Текст книги "Избранное"

Автор книги: Илья Эренбург

 
Я душу смутную мою,
Мою тоску, мою тревогу,
По завещанию даю
Отныне и навеки богу
И призываю на подмогу
Всех ангелов – они придут,
Сквозь облака найдут дорогу
И душу богу отнесут.
 
 
Засим земле, что наша мать,
Что нас кормила и терпела,
Прошу навеки передать
Мое измученное тело,
Оно не слишком раздобрело,
В нем черви жира не найдут,
Но так судьба нам всем велела,
И в землю все с земли придут.
 

 
Мы вкус находим только в сене
И отдыхаем средь забот,
Смеемся мы лишь от мучений,
И цену деньгам знает мот.
Кто любит солнце? Только крот.
Лишь праведник глядит лукаво,
Красоткам нравится урод,
И лишь влюбленный мыслит здраво.
 
 
Лентяй один не знает лени,
На помощь только враг придет,
И постоянство лишь в измене.
Кто крепко спит, тот стережет,
Дурак нам истину несет,
Труды для нас – одна забава,
Всего на свете горше мед,
И лишь влюбленный мыслит здраво.
 
 
Коль трезв, так море по колени,
Хромой скорее всех дойдет,
Фома не ведает сомнений,
Весна за летом настает.
И руки обжигает лед.
О мудреце дурная слава,
Мы море переходим вброд,
И лишь влюбленный мыслит здраво.
 
 
Вот истины наоборот:
Лишь подлый душу бережет,
Глупец один рассудит право,
И только шут себя блюдет,
Осел достойней всех поет,
И лишь влюбленный мыслит здраво.
 

 
– Кто это? – Я. – Не понимаю, кто ты?
– Твоя душа. Я не могла стерпеть.
Подумай над собою. – Неохота.
– Взгляни, подобно псу, – где хлеб, где плеть,
Не можешь ты ни жить, ни умереть.
– А отчего? – Тебя безумье охватило.
– Что хочешь ты? – Найди былые силы,
Опомнись, изменись. – Я изменюсь.
– Когда? – Когда-нибудь. – Коль так, мой милый,
Я промолчу. – А я, я обойдусь.
 
 
– Тебе уж тридцать лет. – Мне не до счета.
– А что ты сделал? Будь умнее впредь.
Познай! – Познал я всё, и оттого-то
Я ничего не знаю. Ты заметь,
Что нелегко отпетому запеть.
– Душа твоя тебя предупредила.
Но кто тебя спасет? Ответь. – Могила.
Когда умру, пожалуй, примирюсь.
– Поторопись. – Ты зря ко мне спешила.
– Я промолчу. – А я, я обойдусь.
 
 
– Мне страшно за тебя. – Оставь свои заботы.
– Ты – господин себе. – Куда себя мне деть?
– Вся жизнь – твоя. – Ни четверти, ни сотой.
– Ты в силах изменить. – Есть воск и медь.
– Взлететь ты можешь. – Нет, могу истлеть.
– Ты лучше, чем ты есть. – Оставь кадило.
– Взгляни на небеса. – Зачем? Я отвернусь.
– Ученье есть. – Но ты не научила.
– Я промолчу. – А я, я обойдусь.
 
 
– Ты хочешь жить? – Не знаю. Это было.
– Опомнись! – Я не жду, не помню, не боюсь.
– Ты можешь всё. – Мне всё давно постыло.
– Я промолчу. – А я, я обойдусь.
 

 
Того ты упокой навек,
Кому послал ты столько бед,
Кто супа не имел в обед,
Охапки сена на ночлег,
Как репа гол, разут, раздет, —
Того ты упокой навек!
 
 
Уж кто его не бил, не сек?
Судьба дала по шее, нет,
Еще дает – так тридцать лет.
Кто жил похуже всех калек —
Того ты упокой навек!
 

 
Ты жив, прохожий. Погляди на нас.
Тебя мы ждем не первую неделю.
Гляди – мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
И нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
Не вздумай осуждать– безумны люди.
Мы ничего не возразим в ответ.
Взглянул и помолись, а бог рассудит.
 
 
Дожди нас били, ветер тряс и тряс,
Нас солнце жгло, белили нас метели.
Летали вороны – у нас нет глаз.
Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.
Ты посмотри – от глаз остались щели.
Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взглянул и помолись, а бог рассудит.
 
