Текст книги "Три года в тылу врага"

Автор книги: Илья Веселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Бронетранспортеры пытались развернуться и скрыться за пригорком. Но выскочившие из перелеска Семен Марков и Федор Зарубин успели бросить под машины гранаты, а затем стали поливать пехоту из «ручников».

Виктор Смирнов заметил, что из пробитого бака автомашины хлещет на землю бензин. Подобрав немецкую пилотку, Виктор поджег ее и бросил в лужу бензина. Пламя охватило автомашину, перекинулось на остальные грузовики. Начали рваться патроны, гранаты. Немцы уже лежали в кюветах по ту сторону дороги и вели огонь. Теперь они бросились бежать. Преследовать их не стали.

В тот же день отличились, как всегда, подрывники Мудрова. Ночью они заминировали переправу через реку Шелонь. На подходе к ней уложили фугас, от действия которого должно было взорваться все минное поле.

Расчет минера оказался верным. Отсутствие моста вынудило немецкий батальон остановиться. Гитлеровцы сгрудились на минном поле. Кто-то из них наступил на взрыватель фугаса. Раздался оглушительный взрыв, за ним другие.

Четыре вездехода с орудием и больше половины солдат и офицеров батальона были уничтожены.

Наступление карателей приостановилось. Им удалось только занять несколько деревень. Однако гитлеровцы не унимались. Они готовились к новому походу на партизанский край. Начали подтягивать свежие силы. В деревне Бычково разместились инженерные части 16-й армии. Штаб 218-й немецкой пехотной дивизии занял деревню Петрово. Сюда же пришли и 4-й заградительный полк эсэсовцев и несколько карательных отрядов.

Партизаны не знали ни сна, ни отдыха. Они продолжали уничтожать фашистов из засад, совершали смелые налеты на гарнизоны, минировали дороги. Большая группа подрывников во главе с командиром отряда Алексеем Ильичем Садовниковым «наводила порядок» на железной дороге Дно – Порхов, пуская под откос военные эшелоны.

Все дороги, идущие в Петрово, партизаны взяли под усиленный контроль. По ним шло интенсивное движение. Чаще всего в штаб проезжали под большой охраной какие-то офицеры.

– Они что-то затевают, – сказал Ефимов, когда ознакомился с результатами разведки.

– Достанем «языка» и выясним, – согласился начальник штаба.

В ту же ночь в штаб привели немецкого радиста из деревни Петрово. Он рассказал о расположении войск в деревне, о содержании переговоров, которые вели штабные офицеры. Переговоры сводились к тому, чтобы дивизия как можно быстрее закончила операции против партизан и после этого выехала под Ленинград. К выезду на фронт готовились и инженерные части.

– Нужно сделать так, чтобы они не попали туда, – предложил Ефимов.

– Своими силами не справиться, – возражал Клочко.

– Попросим помощи у второй бригады.

В этот же день штаб получил ответ: «Помощь окажем. Готовьте операцию».

С наступлением темноты наши отряды окружили Бычково. Фашисты ничего не подозревали. Они спокойно разгуливали по улицам, чувствуя себя в полной безопасности.

В одиннадцать вечера немцы дали отбой, и в деревне все замерло. Лишь изредка доносилось шарканье сапог часовых, да кто-нибудь из немцев изредка пускал ракеты или короткую автоматную очередь в сторону леса.

В полночь Алексей Маркушин повел партизан на штурм деревни. Боевые группы во главе с командиром роты Сушко сняли часовых. Вслед за ними роты Шелякина, Романова и отряд Новаковского окружили штабные помещения, склады с имуществом и дома, где жили фашисты.

– Все готово, – доложили связные Маркушину.

– Раз готово – начали. – И красная ракета прочертила ночное небо.

Через несколько секунд начали рваться гранаты, застрочили автоматы, поднялись языки пламени над складами и гаражами оккупантов.

…Последними из деревни уходили Клочко с ротой Шелякина. Горели дома. Черный дым стоял над большим сараем, где когда-то хранились колхозные молотилки и сеялки. Сейчас он горел вместе с хранившимися там кабелем, телефонными аппаратами, радиостанциями.

Около сарая одиноко стоял пулеметчик Мальчевский.

