Текст книги "Зависимость количества попаданий от плотности огня."

Автор книги: Илья Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Так, Ласочев! Про фирму, – ни-ни! А то, точно, напьюсь. Достали, сука, в горах было спокойней… в ТЕХ горах… Ладно, про это тоже… Эх, Сладкоежка ты мой, как же так всё получилось-то у нас с тобой… больно как… Всё, хорош, убираю бутылку. Ну-у… Вот, а теперь убираю. Пойти, что ли, послушать что-нибудь, в гостиную?.. Блин, надо бы мне как-нибудь, всё-таки, в кабинет моноблоки Cary перетащить, не катит этот усилитель с той акустикой, хоть и Танной… А в кабинете Жадисы у меня… м-м… Сергей вот говорит, что дело может быть в приводе… Да причём здесь… Как раз проигрыватели я туда-сюда уже таскал, что с тем, что с другим, что с третьим, – не катит… Славяна надо было мне слушать, а не Сергея, – блядь, слух ведь у мальчишки… Так. Всё. Лопнуло моё терпение, – где мобильник мой… Блядь, до чего же я скучаю, два часа парня дома нет… Да куда я мобильник-то… Ёб! Точно, в «Трибеке» оставил. Ну да, – склероз. Тетеря… ладно, с городского… Так, номер, номер… м-м, вот, в памяти… так… странно… «С вызываемым абонентом в настоящее время…», – что за дела? На моё понимание они надеются, скажите, пож… Ещё раз… Ничего не понимаю…

Сука, если что-нибудь… если хоть что-нибудь… я же… Я же, блядь, этого никогда себе… мне же только тогда… застрелюсь ведь я тогда…

– 4 -

– Ты!.. Ты что себе позволяешь?! А?! Славян, я ж тут уже стреляться думал, блядь! Ну, с-сука…

– Пап, я прошу тебя, я щас тебя по-настоящему прошу, – тише. Я, понимаешь, не один.

– Это что ещё значит?! С кем это ты, на хуй, «не один»… погоди, снимай футболку, у-у, сука, вся в кровищи… Вячеслав, если ты мне всё это сейчас же не объяснишь…

– Да погоди ты! С футболкой этой… Отцепись, сказал! Потом сниму… Вот. Ну, чего ты там? – тихо говорит Славка в прихожую. – Входи, давай уже… Да не надо разуваться… Хм…

Трухлявая вата в моих коленях, наконец-то, вновь заменяется суставами, и я торопливо, стараясь унять дрожь в левой части лица, прохожу из гостиной в холл и выглядываю в неосвещённую, – сто пудов, спецом! – Славкой прихожую… А там, – Здрас-сь, – я автоматически киваю в ответ, – стоит этот парень. «Этот», – это значит тот, которого имел в виду мой, израненный чуть не до смерти, – с разбитым носом, всего лишь, и с загорающимся фонарём слева, – сын, когда сказал мне, обалдевшему, с трясущимися коленями, чуть не теряющему сознание от счастья, что Славка всего лишь подрался, – что он, видите ли, «не один», – блядь, нос разбит и фонарь, – пустяки, пустяки, «Ил-2», ты ж профи, блядь, да приди ты уже в себя, командир…

– На свет. Сейчас же, оба, – эти мои интонации и Славян-то раза два всего слышал, а парень… да пацан, в общем-то, на год-полтора постарше моего поганца, он-то, вообще, впервые такие интонации слышит, где бы он это мог слыхать, ха, вот они… einzelabfallen, – оба-два, – тандем-пулей в гостиную и перемещаются, ветерок лишь приятно овевает моё разгорячённое, покрытое липким потом чело…

Я стою ещё пару секунд в холе, смотрю в пустую прихожую, потом крепко тру себе ладонью левую сторону лица, выпускаю со свистом сквозь зубы воздух, круто, на одной ноге разворачиваюсь, и захожу в гостиную. Так, ладно…

– Так. Что всё это значит?

– Ну-у…

– Внятно, Славян!

– Я подрался, Ил, – внятно?!

