Текст книги "Парадигматик"

Автор книги: Илья Кузьминов

– А ты решил, что раз перестал быть человеком и освоился… здесь, то смерти для тебя не существует? – сказал он, отдышавшись. – Зря надеешься. Впрочем, как я уже сказал, тебе смириться со своей будущей смертью гораздо проще, чем нам, так что смиряйся и попьем пива, – он открыл первую бутылку о вторую, а вторую откупорил зубами.

Я перестал чувствовать свои конечности, перестал слышать любые звуки, кроме голоса Сергея Константиновича, не замечал тепла и холода, запахов… Вдруг спасительная мысль ворвалась в голову, и я сказал:

– Как можно говорить о смерти, если я хожу по парку в любую сторону, даже вверх и вниз, если за мою минуту у иного человека может пройти несколько лет жизни, а при встрече с иным незнакомцем за минуту на часах набегает полтора часа. Если все вокруг может застыть неожиданно, а я буду продолжать двигаться. Если время – это не линия, а вероятностное облако, мне так сказал один незнакомец. А другой сказал, что время намного более сложный вопрос, чем я могу себе представить в самых смелых фантазиях.

– Смерть – тоже гораздо более сложный вопрос, чем ты можешь представить, попробуй рассматривать ее тоже как вероятностное облако, для начала…

– А как понимаете смерть вы при своем безграничном могуществе? – спросил я.

– Послушай, ты так много говоришь о нашем могуществе. Уж не хочешь ли ты попросить у меня частичку моего безграничного могущества? Маленькую частичку, – и Сергей Константинович весело мне подмигнул.

– Ни в коем случае! – испуганно вскрикнул я. – Не предлагайте, я не возьму, даже если меня будут пытать!

– Отчего же так? А Диму, хранителя города, напряг разыскивать могущественного волшебника, чтобы над бедным пёсиком расправу учинить. Чужими руками работаешь, а свои марать не хочешь?

 
Я разозлился:
− Этот ваш… черный плащ, которого Дима нашел, ничего не сделал. Он только паясничал, а потом отпустил собаку на все четыре стороны, и вот теперь…
− Я скажу тебе даже больше, дорогой, − Сергей Константинович хитро подмигнул мне. − Товарищ, которого Дима для тебя сагитировал, находится в тайном сговоре с больной собакой. Видишь, как плохо выходит, когда пытаешь использовать чужое безграничное могущество! Лучше заполучи могущество себе и пользуйся на здоровье, − Сергей Константинович хлебнул пива, подвинул вторую бутылку мне и сказал: − Попей, жажда замучила, небось.
Я отказался от пива, меня посетила дурная мысль, что это в пиве он растворил могущество и хочет впихнуть мне. Еще насторожили слова про жажду, уж больно это было похоже на разговор с аквариумистом. Слова про собаку не удивили меня − что-то в таком духе я уже подозревал.
− Ваше дурацкое могущество, − я старался говорить как можно спокойнее, − погубило моего предшественника, а он был, наверняка, хорошим человеком. За могуществом гонялся этот подлый делец в белом галстуке, на могущество какой-то нюх у домика, который преследует меня теперь.
 

– Ну так возьми могущество, чтобы расправиться с домиком! – сказал Сергей Константинович, иронично улыбаясь.

– Вы сами-то верите в то, что говорите? – я сорвался на крик.

– Вижу, тебя очень беспокоят все эти вопросы, – он пристально посмотрел мне в глаза и постучал пальцем по моему виску.

– Беспокоят! Еще как… да я за этими вопросами и подбежал к вам, когда увидел вас! Это самое важное… Но что-то меня заставило говорить с вами о каких-то глупостях… Странный порыв чувств… Да вы мне стали пудрить мозги, как только я сел, вот что! Откуда иначе такие скачки эмоций, скажите мне! Скажите, ведь вы пудрили мне мозги?!

– Да тебе все, кому не лень, пудрят мозги, – вдруг буркнул Сергей Константинович.

– Что? – ошарашено переспросил я.

– Что-что! Тебе все пудрят мозги, пора бы это уже понять. Ты так озабочен своими подсказками, что, разинув рот, бросаешься на первого попавшегося незнакомца. Разумеется, тебе будут вешать лапшу на уши!