– Чего стоишь, Николай? – спросил его Шелякин.

– Жалко.

– Кого жалко?

– Сарай жалко. Люди строили, строили, а в одну ночь их труд в пепел превратился.

– Думаешь, мне не жаль. И у меня печется сердце. Наше ведь горит.

Бывший тракторист, партизан-пулеметчик постоял еще с минуту, потом снова взвалил на плечо свой пулемет и стал догонять роту.

А дорогой Клочко и Ефимов уже решали вопрос о налете на штаб дивизии.

Разгром штаба дивизии командование бригады назначило на восьмое сентября. Но срок пришлось изменить. Вскоре на наших разведчиков, залегших у деревни, наткнулась группа немецких солдат. В молниеносной схватке автоматными очередями разведчики уничтожили их. Только один, спрятавшись за толстый пень, остался жив. Им оказался писарь оперативного отдела штаба дивизии Ганс Гафакер.

Допрос начал сам Григорий Иванович. Он сначала скрутил козью ножку, хотя сам никогда не курил, и протянул кисет с самосадом писарю:

– Закуривай, это не помешает нашему разговору.

Пленный посмотрел на Ефимова и, поняв, что партизанский командир с ним не шутит, набил трубку самосадом.

– Доволен, что попал к партизанам? – спросил Ефимов Гафакера.

– Нет.

– Почему?

– Все наши солдаты боятся партизан и считают дни, когда мы отсюда выберемся.

– Сколько же дней осталось, чтоб выбраться отсюда?

– Два дня.

– Точно два дня? – переспросил Григорий Иванович.

– Вчера получили такой приказ. Второго сентября наш штаб должен грузиться на станции Дно и следовать под Ленинград.

– Слышал, Виктор Павлович?

– Конечно, слышал, – ответил Клочко.

– Что будем делать?

– Зевать не надо.

– Я так же думаю. Завтра, пожалуй, начнем. Иначе будет поздно.

Напасть на штаб дивизии решили не ночью, как это делали прежде, а с наступлением темноты, когда основная масса солдат после ужина собиралась в огромный сарай, где показывали кинокартины.

Нападение на гарнизон начал Сергей Иванов со своими разведчиками. Меткими выстрелами из «бесшумок» они сняли часовых у дзотов и блиндажей. Мимо них сразу же просочились штурмовые группы Маркушина, Тараканова, подрывники Мудрова.

С другой стороны через кустарники поползли партизаны Шелякина. У них особый объект – сарай, где только что начался киносеанс для солдат и офицеров.

Охватывая сарай в полукольцо, двинулись вперед двадцать партизан с противотанковыми гранатами. Они тихо ползли между огородных гряд. Следом за ними пробирались пулеметчики.

Вот и плетень. За ним метрах в пятидесяти сарай. Партизаны приподнимаются и сквозь щели плетня видят, как у двери толпятся гитлеровцы.

Шелякин взмахивает рукой, и в толпу летят гранаты. К их грохоту присоединяются пулеметные и автоматные очереди. Сарай охватывает пламенем. Площадь перед сараем покрывается трупами. Фашисты бегут к дзотам. Но там их встречают пулеметным огнем разведчики Иванова.

В здании школы, где расположился штаб дивизии, гитлеровские офицеры успели забаррикадировать все двери, окна и вели оттуда огонь. Попытка партизан подойти к зданию с ходу не удалась. Тогда кто-то из партизан выкатил в переулок захваченную противотанковую пушку и открыл из нее по школе огонь прямой наводкой. После пяти выстрелов стена рухнула. Через пролом партизаны ворвались в помещение. Гитлеровцы перебрались в подвал. В открытый люк полетели противотанковые гранаты. Несколько фашистов сумели выбраться на улицу через подвальную дверь, но тут же были скошены огнем из автоматов.

Партизаны, увлекшись боем, даже не заметили красных ракет – сигнала отходить.

Только после пятой ракеты они начали уходить в лес, унося с собой убитых и раненых товарищей и трофейное оружие.

