив, как Аполлон извлекает из пакета банку консервов, проговорил: – Обижаешь, на-а-ачальник… Что-то, а угостить мы и сами можем.

Яша быстро собрал весьма приличный стол. И даже сервировал со вкусом. Аполлон с одобрением оглядывал шпроты, буженину, банку с грибами. Нет, Яша не был крохобором-проводником, ломающим зубы о сухари, он любил жить красиво, даже в плацкартном вагоне.

Яркое освещение в купе умиротворяло, настраивало собеседников на откровенный разговор. Аполлон хотел было для начала рассказать об ухищрениях Шурки Мансурова, но сдержался. Ни к чему разносить слухи о проступках членов своей бригады, это всегда, в конечном счете, оборачивается неприятностями. Аполлон Николаевич Кацетадзе потому и слыл хорошим начальником поезда, что не увлекался сплетнями. Даже ради уютного застолья…

– У меня такое ощущение, Аполлон Николаевич, чтоу вас есть что мне сказать, – произнес Яша, разливая по стаканам наливку.

– Попросить, Яша, попросить, – Аполлон тронул пальцами кончики усов.

– Интересно, о чем может попросить такого человека, как я, такой человек, как вы? – продолжал Яша манерный разговор.

– Я хочу попросить тебя занять мою должность на время, – охотно подыгрывал Аполлон. – От Москвы до Минеральных Вод. Думаю, что ты с этим справишься лучше других.

– Безусловно, – скромно подтвердил Яша. – Чем вызвана такая необходимость? – Он внимательно и серьезно смотрел на начальника.

– Завтра в восемь утра мы должны быть в Москве. А в десять заседание коллегии Министерства по пассажирским перевозкам. На коллегии должен выступить начальник нашей дороги.

– Свиридов? – важно спросил Яша.

– Да, Свиридов… Словом, мне надо послушать его сообщение. Потом я сажусь в самолет и лечу в Минеральные Воды. Я все рассчитал.

Яша жевал буженину, запивая наливкой, точно водой.

– Наверно, это необходимо?

– Да, Яша, необходимо. Не стану вдаваться в подробности, но это необходимо.

– Все понятно, начальник, – кивнул Яша. – Народ будет извещен?

– Естественно… Состав в нормальном рабочем состоянии, так что у тебя забот немного. Сведения о наличии мест, мелкие неурядицы…

– И ревизоры, – поддержал Яша.

– И ревизоры. Не мне тебя учить.

– Именно поэтому, Аполлон Николаевич, мне видится странным ваше выступление во дворе вагонного участка, – вставил Яша.

– Какое?

– О вашем самоотстранении в случае конфликта с ревизорами. И в подтверждение – история Магды.

– Это некрасивая история, Яша, – оборвал Аполлон. – Кстати, и тебе наука… Тот ревизор недаром получил прозвище «Косилка». Наглец, пробы негде ставить. Ввалился ко мне в штабной со своим напарником, который вообще ревизор-общественник оказался. Я потребовал открытый лист. Он явно не ждал подобного, привык, понимаешь, к послушанию. Думал сорвать свое и убраться, как обычно. Я сказал, что напишу на него рапорт. Вот они и пошли по составу, да так, чтобы против моего рапорта своими актами потрясти. Мол, я ему за добросовестную работу мщу, понимаешь?

– Так… А почему без открытого листа, если он ревизор?

– Деньгу вышел шибануть, выпить захотелось, подлецу. Халтурку себе устроил с дружком… Как Магда его раскусила, не пойму.

– Как? Я был у нее, разговаривал… По инструкции, говорит, с ревизорами должен быть начальник поезда. Или уполномоченный от бригады. Вот и смекнула, что дело нечисто. Потребовала открытый лист. Ну и пошло-поехало.

– Молодец девочка, – засмеялся Аполлон.

– Может, чайку, начальник? – предложил Яша и, не дожидаясь согласия, полез в шкафчик.

Колеса зарокотали на стрелках. В окне промелькнули одиночные огоньки. Поезд, не сбавляя скорости, проскочил разъезд и вновь выбрался на главный ход… Ехидный лунный серп приклеился в угол окна. Продержавшись недолго, серп стал заваливаться по дуге к боковой стойке. Аполлон уперся рукой о стол, его вело на повороте. Яша вцепился в край полки.

– Такие дела, Аполлон Николаевич, – проговорил Яша, вновь обретя устойчивость. – Какие ж все-таки твари ползают вокруг…

Аполлон откинулся на спину и склонил голову на плечо.

– А чем мы с тобой лучше? А, Яша?

– Чем?! – Яша криво усмехнулся, но без тени смущения. – Во-первых, мы работаем. И делаем трудное дело…

– Мы, Яша, такая же мразь, как и тот ревизор, – перебил проводника Аполлон. – Себя-то не обманывай. Спрятались за фразой «умеем жить»… Пройди по вагону, Яша, поговори с людьми. Разве они не умеют жить? Посмотри на их руки, Яша…

– Руки я видел разные, Аполлон Николаевич, – возразил Яша. – Да разве по ним что-нибудь сейчас скажешь? Переменилось все. Смотришь, у одного руки гладкие, без мозолей. Думаешь – вот, попался интеллигентный человек, работник умственного труда. А он, оказывается, обыкновенный бюрократ, бездельник. Руки гладкие оттого, что ни хрена он ими не делает. Они у него и атрофировались. А у другого мозоли – хоть коленвал ими гни. Ну, думаешь, сталевар, раскаленный металл ладонью гоняет. А он, родной, у Богдана Стороженьки ящики ворочает.

