Текст книги "Поезд"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Вдоль коридора, из всех дверей купе торчали головы пассажиров.
Серега Войтюк потянул носом, принюхался. От мужчины пахло смолой, видно, в лесу работал человек.
– Лесоруб ты, что ли? Малахольный?
– Счетовод, – неожиданно смиренно ответил мужчина. – В леспромхозе. Пусти, задушишь, медведь. – Он поправил лацканы плаща, смятые ручищами Сереги, повертел морщинистой шеей.
– Ты вот что, Серега, – и Магда растерялась от неожиданного выступления своего тихого подсадка, – бери своих теток и дуй отсюда! Весь вагон мне взбаламутил…
Большое лицо Сереги Войтюка стянулось мелкими морщинками к конопатому носу, он зажмурился и, едва отвернувшись, чихнул.
В тот же момент дальняя дверь вагона распахнулась и в коридор вступил Гайфулла Мансуров. Он открывал собой небольшую процессию, вращая со значением черными красивыми глазами и кривя пухлые губы на растерянном лице.
Следом за испуганным проводником деловито вышагивали два ревизора.
Магда сделала шаг назад, в глубину купе. Приподняла нижнюю полку и спрятала в слепую щель пустую бутылку, хорошо, рюмки не выставила. Но и стаканы не мешает замаскировать, у ревизоров зрение особое, найдут, к чему привязаться, страху нагнать. И соответственно взвинтить цену. Не мешкая, Магда для отвода глаз плеснула в оба стакана чайную заварку и прикрыла салфеткой.
Серега Войтюк просунулся в проем двери. Белая его физиономия напоминала сырой блин.
– Эх ты… не могла, – плаксиво протянул Серега. – Теперь улаживай…
Елизар повернулся к Сереге и прошипел возмущенно:
– Ты с какой-такой радости ввалился?! Мало нам своих забот?
– Люди вы или нет? – хныкал Серега. – Ну ладно… Тиха! Тиха! Все! – И он обернулся к приближающейся бригаде, бросая поверх фуражки Гайфуллы теплый взгляд на высокого ревизора, резкие и грубоватые черты лица которого венчала бурая челка. Тесный плащ едва сдерживал напор широких плеч. Второй ревизор – чернявый и круглолицый – отдаленно напоминал Гайфуллу. Ясная картина – чернявый «ассистировал», а «солистом» выступал тот высокий, в плаще…
Поравнявшись с тетками, старший ревизор оглядел их со значением, перевел взор на взъерошенного счетовода. То же самое проделал и чернявый.
– Безбилетники! – произнес старший и погрозил всем троим пальцем.
Тетки затравленно шныряли глазами по сторонам и покаянно сопели, сдерживая слезы. Счетовод вытянул шею и колючим видом напоминал ощипанного петуха. Серега Войтюк попытался широкой своей спиной оградить счетовода от представителей контролирующих органов, но тот, пользуясь небольшим росточком, вынырнул из-под локтя проводника, продолжая буравить взглядом ревизоров, словно они и явились причиной его бедований. Но ревизоры, люди бывалые, не приняли его вызов. Не стоило затевать бузу по мелочам, важно дать понять, что они все видят и все знают. Вот они, зайчики, а сколько их еще припрятанных…
За свою дорожную жизнь Елизару довелось повидать всяких ревизоров. Одни несли службу исправно, не поддавались соблазнам и уговорам, другие, наоборот, даже состав не осматривали, а прямехонько направлялись в штабной вагон, где их поджидал начальник поезда. Ведь повод для составления акта всегда найдется. Даже в самом распрекрасном фирменном вагоне, а не то что в зачуханном «пассажире». Поэтому нежелание Аполлона Николаевича опекать свою бригаду вызвало определенные сложности: здесь, как и в любом деле, существовала своя, отработанная годами технология, своя метода, своя, если угодно, этика отношений. И всякая самодеятельность вносила в спокойное течение событий излишнюю нервозность и риск. Любой благоразумный ревизор насторожился бы, встретив странное поведение начальника поезда. Любой, только не Куприян Степанович по прозвищу Косилка…
Шагнув в служебное отделение, Куприян Степанович оглядел верхнюю полку, словно пересчитывая посылки, придерживая фуражку, запрокинул голову, осмотрел антресоли.