 
Господь простит – мы знали много бед.
А ты запомни – слишком много судей.
Ты можешь жить – перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а бог рассудит.
 

 
Я знаю, кто по-щегольски одет,
Я знаю, весел кто и кто не в духе,
Я знаю тьму кромешную и свет,
Я знаю – у монаха крест на брюхе,
Я знаю, как трезвонят завирухи,
Я знаю, врут они, в трубу трубя,
Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
Я знаю всё, но только не себя.
 
 
Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю – богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю – нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю всё, но только не себя.
 
 
Я знаю, кто работает, кто нет,
Я знаю, как румянятся старухи,
Я знаю много всяческих примет,
Я знаю, как смеются потаскухи,
Я знаю – проведут тебя простухи,
Я знаю – пропадешь с такой, любя,
Я знаю – пропадают с голодухи,
Я знаю всё, но только не себя.
 
 
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, всё губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю всё, но только не себя.
 

 
О юности могу грустить я.
Когда я был еще глупцом,
Кутил я до ее отбытья.
Она оставила мой дом,
Она ушла, но не пешком,
Не на коне, но как – не знаю!
Внезапно скрылась за кустом…
Ищу, грущу и вспоминаю.
 

 
О нежность, полная жестоких мук,
Вся красота, обманная и злая!
Притворный взгляд, и ласка, и испуг.
Тяжка любовь, и каждый день, пытая,
Меняется и гнет, и нет ей края.
Гордыня! И глазам меня не жаль,
Они смеются, жалости не зная.
Не отягчай, но утоли печаль!
 
 
Нет, лучше бы уйти от этих рук.
Не здесь искать мне отдыха и рая.
Неисцелимый взял меня недуг
И сушит, и томит, не упуская.
Большой и малый – видят все: вздыхая,
Я умираю раненый. Не сталь
Меня сразила, но любовь слепая.
Не отягчай, но утоли печаль!
 
 
Придет пора, и ты, мой нежный друг,
Себя увидишь – желтая, сухая.
Прекрасный цвет ланит – завял он вдруг,
И волосы белеют, выпадая.
Скорее пей же эти воды мая!
И приходящего тоской не жаль!
Пока ты свежая и молодая,
Не отягчай, но утоли печаль!
 

ПОСЛАНИЕ

 
О принц, любовным жалобам внимая,
Ты ясно зришь любови высь и даль,
Тебя прошу – все муки отпуская,
Не отягчай, но утоли печаль!
 

 
Закрывается здесь Завещанье,
Замолкает здесь бедный Вийон.
О, придите вы все на прощанье,
Как раздастся торжественный звон.
Приоденьтесь же для похорон.
Ибо умер, любови унылой
Он стрелой беспощадной сражен,
Отходя от сей жизни постылой.
 
 
Он в отрепьях, изведав изгнанье,
Всеми брошен, везде заклеймен,
Переживши любови страданье,
Горечь ласк и разлуки урон,
Был обманут и был обойден.
Он об этом твердил пред могилой,
Чуя смерти целительный сон,
Отходя от сей жизни постылой.
 

……………………

ПОСЛАНИЕ

 
Сколь любезен ты, принц, и влюблен,
Знай – Вийона любовь охватила,
Залпом горечь вина выпил он,
Отходя от сей жизни постылой.
 

 
В сей горнице стрелой ужасной,
Любви стрелой навек сражен,
Покойно спит школяр несчастный
По имени Вийон.
 

 
Скажите, где они, в какой стране
Таис и Флоры сладостные тени?
И где приявшая конец в огне
Святая девственница – дщерь Лоррени?
Где нимфа Эхо, чей напев весенний
Порой тревожил речки тихий брег,
Чья красота была всех совершенней?
Но где же он – где прошлогодний снег?
 
 
Где Берта и Алиса – где оне?
О них мои томительные пени.
Где дама, плакавшая в тишине,
Что Буридана утопила в Сене?
О, где оне, подобны легкой пене?
Где Элоиза, из-за коей век
Окончил Пьер под схимой отречений?
Но где же он – где прошлогодний снег?
 
