Текст книги "Андропов (Политические дилеммы и борьба за власть)"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Разумеется, чтобы учиться на «уроках» истории, необходимо верно их воспринимать и понимать, а у Политбюро порой есть тенденция видеть советские неудачи как преходящие или же объяснять их случайными просчетами. Это, однако, не означает, что советское руководство всегда ошибочно оценивает внешнеполитическую ситуацию: когда того требуют его интересы, оно способно на объективный и точный анализ. И сделав его в связи с операцией «Мир Галилее», Андропов оказался перед трудной дилеммой: с одной стороны, он не в состоянии позволить себе заплатить истинную «цену» за победу на Ближнем Востоке, требующую прямого вмешательства СССР в вооруженный конфликт Сирии с Израилем, с другой – он не может взять на себя и «стоимость» поражения, которую пришлось заплатить Брежневу – окончательную потерю доверия арабов, начавших осознавать, что политический и военный союз с СССР имеет для них ограниченную ценность и сомнительные преимущества.

И Андропов избрал третий путь: он решил спасти престиж России и собственную честь путем демонстративного расширения советского присутствия в Сирии и попытки нормализации отношений с Египтом и Ираном.

СССР увеличивает военные поставки Ирану. Делается это не прямо, – чтобы не оттолкнуть Ирак, – а через Северную Корею. Она продает Ирану вооружение на 2 миллиарда долларов, что составит около 40 % всего оружия, которое Тегеран планирует купить в 1983 г. Поскольку сама Северная Корея не располагает столь огромным количеством оружия, очевидно, что оно будет взято из арсеналов СССР.

Высокопоставленные советские деятели, и среди них видные военные, в последние месяцы несколько раз посетили Каир. Не исключено, что в дальнейшем, как и в прошлом, перевооружение египетской армии будет строиться с ориентацией не только на Запад, но и на Москву. Во всяком случае, из Каира уже раздаются заявления, что без участия СССР невозможно разрешение ближневосточного конфликта. Подобные мелодии не звучали в Египте около 10 лет.

Диапазон политических возможностей Мубарака в собственной стране ограничен: или продолжение курса Садата – тогда ему не в чем будет проявить свою самобытность, или реставрация политики Насера – и тут ему тоже не оставить собственного следа в истории, или создание политического симбиоза с ориентацией на Насера и Садата одновременно, что-то вроде просвещенного насеризма или радикального садатизма. Если Мубарак предпочтет этот путь, – а он к нему явно склоняется, – то следует ожидать усиления военного сотрудничества Египта с СССР.

Андропов не отказался и от использования ООП – он изыскивает новые условия и средства влияния на эту организацию. Одна из возможностей, уже эксплуатируемая Москвой, – давление на Арафата через Дамаск.

Что же касается самой Сирии, то ее уже посетили многочисленные советские миссии: делегация генерального штаба во главе с маршалом Николаем Огарковым, представители командования различных видов войск – танковых, сухопутных, ПВО; в Дамаск прибыли и еще 1500 военных советников в добавление к уже находившимся там 2500. Президент Сирии несколько раз вылетал в Москву для тайных встреч с советским правителем, и в арабской прессе циркулируют слухи о намерении Андропова посетить Дамаск.

Между Москвой и Дамаском установлена высокочастотная система связи, наподобие той, что действует в странах Варшавского пакта; ведутся переговоры о предоставлении Сирии советского разведывательного спутника; советские специалисты проектируют прокладку в Сирии новой стратегической железнодорожной магистрали параллельно берегу Средиземного моря. СССР интенсивно наращивает и модернизирует сирийскую армию. В июне 1982 года сирийские силы насчитывали пять бронетанковых дивизий – к январю 1983 г. они были увеличены до шести дивизий, способных выставить на поле боя четыре и более тысяч танков. СССР поставил Дамаску (безвозмездно или на льготных условиях) большие партии танков Т-72, самоходные артиллерийские орудия калибра 122 и 155 мм, минометы «БМ-21», 85 самолетов «МИГ-21» и «МИГ-23», ракетные батареи «СА-6», «СА-9». Завершается монтаж двух баз с установками «СА-5» – самых мощных тактических ракет «земля-воздух», до этого находившихся на вооружении только советской армии. С помощью этих ракет Сирия сможет «покрыть» все воздушное пространство Ливана, Галилейский выступ и север Голанских высот. Вокруг Дамаска и к северу от Хома планируется новая система противовоздушной обороны на основе еще более усовершенствованных ракет «СА-11».

