Текст книги "Постмодернизм от истоков до конца столетия - эволюция научного мифа"
Автор книги: Илья Ильин
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
более трезвое понимание текстуальности. С точки зрения Спивак,
– в данном случае она явно выступает против последователей де
Мана, – было "ошибкой представлять себе тематику текстуаль
ности как простую редукцию истории до языка" (там же, с. 171).
Принцип текстуальности для нее не означает разрыва всякой
связи с социально-экономическими, политическими или историче
скими сферами, как часто полагают многие американские декон
структоры, и в этом она, пожалуй, близка позиции Дерриды на
чала 80-х годов.
В этом плане Спивак является представительницей того на
правления левого деконструктивизма, который пытается соеди
нить теории текстуальности и интертекстуальности с теорией со
циального текста. В частности, для нее фаллоцентризм – это
часть более широкой схемы, сети или текста – социального тек
ста западного логоцентрического общества, и ее основная задача
– не столько трансформировать литературоведение, сколько само
это современное общество в его патриархальных, капиталистиче
ских, расовых и классовых формах: "Точно так же, как женщины
требуют признания себя в качестве активной силы общества, та
ким же образом в самом этом обществе должно начаться соответ
ствующее движение за перераспределение сил производства и
воспроизводства" (там же,
с. 192).
Теория "социального текста"
Объединившись вокруг
журнала "Социальный текст"
(Social text. – Michihan, 1978),
сторонники этой концепции су
щественно раздвинули границы интертекстуальности, рассматри
вая литературный текст в контексте общекультурного дискурса,
включая религиозные, политические и экономические дискурсы.
Взятые все вместе, они и образуют общий или социальный текст.
Тем самым левые деконструктивисты напрямую связывают худо
жественные произведения не только с соответствующей им лите
ратурной традицией, но и с историей культуры. Нетрудно заме
109
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
тить, что здесь они шли в основном по пути, предложенном еще
Фуко.
В связи с этим произошел пересмотр и понятия "референт".
Разумеется, речь идет о пересмотре в рамках постструктуралист
ской перспективы. Что здесь было первичным: влияние идей
марксизма в том или ином виде, традиций социологического или
культурно-исторического литературоведения, или естественного
развития постструктуралистских концепций, – вопрос, который в
каждом случае должен решаться индивидуально, в зависимости
от особенностей духовного развития конкретного автора.
Так, например, Джон Бренкман в статье "Деконструкция и
социальный текст" (1979) (72) критиковал узость, ограничен
ность йельского представления о референте, или "Реальном",
основанного, по его мнению, на устаревших понятиях об объектах
восприятия как о стабильно зафиксированных в сознании воспри
нимающего. С его точки зрения, референт, или Реальное, являет
ся исторически порожденным и социально организованным фено
меном.
Несоответствие означающего и означаемого как "лингвистическая пробуксовка"
Традиционную для всех
постструктуралистов проблему
несоответствия (т. е. произволь
ный характер связи) между оз
начающим и означаемым Бренк
ман, опираясь на Лакана, решает
в духе психоаналитических пред
ставлений как "лингвистическую
пробуксовку": для многих выска
зывания содержат в себе неизбежные конститутивные смысловые
"провалы", которые сообщают своим адресатам нечто отличное от
того, что было изначально заявлено или констатировано. Бренк
ман объясняет этот феномен лингвистической пробуксовки специ
фической природой человеческой психики, якобы укорененной в
мире фантазмов.
Таким образом, американский исследователь стремится вос
становить утраченную в теории деконструктивизма связь лингвис
тической референции одновременно и с социальной реальностью,
и с бессознательным, не отказываясь и от присущего этой теории
представления о неадекватности данной связи. В то же время он
разделяет деконструктивистский тезис о фикциональности и рито
ричности языка, что, по его мнению, лучшего всего выявляет спо
собность литературы и критиковать общество, не столько проти
вопоставляя себя реальному, сколько осознавая свою известную
110
ГЛАВА II
отстраненность от него, и одновременно порождать утопические
возможности, давая волю воображению, или, как предпочитает
выражаться Бренкман, "высвобождая материал фантазии".
