Текст книги "Смена"

Автор книги: Илья Анастас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Если тебя это устраивает, то не жалуйся тогда. Ничем ты не лучше.

– Ладно. Пускай. А как ты сюда попал? – Леша, как и любой пьяный в ноль, менялся в поведении за мгновение. Только что сидел и сетовал на систему. Секунда. Он растекся на кулаке, подпиравшем голову, периодически подбирая слюни, вытекающие из разинутого рта.

– Так же как все. Я честно это заслужил своими стараниями. В этом году с отличием закончил колледж, тренирую детскую сборную по футболу у себя на Урале.

– А сколько же тебе лет?

– Двадцать пять.

Слова Светлова очень сильно смущали Лешу, но почему именно он понять не мог. То сжимая, то разжимая пальцы, он с усилием проводил тяжелейшие расчеты.

– Двадцать пять… Почему ты только закончил колледж?

– Это долгая история.

– Мы разве куда-то спеши-и-им? – изумился Леша. Он даже не понял, что Светлов, таким образом, просто хотел плавно перейти с этой темы на какую-нибудь другую.

– Началось все тогда, когда мне было лет пятнадцать, – Светлов убедился, что вокруг никто не слушает, кроме Леши, да и тот не вспомнит завтра разговор, – друг детства привел меня в одну компанию, где все были старше нас. Они промышляли не совсем законными занятиями: вытаскивали аккумуляторы из машины, магнитолы, обносили квартиры летом, пока хозяева были в отпусках. Зарабатывали они этим делом очень неплохо. А мне что было делать? Я как узнал, что можно зарабатывать так, то к раздаче листовок возле торговых центров возвращаться мне не хотелось. Нашей семье нужны были деньги. Отца я никогда не видел, а мама болела. Я был полезен тем парням. Там, где они не могли пролезть, пролезал я. То, что не могли достать они, доставал я. Делились они со мной честно, никогда не смеялись надо мной, я себя чувствовал "в своей тарелке" в их кампании. Мы занимались этим около года. За этот год маме понадобилось удвоить количество лекарства, но я был способен ей их дать. Стал видеть ее реже из-за того, что мы увеличили количество краж. Я чаще был в чужих домах, чем в своем… Чем с мамой. Но из-за частоты краж, меня регулярно стали возвращать домой под конвоем. У мамы не было сил ругать меня, она лишь вздыхала. Эти вздохи разрывали мне душу, но я вновь убегал из дома, чтобы заработать на лекарства. Я верил, что вот-вот она пойдет на поправку. Это придавало мне сил. – Светлов говорил это с придыханием, еле слышно, шепотом. – Не редкий сон тогда восполнял мои силы, не энергетики, не адреналин от проникновения в чужие квартиры, а именно надежда на то, что скоро мы с мамой будем снова вместе гулять. Я верил, что скоро наступят времена, когда единственное, чем я буду огорчать маму, это то, что я не надел шапку, или за то, что я не забежал пообедать между уроками. Она бы тяжело вздыхала не от невыносимой боли, а от того, что у нее расклеилась туфля… В канун моего дня рождения, когда мне исполнялось шестнадцать, моя компания решила сделать мне подарок и вынести квартиру одного владельца магазина. У него, поговаривали, дома целые горы золотые. Все прошло как обычно: я залез ночью в окно, открыл дверь товарищам, и встал "на шухер" во дворе возле калитки. На что они там наступили, нажали или еще что, я не знаю, но сработала сигнализация и утро мы встретили в обезьяннике. На меня у ментов не было ровным счетом ничего, кроме того, что меня видели соседи, как я стоял "на шухере" возле калитки. Подельники объяснили, что они возьмут всю вину на себя, они не хотели мне жизнь ломать. Меня отпустили. Я побежал домой… В общем, я одумался после всего этого, в школу назад меня брать не хотели, устроился на автомойку, там до армии поработал, потом по контракту на три года остался, дальше вернулся и через одного хорошего знакомого, меня все-таки взяли в колледж, чтобы я хоть какое-то образование получил. Отучился с отличием… Как бы этого хотела мама… – Светлов утер нос рукавом рубашки. – Поработал тренером, хорошо у меня это получалось, меня вот сюда и позвали.