В следующую ночь партизаны находились уже за пятнадцать километров от деревни Петрово. По пути они разгромили вражеский гарнизон в деревне Вязовка и снова, через болота, ушли в непроходимые леса.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Разгром гарнизона в Вязовке был последним нашим крупным ударом по оккупантам в этом районе. Почти полуторамесячные непрерывные бои измотали силы партизан. Приходилось сражаться днем и ночью, без сна и отдыха, без горячей пищи.

С прибытием на новое место отряды расположились в болотистых лесах. Некоторые даже спали на подмостках – кругом стояла вода. Не стало у нас ухошинского аэродрома, который гитлеровцы разбомбили еще в первых числах августа. Мы создали в другом месте небольшую посадочную площадку, но и ее вскоре обнаружили немецкие летчики. Снабжение прекратилось. Боеприпасы и медикаменты подходили к концу.

В таком же тяжелом положении находились вторая, третья и первая бригады.

Вражеские войска с каждым днем сжимали кольцо окружения, прижимая нас к озерам и непроходимым болотам. Мы потеряли обоз в несколько сот повозок, большие запасы продовольствия.

Пятого сентября мы оставили последнюю деревню Махарево и расположились на узкой полосе земли. Позади на многие десятки километров протянулись непроходимые болота. К востоку лежало заросшее озеро, проходить по нему могли только смельчаки. Перед фронтом нашей бригады стояли две фашистские дивизии, спешно переброшенные из-под Ленинграда.

Начались назойливые дожди. Они шли непрерывно, и мы со дня на день ожидали, что разбухшие от воды болота вот-вот лишат нас спасительной полоски земли.

Седьмого сентября Вифатнюк принял радиограмму из Ленинграда: «Оставить партизанский край, рассредоточиться, сохранить личный состав. Новое место базирования – леса вокруг озера Радиловское.

Жданов».

– Не близко. Двести километров с гаком, – прикинул на карте Клочко, когда прочитал распоряжение Андрея Александровича Жданова.

– Справа не пройти – болото, – доказывал Клочко Ефимову. – Мимо Махарево не пролезешь: две дивизии – не батальон, их не сковырнешь с места. Только потеряем людей.

– Как тогда быть?

– Черт его знает. Знаю одно – надо выбираться отсюда сегодня ночью. Завтра будет поздно, немцы нащупают нас и загонят в озеро.

В их разговор вмешался я:

– Нужно проверить болото. Это заросшее озеро, как рассказывали местные жители, проходить его колонной рискованно, но врассыпную можно. Не всегда следует верить картам. Надо послать разведку.

Ефимов вызвал Сергея Иванова.

– Сергей, нужно найти путь через болото.

– Это нелегко. На нем нет ни одного кустика, не замаскируешься: фрицы сразу заметят.

– А ты по-пластунски проползи. Пойми: спасение всех людей – это ответственная задача. Опасные места отметьте вешками.

– За нами дело не станет.

Ефимов тут же вызвал командиров отрядов и комиссаров, политруков и командиров рот.

– В вещевом мешке у каждого партизана должны быть только продукты, сотня патронов, гранаты, шесть-восемь шашек толу. Остатки тола отдать Горячеву. Все равно у него сейчас нет ни маслозаводов, ни мастерских.

– Зачем мне тол, у меня своего груза хватит, – запротестовал Горячев.

– Что за груз?

– Муки мешков восемнадцать, мяса пятнадцать туш, сухарей больше двух тонн да сахару пуда три.

– Мешки с мукой спустить в озеро. Они не пропадут. Будет время, приедешь – заберешь, а мясо – по отрядам. Срок исполнения один час.

– Что делать с минометами?

– Тоже в озеро. Будет время – вытащим.

Часа через три вернулся Иванов со своими разведчикам.

– Через болото пройти можно только врассыпную и то ползком. Есть незаросшие глубокие котлы-ямы. Их много, некоторые пометили белыми флажками, – кратко доложил Иванов.

– Значит, пройти можно?

– Конечно. Только соблюдать осторожность и не лезть куда не надо.

Дождь кончался.

Фашисты изредка постреливали из минометов, запускали осветительные ракеты и вешали «фонари».

Мы подтянулись к опушке болота. Позади нас остались догорать небольшие костры, в них горело брошенное имущество.