Я цежу, сплёвываю, даже, в ответ: – Вполне, – и перевожу взгляд на пацана, появившегося в нашей со Славкой жизни. И чувствую, сука, что мой взгляд физически, материально просто, тяжелеет до ТОЙ, – непереносимой даже моими, через столь многое прошедшими со мной в ТЕХ горах мужиками, – степени тяжести… Ведь у этого, впервые мной сейчас увиденного пацана, очень технично посечён лоб над правой бровью, а слева на скуле, из-под глаза кровавой полосой уходит к виску ссадина… Это что же? Этот… не знаю я кто, с моим Славяном? Это он Славку моего?! Да я же его щас… А пацан, которого я вижу впервые в жизни, и которому я уже вынес приговор, не удержав тяжести моего взгляда, медленно опускается в огромное наше со Славкой кресло, которое мы с сыном делим всю дорогу, и, так и не поделив, всю дорогу вместе в нём, вдвоём в нашем любимом кресле, часами пред нашим домашним кинотеатром… А Славка мой, добрейшее на свете существо, по природному своему благородству, к нам его притащил, раны зализывать!.. Что вот мне делать сейчас? Да-а, это не ТЕ у нас горы, – куда как нет… А покруче этому… не знаю, как его, досталось, чем поганцу моему…

– С ним подрался? – на удивление спокойно спрашиваю я Славку, не отводя взгляда от русой макушки, – а-а, и голову опустил! – пацана, сидящего с устало как-то опущенными плечами на краешке нашего со Славкой, такого любимого обоими кресла…

– Ну. То есть… Пап, да ты чо? Погоди, я объясню…

– А нужно?

– Да ты дай мне хоть слово-то! Воще! Что ты вообще подумал-то? Ну, да, подрались. Вместе. Плечом к плечу, жёстко, как положено…

Ни-чер-та я не-по-ни-маю!.. Воще.

– Ты можешь нормально изъясняться?! Ёб, я ведь ни черта не п…

– Так вот ты же орёшь, как же я тебе… орёт ещё тут такой, скажите, пожалуйста… Ладно, не шипи, – короче: я книгу купил, дай, думаю, полистаю, в скверике там, на Металлургов, – знаешь? Во-от…

В общем, всё проще простого. И обыденно, до мерзости. Сидит себе на лавочке, – в чудном, с фонтанами, с неохватными, остро и волнующе пахнущими свежайшим липким листом клёнами и тополями скверике, – пацан, и, не утерпев до дому, толстенную какую-то книжку листает, – в милой, так мною в Славке обожаемой, рассеянной своей задумчивой мечтательности себя по коленке похлопывает явно дорогим, навороченным мобильником, увлёкся, а тут, как и положено в таких чудных сквериках, – с фонтанами, – таинственно-романтически затенённых огромными тополями и клёнами, полупустых в жаркий послеполуденный час чудного майского воскресного дня, – трое. Ну, сначала, пап, их трое было, ну, не знаю, может лет по семнадцать, ну, с виду так, не гопники, чёрт их… а потом-то, когда уже понеслась бага у меня с ними, тут ещё два, откуда-то, я и не понял такой, а тут они меня… одному-то я технично так, реально жёстко, классно так, с ноги… ну, как, мешались они там, друг другу, но как бы пинать, вроде, начали, я плохо помню, ёб, во-от… да я не тороплюсь, я спокоен, вот, а тут вот… он. Ну-у, пап, супер, воще! Не по-детски. Двое уродов сразу ушли! Низом ушли, прикинь, Ил! Сирень там такая… мохнатая… ха-ха-ха… туда, суки, и улетели! Не, пап, я спокоен, нормально. Прикинь, да… Это что у тебя, – каратэ? А что?.. Ладно, пусть «просто так», – мне бы так, «просто так», супер, Ил, воще жёстко… Ну, он меня, типа, поднимать, – я ж сижу, башкой трясу! – тут и ему в голову пришло. Ну, тут бабульки какие-то, ну, в крик, – типа, ментов щас, ну, мы и ноги… Да на хрен надо! – менты бы всех бы и приняли, по-взрослому, будут они там, разбирать, типа кто за красных, кто… Прикинь, пап, а я про книгу забыл, а он прихватил, хотя тоже, в голову ему, видишь, покруче, чем даже мне пришло… Да вон она, в прихожей, так только, суперобложка… пустяки, я её в такси в пакет… мобильник мой там тоже, ха, Ил, вдребезги он у меня, прикинь… Ну да, мы такие в такси напротив Универа прыганули, и к нам… он не хотел, прикинь, да я его особо и не слушал, эти же за нами, суки, вроде как бы увязались, а мы в такси, и ручкой им такие, – сайонара, козлины…

– Козлины, тут двух мнений быть не может… Погоди, Слав, я всё понял. Наконец. Да-а, дела… Значит так, оба два в ванную, потом я вас посмотрю, посечение надо обработать, а там уже и поговорим. И я прошу, – не надо споров, – лады? И без того, на нервах тут все…

И Славка, гордо на меня глянув, – Во, Ил, не облажался я! – это же бой у меня был? – вот я в бою и не облажался, – хм, Славян, кто бы сомневался, только не я, – и осторожно взяв пацана, сидящего с устало опущенными плечами на самом краешке огромного нашего кресла, за рукав футболки, Славка тянет его умываться…