Возникает вопрос: какие цели преследует эта эскалация советского присутствия в Сирии?

Ответ не может быть однозначным – он затрагивает широкий спектр проблем, как политических, так и военных.

Уничтожение Израилем противовоздушной обороны Сирии вскрыло несовершенство советских защитных систем, размещенных в Восточной Германии, Польше и Чехословакии, а разгром первого эшелона сирийских войск под Бейрутом (в результате их отрыва от резервов и тыла) свидетельствует о несостоятельности советской стратегии современного боя. Посылая новые ракетные установки в Сирию, СССР стремится апробировать их в условиях военных действий (в том, что еще одна война Израиля с Сирией неизбежна, у Москвы нет сомнений).

Присутствие ракет «земля-воздух» дальнего радиуса действия в стране, не входящей в советский блок, изменяет баланс сил не только на Ближнем Востоке, но и в глобальном масштабе. Но опасность и риск эскалации гонки вооружений были тонко и верно рассчитаны Андроповым: он увидел в этом возможность столкнуть Израиль с США. Как и полагали в Политбюро, Вашингтон поставил в вину Израилю интенсификацию советского военного присутствия в Сирии, объясняя это его неуступчивостью.

Военная активность в Сирии попутно позволяет Андропову связать в один узел и решить разнообразные стратегические и политические проблемы. Противникам на Западе дается понять, что новое руководство Кремля намерено действовать на Ближнем Востоке жестко и целеустремленно, союзникам в регионе – что теперь Москва будет поставлять своим сторонникам только современное оружие, тогда как Брежнев предпочитал сбывать сателлитам устаревшее. При этом «удачно» обосновывается увеличение советских военных расходов и провоцируется бескомпромиссная позиция Сирии в отношении плана Рейгана и соглашения в Ливане.

Что же, однако, в действительности скрывается за советскими приготовлениями в Сирии: политическая демонстрация или демонстрация достоинств советского оружия в военных действиях на Ближнем Востоке?

У советского правительства, по-видимому, нет основания считать, что Сирия может победить в военном столкновении с Израилем – здесь взгляды Андропова и Устинова сходятся. Устинов, в согласии со всем советским генеральным штабом, тем не менее считает, что следует подтолкнуть Сирию к локальному конфликту с Израилем, ибо вне зависимости от результатов сражения политически война будет выиграна Дамаском. Генеральный штаб рассчитывает, что тем самым проблема Голанских высот, а вслед за ней и вопрос о палестинском государстве, будут «разморожены» и станут предметом переговоров, которые начнутся, а может быть, и кончатся на советских условиях – и с американской монополией на Ближнем Востоке будет покончено навсегда.

Андропов, по-видимому, более осторожен и осмотрителен. Он полагает, что можно «прорубить» для Советского Союза «окно» в переговорах по ближневосточному урегулированию, попутно «похоронив» план Рейгана, и без войны – эксплуатируя страх перед нею и манипулируя поставками современного оружия Дамаску.

Андропов не может позволить себе потерять Сирию – будь то в результате войны с Израилем или за столом переговоров без участия СССР – от этого союза в существенной степени зависит его политическое будущее. Устинов же не может позволить себе оставаться пассивным: ему важно «смыть» пятно позора с советского оружия. И оба они едины в стремлении удержать израильскую армию от попыток разбомбить советские ракетные установки в Сирии. Решись Иерусалим на эту акцию, и Андропову нечем будет устрашать Израиль и шантажировать США, а Устинов проиграет еще одну войну на Ближнем Востоке, так и не начав ее.