– Ты что-то не договариваешь… Мама-то выздоровела?

– Тебе нужно это знать? – голос Светлова стал серьезнее.

– Я никому не скажу, поверь. – Смотря сквозь Светлова, пообещал Леша.

– Утром меня отпустили. Я побежал домой. По пути захватил тортик. Он был еще теплым, свеженьким. Большие кремовые розочки, прямо как мама любит. Мне хотелось ее порадовать, это ведь ее праздник больше, чем мой. Дрожащими руками, стараясь не разбудить маму, я провернул ключ в замке, распахнул дверь. Было около девяти утра, я собрался идти будить маму в девять двадцать три – во столько я родился, именно в это время мама будила меня в детстве. Хватала меня на ручки, кружила, целовала в пухлые детские щеки. Мы, словно эскимосы, терлись с ней носиками. Она мне говорила: "сегодня главный мужчина моей жизни стал еще взрослее, вон какой тяжелый!" и с легкостью продолжала меня кружить. Потом мы шли к столу, она усаживала меня на колени. Мы задували свечи. Она думала, что я не понимал, как она помогала мне задуть их. Я чувствовал прохладную струйку воздуха маленьким ушком, когда она подносила свою голову к моему плечу. Я всегда загадывал всякую ерунду, как и все дети. Игрушку или машинку. Знал бы я, что через несколько лет мама заболеет, я бы из года в год загадывал только еще один годик ей пожить. Да, теперь я знаю, как бы я загадал. Как правильно загадывать. Сидя за столом перед тортом с тлеющими свечами, я понял, что слишком рано их зажег. Задувая их, чтобы позже повторить это с мамой, я случайно загадал желание. Нельзя их раскрывать, но оно уже исполнилось… Я загадал, чтобы мама больше не мучилась. Когда пришло время, я пошел к маме в спальню. Она лежала на простыни под одеялом. Утреннее солнце ярко светило ей на золотистые волосы, отчего ее голова, казалось, была залита благодатным светом. Она улыбалась. Она была сказочно красива. Я присел к ней. Затем прилег рядом на подушку и потихоньку подул ей на ушко. "Мамуля, просыпайся" – прошептал я. Она не отвечала. Она лежала такая невесомая, такая умиротворенная. Кружева ее пижамы не поднимались, потому что воздух не наполнял и не раздражал ее грудь. Мама лежала неподвижно. Ее нежные руки лежали поверх одеяла, едва удерживая самодельную открытку. "Моему сыночке" было выведено каллиграфическим почерком. Я осторожно взял ее из маминых рук. Я читал написанные внутри слова и смотрел на маму. Я представлял, что это она мне говорит. Сама. Сейчас. Такая красивая, такая безмятежная. Какой я не видел уже давно. Так я запомнил свою маму.

***

– Иисусе! – Антон подскочил с закрытыми глазами и побежал прочь. Светлов и Леша едва успели оглянуться и побежали за Антоном. На улице солнце уже накаляло асфальт. При такой жаре и с таким промилле в крови, наши товарищи долго бы не пробегали. Леша бросился вдоль дач, Светлов же кинулся на лестницу, ведущую до спортивной площадки. Но не успели они сделать трех шагов, как услышали странное рычание, доносящееся со сказочного городка, откуда мы с Вами поднимались как раз к дачам. Перепрыгивая через две ступени, парни спустились к скульптурам и аркам. Рычание усиливалось – значит, уже ближе! Леша и Светлов, шатаясь от жары, которая усилила действие алкоголя, нашли Антона, который стоял, опершись на огромную фигурную каменную глыбу.

– Анто-о-он, ты мог в туалете это сделать? – Размахивал руками Леша. – Что с ним теперь делать? И с этим всем делать? Он здесь все кругом обрыгал!

– Ничего страшного, дождь все смоет, – Светлов наклонился к сгорбившемуся Антону. – Ну, что, дружок? Тебе легче?

Антон начал рычать с новой силой.

– Ну, ничего, подыши еще свежим воздухом, – Светлов похлопал Антона по спине и повернулся к Леше, – бедняга, и ему, наверное, сухарики не пошли.