Вот так вот, Ласочев. Учит тебя жизнь, учит… Какого х-х… Какого чёрта ты выводы свои сделал, какое право ты имел всё рассудить, – и уже даже суд решив устроить… судилище… всё для себя уяснить, ни хуя не выяснив! Командир, чтоб тебя…

А пацаны уходят в ванную. Этот, новый, – как же зовут его, всё-таки? – вдруг тоже на меня… как-то так глядит… И гордо распрямляет плечи, и идёт, пружинно идёт за Славкой, и никакой усталости уже в нём нет. Ладный парнишка… хоть и невысокий. Широченные уже почти по-мужски плечи, гибкий, мальчишеский почти ещё… да, стан, так принято говорить про таких… ладный паренёк… Идёт за Славкой, пружинно идёт… босиком, отчего-то, без носков даже… пятки грязные из-под истрёпанной джинсовой бахромы…

Славка оборачивается в арочном проёме гостиной и холла, но не на меня, а на этого пацана, чуть склоняется, – да, они одного роста, хоть этот пацан и постарше, на год так, ну, может, на полтора… – и Славка, чуть склонив пепельные свои вихры к плечу этого пацана, шепчет ему: – это… ты извини, я ж, тетеря, не спросил… тебя как зовут, а? Запарился, понимаешь… И этот пацан, почему-то оглянувшись на меня, – а глаза-то серые, – шепчет что-то Славке в ответ, – я не слышу, чёрт… Да? А это как, если полностью?.. И снова короткий взгляд, – быстрым стальным, в серебряном приборе клинком выпад, – в мою сторону, и снова шёпот в подставленное Славкино ухо… О-о, ничо так, красиво даже, можно сказать… пошли, пошли, а так даже похоже, если… бу-бу-бу… Всё. Пацаны ушли в большую ванную комнату. Как же его зовут, интересно?.. Ладно.

Ладно-то ладно, – но перепугался я сегодня, как редко когда пугался! Даже со Сладкоежкой я так не пугался. А чего мне с ним было пугаться? У нас же впереди была Вечность, и бессмертие, и Любовь… А в ту секунду, когда я, повалившись от его последнего в нашей жизни прикосновения, от его, последнего, полного любви и боли толчка, поняв, в эту последнюю в нашей со Славкой «Сладкоежкой» Сладцевым жизни секунду, что он погиб, я тут же отключился, – и я до сих пор не знаю, от чего, – от непереносимой боли этого понимания, или от осколков, – один в бедро, в грудь другой, – которые я… А испугаться я не успел…

Я снова сильно тру левую половину лица, потом решительно встаю с дивана, и иду в прихожую. Так, пакет Славкин. Блядь, драный какой-то… Хм, реклама “LM” на пакете… Говорил, – возьми рюкзак… Мда, – КНИГА. М-м, к свету… Какой-то… M. Dezzi-Bardeschi… да уж, имечко… “Frank Lloyd Wright – Architecture of Genius. Art, life, destiny.”… Да-а, Ласочев, только ведь молиться на Славку, – какой ещё пацан в его возрасте… Но что ж Славян ей не стал отбиваться? Такую ведь, даже если просто, на ногу, например… Надо же… Да, а мобильнику-то, – хана. Второй за учебный год у поганца, – Нокию ту, музыкальную, 9-го Мая в озере с дедом Иваном потопили, как броненосец «Петропавловск», самураи… Купить ему коммуникатор, что ли, подороже, чтобы поответственней Славка как-нибудь… Кроссовки. Свет включить… Это нового пацана… мама… Ведь одно название, – «кроссовки»! Это сколько же нужно протопать, сколько футбольных таймов… Ну, если ему их и купили года три назад, – то они тогда были сильно «на вырост». Славяну на сезон как раз три пары, не меньше, – с его паркуром и скейтом, это не считая… Как так можно, что же родители… Отца у парня нет, – безоговорочно решаю я. Во всех смыслах, – даже если у него и есть отец, то это не отец! Какой отец допустит, чтобы сын в таких кроссовках… Так, – опять судишь, «Ил-2»? Не ТЕ у нас горы, уймись, наконец… Но, в общем-то, не удивительно теперь мне, что парнишка даже без носков, и что у него грязные пятки, – в таких-то, с позволения сказать, «кроссовках»…

В кабинете я кладу Славкину книгу на стол и, матерясь под нос, лезу за своей аптечкой… Ну, это у нормальных людей в кабинетах, – а может, ещё где, не знаю, в ванной, например, – аптечки, а у меня… Такая… типа, как бы… Мобильно-полевая медсанчасть МЧС. На дому. В смысле, в кабинете, – я про это имею в виду… А как иначе, – у меня же Славян, паркурщик-бордер-маунтбайкер, в апреле подтвердивший в нашем бассейне первый взрослый разряд по прыжкам с трёхметрового трамплина! – Славка Ласочев, мой четырнадцатилетний сын, широко известный в кругах таких же, как и он, безбашенных паркурщиков-роллеров-скейтеров, как Славка «Ласточка» Ласочев, – иначе мне никак, без такой аптечки…

– 5 -

– В больницу! Да на хрен!