Как и все теоретики социального текста, он критически от
носится к деконструктивистскому толкованию интертекстуально
сти, считая его слишком узким и ограниченным. С его точки зре
ния, литературные тексты соотносятся не только друг с другом и
друг на друга ссылаются, но и с широким кругом различных сис
тем репрезентации, символических формаций, а также разного
рода литературой социологического характера, что, вместе взятое,
как уже отмечалось выше, и образует социальный текст.
Одной из наиболее представительных (чтобы не сказать, по
пулярных, поскольку на нее чаще всего ссыхаются лишь как на
образец литературы подобного рода, судить же о степени ее
влияния в академических кругах можно только косвенно, по той
энергии, с какой она опровергается) книг леводеконструктивист
ского толка является работа Майкла Рьяна "Марксизм и декон
структивизм" (1982) (259). Билингв, ученик Гайятри Спивак,
работавший в конце 70-х годов во Франции вместе с Дерридой,
Рьян поначалу испытывал воздействие модных в конце 60-х го
дов идей маоизма, а затем западноевропейского неомарксизма,
прежде всего итальянского теоретика Антонио Негри, в переводе
работ которого он принимал самое активное участие.
По всем своим политическим ориентациям и эстетическим
пристрастиям он является типичным представителем радикального
французского постструктурализма. Подобно Спивак и Бренк
ману, Рьян также предпринимал попытки связать понятия тек
стуальности и интертекстуальности с теорией "социального тек
ста", и своеобразие его трактовки заключается в переосмыслении
концепции Дерриды "инаковости", или "отличности" (alterity):
"Невозможно точно локализовать подлинную основу субстанции
или субъективности, онтологически или теологически, бытия или
истины, которая не была бы вовлечена в сеть отношений с дру
гим (other relations) или в цепь процесса дифференцирования"
(там же, с. 14).
Здесь, очевидно, снова необходимо напомнить о специфике
постструктуралистской терминологии, где понятие "сети", близкое
тому, что под этим подразумевал Делез, употребляя термин
"ризома", заменило традиционное для структурализма представ
ление о структуре и отличается от него не столь строгим упорядо
чиванием отношений между своими составными частями и эле
111
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
ментами, хотя некий принцип, как правило, весьма туманный,
организованности все же сохраняется.
С точки зрения Рьяна все явления, объекты и концепции
способны функционировать исключительно во взаимосвязи, во
взаимном сцеплении, в общем переплетении отношений, конвен
ций, историй и институтов. Для него, как и для большинства
постструктуралистов, идеи и представления обладают таким же
реальным бытием, как и объекты предметного мира, мира вещей,
точно так же и сам мир представляется ему текстуализованным,
хотя, в противоположность йельцам, и наполненным социальным
содержанием, поэтому любой литературный текст он рассматрива
ет как неизбежно взаимосвязан
ный с социальным текстом.
"Анархичность децентрации" у М. Рьяна
Наибольший интерес в рам
ках исследуемой нами проблемы
вызывает сравнение, проводимое
Рьяном, между философией но
вых левых и деконструктивистов:
оба эти течения, по ему мнению, обладают общими чертами, сви
детельствующими о решительном сходстве их главных характери
стик: "Приоритет плюральности над авторитарным единством,
склонность скорее к критике, нежели к подчинению, неприятие
логики власти и господства во всех их формах, утверждение
принципа различия в противоположность тождеству и оспарива
ние этического универсализма" (там же, с. 213). Таким образом,
у Рьяна децентрализация (или "децентрация") как способ проти
востояния любой централизованной власти, санкционированному и
освященному властью авторитету в его любой форме – государ
ственной власти, партийной политики, философской концептуаль
ности или канонизированной литературной традиции – приобре
тает явно анархический оттенок в духе новых левых.
Нельзя не заметить, что в этом высказывании Рьяна весьма
наглядно просматривается близость постструктуралистских уста
новок с постмодернистскими, по крайней мере в том виде, как
они были сформулированы немецким философом Вольфгангом
Вельшем (286). Фактически можно с уверенностью сказать, что
у Рьяна мы наблюдаем несомненное перерастание чисто пост
структуралистской проблематики в тот конгломерат идей и пред
ставлений, который выступает как постструктуралистски
постмодернистский комплекс.