И что еще опаснее – уничтожение ракет «СА-5» (а в том, что Израиль способен их уничтожить, советское командование убедилось во время ливанской войны)[13]13
  В июне 1982 года израильская авиация с необыкновенной легкостью, не потеряв ни одного самолета, сравняла с землей 19 советских зенитных ракет «СА-6» в долине Бика. Уязвленная, изумленная и пораженная Москва распорядилась поставить Сирии более усовершенствованные ракеты «СА-8», причем арабский обслуживающий персонал самих батарей и главного центра управления был заменен советским. В июле израильская авиация совершила новый налет – и эти установки также были уничтожены. В долине Бика появились сверхсовременные советские ракеты «СА-9», но и их постигла та же участь – в августе и сентябре они были разгромлены израильскими самолетами.


[Закрыть] потрясет всю систему противовоздушной обороны Советского Союза, построенную на использовании установок зенитных ракет, до сих пор считавшихся наиболее совершенными в мире. Здесь уже будут затронуты глобальные интересы Москвы, поскольку СССР окажется незащищенным от ударов с воздуха. Отсюда – нервозность Кремля, проявившаяся по нарастающей, сперва в высказываниях советского посла в Бейруте Александра Солдатова, пригрозившего, что его страна вмешается в военные действия Израиля с Сирией, а затем – в официальном «Заявлении» советского правительства от 30 марта 1983 года /121/: на этот раз Москва призывала Израиль «прекратить игру с огнем», т. е. отказаться от плана нанести превентивный удар по Сирии.

«Заявление» отличалось заметной резкостью формулировок и грубостью определений – оно подчеркивало «легкомысленность» и «безответственность» израильского руководства и готовность «арабских патриотов» в союзе с социалистическими странами решительно поддержать Дамаск. Но именно из самого факта публикации этого «Заявления» с очевидностью следовало, что СССР все еще не готов к вооруженному конфликту Сирии с Израилем. «Заявления» Москвы, как правило, не являются прологом к войне: Советский Союз сперва действуете потом уже говорит, объясняет, оправдывается или угрожает – в зависимости от преследуемых целей. Видимо, в Политбюро победила точка зрения Андропова – о миролюбивых стремлениях Москвы и о ее желании придти к приемлемому для СССР соглашению на Ближнем Востоке свидетельствовал параграф «Заявления», утверждающий, что можно обеспечить «законные права и интересы» всех народов Ближнего Востока «не применением оружия», а путем «политических усилий».

Это утверждение официально подтвердило претензии Москвы участвовать в процессе мирного урегулирования всех проблем Ближнего Востока – в выводе иностранных войск из Ливана, в переговорах Израиля с Иорданией, в решении израильско-сирийского конфликта.

Возможно, что в ближайшее время Андропов предложит новые рамки международного совещания по Ближнему Востоку (вместо Женевской конференции), в которых главные роли будут отведены США, представляющим интересы Ливана и Израиля, и СССР, выступающему от имени Сирии и ООП. Не исключено, что Москва уже разрабатывает документ о принципах урегулирования в регионе – нечто вроде «Плана Андропова», повторяющего основные идеи и важнейшие принципы предложений Брежнева, но более приемлемого для Израиля и поддерживаемого умеренными кругами ООП.

А пока бездействуют советские ракеты и еще не поднялись в воздух израильские самолеты, чтобы их уничтожить, Андропов монтирует политические подмостки для заигрывания с Израилем – полуправдами и половинчатыми средствами. Спустя всего несколько дней после «грозного» заявления советского правительства Иерусалиму, Андрей Громыко, только что назначенный первым заместителем Председателя Совета Министров[14]14
  Назначение Громыко первым – одним из трех – заместителем Председателя Совета Министров СССР не поднимает существенно его статуса: полное «членство в клубе» Политбюро по советскому «табелю о рангах» важнее и престижнее любого «портфеля» в государственной иерархии, – но знаменует важный успех Андропова в консолидации своей власти.