– На хрен? Ты не дёргайся, на хрен. Лексика у вас, у молодых… Никто же… тихо, сейчас глаз закрой, я аэрозолью… никто тебя в больницу и не… Так. Подождём немного, потом ещё раз, и скобы я поставлю.

– А что это за аэрозоль… хи, щекотно… Не понял…

– Заморозка. Можно укол, вообще-то…

– Не, так ничо… хи-хи… глаз, такой, у меня… хи-хи…

– Хи-хи… Ой… хи-хи… пап, прикол, зырь, глаз какой… хи-хи…

– Цыц, вы! Оба два… На «хи-хи» их пробило, скажите, пожалуйста… Славян! Отскочи от… Так, а это совсем несложно, шить ничего не придётся, это такое, я вам скажу, достижение… неоценённое до конца, никаких игл, всё эта машинка сама… Три скобки, я думаю, хватит… Два… Три. Всё. Швы снимать не надо будет, это кетгут, они сами разойдутся… Ну? Не больно?

– Не, вроде не больно… Точно, не больно! Супер…

– А теперь ссадину… Чем это? Вскользь будто.

– Так и есть, вскользь. Ногой… Я среагировал, но не до конца успел башку…

– Мда… Всё.

– Как? А чо, разве без этой… без заморозки?

– Обойдёшься, я опасаюсь эффекта привыкания… Блин, вот же… Пустяшная ссадина у тебя, я её мазью, и пластырь сверху. Славка, можно дышать.

– Фу-ух-х… Понял, да? По теме, да? Это ж отец мой! Он и не такое делал, не такие раны, – вот прикинь, вот однажды, одному своему…

– Заткнулся щас же, поганец! – кротко, с мягкой укоризной прошу я Славку… – Славян, я тебя предупреждал?

– Ладно, Ил, я ж так, я ж похвастаться хотел…

– Собой хвастайся, деятель…

– Ну и всё…

Надулся. Самое лучшее сейчас, это престать обращать на Славку внимание. Это самый лучший способ, – а вот что пришлось мне пережить, пока я этот, элементарный, в общем-то, способ открыл… Хотя, как сказать, – «элементарный», – это для тех элементарно, кто к своим… Славкам, Егоркам, Димкам… Славкам, в общем, – кто к своим сыновьям, и к своим… не только сыновьям, относится… равнодушно, так я выражусь, политкорректно. Я знаю, – не понимаю ни хуя! – но знаю, есть такие, – я не такой! Но. Надулся Славян, а способ это преодолеть у меня есть, я его открыл, пусть это мне и далось… – не будем о грустном! – и я переключаю всё внимание на нового пацана, – тем более что это вовсе несложно. Симпатичный. Очень. Красивый даже. В чём-то даже ярче Славки… моментами, когда вот так вот, чуть склонив к левому плечу голову, он на меня… на Славку… насмешливо чуть… а вот как его зовут, я так и не узнал до сих пор…

– Мда… Что ж, – шрам над бровью я тебе гарантирую, боец.

– Суп-пер!

– Хм, «боец»…

– Вот, а ссадина… – я полностью игнорирую Славкино хмыканье, делаю маленькую паузу, лёгким прикосновением, кончиками пальцев чуть поворачиваю вбок мальчишкину голову, у меня схватывает сердце… профиль…. Кожа на скуле, под подушечками моих пальцев… как знакомо всё, как всё… но я совершенно нормальным голосом заканчиваю: – От ссадины и следа не останется. Тихо, чего ты, – я, разумеется, понимаю твоё разочарование, – но не разделяю его. То, что «мужчину украшают шрамы», – это слабое, детское совсем утешение для тех, кто не успевает вовремя убрать голову. Уж ты поверь мне, парень…

– Точно! Уж ты ему поверь! – тут же, разумеется, встревает совершенно отошедший Славка, ему же до чесотки хочется похвастаться мною перед этим спокойным, сильным, крутым явно пареньком, выручившим Славку из пакостной, крутой, в общем-то, истории… – Ил знает, что говорит.

