Текст книги "Парадигматик"

Автор книги: Илья Кузьминов

– А что же будет, если вы придете в испачканном галстуке?

– Это будет катастрофа, катастрофа, – возвысил голос он и, видимо, чтобы убедить меня в катастрофичности последствий, дважды высоко поднял брови, наморщил лоб и даже негромко стукнул ладонью по столу. – Тогда вы перестанете быть человеком-без-вопросов. А раз к вам появятся вопросы, то вам придется идти отвечать на них, на одни и те же много раз, «да» и «нет», и подписывать бумаги. Придется платить значительные суммы частным лицам, в неформальном порядке. Придется… да что я объясняю вам! Лучше, приведу пример. Три моих знакомых недавно изгваздались и попались на глаза другим важным людям в таком вот виде. В результате они были вынуждены… хм… – он прижал палец к губам, свел брови и устремил взгляд куда-то вверх, – договариваться с одним моим сутулым другом о том, чтобы тот организовал им встречу с неким большим боссом, решающим подобные проблемы… – закончил он свою фразу и расслабил лицо.

– Что вы говорите? – ровно произнес я. – Я видел этих троих. Один мой незнакомец намекнул мне, что они просто выпендривались, не зная, на что потратить деньги, и больше ничего.

Начавший было улыбаться каким-то своим соображениям успешный бизнесмен после моих слов на несколько мгновений стал предельно серьезным и пристально смотрел мне в глаза, сощурив левое веко. Видимо, он хотел что-то сказать, по крайней мере подался вперед и шевельнул губами. Но, не начав говорить, он перебил сам себя:

– И снова я вижу, мой друг, что вы чрезвычайно далеки от бизнеса. Запомните! Бизнесмены – я имею в виду настоящих бизнесменов, а не жалких лавочников с оборотом до пятисот миллионов евро – так вот, настоящие бизнесмены никогда не выпендриваются, никогда.

Как будто обидевшись, он перестал меня замечать и принялся было ковырять свой бифштекс, но я задал свой следующий вопрос:

– Если чистота галстука так важна, то почему же вы так любите белые галстуки? Например, на темно-синем галстуке в клеточку, даже если вы его слегка испачкаете жиром, этой грязи не будет заметно. А белый… любая пылинка, любая микроскопическая капелька, и вот уже все видят, что у вас грязный галстук.

– Дорогой друг, вы не публичный человек. Это сразу видно. Если кто-то имеет отношение к крупному бизнесу, то небольшое пятнышко на галстуке любого цвета будет рано или поздно замечено. Своим же белым галстуком я как бы говорю людям, с которыми веду дела: «Смотрите! Я даже мысли не допускаю о том, что могу испачкать галстук! Это просто невозможно! Мой галстук идеально чистый и всегда таким будет. Многие могут мне позавидовать». Понимаете?

– Вполне. И что же они вам отвечают на ваш манифест?

– Они восхищенно хватают себя за щеки и визжат: «Ах, невероятно! Вы, Павел Панфнутьевич, оказывается, строгий вегетарианец! Какая нужна сила воли, какая самодисциплина! Вы удивительнейший человек!»

– Однако меня-то вы своим галстуком не введете в заблуждение. − Вы понимаете это? Я же вижу сквозь шелковую ткань. У меня такая работа.

– А я и не скрываюсь перед вами. Одно из правил выживания гласит: ужинай в свое удовольствие в компании одних людей, а дела веди с другими.

Сказав это, он, кажется, потерял ко мне интерес и сосредоточился на остывающем бифштексе. «Когда же кончится эта его проклятая котлета?!», – подумал я, откидываясь в кресло и готовясь к…

…Они все спали вповалку на дощатом полу. Пятьдесят человек в небольшом подвале с низким потолком и единственным окном с решеткой, встав у которого, можно было глотнуть немного свежего воздуха.

В шесть утра металлическая дверь открывалась, и два человека в масках с автоматами в руках входили и пинали их ногами, чтобы разбудить. Они были так измождены, что разбудить их криками было невозможно. Они были так измождены уже много лет и не представляли себя другого состояния.