– И вы!?

– И я. Как я могу отказать себе в таком шикарном удовольствии – запудрить тебе мозги.

– Но у меня такая работа, – стал оправдываться я. – Такая работа! Собирать подсказки и передавать дальше.

– Так и называл бы тогда свою работу «лапшеух», а то выдумает умное слово, ходит, козыряет им перед всеми.

Я замолчал и мрачно уставился в серые доски стола со следами чего-то сладкого, и снующими туда-сюда муравьями. Захотелось встать и уйти.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Сергей Константинович и дотянулся до меня, чтобы похлопать по плечу. – Я немного пошутил. Если хочешь, не буду больше шутить. Хочешь?

– Да, хочу. Не шутите, пожалуйста! – попросил я искренне. – Хватит игр. Я просто хочу узнать про моего предшественника, хочу узнать всю историю до конца. И мне больше не о чем будет с вами разговаривать.

– Хорошо, – согласился Сергей Константинович, и лицо его приняло серьезный вид; он даже пиво отодвинул в сторону. – Спрашивай.

 
Я не стал терять времени:
 

– Мой предшественник получил безграничное могущество или только преисполнился убеждением, что его получил? – спросил я и поспешно добавил: – Или что-то третье?

– Он стал думать, что получил его; мне кажется, он свихнулся, – ответил старик.

– Как это произошло?

– Однажды утром мы гуляли с ним по городу, и он сказал: «Сергей Константинович, вы же обладаете абсолютным могуществом, так не могли бы вы поделиться со мной его частью, чтобы я тоже стал безгранично могущественным?» Я ответил: «Мог бы», он сказал: «Вы это сделаете?», а я спросил: «Чувствуете, как безграничное могущество наполняет все ваше тело, пропитывает вас, как вы можете отслеживать орбиты далеких звезд и электронов вашего тела, как вы можете заглянуть в будущее, как вы можете уничтожить вселенную одним щелчком пальцев?» Признаться, я шутил, я же всё время шутил, но ваш предшественник закричал восторженно: «Да, я чувствую, чувствую». После этого мы долго шли молча. Потом я устал идти и сел на асфальт около метро…

– То есть вы его обманули! Заставили думать, что он стал могущественным, а на самом деле ничего не дали ему.

– Дали-не-дали! Ну ты и рассуждаешь, а еще смеешь подсказки раздавать! – возмутился Сергей Константинович и снова перешел на спокойный тон: – Он попытался взять, я не мешал ему. Да только поднять оказалось не под силу. Ну, представь себе, что ты попросишь у меня гору Джомолунгму, чтобы поставить ее на дачном участке, и прочитаешь в моих глазах согласие. А теперь пойди, возьми ее, донеси и поставь рядом с клумбой пионов у себя в саду.

– Но вы же не утруждали себя тем, чтобы объяснить моему предшественнику все тонкости, которые сейчас объяснили мне. То есть вы хитрой многоходовкой подвели его к гибели! – обвинил я.

– До сих пор не понял? – вяло удивился старик. – Я ничего определенного не сказал твоему предшественнику. Он сам все услышал, как ему хотелось услышать.

 
Я не нашелся, что ответить, и после паузы спросил:
 

– А Павел Панфнутьевич не почувствовал подвоха, когда заключил договор с моим предшественником?