– Слава, подай мне, пожалуйста… м-м, ну, хоть вон те бинты, я их уберу, не нужны они.

– Эх, пап… Ладно. Держи бинты свои.

Дошло, наконец-то. Нет, Славка у меня далеко не дурачок, – куда как нет, вот и дошло до него, что я вовсе не намерен позволять ему мной сейчас хвастать, – нет, он у меня не дурачок, просто он пацан, а какому пацану не хочется похвастать перед другим пацаном, тем более, перед таким, новым совсем, и явно сильным, и постарше ведь, и вообще так… ничо пацан… симпотный, по ходу… – ну? И кто же из пацанов упустит возможность похвастаться в такой ситуации своим отцом, – это, разумеется, если отец подходит для того, чтобы им можно было искренне, без хвастовства, похвастаться… Славка, Славка… пацаны…

Я снимаю и выкидываю перчатки, убираю аптечку, прибамбасы все, а сам втихаря наблюдаю за пацанами. Незаметно для них. Это мне нетрудно, – навыки, мать их… Ладно. Вот, новый паренёк, – как же его зовут, всё-таки? – с независимым видом… приняв подходящий, по мнению каждого настоящего пацана в таких случаях, независимый вид, оглядывает мой кабинет. Что ж, посмотри, тут много на что есть посмотреть, – особенно пацану в тринадцать-четырнадцать лет, – этот кабинет я обустраивал не без оглядки на Славяна и его друзей, но и парню в твоём возрасте… лет так… да, похоже, что пятнадцать, чуть больше, может быть, – есть тут у меня, на что посмотреть. А Славка, – хм… Он довольно откровенно, – но из-под своих пушистых ресниц, всё же, – рассматривает нового паренька. Да, Слав, – я, как честный человек, признаю: здесь тоже есть на что посмотреть. Красивый мальчик, очень. Стрижен чуть короче, чем мне нравится… красивой формы голова… красивый парень.

А за Славку я спокоен. В смысле, я спокоен за Дениса со Славкой, – ну, посмотреть-то… А так-то… У Ласточки с Дэном всё… совсем по-настоящему. Мне… я иногда даже пугаюсь всей настоящей глубины отношений Дениса «Дэна» Байкова и Славки «Ласточки» моего, а ведь в самую глубину, в самую-самую, мне к ним и не заглянуть… Так что, – я спокоен. А посмотреть-то… подумаешь… тем более, есть на что. Красивый паренёк, и чем дольше я на него смотрю, тем труднее мне отвести взгляд, тем труднее мне сделать свой взгляд… нет, конечно, не равнодушным! Я не лицемер, тем более с людьми в возрасте Славки и этого нового мальчика. Но ведь это совсем новый мальчик… Да, и ладный какой, подкачанный… а может, от природы такой… скорее всего, так и есть, слишком много в нём природного изящества, непринуждённости, совсем не старается этот новый паренёк принять позу поэффектней, или ещё чего такого… ведь каждый, кто хоть раз перед зеркалом тягал железо… Мда, что ж они оба в ванной футболки поскидывали, – бедный я, бедный… Хм, а вот сейчас он совершенно осознанно пресс напряг, и грудную мышцу старается бицепсом оттенить… Славкин взгляд почувствовал… Нет, но как же, всё-таки парня зовут?.. Славка, поганец, засмотрелся! Нет, чтобы разговором парня занять, про винтовки что-нибудь ему, – ведь тот… мда, всё, готов новенький: приклеился взглядом к пуленепробиваемому стеклу витрины моего стилизованного под портал дорического храма сейфа, – а Славян молчит, пальчиками по подлокотнику весело постукивает, вместо того, чтобы заговорить с парнем, по имени к нему обратиться, наконец… Что ж, раз гора не собирается к…

– Что ж, запахи госпиталя выветриваются, пришла пора знакомится, – решительно заявляю я, успев показать сбоку, исподтишка, Славке кулак. – Меня зовут…

– Илья Иванович Ласочев, – и серый стремительный взгляд…

Пауза. А-а, это Славка, конечно же, успел сообщить новому мальчишке моё имя, – ну да, откуда же ему ещё…

– А-а… – а Славян и сам рот раскрыл!

– А ты, – Славка «Ласточка» Ласочев. Да ладно, вы не грузитесь, я вас обоих знаю… ну, случайно. На «Тыл – Фронту», когда. Ну, в пятницу, когда сезон экстремальщики открывали, я вас там и видел. Вы ещё призы давали, а ты, – Славка «Ласточка», – тебя так объявили, ты же выступал, как бы…

Ясно…

– Как бы, это сто пудов, реально «как бы», – с горечью, но, всё же соглашается, будучи реально честным человеком, Славка «Ласточка» Ласочев. – Выступал я «как бы», а вот лажанулся по-реальному, жёстко… Ясно. А ты там… чо-то я тебя там, – ты извини, конечно… Севка.