Послушно они выходили из подвала, один за другим, и по коридору с бетонными стенами двигались в другой подвал, посреди которого стояло несколько котлов, источавших вонь. Люди с автоматами оставались у выхода, а они бросались к котлам и, отталкивая друг друга локтями, обжигаясь о металл, зачерпывали руками и пихали в рот содержимое котлов.

Через двадцать минут выходили крепкие повара и, орудуя металлическими дубинками, отгоняли их от котлов обратно в коридор. Отсюда их гнали в третий подвал, с таким же низким потолком и такой же душный, где, к тому же висел в воздухе запах спирта, ацетона, пороха и металлической стружки.

Их приковывали к станкам наручниками, рефлекторно они начинали работать. Брали стальной лист, распиливали его на восемь прямоугольников, помещали каждый прямоугольник по очереди в отверстие, нажимали кнопку и вынимали с другой стороны цилиндрик; вставляли цилиндрики в следующий станок и резко, как можно резче, опускали рычаг, приштамповывая к цилиндрам донышки. Получившиеся заготовки ссыпались в ящики, и за этими ящиками каждый час приходили такие же, как они, чтобы унести куда-то.

Если кто-то засыпал, его били плетью или дубинкой, а иногда прикладом автомата. Если он все равно засыпал, ему давали понюхать какой-то желтоватый порошок, и он после этого начинал работать очень хорошо.

Первые два часа всегда было тяжело, но потом время как будто переставало существовать, и вечером ждала награда. Если получится растолкать других локтями, достанется, возможно, что-то не совсем отвратительное из котла, и если успеть наестся и отползти, то повара не будут бить.

Вдруг что-то произошло. Что-то непонятное. Один человек, работавший за станком, вдруг встал. В следующий миг раздалось два хлопка. И двое в масках с автоматами, стоявшие у входа, упали. Было непонятно, что теперь нужно делать: продолжать работу или нет? Человек сказал громко, показав рукой на одного из них, сидевшего ближе всего к упавшим охранниками:

– Дай мне его автомат! Возьми его автомат и кинь мне! Возьми ав-то-мат! Возьми!!! – говорил он все громче и сорвался наконец на истеричный крик: – Что вы сидите!? Мы станем свободными! Они – бандиты. Они нас держат в рабстве. Мы убьем их и убежим! Закон с нами! Закон! Нет!!!

В дверь вбежали еще два человека в масках с автоматами и пустили короткую очередь поверх голов.

Вставший и кричавший, упал на колени, прижался лицом к полу и вопил теперь: «Нет! Нет! Нет!». Странно, ведь его не задело пулей…

 
Остальные сидевшие в зале опустили головы и продолжили работать.
Люди в масках неторопливо подошли к стоящему на коленях и так же неторопливо стали бить. На фоне скрежета и лязга от резки и штамповки металла, глухие удары почти не были слышны. Вскоре он перестал кричать…
Один человек в маске распрямился и вытер руки о куртку. Другой поднял избитого одной рукой, держа его за волосы на затылке, и ударил каблуком по спине, прямо в позвоночник чуть ниже шеи.
Я содрогнулся от хруста…
…Успешный бизнесмен поднес салфетку к губам, прикрыл на миг рот ладонью. Положил салфетку на пустую тарелку, поверх нее – крест-накрест – вилку с ножом и добродушно, во весь рот, улыбнулся, обнажив ряд идеально ровных белых зубов.
 

– Надо же, – удивленно заметил он. – Маленькая косточка попалась. Вы представляете? Какая досада, до-са-да… – впал он в задумчивость, но вдруг воскликнул. – Впрочем, это даже хорошо, да, это хорошо. Я разгрыз ее, и мне понравилось. Буду в следующий раз просить специально пожарить с маленькой незаметной косточкой. Это придает ужину пикантность, вы не находите?

Он допил вино в два глотка, откинулся в кресле, соединил подушечки пальцев и смотрел на меня сквозь эту решетку с выражением удивительно по-детски открытым и добрым.

 
Я заговорил:
 

– Вы, наконец, доели свой бифштекс. Я понаблюдал за вами, и мне вот кажется, что вы можете с такой же добродушной улыбкой съесть младенца живьем.