– Светлов, не мельтеши, меня из-за тебя мутит. – бубнил Антон.

– Ах, ну, конечно из-за меня. А ты-то у нас парень хоть куда!

Антон был сейчас похож на толстенного льва: кудрявые длинные волосы распластались по плечам, от рыка дрожала вся саванна.

В очередной раз утерев рукавом белой рубашки губы, он ответил на иронию Светлова:

– Может, не самый лучший, но точно не плохой.

– Неплохой, только ссышься и кривой.

Антон попробовал замахнуться на Светлова, но потерял равновесие и упал. Больше он ничего не хотел возразить.

Светлов и Леша начали поднимать зверя, что сделать было довольно сложно. Их сил хватило только на то, чтобы снова затащить Антона к дачам и бросить на лавочку.

– Сейчас я за ключами сбегаю, и поедем в ДПУ.

Леша сидел на лавочке возле Антона, не позволяя ему растечься. Светлов забежал в игровую, где за столом сидела Леся со своими "друзьями", которые недавно "помогали" ей подняться на стол для танца. Она вернулась с ними из соседней комнаты, где продолжала развлекать их песнями и плясками. Правда, одного из двоих друзей, Леся явно обделяла вниманием. Но, может к счастью, может, к сожалению, Светлов не являлся вуайеристом, а потому выбежал, как только забрал то, что ему было нужно. Хотя, вернулся через пару секунд.

– Так, Леся, чтобы убрали тут все! Утром приду с проверкой!

– А почему это я должна убирать?

– Приказы старшего по званию не обсуждается. Тем более, это дача твоего отряда, твоя игровая.

Ее "друзья" старались незаметно выйти из-за стола.

– А вы куда собрались? Артем, Влад! Ежели у нее в сердце вдвоем умещаетесь, или где вы там у нее умещаетесь, то будьте добры, помогайте ей! – Он пригрозил им пальцем, – приду – проверю!

Затем Светлов и Леша начали погружать туловище Антона в электромобиль, который был очень красивым, чистеньким, маленьким. Гольф-кар с багажником. Недопикап, перевелосипед. Пользовался им только старший состав администрации, редко использовался обычными вожатыми – только в экстренных случаях. Передвижение на нем по лагерю вызывало глубокое чувство уважения и белой зависти.

Поэтому сидящий в нем Леша чувствовал себя особенно важной персоной.

***

Здесь нужно сделать небольшое отступление: так что же такое "Факел"?

"Это международный детский центр для лучших детей всех стран и континентов. За путевку сюда бьются на престижнейших конкурсах самые талантливые и одаренные. Первые лица государств отправляют в него своих детей круглый год. Спустя долгие годы после пребывания в этом центре, дети возвращаются сюда народными артистами, учеными, политиками.

"Факел" – это VIP-статус.

"Факел" – это привилегия.

"Факел" – это значит, что ты чего-то стоишь."

Усредненное описание, которое можно услышать от детей, которые сюда приезжают. Только так они его и видят. Только так его видят и родители. Можно было бы взять для описания слова и формулировки с официальной брошюры, пестрящей морями цифр, но Вы же не те самые "взрослые", о которых писал Сент-Экзюпери?

Конечно, если сюда стремятся все, то и центр должен быть огромным. Так и есть. Он состоит из нескольких лагерей, объединенных для одной цели – дарить детям незабываемые впечатления, радость, счастье, новых друзей, знакомства с популярными и известными людьми, которые приезжают сюда для реализации своих проектов.

Наши с Вами друзья являются вожатыми лагеря "Блакитный" – одного из самых старейших лагерей центра "Факел". Они уважаемы, к ним прислушиваются. Блакитные вожатые – это люди, которые на "ты" с педагогикой. По крайней мере, так о них говорят, так их описывают все, кто с ними сталкивались. Что-что, а создать о себе впечатление вожатые такого престижного лагеря всегда умели.