112
ГЛАВА II
Негативная и позитивная герменевтика по Джеймсону
Ту же тенденцию мы на
блюдаем и у другого американ
ского исследователя, Фредрика
Джеймсона, представляющего
собой, как и Майкл Рьян, и
Шошана Фельман, своего рода
переходный франко-амери
канский, если не франко
англо-американский, вариант постструктурализма. Его самые из
вестные работы "Марксизм и форма: Диалектические теории ли
тературы XX в." (1971) (190) и "Политическое бессознатель
ное: Повествование как социально символический акт" (1981)
(191) отмечены существенным влиянием книги Рикера "Об ин
терпретации". Именно Рикеру Джеймсон обязан тем важным для
его позиции разграничением, которое он проводит между нега
тивной, деструктивной герменевтикой и герменевтикой позитив
ной.
Первая нацелена на демистификацию иллюзий – традиция,
выводимая Джеймсоном из идей Маркса, Ницше, Фрейда и
Дерриды, близкая, по его мнению, марксистской критике
"ложного сознания". Вторая – позитивная герменевтика, пы
тающаяся получить доступ к "сущностным истокам жизни", свя
зывается исследователем с концепциями диалогичности и карна
вальности М. Бахтина, социальным утопизмом франкфуртских
социологов и "антропологической марксистской философией"
Э. Блоха с ее "принципом надежды". Несомненно, что Джейм
сон и сам марксизм рассматривает через призму философского
утопизма Блоха (и вообще из франкфуртской установки на уто
пию как на методологический принцип), когда утверждает:
"Марксистская негативная герменевтика, марксистская практика
собственно диалогического анализа должны в практической рабо
те прочтения и интерпретации применяться одновременно с мар
ксистской позитивной герменевтикой или расшифровкой утопиче
ских импульсов тех же самых по-прежнему идеологических тек
стов" (191, с. 296).
Джеймсон, работая в рамках так называемой "критики куль
туры", попытался создать свой вариант постструктурализма, где
значительную роль играла бы методика анализа герменевтики и
деконструктивизма. В частности, последний, несмотря на свой
явный аисторизм, по мнению критика, "освобождает нас от эм
пирического объекта: института, события или индивидуального
художественного произведения, привлекая наше внимание к про
113
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
цессу его конституирования как объекта и его отношения к дру
гим объектам, конституированным таким же образом" (там же
с. 297).
В этом высказывании, пожалуй, явственнее всего проявляет
ся феноменологическая установка Джеймсона на интенциональ
ность сознания и неразделенность существования субъекта и объ
екта в мире опыта, что сразу снимает с повестки вопрос о ка
кой-либо принадлежности, кроме как разве на уровне деклара
ции, американского критика к марксизму. Если же оставаться в
пределах постструктурализма, не только американского, но и за
падноевропейского, то тут эта работа Джеймсона сыграла свою
роль, поскольку он смог объединить довольно широкий круг
постструктуралистских концепций в своем стремлении интегриро
вать в некое целое идеи Дерриды, Фрая, Греймаса, Лакана, Ри
кера, Альтюссера, Машере, Леви-Стросса и Бахтина.
История–"текстуализация отсутствующей причины"
Специфика позиции Джейм
сона в этой книге заключается в
том, что, приняв за основу тек
стуалистский подход к истории и
реальности, он попытался смяг
чить его, дав ему рациональное
объяснение, насколько оно было
возможно в пределах постструктуралистских представлений. Он
подчеркивает, что "история – не текст, не повествование, гос
подствующее или какое-либо другое, но, как отсутствующая при
чина (т. е. как причина, недоступная непосредственно сознанию
человека и выводимая лишь только косвенно, на основании кос
венных источников. Более подробно см. ниже. – И. И.), она
недоступна нам, кроме как в текстуальной форме, и поэтому наш
подход к ней и к самому реальному неизбежно проходит через
стадию ее предварительной текстуализации, ее нарративизации в
"политическом бессознательном" (191, с. 35). Подобного рода
рационализированная текстуализация должна была, по мысли
критика, помочь избежать опасности как эмпиризма, так и вуль
гарного материализма.
"Политическое бессознательное"
Самая же популярная его
концепция – это выдвинутое им
понятие "политического бессоз
нательного". Джеймсон исходит
из двух основных посылок.