– Ну что вы, что вы… – протянул он смущенно, опустил глаза и порозовел.

– Вы насытились, надеюсь, так что теперь давайте поговорим о том, зачем я пришел, − и в этот самый момент мне пришло в голову, что следует говорить. − Я признаюсь вам честно, ваши гастрономические изыски наносят порядочный вред моему делу, моей работе. Вы много лишнего съели в своей жизни. Я прошу вас больше не есть бифштексы, ромштексы, стейки, ростбифы и любое другое мясо.

Он продолжал смотреть на меня даже с какой-то наивностью и рассмеялся добродушно:

– Что же мне тогда есть, дорогой друг?

– Например, продукты из сои. Они лучше усваиваются и полезны. Вы должны это знать, у вас же свой соевый бизнес…

– Хм… не вполне соевый, не вполне… мало вы знаете… про сою.

– Что ж, тогда попробуйте питаться фруктами и овощными салатами. Чтобы избежать нехватки белка, добавляйте в салаты брынзу и ешьте кедровые орешки, пейте козье молоко.

Он молча, не моргая, смотрел на меня, улыбка застыла восковой маской на его лице, и даже ресницы не подергивались.

– Нет, что вы, что вы!.. Конечно же, нет! – наконец воскликнул он и щелкнул пальцами.

К нему подошел все тот же официант с горбатым носом и маленьким шрамом над бровью, учтиво наклонился.

– Пожалуйста, еще один бифштекс. Все, – попросил он, не отрывая от меня ясного взгляда.

– Да, – ответил тихо официант, внимательно посмотрел на меня и удалился, немного сутулясь.

Он что-то тихо шепнул, когда смотрел на меня, или мне показалось? Официант…

– Я все думаю, сидя сейчас перед вами, почему же вы такой… такой, – произнес я после долгой паузы. – И, кажется, я кое-что понял относительно вас. У меня появился вопрос.

– Что ж, это интересно, задавайте ваш вопрос.

– Вы никогда не прибегали к услугам торговца оружием?

Его глаза на миг широко распахнулись и снова спрятались в узких щелках между век.

– Торговцев оружием… ну, дружок, такие вопросы напрямую не задают, но… – он направил на меня указательный палец и подмигнул мне. – Но между нами по дружбе я вам скажу, что прибегал в своей жизни к услугам интересным и разнообразным, да, прибегал, бывало. И никто не убегал, – он позволил себе английскую ироничную улыбку.

– Нет, вы не поняли меня. Я говорю об одном совершенно конкретном торговце оружием, – медленно проговорил я.

– А-ах! – воскликнул он. – Вот вы о чем… по-няя-тно…

– Что вы у него купили?

– А вы с ним встречались? Он вам что-то предлагал… и что же?

– Ответьте на мой вопрос для начала, потом уже я отвечу на ваш.

– Хорошо, мой воинственный друг, хорошо. Как пожелаете. Но я вас огорчу. Связь прямо противоположная. Впрочем, вы обладает замечательной интуицией. У торговца… оружием, как вы сказали, действительно есть кое-что общее со мной… В частности, у него такая же манера ведения дел, как у меня. С некоторых пор стала такой же.

– Вы хотите сказать, что не покупали у него оружия, а что он, скорее, что-то покупал у вас?

– Ну, что кто покупает у меня – это исключительно внутренние вопросы моего бизнеса. А вот я, признаюсь вам, пользовался услугами его, – бизнесмен сделал на этом слове очень мощное ударение, – предшественника в свое время, – он замолчал и стал поднимать и опускать брови. Потом задумчиво добавил: – Да, предшественника. Предшественники – очень интересный вопрос, знаете ли, – прикрыв глаза, он улыбался довольным сытым котом. На миг он приоткрыл один глаз и хитро глянул на меня. – Теперь ваша очередь.

– Я ничего не купил у него, – произнес я отчетливо, выводя каждый звук в каждом слове, произнес я. – Я даже не узнал его расценки. Так что у меня к вам есть еще один вопрос. Дорого вы заплатили за товар его предшественника? – я повторил его интонацию на этих словах.