[Закрыть] великодушно признал право Израиля на существование /122/. СССР стремится стать участником процесса установления мира на Ближнем Востоке – значит Андропов должен показать миру: он не проводит одностороннюю проарабскую политику, а добивается «справедливого» урегулирования, учитывающего интересы «всех сторон».

И вот Громыко «категорически» возражал против «экстремистских планов» сбросить Израиль в море. И при этом добавил: Ливан должны покинуть все иностранные силы. Это было первое недвусмысленное требование советского правительства, которое предполагало вывод и сирийской армии. Этим полуреверансом Иерусалиму давали понять, что подключение СССР к переговорам не только не опасно для Израиля, но, напротив, обещает ему определенные преимущества.

В сущности, Андропов не без успеха для Москвы перенял манеру и стиль политики Вашингтона в отношении Израиля: американская помощь и поддержка в обмен на израильскую уступчивость и послушание. Москва, давно сделавшая на Ближнем Востоке ставку на арабов, в целях повышения действенности своей политики решила прозондировать возможность открытия второго канала связи в регионе – израильского, проявив к еврейскому государству старательно отмеренную долю терпимости, тщательно продуманную так, чтобы не свертывать антисионистскую кампанию, необходимую для внутренних нужд государства, и одновременно не оттолкнуть от СССР радикальные арабские страны.

На Западе стали распространяться слухи то ли о предполагаемых, то ли об уже установленных тайных советско-израильских контактах, на страницах газет стали не навязчиво циркулировать сообщения о том, что отец Андропова будто бы еврей, а он сам женат на еврейке, на которой решил жениться в самый разгар сталинской кампании борьбы с «безродными космополитами».

В Израиле хорошо знают Советский Союз, но плохо понимают Андропова. И кое-кто в правительстве Бегина решил: настал час установить дипломатические отношения с Россией. А дерзкий министр обороны Шарон даже пригрозил Белому Дому возможностью переориентации на Москву /123/. Не считаясь с диалектикой марксизма, израильские руководители мыслили линейно-исторически: когда-то СССР и Израиль после бурного дипломатического разрыва в 1952 г. мирно и тихо «сошлись» сразу же после кончины кремлевского диктатора волей «коллективного руководства», воцарившегося в Москве (Маленков – Хрущев – Молотов) в апреле 1953 года.

Так почему же, полагали в Иерусалиме не почтет за благо пойти по тому же пути и Андропов? Но новое советское «коллективное руководство» рассудило иначе: Иерусалим не стоит дипломатической «обедни». Вот почему попытки Израиля достичь немедленной нормализации с Советским Союзом преждевременны и даже вредны, ибо приводят к противоположным результатам. Андропов не в состоянии себе позволить восстановить дипломатические связи с Израилем, даже если бы хотел, – а хочет ли? – так как это означало бы признание ошибочности политики Брежнева, к которой и он был причастен. Это создало бы для него дополнительные проблемы в Политбюро с наследниками Брежнева – Тихоновым и Черненко. Сближение с Израилем также чревато для Андропова осложнением отношений с президентом Сирии Асадом и неизбежным разрывом с безумцем Кадафи и фанатиком Хумейни. Именно сейчас Андропову это ни к чему: ему важно не ослаблять свои позиции в арабском мире, а всемерно их укреплять и усиливать.

Советский Союз признает право Израиля на существование не из филантропических или гуманистических соображений – сами эти понятия нефункциональны в советской дипломатии, – а руководствуясь исключительно своими великодержавными и империалистическими интересами. Если бы не существовало Израиля, СССР пришлось бы его создать и поместить на Ближнем Востоке, ибо без него – нет советского присутствия и влияния в регионе. И при этом важно, чтобы Израиль был таким, каков он сейчас – сильным, мужественным, жизнеспособным, готовым за себя постоять.