– Н-да, – произнес он. – Другие проводники даже велосипеды перевозят, а ты все по старинке, продукты…
Магда не успела ответить – вмешался Гайфулла. Не решаясь переступить порог купе, он прижался щекой к дверному косяку и, ковыряя пальцем петельку на лацкане кителя, протянул робким голосом:
– Клянусь, это мой велосипед. Племяннику везу в подарок.
– Уйди! – незло посоветовал ревизор. – Велосипед ни при чем. У тебя шесть безбилетников, уйди, не зли меня.
– Как они попали в вагон, клянусь, не знаю, – продолжал Гайфулла. – Начальник, а начальник… Такой акт написал…
Ревизор приподнялся, отпихнул Гайфуллу и выглянул в коридор.
– Сигарету? – спросил «ассистент».
Ревизор от сигареты отказался и напомнил помощнику, чтобы тот внимательней приглядывал за безбилетниками. Моргнуть не успеешь, как улизнут. На что помощник развел руками, мол, постарается, не упустит. Серега Войтюк обескураженно хлопнул себя по бедрам и пожал плечами. На его лице было то выражение, какое бывает у человека, случайно влетевшего в историю, которая в общем-то не имеет к нему никакого отношения. Тетки в полуобморочном состоянии от страха присели на сиротские откидные стульчики. Взъерошенный счетовод опустил руки в карманы и стоял, явно дожидаясь своего часа. А маленький Гайфулла, напоминающий понурого ослика, никак не мог взять в толк, почему слывший сговорчивым Куприян Степанович оказался таким норовистым: катанул на него акт. Казалось, Гайфулла ничем его не оскорбил: и угощение предлагал нестыдное – хранилась у него на пожарный случай рябина на коньяке, – да и деньгами не обидел бы… Или врут про этого ревизора, что он такой сговорчивый. А Косилкой прозвали именно потому, что несговорчивый…
Куприян Степанович задвинул плотно дверь и вернулся на место.
Магда стояла посреди купе и выжидательно следила за ревизором. Вытянутый, со слегка припухшим кончиком ее нос вздрагивал, словно у настороженного зверька. Она прислушивалась к тому, что происходит в коридоре. Ей казалось, что вот-вот раздвинется дверь и в купе ввалится Аполлон Николаевич. И весть о том, что начальник поезда устранился от забот, окажется недоразумением. Но никаких обнадеживающих звуков в коридоре не возникало, даже счетовод утихомирился. И Магду обуял страх. С одним своим подсадком она бы вывернулась, придумала бы что-нибудь. Мол, взяла на свободное место до ближайшей станции, а билет оформить не успела. Собиралась пойти в штабной, к начальнику, а тут подоспели ревизоры. Но что делать с этими тетками?! Не станет же она подводить Серегу. И как это Магда не сообразила: надо было теток загнать в купе, а потом уже выяснять отношения с этим прохиндеем Серегой Войтюком. Да и возможность была, неспроста она придержала в сведениях два места… Но как-то стремительно все произошло. «Ладно, подожду. Может, и образуется, – подумала Магда. – Наверняка ревизоров смутило поведение Аполлона, вот они и осторожничают».
Вагон двигался упруго, перебивчивый шум выровнялся и заметно утих, словно колесам надоел бессмысленный спор. Куприян Степанович покосился в черное окно: не станция ли? В Снегирях кончался участок его службы, заступала другая бригада контролеров. Прилипшую к стеклу густую темень колупнул случайный огонек – фара далекой автомашины. Куприян Степанович перехватил вспыхнувший надеждой взгляд проводницы и усмехнулся со значением: не радуйся, успею произвести досмотр. Он откинул салфетку. Два стакана с чаем на донышке внешне не вызывали подозрения. Куприян Степанович поднес к носу стакан и понюхал. Разве чем водочный дух перешибешь? Пить, да еще при исполнении службы! И какой службы! Проводник отвечает за жизнь людей… Магда хотела было вступить: ну выпили чуть-чуть. Не так же, когда после прибытия поезда на конечный пункт пассажиры выносят проводника на платформу и сажают у двери. Сколько таких случаев. Да и пассажиры хороши, каждый норовит угостить, ублажить, кто же откажется от дармовщинки?! Словом, на эту тему Магда могла многое порассказать, только не ревизору. Тот и сам знает. Все знают, но помалкивают, за нос друг друга водят
– Ну?! – Куприян Степанович щелкнул ногтем по стакану. – Как дела?
