Текст книги "Смена"

Автор книги: Илья Анастас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Илья Анастас
Смена

Шум разбивающихся волн заполняет собой все пространство побережья, струясь меж кипарисов. Лучи солнца согревают промерзшее море. Каменистый берег умиротворенно дожидается суетливой возни сандалий. Скоро пляж наполнится смехом, влажными, небрежно брошенными полотенцами, вожатыми, деловито наблюдающими за плескающейся детворой. Первая летняя смена вот-вот начнется. С последних августовских игр здесь остались лишь камни, с которых не до конца смылись разноцветные гуашевые аляповатые надписи, оставленные с надеждой на возвращение. Сменяются поколения прибывающих на отдых детей, сменяются вожатые, но эти каменистые морские нерукотворные пейзажи вечны.

Покидая пляж, поднимемся на выстеленную асфальтом набережную, растянувшуюся, словно окантовочная лента, вдоль лагеря. Зелень по сторонам, флагштоки, с развевающимися белыми флагами, на которых горит красным огнем название международного детского центра "Факел". Отсюда, как бы ни старались, Мы не увидим лагерь целиком. Всему виной то, что все строения, предназначенные для детского отдыха, будь то корпуса, столовая, дворец для культурных мероприятий, площадь Свободы для торжеств – все это раскидано по территории поодаль друг от друга, и даже на разной, относительно моря, высоте. К тому же, густо насаженная по обеим сторонам набережной растительность ограждает наш обзор.

Направимся в сторону корпусов, которые отныне мы будем называть, как тут принято, "Дачи". Прогуливаясь, нельзя не заметить тот воздух, который далекому от жизни на побережье человеку, и очутившемся в нашем положении – то есть вот здесь и прямо сейчас столь резко, – может показаться тяжелым из-за высокой влажности и целого букета запахов от насаженных редких южных цветов, кустов, деревьев. Прямо скажем: дурманит и бьет в голову.

Как-то неожиданно закончился асфальт, и мы оказались в сказочном лесу. Из-за деревьев виднеется седовласая голова богатыря, которую будить не стоит – все и так знают ее историю. Вокруг другие фигуры персонажей сказок Пушкина. Очевидно, что все здесь только для того, чтобы обеспечить детям яркие и незабываемые двадцать один день отдыха. Теперь становится яснее, почему так много на берегу камней с пожеланиями вернуться.

Побывав в гостях у сказки, мы поднимаемся отсюда по узкой каменной лестнице, теперь уже напрямую ведущей к дачам. Перед нами поднимаются молодой человек и девушка, которая, в отличие от парня, внимательно осматривает – прямо как Мы – все, что ее окружает. Наверное, тоже здесь недавно. На них парадная вожатская форма: светлый верх, темный низ. Рукава рубашек подвернуты – оно и не удивительно, ведь солнце припекает, и чем сильнее день набирает обороты, тем жарче становится вокруг. На ногах темно-синие парадные шорты. Но отвлечемся от них.

Всего дач здесь четыре: Весенняя, Осенняя, Летняя и Зимняя. Но это лишь названия. Они небольшие и предназначены на три отряда каждая. Внешне цвета у всех четырех одинаковые – нежно желтые – и отличаются лишь цветом букв на фасаде. На Зимней даче находятся младшие отряды и личный кабинет директора лагеря. В ней ничего особенного не происходит, но зато на ней самая строгая дисциплина. На Летней даче немного проще – там всего лишь комната для совещаний и смежные с ней кабинеты старшего вожатого и методиста. На втором этаже старшие отряды, которые уже не столько умеют себя прилично вести, сколько грамотно умеют скрываться. На Осенней и Весенней – все остальные отряды. Никого из членов администрации там нет, а следовательно уже можно предположить о том, какая там дисциплина. Хоть лагерь и пустует, из Осенней дачи сейчас доносятся непонятные разговоры: слышится то ли смех, то ли плач.

