Текст книги "Зависимость количества попаданий от плотности огня."

Автор книги: Илья Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Часть II

– 1 -

– Понял? Хуй с тобой, петушок, я тебя пальцем не трону, живи, но, блядь… Понял? Да вали, вообще, сука, чтобы на глаза мне не попадался больше! И сумку эту свою забрал! А если возле моего компьютера я тебя увижу… Чушок ебанный! Крышу он нашёл, пидарёнок… сук.. ка…

Я не смотрю в расквашенную, только начавшую подживать Эдькину харю, мне и смотреть не надо, чтобы почувствовать, что он сейчас чуть не ревёт! Мало… Но валить надо, а то, не дай бог, и точно, разревётся, по-всякому тогда может выйти. Боится он, крыса, но и со страху, с тоскливого страху, и ещё оттого, что разревётся передо мной, – крутой, ведь, братан, куда там! – может и кинуться. И я, прихватив с утра приготовленную сумку, выскакиваю, – ну, не выскакиваю, – быстро так, за дверь, да ну, нахуй… И, радостно улыбаясь… ну, не радостно, но довольно, так правильней, я сбегаю по лестнице, – у меня на первом этаже, за почтовыми ящиками сигареты припрятаны… Во, ещё чего-то гаду надо! Не всё сказал, козёл…

– И чтобы сёдня домой не совался! Убью! И чтобы в подъезде я тебя не видел, хоть в канализации ночуй, где хочешь…

И тут меня прорывает!

– Да пошёл ты! Не волнуйся, не приду, сука! Завтра приду, – учти, не один приду! А вот тогда, тебе же лучше, чтобы самого тебя нихуя дома не оказалось! Каз-зёл…

– ЧО-О?!! Да за «козла» на зоне топчут! Ну, с-сука-а…

– Давай, давай! Иди сюда, – что, сконил? Ты, козлина, учти, ты живой пока, только потому, что я не захотел, чтобы мать ревела снова у нас! Но я и передумать могу!

– Убьюу-у…

А я уже на улице, хуй ты меня догонишь, козёл! На прямой, по-честному, – хуй тебе со мной гоняться, а если бы совсем по-честному, так и вообще… Ага, из подъезда-то и не выскочил! Воет он, – скажите, пожалуйста… Хм, «скажите, пожалуйста», – это я совсем как Ласочевы! Да уж, Ласочевы… Блин, надо же так чтобы повезло мне! А вот, – повезло… Ах, ты ж! Сигареты… Падла, Эдька! Да и хуй с ней, с «Балканкой» этой, кислушка… Вон, парень какой-то… Рискнуть?.. А извините, а у вас сигаретки не будет? Пожалуйста, если можно… Да нет… О, спасибо большое!.. Угу… Спасибо, ещё раз!.. О-о, «Винстон»… Есть ведь нормальные, почему у меня такой братан? Козлина… А может, прав Ил, – нельзя решать такие дела наполовину? Прав, наверное, кому про это знать, как такие дела решаются, как не Илу… Эх… Брат, – что тут сделать,  некуда мне деваться. Да ну! Некуда! Как раз сейчас-то мне очень даже есть куда деваться! Ла-соч! Че-вы! Ласточка!.. Ил-два! На краю! Мы кач-чаемся, Ты и Я… Ты и Я… фью… фью… На краю… Ноги свесили, чу-де-са… Чудеса, – Агата Кристи. Моя любимая команда. Славян обещал все альбомы в MP3 пережать мне, – говорит, что на сборнике… этот, как его, – да, битрейд отстойный, а он мне качественно пережмёт… Вообще, Ласточка, – это…

Так, ну что, сколько щас там, посмотрим… 16:38. Это будет, – без двадцати пять. Ил сказал в пять позвонить… А интересно, у Славки Последний звонок кончился? Так. Записная книжка… Ласточка, – вызов… Если ответят, что абонент недоступен, или там, вне… Ага, правильно, гудки, – Ил же запрещает ему телефон просто так отключать, только на уроках. И мне тоже запрети… Славка!.. Ну… Славян, чо делаешь?.. Вау, самый остроумный! – со мной он разговаривает, скажите, пожалуйс… Если я не вовремя позвонил, так и скажи, и не хер мне… Всё, пока! Псих, блядь. Зря я ему позвонил. Ну, и ладно, я тогда и Илу звонить не буду, подумаешь… Во, звонит. Точно. Не буду отвечать, на хрен… Да… Ну, а чо ты, я ж нормально позвонил, а если тебе некогда… Ну и всё… Да я не дуюсь… Да с квартала… Да пошёл он! Славян, прикинь, я ему всё сказал, козлу! Типа, кто он по жизни. Когда уходил… Ну, мать спит, ей сегодня в ночную… Да ну, Слав… Да? А когда он звонил?.. А у тебя уже этот Звонок твой кончился?.. А-а, с пацанами… Я слушаю, Славян, слушаю… Славка, да мне типа как бы неуд… Ты не ори, – да? Орёт! Знаешь, на кого… Да нет, давай знаешь тогда как замутим, ты отцу сам позвони, чтобы он тебя забрал, а потом мне позвоните, вместе уже, и подъезжайте… Ну… Не знаю, давай на Ленинградской я буду, на перекрёстке… Возле «Спортивного»? Ладно… Да понял, понял… Ага, отбой…