Во-первых, из абсолютной исторической, социальной, классовой
114
ГЛАВА II
и, следовательно, идеологической обусловленности сознания каж
дого индивида; и, во-вторых, из утверждения о якобы фатальной
непроясненности, неосознанности своего положения, своей идео
логической обусловленности, проявляемой всякой личностью.
Особенно эта политическая неосознанность характерна для писа
теля, имеющего дело с таким культурно опосредованным артефак
том, как литературный текст, представляющим собой "социально
символический акт" (там же, с. 20). Таким образом, утверждает
ся, что любой писатель при своей обязательной политической ан
гажированности оказывается неспособен ее осознать в полной
мере. Выявить это политическое бессознательное и является зада
чей работы Джеймсона. Ограничиваясь пределами письменно
зафиксированного сознания, критик и всю историю человечества
определяет как целостное в своем единстве коллективное повест
вование, связывающее прошлое с настоящим. Это повествование
характеризуется единой фундаментальной темой: "коллективной
борьбой, цель которой – вырвать царство Свободы из оков цар
ства Необходимости" (там же, с. 19). По мнению Джеймсона,
концепция политического бессознательного поможет выявить ис
комое им единство этого непрерывного повествования -
"рассказа истории", т. е. ее логи
ку и "диалектику".
Структурная причинность вместо экспрессивной причинности у Альтюссера
Автор исследования разде
ляет критику Л. Альтюссера
"экспрессивной причинности",
восходящей к лейбницевской
концепции "выражения". "Она,
– пишет Альтюссер, – в прин
ципе предполагает, что любое
целое сводимо к своей внутрен
ней сущности, в которой элементы целого являются всего лишь
феноменальными формами выражения этого внутреннего принци
па сущности, наличного в каждой точке целого, так что в любой
момент можно написать уравнение: такой-то элемент
(экономический, политический, юридический и т. д....) = внут
ренней сущности целого" (44, с. 188-189).
Для Альтюссера и солидарного с ним Джеймсона подобное
понимание причинности – прежде всего в историческом плане
– представляется явно механистическим и является всего лишь
одним из видов широко распространенной "интерпретативной
аллегории", в которой последовательность исторических событий
или текстов и других культурных артефактов, переосмысляется в
115
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
терминах некоего глубинного и "фундаментального", или
"доминантного", повествования. Таким "аллегорическим доми
нантным повествованием" может быть, например, катастрофиче
ское видение истории у Шпенглера или циклическое у Вико.
Вместо этого Альтюссер выдвигает понятие структурной
причинности, связанной с концепцией видимого отсутствия при
чины у Спинозы. Французский философ стремится придать сво
ему толкованию структуры диалектический характер неразрывной
связи целого и его частей, когда первое немыслимо без второго и
не может быть сведено к какой-либо внешней по отношению к
ним схеме, т. е. не может быть внеположным своим составляю
щим, а наоборот, только в них и способным себя выразить. Та
ким образом, структура у Альтюссера выступает не как органи
зующий принцип, навязывающий элементам структуры схему их
организации, идею порядка, существовавшую еще до образования
самой структуры, а как нечто имманентно присущее этим элемен
там в их совокупности и возникшее в результате их взаимодейст
вия. В этом смысле структура и называется философом отсутст
вующей причиной, поскольку проявляется только в результатах
своего воздействия, в своих элементах и лишена статуса автоном
ной независимой сущности.
Опираясь на эту теорию Альтюссера, Джеймсон вместо
"вульгарно марксистской теории уровней" (191, с. 32), основы
вающейся на соотношении базиса и надстройки, где "главной
определяющей инстанцией" является экономика, предлагает схему
"альтюссеровского понимания проблемы", в которой способ про
изводства отождествляется со структурой в целом или со
"структурой во всей ее совокупности" (там же). В соответствии с
подобными взглядами Джеймсон и трактует историю, понимая ее
как отсутствующую причину всех поступков и мыслей людей, так
как "она доступна нам только в текстуальной форме, и наша по
пытка постичь ее, как и саму реальность, неизбежно проходит
через предварительную стадию ее текстуализации, нарративиза
ции в политическом бессознательном" (там же, с. 35).