– Этот лис, Пашенька, – в интонациях старика появилась игривая едкость, – всегда так увлечен, как бы обмануть клиента, нанести ему тайный вред под видом выгоднейшей сделки, что не видит зачастую дальше своего носа. Не был бы он в тот раз так озабочен, как заполучить могущество, он понял бы все, рассмеялся и сказал что-то вроде: «знаете, я недвижимость продаю только зарубежным юридическим лицам»… Признаться, мне было приятно, что Пашенька облапошился. Таким, как он, ни в коем случае нельзя давать могущество. Им даже одно чье-то сердце нельзя давать в распоряжение. Получи он могущество, у нас начались бы жаркие денечки, оставалось бы совсем мало времени на пиво. Тебе мой коллега уже говорил о нашем эстетическом принципе: каждое волшебное заклинание должно сводиться в ноль другим заклинанием. А Пашенька у нас активный до невозможности, к тому же упертый и тупой, он бы сразу начал творить, пришлось бы каждую минуту создавать противоположные заклинания… Знаешь, что Пашенька затеял в тот же вечер, искренне убежденный в своем безграничном могуществе? Пошлость в его духе: превратить все заводы в предприятия по производству оружия и наркотиков, все тюрьмы – в трудовые лагеря, где заключенные работают проститутками, а чтобы обеспечить уголовников-проституток клиентами, он взялся создать марсианскую цивилизацию. И такое у Пашеньки яркое воображение, прямо детское, что померещилось ему, будто он прозревает материю насквозь, миллионы километров не преграда, и будто все происходит так, как он задумал. Но в пятом часу утра он, по старой предпринимательской привычке, сделал-таки пару контрольных звонков, и в ответ услышал: «Ты что, свихнулся, Паш?». Тут вдруг до него дошло! Какая истерика с ним случилась – не передать. Он бы застрелился, если бы не единственная пуля… единственная радость, я хотел сказать: твой предшественник попался в расставленные сети. Когда зазвонил особый телефон, Пашенька сразу перестал плакать, подпрыгнул от радости на диване и сбил ногами кофейный столик, представляешь?!

– А что было в том разговоре между ними?

– Пашенька сделал монтеру путей предложение, от которого тот не мог отказаться. С тех пор твой предшественник работает на Пашеньку.

– Работает? Где мне его найти? Он жив и здоров? На свободе? – я кричал, забрасывая Сергея Константиновича вопросами в таком духе, пока он не рявкнул:

– А ну молчать, барышня! Слишком уж много вопросов! Предшественник жив и работает с фанатизмом. Очень хочешь снова с ним встретиться?

– Да, хочу, это необходимо для дела… постойте, почему снова?!

– Увидишь, почему снова, заодно спросишь, что же это было за деловое предложение. Может, он и тебе предложит поработать, но не верь, ему нужно другое, он мечтает покончить со всем этим. Итак, я могу организовать вашу встречу. Ты хочешь этого?

– Да, хочу!

– Хорошо.

– Стоп! – крикнул я, пораженный очевидной догадкой. – Где эта встреча состоится?

– В домике, разумеется.

– Не шутите так, – холодея, пролепетал я.

– А я не шучу. Ты попросил меня, чтобы я с тобой говорил только всерьез. Поэтому сказанное мной будет не в шутку, а всерьез… Да что ты бледнеешь, тебе же лучше, не будешь бояться каждого шороха в мучительном ожидании неизбежного. Итак, я с тобой прощаюсь, парадигматик… хм… дурацкое все-таки слово…

 
Я крикнул в отчаянии:
 

– Постойте! Ответьте мне, что такое домик?

– Скоро узнаешь, – бросил старик, шаря, кажется, в кармане штанов.

Вдруг его рука поднялась, в ней что-то блеснуло, она скользнула над столом и накрыла мою ладонь, я почувствовал боль в запястье, отдернул руку, хотел встать и бежать, сломя голову, только ноги меня уже не слушались, в ушах гудело, перед глазами все поплыло, я услышал спокойный голос Сергея Константиновича откуда-то издалека:

– Не бойся, это безобидный психотропный препарат, сейчас ты потеряешь сознание.

У меня в глазах потемнело…

Долгожданная встреча

Было абсолютно темно. В какой-то момент я понял, что лежу с открытыми глазами на деревянном полу в полном сознании. Сначала я подумал, что проснулся посреди ночи, и тогда попытался вспомнить, как я закончил вечер и где выбрал себе квартиру. Но ничего не приходило в голову, тогда я решил, что сплю, и вдруг… удар в запястье, холодный взгляд волшебника… домик!

Сердце забилось, я подумал, только не кричать, не кричать, и… завопил, что есть мочи. С воплем, я вскочил на ноги, прыгнул в темноту наугад и ударился лбом обо что-то твердое. В глаза ударил яркий свет, я зажмурился от боли и услышал кошмарный, чудовищный визг отовсюду, со всех сторон… нет, больше откуда-то справа, метрах в пяти от меня, много отдельных голосов, человеческих голосов, что-то неразборчивое, нет, осмысленное…

– С днем рождения!!!