Услышав эту условную фразу, смысл которой о многом говорит сведущим людям, Магда всплеснула руками и улыбнулась.
Непостижимо, каким образом на всей сети дорог ревизоры, которые не изнуряют себя чрезмерной строгостью, выработали свой лексикон. А Магда, слава богу, не была новичком, знала, что почем…
– Есть дела, – ответила Магда на пароль.
– Знаю, что есть дела, – Куприян Степанович не смягчал строгого выражения сухого лица. – И что будем делать?
– Вначале закусим, чем бог послал, – совсем взбодрилась Магда.
– Если в каждом вагоне я угощаться буду…
– Ну, тогда, – подыгрывала Магда, – приступим к делу без угощений.
– Угощать должен один человек. А он у вас сегодня что-то не в духе, – Куприян Степанович положил на колени сумку и откинул ремни. – Вот мы его и накажем… Санитарную книжку положи на стол. Какой у тебя рабочий номер?
Магда с удивлением наблюдала за движениями ревизора. Ее крепкие щеки опали, губы побелели, гнев сейчас в ней боролся со страхом. Куприян Степанович извлек из сумки чистые бланки актов, копирку, ручку…
– Освободи-ка мне местечко, красавица, – произнес ревизор. – Темно, как у негра под мышкой… На аккумуляторах катаешься? Нет, чтобы генератор исправить… Все тебе отмечу.
– Вагон у меня из подмены. – Магда еще ниже опустила голову, разглядывая лежащие на краю столика листы. – Акт собираетесь писать? – удивленно спросила она.
– А ты думала! Убери-ка свой гастроном… Где санитарная книжка? Или без нее катаешься?
– Что же вы… «Как дела, как дела?» – Магда достала потрепанную «санитарку».
– Интересуюсь твоими делами, – ревизор придирчиво рассматривал записи в книжке. – Так, так… Значит, Магда Сергеевна Савина. Хорошо. – Он с явным разочарованием вернул книжку, придраться не к чему. – Ну, как твои дела, Савина? – повторил он.
– Вы же их видели, – Магда повела подбородком в сторону коридора.
– Видел. И состояние вагона видел. И пьянку вашу. Все видел. И все отмечу в акте, – Куприян Степанович отодвинул в сторону дверь и прокричал в щель: – Давай сюда безбилетников. Протокол вначале составим, потом и акт на закуску. – И, вскинув острые глаза на Магду, добавил: – А ты, Савина, выдь в коридор. Подожди. Тесно здесь.
Магда выпрямилась и, надменно уложив руки на грудь, села на полку, прижавшись спиной к углу. Ревизор взглянул на нее и, поняв, что увещевать бесполезно, крикнул: – Ну, что вы там?! Я жду.
В проеме, с испуганно-воинственным видом показался Серега Войтюк.
– Послушайте, начальник, – неуклюже занес он вперед плечи, желая подавить робость. – Договориться не можем?
– Ты ступай к себе. Мы с тобой виделись вроде. К обоюдной радости.
– А что? Я чистый.
– И ступай к себе, пока не замарался. Нечего у соседей ошиваться, пассажиров без присмотра оставлять.
Скис Серега. Обмяк, точно проколотый мяч. Не хватило духу сознаться, что тетки в коридоре вагона – это его грех, воли не хватило: боялся, что возобновится осмотр и ревизоры обнаружат припрятанное в его вагоне целое семейство безбилетников. Серега виновато посмотрел на Магду. И, не поймав ее взгляда, совершенно расстроился.
– Лучше бы применили власть, почему мы в одно лицо катаемся на таком длинном плече, – вяло попробовал «на зуб» Серега строгого ревизора. – Почти трое суток. Да обратно столько же… Ну так провезли одного-двух человечков. За такую черную работу большое нарушение? Поезд остановится?
– Ступай, говорю! – рассердился ревизор. – Защитник нашелся.
Серега все старался уловить взгляд Магды. Показать, что не такой уж он и отпетый стервец.
– Да иди ты к себе, черт! – воскликнула Магда. – Стоит, канючит. Уходи, говорят!