– Кто такой? Не знаю.

– Частное предпринимательство по сбору стеклотары. Бутылочный гетман Богдан Стороженко. Вся дорога его знает, а вы не знаете?

– А Николая Георгиевича ты знал?

– Не имел чести, – ответил Яша. – Кто таков?

– Мой отец, Яша. Николай Георгиевич Кацетадзе. Обыкновенный труженик железной дороги. Честный, порядочный человек. И друзья его. У него было много друзей, Яша. Гораздо больше, думаю, чем у нас с тобой.

– Кто их считал, Аполлон Николаевич, друзей?

– Я считал, Яша. Когда хоронили отца… А за твоим Стороженкой пятеро сталеваров-стеклотарщиков понесут в мозолистых ладонях дюжину поллитровых бутылок. А после распития на могилке сдадут где-нибудь, не пропадать же добру.

Яша рассмеялся. Когда он смеялся, из-под тонкой губы выдавались розовые десны. Аполлон отвернулся в сторону.

– Очень смешно, – проговорил Яша. – Только убежден, что за гробом Стороженки пойдет весь вагонный участок. И знаете почему?

– Из любопытства, – произнес Аполлон.

– Именно. Чтобы узнать, как железная дорога будет теперь справляться с проблемой порожних бутылок. Иначе говоря – куда нести сдавать добро!

– Ты за частное предпринимательство, Яша, – отшутился Аполлон.

– Я за разумную инициативу, Аполлон Николаевич, – серьезно ответил Яша. – В этом плане даже нашу проводниковскую суету я рассматриваю как общегосударственное дело.

– Ну?! Интересно.

– Именно. Взгляните на полку, Аполлон Николаевич. Там целый склад посылок. Обычным своим ходом через почту они бы шли не меньше двух-трех недель. При этом почта выставит множество условий, чтобы не принять: и не так прошито, и не так прибито, и не так надписано. Опять же очереди, особенно в праздники… Мы же за скромную плату доставляем из рук в руки в самый короткий срок. Пропажа исключена, фирма гарантирует… Или те же безбилетники! Если дорога не может организовать нормальную продажу билетов и не гонять полупустые вагоны… Предпринимательство, Аполлон Николаевич, возникает там, где государство дает слабину. Ибо жизнь не терпит пустот, тут же находятся люди, которые заполняют своей предприимчивостью пустоту. Если хотите – здоровая конкуренция. Именно она в какой-то степени и толкает государство на решение проблем, иначе частник закидает шапками. И нечего на это закрывать глаза, отворачиваться в спесивом высокомерии, малевать лозунги и призывы. Надо на вещи смотреть трезво – от этого государство только выиграет, ибо на его стороне гораздо больше возможностей, чем у нас, диких частников… Вот поэтому, дорогой мой начальник, поведение вышеназванной Косилки я рассматриваю как мерзость. Он есть клоп, который, пользуясь своим официальным положением, сосет кровь и у государства и у нас, проводников. Ничего при этом не давая взамен. Он не спит стоя, не стоит часами в тамбуре, уступив свое место человеку, не сумевшему из-за головотяпства купить билет на поезд. Он – паразит… И в этом наше с ним принципиальное различие, вопреки вашему утверждению, дорогой Аполлон Николаевич… А главное в нашей конкуренции с государством то, что оно под нашим давлением выдвигает из своих рядов талантливых и энергичных людей, способных решать проблемы. И убирает всякий балласт: тупарей чванливых, блатников, которые все тормозят. И часто не из корысти, а оттого, что неспособны. Но держатся за зарплату, за привилегии, да и просто из тупости. А иначе… Иначе плохо будет, Аполлон Николаевич, уверяю вас. Плохо будет…

– Умный ты очень, Яша.

– Именно! В шахматы играю для своей пользы. Газеты почитываю. В газетах обо всем этом пишут, а я грамотный, с законченным высшим. А главное – люди разговаривают везде, в любом купе. И об одном и том же.

– Умный ты очень, Яша, – повторил Аполлон. – С твоим бы умом другим делом бы заняться.

– Спасибо, Яша. Приятные слова говоришь, генацвале, – Аполлон погладил усы. – Хорошо рассуждаешь, сукин сын. Тамада из тебя отличный, тоже профессия не простая, – Аполлон встал, подобрал фуражку, надел ее по всей форме. – Засиделся я у тебя.

– Понимаю, – со значением ответил Яша.

– Ни черта ты не понимаешь… Я именно к тебе и шел, – Аполлон остановился в дверях, обернулся, уперся руками в боковины. – Подумай, Яша, если мы все такие умные, все понимаем. А живем так, как мы живем… Есть же люди, которые все понимают, как и мы, да только… Человеческое достоинство у них еще есть. Я знаю таких, Яша, знаю…

Яша вскинул голову и посмотрел на Аполлона внимательным долгим взглядом.