Раз уж именно Осенняя дача привлекла наше внимание, то рассмотрим именно ее. Внутри каждой комнаты, бережно застеленные кровати. Полотенца на кроватях в комнатах девочек разложены в форме цветов, птичек. У мальчиков в комнатах – в форме кораблей, машин. Полы и полки блистают чистотой. Кондиционеры проветривают помещения от запаха моющих средств. Но в некоторых детских комнатах не хватает письменных столов…

Как хорошо, что мы их быстро обнаруживаем в игровой комнате, где, составив из них один длинный стол, его окружили взрослые дяди и тети, сидящие на детских маленьких стульчиках. Уже знакомые нам с лестницы молодые люди, нашли себе места среди них и сейчас усаживаются поудобнее. Девушка не скрывает удивления, но повторяет все за своим спутником. Их колени выше локтей, но они не унывают – тянут руки выше, сжимая в руках пластиковые стаканчики. Именно отсюда исходил шум, привлекший наше внимание. Прошу прощения, я, рассказывая о дисциплине, имел в виду не детей, а вожатых.

– Держите ровнее, сейчас вам будет счастье! – С широкой улыбкой на лице командовал мужчина, который был гораздо старше всех сидящих за столом, и разливал "беленькую" в стаканы новоприбывшим.

Все сидящие за столом находились в крайней степени возбуждения от происходящего. Все слишком часто дышали, слишком много хохотали, дергали друг друга за рукава белоснежных рубашек, проливая на них сорокоградусные вина. Кто-то дергал четыре выживших струны гитары. Кто-то горланил "Батарейку". И абсолютно все, кроме нашей знакомой парочки, стремились переорать общий гул. Слишком много было народу в столь малом пространстве, а потому кондиционер не помогал, только раздражал парня, который сидел к нему спиной.

– Он все равно не помогает! – палец кричавшего указывал на кондиционер. – Давайте его выключим! Я спину застужу! – пытался он перекричать водевиль, но водевиль был слишком увлечен удовлетворением этиловой жажды и требованием добавки. Парочка, только что усевшаяся напротив, обратила внимание.

– Жень, встань и выключи, они все равно его не замечают, – преклонившись ближе к столу, посоветовал наш знакомый. Предположение на лестнице было верным: этот паренек действительно знал остальных вожатых, в отличие от его спутницы, а, значит, он проводил для нее экскурсию по лагерю. Девушка жадно впитывала каждое слово, которое произносил он, запоминая все, что может быть полезно. Теперь, кроме территории лагеря, она знала, как зовут худощавого вожатого напротив, который носил кепку, пристегивая ее к ремню, который также натягивал цветные полосатые носки почти до колена.

Женя, оглядевшись, не смог найти пульт от кондиционера, и встал на стул, чтобы дотянуться и выключить вручную.

– Эй, не выключай! – Донеслось с самого дальнего от наших друзей края стола. Там сидел толстый педагог, больше похожий на Шалтая-Болтая: пот, струящийся по его детской игрушечной пирамидке из колец, плотно сидящей на плечах и скрывающей шею, именуемой в дальнейшем «головой», моря-океаны, разливающиеся волнами и впитывающиеся в рубашку, образуя огромные влажные пятна по всему периметру шарообразного тела говорили о том, что до него вообще не долетало ни толики прохлады.

– Иди, сядь сюда тогда сам!

– Я вон как промок, простыть мне еще осталось! – глаза его не фокусировались на Жене, – Светлов, ну, скажи ему, нам тут всем жарко! – Толстяк потянулся за рукав разливающего. Глаза его уже не фокусировались, он жадно хватал ртом воздух.

Светлов показал Жене жестом выключать скорее кондиционер и сесть на место, чтобы не привлекать внимание. Достав из сумки-холодильника бутылку пива, он отдал ее толстяку.

– Антон, охладись, – он все улыбался всеми своими двадцатью шестью. Антон схватился за нее как за последнюю надежду, откупорив, жадно вылакал половину, и начал икать, прикладываясь лбом к стеклянным стенкам ледяной бутылки.

– Когда уже будет вожатский? – Антона выводила из полудремы только икота, после каждого приступа которой он делал глоток жидкого золота. Страшно представить, во сколько он начал, если к концу первой половины дня, он был уже в таком состоянии.