Серега ссутулился и умолк. Мучнистая в прожилках кожа его лица разгладилась, порозовела. В глазах появилось просительное выражение. И вместе с тем он демонстрировал обиду за незаслуженное к себе отношение. И даже попытался что-то сказать…
– Иди, Серега, – добавила Магда, – не выводи меня из себя. Все равно через себя не прыгнешь. Померь давление и ложись спать.
Серега Войтюк продолжал стоять, бормоча что-то глухое и неразборчивое. Елизар ухватил проводника за плечо и потянул в коридор. Серега не сопротивлялся, наоборот, почувствовал облегчение, внешне продолжая хранить обиженный вид. А в дверь, под нажимом «ассистента», уже протискивались безбилетники. Первой та, что в бигуди, следом «ассистент» готовил и вторую, прижимая боком счетовода к титану, чтобы отрезать ему путь к бегству…
Вагон швыряло из стороны в сторону, что говорило не столько о резвом ходе, сколько о состоянии полотна дороги. Бедолага последний вагон старался изо всех сил, чтобы не отстать, не затеряться в весенней ночи.
– Торопится, нагоняет, – проворчал ревизор, – на три часа опаздывает, вот и шустрит. – Он искоса взглянул на таившуюся в углу Магду, словно желая смягчить ее грозное настроение.
Магда продолжала молчать, исходя упрямым гневом.
– Так и будешь стоять? – спросил ревизор снизу у нависшей над бумагами женщины в бигуди.
– Что же вы хотите делать? – настороженно спросила женщина.
– Протокол составлю. По всем правилам. Как фамилия?
– Чья?
– Не моя же.
– А зачем вам? – И тихо, как-то по-кошачьи, заплакала, моргая круглыми глазами, из которых выползали прозрачные слезы. – Я больше не буду, дяденька.
– Я тебе не дяденька, а ревизор-инструктор финансово-ревизорской службы. И нечего реветь. Заплатишь штраф и все… Дяденька! Небось, постарше меня будешь.
– Я ж заплатила проводнику. – Тетка тряхнула бигуди, точно овца кудлатой шерстью.
– Это твое дело! – Поерзав, ревизор стащил плащ с широких плеч, показывая испуганной тетке свой черно-медный китель. – Фамилия!
– Не говори! – сунулся в купе счетовод. – Чего он нас треплет?! Пусть проводников своих треплет.
– Эх, хорош! – буркнула Магда. – Я вообще тебя в первый раз вижу.
– Меня?! – изумился счетовод. – Что я, с крыши свалился?! – Он умолк в негодовании и отступил в коридор.
Магда была очень недовольна собой. Как вырвалась эта фраза, она не понимала – не в ее манере открещиваться от своих безбилетников. Последнее дело. И ревизоры этого страшно не любят. Сразу возникают сложности, никчемные дознания, трата времени…
Ревизор приподнялся с места, вытянул шею и крикнул в дверную щель:
– Помалкивай! Адвокат выискался. И до тебя очередь дойдет. Фамилия?! – вернулся он к своим бумагам. – Будешь молчать – в милиции заговоришь.
Из коридора донесся новый вопль счетовода:
– Все они заодно! Шайка-лейка! Что ревизоры, что проводники. Рак-болезнь, мать вашу елды!
– Ты не лайся, не лайся! – перекрыл счетовода голос Елизара. – Как маленький. Такой хлипкий, а поди, крикун какой.
Между ними завязалась перепалка.
Женщина хлопала по коленям широкими ладонями и частила испуганным шепотом:
– Ох ты, господи. Это ж надо… Что же делать-то, господи! Говорила свекруха: «Не езжай, Марья. И без тебя там обойдутся». Нет, поехала. А куда поехала? – взывала она к чувствам ревизора. – Я ж племянника от артистки оборонить поехала. Ах ты господи, это ж надо. Ну и женился б на той лахудре, мало ль женятся с кондачка…
– Так и запишу, что фамилию называть отказываешься, – оборвал ревизор и принялся что-то корябать на листе.
– Покорись, Марья! – запричитала из коридора вторая безбилетница.
– А ты помалкивай! – взъярилась женщина. – Из-за тебя все.
– Это почему ж из-за меня? – возмутились в коридоре.
– Кто меня от кассы тянул, чуть рукав не оборвал, кто?! – прокричала женщина в дверь.