В последние минуты мы с болью в сердце утопили минометы и пушки. Злым ходил Петр Агафонович Горячев. Он немало приложил забот, чтобы создать огромное хозяйство бригады. Теперь многое брошено в болото, горит в кострах. Он похудел, осунулся. Незаметно от командира бригады Горячев пытался спасти самых лучших лошадей с седлами. Пока Иванов докладывал, что по болоту можно пробраться, Горячев пытался пустить их через заросшее озеро. Но лошади не прошли и пяти метров, как стали проваливаться и тонуть.

Ровно в полночь мы двинулись на болото. Впереди шел Сергей Иванов со своими разведчиками. Следом за ним, еле вытаскивая ноги из грязи, двигались врассыпную отряды Маркушина, Объедкова, Тараканова, Садовникова. Вперемежку между ними шли «женский батальон» начальника АХО Горячева, санчасть Пашнина.

Пройдена первая сотня метров. Не слышно ни разговоров, ни стука. Доносятся только тяжелые вздохи да бульканье воды. Слева – узкая полоса метров в двести, где расхаживают немецкие часовые.

Неожиданно Виктор Смирнов проваливается в «котел», и, вздымая брызги воды и грязи, плюхается в воду станковый пулемет. На помощь товарищу спешит Ефим Зонов, но и он исчезает под водой. Движение приостанавливается. К месту происшествия подбегает Маркушин.

– Не задерживаться, ползите вперед, – приказывает он и бросает конец веревки Смирнову и Зонову.

Возню на болоте, видимо, услышали немецкие часовые. Они навешивают над болотом пару фонарей и открывают бешеную стрельбу. Пули свистят над головами партизан, сбивают сухие камышинки. Над болотом стоит мертвая тишина. Партизаны лежат в воде и не двигаются. Холодная вода быстро просачивается сквозь одежду, леденит тело. Зыбкая почва оседает вниз и засасывает людей. Единственный выход – ползти, иначе утонешь.

Только несколько партизан во главе с Маркушиным возятся вокруг Зонова и Смирнова, которые уже нахлебались воды и грязи.

– А пулемет, его найти надо, – шепчет Маркушину Смирнов.

– Ползи, черт с ним, с пулеметом. Другой достанем, – сердится Маркушин.

– Этого жалко, хороший станкач был, – оправдывается Смирнов и снова лезет в воду. Она покрывает его по шею. Смирнов ногами нащупывает пулемет.

– Вылезай из воды, – не вытерпев, говорит Маркушин и пытается стукнуть его палкой, но Смирнов ныряет под воду.

– Ну упился, – вылезая, шепчет Смирнов, вытаскивает станкач и взваливает его на плечи.

Партизаны ползут по болоту молча. Некоторые начинают стучать зубами от холода, но, собрав волю, ползут и ползут вперед. Каждый знает, что вот-вот ноги почувствуют твердую землю, где можно согреться и обсушиться.

Воды постепенно становится все меньше и меньше. Впереди виднеются кривые сосенки, за которыми сплошной стеной стоит лес.

Где-то слева осталась деревня Махарево, а справа Лебяжье. Глуше становятся выстрелы, на потемневшем небе блекнут линии запускаемых немцами ракет. Это радует партизан. Главная опасность миновала.

– Привал, – приказывает Ефимов, когда бригада вышла на большой километровый остров, почти сплошь усеянный огромными валунами. Сразу же вспыхивают небольшие костры, начинается сушка промокшей и грязной одежды.

В этой полураздетой толпе Григорий Иванович с трудом разыскал Сергея Иванова. Тот сидел на огромном валуне и сушил вместе с Виктором Смирновым свои сапоги, от которых валил густой пар.

– Сожжете, в чем будете ходить? – зашумел Горячев.

– Товарищ начальник АХО, разведчики занимаются самоснабжением, кроме варева, – смеясь ответил Иванов.

– Это я знаю.

– Знаешь, зачем ругаешь?

– Что мне делать? Продукты кончаются, обоза не стало. Где теперь все достать?

– У немцев.

– Попробуй.

– И достану, – заявил Иванов.

У Горячева была особая страсть к лошадям, поэтому он сразу же сделал заявку на лошадей.