Рядом сидящий с Антоном подхватил и начал передавать в толпу этот вопрос. "Вожатый? Я вожатый! А, вожа-а-атский…", "Сейчас будет вожатский", "Наконец-то, чего тянули-то?" – переговаривался педагогический коллектив лагеря почти шепотом, потихоньку замолкая, обращая внимание на стоящего во главе стола Светлова. Тот как будто ждал только этой осознанной всеми тишины, чтобы уже можно будет начать.

Теперь удостоверившись, что все внимают только ему, Светлов вдохнул поглубже, и, потихоньку, на выходе, почти шепотом:

– И раз… и два… и три… – в этот момент экстаз поглотил присутствующих. Нам знакомая молоденькая вожатая все еще не могла понять, что здесь происходит. Она обегала глазами лица людей вокруг себя, и ей казалось, что она попала в секту. От слов Светлова некоторые девушки и юноши закатывали глаза от удовольствия. От побега с этого бала Сатаны ее удерживал лишь ее спутник, со смеющимся лицом, – он явно находил это забавным, – осматривающий своих знакомых, и пожимающий плечами, каждый раз, когда спутница в панических приступах смотрела на него.

– Выпьем там и выпьем тут,

На том свете не дадут,

Ну, а если и дадут,

Выпьем там и выпьем тут! – пока Светлов это произносил, все вставали с мест.

– Отря-я-яд, равня-я-ясь, смирно!

От себя, к себе – все послушно выполняли приказы.

Об палобу, и в трюм

Ешь вожатый больше масла,

Чтобы сердце не погасло,

Чтобы елось и пилось,

Чтоб хотелось и моглось,

Что бы в следующем годе

Было с кем и было где-е-е…

Работать на отряде

Мы не сэры и не паны

Не нужны нас рестораны!

Мы за угол скоком-скоком

И запьём томатным соком!

– БУДЬМО – ХЭЙ! БУДЬМО – ХЭЙ! – резко начала скандировать толпа, испугав девушку. И головы беснующихся запрокинулись, впустив в себя этиловую амброзию. Светлов, казалось не пьяневший вовсе, быстрее всех оправился от отправленной в себя рюмки и обратился нашему знакомому, чью руку стискивала его спутница, которая еще не отошла от увиденного.

– Ну, что, Лёха, думал просто отделаться? Не получится… Штрафную!

Антон будто отрезвел: с какой точностью он переливал в импровизированный рог, скрученный из литровой пустой пачки сока, жидкость из пластиковой бутылки, на крышке от которой маркером было написано "Чача". Толпа снова заревела: "ШТРАФНУЮ! ШТРАФНУЮ!". Им явно доставляло удовольствие смотреть на то, как человек с каждым глотком теряет свои человеческие очертания, и все больше становится похож на них самих. Лёша послушно встал, но его руку не хотела отпускать спутница.

– Пожалуйста, нет… – Лёшу пытался остановить шепот.

– Аня, тише… – он разжал ее руку.

– Может, не надо? – взмолилась Аня, – Пожалуйста! – она боялась потерять единственного адекватного, как ей казалось, человека в этом этиловом урагане и остаться здесь совсем одной, незащищенной. Чего можно от этих, окружающих ее бесов ожидать? Лёша не слушался. В отчаянии выдавила:

– Я сейчас позову сюда директора, старших вожатых, всю администрацию! – слова вышли через силу, голос был сдавлен, ком мешал говорить. Шея ее покраснела, глаза налились слезами. Ну кто еще, кроме педагогов, может так напугать человека?

– Не стоит, администрация уже здесь. Он заместитель директора.

Лёша смотрел на Светлова. Светлов смотрел на него. Рука Антона уже протягивала рог изобилия.