Вообще, "Факел", по большому счету, это целый детский городок. На его территории есть все: музеи, магазины, площади, памятники, даже заправки! Отдельное огромное общежитие для вожатых всех лагерей, называемое местными "ДПУ". Как расшифровывается – никто не знает. А может и знают, только не говорят. Леша пытался узнать, когда только приехал, но все в ответ пожимали плечами. Даже Светлов не говорил. Либо старожилы гениальные мистификаторы, либо беспросветные болваны, которые называют вещи словами, значения которых не знают. Но Леша, как и остальные более-менее "зеленые" вожатые придерживаются первого варианта. ДПУ далеко от Блакитного. Так далеко, что в конце дня ходит автобус от Блакитного до ДПУ. Утром – в обратную сторону. Пешком – около часа.

Предугадывая вопрос "почему вожатые не пьют у себя в ДПУ?", отвечаю: в ДПУ доблестные охранники с алкоголем не пропускают и грамотно пронести не у всех получается.

Вернемся же к Леше и Светлову. Представьте теперь, как себя чувствовал Леша, который от гордости даже надел солнцезащитные очки, чувствуя себя Раулем Дюком со своим доктором Гонзо. Пока Светлов крутил баранку и гнал по трассе со скоростью пятнадцать километров в час, Леша встречал надменным взглядом встречные машины.

– Если нас остановят?

Да, как в любом городке, даже самом маленьком, есть полиция, которая может нехило взгреть нарушителей порядка.

– Кто нас остановит? Никто, кроме администрации не ездит на каре. Тем более, у меня глаза как капля росы чистые. Не пьянею же.

– Ты думаешь, что привлечешь внимание своими глазами?

– Я же водитель, чем я еще могу привлечь? Еду ровно.

– А он? – Леша показал пальцем позади себя. Сзади в багажнике лежал Антон, выпячивая пузо к солнцу и сладко причмокивая. Из-за него весь кар выглядел как матка муравья, которая с минуты на минуту разродится.

– Проскочим, тут один пост на пути, там как раз в это время смена караула. И там спуск с горы, разгонимся – как пули пролетим.

Неплохая идея.

С приближением к посту у Леши предательски сжималось кольцо ниже спины от страха. Светлов был уверен в себе на все сто процентов. Еще и Антон начал ерзать, колыхая транспорт из стороны в сторону.

– Уймись же ты, бочка. – Бубнил шепотом Светлов.

Светлов оказался абсолютно прав. Чтобы в этом убедиться, Леша даже снял очки. У него было отличное зрение, а потому, скорее всего, и кольцо сужалось. Ведь он видел уже издалека, но от страха молча смотрел на пост. Иногда он с завистью поглядывал на Светлова, ведь тот казался невероятно бесстрашным. Смена караула была, но немного не такая, какую себе представлял Светлов: один караул уходит, через некоторое время приходит другой. Нет, на посту стояло два отряда караульных. Четыре человека в погонах молча смотрели на приближающуюся бричку, которая, к тому же, замедлялась. И ведь со спуском Светлов тоже не ошибся. Только спуск должен быть, если ехать в обратную сторону. Леша ерзал на своем месте, перебирая в руках очки, и потной ладошкой приглаживая волосы. Когда они поравнялись с товарищами при исполнении, спидометр показывал три километров в час. Выстроившееся в ряд полицейские молча провожали взглядом гонщиков, рассматривая болид. Вдруг, один из полицейских направился в сторону кузова. Леша отвернул от него голову и уставился на дорогу.

– Здравия желаю, бла-бла-бла? – Спросил полицейский.

– Да, у нас все хорошо, офицер. – Ответил Леша в панике, не поняв вопроса. Этот ответ офицер принял за положительный, и позвал своих коллег. Светлова, казалось, здесь нет. Он одубел. Что-то, видимо, пошло не по плану и он это анализировал. Леша глубоко дышал ноздрями, теряя сознание от напряжения.

Как вдруг спидометр показал шесть… Затем десять… Леша не успел отойти от столбняка, как заметил в зеркале заднего вида машущих полицейских.

– Светлов, что сейчас произошло? – Тот не отвечал. – СВЕТЛОВ! – Леша ударил его в плечо.

– Что?

– Что произошло?

– Мы проскочили, я же говорил. Моментально. Я просто задумался. – И подобрал рубашкой слюни. Леша уже видел похожее у не пьянеющих людей. Это был как раз тот момент, когда вроде бы трезвый человек отключается.