– Будь спокоен, как только пойдем в разведку, приведем пару немецких куцехвостых лошадей.

– Ну вот и хорошо. Напросился, – сказал Григорий Иванович, который стоял позади Иванова и пока не вмешивался в разговор.

– На что напросился? На лошадей? Приведу и не одну, а десяток.

– Не об этом речь. Знаю, что достанешь. Напросился на другое – на разведку.

– Да я хоть сейчас готов. – С этими словами Сергей Иванов соскочил с валуна и натянул разбухшие сапоги.

– Что, работа есть?

– Есть.

– Куда пойти, что сделать?

– В Ново-Николаевку. Мимо нее будем проходить.

– Задача?

– Как всегда: где немцы? сколько их? что делают? Главное, узнать о переправе через Шелонь. Кого возьмешь с собой?

– Виктора Горшкова, Ивана Зарубу, Петра Механошина, Михаила Новокрещеных и Степана Данильчука.

– Зачем так много?

– Веселее, да и для Горячева лошадей надо достать, – смеясь, ответил Иванов.

Они вернулись ранним утром девятого сентября, когда мы устроили очередной привал. Впереди ехал на немецком тяжеловозе Сергей Иванов. Сзади него на таких же лошадях с короткими хвостами ехали Иван Заруба и Михаил Новокрещеных, ведя в поводу две лошади. На одной из них через седло была перекинута человеческая фигура. Кавалькаду замыкали Петр Механошин и Степан Данильчук. У штабного костра они спешились, осторожно сняли с лошади человека, положили его около костра. Это был разведчик сибиряк Виктор Горшков. На лице его запеклась кровь.

Виктора Горшкова знала вся бригада. Весельчак и балагур, лихой гармонист и танцор, он в то же время был непревзойденным разведчиком. Война застала Виктора на границе. В ожесточенных боях их полк сильно поредел; полковому врачу дважды пришлось извлекать пули из тела Виктора Горшкова. Солдат оказался живучим и ни за что не хотел отправляться в тыл. Лишь с тяжелой контузией его доставили в госпиталь. Однако через три дня Горшков сбежал оттуда. Но его полк уже отступил. Солдат оказался в тылу у немцев. Лесами и болотами разведчик пробирался на восток, пока не набрел на нашу партизанскую бригаду. Он воевал вместе с нами больше года. К нему привыкли, и трудно было поверить, что Виктора больше нет.

– Как это случилось? – нарушив молчание, спросил Иванова Горячев.

Сергей не ответил. Все смотрели на убитого разведчика. Говорить не хотелось.

– Подошли мы к Ново-Николаевке, – с усилием произнес Иванов. – Влезли в большой сарай, смотрим сквозь крышу. Народ есть, а немчуры нет. Ну и осмелели. Пошли по деревне. Виктор заметил какое-то объявление на доме. Стал к нему подходить. А из дома выстрелили. Он и упал. Подходим – Виктор уже мертвый.

– Кто убил?

– Святоша какой-то. Он старостой был.

– Вы его нашли?

– Конечно. Стрелял-то он из подвала своего дома. Данильчук его заметил и одним махом перескочил плетень. И прямо в подвал. А он, сука, по Данильчуку выстрелил, да промахнул. Стукнули его прикладом и выволокли на улицу. Народ, конечно, собрался. Ну и говорят нам:

– Стрелять его, гада, надо. Он предатель. Многих наших немцам выдал да и нас грабил.

Проверили. Справку у старосты нашли, комендант Красных Струг выдал. Доверил ему, святоше, забирать все у населения для фашистов, садить в каталажку подозрительных.

– Почему, говоришь, он святоша?

– Фамилии не сказал и все назывался рабом божьим.

– Ну, а дальше что?

– Проверили весь дом. В подвале и в кладовых, почитай, сотню мешков с зерном и мукой нашли, а сапог, валенок и полушубков – не сосчитать.

– Куда их девали?

– Раздали в деревне. Население сначала боялось брать. Потом взяли.

– Чего им бояться, свое брали.

– То-то и оно. Говорят, вот возьмешь, а немец приедет, отберет обратно, да и постреляет за это. Иванов их успокоил. Берите, говорит, это все ваше. А немец приедет – скажите, что староста, мол, к партизанам сбежал и все увез с собой. Так и договорились.