 
Я королеву Бланш узрю ль во сне?
По песням равная былой сирене,
Что запевала на морской волне,
В каком краю она – каких пленений?
Еще спрошу о сладостной Елене.
О дева дев, кто их расцвет пресек?
И где оне, владычицы видений?
Но где же он – где прошлогодний снег?
 

ПОСЛАНИЕ

 
Принц, всё проходит мимо в быстрой смене,
Но пусть припев сей прозвучит навек —
Тщетой припоминаний и томлений:
Но где же он – где прошлогодний снег?
 

 
Люблю красотку я, служу ей страстно,
Но не дурак я, не простец смешной.
Она на всякий вкус, для всех прекрасна,
Обут и сыт из-за нее одной.
Приходит гость – беру кувшин большой,
Несу воды, не говоря ни слова,
Им хлеб даю, плоды, вина густого.
Коль платит хорошо – кричу потом:
«Как распалитесь, киньтесь снова
В блудилище, где вместе мы живем».
 
 
Но иногда взглянуть на нас опасно,
Как без гроша Марго придет домой.
Я видеть не могу ее! Ужасна!
Беру наряды все ее – постой!
Коль так, я всё отдам за золотой!
Тут начинается, она средь рева
Кричит, что не отдаст свои обновы.
Я ей даю по морде кулаком
И ставлю на щеке пятак багровый
В блудилище, где вместе мы живем.
……………………
Потом мир заключен, она рукой
Мне ляжку гладит– «ты милашка мой».
……………………
И, пьяные, мы спим мертвецким сном.
Всю ночь мычит проклятая корова
В блудилище, где вместе мы живем.
 

ПОСЛАНИЕ

 
Что ветер, снег? Мне хлеб всегда готовый.
Я жулик, а она нашла такого.
Кто лучше? Хороши они вдвоем!
И, верьте, рыбка стоит рыболова
В блудилище, где вместе мы живем!
 

 
Для матери молитва скреплена,
Чтоб прославлять Заступницу отныне,
Бог знает, сколько вынесла она,
Простая женщина, скорбя о сыне.
Нет мне убежища, иной твердыни!
Но плоть мою и душу может ограждать
Средь множества печалей и уныний
Старуха бедная – и это мать!
 

 
Небесная царица и земная,
Хранительница преисподних врат
И госпожа заоблачного края,
Прими убогую в свой райский сад,
Где дети славословят и кадят.
Я, грешная, жила не так, как надо.
Я, нерадивая, прошу пощады.
Грехов изведала я злую сеть,
Но ныне к деве обращаю взгляды —
Хочу в сей вере жить и умереть.
 
 
Ты сыну своему скажи – темна я,
Чтоб он не оттолкнул меня назад.
Так Магдалину принял он, прощая,
И так монаха, что грешил стократ,
Продавши черту душу, выпив яд
Всей дьявольской науки и услады,
Простил он, добрый пастырь злого стада.
Заступница, моли его и впредь
Ты, лилия невидимого сада.
Хочу в сей вере жить и умереть.
 
 
Я женщина убогая, простая.
Читать не знаю я. Меня страшат
На монастырских стенах кущи рая,
Где блещут арфы, и под раем ад,
Где черти нечестивцев кипятят.
Сколь радостно в раю, сколь страшно ада
Среди костров, и холода, и глада!
К тебе должны бежать и восхотеть
Твоих молений и твоей ограды.
Хочу в сей вере жить и умереть.
 

ПОСЛАНИЕ

 
Ты, матерь божия, – печаль и страда!
Твой сын оставил ангелов усладу,
За нас он принял крест, и бич, и плеть.
Таков он, и в такого верить рада,
Хочу в сей вере жить и умереть.
 

 
Я Франсуа – чему не рад!
Увы, ждет смерть злодея,
И, сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
 

 
Старухой после медленного дня,
Над пряжей, позабывши о работе,
Вы нараспев стихи мои прочтете:
Ронсар в дни юности любил меня.
 
 
Служанка, голову от сна клоня
И думая лишь о своей заботе,
На миг очнется. Именем моим вспугнете
Вы двух старух у зимнего огня.
 
 
Окликнете – ответить не сумею;
Я буду мертвым, под землей истлею.
И, старая, вы скажете грустя:
 
 
«Зачем его любовь я отвергала?»
Вот роза расцветает, час спустя
Ее не будет – доцвела, опала.
 