Джеймсон утверждает, что марксистская в его понимании
теория литературы способна включать в себя другие
"интерпретативные модусы и системы" (там же, с. 47) и что
методологическая ограниченность последних всегда может быть
преодолена при одновременном сохранении их позитивных досто
инств посредством "радикальной историзации их ментальных опе
раций" (там же). С этих позиций и явно статическая, по его при
знанию, аналитическая система французского семиотика
116
ГЛАВА II
А.-Ж. Греймаса, основанная скорее на принципе бинарных, а не
диалектических оппозиций и определяющая взаимоотношения ме
жду уровнями текста в терминах гомологии, может быть присвое
на для нужд "исторической и диалектической" критики в качест
ве модели "идеологической замкнутости" (т. е. конкретной идео
логии писателя – суммы его сознательных и бессознательных
политических взглядов, нашедших свое выражение в его произве
дениях).
"Семический квадрат" Греймаса применительно к Бальзаку
Критик утверждает, что се
мический квадрат Греймаса явля
ется жизненно важным инстру
ментом для исследования семан
тических и идеологических хитро
сплетений текста, поскольку этот
квадрат "намечает границы спе
цифически идеологического соз
нания и определяет те концептуальные пункты, за пределы кото
рых это сознание не способно выйти и между которыми оно об
речено колебаться" (там же, с. 47).
Примером подобного подхода может служить анализ специ
фики бальзаковского реализма, рассмотренного критиком в специ
альной главе "Реализм и желание: Бальзак и проблема субъек
та". Автор исследования считает для себя возможным делать
обобщающие выводы о всем творчестве Бальзака на основе двух
далеко не самых показательных и репрезентативных романов пи
сателя: "Старая дева" и "Баламутка" (в русском переводе сохра
нилось первоначальное название романа "Жизнь холостяка"; но
вое заглавие предназначалось для второго издания "Человеческой
комедии", не осуществившегося при жизни писателя).
Как конкретно проявляет себя "семический квадрат" Грей
маса в джеймсоновской интерпретации реализма Бальзака? Со
держание "Старой девы" в общих чертах сводится к борьбе за
руку "старой девы" мадемуазель Кормон, одной из богатых не
вест города Алансона, между шевалье де Валуа, обломком старой
аристократии, пробавляющимся доходами от игры в карты, и
дельцом новой формации, бывшим военным поставщиком дю Бу
кье, сумевшим в конечном счете одержать верх над своим про
тивником.
"Старая дева", по убеждению критика, не просто матримо
ниальный фарс и даже не только социальный комментарий о про
винциальной жизни времен Реставрации и Июльской монархии;
– это прежде всего дидактическое произведение и политический
117
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
наглядный урок, где писатель попытался трансформировать собы
тия эмпирической истории в своеобразное состязание претенден
тов, "в котором могут быть проверены стратегии разных классов"
(191, с. 164).
Джеймсон, исходя из своих фрейдистских представлений, во
всем творчестве Бальзака видит постоянно происходящий сдвиг,
смещение акцентов с политических, социальных проблем на се
мейные, половые, и именно к этой перспективе художественного
мышления писателя сводит главную специфику его творчества. В
этом плане роман "Старая дева" приобретает "аллегорическую
структуру" – лежащее в его основе "утопическое измерение" -
и предстает как повесть о всеобъемлющем и всепроникающем
желании (одновременно сексуального и экономического характе
ра), повесть, "в которой эротическое послание (т. е. содержание)
фарса должно быть прочитано как метафорическая фигура жела
ния обрести поместье и личный успех, а также найти решение
социального и исторического про
тиворечия" (там же, с. 158).
Желательное мышление
Иными словами, художест
венный процесс понимается
Джеймсоном как результат сво
его рода "желательного мышления", в ходе которого желания
писателя, не найдя удовлетворения в действительности, компенси
руются в мире художественного вымысла. Причем этот мир вы
мысла состоит из причудливого переплетения утопических элемен
тов авторской фантазии и реальностей современной писателю дей
ствительности. Понять логику, по которой образуются связи ме
жду этими элементами, с точки зрения критика, можно при по
мощи семического квадрата глубинной смысловой структуры, пер
вобытного мышления бальзаковского мироощущения, т. е. его
политического бессознательного, в котором неразрешимый
"логический парадокс противоречий" посредством логических
пермутаций и комбинаций "стремится достичь псевдорешенил на
утопическом уровне" (191, с. 167).