Данильчук помолчал немного, затем вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с надорванными краями и подал Ефимову.

Григорий Иванович посмотрел лист и подал мне.

Я начал читать вслух:

– «Именем фюрера возлагаю на местные гражданские власти ответственность за порядок и организованность во вверенных им населенных пунктах и прилегающей к ним местности. Для решительной борьбы с лесными бандами и партизанами, а также подозрительными лицами приказываю:

1. В целях усиления борьбы с партизанскими отрядами вменить в обязанность волостным старшинам и сельским старостам при появлении неизвестных лиц или групп немедля с нарочным сообщать в комендатуру. При возможности задерживать и доставлять их ко мне.

2. Предупредить население, что за предоставление ночлега, продуктов партизанам или оказание другого содействия и поддержки виновные будут расстреливаться, а их дома и постройки сжигаться.

3. В суточный срок представить мне списки всех сочувствующих коммунистам, партизанам, их родственников и вести строгое наблюдение за этими лицами».

Приказ был свежим: подписан комендантом двадцатого августа.

Ефимов задумался. Его лицо как будто ничего не выражало, только около виска усиленно задергались вены. Потом он подозвал Иванова.

– Приказ этого коменданта висел в деревне?

– Нет. Староста его раза четыре вывешивал, а он исчезал.

Ефимов снова задумался.

– Лошадей где достали?

– Жители Ново-Николаевки помогли достать. Они их еще в конце августа у немцев угнали и прятали в лесу.

– Добро.

Разведчики принесли и печальное известие.

Все ближайшие переправы через Шелонь оказались взорванными или сожженными. Фашисты заминировали броды через реку, заняли все деревни, усиленно контролировали дороги.

Любой ценой бригада должна была переправиться на северный берег реки, где находились леса и где существовали условия для базирования и получения боеприпасов с Большой земли.

Разведчики вновь отправились в путь.

На окраине деревни Заполья партизаны Механошин и Данильчук зашли в баню. Она оказалась теплой: видимо, накануне кто-то ее топил. Разогрелись, и усталость взяла свое. Они уснули. Проснулись на рассвете.

Утром на тропинке показалась женщина с ведрами. Она шла к реке. В прибрежных кустах перед ней выросли два партизана. От неожиданности женщина уронила ведра, и они покатились по тропинке.

– Не бойтесь, – начал Данильчук.

– А вы не пугайте.

– Мы и не думали пугать. Скажите, немцы в деревне есть?

– Есть.

– Много?

– Не считала, но два взвода немцев и десяток полицейских, если не больше, наберется. Было больше да в Паревичах партизаны побили.

– Смотрите, вы даже военные термины знаете.

– Конечно, раз мой муж командир Красной Армии.

– Где он?

– Такой же вопрос задают, наверное, и вашим женам или невестам, когда у них хотят узнать, где вы и что делаете.

– Мы, как видите, воюем.

– Мой муж тоже воюет.

Женщина рассказала, какие дома в деревне занимают гитлеровцы, где у них посты. На вопрос, есть ли у них пулеметы, ответила:

– Об этом расскажет Виктор.

– Кто такой Виктор?

– Двоюродной брат мужа. Он в полиции служит.

Партизаны удивленно посмотрели на женщину.

– Не удивляйтесь. Он пошел туда, чтоб в Германию не угнали. Ушли бы к партизанам раньше, искали их. Где-то в Мосихе две недели блуждали по лесу и не нашли.

– Он может нас выдать.

– Не беспокойтесь. У него невесту хотят угнать в Германию. Так что к вам придет с ней, да они все с вами уйдут, два десятка, поди, наберется.

Женщина вернулась часа через полтора, принесла партизанам по паре белья, горячей вареной картошки, огурцов, хлеба. Вслед за ней появился двоюродный брат ее мужа – Виктор Гаврилов.

Это был парень лет девятнадцати, крепкий, с живыми глазами. Он сразу же завел разговор о переходе к партизанам.

– В полиции мы решили служить для того, чтобы не ехать в Германию и чтобы в наши деревни немцы не присылали негодяев со стороны. Службу несли для проформы, а где можно пакостили оккупантам, позапаслись оружием.