 
Голубка над кипящими валами
Надежду обреченным принесла —
Оливы ветвь. Та ветвь была светла,
Как весть о мире с тихими садами.
 
 
Трубач трубит. Несет знаменщик знамя.
Кругом деревни сожжены дотла.
Война у друга друга отняла.
Повсюду распри и пылает пламя.
 
 
О мире кто теперь не говорит?
Слова красивы, и посулы лживы.
Но я гляжу на эту ветвь оливы:
 
 
Моя надежда, мой зеленый щит,
Раскинь задумчивые ветви шире
И обреченным ты скажи о мире!
 

 
Уж ночь на небо выгоняла стадо
Своих блуждающих косматых звезд,
И ночи конь, вздымая черный хвост,
Уж несся вниз, в подземную прохладу.
 
 
Уж в Индии, встревожены и рады,
Перекликались сонмы сонных звезд.
Всё розовело. Трав был слышен рост.
Туманов плотных дрогнула ограда.
 
 
Тогда, вся в жемчуге, светясь, горя,
Вдруг показалась новая заря.
И день, пристыжен смутным ожиданьем,
 
 
Далекой Индии большой Восток
И пыль анжуйских голубых дорог
Залил своим как бы двойным сияньем.
 

 
Увидев Рим с холмами неживыми,
Безмолвствует в смятенье пилигрим:
Нагромождение камней пред ним.
Напрасно Рим найти он тщится в Риме.
 
 
Был пышен Рим и был непобедим,
Он миром правил. В серо-синем дыме —
Обломки славы, щебень. Где же Рим?
Уж Рима нет, осталось только имя.
 
 
Он побеждал чужие города,
Себя он победил – судьба солдата.
И лишь несется, как неслась когда-то,
 
 
Большого Тибра желтая вода.
Что вечным мнилось, рухнуло, распалось,
Струя поспешная одна осталась.
 

 
Повсюду славен, повсеместно чтим,
С поверженными, праздными богами,
С убогим мусором в разбитом храме,
Нам открывается великий Рим.
 
 
Был блеск его уму непостижим,
Беседовали башни с небесами.
И вот, расщеплен, он лежит пред нами,
Он нас томит ничтожеством своим.
 
 
Где слава цезарей, рабов работа,
Побед кровавых пышные ворота,
Героев рой, бессмертия ключи?
 
 
Всё унесли века. Страшней нет власти.
Я говорю себе: коль эти страсти
Испепелило время, промолчи.
 

 
Пришельца потрясает запустенье:
Те арки, что страшили небеса,
И дерзкий мост, и мрамора леса —
Пожарище, камней нагроможденье.
 
 
Но этот прах – источник вдохновенья;
Еще звучат былого голоса,
И зодчий, открывая чудеса,
Возносит к небу дивные строенья.
 
 
Не думайте, что всё окрест мертво,
Колонны рухнули, не мастерство.
Обманчивому облику не верьте.
 
 
Вот он – веками истребленный Рим,
Он воскресает, он неистребим,
Рожденный страстью, он сильнее смерти.
 

 
Я не берусь проникнуть в суть природы,
Уму пытливому подать совет,
Исследовать кружение планет,
Архитектуру мира, неба своды.
 
 
Не говорю про битвы, про походы.
В моих стихах высоких истин нет,
В них только сердца несколько примет,
Рассказ про радости и про невзгоды.
 
 
Не привожу ни доводов, ни дат.
Потомкам не твержу, как жили предки.
Не громок я, цветами не богат.
 
 
Мои стихи – случайные заметки.
Но не украшу, не приглажу их —
В них слишком много горестей моих.
 

 
Льстецы покажут нам искусство лести,
Влюбленные раскроют сердца страсть,
Хвастун свой подвиг приукрасит всласть,
Вздохнет пройдоха о доходном месте.
 
 
Ревнивец будет бурно жаждать мести,
Ханжа докажет, что от бога власть,
Подлиза скажет, как к стопам припасть,
Вояка бравый помянет о чести,
 
 
Хитрец откроет мудрость дурака,
Дурак его похвалит свысока,
Моряк расскажет, как он плавал в море,
 
 
Злословить будут злые языки,
Шутить не перестанут шутники.
Я в горе вырос и прославлю горе.
 