– Ты белку словил, Светлов!

Леша хорошо знал белку. Ну, белую горячку, хотя я не думаю, что кто-то о ней не слышал. Так вот у Светлова была еще мирная белка. Леша, однажды, встречал странную белку. Один его знакомый в университетской общаге пил и пил, все вроде было хорошо. Разговаривал адекватно, насколько мог судить сам изрядно окосевший Леша. Только когда все разошлись по комнатам спать, тот через двадцать минут после того как лег, аккуратно встал с постели, заправил ее, оделся, вышел в коридор и начал бегать из одного крыла общежития в другое. И все это с закрытыми глазами. Через несколько кругов, он спокойно зашел, разделся и лег спать. Причем он носился с такой скоростью, как будто от беса удирал, при этом даже дыхание у него не участилось. На утро он, естественно, ничего не помнил. Его соседи по комнате после обсуждения этого случая решили бросить пить. На неделю. Так после того случая Леша опасается белки, потому как, кроме спринтера, в человеке неизвестно кто может проснуться.

– Херни не неси, я вообще не пьянею.

– Ты не пьянеешь, потому что у тебя водка по венам чаще течет, чем кровь. Нас менты подтолкнули, вот мы и проскочили.

– И это ты мне говоришь, что я белку словил? Кто из нас еще словил. – Светлов лишь посмеялся.

После того, как они приехали к ДПУ и остановились, их ласточка зашаталась во все стороны. Из багажника вылезло нечто.

– Антон! Ты очнулся? – изумился Светлов.

– Конечно! С вами проснешься! Если бы не я, не знаю, где бы мы были сейчас! – Антон сплюнул на землю настолько тягучую слюну, что она, казалось, вытекая из рта, сейчас не дотянется до земли, а порвется где-нибудь по середине и шлепнет его по лицу, словно резинка. – Вы меня как мешок с говном закинули, даже накрыть не удосужились! Хорошо, что я под собой тряпку нашел и накрылся! Не, ну, дебилы же! – Антон вытер подбородок и поплелся вверх по лестнице.

– Брезент верни! – Со смехом бросил Светлов.

Антон по-королевски распахнулся. Его накидка сползла с плеч по спине и сложилась гармошкой. Истинный царь зверей.

Леша поднял, свернул калачом и бросил в багажник.

– Меня уже ломает, пошли, покурим. – Леша поманил за собой Светлова и двинулся к курилке.

– Ты не мог покурить в лагере?

– Я совсем дикий, по-твоему?

***

– Бро!

– Бро!

Хлоп. Звон стоит в ушах, как звонко приветствуют друг друга учитель и полицейский. Один – учит гражданина, второй – его охраняет. Пока эти две инфраструктуры дружат именно так, гражданин может спать спокойно.

– Как оно?

– Да ничего, все вроде ровно. Сам-то как?

– Бодрячком. Есть сига?

– Для брата у меня всегда найдется. – Блюститель закона полез в карман за пачкой. Как раз к этому моменту подошел Светлов, блюститель брезгливо осмотрел вожатого с головы до ног – они не были знакомы, чтобы полицейский относился к нему как-то иначе, нежели как обычному гражданскому.

– Это Валера. – Представил Леша своего коллегу своему товарищу. Они сцепили руки формально, так сказать, для приличия.

Сержант достал из кармана и протянул одну сигарету Леше, Светлову даже не предложил.

– Бдишь?

– А что остается делать? Когда дети заезжать будут, сколько вам еще можно халтурить?

– Кто бы говорил! – Леша ударил собеседника в плечо. – Мы только на пересменке халтурим, вы этим круглосуточно занимаетесь.

Полисмен сдержанно ухмыльнулся, тут же кашлянул и скрючил серьезную мину, косясь на Светлова, который качался на пяточках, осматриваясь вокруг.

– Как дело продвигается? – Уже серьезно спросил Леша, – ты про все узнал? С новичками договор есть?

– Все есть, давай потом поговорим. У тебя мой номер записан?

Леша только сейчас уловил напряжение вокруг.