– Дорого? Вы спрашиваете, дорого?! – прокричал бизнесмен и стал безудержно смеяться. Он смеялся страстно, самозабвенно, мощно, смеялся, позабыв обо всем на свете, смеялся до полного изнеможения. Иногда он пытался начать что-то говорить, но сквозь хохот прорывались только отдельные звуки, вроде «вы…» или «неуже…». Они, подобно морскому рифу во время бури, на мгновение поднимались над волнами и пеной и снова исчезали в пучине. Он заливисто смеялся, смеялся так, что у него тряслись и прыгали щеки, смеялся без остановки еще несколько минут, так что побагровело не только его лицо, но шея и даже кисти рук.

 
Наконец, он с трудом выдавил из себя:
 

– Хотите взять в долг?.. Кредиту, к сожалению, не подлежит, – и лишь только закончил свою фразу, продолжил смеяться еще безудержнее.

– Я ухожу, – сказал я, отодвигая кресло.

Успешный бизнесмен по инерции продолжал смеяться. Я встал, обошел столик и направился к выходу.

 
Он заскрипел креслом и просипел:
 

– До встречи.

– Мы вряд ли встретимся, – обернулся я.

Он сидел ко мне вполоборота, положив локоть на стол, и утирал белоснежным платком слезы.

– Вы явно не хотите пожелать мне удачи. А вот я желаю вам удачи от всей души!

– У вас ее… – я запнулся. – Я не буду желать вам удачи. И не приму ваше пожелание. Оно не имеет источника − вот цена вашего смеха. Могу только дать вам совет, бизнесмен: будьте аккуратнее с вашими гастрономическими экспериментами. Рыба может заглотать наживку, предвкушая удовольствие от пиршества. А рыболов может поймать себя на свою удочку, стоит лишь зацепиться крючку за его портки сзади. Не укусите себя однажды за хвост.

Я не стал наблюдать его выражение лица теперь. Просто развернулся и пошел к выходу.

 
Неожиданно передо мной вырос сутулящийся официант и сказал:
 

– У вас, кажется, проблема с коленкой. Прямо сейчас.

Через секунду я понял, что мое сердце пропустило удар. Публика испуганно оглянулась на мой крик. Я увидел, что официант уже в трех метрах от меня, хотя только что был в метре.

Все было нормально. Я был в ресторане. Все было нормально. В центре города, в ресторане, далеко от парка и деревянной застройки на его окраине. Далеко. Все нормально.

Огромным усилием воли я заставил себя посмотреть на коленку. К джинсам пристала коричневая тополиная почка. Я отцепил почку и заметил, что на ткани остался желтоватый след. «Попробую отстирать», – подумал я. Держа тополиную почку за острые концы подушечками трясущихся пальцев, я приблизился к официанту. Я вложил почку в ладонь сутулого шутника и, сквозь оглушительный стук крови в висках, сказал, стараясь держать спокойный и почтительный тон:

– В качестве благодарности за вашу наблюдательность, вот вам… в чай, для аромата.

 
Лицо официанта приобрело серый цвет, он сжал губы и процедил:
 

– Благодарю.

На ватных ногах я вышел из ресторана. Оглядевшись, я, к своему облегчению, нигде не обнаружил человека, припадающего на одну ногу. Сердце уже билось ровно. Потихоньку я успокоился и посмотрел на часы.

Еще не было одиннадцати вечера, а встречи подошли к концу. Можно было никуда не торопиться…

Механических дел мастер

…и спокойно прогуляться по вечерней Москве. Но я чувствовал, что прогулка не принесет мне удовольствия. Отвратительная выходка официанта в связи с моей коленкой, и еще этот припадающий на ногу человек на улице… И момент на Фили, в кофейне, когда мне померещилось, что передо мной за столиком сидит полуразложившийся мертвец с собачьей головой, а не стареющий человек в сером плаще. А потом в фургоне среди оружейных ящиков мысль, что я вовсе не в фургоне, а уже в домике!