Советскому Союзу выгодно, чтобы мощь Израиля вызывала беспокойство его соседей – это открывает возможность для советского проникновения, сперва военного, а затем политического, в арабский мир. Слабый Израиль сделал бы союз Москвы с арабскими государствами излишним – у них бы не было необходимости лихорадочно запрашивать огромные поставки оружия.

Израиль, полностью доминирующий на Ближнем Востоке, также не желателен СССР – арабские руководители могут придти в этом случае к мысли, что Москва не в состоянии защитить их политические амбиции и националистические притязания. С позиции Кремля идеальным является, – хоть, разумеется, этого никто открыто не декларирует, – равновесие сил и страха на Ближнем Востоке.

Что же скрывается за новым советским наступлением на Ближнем Востоке – временный конец пассивной политики Брежнева в регионе или начало тактической переориентации всей советской глобальной политики? Ответ на эти вопросы следует искать не в заявлениях советского правительства, а на полях грядущих международных столкновений.

Вопрос в том, когда и где они произойдут. Сегодня конфликт, тлея, грозит вспыхнуть в Западной Европе. Он разворачивается и нарастает на фоне общей уверенности, что вне зависимости от характера и остроты противоборства Востока с Западом поглотить Европу СССР не в состоянии – «захватить ее означает откусить кусок, который Кремль не сможет переварить» /124/.

Это суждение, однако, нуждается в конкретизации: когда не сможет? В настоящее время – возможно и даже вероятно. Но не в будущем, ибо по мере роста военного превосходства Москвы процесс «советского пищеварения» станет более эффективным. Да и в самой Западной Европе происходят процессы, которые сделают ее более «удобоперевариваемой» для коммунистического «желудка». Но в одном можно не сомневаться: ведя борьбу за Западную Европу и в Западной Европе, Андропов совершенно ясно взвесил все «за» и «против» и подсчитал убытки прежде, чем выложить на стратегический «стол» высокие политические «ставки», потому что в современной военной доктрине Кремля «европейский фактор» рассматривается как определяющий.

Фактор этот равно может привести к взрыву западного союза и… стать ускорителем распада коммунистической системы. Степень влияния и характер господства над «европейским фронтом» определяет весь режим работы механизма внешней политики Андропова. Западная Европа – демонстрационный зал для показа и пропаганды новейших моделей советского вооружения: для устрашения мира, для утверждения военного превосходства. Полигоны для его испытания выбираются пока на других континентах – в соответствии с советскими политическими устремлениями и стратегическими возможностями. Но всегда – стайной или явной целью: ослабить, расшатать, подорвать политическую стабильность, обороноспособность и экономику Западной Европы.

Советские военные базы в Индийском океане и вдоль побережья Африки способны перерезать торговые коммуникации Западной Европы. Укрепление позиций СССР на Ближнем Востоке лишит ее нефти, сделает беззащитной перед коммунистическим диктатом и может привести к отрыву ее от Америки.

Советская политика в Западной Европе выражается простейшей формулой: выбор между открытой конфронтацией с СССР или откровенной капитуляцией. Играя гигантской махиной многомиллионной армии мощностью в 50 тысяч танков, 3 тысяч ракет и несколько десятков атомных подводных лодок и парализуя этим волю и способность Западной Европы к сопротивлению, Советский Союз получает широкий оперативный простор для агрессии в различных регионах планеты. А в западноевропейских столицах тем временем распространяется и утверждается объяснительно-оправдательная философия: лучше быть красным, чем мертвым. Из виду упускают только, что тот, кто становится красным, со временем превращается в мертвого.