– С днем рождения!!!

– С днем рождения!!! – я узнал голоса хранителей города, голос Димы, еще чей-то, басовитый и насмешливый… того могущественного волшебника, который отказался ловить собаку… и чей-то визгливый фальцет… тех двух девочек, игравших в «Зловещие зомби»…

 
Ужас исчез, уж больно происходящее походило на фарс, на безумие. Я недоумевал. Я открыл глаза, щурясь от света, и через несколько секунд мутные силуэты впереди обозначились четче. Они стояли в торжественной одежде – в костюмах, в длинных платьях, кто-то был в военной форме с эполетами полковника, я не знал этого человека. Впереди стоял Дима, Хобот, Шершень, Максима, Фил – хранители города, они держали в лапах огромный торт с горящими свечами.
И вдруг я понял! До меня дошло! Господи, какая глупость! У меня же день рождения, разумеется, у меня сегодня день рождения! Это просто сюрприз на день рождения, это розыгрыш! Все вместе сговорились и разыграли меня, нарассказали про домик, заинтриговали… а Сергей Константинович… гениальный актер!
Я подбежал к торту, – огонь свеч был так ярок, что слепил глаза, – набрал полную грудь воздуха и стал дуть, зажмурившись. Раздалось дружное: «Ура!» Открыв глаза, я обнаружил, что огня больше нет… и свечей нет! А я так хотел узнать, сколько же мне лет.
 

– Куда делись свечи? – спросил я.

Вперед выдвинулся пожилой, пузатый господин с бульдожьим лицом, с блестящими от геля волосами, во фраке с бабочкой. Он откашлялся и сказал:

– Это особенные свечи, они растворяются, когда на них дуешь.

– А сколько их было?

 
Господин безразлично пожал плечами и сказал:
 

– Лучше давайте есть… полковник, разрежете?

Тот самый мужчина в военной форме, лет сорока пяти, подтянутый, со строгим гладко выбритым лицом и горбатым носом, подошел к торту, держа в руке огромный нож, и стал резать.

– Познакомьтесь, это полковник РВСН Зловещий, – сказал господин во фраке.

– Он мой муж, мой муж, – закричала девушка с рыжими волосами, еще недавно валявшая дурака за автоматом «Зловещие зомби», и помахала мне рукой.

– Очень приятно, товарищ парадигматик, – отчеканил Зловещий, продолжая орудовать ножом. – Прошу обращаться ко мне по фамилии.

Хранители города молча держали торт, кажется, им было тяжело держать, и они мечтали поскорее освободиться от ноши. Я сказал господину во фраке:

– Давайте поставим торт, вот на тот стол, там свободно, ребятам тяжело держать.

– Конечно, конечно, – засуетился господин во фраке, – Зловещий, остановитесь, ребята, несите его туда.

 
Пока возились с тортом, я спросил господина во фраке:
 

– А вы, собственно, кто? Я вижу здесь многих моих друзей, вижу просто незнакомцев, с которыми я перекинулся однажды парой метафоричных фраз. Вижу тех, кому я давал подсказки, например, этих двух очаровательных девушек, они пришли с мужьями, но кто вы и что здесь делаете?

– Вы что, парадигматик, правда не узнали меня? – господин во фраке приложил руку к груди и высоко поднял брови! – Ведь я же Собака, я организатор праздников, на этой вечеринке я тамада, а все предыдущие дни я разыгрывал вас, чтобы заинтриговать. Как вам фокус с увеличением в размерах?

Я не верил своим ушам. Если это собака, значит ее нужно ловить, промелькнуло у меня в голове, но я одернул себя! Ведь это все был розыгрыш! Я осторожно спросил:

– Так значит, все мои клиенты вовсе не превратились в… тени?