– Так ведь билетов не было! – поддали из коридора.
– Были бы! Посулила б кассирше шоколадку, нашла бы. А то пожадничала.
– Покорись, Марья, – продолжали бубнить из коридора. – Хуже будет. Их власть…
фраза эта, видимо, придала новые силы счетоводу из леспромхоза. Отшвырнув Серегу и Елизара, он рывком отодвинул дверь и возник на пороге купе. Остренькое личико пылало жаждой справедливости.
– Что ж получается?! Вместо того, чтобы жучить проводников, они на нас отыграться решили? Да?!
Серые усики ревизора выгнулись дугой, а нос от возмущения вскинулся торчком.
– И до проводников очередь дойдет, не шуми! – крикнул ревизор. – Каждый ответит. Хватит! Распоясались… Выдь-ка за порог!
– Накось! – Счетовод сложил дулю, на удивление крупную для его сухонького кулачка, и сунул под нос изумленному ревизору. – Ты когда-нибудь видел, чтобы на нашей Кедровке билеты продавали, а? Все проводникам платим. У нас и окошко заколотили досками.
– Меня это не касается! – закричал ревизор, отводя в сторону лицо. – Езжай до Сосновки, там и садись в поезд по закону.
– До Сосновки?! А на чем, на ишаке?
– На попутке, как все. Заплатишь штраф, сразу найдешь, на чем… И убери лапу, болван! Я тебя еще за хулиганство привлеку!
Ревизор вскочил и принялся выталкивать счетовода из купе. Тетка завизжала… Счетовод сопротивлялся. Пуговица на воротнике линялой рубашки оторвалась, показывая кусок тельняшки.
– Видал я таких матросов! – басил ревизор. – В коридоре дожидайся своей кары!
– Не пихайся! – взвизгнул счетовод. – Так тебя звездану, своих не узнаешь, пихала!
– Это кого ты звезданешь?! Представителя власти?
– Тебя и звездану! – орал счетовод, цепляясь за каждую загогулину в купе.
– Ну, звездани! Ну! Звездани!
– И звездану!
Скандал набирал обороты.
В коридор повыскакивали пассажиры. Пытаясь выяснить причину такого шума, они еще больше сгущали обстановку. Кто-то пустил слух, что поймали дорожного вора. Это внесло свежую струю в общий гвалт.
– Ах ты, ворюга! – кричал счетоводу каждый, кому удавалось прорваться сквозь заслон.
– Граждане! Успокойтесь, – увещевал Елизар. – Никакой он не ворюга, он – счетовод.
– Счетовод?! – подхватил какой-то пассажир. – У нас тоже был счетовод. Пять лет получил с поражением.
– Он честный счетовод, – поддержал Гайфулла. – Разойдитесь.
Только Серега Войтюк молчал. Он еще не терял надежды уломать Косилку и подавал взглядом знаки теткам, чтобы не раздражали ревизора. Тетки его не понимали, но тем не менее притихли и поглядывали на Серегу с надеждой…
В это время случилось нечто совершенно невероятное.
– Ты что делаешь?! – От волнения Куприян Степанович даже осип. – Понимаешь, что ты делаешь? Под суд захотела, да? – он бросился к Магде. 3 – Так занимался же, Аполлон Николаевич! Честно занимался… Вы когда-нибудь попадали, скажем, в инстанцию, где надо что-то согласовать, что-то утвердить? Разумный, нужный проект утвердить! Из-за этих инстанций я и сбежал. Когда смотрят на тебя чистыми глазами и говорят на белое – черное. Или ничего не говорят – молчат! Умолкают сразу после того, как сойдут с трибуны, где призывали всех творить добро. Я подловил однажды такого оратора после выступления. Подошел и говорю: «Подпишите, завод может остановиться. Вы только что говорили о том, что завод не должен останавливаться!»…Не подписал, подлец. В туалет убежал. И как провалился в унитаз. Я и уволился. Пошел в проводники, сам себе хозяин. А ведь и я не без роду-племени. Отец – известный хирург, мать поет в опере. Вполне обеспеченные люди. Да и я неплохо зарабатывал. А бросил все, ушел под начальство человека, который сам все решает…
В дверях, с разинутыми от удивления ртами, торчали головы почти всех участников перепалки.