 
В лесу ягненок блеет – знать,
Овцу зовет. Меня вскормила
Ты, Франция. Кого мне звать?
Ты колыбель, и ты могила.
 
 
Меня ты нянчила, учила.
Меняют стих, меняют стать.
Но как найти другую мать?
Кому ты место уступила?
 
 
Зову, кричу, а толка нет:
Лишь эхо слышу я в ответ.
Другим тепло, другим отрада.
 
 
А мне зима, а мне сума,
И волчий вой сведет с ума.
Я – тот, что отстает от стада.
 

 
Служу – я правды от тебя не прячу, —
Хожу к банкирам, слушаю купцов.
Дивишься ты – на что я годы трачу,
Как петь могу, где время для стихов.
 
 
Поверь, я не пою, в стихах я плачу,
Но, сам заворожен звучаньем слов,
Я до утра слагать стихи готов,
В слезах пою и не могу иначе.
 
 
Так за работою поет кузнец,
Иль, веслами ворочая, гребец,
Иль путник, вдруг припомнив дом родимый,
 
 
Так жнец поет, когда невмочь ему,
Иль юноша, подумав о любимой,
Иль каторжник, кляня свою тюрьму.
 

 
Счастлив, кто, уподобясь Одиссею,
Исколесит полсвета, а потом,
В чужих порядках сведущ, зрел умом,
На землю ступит, что зовет своею.
 
 
Когда ж узрю Лауру, что лелею,
Мою Луару, мой убогий дом
И дым над крышей в небе голубом?
Я не хочу величья Колизея.
 
 
Не мил мне мрамор. Как ни дивен Рим,
Он не сравнится с домиком моим.
На что бы ни глядел и ни был где бы,
 
 
Передо мной не боги на горе,
Не быстрый Тибр, а милая Лире
И Франции единственное небо.
 

 
Хочу я верить, а кругом неверье.
Свободу я люблю, но я служу.
Слова чужие нехотя твержу,
Который год ряжусь в чужие перья.
 
 
Льстецы трусливо шепчутся за дверью,
Вельможа лжет вельможе, паж – пажу.
Не слышу правды, правды не скажу.
Хожу, твержу уроки лицемерья.
 
 
Ищу покоя, а покоя нет.
Я из одной страны спешу в другую
И тотчас о покинутой тоскую.
 
 
Стихи люблю, а мне звучит в ответ
Всё та же речь, фальшивая, пустая —
Святоши ложь, признанья краснобая.
 

 
Зачем глаза им? Ведь посмотрит кто-то,
Доложит. Уши им зачем? Для сна?
Они не видят горя, им видна
Доспехов и трофеев позолота.
 
 
Кто плачет там? Им воевать охота.
Страна измучена, разорена,
Но между ними и страной стена.
Еще поцарствовать – вот их забота.
 
 
Страна в слезах. У них свои игрушки:
Знамена, барабаны, трубы, пушки.
Приказ готов. Оседлан быстрый конь.
 
 
Так, на холме король троянский стоя,
Глядел, как перед ним горела Троя,
И, обезумев, прославлял огонь.
 

 
По небу струились закатные чары,
И ветер, слабея, качал ненюфары,
Большие цветы на уснувших прудах
Печально белели в густых тростниках.
 
 
Я шел одинокий и думал тоскливо,
Меня провожали плакучие ивы.
Туман безнадежный над темной водой
Свивался, как призрак, усталый, больной.
 
 
Сливаясь с туманом, с моими слезами,
Пугливые птицы звенели крылами.
Я шел одинокий с печалью моей,
И ивы клонили верхушки ветвей.
 
 
Вечерние тени сбегали безмолвно
На черное небо, на блеклые волны,
Одни ненюфары в густых тростниках
Печально белели на тихих прудах.
 

 
В покинутом парке, печальном, пустом,
Две скорбные тени проходят вдвоем.
 
 
Глаза их погасли, уста побледнели,
Их тихие речи звучат еле-еле.
 
 
В покинутом парке, печальном, пустом,
Две тени, встречаясь, грустят о былом.
 
 
– Скажи мне, ты помнишь ли счастье былое?
– Зачем вы хотите, чтобы помнил его я?..
 