– И много таких полицейских? – поинтересовался Данильчук.

– Двенадцать парней.

– Что ж, пусть собираются.

– Повременить немного надо.

– Почему?

– Насолить немцам хочется, вы помогите нам.

– Что вы хотите сделать? Перестрелять? Их больше сотни, а вас двенадцать человек. Как видишь, силы неравные.

– Взорвем их. У них есть взрывчатка, но как ей пользоваться – не знаем.

– Тогда это дело другое. Сейчас научим.

Данильчук и Механошин рассказали, как использовать тол, куда поставить взрыватели. Решили заложить весь тол под здание школы. Его оказалось два ящика.

Днем полицейские подвозили дрова и воду на кухню к школе. Они уже увезли из пожарного сарая тол, а в молочном бидоне – бензин.

С наступлением темноты полицейские, как обычно, начали патрулировать по деревне.

Но чаще всего они прогуливались около школы, где размещались гитлеровские офицеры и солдаты. Незаметно подтащили тол к простенкам школы, установили взрыватель и протянули под досками за сарай прочный шпагат.

В полночь подпоили самогоном немецких часовых и вынесли из школы три ручных пулемета и несколько автоматов. Не забыли и про сарай, где гитлеровцы хранили мины и взрывчатку. Его облили бензином и подожгли. Пламя сразу же охватило сарай. В это же время раздался взрыв и под школой. Здание как-то неуклюже вздрогнуло и начало рушиться, потом вспыхнуло. Под обломками было похоронено около сотни гитлеровцев.

Виктор Гаврилов хорошо знал расположение всех немецких гарнизонов в местных деревнях. И когда он сообщил, что в деревне Старые Буриги находится большой склад имущества связи, Ефимов немедленно решил разгромить его.

Главными проводниками стали Виктор Гаврилов и его товарищи. Они вывели партизанские группы к немецкой казарме, складу и большому узлу связи.

Когда разгром гарнизона подходил к концу, к Маркушину подошел старик.

– Командир, а у супостатов еще кладовка есть. Вчерась туда они что-то в ящиках понавозили, – сказал он и повел Маркушина во двор какого-то дома.

В сарае и под навесом штабелями были уложены мешки с мукой, ящики с консервами и печеным хлебом, изготовленным немцами еще в 1937 году. Тут же во дворе стояло несколько грузовиков.

Партизаны завели две немецкие машины, загрузили их продуктами. Через полчаса грузовики подъехали к переезду через железную дорогу, который уже оседлал отряд Объедкова.

За три рейса на машинах было вывезено все ценное. С последним рейсом уехали и партизаны.

Буквально через день они разгромили вражеские заслоны и полицейские группы в деревнях Хрычки, Большие Луки, Шлинка и Вяжищи.

Путь к озеру предстоял не легкий. Он проходил почти по безлесной местности, мимо крупных населенных пунктов, в которых стояли большие вражеские гарнизоны. Но какова их численность – мы не знали.

Сергею Иванову снова пришлось идти в разведку.

Вернулся он на вторые сутки.

– Во всех деревнях – пятьсот-шестьсот гитлеровцев. Вооружены автоматами и пулеметами.

– Сила немалая, если она собрана в кулак. Но немцы пока не знают, как мы пойдем к озеру – проселочными дорогами или свернем в леса и болота, – сказал Ефимов.

– По лесам и болотам ходить трудно, да и надоело. Двинем по дорогам, – внес предложение Мудров.

– Ишь ты какой прыткий. Ты любишь на дорогах мосты взрывать. На них тебе вольготно, – смеясь ответил Клочко.

– Вот и напрашиваюсь на работу. Тол пока есть.

– Ты не особенно им разбрасывайся. Он еще пригодится.

– Тол можно достать, – вмешался Иванов.

– Здесь, пожалуй, негде. Но вчера в Замостье пришла машина со взрывчаткой.

– До Замостья далеко – двадцать километров с гаком.

Мудров вытащил карту, посмотрел на нее внимательно и, не отрывая от нее глаз, сказал:

– Слушай, Григорий Иванович, нам надо сначала разгромить немцев в Замостье, где штаб, потом в остальных деревнях.