– Что делаю? Не видишь? – спокойно произнесла Магда. – Ты накалякал, а я рву.
Куприян Степанович крутил головой, колючие его глаза от испуга округлились. Казалось, его фигура расползается по тесному пространству купе, подобно перебродившему тесту, и вот-вот поглотит Магду своей студенистой массой…
Из-под мышки поднятой для удара руки ревизора в купе протиснулся Елизар.
– Только тронь ее, попробуй! – розовые уши Елизара пылали безрассудной отвагой. – Только попробуй!
– Что тронь, что тронь? – чуть ли не плача выдавил ревизор. – Понимаешь, что она натворила, дура! Как я теперь отвечу? Листы-то подотчетные.
– Ага! Боишься?! – радостно воскликнула Магда – Так я и знала. На испуг хотел нас взять, да? Самозванец ты сегодня, а не ревизор!
– То есть как самозванец? – растерялся Куприян Степанович. Видно, Магда чем-то его сильно задела.
– Покажи свой открытый лист?! По какому такому приказу и графику ты досмотр производишь сегодня? Ну?! Где твой открытый лист?
Вопрос Магды явно застал ревизора врасплох.
– Какое ты имеешь право требовать мой открытый лист?! Кто ты есть?! – взвился Куприян Степанович с белыми от гнева глазами.
– А какое ты имеешь право проводить ревизию без начальника поезда? Или доверенного лица от нашей бригады? Где они?! Ага… То-то. Была бы нормальная ревизия, по закону, вы б не шастали одни со своим дружком… Где он, кстати? А ну-ка давай-ка его сюда, Елизар. Сейчас сдадим их на станции. Думают, если в кармане удостоверение, значит, что хотят, то и делают. Думают, мы законов не знаем…
В обомлевшей толпе, что закупорила дверной проем, произошло движение. И через мгновение Серега Войтюк объявил, что «ассистента» и след простыл.
– Ага! – воскликнула Магда. – Чует лиса, чью куру стянула. Убежал твой напарник, Куприян Степанович, ловчее оказался, – засмеялась Магда. – Эх вы… Ну сняли бы по своей трешке с вагона и отвалили, как всегда. А то вон какой шорох навели. Санитарную книжку подавай, суд буду вершить… Сам себя обхитрил! – злорадно торопилась Магда, пока ревизор возился с плащом, куда-то задевался рукав в теснотище.
– Попомнишь эту встречу, Магда Сергеевна… Железку не объедешь, все равно встретимся, когда при исполнении буду, – бормотал ревизор, тараща глупые и злые глаза. – А то устроила тут купе свиданий. Вон сколько мужиков нагнала.
– За это и по мордасам можно заработать, – всерьез проговорила Магда.
– И пух-перья пощипать, – вставил уязвленный Елизар.
– Ну-ну! – Ревизор не прятал испуга. – Геть с дороги!
Он продрался в коридор и выдернул следом свою сумку…
– Ворон ворона в глаз клюнул! – духовито обронил ершистый счетовод ничего не понимающим теткам. – Есть охота, спасу нет. Всегда – как годовой отчет или неприятности какие – аппетит разыгрывается.
– Коль все обойдется, пойдем накормим тебя, – произнесла гражданка в бигуди. Вторая согласно кивнула и добавила тепло: – Защитник ты наш.
– Ступайте, ступайте! – прикрикнул Серега. – Я сейчас иду.
– Ишь, раскомандовался, – буркнула та, что в бигуди, и пошла вдоль коридора, обтирая широкими бедрами стены.
Следом потянулась и вторая женщина, ухватив за руку, точно ребенка, маленького счетовода…
Стоящие в дверях купе пассажиры глядели с подозрением им в след – так всегда смотрят на безбилетников те, кто имеет законный билет. Толком не зная, в чем дело, они, по гаденькой людской манере, вполголоса обсуждали эту троицу. Кто-то ж должен быть виноват, если вагон чуть ли не полчаса ходуном ходил от криков.
А в служебном купе на полке рядком, точно птицы на заборе, расселись проводники.
– Что, может, споем, Елизарушка? – воскликнула Магда.
– Всыпет он тебе за это, – уныло обронил Елизар. – Злопамятный, сволочь.