Йе-ес-с! Я сегодня у Ласочевых! А никто и не сомневался, – но. Приятно, аж… А Илу я всё-таки… так… Алло, Илья Иваныч?.. Ил, это вы, что ли? Что-то я вас не узнал, – это вы богатым… Ладно, без ерунды, (занятые все, скажите, пожалуйста! – ну, щас я тебя, «Ил-2»!) – на вызове Всеволод Тверских! Звоню, согласно приказа, жду дальнейших… Ха… Ха-ха-ха, И-ил… Да ну… Да, Славка уже сказал… Ну, звонил… Есть… Есть, говорю! А это, Ил, прикиньте, я Эдьке сегодня высказал!.. Ну, почти в лицо… Да я не нарываюсь, достал он меня, гад… Нет, я в школу заходил… Ну, потом поговорим, Ил, – хорошо?.. Угу… Отбой…

Блин, подпортил настроение, всё-таки! Незначительно. Школа… Херня.

Так, «Мир связи». Зайду, уже три дня собираюсь, надо же узнать, сколько Нокия моя… интересно же… Здрасьте. Девушка, а спросить можно, а где у вас Нокии лежат?.. В тех витринах? Спасибо… М-м, да я посмотреть, у меня есть N73, вот, я такие же хочу посмотреть, и карты памяти, скажите где… Всё, вижу, спасибо… А обязательно сумку в камеру хранения?.. Так, слева Нокии, аксессуары в витринах на входе… Так… мама… них-х… девятнадцать штук, мамочка моя… Ил чо там, ох… обалдел? Это Славяна замут, сто пудов… Ну, да: «Во, Севка, такая Нокия у меня была, жёсткий мобильник! Я, упырь, его в Банном утопил, прикинь, так чуть сам не утопился, следом! И утопился бы, если бы не плавал так, исключительно из-зю-юмительно!.. В натуре говорю, реально жёсткий аппарат, и карты памяти, не то что у отцова Эриксона, – там же у него только «соньковские» MS подходят, а тут…» и т.д., и т.п., и Нокию эту, – охуеть, девятнадцать штук! – мне с Илом и подарили… Знал бы, – не взял! Да уж, не взял бы, а куда бы я делся, – Ил же подарил, – ну, от Славяна я бы… может быть… если бы повезло… очень, если бы повезло, – то и отбился бы, а когда Ил… Ёб, тут ведь ещё круче есть, – 9600-ая… Скоко?! Бр-р… Пошли отсюда, Тверских, по-тихому, пока крыша не слетела… Девушка, спасибо!.. И в поисках крыши летает душа и в самый низ, и в самые верха-али-гали-Кришна, хали-гали… «Опиум», 95-ый год. Супер. Как там… – люди тычут в спину, их пальцы горят, а в ботинки стекает дерьмо. Да только мне плевать, ведь это их дерьмо… Эх, Нокию я не подзарядил… И задравши хвост, я лечу за тобой, я ужасно тупой, очень тупой.. мда?.. хорошая крыша летает сама и в самый низ, и в самые верха… Да, слети моя, и без того… крыша, и стану я, как Славка тогда, – уподоблюсь, – и тогда, мне только один путь, на паркур, – а Ил тогда нас с Ласточкой… Ой, извините… Да есть у меня глаза, – вот. Два. Спереди, а на затылке нету… Угу, разговариваю…

Есть же такие, – сама же, блин, чуть ногу мне не… чуть меня левой нижней конечности не лишила, – и причём здесь мои глаза, скажите, пожалуйста?.. Надо было ей сказать: – разговариваю, и этим отличаюсь от вас, вы же… Нет, вот так: – и этим в самую лучшую сторону отличаюсь от вас! И добавить: мадам. Ну, вот почему так, всегда же я придумываю, что можно ответить, – но после… А поезда уходят… Хм, а вот как раз с Ласочевыми, – ну, со Славкой, это ясно, с ним же слова не вставишь! –  а вот с Илом я всегда, – ну, почти, – всё к месту и вовремя говорю. Да, в общем-то, всё мне ясно, почему…