У меня шалили нервы. Мне даже было зябко и беспокойно идти от ресторана к ближайшей станции метро. Я постоянно оглядывался…

Так не хотелось возвращаться домой, тем более что я не решил еще, где моя квартира сегодня…

И я, продолжая парад кофеен, подобно недавнему параду чемоданов, устроенному в уютном дубовом парке одним из подопечных творцов, отправился в мою любимую, что между торговым центром над «Новослободской», где недавно у меня состоялась рабочая встреча с двумя любительницами добрачных игр, между этим торговым центром с игровыми автоматами «Зловещие зомби» и спорткомплексом «Олимпийский».

Потянув на себя тяжелую из дымчатого стекла дверь, сделав несколько шагов по низким из серого мрамора ступеням в глубину, я окинул взглядом выполненный в темно-красных тонах зал с высоким потолком. С противоположной стены смотрела на меня рубинового цвета глазами лепная бычья голова.

Сев за столиком под лепной бычьей головой, я заглянул в бумажник, пересчитал все сотни и полсотни… Было немного, хватит на большой стакан свежевыжатого сока и салат «Цезарь». Я выбрал себе сельдереевый сок. Это решение меня самого удивило и немного испугало. Милая низкорослая веснушчатая девушка приняла заказ и ускакала. Я посмотрел на часы… Долго я добирался. Было уже двенадцать. Это значило, что мой дом сегодня будет где-то здесь недалеко, потому что на такси денег не оставалось, а время было позднее, метро скоро закроется.

– Почему бы вам просто не купить себе машину, дорогой друг? – задумчиво обратилась ко мне лепная бычья голова и повертела своими рубиновыми глазами, мне было приятно вновь услышать ее бархатистый профессорский голос.

– Видите ли, уважаемая! Дело в том, что дорожные знаки чрезвычайно однообразны. Это не те знаки, что можно обнаружить, глядя на двух кошек, сцепившихся из-за селедочного хвоста рядом с мусорными баками, не те символы, которые проступают сквозь плоть города, когда видишь лысеющего тридцатилетнего рыбака прохладным мартовским днем… рыбак забрасывает купленную в зоомагазине наживку – мотыля – в мелкий пруд с забетонированными берегами посреди сквера и неподвижно смотрит на поплавок, почти полностью теряющийся в крупной водной ряби. Когда едешь на автомобиле, твой мир сужается до полос, обгонов, поворотов, светофоров, знаков и места для парковки. А когда гуляешь на своих двоих, мир твоих фантазий и догадок расширяется в высоту до небес и в ширину далеко-далеко, сквозь дома, кварталы и районы до самых отдаленных Люберецких закоулков с неугомонной шпаной. К тому же, уважаемая лепная бычья голова, как же я узнаю, что следующая станция – Доходная Грядка и что побирающийся нищий может исполчиться против бомжа, мирно посапывающего на крайнем сиденье в вагоне, к тому же интеллигентно поджавшего ноги? Исполчиться, накричать, пнуть костылем под ребра и вытолкать из вагона, а потом идти побираться дальше, прося ради Христа. Короче, уважаемая голова с рубиновыми глазами, вы задаете такие вопросы, как если бы я спросил вас: «А почему вы продолжаете висеть на этой стене и не пойдете прогуляться по городу?»

Но лепная бычья голова ничего не ответила. Она смотрела на тонущий во мраке зал пустыми темно-красными глазами и не шевелилась.

Сельдереевый сок на удивление показался мне очень вкусным. Теперь я знал, что же это за траву добавляла бабушка в салаты на даче, когда я был маленьким ребенком… А вот «Цезарь» меня разочаровал. По ошибке, там оказался кусочек соленой семги; это само по себе оставалось бы забавно, не более. Но я наткнулся на пару коварных рыбьих костей и чуть было не поранил себе горло. Аккуратно отложив косточки на край тарелки, я собирался было позвать официантку и сделать замечание, но меня отвлекла фраза, которая донеслась от соседнего столика:

–…ну ничего особенного. Лучше бы с нами посидел, интересно бы время провел, пообщались бы.

 
Продолжение оказалось незнакомым:
– А пойдем сегодня ночью поторчим в «Крысьем хвосте». Их заодно позовем! Классно проведем время.
– У тебя кто-то из друзей на машине сегодня?
 