– Есть, я тебе сам позвоню. – Он наклонился к его уху, – если тебе номер незнакомый звонит – не пугайся. Я буду тебе, если что, с корпората звонить.

– С чего? – Шепотом уточнил сержант.

– С корпората. Вожатым телефоны выдают, чтобы отряды могли связываться. Я же не буду свои деньги тратить.

– А его не слушают?

– Кому это нужно? Все с него звонят то домой, то еще куда. – Леша выпрямился и сделал шаг назад, – только если ваш брат нас слушает, – и засмеялся. Не очень весело так. – Давай, удачи.

– Давай, – они пожали друг другу руки. Затем полисмен перевел свой взгляд на Светлова и взял в правую руку рацию. Не отводя взгляда, он что-то начал говорить в нее, агрессивно вглядываясь в Валеру. Что поделать? Никто не запрещает смотреть на гражданского, как на грязного плебея. Тот просто отвернулся и последовал вместе с Лешей, спиной ощущая свинцовый взгляд.

– Они никогда не меняются… – риторически изрек Светлов.

– Кто?

– Новые центурионы.

– Ладно тебе, не все они одинаковые. Этот так вообще только, считай, на службу заступил. Еще вчера сидел за партой в своем училище. Он мой ровесник, ему двадцать один год только – вся служба впереди.

Они остановились возле входа в ДПУ. Леша приметил в десяти шагах от себя урну.

– Спорим, что попаду? – Он зажал окурок, словно дротик для дартса.

Светлов не стал спорить, а лишь посмотрел на то, как промахивается Леша.

– Кто-нибудь поднимет.

– Я тебе про таких молодых и говорю. – Светлов продолжал. – Я здесь не первый год работаю, сейчас затишье, но раньше было не так: когда я сам сюда вожатым приехал впервые, у этих "кокард" начальник был другой. Такой, что им абсолютно все разрешал, а когда на них жаловались, то он их защищал.

– А что конкретно-то было?

– А конкретно здесь было так: если поздно девочки вожатые домой возвращались, то их обязательно сопровождали парни, иначе они могли стать жертвами приставаний.

– Чьих?

– Ты тупой? Мы о ком говорим?

– Они? – У Леши глаза накатились на лоб, он пальцем показывал в сторону курилки, где они оставили представителя этой доблестной профессии.

– Конечно! У нас чуть ли не война: легавые к нашим девочкам лезут, оскорбляют их, если те отказываются от ухаживаний. Мы жалуемся их начальству, а их начальник проверки нам посылает всякие: то СЭС натравят, то еще кого. А гнилые шавки, что поменьше, рапортуют, мол, девчонки сами пристают к ним, когда те на службе. У нас человек пять уволились по этой причине. Самый пик был тогда, когда сам начальник, уставший от наших жалоб и, обозлившийся как псина бешеная, начал поощрять приставания. Так и говорил: "Если день закончился без слез, хотя бы одной "вожатки" – день прошел зря". После того, как он открыто начал это пропагандировать среди подчиненных, долго не продержался. Я, конечно, презираю стукачей, но, скажу честно, впервые был рад, что у них в коллективе нашлась крыса, которая пошла выше и на самого начальника нажаловалась. Естественно, на него настучали не из-за этой ситуации, там все было проще – кто-то явно хотел его "подсидеть". Но заодно и это вскрылось, его не посадили, даже, думаю, не уволили, а куда-нибудь перевели. Хотя таких нужно под трибунал.

– Да ладно, главное, что это больше не наша головная боль. – Леша махнул рукой. Светлов посмотрел на него сперва, нахмурив брови, потом мысленно сославшись на его молодость, не стал его строго судить.

– Дело ведь не в начальнике. Дело ведь в них самих. Никто ведь поначалу не заставлял их лезть. Это хорошо, что нынешний начальник остро реагирует на подобное – моментально пресекает, человек честный попался, хотя я его лично не знаю. А придет такой же, как первый, так эти кролики опять во все тяжкие пустятся. Они как дети маленькие. Им говорят: "хватит есть козявки", а они все равно в нос пальцем лезут. Начальник, как воспитатель: по руке им раз ударит, два ударит – что это изменит? Изменит только то, что они при нем в нос лезть не будут. А сменится воспитатель? Новый не будет за этим следить. Так они соплей нажуются сами еще и соседа накормят.