На основе данной методики Джеймсон обнаруживает в
"Старой деве" Бальзака "бинарную оппозицию между аристо
кратической элегантностью и наполеоновской энергией" (там же,
с. 48), которую отчаянно пытается преодолеть "политическое
воображение" писателя, с одной стороны, порождая как контра
дикторные отношения между этими понятиями, так и все логиче
ски доступные их синтезы, и в то же время, с другой – оказы
ваясь неспособным ни на миг выйти из этой оппозиции. Каждый
118
ГЛАВА II
из членов оппозиции является сложным комплексом представле
ний, обладающих внутренне противоречивым характером.
"Аристократическая элегантность" связывается с двумя группами
понятий. В первую входят "старый режим", поклонником и апо
логетом которого, как подчеркивает Джеймсон, был Бальзак,
"органическое общество", его "законность" и "легитимность"; во
вторую – культура с ее семантическим полем, определяемым
понятиями "неактивность" и "пассивность". При этом наполео
новская энергия также "дизъюнктируется" на семы "энергия" с
ее символическим олицетворением в фигуре Наполеона и
"буржуазия" с ее характеристиками "незаконности",
"импотенции" и "стерильности".
Таким образом, Джеймсон выделяет четыре основные семы
– единицы значения: старый режим, энергия, культура и бур
жуазия, каждая из которых обладает специфическими характери
стиками, т. е. семантическим полем, и служит символическим оп
ределением характера персонажа. В результате подобных абст
рактно-спекулятивных операций и возникает семический квадрат
властных структур:
s
– s
СТАРЫЙ РЕЖИМ
ЭНЕРГИЯ
органическое общество
легитимность
Наполеон
– S
S
КУЛЬТУРА
БУРЖУАЗИЯ
Неактивность
незаконность
пассивность
импотентность
cтерильность
Определенный таким образом семический квадрат дает, с
точки зрения исследования, четыре основные антропоморфные
комбинации, являющиеся "повествовательными характерами" ро
мана. Семы s и S-образуют характер шевалье де Валуа, ком
бинация s и S – антропоморфное содержание дю Букье. Явно
"непоследовательный синтез", по определению критика, буржуаз
ного происхождения и культурных ценностей реализуется в судь
119
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
бе несостоявшегося поэта Атаназа Грансона – еще одного не
удачного претендента на руку мадемуазель Кормон.
Четвертая антропоморфная комбинация, дающая "идеальный
синтез", представлена виконтом де Труавиль, обладающим не
вызывающим сомнения "законностью" своего аристократического
происхождения и "военной доблестью, наполеоновского типа"
(там же, с. 168). Виконт де Труавиль, таким образом, по опре
делению критика, служит "фигурой горизонта" в бальзаковском
романе и представляет своего рода вероятную альтернативу ре
альной истории, в которой была бы возможна "подлинная Рес
таврация" при условии, если аристократия смогла бы учесть дан
ный ей предметный урок, т. е. понять, что она нуждается в силь
ном человеке, соединившим в себе аристократические ценности с
наполеоновской энергией. На уровне фантазии, замечает Джейм
сон, "Бальзак, очевидно, имел в виду самого себя" (там же.
с. 169).
Идеальным выходом из затруднений "старой девы" и был
бы ее брак с де Труавилем, о чем она мечтала, но, как выясни
лось впоследствии, виконт был женат. Крушению планов героини
критик придает провиденциальный смысл, так как оно в его гла
зах символизирует несбыточность для него самого решить главное
противоречие своих взглядов даже на уровне семейного счастья:
"Роковая судьба мадемуазель же Кормон – быть замужем и
оставаться при этом старой девой – представляется не решением
проблемы, а всего лишь ужасным наглядным уроком" (там же).
Критик постоянно подчеркивает, что это видение Бальзака
не следует понимать как логически сформулированные и обосно
ванные высказывания о политических позициях или об идеологи
ческих возможностях, объективно существовавших во Франции в
эпоху Реставрации. Это видение предстает в его творчестве ско
рее в виде особой структуры "частной политической фантазии"
(там же, с. 48) и является отражением "частного либидинального
аппарата" – специфического механизма желания, определявшего
структуру политического мышления Бальзака. Вслед за
Ж. Делезом и Ж.-Ф. Лиотаром Джеймсон считает, что подоб
ное, по своей сути утопическое, представление о действительно
сти, – или, как его определяют психологи, фантазм, игравший
роль протоповествовательной структуры романов Бальзака, – в
принципе свойственно каждому человеку и является основным
средством выражения "нашего опыта реального" (там же, с. 48).