Собака только насмешливо фыркнула, поймала за рукав и подтащила ко мне Георгия, у того был красный нос, держал он в одной руке бокал шампанского, а в другой открытку. Он был сильно пьян, посмотрел на меня мутными глазами, расплылся в улыбке и… бросился мне на шею. Я услышал его крик: «Парадигматик, ты! Как рад тебя видеть! А мы тебя заждались, так заждались, что я уже нажрался, ты извини!», и одновременно раздался звон разбитого бокала где-то на полу за спиной.

После долгих и крепких объятий, он встал напротив меня и, шатаясь, торжественно вручил мне открытку, я развернул ее и прочитал: «Прошу, оставайся и дальше способен играть в игры», а ниже был нарисован черной тушью, нарочито небрежными линиями высокий нескладный человек в ошейнике, с болтающимся позади поводком, человек, отчаянно бегущий за маленькой собачкой. Всегда праздничные открытки, нарисованные его собственной рукой, вызывали слезы, вот и сейчас я почувствовал, как защипало в глазах, и крепко обнял Георгия.

– Торт готов к употреблению, прошу всех подходить с тарелками и наслаждаться, а избранных умоляю откупоривать! – своим глубоким басом пророкотала Собака, хлопнуло сразу три бутылки шампанского и вместе с ними подвешенные под потолком хлопушки, рассыпав конфетти ровным кругом на полу. И грянул веселый вальс.

В дальнем углу стояло фортепьяно, играл сам Дмитрий Дмитриевич, этот замечательный композитор. Он как будто почувствовал мой взгляд, повернул голову и улыбнулся мне……..

 
………………………………………………………………………………………………………………………………………..
Странную вечеринку устроила Собака на мой день рождения, к мясным закускам, красному вину и прочим весомым вещам перешли только после того, как съели сладкий торт и выпили шампанское.
От шампанского и вина я развеселился, мне очень хотелось пообщаться с кем-то очень душевно, поговорить о чем-то важном для обоих. Все уже разбрелись по разным концам обширной комнаты, видимо, единственной в домике, стояли плотными кружками и что-то обсуждали, где-то стали откупоривать коньяк, где-то взялись уже за водку. Я стоял в растерянности и думал, к какой же компании мне присоединиться, думал, и понимал, что ни к одной из них по-настоящему не принадлежу, везде буду, по большому счету, лишний. Вдруг меня пронзило, как будто вьюга распахнула окно и залетела в комнату, пронзило чувство безмерного одиночества: я ни на кого не похож, у меня просто нет аналогов, как на меня нужно реагировать?
Я очень хотел уйти от этих мыслей, они могли заставить меня сейчас, посреди праздника, молча уйти, никому ничего не объясняя. И неожиданно нашелся способ уйти от них. Около столика с салатами стоял сутулый официант, ему на вид было лет шестьдесят, и в одиночку нализывался вином: наливал из бутылки в бокал, выпивал, не отрываясь, наливал снова.
Прихватив свой бокал с остатками вина, я подошел к нему и заговорил, как мне казалось, на тему, для нас обоих важную, способную нас объединить, сплотить:
 

– Знаете, я вас очень часто вижу в совершенно разных кофейнях и ресторанах, это наверняка не случайно. Всюду вы сутулитесь и всегда появляетесь в моменты, когда реальность передо мной начинает плыть и клубиться дымом. И я никак не могу понять, в чем дело. Скажите, что вы обозначаете?

Тут на меня накатил еще больше страх одиночества и непонимания: официанта, судя по мимике, до глубины души оскорбили мои слова:

– Я, с вашего позволения, – начал он холодно, – ничего не обозначаю, не символизирую и не олицетворяю… Понятно? – добавил он с раздражением, взгляд у него был такой, как будто он собирался врезать мне по зубам.

– Подождите, но ведь вы необычны, – я попытался заслужить его дружбу лестью, – вы не просто какой-то человек на фоне, вы красной нитью проходите через мою жизнь последних недель. Кроме того, каждый день утром вы бываете молодой, а потом в течение дня стареете, так что ночью уже с трудом держите поднос и, кажется, вот-вот развалитесь.

Я замолчал, чувствуя, что наговорил лишнего, и вместо комплимента получилось оскорбление.