Так, я хочу курить. Категорически. Катастрофически. К… как ещё? Каком кверху. Что там, Винстон! Супер лайтс, – будто и не курил. Ну, что, двадцатка есть у меня, – ларёк есть передо мной… Последняя двацаха, между прочим… Та-ак… чо бы… Вот, ничо так, с виду… Кинг Дж… Джордж, – так, наверно. Ничо так, с виду, красивая пачка… А Пэл-Мэл дайте?..  Лайтс. Спасибо… Ну его, Кинга этого, – купишь неизвестно что… Пацан, огоньку дай… Спасибо… Время? Ща-ас… 17:33. Не за что, – ты мне, я тебе… В смысле! В смысле ты мне прикурить, я тебе время… Хм, пока… Ничо парнишка, прикольный, и вообще так, ничо… Надо было ему так сказать, например: – взаимовыручка в самую выгодную сторону отличает нас от…

Нет. Не надо было, – симпотный пацан, а потому и не надо было… Севка, что ты слушаешь? «Второй фронт», – «Агата», разумеется? Севка, Славка, вопрос: – почему Германия всегда проигрывала большие войны?.. Не знаю, Ил, – а, правда, почему, крутые же бойцы они?.. Ответ: – потому, что все большие, самые главные войны Германия вела на два фронта, – это упрощённо, – но это так. Смысл вопроса?.. Да, Ил, же! Славян, скажи отцу, чтобы… Пап, ну… Смысл, бойцы, следующий: – не распыляйтесь. Не раскидывайтесь, – в большом, в главном, непременно! – но и в мелочах не стоит, – это упрощённо, но это так…

Ну, не знаю, смысл очень даже понятен мне тогда стал, – что имел в виду Ил-2. Вообще, про жизнь, наверно, и про бой, и так, про всё остальное, – это ясно, но мне особенно понятен стал смысл его слов. Ведь… Блядь, я его люблю. Как я его… По-настоящему. Реально серьёзно, – а с ним, с Илом, по-другому нельзя! Это мне Ласточка в первый же день сказал, а я запомнил, и понимаю, что Ласточка был прав… И хули?! Хули мне с этого понимания?! Он же… Как так можно-то, вообще… Блядь, пристрелит ведь… хорошо бы… Раз, и… Угу, размечтался, будет Ил-2 на такого… на… будет он на голубого! – да, на голубого! – пулю тратить, – так убьёт, презрением… наверно… А то, – прогонит просто, – так ещё хуже… с-с… больно как… Что же за Мир такой… Любишь человека так, что… больно…

Всё равно. Буду, всё равно. Тишком, сбоку, – а буду! И похую! А если узнает Ил, – пусть хоть что делает… м-м… Тихо, Тверских, тихо, люди же оглядываются… Всё. Я спокоен. Как всегда, – по-другому тоже мне нельзя, только так, – внешне спокойно… Сучий Мир…

Хм, а Славке по барабану, – это я про тот разговор, – ну, про «два фронта». Как горох об стенку! Суперный пацан, – вообще, по жизни суперный! За всё сразу хватается, всем увлекается, – главное дело, что всё получается! Почти. Ну-у, это если он себе шею не свернёт, – тогда всё получится. И все у него друзья. И все, кого он знает, все самые классные! – его слова. Славян, говорю, как же так, что же, козлов вокруг мало, что ли? Что ж ты всех… радуешься всем?.. А он, – не, ну такого ответа я не ожидал, по-любому! – мне такой: Севка, вокруг не просто козлов много, вокруг есть такие, для которых и названия в человеческих языках не придумано. Но я их не вижу, в упор. Ну, это пока эта мразь не вздумает у меня… у нас на дороге встать. Вот тогда, – другой базар тогда! – а со мной только те, кто со мной. Говна со мной быть не может, я говно в упор не вижу! И больше, – теперь, – я никогда в жизни в говно не вляпаюсь, – это про всех, кто со мной. Ты, Севка, самый-самый! И ты со мной в любом деле рядом встанешь, как тогда, в скверике, и я с тобой тоже встану, – только так, и все рядом со мной такие, – вот потому все, кто со мной… всем я и рад. Внятно?.. Вполне, говорю. А у самого… И гордость. Ну, много чего, но гордость, – это впервые…

Эх, аккумулятор у меня подсажен… С Эдькой, с козлом, даже подзарядить не смог. У Славки заряжу, от его зарядника, что после утопленной Нокии остался. Так, «Позорная Звезда»… Суперальбом, – у Самойловых говна по жизни нету, но этот… «Айлавью»… Знамёна нашей армии-и… ещё дрожат за горизон-нтом… Супер, воще… Но те, кто видят впе-ре-ди, на кожу ловят алый отб-леск… А Ил этот альбом не очень. Да он вообще, «Агату» не очень, он Вэйтса своего, – я, как честный человек, признаю, конечно, но… Хотя, может, я не дорос. А так-то Ил признаёт, что «Агата» самая, – это уже он, как честный человек… В России. Но он «Декаданс» больше у Самойловых уважает, – а я не понимаю, – нравится альбом, конечно, но тревожно что-то, как даже и от «Майн кайф» не тревожно… А «Позорная Звезда»… сколько здесь… про меня… Нас родила непонятная звезда, в нас оставил след холодный свет. Ночью луна, потаённая война, запрещённая мечта. Наша красота, подлая судьба, нас ещё погубит навсегда, – это не беда, не твоя вина, ты веди нас за собой, Позорная Звезда… одинокие воины… мы?.. я… Дети красоты, одинокие воины… Как красиво, и…