– Да нет.

– Так что, нам всю ночь там до открытия метро сидеть?.. Не катит!

– Да, не катит. Хотя «Крысий хвост» − классный клубак.

– Ага.

Удивительно – рядом со мной, сдвинув два стола, опять сидели студенты. После того, как они решили не торчать в «Крысьем хвосте», их разговор снова приобрел знакомые очертания:

– Скоро сессия. Что делать – прямо даже не знаю.

– Да, могут выгнать. А меня так замучил этот козел, филолог. Ну что с ним делать?

– Ага, точно.

– Да.

– А Санек завтра будет ему третий раз пересдавать, бедный.

– А давайте Саню к нам позовем. Он тут рядом живет.

– Давайте.

Речь прервалась, началось попискивание и шебуршание. Двое из компании нагнулись и теперь искали мобильные в сумках под столом.

 
«Неужели снова они?» – преисполнился я ужаса!
Но тут девушка в красной футболке и со множеством фенечек на запястье громко сказала:
 

– Да у него же деньги на мобильном закончились!

А девочка в полосатой черно-белой тонкой кофточке и в вязаной желтой шапочке не стала ничего добавлять и промолчала, а молодой человек, который должен был бы иметь привычку странно смотреть на всех, имел другую привычку – барабанить ладонями по столу или, в крайнем случае, по своим ляжкам.

Я понял, что передо мной другая студенческая компания. Хотел было отвлечься и вспомнить, чего же я собирался сделать, прежде чем услышал их разговор, но мое внимание привлекла одна интересная деталь.

Студенты почему-то сидели очень напряженно, выпрямив спины. Ни один не облокачивался на спинку стула.

Боковым зрением я заметил, что мимо столика проходит официантка, и тут же вспомнил: рыбьи кости. Я обратился к ней, поворачиваясь:

– Девушка, не могли бы вы…

Но оказалось вдруг, что передо мной седой чрезвычайно сутулый старик в костюме, белой рубашке и бабочке. Он остановился и молча смотрел на меня усталыми глазами.

– Видите ли… – начал я, посмотрев на свою тарелку.

– Ах, да! – встрепенулся он. – Это вам не нужно, будьте уверены и спокойны. Я заберу это. Он снял двумя пальцами рыбьи кости с края тарелки и молча пошел дальше, погружаясь в непроницаемый мрак.

Тусклые рубиновые глаза лепной бычьей головы запылали пурпуром и тотчас погасли, в бордовом отблеске, на мгновение разрезавшем тьму, я заметил шевеление у входа… кажется, дверь в кофейню слега приоткрылась, и низкорослое существо прошмыгнуло внутрь. У меня пересохло в горле, я судорожно стал шарить по столу, пока не схватил нож.

 
А зачем? Зачем? Я забыл…
Ах, да! Не заходит ли официант ко мне со спины?! Кажется, так. Я обернулся…
Приглушенный свет настенных ламп освещал низкую и хрупкую фигуру официантки, внимательно слушавшей заказ двух тридцатилетних мужчин с небольшими острыми бородками, один из которых был совершенно лыс, а другой – с волосами до плеч и в темных очках.
Это неверный свет играет со мной шутки или в самом деле у нее бугрится блузка на спине, как будто под блузкой спрятан плюшевый медведь?
 

–…тогда накирялись у него на даче, и Русланише утопил свой мобильный в унитазе!

– Ха-ха-ха!

– Прикольно!

– Ага.

Нет, явно не свет играл со мной. У студентов тоже бугрились спины. Вот почему они старались не прислоняться к спинкам! Но что с ними?

Я решительно встал и подошел к девушке в красной футболке. Она была среди них главная, и значит репрезентативно отражала состояние всех остальных. Исследовать нужно было ее. Подняв ее футболку, я обнаружил, что из ее спины чуть ниже застежек лифчика торчит железный штырек толщиной с два пальца, оканчивающийся плоским толстым кольцом, размером со средний бублик.