Севка? Севка… Сева, – Всеволод, должно быть… Мода сейчас на такие имена… А сам обладатель красивого, старого как Киевская Русь имени печально улыбается, и отвечает Славке:

– Да ладно… Откуда бы ты меня знать мог, я же там, так, в сторонке… ну, смотрел, как бы…

– А чо в сторонке-то? Надо было… В сторонке, скажите, пожалуйста…

– Пожалуйста, и, – Слав, погоди. Тебя зовут Сева? Всеволод? Ну, вот, познакомились…

Севка, Славка… Славка, Севка, – дела… Не оговориться бы…

– Ну! Теперь бы! А, пап? Типа, как бы вспрыснуть надо! Севка, ты как?

– Славян, я тебя… А впрочем, прочему бы нам всем и не… «вспрыснуть»… это дядя Олег, да? Я так и подумал. Минут через десять пойдём кушать, – все вместе, – а там видно будет…

Славка теряется, – на секунду лишь! – хм, не ожидал, поганец зеленоглазый, что я на его шуточку так среагирую. А Сева реагирует очень даже спокойно на мои слова о том, что мы все пойдём кушать, – не смущается, домой не торопится собираться, – я доволен, достойное поведение, – да, только совсем уж независимый вид у него, это реакция на Дедово военно-морское словечко «вспрыснуть». А я всерьёз намерен вспрыснуть, – шампанское у меня ТАКОЕ есть, – что ты!

– А чего ждать-то? Ил, кому сидим?

– Да так… – я демонстративно поглаживаю себе пальцем лоб, над бровью, там, куда я Севке только что положил… наложил три кетгутовые скобки.

– А-а… Ну да. Десять минут сидим, пошло время, Ил. А то жрать, чо-то… Кушать!

И Славка смотрит на Севку, – Славка, Севка, да, не оговориться бы, – и молча предлагает: – ну, мол, спрашивай, если есть вопросы, спрашивай, мы ответим, видишь ведь, какие мы, мы нормальные, мы не…

– Славка, а это ты не по приколу, ну, что у вас сауна?

– Да я ж показал тебе! Ты чо, думаешь, я гнать буду?

– Да нет. Просто я ни разу дома сауну не видел. Славян, ты не обижайся, я поверил, – необычно просто, вот и спросил. Хм, сауна, паровая кабина, – Илья Иваныч, вы тоже, не думайте ничего…

– Не буду. Это непросто, если совсем ничего, но я попытаюсь.

Пауза. Недолгая, совсем не тревожная, – просто пауза. Я развлекаюсь во всю, а Славян, так вообще, – в немом восторге…

– Круто. Вообще, у вас круто, – сауна… Слав, бассейн бы вам ещё… для сауны.

Далась Севке эта сауна!.. А-а, это ирония. Тоже, простая, незатейливая, и совсем необидная, – для Славки, – а мне, так и вообще, типа как бы по приколу даже, я же развлекаюсь…

– Бассейн? Ну, бассейн-то, Севка… – я вижу, что Славян хочет, было, рассказать про наш дом на Банном, но передумывает, почему-то… хм, почему-то… – Я от бассейна только вот неделю отдыхаю, на Доменщиков ремонт, кафель меняют, трибуны чего-то… Трамплины и вышку, наконец-то! Я прыгаю типа.

– Реально занимаешься? – снова быстрый серый взгляд на меня… – Ну, по-серьёзному?

А сейчас у Севки живейший интерес, и… да нет, не зависть, но где-то рядом. Ну-ну, Ласточка, прошу, можно полетать, вспарывая тугое марево воздуха над водой стремительными острыми крылышками…

– А я по-другому не умею! Вон, его школа, – и кивок в мою сторону, ах, Славка, ах, поганец! – «Ил-2», с ним по-другому нельзя, Севка. Никому.

Снова, – пауза, снова серым лучом в мою сторону. Без комментариев… А впрочем: развлекаюсь я щас, – до самозабвения!..

– Ил-2? Славка, а почему ты так… Это… я так просто спросил, извините, если что.