– 2 -

– Да вот же, я ж музыку слушаю, блин, Славка, ты наушники-то видишь? Как же я…

– Так же, – надо видеть, если не слышишь! Всё! Не хочу я спорить, пошли в машину. Сигналим ему такие, сигналим… Всё! Сказал, всё, – Севка, а чо у тебя такое… квадратное в сумке?

– Да так… Славян, я не понял, куда Ил-то делся?

– Вон он, за спрайтом я его…

– Сам не мог?

– Ё, Севка,  ты мне слово сказать дашь? Отца пока нет! Слово не могу сказать!

– Новости…

– Ты. Я тебя по-хорошему щас прошу, я тебя реально уговариваю, – глохни! Вот. Так, главное, – ты с этим кексом побазарил? Не хочу говорить о чём.

– Я… Погодь, почему это не хочешь?

– Чтоб не сглазить! Ты не тупи, – да? Ты говори уже, – да?

– Ну. Побазарил.

– Ты… Всеволод. Я чо из тебя, клещами должен…

– Ласточка, да всё по мазе, типа согласен он…

– Типа? Севыч, в смысле?

– Согласен. Но…

– Бабки?

– Угу…

– Порешаем…

– Ил идёт…

– Угу, вижу… Севка, я с тобой, на заднее, – договорим…

– До дому не дотерпишь?

– Можно подумать, там нам с тобой… Ну, поздоровались? Вольно, Севка, хи-хи… Пап! Он музыку слушал! «Агату» свою, не иначе, – а чо ты спрайту не купил? – ладно, фанта покатит, – Севка, я с тобой, на заднее, – Ил, береги затылок! – блин, пап, чо у тебя тута… ящик этот свой, – Севка, в багажное его, и сумку свою, туда же, – ну, как хочешь, только если ты мне по коленке… – Ил, кому сидим, трогай, милай! – я так думаю, что «Серебряный Дождь» свой, мог бы на «Авто-Радио» переключить, тогда… – только не это! – Вэйтс! – интересно мне, Севка, ты как считаешь, сколько человек выпить за всю жизнь должен, – и выкурить! – чтобы ТАКОЙ голос у человека стал… – где?! – в натуре, Севыч, RX! – RX-восьмая, надо же… кр-расная… – ля-ля, фа-фа, все крутые, куда там, все как в «Ночном Дозоре»… – пап, ты Вэйтса слушай, и от дороги не отвлекайся! – ох, ты ж! – приехали, – вечно на Гагарина пробка! – ну, кранты, постоим теперь… – во, пап, правильно, на Советскую вверх выедем, – а прикиньте, у Мазды у этой, RX-8, у неё же ротор! – обороты… м-м, песня… м-м, Мазерати, конечно… – Ил, а как ротор устроен, я по схеме не понял ни шиша, треугольники, какие-то… – не, на пальцах не надо, ты руль держи… ля-ля, фа-фа, крепче за баранку держись шофёр… – Севыч, прикинь, в разы мощность на объём, у ротора, чем у обычных… жрёт, подумаешь, пап, зато… а всё-таки, – обороты! – как у спортбайка… Севка, скоко он просит? – ох-х, ё-о… хотя, конечно… ну… это да… не… да порешаем… да, не по-детски… чо, в натуре?.. это жёстко, это он красавец, кекс этот… ну, если и цепь, и звёздочки в упаковке… да ты говорил, что он из стока его в супер переделал… но дорого… «Ёлинс», Севка, это такая фирмочка специальная, это всё равно, что… не знаю с чем сравнить, – лучшие они, я тебе дома почитать дам, есть у меня сайт их… там и английский и итальянский разделы есть, переведу… техническую байду Ила попросим, или Промт подгрузим… – и задний амортизатор, что ли?.. знаешь, Севка, что я скажу? – я скажу, что ни х… ни шиша не дорого выходит, это даже мы с тобой его, как бы кидаем, получается, если у него все «Ёлинсы» стоят, да ещё и демпфер, – так это правильно называется, Севка, – на руле, – а это чтобы руль… Что?

– Через то! О чём шушукаетесь, спрашиваю. Если не секрет.

– А если секрет?