Девушка совершенно не обратила внимания на то, что я задрал ее футболку, и продолжала говорить:

– …а потом к нам пристали два курсанта, и мы не знали что сказать, но тут Леха возвращается из ларька с пачкой сигарет и говорит им…

Я, тем временем, наблюдал за металлическим кольцом. Оно медленно крутилось против часовой стрелки, издавая мерное пощелкивание. «Вероятно, в южном полушарии оно вращалось бы по часовой стрелке», – подумалось мне.

Как я раньше не слышал этого пощелкивания? Очень своеобразный звук. Вот он и справа, и слева, и дальше, и дальше в зале… сливается в сплошной стрекот, как на швейной фабрике. Я отправился к столику, за которым сидел толстый мужчина и агрессивно курил, листая журнал об автомобилях. Когда я приблизился, он как раз вдавил очередной, уже десятый или пятнадцатый, окурок в пепельницу и нервно сказал просто в воздух:

– Замените мне, наконец, пепельницу! Сколько можно?! – расковырял новую пачку и жадно закурил.

Мужчина очень смешно скособочился на стуле, чтобы опереться о спинку плечом. Пиджак на его спине бугрился. Приподняв его, я потрогал рубашку и тоже нащупал металлическое кольцо.

 
Подойдя к другому столику, я….
…Они все были с этим вращающимися кольцами, торчащими из спины!
Я стоял посередине зала под пристальным взглядом бычьей головы и бессмысленно водил глазами, останавливаясь то на одной бугрящейся спине, то на другой, стоял уже, по-видимому, довольно долго, когда интересные слова донеслись до меня:
 

– Ты говоришь о функциях последовательно соединяемых языковых элементов… я понял… Ты путаешь!

– Я не путаю, ты читал Соссюра? Это называется синтагматическими отношениями.

– Не учи меня, я знаком с дескриптивной лингвистикой, и с дистрибутивным анализом тоже…

Двое остробородых мужчин разговаривали увлеченно и живо. Их-то я обошел стороной! Позабыв о металлических кольцах, я подошел поближе, послушать интересный разговор:

– В таком случае, ты должен хорошо разбираться в проблеме сочетаемости элементов языка, однако ты…

– Говорю же тебе, ты путаешь. Я все это знаю, что ты говоришь, но в этом тексте случай особенный. Надо говорить о парадигматических отношениях и структурах, а не о синтагматических! – уверенно произнес лысый.

Длинноволосый оппонент замер на секунду, потом откинулся на спинку кресла, положил голову на мягкий валик и несильно обхватил пальцами подлокотники. Лысый, довольный, по-видимому, результатом разговора, расправил плечи, и поерзал в своем кресле, устраиваясь удобнее.

Они спокойно облокачивались! Прижимались спинами! У них не было металлических колец!

– Действительно… – протянул длинноволосый. – Значит, мы рассматриваем диалог не как последовательность фраз, которые закономерно сменяют друг друга!.. Ты прав… Мы…

– Да, мы считаем каждую фразу самостоятельной альтернативой любой другой из фраз. Мы как бы заглядываем в голову человеку, выбирающему, какую же фразу произнести. Он не может реально объединить их все в акте речи.

– И эти фразы, которые вертятся у него в голове, если их выстроить в определенную последовательность, создадут видимость вполне нормального диалога двух людей со своим началом, разрешением и затуханием! – понимающе закивал длинноволосый.

Они тоже не замечали меня, как и все остальные в этом кафе с какого-то момента. Я посмотрел на лепную бычью голову. Она безучастно таращилась в темноту.

Я взял салат и сок со своего столика, перенес на столик двух остробородых мужчин и, придвинув третий стул, сел слева от них. Теперь я мог утолить голод!

Пока я ходил к своему столику, они, по-видимому, завершили обсуждение парадигматики и синтагматики и перешли к темам, не так похожим на твердые полупрозрачные кристаллы.

–…Июльского? – закончил свой вопрос длинноволосый мужчина, рисуя кружочки на уголке листа; теперь я заметил, что перед ними обоими лежат во множестве листы А4 и ручки; на некоторых листах были отдельные пометки, иные были плотно исписаны, были и чистейшие белые…

– Нет, кто это?

– Наш коллега, великий писатель Июльский. Неужели ты не слышал о нем?