– Я т-те дам, развалитесь! Сам щас у меня развалишься! Какое тебе до меня дело? Да, я такой, утром я молодой, а вечером старый, так что же мне теперь лопнуть, что ли?

– Я ничего не хотел сказать… – начал было я.

Но сутулый официант меня перебил криком и бросил в лицо какой-то мелкий предмет:

– Ничего не хотел! А как издевался надо мной, не помнишь?! Это тебе в чай, для аромата! – передразнил он злобно. – Да подавись ты своей тополиной почкой, идиот, – он бросился на меня с кулаками, но Собака пришла на помощь, загородила меня своим массивным, крепким телом и ударила сутулого официанта по скуле, он отлетел, опрокинув столик с несколькими бутылками водки и блюдом селедки под шубой.

Я стоял и мучительно думал о своих прошлых ошибках, резких действиях, в которых я не отдавал себе отчета и которые могли обидеть других, я обвинял себя в том, что из-за ужасного характера у меня нет настоящих друзей.

– А ну, спокойно, – зарычала Собака, – именинника не обижать, он под моей защитой! Кто посмеет его тронуть, будет иметь дело со мной, всем ясно!? – со всех сторон послышались одобрительные возгласы.

Мне стало стыдно. Я преследовал Собаку, подозревал ее, хотел ее посадить на место, не дал ей денег, когда она в них нуждалась, а Собака готова за меня постоять в трудную минуту. Я почувствовал, что нужно перед ней извиниться, и попытался заговорить с ней, но она не услышала меня: я, придавленный стыдом, говорил шепотом, а она в суете не могла расслышать. Ходила от компании к компании, везде шутила, рассказывала анекдоты, беспрестанно поднимала за меня тосты: за мое долголетие, за мое будущее безграничное могущество, которого я достоин и которое рано или поздно придет ко мне, – этим она заставляла меня еще больше смущаться, ведь я чувствовал, что недостоин, – за мою работу, за подсказки, за творческие успехи моих клиентов, за моих детей и внуков, – и при этих тостах я краснел и чувствовал себя подлецом, ведь я знал, что у меня никаких детей и внуков нет. От отчаяния я уже не пытался заговорить с ней, а просто дергал ее за рукав фрака время от времени, но она понимала меня неправильно и, не оборачиваясь, протягивала мне рюмку водки. И я каждый раз пил, ведь тосты были за меня и праздник посвящен мне! К тому же я не мог подвести Собаку, она же за меня горой!

Неудивительно, что вскоре я сильно захмелел, и все происходящее начало странно колыхаться, казалось нереальным, как будто мы все погрузились под воду, в мутную реку. Помню, суровую компанию из трех мужчин, пивших водку: доктор Зомберг, австрийский нейрохирург, полковник Зловещий, – мужья двух милых девушек, – и писатель Эдуард Мертвец, помню, что первые двое своей мрачностью и неповоротливостью походили на надгробные камни, особенно Зомберг с его болезненной, какой-то зеленоватой даже бледностью на щеках. Эдуард Мертвец на их фоне смотрелся очень живо: шутил, кричал, хлопал по плечу, плескал водку по рюмкам.

Помню, сказал что-то Мертвецу, и ему это, кажется не понравилось, Зомберг и Зловещий перекинулись парой фраз на немецком и отвернулись от меня, и я в недоумении смотрел на их затылки… Потом ко мне подбежали рыжая девушка и девушка, умевшая стильно одеваться, а ныне госпожа Зловещая и госпожа Зомберг, они потащили меня за локти к другому столику, налили полный бокал вина, принудили выпить и стали наперебой говорить о том, как удачно они вышли замуж, как долго они ждали этого, как было тяжело в юности, когда любой козел готов тебя трахнуть, и никому нет дела до семейной жизни, как хотелось стабильности и родить детей.

– Тут хочешь – не хочешь, стервой станешь, а что делать? – говорила одна, и глаза ене блестели, нет, даже светились.

– А сколько сил нужно, сколько лишений, чтобы великолепно выглядеть! Но зато мы получили себе таких замечательных мужей, – трещала вторая, и глаза ее тоже светились зеленым пламенем.