– Не хитри, Александр Никитич. Знаю: ради взрывчатки такой план предлагаешь.

– Совсем нет. Разгром штаба внесет растерянность в остальные гарнизоны. Тогда и громить их будет сподручнее. Ну и тол будет у нас, – под общий смех закончил Мудров.

– Растерянности у немцев от этого не будет. Они не дураки. Возникнет другое положение: каждый гарнизон станет действовать самостоятельно. Но чтоб удар был более чувствительным, следует одновременно со штабом разгромить гарнизон в одной из деревень.

Выбор пал на Ямкино. Туда, ушел с отрядом Объедков. Замостье досталось Тараканову с Ивановым.

Уже под вечер, когда отряды готовились выступать, к Ефимову прибежал Василий Перемитинов, бывший колхозный шофер из Саратовской области. Григорий Иванович назначил его начальником бригадной «автоколонны» из двух грузовиков. Соскучившись по «барашке», Перемитинов все эти дни возился около автомашин, наводя блеск и чистоту. Теперь он окончательно «загорелся» и ему захотелось действительно создать при бригаде автоколонну.

– Григорий Иванович, отпустите меня с Таракановым, – начал Перемитинов.

– Там без тебя людей хватит.

– Без меня не обойтись.

– Почему так думаешь?

– Некому будет грузовик со взрывчаткой вести.

– Куда и где ты его поведешь? Через Дубровино тебе не проскочить. Там же немцы.

– Проскочу, Мудров объяснил, как это сделать. Только дайте мне трех автоматчиков.

– Зачем тебе они?

– Когда поеду через Дубровино, чтоб ни одна немецкая стерва не помешала.

– Не могу. Тол и так можно захватить.

– Весь его не заберут. Много ли захватят с собой? Ну полтонны, а полторы пропадет. От взрывчатки больше пользы, чем иногда от сотни патронов, – не унимался Перемитинов.

Ефимов понимал, к чему клонит начальник автоколонны. Бывшего шофера, пожалуй, больше всего привлекла автомашина, которую Иванов обрисовал ему как новенькую, какой-то новой марки. Григорий Иванович махнул рукой:

– Отправляйся.

Теперь Перемитинов пошел с визитом к Мудрову, чтобы заполучить трех автоматчиков для сопровождения опасного груза. Стоило ему только заикнуться о том, что начальник «автоколонны» намеревается увести целый грузовик со взрывчаткой, как Александр Никитич отобрал самых отчаянных подрывников и сам пошел с ним на операцию.

Пробраться во двор, где стоял грузовик с толом, и снять часового партизанам большого труда не стоило. И как только начали разгром штаба, Василий Перемитинов вывел машину со двора и на предельной скорости погнал ее к Дубровино. Теперь оставалось самое трудное – проскочить деревню, полную немецких солдат. Перемитинов пошел на хитрость: он включил все фары, хорошо зная, что так может поступить при панике лишь немецкий шофер, и часовые, стоящие в Дубровино, беспрепятственно пропустят грузовик, поскольку им известно, что у партизан нет автомашин.

Увидев мчавшийся на бешеной скорости грузовик, часовые подняли шлагбаум. В Дубровино Перемитинов поехал медленнее. Впереди оставалось еще одно препятствие – часовые у выезда из деревни, которые вряд ли могли ночью безоговорочно выпустить из деревни автомашину. Так оно и случилось. Часовой не поднял шлагбаума, а направился к грузовику. Это обстоятельство тоже предвидели и Мудров, и Перемитинов. Часового оглушили, как только он подошел к двери кабины.

Теперь Перемитинова нельзя было удержать. Через разведчиков он узнавал, где в деревне стоят немецкие грузовики, и вместе с партизанами уходил на операцию. С ним, как правило, Мудров посылал своих подрывников, которые выискивали в деревнях взрывчатку. Они обязательно возвращались с двумя-тремя автомашинами, нагруженными боеприпасами, продуктами. Среди трофеев был, конечно, и тол.

Мудров и его группа подрывников торжествовали.

Но сколько бы ни доставал Перемитинов толу, Мудров после каждой поездки спрашивал его: