Текст книги "Три года в тылу врага"

Автор книги: Илья Веселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В первые дни июня обсохли болота, реки вошли в берега. Путь к железной дороге стал ближе.

Это облегчило выполнение операции. Лагерь обезлюдел: почти все уходили на свои участки выполнять задания.

В эти горячие дни штаб партизанского движения передал лаконичную радиограмму. «Достать «языка». Обязательно офицера. За «языком» вышлем самолет».

Первым вызвался достать вражеского офицера бывший шофер Ленинградского торгового порта Николай Федорович Березин. Он только что прибыл с железной дороги и, еще не отоспавшись, пришел в штаб с командиром отряда Федором Митрофановичем Шелякиным. Поеживаясь от утренней прохлады, они изложили причину такого раннего появления:

– Алексей Петрович, достанем «языка». Через пару дней он будет здесь.

– Где его возьмешь?

– Фрицы строят дорогу от Луги на Оредеж, через деревню Жилое Рыдно на Любань. Там контролеров, ревизоров и инспектирующих целая уйма, и, главное, – все высокого звания.

Березин действительно привел офицера. Им оказался инженер, строитель из организации ТОДТ Антон Ренке. Бывший шофер ходил именинником.

Три дня вели разговоры с «языком», но он, кроме сведений о своей строительной организации, ничего толкового рассказать не мог. Его все равно отправили в советский тыл.

И снова Ленинградский штаб требовал от нас: достать «языка». Из всех отрядов были направлены на задания десятки боевых групп.

И снова Николай Березин пришел в штаб бригады с предложением своих услуг.

– Лучше не напрашивайся. Опять приведешь какого-нибудь землекопа.

– Нет, приведу грамотного «языка».

– Не верю.

– На этот раз не ошибусь.

– Где намерен действовать?

– Опять на строительстве дороги.

– Не годится. Лучше иди на участок между деревней Вяжище и станцией Челово. Там часто ходят легковые машины.

Через три дня от Березина прибыл связной с запиской. Разведчик писал: «Связался с Архиповым, который еще весной со своими дружками просился в партизаны. Сейчас немцы поручили ему охранять мост через реку Оредеж у деревни Печково».

Николай Федорович не знал, что молодой парень Николай Архипов поступил в полицию по нашему указанию и теперь вызвался помочь достать «языка». Архипов временами устраивал вечеринки, на которые приглашал и немецких офицеров, в том числе и коменданта из одной крупной воинской части, дислоцирующейся в Оредеже.

Готовилась вечеринка и на этот раз. Березин настоятельно просил прислать для помощи Ольгу Онучину и кого-нибудь из баянистов.

Игра стоила свеч.

В успехе никто из нас не сомневался, тем более, что бывшая студентка Ленинградского института иностранных языков Ольга Павловна Онучина была опытной разведчицей. Еще в 1942 году она дважды переходила линию фронта, устраивалась на работу в немецкие штабы и благополучно возвращалась обратно с захваченными документами.

Возглавлять группу поручили Василию Борисовичу Иванову – бывшему ленинградскому студенту. Включили в нее и баяниста-весельчака Бориса Садкина.

Теплым июньским вечером к зданию Печковской семилетней школы подкатил огромный автобус с фашистской свастикой. Из него вышло пять младших офицеров и майор – комендант города Оредежа.

Вечеринка началась. В танцах кружились пары, девчата ухаживали за офицерами и усердно угощали их самогоном-первачом. Поднимали тосты за коменданта и его помощников. Офицеры пили за здоровье Ольги Онучиной, которая бойко говорила по-немецки, руководила танцами и угощением.

Последний тост подняли за организатора вечеринки – Архипова. Офицеры уже еле держались на ногах. Их приходилось поддерживать, чтобы они не свалились. Крепче всех держался комендант. Но после еще одного выпитого стакана самогона опьянел и он. Комендант просил Онучину и ее подруг сопровождать их до Оредежа.

– Обязательно, господин комендант, и уложим спать, – ответила Ольга.

На дворе уже хозяйничали партизаны. Они связали шофера, надели на него мешок и на подводе отправили в партизанский лагерь.

Пьяные немцы не заметили, что автобус подогнал к школе другой шофер. За рулем сидел Березин, одетый в немецкую форму. Организаторы вечеринки проявили подлинное гостеприимство: они вежливо помогли гостям сесть в автобус и поехали провожать их.

Вот и мост через реку Оредеж. За ним дороги идут в разные стороны – направо в Оредеж, налево в партизанский лагерь.

Неожиданно машина остановилась. Послышались визг и отборная брань: партизаны вместе с группой Архипова разоружали офицеров и прочно связывали их крепкими веревками.

Через несколько минут автобус на бешеной скорости мчался по шоссе, а затем свернул на лесную дорогу.

Шум мотора услышали в лагере. Никто не ожидал, что разведчики доставят «языков» на автобусе. Группы автоматчиков по тревоге начали занимать оборону.

Неожиданно из-за кустов выкатил на поляну огромный автобус. Из него начали выскакивать партизаны.

Первым подбежал к Лучину Николай Федорович Березин.

– Алексей Петрович, ваше приказание выполнено. Привезено шесть офицеров, в том числе майор – начальник гарнизона в Оредеже, – доложил Березин.

Вывели пленных. Офицеры стояли, понурив головы.

Ольга Онучина и Архипов пытались заговорить с майором. Но он не отвечал ни на один вопрос.

Пленных отправили на партизанский аэродром. Один пожилой капитан, когда его подвели к самолету, обернулся и сказал:

– Москау. Зер гут.

Потом у входа в самолет помахал рукой. Должно быть, этим он благодарил партизан – то ли за то, что ему сохранили жизнь, то ли за то, что дали возможность порвать с кликой Гитлера…

Слух о похищении шестерых офицеров быстро разнесся по деревням. В леса устремились десятки местных жителей, чтобы вступить в партизаны. Несколько сот человек сбежало со строительства дороги. Многих мы приняли в отряды, но кое-кого отправили обратно для ведения подпольной работы. И это принесло большую пользу. Благодаря местным жителям мы разыскали, а затем включили в бригаду партизанский отряд Григория Петровича Григорьева, установили связь с комсомольцами деревни Пустое Рыдно, во главе которых стояла Зоя Калинина. В этой же деревне привлекли к разведывательной работе колхозника Ивана Степановича Васильева, заслужившего как-то доверие оккупантов. Через Калинину и Васильева мы наладили связь со старостой деревни Волкино Фроловым, который оказался нашим человеком. Через свою дочь Паню он передавал нам ценные сведения.

Именно с помощью новых связных командование бригады узнало о появлении в нашем районе крупных карательных отрядов, их численности и намерениях. Фролов сообщил также о прибытии гитлеровской дивизии в Оредеж.

После Печковской вечеринки прошла неделя. Жизнь в лагере шла своим чередом: подрывники уходили и приходили с железной дороги, разведчики непрерывно информировали штаб фронта о втором эшелоне противника.

В те дни на опушке леса все чаще и чаще стали почвляться крупные разведовательные группы карателей. Особенно тщательно гитлеровцы вели разведку вдоль проселочной дороги, по которой Березин провел автобус.

– Нужно ожидать «гостей», – сказал Федор Иванович Сазанов, – выслушав очередной доклад разведчиков. Численность засад была резко увеличена, особенно на проселочной дороге.

Отборные группы карателей все дальше и дальше проникали в лес.

В Оредеж, деревни Поддубье, Жилое Рыдно, Замежье, Печково, Вяжище и Волкино прибыли снятые с фронта части.

Положение осложнялось. Перед обедом Лучин исчез из своего шалаша вместе с Беляевым и вернулся к ужину.

Повар Иван Большев сразу же поставил перед ним полный котелок дымящихся щей и кучу размоченных сухарей.

– Обожди, не до еды. Лучше вызови немедля Антипова и Костина.

Подрывники пришли заспанные.

– Что, опять лежа траву сушили?

– Раз работы мало, что остается делать? – ответил Антипов.

– Не беспокойся. Дам столько, что взвоешь.

– От нашей работы только фрицы воют, а мы радуемся, – ответил Костин.

– Сколько у вас взрывчатки?

Антипов и Костин переглянулись.

– Давайте не хитрите.

– Около тонны.

– Половину придется забрать.

– Что вы, Алексей Петрович, не трогайте, это у нас НЗ. Зачем забирать?

– Сейчас узнаете.

С этими словами Лучин вытащил карту.

– Смотрите. Вот Красный Бор, вот просека и Лысая поляна. Здесь немцы две недели вели усиленную разведку. Делали это неспроста. Завтра в девять ноль-ноль они начнут наступление с трех направлений. Мы сумеем отбиться. Но начнем это взрывчаткой. Здесь три дороги и с десяток больших троп. Немцы пойдут обязательно по ним. Вот эти тропинки и дороги за ночь надо начинить взрывчаткой. Теперь за вами дело. Справитесь?

Подрывники молчали, а Антипов даже закрыл глаза.

– Ты что, опять спишь?

– Нет. Думаю.

– О чем? Что не управимся за ночь?

– Ночи для нас хватит. Думаю о другом. Нужно, пожалуй, заминировать и деревья около дорог и тропинок, да и на опушке тоже бы надо. Пусть и осины давят фрицев.

– Сколько под каждое дерево надо толу?

– Под самое толстое – пять кило. Стволы-то вчетвером не обхватишь.

За ночь подрывники сделали все.

Утром в лесу замелькали фигуры немецких солдат. Они в полукольцо охватывали партизанский лагерь. И сразу же загремели взрывы на дорогах и тропинках. В воздух взлетали автомашины, солдаты.

Движение карателей застопорилось. Их саперы проверили все дороги и тропинки. Мин нигде не было.

Немцы снова двинулись вперед. Они прошли уже полкилометра, как неожиданно в хвосте колонны раздался глухой взрыв. На колонну свалилась толстая ель и придавила большую группу солдат.

Немцы бросились на другую сторону дороги. Здесь на них обрушилось еще несколько осин и елей. Тогда каратели снова вырвались на дорогу и с ходу открыли бешеный огонь по нашей обороне. Но опушка леса, где залегли партизаны, казалась вымершей.

Гитлеровцы осмелели и решительнее двинулись на поляну. Сразу же заговорили партизанские пулеметы и автоматы. Словно огромной косой скосило многие десятки фашистов. Каратели не выдержали и бросились в лес. Здесь снова начали подрываться и падать вековые деревья.

Наступило шестнадцатое июня. С первыми лучами солнца ожили прилегающие к нашему лесу проселочные и шоссейные дороги. По ним непрерывно сновали немецкие мотоциклисты, подъезжали автомашины с солдатами, тягачи с минометами и орудиями. Противник сосредоточивался на прежнем месте в районе поляны и на просеке.

Появился отряд карателей и на выходе из нашего леса с южной стороны. Теперь замысел врага стал понятным – отрезать нам путь и через кустарники загнать в непроходимое болото.

Более двух батальонов немецкой пехоты, пошло в атаку. Они шагали во весь рост, поливая опушку из автоматов и ручных пулеметов. Партизаны не отвечали. У них был приказ: открыть огонь метров с пятидесяти.

Немцы подходили все ближе и ближе. Уже отчетливо можно различить их лица, стального цвета, пуговицы. Не доходя метров восьмидесяти, фашисты ускорили шаг и побежали к опушке. И сразу же навстречу им хлынул ливень свинца. Первая цепь оккупантов была полностью скошена за несколько минут. Вторую цепь партизаны подпустили еще ближе и почти всю уложили. Третья немедленно повернула обратно в лес.

Потерпев неудачу на поляне, гитлеровцы попытались атаковать лагерь с противоположной стороны. Но не повезло им и здесь. В тылу карателей оказались ударные группы партизан.

За ночь, по приказу Лучина и Сазанова, были усилены ударные группы, выделены специальные гранатометчики для уничтожения вражеских пулеметов, на дорогах, тропинках, под деревьями заложены новые фугасы натяжного действия.

Перед восходом солнца крупные силы вражеских войск снова повели наступление. Накануне карателям удалось определить расположение окопов партизан, прикрывающих подступы к лагерю с юго-запада. Сюда фашисты бросили почти все свои силы. С первых же минут боя гитлеровцы пустили в ход минометы. Но мины падали далеко за нашим лагерем и только некоторые, коснувшись вершин деревьев, рвались вверху, не причиняя вреда партизанам. Пострадал лишь один человек – Валентин Глушков. Случайно залетевшая мина ударила его по ноге и не разорвалась. Однако ходить Глушков не мог.

Вскоре над поляной появился самолет-разведчик. Он летел низко. Василий Горбушин не утерпел и схватился за противотанковое ружье.

– Обожди, посмотрим, что он будет делать, – сказал ему Беляев.

После второго круга гитлеровцы подали летчику какой-то сигнал красной ракетой в нашу сторону. Беляев не утерпел и тоже пустил в сторону немцев такую же ракету. Немцы повторили сигнал. Беляев не остался в долгу.

Огонь с обеих сторон несколько ослаб, шло наблюдение за поединком двух ракетчиков. Сбитый с толку летчик не знал, по-видимому, что делать. То он пролетал над нашими окопами, то, наоборот – там, где концентрировались каратели. А одинакового цвета ракеты взлетали то с одной опушки, то с другой. Наконец летчик не вытерпел и улетел.

– Ну, наигрался? – с ехидцей в голосе спросил Лучин Беляева.

– А что?

– Разрешил бы Горбушину пяток патронов израсходовать, он бы обязательно свалил «костыль» на землю. Фейерверк вышел бы лучше, чем от твоих ракет.

Лучин и дальше продолжал бы распекать Беляева, но прибежал связной.

– Из деревни Остров снялись две роты эсэсовцев и на автомашинах едут сюда, – запыхавшись, доложил он.

– Когда снялись?

– Час назад.

Минут через десять прибежал еще один связной. Он сообщил, что каратели оставили место засады на тропинке, ведущей к деревне Толстое, и тоже двигаются сюда.

– Что же, и мы подтянем сюда отряд Шелякина.

Подкрепление подоспело вовремя. Отряд Шелякина влился в число обороняющихся в тот момент, когда подразделения карателей, состоящие исключительно из эсэсовцев, начали четвертую атаку. Они шли, как на параде, не пригибаясь, в касках, автоматы наготове, без перебежек, шли по трупам, переступая через раненых.

– Психическая, как в «Чапаеве», – успел шепнуть Миша Девяшин своему помощнику, – коробок сколько?

– Три. Хватит?

– Хватит.

Волны атакующих катились одна за другой. Они становились все ближе и ближе. Уже четко вырисовываются ремни, пуговицы, пряжки.

– Огонь! – подал команду Лучин.

Первую волну атакующих партизанские пулеметы и автоматы смели начисто. Вторая с криками пустилась бежать к нашей обороне, достигла середины поляны и тоже была скошена. Теперь на опушку надвигалась третья волна.

От непрерывной стрельбы раскалились стволы автоматов, кипела вода в кожухах пулеметов, а каратели продолжали усиленно атаковать и обстреливать опушку леса.

Но вот выстрелы становятся все реже и реже. К концу дня они утихли.

– Кажется, все. Сегодня немцам не до нас, – сказал Лучин.

– Утром начнут снова, – ответил Сазанов.

Они стояли около своего шалаша, куда то и дело прибывали командиры и комиссары отрядов, чтобы доложить о результатах дневного боя.

– За ночь все изменится. Может, фрицы и подадутся назад, – вмешался в разговор командир отряда Костин.

– Вряд ли. Сейчас на станции Финев Луг разгружается танковый полк. Из Оредежа сюда перебрасываются еще два батальона, прибывшие из Луги. А завтра на нас обрушится эскадрилья «юнкерсов».

– Выдержим – не первый раз.

– Это нам ничего не даст. У нас на исходе боеприпасы. Так что много не навоюешь. Главное мы сделали – заставили немцев снять с фронта и из резервов несколько дивизий, сотни гитлеровцев остались навсегда в Толстовских лесах, уничтожены десятки автомашин и тягачей. Сейчас нам надо оторваться и заварить кашу в другом месте.

Лучин посмотрел на карту. Взгляд его остановился на квадратах, под которыми стояла подпись: «Станция Финев Луг».

– Вызовите Антипова, – коротко бросил он посыльному.

– Что затеял? – спросил я.

– Заминировать дорогу, по которой пойдет танковый полк.

– Будет прекрасно. Пока они расчухаются, следы наши потеряют.

– Вот именно.

Подошел Антипов.

– Дорогу от станции Финев Луг до лагеря хорошо знаешь? – спросил его Лучин.

– Раз шесть по ней ходил.

– Где можно поставить мины?

Антипов посмотрел на карту и ткнул в нее пальцем.

– Почему здесь?

– Рядом лес. А подъем танкисты всегда берут на повышенной скорости.

– Еще где можно заминировать?

Антипов показал еще два места.

– Хорошо. Все их сегодня заминировать. Обратно в лагерь не возвращаться. Нас здесь не будет. Пойдешь к станции Дубовик. Там новая посадочная площадка для самолетов. Через пару дней придут грузы, главное – тол, бикфордов и детонирующий шнур. Примешь их и отправишь раненых.

Стояла пора белых ночей. В густом лесу было светло, как днем. Возле шалашей и палаток бесшумно возились партизаны, укладывали свое небогатое имущество.

Около своего станкача спорили Иван Рябко и Григорий Подоксенов. Они никак не могли договориться, кто понесет ствол и кто станок со щитком.

– У тебя сапоги, через болото в них идти будет легче, а у меня ботинки. Значит, мне тяжелее, и станок понесу я, – доказывал Иван Рябко…

– А кто понесет коробки с лентами?! – шумел Григорий Подоксенов.

Рядом в обнимку с противотанковым ружьем сидел на пеньке Василий Горбушин и подтрунивал над обоими. Он то поддерживал Рябко, то неожиданно становился союзником Подоксенова. Ему это доставляло удовольствие, лицо его расплывалось в широкой улыбке.

Спор пулеметчиков прекратил Федор Иванович. Он только что вернулся с похорон двух партизан, погибших в дневном бою, и теперь проверял, как люди готовятся к длительному и тяжелому маршу, и особенно к форсированию реки, вытекающей из Толстовского болота.

Услышав шаги комиссара, партизаны обернулись и, ни слова ни говоря, оба уцепились за ствол пулемета.

– Не надо. Пулемет и коробки с лентами передайте в комендантский взвод. Вам другое поручение – вместе с Горбушиным понесете на носилках Глушкова. От удара мины у него нога вспухла и почернела.

Горбушин перестал улыбаться. Он только спросил:

– Куда ружье? Тоже в комендантский?

– Нет, на носилки, – с ехидцей ответил комиссар и пристально посмотрел на бронебойщика.

– Горбушин, ко мне.

Тот подошел.

– Ставь ногу на пенек.

– Какую, левую или правую?

– Обе вместе.

Редько и Подоксенов прыснули от смеха. Они были довольны, что их просмешник теперь сам попал в неловкое положение.

Дело в том, что ботинки Горбушин не зашнуровал как следует.

– Как пойдешь через болото? Потеряешь ботинки в торфяной жиже. Почему не привязал стропами?

– Нет у меня строп.

– А это что? – и комиссар показал на концы строп, которые высунулись из кармана пиджака Горбушина.

– Виноват, забыл, что их вчера выдавали, – признался Горбушин и начал накрепко привязывать ботинки.

На востоке показалось солнце. Оно поднималось все выше, щедро озаряя лесные просеки, поляны и затерявшийся среди огромных осин и елей партизанский лагерь. Но этим утром в лагере стояла тишина. Лишь кое-где мелькали одинокие фигуры партизан, которые бросали в костры намокшую бумагу, ветошь, тряпки или хвою. От костров лениво тянулись к небу густые клубы дыма.

Небольшую группу оставшихся здесь партизан возглавлял Михаил Григорьевич Бутаков. Когда на последний костер была сброшена куча мокрой хвои, послышалось гудение самолетов. Оно все нарастало, приближалось. Партизаны выскочили на просеку. Над ней уже пронеслось три «юнкерса». Следом за ним пролетело еще девять машин.