– Если секрет, то не говорите, переживу. Хотя, как сказать, – если у вас секреты завелись, – это мне…

– Это тебе хана, – слышали уже, пап, ты скажи лучше, мы сегодня сауну запарим?

– Двух мнений быть не может.

– Йе-ес-с!

– Вячеслав, я тебе просил? Терпеть я этого не могу.

– А ты моги! Севка, я т-те толканусь, бль…

– Ласточка, не маши перед носом! Крылышками.

– Убью, на хрен…

– Ой!..

– Ой! Пап, у него в сумке… нечто! Блин, Севыч, у тебя там что за… предмет, синяк ведь… ос-с-стан… нется, ё-о… с-с-с… убь… ха-ха… Севка, гад здоровый… ха-ха-ха… ой-ёй-ёй… с-с-с…

– А ну! По башке мне сзади! Я разбирать не стану, кто, – обоих выпорю!

– Севыч, ты… потом, – да? У-у…

– Блин, Славка… смотри, футболку…

– Ой… Севка… Блин, Сев, я ж не хотел…

– Что там у вас?

– Пустяки, Ил…

– Пап, я футболку Севычу…

– Поганец! Не напасёшься на тебя. Порвал, что ли?

– Типа…

– Пороть поганца…

– Да, Ил, да фигня…

– Севка, извини, а? Домой приедем, я тебе новую дам, – извини, а?

– Славян, ты чо как олень, какое «извини»? Зашить, и покатит. Вообще, её выкинуть давно пора… блин, на горле…

– Так я ж и говорю! Севыч! Выкинем! А дома я тебе новую, – у меня такая, знаешь, есть, бериковская, с нахмуренным взглядом, – супер тебе будет! – я её и не одевал… Не надевал! Чтоб тебя, Ил, с правилами твоими, только каникулы начинаются, а уже… Блин, Севыч, футболочка, – супер, тебе воще по теме будет, серенькая, как раз тебе под цвет глаз, а горло и рукава синие, и на груди взгляд бериковский, прикинь, Мото-Джи-Пи! Эх, футболки есть, куртка даже у меня есть, Спиди, а моца нету у меня, лохом живу, куда на хрен…

– Куртка тебе большая, тебе её дядь Женя на вырост подарил.

– Да-а, пап, на вырост… Воще такие, Севка, прикинь, – подрастёшь, мол, тогда… А у самого, – у дядь Жени, – модельное агентство, и в производство он залез, – а? – и не мог племяннику! – по размеру курт… бу-бу-бу… зу… зу-зу… и на Пьяджо на своём… д-д… Беверли… за руль не пус… зу-зу…

– Ты что там, сзади, буркаешь? За руль тебя! Там Италия, не Россия, ты вспомни, на чём там менты рассекают! А карабинеры, дорожный спецотряд?

– Это да! Это в натуре, жёстко у них, прикинь, Севка: Дукати Мультистрады, а тачки, – даже Феррари! Ч-чёрные! С мигалками, правда, а так, – мигалки снять, и тема! 612-е, Скальенти, две штуки, говорят, карабинерам на Милан дали…

– Кто говорит-то? Женька? Феррари 612, надо же…

– Ванька говорит, представь себе!

– Кто?

– Ванька Джинори! Кто, кто…

– «Ванька»! Мама… Чемпион Италии по стенду! Это ты его так, что ли?

– Дядь Женя его так! А чо, ему по теме, Джованни, – Ванька… Он и русский учит, но дядь Женя мне не разрешил с ним, чтобы типа русский я ему, как бы запретил даже, можно сказать, – а Ванька ржёт, прикиньте… Севка, а футболку, ну, Берик, я и не одевал, у меня упаковка, три штуки! Точно! Сёдня и оденем.

– Слав, да я…

– Да ты глохни, – да? Чо в сумке-то?! Молчит, гад!

– Приедем, увидишь.

– Ля-ля, фа-фа, какие все… таинственные, куда на хрь… куда там. М-м… па-ап…

– Что, Сла-ав?

– У меня днюха первого…

– М-м… у кого? У тебя? Врёшь, поди…

– Ил!

– М-м… точно, первого… склероз, – мой диагноз…

– Смешно. Укатайка. Короче, сегодня пятница, 25-е. Последний Звонок. Через неделю пятница, 1 Июня, День защиты детей, мой день рожденья. Я так думаю, – ну, вроде как бы четырнадцать мне, и ты бы… Нет.

– Славка, да ты толком говори.

– Нет, пап, проехали. Потом, может быть…

– Ну, смотри…

– Да. Потом. Дэну позвонить, что ли? Ё! Он же со своими на приёме, – прикиньте, у мэра!

– Гордишься?

– Ил, я…

– Я бы гордился, Слав.