***

Все, что происходило далее, не нуждается в описании. Стандартная процедура: сперва люди пьют – затем ревут. Конечно, между двумя этими стадиями есть третья – веселье. Но веселье относительное, незапоминающееся, мимолетное, понятное только измененному сознанию. Все, кроме Ани, сидящие за столом, к примеру, видели, что девушка по имени Леся весело вспрыгивает на стол и стильно двигается под песню "Нон-стоп" группы "Рефлекс", завлекая парней движениями бедер. Magnifique! Самцы улюлюкали и свистели, поощряя и еще больше раззадоривая Лесю. Цветов на ее сцену бросать не нужно – она выше этого, лучший комплимент – тянущиеся к ней сальные дрожащие пальцы, стремящиеся уцепиться за нее, потные ладошки, жаждущие женского тела. Прелестная картина…

Немного по-другому все это видела Аня: Леся, мягко сказать, не взлетела. Пока она вставала на свой стул, чтобы потом с него вскарабкаться на стол, она упала на трех сидящих рядом парней. Из них троих только Женя действительно пытался ей помочь встать, остальные пьяные морды хватались за все мягкие Лесины места. Следуя животным инстинктам, они старались извлечь максимальную выгоду от столь тесного контакта с женщиной. А та кошка, утопая в объятиях двадцатилетних прыщавых сосунков, закрывала глаза и театрально сопротивлялась, растягивая улыбку до ушей. Она не забывала, что ей нужно подняться – только благодаря усилиям Жени, кстати, – вырывавшего стройную антилопу из лап гнусных гиен, чтобы поставить ее, наконец, на стол, и посмотреть, какой же номер заготовила Леся.

А творческая самодеятельность Леси оказалась стандартной авантюрой: шататься из стороны в сторону, словно неваляшка, которую алкоголь в голове пытается усиленно уронить. Нежно виляя бедрами, она опрокидывала со стола стакан за стаканом, на которые уже никто не обращал внимания, ведь они были пусты. Все, что в них когда-то содержалось, грело присутствующих изнутри. Словно лепестками роз, Лесины фанаты орошали ее чипсами. Роль конфетти отыгрывали отсыревшие сухарики.

– МУ – ЗЫ – КА – ГРОМ – ЧЕ – ГЛА – ЗА… – подпрыгивая на столе, подпевала Леся. Кстати, музыки, если Вы еще не заметили, никакой не было. Наверное, магнитофон разрывался у нее в голове. Нам-то откуда знать? Но никакой хохот и свист не мог заглушить ее пения.

Леша уже давно не сидел рядом с Аней, где-то потерявшись после штрафной. Поэтому Аня, слегка разочаровавшись в коллективе, решила покинуть сие культурное мероприятие.

***

На улице оказалось несносно прохладно, особенно после тесной игровой, в которой даже окна запотели. "Еще курортом зовется" – подумала Аня, которая, казалось, разочаровалась сегодня абсолютно во всем: и в людях, и в природе. "Обещали горы золотые! "Там погода – сказка! Там лучшие вожатые страны! Учись, стремись, рвись – и ты окажешься в лагере своей мечты!" Обманщики! Эти, как их там… Обманщики одним словом! Они сами-то тут бывали?" – Аня осуждала всех, кто только надоумил ее приехать сюда, пиная со злости и досады камешки. Она, сама того не заметив, забрела на аллею, ведущую от корпусов до столовой. Эта аллея была расположена вдоль моря, но гораздо выше него, а потому камешки, проскользнув между перил ограждения, скатывались по утесу и пышно булькались в воду. Знаете, с таким приятным звуком. Если не знаете, то отсюда Вы бы его и не услышали.

– Эй, иди-ка сюда! Помоги, по-товарищески! – Прервал кто-то Анины раздумья. Она осмотрелась и увидела парня, повернутого к ней голой мускулистой спиной, который стоял в нескольких шагах от нее, возясь возле стенда: – Вот здесь, да, подержи. – Он резко отпустил угол ватмана, что Аня едва успела ухватиться за него, не дав упасть. Достав из кармана шорт кнопки, ловко прошелся рукой по всему периметру, прикалывая плакат к стенду. Аня осматривала его с опаской. Вроде бы, он парень не плохой – всяко лучше тех упырей, что остались в корпусе, еще и полезным делом занят, но после сегодняшних впечатлений она уже не знала, кому можно верить.

– Ты уже можешь отпустить, все готово, спасибо.

Аня и незнакомец отошли от плаката и осмотрели его издали. Большие буквы гласили: «НАСТАНЕТ ЛЕТНЯЯ ПОРА…». Заголовок плавно переходил в стихотворение, которое Ане было не особо интересно, как и прочая информация с этого плаката.