120
ГЛАВА II
"Формальная седиментация" – сохранение остатков старых форм
Основываясь на идеях Гус
серля, Джеймсон выводит модель
"формальной седиментации",
т. е. сохранения в новых жанро
вых образованиях остатков ста
рых жанровых форм. В соответ
ствии с этой моделью в основе
вновь рождающейся "сильной
формы жанра" (там же, с. 141) лежит "социосимволический
коммуникат", т. е., иными словами, любая форма имманентно и
сущностно обладает неотъемлемой от себя идеологией. Когда эта
форма заново осваивается и переделывается в совершенно ином
социальном и культурном контексте, ее первоначальный комму
никат (сообщение, послание и т. д. – идеологически и социально
окрашенное содержание) по-прежнему за ней сохраняется и дол
жен быть признан в качестве функционального компонента новой
формы, в состав которой старая форма входит в том или ином
виде.
История музыки, по утверждению критика, дает наиболее
характерные примеры этого процесса, когда народные танцы
трансформируются в аристократические формы типы менуэта (то
же самое происходит и с пасторалью в литературе), чтобы затем
быть заново присвоенными романтической музыкой для совер
шенно новых идеологических (и националистических) целей.
Идеология самой формы, считает Джеймсон, "выпавшая таким
образом в осадок" (там же, с. 141), сохраняется в поздней по
времени появления и более сложной структуре в виде "жанрового
коммуниката", который сосуществует, – или вступая в противо
речие, или выступая в качестве опосредующего,
"гармонизирующего механизма", – с элементами, возникшими
на более поздней стадии разви
тия какой-либо формы.
Интертекстуальность как "сохранение старых форм"
Это понятие текста как син
хронного единства структурно
противоречивых или гетерогенных
элементов (в данном случае
Джеймсон опирается на автори
тет Эрнста Блоха, выдвинувшего концепцию синхронного нерав
номерного развития в рамках единой текстуальной структуры)
определяется в исследовании как интертекстуальность.
В терминах интертекстуальности важным оказывается даже
не столько видимое сохранение пережитков старых форм (сюда
121
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
входят, например, стереотипы жанрового поведения традиционных
персонажей, по Греймасу – актантовых ролей: хвастливый воин,
скупой отец, глупый жених – соперник героя и т. д.); более су
щественным объявляется значимое отсутствие в тексте этих скры
тых пережитков и рудиментов прежних генетических форм, -
отсутствие, которое становится видимым только при реконструи
ровании литературного ряда, дающем возможность восстановить
опущенное звено.
В этом отношении новелла Эйхендорфа "Из жизни одного
бездельника", по мнению Джеймсона, может служить примером
подобной "негативной интертекстуальности". Театральность но
веллы объясняется тем, что ее "текст может быть прочитан как
виртуальная транскрипция театрального представления" (191,
с. 137), поскольку он вписан в древнюю традицию комедии оши
бок с двойниками, переодеванием, ритуальным разоблачением и
т. д., ведущей свое происхождение от римской комедии и нашед
шей свой новый расцвет в творчестве Шекспира.
Одной из характерных черт комедии ошибок является нали
чие в ее структуре двух сюжетных линий соответственно с дейст
вующими лицами высокого и низкого социального положения, при
этом аристократическая линия сюжета дублируется в подсюжете
персонажа низкого происхождения. Новелла Эйхендорфа и может
быть понята как система с двойным сюжетом, в которой читате
лю, однако, предлагается только побочная, снижение-комическая
линия с героями из низших классов. Джеймсон считает, что здесь
аристократическая линия сюжета структурно подавляется "по
стратегическим причинам, поскольку ее явное присутствие могло
послужить для нового послереволюционного читателя (имеется в
виду французская буржуазная революция 1789-1794 гг. -
И. И.) невольным напоминанием о сохранении в Германии полу
феодальной структуры власти"