– Как бы я ему не всыпала. Рыльце-то в пуху, – Магда еще не отошла от всех треволнений. – За такое браконьерство знаешь что ревизорам бывает? Под суд могут отдать…
Они молчали несколько минут, подчиняясь сильному раскачиванию вагона.
– Извини, Магда, – проговорил Серега. – Нехорошо вышло со мной, извини…
– Ладно тебе, – великодушно ответила Магда. – Бывает…
Серега широко и радостно улыбнулся: прощен, прощен. Просунул длинные руки между коленями и пощелкал пальцами.
– Одного не пойму, – Серега все улыбался широким лицом. – Если они капусту решили пощипать, то к чему такое рвение показывать? Акты, протоколы. Точно голую зарплату отрабатывают. Не сходится что-то…
– Вот и я думаю, – согласился Елизар. – Что-то, видно, стряслось.
Гайфулла снял широкую кепку и провел ладонью по влажным волосам.
– Всем хорошо, одному Гайфулле плохо, – сказал он печально. – Гайфулле всегда плохо. Букса загорелась, час простояли – Гайфулле нагоняй. Теперь акт на стол положат – Гайфуллу на месяц в охрану вагонов сошлют. А самый сезон…
– Заладил… – прервала Магда. – Гайфулла, Гайфулла… Вот твой акт, держи! – Магда достала из-за пазухи кителя лист бумаги. – Скажи спасибо тому придурку-счетоводу, внимание Косилки отвлек, я и стянула твой акт вместе с протоколом. Семь бед – один ответ!
Она смеялась, откидывая за плечо густые волосы, вздернув уголки тонких губ. Громко и открыто.
В глазах Гайфуллы метались черные искорки восторга, а на кончике носа набухла капля пота. Он прижимал к груди смуглые ладони и цедил какие-то не связанные между собой благодарные слова. И не было сейчас человека счастливей…
Светлячки фонарей веснушками усыпали черное зеркало ночного стекла. Поезд сбросил скорость.
– Сосновка? – проговорила Магда.
– Вроде она, – согласился Елизар. – Айда станцию встречать.
Поезд притормаживал…
Начальник поезда Аполлон Николаевич Кацетадзе передал сведения дежурному по станции Сосновка и вернулся в штабное купе.
До отправления оставалось несколько минут. Швырнув фуражку в угол, он достал из холодильника бутылку пива, занес горлышком под столик, нащупал пальцами открывалку и ловким движением откупорил бутылку. Пиво оказалось теплым, не успело остудиться, такое лучше пить «из горла»: кажется более прохладным… Аполлон вспомнил о балыке домашнего засола, которым снабдила его в дорогу Алина. Что-что, а рыбу Алина засаливать умела, ничего не скажешь. Балык, не в пример пиву, оказался просто ледяным, в морозильнике хранился. С усилием расправив вощеную бумагу, Аполлон отрезал кусок рыбы, достал банку маринованных огурцов…
Вагон вздрогнул. Скрипнули колеса. Что-то резко громыхнуло под полом… Аполлон вслушался. Вероятно, на шпалах валялась какая-нибудь железяка, на этой Сосновке вечно беспорядок, начальник станции тюфяк. Ночью еще куда ни шло, темень многое скрывает, а днем, точно въезжаешь на свалку. Дохозяйничаются когда-нибудь до аварии…
За окном к хвосту поезда медленно текла ярко освещенная платформа, неся на своем мокром асфальте людей, киоски, тумбы. Проплыла прозрачная витрина парикмахерской с мастером в докторском халате. Потом потянулось кафе, где в стеклянном капкане томились люди с подносами в руках. Бювет с горячей и холодной водой. Багажное отделение с тележками, уставленными коробками. Лестница, ведущая на мост… Все! Вокзал иссяк, подставляя взгляду панораму обсиженного тусклыми огоньками городка. Когда-то это был довольно бойкий городок, но с тех пор, как поблизости открыли нефть, обезлюдел, захирел…
За время своих поездок Аполлон так изучил населенные пункты по пути следования, что, казалось, сам прожил в них годы. А пассажиры! Всю подноготную вывернут: что выпускает промышленность и почем на рынке мясо… А что касается городских должностных лиц – председателя исполкома или, скажем, главного судьи и начальника милиции, – так их портреты Аполлон запросто мог воссоздать со слов пассажиров. Кого в цветном, а кого только в черно-белом изображении.