Они все говорили, говорили, повторяли свои незамысловатые соображения и хватали меня за ладони, за локти, клали свои руки мне на плечи, стали обнимать меня и шептали на ухо, как великолепно я их понимаю, как они благодарны мне. И все требовали: ну скажите, наши мужья гораздо лучше этого Мертвеца, и пусть он хоть трижды известный писатель.

Вдруг я почувствовал плотный, приторный, неприятный запах, не знал, откуда он, мне стало очень не по себе, и я, лопоча бессвязные оправдания, стал выбираться из их объятий. Освободившись, я поплелся мимо столиков, пока не увидел Диму.

Я затесался в шумную компанию хранителей города… или это сначала были хранители города? Не могу прорваться сквозь пьяную пелену, вспомнить все по порядку…

Помню, маленькие хранители города пили коньяк большими стаканами, добавляя чуть-чуть колы, и заедали бутербродами с икрой, маринованными шампиньонами, укропом. Они мне обрадовались, налили большой стакан и заставили выпить, потом двое из них, кажется, поддерживали меня за локти, а другие лезли ко мне целоваться, – и опять навалился на меня тяжелый, сладковатый запах, – пожимать мне руку, и, размахивая своими короткими мохнатыми лапками, кричали, что я изменил их жизнь, что я очень нужен им, что я такой один единственный, и до меня они совсем не могли справиться со своей работой.

– А как же мой предшественник, – пробормотал я, – почему его, кстати, здесь нет?

И хранители города замолчали на мгновение, мне показалось даже, что замолчали вообще все, так тихо стало вдруг, но в следующий миг воздух опять наполнился пьяным гомоном и суетой. Дима обнял меня за талию – выше хранители города не дотягивались – и закричал:

– Старик, что ты несешь?! Не было у тебя предшественник! Я же пошутил тогда!

– Но мне и Сергей Константинович говорил, – смазывая слова, сказал я.

Мне послышался колокольный звон где-то вдалеке, а хранители города, окружавшие меня, расплылись на мгновение в бесформенные полупрозрачные серые пятна, как будто мои глаза потеряли фокусировку, но в следующий миг все было нормально, и я услышал голос Димы:

– Ты много выпил, друг! И фантазируешь, я выдумал ту историю, слышишь!

Я хотел было ответить, что Сергей Константинович существует, и я с ним встречался, и у меня почти назрел вопрос о том, как я здесь…

– Пей! Пей до дна! За здоровье и долголетие! – уже кричали хранители города, протягивая мне большой стакан коньяка.

Выпив со всеми вместе, я закусил бутербродом с икрой и понял вдруг, что действительно, не существовало никакого Сергея Константиновича, а попал я сюда очень просто, я… попал сюда, это же очевидно! И у меня отлегло от сердца: как же все просто, как хорошо!

Потом было еще что-то, а может быть ничего не было, я уже еле держался на ногах, и все происходящее слилось в непонятную серую массу, но вдруг…

Я увидел, что на полу посередине круга, образованного конфетти от хлопушек, теми остатками, которые еще на растащили ногами по комнате, – посередине круга кто-то сидел на полу, рядом с ним лежал деревянный посох, в руках он держал выточенное из дерева сердце и что-то бормотал: это был тот мужичок, которого я назвал лешим!

Вроде бы надо было обрадоваться этому гостю на моем дне рождения, его здесь не хватало, еще надо было удивиться, почему я так долго не замечал его среди веселящихся, но вместо всего этого я почувствовал себя странно. Как будто сейчас надо было сделать что-то очень простое и важное… подойти к нему тихо и сесть рядом. Но я почему-то закричал: «Смотрите! Смотрите! Надо его тоже угостить!»

Собравшиеся замолчали и стали оглядываться, но как будто ничего не замечали, кто-то их хранителей города подергал меня за штанину, спрашивая: «Ты о чем?», Эдуард Мертвец из другого конца комнаты зычно крикнул: «Господа! Можете убивать меня, но я ничего не понимаю!»