– Так я… Горжусь, Ил. А что? Лучшие выпускники! Дэн лучший, – горжусь. Пап, он сегодня к нам… Тоже, на ночь, по ходу… грм…

– Общий сбор, значит. Слав, только не как в прошлый раз, чтобы мама его не искала! Молчать! Habaht! Я сказал, вы исполнили, – субординация… Ruht, Славка, сам я ей позвоню, так вернее будет… Кстати, о школе. Сева?

– А? Что?

– Ой, не могу… Севка такой…

– Вячеслав, не можешь, – не делай! Хихоньки ему! Сева тебе друг? Дальше объяснять?

– Зу-зу… бу… зу…

– Вот и чудно. Итак, Всеволод?

– Да был я там, вчера и сходил…

– И?

– Пап, он такой, из него клещами всё…

– Славка, да хорош… Ну, сходил. Я не знаю, Ил, чо вы ей говорили, – но она… вежливая. И не орёт, – а это вообще, чтобы директриса наша… Короче, – сочинение перепишу, по английскому досдам, – физику не надо, физичка ко мне ничего не предъявила, оказывается, – и порядок. Ну, в смысле, в девятый меня переводят. Спасибо вам, Ил, я не знаю, что бы… Нет, не пустяки! Я не считаю, что пустяки. Славян! Не трогай ты сумку, сказал же… Ну и всё… Так вот, Ил, – не пустяки. Спасибо.

– Мгр-р…

– Да, пап, это ты… Ладно, молчу. Севка, ну, ладно, обошлось всё, ты хоть теперь-то скажи, что ты там написал, в сочинении этом?