Стратегическая и психологическая ситуация сразу изменится, как только в Западной Европе будет завершена намеченная НАТО программа «довооружения», предполагающая размещение, начиная с 1983 г., 572 новых американских ядерных ракет – «крылатых» и «Першинг-2». Лишившись возможности получить желаемый контроль над политикой западноевропейских правительств, Советский Союз почувствует себя заложником НАТО. Имея на западных своих границах ракетно-ядерную мощь, сравнимую с той, какой он сам обладает, СССР станет более осмотрительно бросаться в глобальные авантюры, откажется от надежды на «финляндизацию» Германии, не сможет чувствовать себя достаточно уверенно и безопасно в восточноевропейских странах – их страх перед ним убавится.

Роль Советского Союза в европейской политике, таким образом, будет возрастать, а возможности – уменьшаться. Раньше других это понял Андропов и поставил цель – найти такой фокус во внешней политике в Европе, чтобы роль СССР продолжала увеличиваться не в ущерб его возможностям.

Американское правительство было застигнуто врасплох быстротой и настойчивостью, с которой начал действовать новый советский руководитель на европейской арене. После смерти Брежнева Вашингтон, исходя из житейской мудрости и опыта изучения СССР, полагал, что Андропову потребуется по меньшей мере год для овладения рычагами власти, прежде чем он решится на выдвижение собственных предложений по международному урегулированию.

Андропов, однако, сумел выработать определенный, хоть и не целиком такой, какой ему бы хотелось, внешнеполитический курс в Европе всего за 2–3 месяца. И избрал идеальный с политической точки зрения момент для того, чтобы бросить вызов США. Правительство США было, естественно, осведомлено, что в Западной Германии, Англии и Италии ожидается немалая враждебность к запланированному размещению американских ракет, но рассчитывало, что когда сопротивление спадет, ракеты, в конце концов, удастся разместить. Поэтому Белый Дом продолжал настаивать на «нулевом варианте», предложенном Рейганом в ноябре 1981 года.

Вашингтон ошибся дважды: во-первых, не предусмотрел, что широкомасштабные демонстрации против американских ракет в Европе, раз начавшись, будут продолжаться и нарастать, расширяя свои географические границы, пока не превратятся в важный долговременный политический фактор, а во-вторых – не учел динамизма Андропова, сильно подхлестнутого дефицитом времени, которое ему отпустила история.

Советскому руководителю удалось перенести вопрос о сокращении и контроле за вооружением из закрытых от широкой публики залов, где заседают в Женеве дипломаты, на суд западной общественности[15]15
  Апелляция к общественному мнению, обращение к толпе – еще одно проявление политического стиля Андропова. Он умело, как мы помним, воспользовался этим средством в борьбе за власть. И – уже в других условиях и на другой социальной площадке – в борьбе против намерений НАТО установить в Европе новые американские ракеты.


[Закрыть]. С этой целью Андропов предпринял мастерские пропагандистские шаги – для начала заявил вслед за Брежневым: «Советский Союз в одностороннем порядке принял на себя обязательство не применять первым ядерное оружие»; затем предложил не использовать силу в отношениях между государствами НАТО и Варшавского Договора. Сначала выступил за всеобъемлющее уменьшение на 25 % американского и советского арсеналов стратегического и ядерного оружия[16]16
  Эта инициатива по существу явилась повторением предложения президента США Картера, сделанного в 1977 г. Тогда Брежнев от него отказался.


[Закрыть], а затем – за сокращение советских ядерных ракет средней дальности до уровня, эквивалентного числу существующих в Европе английских и французских ракет /125/.

Андропову удалось взглянуть на проблему ядерного оружия с точки зрения напуганного европейца, находящегося в области возможного «театра военных действий»: он сопоставил одну европейскую систему вооружения с другой, и в итоге на неосведомленных людей, не искушенных в сложности международных проблем, идеи Андропова произвели впечатление логичных и реалистических. В действительности, они не более, чем пропагандистский демарш с явной и единственной целью подогреть накал пацифистского движения. Был хорошо рассчитан и психологический эффект в случае отказа НАТО – СССР «предлагает», а Запад «отклоняет», что несомненно должно было обострить противоречия внутри НАТО, где и без того концепция Пентагона об упреждающем атомном ударе по СССР вызывает мучительные сомнения и страхи европейских союзников США. И все это для того, чтобы предотвратить, а если не удастся, то хоть отсрочить размещение американских ракет в Западной Европе. Но главное, все предложения Андропова – и здесь нет никакого различия в политике нового Генсека и Брежнева – призваны закрепить советское ядерно-ракетное превосходство.