– Попали фрицы на удочку, – сказал Бутаков и повел партизан через болото догонять бригаду.

А сзади доносился грохот: ориентируясь на дым костров, фашистские летчики бомбили покинутую партизанами стоянку.

Новый лагерь был ничем не хуже прежнего. Здесь также стоял густой лес, который тянулся на многие десятки километров. Железные дороги, идущие к фронту, были под боком. Хорошей оказалась и площадка для посадки самолетов, которая нашлась неподалеку от станции Дубовик.

Не успели партизаны построить себе шалаши, как прибыл самолет с грузом. Вслед за ним второй. И так каждую ночь.

Лучин и Сазанов по-хозяйски обходили разбросанные и замаскированные в лесу склады со взрывчаткой, приказывали лучше их маскировать, не протаптывать туда троп. За ним, чуть поодаль, неустанно следовали подрывники – Зверев, Шемякин, Антипов, Ванюшкин, Козлов, Березин. Им не сиделось. Три дня безделье томило их, и они не знали, чем заняться. Поэтому они старались чаще попадаться на глаза Лучину, чтобы тот послал их на задание.

Это хождение заканчивалось всегда около штабного шалаша. Прежде чем войти в него, Алексей Петрович остановился.

– Ну чего вы ходите? – спрашивал Лучин.

– Ждем, когда тол будем в расход пускать.

– Не торопитесь. Будет вам и белка, будет и свисток, – спокойно отвечал Федор Иванович.

А груз все прибывал и прибывал.

Однажды после очередного обхода складов со взрывчаткой командир и комиссар не вошли, как обычно, в штабной шалаш, а уселись в тень у старой ели. Зверев, Шелякин, Антипов, Ванюшкин и другие остановились неподалеку.

– А вы чего стоите? Идите сюда, поговорим.

Подрывники присели на травку.

– Что, соскучились по работе? – спросил их Федор Иванович.

– Конечно. Наши разведчики говорят, что фашисты большинство дорог восстановили и поезда с солдатами ходят хоть бы что, а у нас тол лежит, – за всех ответил Александр Макеевич Зверев.

– Ты, наверное, знаешь, по какой дороге и сколько проходит за сутки?

– Знаем. У нас тесный контакт с разведчиками.

– Они трудятся, а вы скучаете.

– Что же делать? Партизаны все возвратились с задания, а вы тол еще не даете, а гарнизоны громить пока запретили, – с недовольством заметил Шелякин и, чтобы не сказать лишнего, начал жевать сухую травинку.

– На вашем месте я бы нашел дело.

– Какое? – опять оживился Ванюшкин.

– Начал бы обучать подрывному делу других.

– Это можно. Давайте людей.

– Того, кто обучит отлично подрывному делу сразу двоих, пошлю на дорогу.

– Начнем обучать хоть сейчас, – ответил молчавший до этого Антипов.

– Давайте начнем с завтрашнего дня, а сегодня комплектуйте группы по пяти человек в каждой. Одного из пятерки за командира группы.

Подрывники сразу же вскочили на ноги. Кончилось для них временное безделье.

– Видишь, и приказа отдавать не надо, – сказал Лучин Сазанову, когда подрывники скрылись меж стволов деревьев.

– Теперь можно готовить радиограмму о том, что подрывников в бригаде будет в три раза больше.

– Вот она. – С этими словами Лучин вытащил из кармана гимнастерки вчетверо сложенный лист бумаги и прочитал:

– «К двадцатому августа в бригаде будет подготовлено четыреста новых подрывников».

– Можно отправить, – заключил Сазанов.

Перед первым августа штаб партизанского движения приказал усилить удары по вражеским гарнизонам, однако главное внимание сосредоточить на подготовке подрывников и изучении охраны железных дорог, идущих к Ленинграду и Новгороду. Штаб требовал ежедневно сообщать о движении вражеских эшелонов, их направлении, характере грузов, определять места, где можно успешно проводить диверсии.