– Да ну… Славка, это же шутка была… А они… Ладно. Короче: свободная тема. Совсем свободная, – прикинь, Ласточка, – эксперимент, что ли, – ну, а я утром анекдот услыхал, – дурацкий анекдот, конечно, но прикольный как бы. Дай, думаю… Нет, раз совсем свободно можно писать, – можно же и пошутить как бы, – это я не проникся такой, это я с ними попал тупо, можно сказать… Дальше, пишу, а самому смешно, блин… Да, собственно, ничего особенного, – сидит, значит, наш трудовик дома, – да, сказать же надо, у него птички, канарейки там, попугайчики, так мы весь год одни клетки на трудах делали! Эх, зря я про него, хороший мужик, – но ведь клетки эти… На кой чёрт столько? Это же, Ил, точно говорю: – в эти клетки, что мы ему наделали, можно ведь всё поголовье, не сражённое птичьим гриппом, безвременно, – всех туда можно, стаями… Славка, да не щипайся ты, вот же, смешно ему… Ну, и мне тоже было смешно, – пока писал. Ну, вот, сидит, значит, наш трудовик, – Иваныч тоже, кстати, – сидит он такой, дома, вечереет, сгущаются сумерки, на город спускается чёрная-чёрная ночь… бьёт полночь! Канарейки все в голос: – Ку-ка-ре-ку! Из каждой клетки… Славян! Я тебя последний раз!.. От восторга он, скажите, пожалуйста… Ну, вот, – и тут… ШАГИ… и в дверь… СТУК! Я так и написал, большими буквами. Ну, Иваныч наш, он мужик не трусливый, он человек напильника, станка и металла, идёт такой, дверь такой открывает… Славка!.. Вот, а там… Смерть. Ил! Велосипед! Блин, что он, идиот, поперёк дороги… Так и не надо мне тогда рассказывать, а то… Да? Ладно. Вот, значит, Смерть. Ну, Иваныч, такой: – Шо? Ты хто? До мэнэ? – ну, он хохол у нас, ничо мужик такой, с юморком, – кстати, сам-то он моё сочинение очень даже оценил… Да, дальше. Шо? До мэнэ? А тут видит, что Смерть какая-то… ма-аленькая, лохастая, только что коса настоящая, она, – Смерть, – её к косяку прислонила, а сама такая, на рукоятке сидит. Маленькая, короче. И клювик, – прикиньте! – из-под капюшона… Ил, я не буду дальше, мы так точно… приедем. В столб. Ну, вот, другое дело, покурите, я дальше тогда. Славка, у меня рука вспотела… Да? Ну, ладно, держись, раз у тебя тоже… Ну, вот, Ил, дальше не интересно! Догадались ведь… Славян, ты не гони, тоже ведь догадался… Да я не ломаюсь! Слушайте. Короче, всё правильно, Смерть к Иванычу за канарейками-попугайчиками пришла. Ну, он такой, –  проходь, будь ласкова, – а куда деваться, Смерть, всё-таки! А Смерть, – ну, тут я, можно сказать, горжусь собой, как литератором! – она такая: – мол, типа косу мою прихвати в помещение, замудохалась… ой… Ну, ладно, это же не матерное… Вот, умоталась я, говорит, Иваныч, косу прихвати… А он: – чо, мол, коса такая, не по росту? Ага! – Смерть ему отвечает, – Поголовье же у тебя! По размеру поголовья и косу выдали… Погодь, Слав, дальше вот ещё: – это чо, говорит Смерть, вот одна коллега моя, вот у неё коса! Ей сегодня в Южный Китай на птицеферму очередь выпала, смена там у неё сёдня… Ил! Сгорим! Славка, да вон он, справа, вот же… Что ж бычки-то ронять… Ласточка, дай отцу фанты глотнуть… Ну, вот, в комнату они заходят, Иваныч косу тащит, а Смерть такая, зашла и офигела как бы! Иваныч, говорит! Предупреждать надо! Тут сколько этажей у тебя? Небоскрёбы, блин, канарейкины, мне, говорит, на альпинистское снаряжение средств не выделяли, снимай, говорит, все клетки, на пол ставь, рядами. Готовь, говорит, мне фронт работ. Ну, Иванычу, как-то так… А можэ, говорит, таво? А Смерть: Каково, – таво? Снимай, сказала, а я пока косу поточу, выдают, блин, неточёные, а тут, понимаешь, – поголовье! Приплыли, думает Иваныч, но за клетками полез, чтобы снять их… А Смерть такая, – погодь, погодь, Иваныч, это что у тебя за такая вещь, эксклюзивная? Ну-кась, ну-кась, закажи, я заценю… Та-а, – Иваныч говорит, – цэ ж у мэнэ такий Севка Тверских, цэ вин зробил. Смерть: – Отличник, разумеется? Иваныч: – Та куды… Мда? – Смерть говорит, – Тверских, Тверских… не помню. А знаешь, Иваныч, ты мне эти… апартаменты продай, – из красного дерева, конечно? – ну, или махнём. А на шо? Ну-у, я у тебя тут дезинфекцию проведу, ну, пару канареек прихвачу, ну, попугайчика вон того, розовенького, гламурненького, для отчёта, – и всё. Остальных не трону. Забились, типа? В смысле, – по рукам? И учти, Иваныч, это сегодня на фирме специальное такое предложение, это у меня акция такая, это ты учти, это у меня редко, это я в последний раз… дай Чёрт памяти… лет шестьдесят назад, что ли… в бункере каком-то… в Берлине, что ли… – склероз у меня, Иваныч, – а, точно! – попугай там был, «хайль» всё кричал! Так я с его хозяином… как его, с усиками такой… на пистолет забилась, с розочками золотыми… где он тут у меня, ща-а, покажу… тоже я тебе скажу, гламурная вещь, – зырь. «Вальтер», «Шмальтер», – склероз… Иваныч, такой: – Ой, ё! Цэ ж… Смерть: – Ну. Он. Да хрен с ним, дай сюда, всё равно патроны кончились. Так что, тебе сегодня повезло, можно сказать!.. И-ил, я ж сам так смеяться начну, а тут серьёзно надо… Аж до слёз, надо же… Ну, вот: – По рукам? Базар! Ну, всё, – Смерть прихватила, на что забилась, на дохлых канареек косу погрузила, усопшего розового попугайчика под ручку, и такая, пистолетиком машет на прощанье: – Покеда, Иваныч, спи спокойно, дорогой товарищ, – ну, это так Смерть «до свиданья» говорит обычно, – дела у меня ещё есть, ночь началась только, а за этой клеткой, – ты смотри, чтобы ни  царапинки! – попозже братана подошлю, он у меня размером побольше… Что? Ну-у, да, Славка, Смерть, – «она»… Блин, точно, надо было «сестра» написать… М-м? Да перебил, понимаешь… Да. Ну, вот, короче, – мол, за ней, за клеткой этой, к тебе завтра ночью придут. Соразмерная Смерть придёт, а так, покеда, спи спокойно, дорогой товарищ, и Севке своему, Тверских, привет передавай, а то мне с ним ещё не скоро стрелка забита… Всё. А шуму было…

Ил вытирает последние слезинки, качает головой, мы трогаемся, Славка держит меня за руку, завидует, что не он такое сочинение написал, так бы и ему в гимназии допуск на годовые тесты подрезали, – а мне… Мне ещё никогда так не было! Много слов можно сказать про то, как мне сейчас, – но я скажу так: – мне никогда ещё ТАК не было. И рассказал я сейчас всё гораздо смешнее, чем писал. Это потому, что Ил сидел, обернувшись ко мне, слушал, хохотал, радовался… Ну, и Славка тоже, – и ему я тоже рассказывал от души, это же Ласточка… Но Ил...