Перемещение некоторой части ракет «СС-20» в азиатскую часть Советского Союза, как обещал Андропов в случае, если соглашение с НАТО будет достигнуто на его условиях, не уменьшает опасности для Западной Европы. Ракеты достигнут ее и оттуда или же, по необходимости, в несколько дней будут возвращены на старые исходные позиции.

Комбинация с цифрами советских и англо-французских ракет также несостоятельна: 160 ракет «СС-20», остающиеся у СССР после «сокращения по Андропову», мощностью превосходят возможности американских военных баз в странах Западной Европы. Ракет же Франции и Англии, единственных в Западной Европе, обладающих этим оружием, явно недостаточно для поражения даже малой части стратегических объектов Советского Союза. Причем Франция и Англия не планируют нападения на СССР, в то время как на советских оперативных картах захвата Европы основные цели – Франция и Англия вкупе с Германией. Следовательно, в случае мировой войны СССР первым нанесет упреждающий удар по этим государствам.

И наконец Андропов предпочитает «забыть» о стратегических ракетах стационарного базирования, размещенных на подводных лодках, количество которых у СССР в десятки раз больше, чем у Франции и Англии. Конечно, Андропов умалчивает о них не по неискушенности – он сумел, надо полагать, произвести несложный ракетно-ядерный математический расчет. Указанное предложение, однако, – это тот максимум, на который пошли советский Генсек и советский генштаб, чтобы показать свою готовность к примирению. Но Андропов не наивен и не ждет наивности от политиков Запада. Поэтому очевидно, что выдвигая свои «конструктивные» программы сокращения вооружения, он обращается через головы правительств к народам – прием не новый в советской пропаганде. Но Андропову удалось поставить его по-новому.

В канун 1983 года он обратился с неожиданным новогодним посланием к Западу /126/. Народам и людям «доброй воли» он сказал: «Давайте будем друзьями»; руководителям государств – приоткрыл дверь для проведения встреч на высшем уровне. Андропов пробуждал надежды на мир – говорил о возможности достижения соглашения, о сокращении стратегического оружия, осторожно намекая на возрождение детанта. Он не затушевывал реальных проблем, но и не связывал себя никакими обязательствами, и в представлении масс выглядел, как и хотел выглядеть, – руководителем мудрым, терпимым, готовым на компромиссы. Чего же вам, западные правители, еще от него нужно?

Его выступления – это и последующие, при встречах с корреспондентами, на официальных приемах, – были дружественными по тону, сбалансированными по содержанию, вполне ортодоксальными, в меру либеральными, достаточно уверенными и твердыми. И лишь однажды у Андропова сдали нервы – когда американский президент объявил о новой ядерной стратегии: речь шла о развитии лучевого оружия. Он говорил, отвечая Рейгану, спокойно, как всегда, но в речи его ясно проскальзывали панические нотки – действия и политика американского президента характеризовались и представлялись «легкомысленными», «безответственными», «лживыми», «безумными» /127/. Замелькали знакомые еще со времен «холодной войны» выражения – «беспардонные извращения», «нечистоплотные приемы», «заведомая неправда», «назойливые разглагольствования», «агрессия», «империализм». И Андропов предстал перед миром тем, кем он был и остается навсегда – политическим деятелем советской школы, наглым, развязным, беззастенчивым, признающим один и единственный критерий в международных отношениях – коммунистическую партийность и советский интерес.