– Нелегко вам, Аполлон Николаевич. Я думал – легко, а оказывается, не очень… Или дома не все в порядке?

– Там, что ли? – Аполлон щелкнул пальцами по своему лбу.

– Нет, дома в смысле семьи, – Яша не улыбался.

– Ладно. До свидания, философ, – Аполлон чувствовал досаду.

Рассуждения Якова его затронули. Не смыслом, нет. Он все прекрасно понимал, и не хуже Якова, – тем более то, что касалось железной дороги. Яша задел его какой-то убежденностью, уверенностью в том, что все останется по-прежнему. И нечего плевать против ветра. Интонация была у Якова такая, ироническая, что ли…

Аполлон направился к себе, в штабной вагон.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Из глубины тайги ползла студеная тишина.

Крыша сруба, покрытая трухлявой от времени корой, придавливала к земле короткие бревенчатые стены.

Старший открыл дверь. Протяжно заскрипели ржавые петли. Скрип встревожил пестроперую сойку. Птица взлетела с возмущенным картавым криком, сбрасывая на землю изрядный ком снежной кухты, что местами еще держалась на ветвях. Ночью шел снег, а утром солнышко похозяйничало, размочило снежную накидку, правда, на ветвях снег еще держался до полудня, потом и он сдался…

До календарной зимы оставалось полтора месяца, но снег в этих местах ложился к концу октября. Солнце встает лениво, поздно и без лучей. Едва успеет разогнать туман, как блекнет и исчезает. Да, невеселое солнышко в таежную серединную осень… Согнувшись, Старший проник под крышу и прикрыл за собой дверь. Но не плотно, иначе ничего не разглядеть– окон-то нет. У стены, под мешком, набитым сушеной травой, лежал Карабин. «Неужели уснул?– с надеждой подумал Старший.– Может быть, сон его как-то подбодрит?»

Старший поставил в угол ружье. Едва забрезжил рассвет, как он с Младшим отправился в тайгу подыскивать дерево для лодки-оморочки. Лучше всего подошел бы тополь. Высокий, толщиной не меньше метра, а главное– поближе к воде. На худой конец можно и пихту свалить. Но лучше бы тополь. Спасибо геологам– в срубе оказалась острая пила… Однако подходящего дерева пока не было. Старший вернулся в сруб приготовить завтрак. Младший остался в тайге…

Они вышли на эту базу вчера к вечеру. Им бы порадоваться, но, едва переставляя ноги от усталости, они лишь чувствовали какое-то тягучее отупение. И еще… Карабин. Как он доковылял– непонятно, совсем скрутило парня. Свалился у стены, так и пролежал всю ночь…

Старший вгляделся в сапог Карабина, торчащий из-под мешка. Ну и ну! Совсем худой сапог. Подошва отошла, хоть пальцем ткни в носок. И своя обувка была не на высоте, однако не такая, как у Карабина… Старшийвернулся к ящику, который служил в срубе столом. Спасибо геологам, позаботились– оставили свои топографические отметки, а главное, и на продукты не поскупились. Консервы, лук, сушеные овощи, мука, табак. Все это в лабаз упрятали, на дерево подняли, чтобы зверь не полакомился. Еще рыбу кету закатали в яме… Разве житье геологов сравнишь с изыскательской судьбой? Плывут себе на лодке по реке, с добром своим. Конечно, тяжело им, спору нет, но… Походить бы им изыскательской тропой. Пересчитать одни только деревья, что свалили, протягивая оптическую ось нивелира. Идеал изыскателя железной дороги– кратчайшее расстояние и минимальные уклоны. Такая простая задача, очень простая…

–  Послушай-ка,– проговорил Карабин.– Что это геологи в конце приписали? – Голос Карабина звучал тихо, но он старался.– Слышал я, как вы читали записку.

–  Они приписали, что наши погнали немцев под Курском и Орлом. Видно, и радиоприемник с собой возят.

–  Везет же людям,– вздохнул Карабин.– Жар у меня. В глазах круги, и тошнит, зараза.

–  Достало тебя, парень… Лечить тебя буду. Спирт с черемшой дам. Может, вытряхнет из тебя хворобу.

Помолчали.

Старший продолжал возиться. Передохнув, Карабин произнес:

–  Не могу я спирт. Хуже мне будет. И так горю, еще спиртом в себя плеснуть, совсем худо будет.

–  Понимаю… Мне помогает,– растерянно пробормотал Старший.– Каждому свое, понимаю… Вот у некоторых северных народов есть лечение– холодная вода. Когда высокая температура, в воду ледяную лезут. Клин клином вышибают.

–  Не помирают?

–  Кто и помирает… А ты спирта испугался.

–  Не испугался я. Организм не принимает. Я и водки не пью. Желудок не принимает, выбрасывает.

–  Ну и хорошо. Вытряхнет все, будешь как стеклышко.

–  Сил у меня нет, чтобы еще вытряхивать…