– Нет, а что… он пишет? Где издается?

– Что ты! Здесь другое дело… Он в свое время совершил поступок, достойный настоящего человека без пружинок и шестеренок.

– И какой же? – спросил насмешливо лысый писатель, поразительно умело создав на лице ехидное выражение.

– Уничтожил все свои рукописи и наброски, решив, что никогда не будет больше писать. Потому что все равно не может написать ничего позитивного. Только нытье и пессимизм.

– Разумный поступок. После этого он стал состоятельным владельцем полусотни рыночных лавочек или, возможно, получил второе высшее образование, экономическое, и стал финансовым управляющим на спичечной фабрике… – цинично рассуждал лысый писатель.

– Нет, – удивил его длинноволосый писатель. – Он умер в нищете, одиночестве и безвестности, повесившись на ветке старой ивы в городском парке, зато сколько человеческих жизней он спас, не написав свои гениальные, но черные произведения!

– И что с ним стало после этого?

– После чего?

– После того как он повесился.

– Он умер, разумеется, а что же еще?

– Нет, я имею в виду – что с ним стало после смерти? Он вошел в Царствие Небесное благодаря своей самоотверженности? – побив, кажется, все рекорды мимической трансляции иронии и ехидства, поинтересовался лысый писатель.

– Что ты! Разумеется, нет! Он попал в сюжет одного из своих недописанных романов, главный герой которого сжигает свои рукописи и вешается на ветке старой ивы в парке, и в загробном мире попадает в сюжет своего романа, герой которого…

Лысый писатель начал одобрительно смеяться, его смех набирал обороты неторопливо: легкая улыбка сменилась хмыканьем, перешедшим постепенно в негромкий добродушный смех. Длинноволосый тоже посмеялся немного.

– Неплохо, неплохо. Но об этом ты, кажется, уже написал.

– Нет, что ты, это банально, – ответил длинноволосый.

– А я все думаю, о чем бы нам сегодня написать. Я чувствую, что-то такое или кто-то… – он сделал паузу и посмотрел в мою сторону, однако, не замечая меня; перевел взгляд на бычью голову, которая смущенно потупилась, не выдержав такого пристального внимания; я последовал за его взглядом дальше, и заметил у стойки… мелькнула фигура старого, наверное даже столетнего, ссутулившегося почти до складывания пополам официанта и сразу же растворилась… – присутствует здесь, – продолжил он говорить, – кто поможет нам создать нечто забавное. Как думаешь? – и лысый писатель заложил руки за голову.

– Я тоже чувствую… Атмосфера предрасполагает, – ответил длинноволосый, придвинулся к столику и широко расставил локти на исписанных листах бумаги. – Думаю, можно написать… написать о…

– О человеке в белом галстуке, – шепнул ему я и решил больше не говорить ни слова; этой подсказки было достаточно, ведь я сидел в компании проницательных людей.

–…о… О! – вскричал он. – Представь себе, кофейня… вроде этой, возможно, а лучше более людная и шумная и… светлая. И заходит солидный человек в добротном костюме и в белом галстуке! В белом! Это очень важно, – стал торопливо говорить он, порой глотая окончания слов, и расставил свои локти еще шире.

– Так-так, интересно… И он, видимо, завсегдатай, и его там знают.

– Да, именно! И он делает особенный заказ, и этот заказ имеет секретный характер, с оттенком омерзения… не знаю, что… да! а заказ у него всегда принимает сутулый официант.

– Точно! – вскричал восхищенно лысый, расцепил руки и опустил было их, но сразу поднял и вновь заложил за голову. – Отличная деталь, отличная, только… я подумал, раз он завсегдатай, то его должны замечать и другие завсегдатаи… Двое, что любят сидеть на втором этаже в зале для курящих и посматривать сверху на столики цокольного этажа…

– Да, и о событиях с нашим особенным посетителем читатель узнает из их диалога…

– Да, я как раз об этом. А омерзительное… У меня есть мысль: он заказывает себе человечину, прикрываясь безобидной кодовой фразой, вроде: «каппучино и чего-нибудь сладкого, например, тарелочку джема».

Назад к карточке книги "Парадигматик"