 
– Душа моя снится тебе, и тогда,
Скажи мне, ты плачешь во сне? – Никогда.
 
 
– О, прошлая радость тебя не тревожит
И первых признаний восторги? – Быть
              может…
 
 
– И синее небо и вера в сердцах?
– Но вера исчезла в ночных небесах…
 
 
Так тихо проходят две скорбные тени,
И ночь только слышит их речи сомнений.
 

 
Сегодня ночью ветер тягостный и хмурый
В аллее самой темной и пустой,
Блуждая, сбросил с пьедестала хитрого Амура,
Коварного Амура с тоненькой стрелой.
 
 
Вчера мы целый день о той стреле мечтали,
А ветер сбросил статую. Едва-едва
В тени дерев на опустевшем пьедестале
Мы разбираем стертые почти слова.
 
 
О мысли грустные, одна другой грустнее…
Себя я вижу одиноким и пустым,
Как этот пьедестал в заброшенной аллее,
Перед которым мы сейчас вдвоем стоим.
 
 
О, грустно это! Даже ты грустить готова,
Почти растроганная… Но исподтишка
Ты весело глядишь на ярко-золотого,
Играющего над цветами мотылька…
 

 
Свет луны туманной
Серебрит леса.
И стихают странно,
Где-то замирая,
Птичьи голоса.
 
 
Нежная, родная!
 
 
И под ветром мрачным,
Тихо и лениво,
Над прудом прозрачным
Скорбною листвою
Наклонилась ива.
 
 
Погрусти со мною!
Помечтаем вместе,
С высоты небесной
К нам доходят вести
Мира и прощенья.
Это миг чудесный!
 
 
Это миг забвенья!
 

 
Тень деревьев, склоненных над ручьем неживым,
Умирает, как призрак, как дым,
А в кустах, наклонившись над зеркалом вод,
Соловей, засыпая, поет.
 
 
Расскажи мне, прохожий, этот вечер, скорбя,
Заставляет скорбеть и тебя;
И как жалобно плачут средь ночной тишины
И твои безнадежные сны?
 

 
Рука печальная ласкает пианино,
И звуки льются медленной волной
И в пахнущей ее духами маленькой гостиной
Летают тихо надо мной.
 
 
Какой напев знакомый, но забытый
Так ласково баюкает меня?
Окно в уснувший сад полуоткрыто.
И звуки тихо, плача и звеня,
Как будто умирают на закате дня…
 

Il pleut doucement sur la ville.

A. Rimbaud[6]6
  Тихо идет дождь над городом. А. Рембо (франц.). – Ред.


[Закрыть]

 
Сердце тихо плачет,
Точно дождик мелкий,
Что же это значит,
Если сердце плачет?
 
 
Падая на крыши,
Плачет мелкий дождик,
Плачет тише, тише,
Падая на крыши.
 
 
И, дождю внимая,
Сердце тихо плачет.
Отчего – не зная,
Лишь дождю внимая.
 
 
И ни зла, ни боли!
Всё же плачет сердце,
Плачет оттого ли,
Что ни зла, ни боли?
 

 
Бедные добрые помыслы, снова я вижу вас, снова,
Крепкая вера и грусть о растраченной силе былого,
Разум суровый с печальной и нежно-покорной душой,
Строгая бдительность эта и сердцу внушенный покой.
Все вы! Покуда идете вы медленно, робко и вяло,
Шли бы вы бодро, но теплая ночь ваши очи застлала.
Все вы идете за самой неловкой, и светом луны,
Белым и сладостным светом, вы, бедные, все смущены.
Все вы как овцы, что только что вышли из хлева на
                   волю:
Тихо одна за другой, опустив свои головы, в поле
Жмутся они и ступают, пугливо взирая кругом,
Тихо проходят, не зная куда, за своим вожаком.
Он остановится – все они тотчас, не зная причины,
Кротко застынут, сложив свои морды друг другу
                   на спины.
Бедные овцы, ваш пастырь не я, я не вижу пути,
Это Иной и Достойный – Он знает, куда вас вести.
Он вас держал взаперти, но настанет минута, и стадо
Выпустит Он, и своею рукой поведет куда надо.
Овцы, идите за Ним, и под блеянье ваших сердец
Буду я псом пастуха моих бедных и добрых овец.