Десятки наших разведывательных групп с рациями несли круглосуточное дежурство вблизи железных дорог Новгород – Ленинград и Ленинград – Витебск. На участках Крестецкая – Огорели, Торковичи – Слуцк, в районе Батецкой, Мойки, Сиверской и других станций разведчики установили надежные связи с железнодорожниками и жителями населенных пунктов, прилегающих к станциям.

Миновало три недели. В кропотливой подготовке новых подрывников и непрерывной разведке время прошло незаметно. За это время Беляев со своим помощником Пестриковым подготовили план диверсий на железных дорогах и сообщили о нем в Ленинград. Ждали только ответа.

Он пришел, когда Лучин вместе с Сазановым проверяли готовность подрывников на практических занятиях в отряде Шелякина.

Алексей Петрович дважды прочитал радиограмму и подал комиссару:

– Наконец-то.

– Что случилось? – не понял сначала Сазанов.

– Читай, поймешь, – ответил Лучин и, уже обращаясь к Шелякину, спросил:

– Сколько человек еще не проверенных осталось?

– Трое, они на посту.

– Они как? Так же ответят мне, как Игнат Захваткин? – сказал командир, указывая на рослого партизана, который только что подробно рассказывал, как нужно закладывать тол на стыках рельсов.

– Так же без запинки, – утвердительно заявил Шелякин.

– Хорошо, проверять не буду.

Потом, помолчав немного, добавил:

– Через час – совещание. Важное дело.

– О чем?

– На, прочитай.

Радиограмма, как всегда, была немногословной:

– «Ваш план одобряем. Всему командному составу бригады возглавить отряды подрывников. Рельсовую войну на всех участках начать тридцатого августа в ноль-ноль часов. В этот час все партизанские отряды or Ленинграда до Черного моря выходят на рельсовую войну».

Шел мелкий, назойливый дождь. Он начался глубокой ночью. Пропитавшаяся влагой земля уже не принимала воду. Кругом блестели лужи, Лучин и Сазанов обходили отряды, отправлявшиеся на рельсовую войну. Бригада фактически распылялась. Каждый отряд получал определенный участок на железной дороге или должен был действовать между, крупных узловых станций. С каждым из них уходил кто-то от командования бригады. Сам Лучин отправился с отрядом Козлова к станции Мало-Сиверской, на которую прибывало немало эшелонов. Такой же по значению была и станция Новинка-Вырица, возле которой предстояло действовать отряду Костина и комиссару Сазонову. К Батецкой и Мойке уходил начальник штаба Беляев с отрядом Григорьева. Ответственный участок выделили Звереву: Торкович – Новинка. Немцы его усиленно охраняли: к железной дороге, вплотную примыкали лес и кустарник, которые позволяли партизанам совершать налеты на эшелоны.

С отрядом Шелякина уходил я. Нам достался самый далекий путь – к Новгороду и станциям Дубовик и Огорели. Поэтому Лучин и Сазанов выделили для отряда две лишних радиостанции, чтобы держать более надежную связь.

Первым тронулся в путь отряд Григорьева. Вслед за ним потянулись и остальные. Спустя час к Мойке и Люболядам ушел отряд Федорова.

Наступила наша очередь.

Путь был нелегким. Маленькие ручейки превратились в бурные реки, болота стали непроходимыми. Партизаны промокли до нитки, но ни один не жаловался. Каждого утешало одно: в такую погоду фашисты не отважатся покинуть теплые квартиры и поэтому вряд ли станут усиленно охранять железную дорогу.

Через сутки отряд подошел к железнодорожной линии Новгород – Ленинград. Здесь по плану мы должны начать «концерт». Тут уже давно хозяйничали разведчики Василия Степановича Козлова.

– За каждые сутки проходит до тридцати эшелонов – пятнадцать на север, столько же на юг, – докладывал Козлов. – На разъезде Радофинникова Горка тридцать человек охраны. На остальных по сорок-пятьдесят. Вооружены пулеметами и автоматами. Парные патрули с обеих сторон проходят каждый час.

– Все? – спросил Щелякин, отталкиваясь спиной от березы, к которой он прислонился после изнурительного перехода.

– Все, – утвердительно ответил Козлов.

– А что творится в деревнях?

– Там гарнизонов нет. Но все уцелевшие дома заняты немцами.