Собака вдруг появилась рядом со мной, положила мне лапу на плечо и долго смотрела туда, куда я показывал пальцем.. Я снова почувствовал себя странно: захотелось столкнуть лапу с плеча и броситься к лешему, сесть рядом с ним, схватиться за деревянную фигурку в его руках…

Я почувствовал, как Собака вздрогнула всем телом. Она убрала с моего плеча свою лапу, вышла на свободное место, прокашлялась, полезла в карман, извлекла оттуда темный футляр, открыла его, начала пьяными непослушными руками доставать очки, но уронила их на пол.

– Поднимите мои очки! – не своим, каким-то грудным, злобным, абсолютно трезвым голосом заорала она и тут же добавила вполне вежливо и с трудом ворочая языком: – Господа, я очень прошу поднять! Тех, кто потрезвее, в особенности! А то я нагнусь и упаду…

К Собаке твердой походкой, гордо подняв голову, приблизился полковник Зловещий, поднял очки и протянул ей. Собака водрузила очки на нос, посмотрела на круг из конфетти и проговорила:

– А-ахх, вот кто тут у нас!.. Напился до беспамятства, теперь бормочет! Эй, любезнейший! Любезнейший, – настойчиво повторила она, вперившись взглядом в лешего. – Я к тебе обращаюсь, давай посмотри на меня… слышишь, с тобой разговаривают!

Леший перестал бормотать, какое-то время сидел неподвижно, потом резко повернул голову к собаке. Глаза его были широко раскрыты.

– Мы рады тебя видеть, – дружелюбно сказала Собака, глядя ему в глаза. – Присоединяйся к нам, что сидишь там один!

Она подошла к нему, наступила на посох, лежащий на полу, взяла лешего за подмышки, поставила на ноги и крепко обняла. Остальные с радостными криками и какими-то несуразными поздравлениями тоже ринулись к лешему. Скоро в середине комнаты образовалась толпа, за грудой тел я не мог уже разглядеть лешего. Я снова почувствовал себя очень странно: как будто я сплю, а может быть, как будто здесь происходит нечто совсем другое, не то, что мне кажется, и я один об этом не подозреваю. Я взглянул на дверь, и мне пришло в голову, что нужно сейчас же тихонько проскользнуть в дверь, пока про меня забыли, и бежать со всех ног. Но что-то остановило меня, я услышал мысль у себя в голове: «Надо же поздороваться с лешим, да и чего я буду не как все, надо со всеми вместе!»

После минутного колебания я присоединился к остальным и хотел тоже обнять лешего, но прорваться в центр никак не получалось, меня как-то все время отталкивали локтями, и я оказывался с краю.

Потом вдруг все стали расходиться к столикам с выпивкой и закуской, и я поплелся за Собакой, оглядываясь в поисках лешего, но его нигде не было. Собака взяла меня за локоть, сказав строго:

– Куда оглядываешься? Оступишься – нос разобьешь, ты много выпил, – мне показалось, что Собака была уже трезвой.

Я перестал оглядываться и шел за Собакой, мне показалось, что я иду за ней целую вечность… передо мной появились лица, все почему-то бледные, в руке у меня оказался наполненный до краев граненый стакан, Собака начала было:

– Пьем за…

Но остановилась, прислушиваясь, остальные тоже молчали, я почувствовал, что-то не так, они чем-то обеспокоены, что-то происходит… Я услышал петушиный крик за окном, потом еще раз. Собака поставила стакан на стол и сказала глухо:

– Что-то хватит мне пить, плохо уже. Пойду-ка я спать.

– Да и нам пора, – поддержал полковник Зловещий, взял за талию еле стоящую на ногах жену и повел ее куда-то.

 
Мимо меня прошли плотной гурьбой хранители города, Дима сказал мне:
 

– Мы пойдем спать, голова болит, на втором этаже ляжем.

– Дим, здесь нет второго этажа, только чердак, – попытался остановить его я.

– Ты дурак? – вдруг ответил Дима со злостью, отвернулся и вместе со всеми растворился за какой-то из дверей.

Скоро комната опустела, я подумал было, что здесь не может быть других комнат, кроме этой, но тут же удивился, каких это еще комнат и где их нет. Было чувство, как будто я должен о чем-то догадаться, но совершенно не могу догадаться ни о чем. Что-то вроде приступа кретинизма.

Назад к карточке книги "Парадигматик"