Леша улыбнулся. Светлов вопросительно на него посмотрел.

– Просто пример смешной, а ситуация страшная.

– В том-то и дела, Леша, что ситуация страшная. Вот эти соплежуи доводят молодых девчонок, им и так тяжело, а тут еще и жетоны при погонах суют свои члены куда только им вздумается, дикари. Стадо, которому дозволено абсолютно все. Знаешь, толпа никогда не отличалась умом, но вдвойне страшнее стадо с привилегиями.

– Ничего мы с этим поделать не сможем. Ты слышал о Стэнфордском тюремном эксперименте? Не, как ты выразился, "жетоны" такие, это в принципе человек такой. Ты с тачкой что делать будешь?

– У тебя виды на нее?

– Ты можешь ее здесь оставить? Завтра утром на автобусе не хочется кататься.

– Если даже я ее оставлю, – Светлов посмотрел на часы, которые показывали около восьми вечера – отсюда я буду выезжать в шесть.

– Нормально, вместе уедем.

– Планерка только в пятнадцать минут восьмого, ты будешь час сидеть?

– Сидеть – не кули ворочать, посижу. А она будет? Что там планировать на въезде?

– Посмотрим.

Внутри здания Леша и Светлов расстались на лестнице. Каждый разошелся по своим комнатам. У Леши комната была роскошная: три койки, в то время, как в других комнатах было по четыре, кухня с барной стойкой в качестве стола возле окна, холодильник, плита, микроволновая печь, ванная комната с блестящим кафелем… Сказка. В спальне лежали двое: туловище упившегося Жени и Никита, читающий сообщения в телефоне.

– Никитос, есть у нас что-нибудь поесть?

– Только лапша, – не отвлекаясь от телефона ответил Никита. – Тебе запарить?

Леша сходил в душ. Вода была ледяная – в ДПУ еще не везде доделали ремонт, и не все еще работало, как следует. Голова немного прояснилась, но самое веселое ждет парня утром. Леша вышел в одном полотенце, прикрывавшем причинные места и сел на высокий барный стул рядом с Никитой, решившим тоже культурно поужинать.

– М-м-м, лапшичка. Песня! – Потирал руки Леша, намереваясь открыть пластиковую крышку, под которой томилась лапша быстрого приготовления.

На столе также стояли пустые кружки.

– Кружки поставил, а чайку даже не заварил.

– Я тоже, Леха, об этом подумал. Потом подумал о другом… – Никита с ловкостью фокусника, вытащил откуда-то пластиковую бутылочку крымского вина.

– О-О-О, вот это по-нашему! Погоди, ты же вроде за здоровый образ жизни?

– Ты прав, – Никита разливал вино по кружкам, – когда вы бухаете дешевую водку, я пью натуральное винишко. Это и называется "здоровым образом жизни".

Парни чокнулись и сделали по нескольку больших глотков. Словами не описать то удовольствие, которое испытываешь, пробуя этот нектар. Амброзия! Приобретается этот чудесный напиток только на ялтинском рынке, и только в импровизированных палатках. Никита и Леша познакомились с крымским винишком случайно. Однажды, в свой законный выходной, они решили выехать в Ялту – погулять, головушки непокрытые понапекать. Ялтинский рынок не самый выдающийся из рынков – видали и покруче, но только там на каждом шагу стоят бородатенькие смуглые дяди, предлагающие освежиться гранатовым и виноградным соком. Наши герои отказывались до последнего. Но на одном из поворотов, они резко натыкаются на здоровые мохнатые руки, тычущие в груди парней кулаками, сжимающими пластиковые стаканчики с красным золотом.

– Пробуйте! – проревел великан.

– Дядя, мы же не пьем! Мы вожатые! – глупые молоденькие вожатые, не отработавшие, на тот момент, еще своей первой смены, зеленые. Еще и детей за людей считают! Бред же.

– Пробуйте! – Настойчивее проревел великан.