Как всё… почему всё так, а? Мир сучий, – любишь человека, счастлив, когда он смеётся, крылья растут, когда он на тебя с удовольствием смотрит, смеётся твоим шуткам, а сучий Мир…

Блядь, курить охота, аж…

– 3 -

– Ласточка, а чего сегодня Ил такой? Задумчивый, молчит почти всю дорогу…

Славка поворачивает меня лицом к себе, критически рассматривает футболку, довольно кивает, срезает леску с этикеткой, убирает свой ножик, – тема! – классный ножик, называется «хузба», национальный абхазский нож, реально тема, – потом задумчиво теребит себя за пепельную прядь, – манера у него такая, и отвечает:

– Сев… Он уже неделю такой. Но я… Ты бы с ним поговорил, а?

– Про что? – удивляюсь я. – Про мотоцикл этот, который ты задумал? Нет, Славян, это ты сам должен, это я права не имею, да и вообще…

– Вообще-е! – злится чего-то Славка. – Два тупореза, вообще, ходят, блядь, об гантели в моей комнате спотыкаются, задумываются, вздыхают… Дети.

– Кто? – ещё больше удивляюсь я.

– Я с Дэном! Бль… Ладно, проехали. До вечера, Дэн придёт, будет тогда разговор, – не, Севка, это я так. Просто. Про моц разговор будет. Ты чего в сумке припёр? Тверских, если ты не скажешь, что ты в сумке припёр, у-у-у…

Ласточка трясёт сжатыми кулаками у себя перед носом, сожмурился от злости… блин, обожаю… я посмеиваюсь, а сам решаю, что, пожалуй, можно показать, всё равно, до первого июня, до Ласточкиной днюхи секрета не получилось, – Ладно, Ласточка, тащи сумку, только не подглядывай, я сам покажу! – вот, значит, сюрприза не вышло, с Эдькой моим, дома же не оставишь, сто пудов выкинет, если найдёт, а у Ласочевых, и подавно секрета не будет, Славка залезет, узнает… хотя…

– Дай сюда, я сам, – хотя, можно с него слово было взять, но мне и самому… – Щас, Славян, целлофан снимем…

– Севка, погодь, отец пришёл со стоянки! Вот все и посмотрим, ты доставай, я…

И Славка мчится… м-м, «мчится», хорошее слово… мчится встречать своего отца… моего Ила… «моего», как же, размечтался… сука, что ж так больно-то… Ладно, пока они там, так даже лучше, надо же мне мою… композицию… Блядь, и бардак же у Славяна на столе! Куда бы… Только сюда, больше некуда… Вообще, кругом бардак, как так можно… и, главное дело, в комнате своей чёрти что творит, а на кухне! Ни-ни! Чтобы, не дай бог, крошку со стола уронить, или, там, полотенце не туда повесить… пена из ушей… дым, то есть… всё, покатит,  только надо вот так, загородить, Славкины шорты сойдут…

– Севка, ты что тут один, в этом… дворце Ужасов? Славка, как тебе не совестно друзей у себя в… этом Храме Хаоса, одних бросать?

– Не смешно, между прочим! – рассеяно отзывается Ласточка, а сам пытается мне за спину заглянуть, а я согласен, да, Ил, что-то как-то… не очень, и вид какой-то у него, у Ила, грустный… сердце щемит…

– Не смешно, – грустно соглашается Ил-2 со Славкой… и со мной, я же тоже… хоть так с ним поговорить, без слов…

– Кхм… Славка, пара слов сперва. Короче. Я тебе подарок приготовил, на день рождения…

– Зря! Севка, был же базар, чтобы ты не тратился, пап, он же, наверно…

– Слава, дай Севе сказать… Сева, Слава…

Да что с Илом? Вообще? Не понимаю…

– Да. Вот… Я и не тратился ничего…

Ну-у… В общем, я ожидал. Ну, что вот так, примерно… Нет, всё-таки, не так, – я думал, что Славян попрыгает, повосхищается, Ила потормошит, меня потискает, – и успокоится. Он ведь загорается как порох, и горит ярко, и свету от него много, и шуму, и стенки даже рушатся, и броня в щепки, а потом… – нет, он, конечно, Ласточка, всё до конца делает, с Илом по-другому нельзя, но мой подарок, – да ну… Сунет потом, думал я, куда-нибудь, завалит постепенно всяким… всяким, одним словом, – тут у него, в его комнате, именно «всякого» полно, – и забудет… А Славка сейчас… он молчит. А по глазам его видно, КАК он молчит, и понятно, что подарок мой он никуда совать не будет, и не завалит его своим «всяким», – всё по его зелёным глазам видно, и у меня ещё сильней щемит сердце, – Ласточку я обожаю! А Ила я люблю… Он сейчас к Славке подошёл, руку ему на плечо положил… Почему Ласточка не мой брат? А вот чтобы Ил был моим отцом, я не хочу! Я его по-другому люблю… по-другому… по-плохому? Разве Любовь может быть плохой? Сучий Мир…