– Пустяки, Сева, пустяки…

– «Ил-2». Это такой позывной у моего отца был, – всё-таки не удерживается Славка, и хоть пытается он смолкнуть, но ведь прёт из него, и он, опасливо косясь на меня сквозь ресницы сломанной зелёной искоркой, бесподобно изломав прямую бровь, торопливым ломким шепотком заканчивает: – В горах, на войне…

Вздохнуть мне, разве что, тягостно? Пацаны…

– На вой-не-е? Чечня, да? Горы…

– Ну, гор у нас в стране хватает, хвала Аллаху, не только в Чечне горы есть… а тогда, – тогда и войн хватало. Хотя, там рядом я был. Относительно рядом, – Кавказ большой… Так, ну что, пойдёмте кушать, – Славян, а тебе язык прищепкой надо прищемить… пошли, пошли. Такие исключительно эксклюзивные прищепки я у вас в бассейне видел, у девочек на носу, в синхронном плавании, вот такую бы тебе на язык…

– А тебе бы, тогда… знаешь, тебе куда, тогда? И знаешь, какую?.. Проходи, Севка… Прищепки, скажите, пожалуйста… Это, пап, вы идите, – ладно, Севка? – на кухню идите, я щас, – ладно, Ил?.. Ну-у, надо мне…

– 6 -

– Пап… – беспомощно оглядывается на меня Славка.

А я и сам ничегошеньки не понимаю! Что за такое, в самом деле! Всё ведь только что нормально было… Что-то уже, казалось мне, я начал понимать, и даже… даже надеяться я начал, что мне понемногу становится понятно, почему сегодня ушёл, спокойным ушёл Сладкоежка, и… да нет! Нет, конечно, – ну, может быть, самый краешек надежды… Паренёк ведь какой, – чудный парень, очевидно мне это, – каков из себя Севка… А вот сейчас я растерянно стою в холле, совершенно растерянно наблюдая, как не мене чем я растерянный Славян стоит в прихожей над согнувшимся, натягивающим свои «кроссовки» Севкой!

– Ну, ладно, всё…

– Ладно, – вдруг соглашаюсь я, а что ещё мне остаётся, ладно, хотя нихрена тут, в нашем холле не «ладно»! – Объяснений, по поводу того, что вдруг изменилось в твоём к нам со Славкой отношении, ты давать нам не намерен, так что, Сева, – ладно. Одно только, напоследок…

Я, проклиная всю свою… всё своё… а-а, лезу, короче, в задний карман за бумажником, достаю стольник, протягиваю его Севке.

– Это на дорогу. И я прошу тебя, – напоследок! – возьми такси, как раз этих ста рублей, чтобы на такси до Металлургов доехать. Не спорь. Ладно? Ведь «ладно», так что, – не спорь… Спасибо, что взял. Ладно, – до свиданья.

И я ухожу в кухню, – не видно из кухни у нас ни холла, ни прихожей… Бу-бу-бу там, какое-то, – Славян… Да ладно, сказал, всё! – Севка… Дверь. Я выхожу к Славке, он включил экранчик интеркома, нетерпеливо постукивает по нему… появляется площадка перед нашей входной дверью, – там пусто, – это мне видно, это я шею даже вытянул, чтобы увидеть, что там пусто, – по лестнице Севка поскакал, – ну да, вечно же лифтов у нас не дождёшься…

– Пойдём обедать, Слав…

Мы с сыном проходим в кухню, – на обеденном столе всё готово… три тарелки… мда. Славка задумчиво убирает… мда, лишнюю, ставит её на разделочный стол.

– Пап, что случилось-то? Вообще? Нич-чо не понял, – сидели, нормально всё было, разговаривали… Может я чего вякнул? Как обычно у меня…

– Я не заметил, чтобы ты чего «вякнул», Слав. И я ничего не вякал, – обычный разговор был. Ладно… – я подхожу к Славке, треплю его по плечу, потом мягко отстраняю его от разделочного стола, убираю, – э-хе-хе, – лишнюю тарелку в ящик. – Славян, ну что ты свой мобильник тут бросил? Сам же орёшь на меня вечно…

– Да выкинуть его…

– Ты ведь говорил, что файлы там у тебя какие-то, – дяде Серёже отдадим, пусть вытащит их. Хм, если получится у него, вдребезги ведь… Жёстко! Как ты его, об асфальт?

– Ну. Вроде, типа об асфальт. Ой, да не помню я, Ил, не до того было…

– Фигня! – бодро, до собственного отвращения «бодро» говорю я. – Фигня и шорох лесных орехов. Слав, прикинь, а ведь мы с тобой сейчас совсем без мобильной связи…

– В смысле? – хмуро спрашивает Славка, до пизды ему сейчас наша мобильная связь, он сейчас губы кусает…

– В смысле, я склеротик! – всё тем же бодрячком продолжаю я дурацкий этот, неуместный разговор, мне делается совсем уж противна эта моя фальшивая, полная наигрыша бодрость, и я уже хоть и упавшим, но своим голосом заключаю: – Я свой Эриксон в машине забыл, тетеря, понимаешь…

– Могу на стоянку сгонять… – равнодушно, было, отзывается Славка, и вдруг загорается: – Точно, Ил! Давай, а? Слётаю! Я по-быстрому, ласточкой!