Он, как и его предшественники на посту Генсека, стремится к военному превосходству над Западом для достижения политических целей в своей стране. Избегая ситуаций, при которых свободный мир был бы вынужден обратиться к оружию, он продолжает укрепление советской армии, поджидая удобного случая безнаказанно нарушить относительное равновесие сил в мире.

Эта выжидательная политика Андропова неожиданно оказалась под угрозой срыва из-за планов американского президента в течение ближайших 15–20 лет приступить к интенсивной разработке лазерного оружия, способного перехватывать и уничтожать ракеты в полете. Несложно предвидеть, что СССР отстанет, если уже не отстал, в развитии этой новой области военной промышленности. Отсюда – несдержанность Андропова, проявившаяся в, казалось бы, не свойственной ему истерической реакции на выступление Рейгана в специальном интервью корреспонденту «Правды».

Впрочем, Андропову удается взять реванш в «холодной войне» с Америкой[17]17
  На наш взгляд, «холодная война», начавшись в 1947 году, никогда не прекращалась. В ней были свои подъемы – в 1947– 53 годах и свои спады – в 60–70 годах – в период, который называют детантом. Сейчас она вновь на взлете.


[Закрыть] – здесь технологическая отсталость России вполне компенсируется советской демагогией и умелым, порой доведенным до совершенства, использованием пропагандистского оружия.

За полгода пребывания Андропова у власти из СССР в Западную Европу было запущено несколько идеологических бомб, – так можно назвать движения «Мир без ядерного оружия», «За безъядерные зоны в Европе», «Антиракетный фронт», «Женщины против вооружений» и другие. Их выразителем всегда выступает советская пресса и коммунистические газеты Запада.

Разработаны и более сложные, так сказать, многоступенчатые подрывные пропагандистские системы: в солидных уважаемых изданиях появляются, – скорей всего, оплаченные Москвой – статьи, очерки, репортажи и заявления, призывающие к разоружению, выступающие против размещения в Европе ядерного оружия и ракет. Но чаще и успешнее для публикаций на Западе используются материалы, снабженные более тонкими средствами обработки общественного мнения. Семантическая «рентгенограмма» их сводится к трем приемам:

1. Комбинация словесных сочетаний, каждое из которых в отдельности – нейтрально, но в совокупности вызывает пацифистские настроения.

В обычную газетную полосу с новостями, в которую обязательно вкраплены рутинные заметки о перевооружении Европы, монтируются рассказы жертв или очевидцев атомной бомбардировки Нагасаки и Хиросимы. Или рядом с таблицей военных расходов подаются сообщения о падении жизненного уровня, о дороговизне. Или же, казалось бы, совсем далекое – о голоде в Мозамбике или стихийном бедствии в Индии.

2. Воздействие на подсознание людей через зрительное восприятие.

Простейший метод – комбинирование фотографии и текста, не имеющего к ней отношения. Тема газетного листа, скажем, – экономическая депрессия, рост безработицы. И тут же портрет министра обороны, лучше всего американского – причем освещение подобрано так, что тени подчеркивают двойной подбородок. При чтении становится очевидным, что эта фотография предназначена совсем для другой статьи, помещенной где-то в конце газеты. Но эффект эмоционального воздействия достигнут: пространственная связь фотографии и текста воспринимается, как причинно-следственная.

3. Создание психологических стереотипов с помощью навязчивого повторения определенных мотивов.

Один из них – самый популярный: возложение на правительство ответственности за гонку вооружений. И если не удается сфабриковать достаточно убедительные аргументы вины собственных политических деятелей, что, как правило, удается, события переносятся в иное время или в другую страну. Причем сперва осуждается с помощью тщательно, но не навязчиво подобранных инсинуаций, исповедуемое правительством мировоззрение, его социальная философия, а затем и само правительство – прямо или косвенно, серьезно или с юмором. Нападки строятся по закону шахматной партии – расправляются с пешками, чтобы добраться до короля.