Фреска Микеланджело "Сотворение вожатого". Желторотые вожатики, слабые, еще не рожденные, тянут немощные ручки к волосатым пальцам руки рыночного Диониса, обвитого виноградными лозами и обложенного гранатами. Вот он. Трепетный момент. Чудо.

Теперь они, матерые педагоги, и сами плохо помнят тот день. Все деньги, что тяготили карманы, были отданы за бутылочки живительной влаги. Но это было так давно, что не стоит на нем заострять внимание.

– Любимое, с гранатовым соком.

– Крепленое! – С важно поднятым вверх пальцем дополнил Никита.

Голова Леши сразу вернулась в привычное состояние – эффект ледяного душа испарился, как будто его и не было.

– Аппетит разыгрался! – Леша оставил кружку с вином, потер ладони и открыл крышку от лапши. Он глубоко вдохнул, жадно глотая ноздрями чарующий аромат бич-пакета. Что-то было не так. И цвет не тот. – Никитос, это что такое? А где приправа?

– Я без приправы всегда завариваю, потом засыпаю.

– Фу, ну и извращенец же ты!

– Норма, все чемпионы так делают.

Делать было нечего. После еды, парни пропустили еще по кружечке вина.

– Кстати, ты видел Эйса Ментуру?

– Нет.

– Я сегодня видел, на курилке тусовался. Я у него сигу стрельнул, мы парой слов перекинулись.

– У тебя своих сиг нет что ли? Ты же только вчера покупал.

– Так одно дело – свои курить, а другое дело – стрельнуть. Свои не вечные – заканчиваться имеют свойство.

– Коммерсант хренов.

– Какой есть.

– Так что? Он про дело что-нибудь говорил?

– Говорил, но рядом Светлов стоял, он не распространялся особо. Сказал лишь, что все есть, все готово.

– Отлично.

– Ты когда успел за вином уже сгонять?

– Вы пока пили все утро, я доделал оформление стенда и поехал. Кстати, с твоей напарницей говорил. Она рассказывала, что она отличница, вся такая девочка-припевочка.

– Значит, дружит с бумагами. Будет документацию оформлять, я уже задолбался из смены в смену все это оформлять, заполнять. Никому это все равно не нужно. Что еще рассказывала?

– Говорила, что в задницу без мыла залезла, чтобы сюда попасть. Меня спрашивала, как мы сюда попали.

– И ты рассказал?

– Да. Рассказал, как обычно из нашего ВУЗа сюда попадают. Что все отличнички тоже, что все стараются, все стремятся. Только я не сказал, что мы по-другому попали.

Друзья засмеялись и с размаху оглушительно чокнулись, после чего осушили кружки.

– Шумите, будите только зря. – Из комнаты выплелся Женя, обернутый в одеяло. Изогнувшись в три погибели, он подставил потрескавшиеся губы к крану. Он включил полный напор и, впитывая словно губка, он стал без устали поглощать воду, забрызгивая, к слову, все, что было рядом с раковиной. Сполна напившись, он подошел к Леше и Никите.

– По какому поводу собрание?

– Бизнесы наши обсуждаем. Блюститель сказал, что у него все есть. – Пересказывал Лешины слова Никита.

– А что "все"-то?

– О чем мы с ним в прошлый раз говорили? О новичках в аэропорту.

– Новички точно все устроят, заднюю не включат? – Женя зевал.

– Точно. – Вступил Леша, – ОН бизнесмен со стажем, можно сказать. У него только проверенные люди.

– Он чем-то еще занимается?

– Да, он в нашем городе, как закончил учебу, со своей подругой из ГАИ, продавал права. Уж, не знаю, зачем этой девчонке понадобился он – могла бы сама и без посредников продавать. Мне кажется, что он ее на это и подбил. Не важно. Короче, у него опыт в делах таких есть. Плюс, все расходы, которые в первое время будут, он возьмет на себя. – Леша обратился к Никите, – Кстати, вот и поэтому тоже мне лучше у него сиги стрелять, чем самому покупать – у этого бизнесмена денег больше, чем у Эскобара.

– Сибирь – родина величайших бизнесменов. Как так получилось, что самые меркантильные парни Новосибирска собрались именно здесь, именно в детском лагере, трое из них – учителя без двух минут, а четвертый – блюститель правопорядка?