Я некоторое время смотрю в его распахнутые зелёные глаза, потом уже сам хмуро отвечаю:

– Брось, Слав, ушёл он.

– Кто? Мобильник твой? Как это он, интересно… – Славка сам уже понимает, что теперь фальшивит он, а ведь этого Славка Ласточка и от других не переносит, а чтобы уж сам… и Славка, стиснув на секунду зубы, совсем по-моему дёрнув щекой, своим уже тоном договаривает: – Пап, я слётаю, ну, так, на всякий, посмотрю типа…

– Славян, кушать же! – это я уже в опустевшее без Славки пространство нашей кухни…

– Кушать, кушать… с-с… да где ж кроссовка-то, вторая, вечно они у меня… разбегаются… так, всё, ключи, пап, от «Трибеки»… Ага… Где там он у тебя?

– Кто? Мобильник? – дурак я, что ли, ладно, я же сам, не лучше Славяна, бестолково мечусь по холлу, в кабинет за ключами, обратно, в прихожую… – Да чёрт его… на панели, наверно, где ж ему… а может, в ящике, на тоннеле… наверно… Славка, погодь, жетон! Там сторож новый, какой-то… Славян!

– Да прорву-ус-с-сь… – это «ус-сь» я слышу уже эхом, из-за входной двери, – Славка, не пытаясь даже вызвать ни один из наших лифтов, слетает по лестнице… Ласточка...

Пустое это всё! И не надо Славке бежать, – лететь, – не надо моему Ласточке лететь за Севкой. Ясно, ушёл он, неясно нихуя почему, но ушёл… Блядь, что за день-то… Чего же он удрал? Севка, – почему, я не понимаю. Денёк… А Славка, добрейшая душа, думает, что из-за него, места себе не найдёт, вот и полетел за Севкой… Да только это впустую, ушёл он, – а вернётся Славян, ещё глупее и непонятней, хуже ещё всё будет… Что же могло случиться? Не из-за Славки, – это очевидно, – из-за меня? А что я сказал? О чём, вообще, мы говорили? Славка решил «в лицах» показать, как там, в скверике том, бага эта у него началась, как гопники эти подвалили к нему, – Севка комментировал, – кстати, отличное чувство юмора у Севки, – ну, посмеялись, так ведь втроём же и посмеялись! – и что? – про этих гадов Славян… что, мол, гопота… что, мол, вот если бы на Ласточкиной территории, хоть на квартале, хоть и на паркуре, да ни в жизнь бы… Я более радикально изволил выразиться, – я же блатату ещё в ТЕХ горах… хоть и пришлось мне позже, после ТЕХ гор со всякими «дела» иметь… Севка хмуро как-то согласился, а потом… А что потом, – потом я за шампанским пошёл, а Славка стал про гимназию чего-то… про бассейн… Севка уже молчал… Мда, а лишь я за шампанское взялся, – Славка даже бокалы не успел ещё… Ни черта не понимаю! При чём здесь гопота? После моего высказывания о месте, наиболее подходящем для гопников, Севка и замолчал… смех из глаз ушёл… Он, что… да какое там! Обычный парнишка, – ну, запущенный немного, это я про «кроссовки», а так-то… Хотя, может, кто из близких у него, – но сам-то он… И с чувством юмора, несколько неожиданным, необычным, но явным чувством юмора… и дружелюбный, – хотя, пока он не начал что-то раздумывать про себя, ситуация у нас располагала к дружелюбию, – всех троих располагала, более даже чем…

Убрать шампанское со стола, глаза б мои… Я и есть не хочу… Придётся, – Славка вернётся, придётся есть. Он же тоже… Интересно, в его возрасте я, – ну, не то, чтобы вечно жрать хотел, – не вечно, а… постоянно. Мда… Севка определённо хотел именно жрать, – в самом лучшем смысле, – голодный парень, попросту голодный, набегался за день, потому и «жрать». Такой возраст, что можно внечувственно и нечувствительно именно сожрать всё, что мы со Славкой достали из нашего холодильника и из микроволновки. Как он на стол… Знаю я такой взгляд, помню я его, распрекрасно я его и помню и знаю, – и по Ласточке моему знаю, давно ли… пять лет прошло, помню… Да и не забывал. Как же, забудешь, – Сладкоежка ведь… м-м, больно как… с-с-с… Что, вообще, всеблагие мои Боги, происходит здесь?! В моей жизни, в нашем со Славкой доме!