– Как живет местное население?

– Немцы собираются отправить людей в Германию.

– Что? Угонять в Германию? И ты об этом молчишь! Ведь это же главное. Ради чего мы воюем? Ради людей! Где же было твое политическое чутье? Не разведчик ты после этого.

Шелякин выругался. Козлов стоял, не зная что ответить. Лицо его изменилось и взгляд уперся в землю.

– Чего стоишь? Исправлять ошибку надо.

– Когда доложить о разведке в деревнях?

– Завтра в полдень.

– Будут точные данные.

– Посмотрим, – сердито ответил Шелякин и, повернувшись ко мне, спросил:

– Как быть?

– Надо население немедленно выводить в леса, радировать Лучину и Сазанову. Может быть, и у них такое же положение, они свяжутся со всеми отрядами.

Приближалась полночь. Все командиры групп давно сверили свои часы и подвели людей чуть ли не к полотну железной дороги.

Ежась от дождя, по шпалам прошли быстрым шагом навстречу друг другу два парных патруля.

Зажженными папиросами командиры групп то и дело освещали циферблаты часов, но время, как назло, текло медленно.

Когда до полночи осталось полчаса, к Шелякину подполз Березин.

– Может, раньше начнем. Так по эстафете передадим белорусским партизанам, а они – украинским?

– Ты не лезь раньше батьки в пекло. Есть приказ – выполняй его.

Березин уполз. Минуты три спустя в его кулаке вновь засветилась папироса. Курил он ее медленно. Когда она кончалась, разжигал другую.

– На всю жизнь накурился. Кончится война – брошу табак, – шепнул он своим подрывникам, которые промокли до нитки и лежали вместе с ним под кустом, оберегая взрывчатку.

Полночь наступила, когда Козлов начал разжигать шестую самокрутку.

– Двигаем, ровно ноль-ноль, – громко сказал он и первым потянулся вперед.

Подрывники в минуту вытянулись вдоль линии, затем разом бросились на насыпь. Партизаны быстро прикрепляли шашки тола к шейке рельсов, у стыков закрепляли по две шашки, осторожно вставляли в запалы детонирующий шнур.

Проходит несколько минут, и партизаны один за другим скатываются с полотна. Остаются только командиры групп. Они почти одновременно поджигают бикфордовы шнуры горящими папиросами, и по насыпи бегут огненные змейки.

Гремит взрыв, второй, затем начинается сплошной грохот. Слышно, как на землю непрерывно падает что-то тяжелое. Тишина наступает неожиданно. Только со стороны разъезда доносятся выстрелы, да ночную темноту прорезают светящиеся линии сигнальных ракет.

Партизаны не выдерживают и снова выбегают на насыпь. Рельсов как не бывало. Лишь кое-где торчат, точно неуклюже вкопанные столбы, вырванные из плотного слоя щебня шпалы и рядом с ними исковерканные куски металла.

Мы с Шелякиным выходим на полотно. Молча проходим сто, двести, триста метров, потом еще столько же. Картина одна – трехкилометрового пути не стало. Не сработал только один заряд – на выходе из выемки. Подрывники Михаил Загуляев и Семен Драгун понадеялись друг на друга и вместо бикфордова шнура подключили к толу детонирующий шнур.

– Сейчас подорвем, – суетясь около рельс, говорили они командиру группы Ванюшкину.

– Обожди, не спеши, – предупредил их Шелякин. – Фрицы со стороны Мясного Бора вели стрельбу?

– Стреляли.

– Ракеты пускали?

– Выпустили штук десять.

– Ну и хорошо. Значит, тревогу объявили, скоро от Новгорода прикатят сюда. Тогда и взорвете заряд. Добавьте к нему десяток шашек и соедините все вместе.

Едва забрезжил рассвет, как со стороны Новгорода показался поезд. Впереди двигалась дрезина с четырьмя платформами. На задних стояли несколько офицеров и солдаты. Они вели усиленный пулеметный огонь по опушке леса, изредка выпускали мины.

На этот раз Загуляев и Драгун не оплошали: дрезину взрывом разнесло вместе с оккупантами. Поезд остановился и дал задний ход.