Аполлон задернул занавеску и взял со стола бутылку. Но пить расхотелось. Поискал глазами металлическую нашлепку, подобрал ее и прикрыл бутылку. Вложил в сумку сверток с балыком, бутылку, банку с какой-то тушенкой, яркую коробку чешских конфет Надел фуражку, оправил китель, мельком взглянул на себя в зеркало и вышел из купе, замкнув дверь.
В служебном отделении Судейкин пересчитывал одеяла, они горкой высились на средней полке. Проводники-новички могут спокойно отнестись к тому, что у вагона недосчитаются колеса, но нехватка одеяла или затрепанного полотенца вгоняет их в жуткую панику. Оттопыренными пальцами, словно измерителем, Судейкин перебирал уголки одеял. Аполлон прошел мимо.
В вагоне было чисто. Ветерок выгибал крахмальные занавески, свежил воздух.
Тамбур встретил Аполлона лязгом и грохотом. Но площадки пригнаны аккуратно, хоть это и не забота проводника. Чувствовалось, что и следующий вагон оставит хорошее впечатление…
– Что вяжешь, тетя Валя? – сунулся Аполлон в служебное купе.
Тетя Валя едва умещала на полке свой пухлый зад. Вытянутые толстые ноги грелись в опрятных чувяках. И вся тетя Валя лучилась домашним несуетливым уютом. Аполлон не представлял бригады без тети Вали.
– Что вяжу? Что получится, Аполлоша. – С глазу на глаз тетя Валя всегда обращалась к начальнику ласкательно и на «ты». Столько лет вместе работают. – Небось к Магде скачешь? – добавила она, не прекращая гонять спицы. – Хочешь посидеть в дамском обществе?
Аполлон смутился.
– Вечерний обход совершаю, – торопливо ответил Аполлон.
– А в сумке что?! – невзначай обронила тетя Валя.
– Твое какое дело? Вяжет, понимаешь. Смотри, спицами вагон не проткни, – у Аполлона появился грузинский акцент.
– Вагону ничего не будет, – спокойно ответила тетя Валя. – А Елизар и впрямь тебя чем-нибудь проткнет, – она посмотрела на Аполлона долгим взглядом. – Оставь ты ее, Аполлоша. Любит ее Елизар. И она его любит. Не мешай им. Не доводи до беды…
Аполлон покраснел. Этого еще не хватало – так открыто, без всяких хитростей…
– О чем говоришь, тетя Валя?! Я начальник поезда, совершаю вечерний обход, – Аполлон засмеялся коротким смехом. – В конце концов, я женатый человек, понимаешь?! Сидит, вяжет себе, – не договорив, он заторопился по коридору.
Не задерживая ни на чем внимания, он миновал несколько вагонов. Мелькали растерянные лица проводников, Аполлон знал причину их растерянности. Никто из них не мог понять поведения начальника поезда в той истории с ревизором. Вслух пока не роптали, но между собой наверняка не раз промывали косточки своему капитану… А может быть, Аполлону только кажется, что у них растерянные лица, на самом деле просто любопытство снедает. Знают, куда направляет свои стопы начальник поезда с пластмассовой сумкой в руках. И Аполлон чувствовал, как под их взглядами сумка начинает тяжелеть, оттягивать руку. А может быть, Аполлон идет в вагон-ресторан, купить что-нибудь к ужину?
В тамбуре вагона-ресторана сидел паренек и чистил картошку. Вокруг огромной кастрюли валялась шелуха. Мокрыми руками он поправлял галстук, что выпадал из отворота курточки.
– Тебя где такого подобрали? – спросил Аполлон.
– В Сосновке, – охотно ответил паренек.
– И куда едешь?
– До сотого километра, к папе, – паренек закинул через плечо клетчатый галстук и поднял глаза на Аполлона. Признав в нем важную птицу, паренек испугался. – Ножик тупой, плохо режет, невпопад пробормотал он.
– Требуй острый. Раз тебя наняли, пусть и инструментом обеспечат.
– Тут потребуешь, – усмехнулся паренек. – Живо ссадят…
Пройдя узким коридорчиком в салон ресторана, Аполлон тотчас увидел директора Зинаиду. В желтом взъерошенном парике Зинаида напоминала растрепанную хризантему.