Аня услышала: "Вроде ровно". "Вроде ровно" – на выдохе, подтвердила Аня.

– Меня зовут Никита, – паренек теребил футболку в руках с таким напряжением, чтобы рельеф туловища переливался на солнце.

– Аня. – Отрезала девушка. Осмотрев Никиту теперь спереди, она спросила: – Почему ты голый?

– Было бы тут что скрывать, – ответил Никита, сыграв накаченными грудными мышцами, и улыбнулся. Аня прищурилась и подумала: "Неужели это на кого-нибудь сработало бы?"

"Да, ей точно понравилось!" – уловил Анин прищур Никита. Он развернул футболку.

"Слава Богу, сейчас оденется" – Подумала Аня.

"Раз уж ей понравилось, то не буду надевать" – подумал Никита и закинул футболку на спину, на манер плаща, и подвязал короткие рукава под подбородком.

Аня закатила глаза.

– Ты здесь уже везде бывала?

– Меня Леша по набережной провел, показал еще пару мест.

– Тебя с ним на отряд поставили?

– Да.

– Эх, жалко, что не со мной. – Никита подмигнул Ане.

"Ага, ОЧЕНЬ" – подумала девушка, но промолчала, растерянно улыбнувшись.

Они прогуливались по аллее в сторону столовой, общаясь дежурными, стандартными, глупыми фразами, как общаются все малознакомые люди. Вроде "какое небо голубое" и прочее. Подходя к столовой, они заканчивали общение про погоду.

– Мне говорили, что здесь будет жарко, а мне в одной рубашке как-то зябко.

– Так лето только в силу вступает, что ты хотела? Море еще холодное, с него и ветер промозглый. Но я сибиряк – мне не холодно.

– Я заметила.

Они подошли к столовой, и остановились напротив большой скульптуры. То была большая тарелка примерно три с половиной метра в диаметре, с сосисками, скрещенными на манер шпаг, и тефтелей сверху – похоже, что «Веселого Роджера» отправили на лето к бабушке. Было бы аппетитно, если бы эта тарелочка не была любимым насестом для голубей, со всеми отсюда вытекающими последствиями. После того, как Аня ее внимательно осмотрела, парочка уселась на скамейку возле скульптуры.

– А ты как сюда попала?

– Как будто много способов сюда попасть! – Немного оскорбилась Аня. – Я отличница по учебе, всегда все сдавала лучше всех, активистка! Прошла школу подготовки вожатых, победила в конкурсе и меня отправили сюда.

– Ты молодец! – Никита похвалил Аню, от чего та расцвела. Она уже думала, что не выдастся возможности рассказать кому-то здесь о своих стараниях. Ну, ведь логично же, что если ей так сложно было сюда попасть, то и остальным тоже, а потому для них это далеко не заслуга – все здесь такие.

– У нас в колледже конкурс очень большой был, человек двадцать на место! Я, конечно, не одна выиграла, там несколько путевок разыгрывалось, но остальные девчонки по другим лагерям разъехались, а меня вот к вам направили.

Никита сел боком, повернувшись лицом к Ане, поставив локоть на спинку скамьи и подперев щеку кулаком. Он очень увлеченно слушал Аню, хотя, иногда, старался ненавязчиво зевнуть в кулак. Аня этого не замечала, потому что слишком была увлечена собственными речами. Было очевидно, что ей ужасно нравилось озвучивать собственные мысли вслух и слушать себя же – специфическая черта, позволяющая вычленить педагога из толпы. Пускай ей, по большому счету, было нечего сказать, и она часто повторялась, специально растягивая предложения, но будем честны – когда отсутствие смысла в словах человека, мешало ему открывать рот? Наоборот, это полезная черта, на котором базируется все в мире! Только благодаря ей студенты получают дипломы, ежегодно сочиняя курсовые, а политические деятели выигрывают выборы!

– … И когда я рассказала Сереже, что есть возможность поехать на лето работать к морю, то он мне сразу сказал: "Аня, конечно, поезжай!"

Никиту взбудоражило мужское имя.

– Сережа?

– Ну, да, мой парень. Не могла же я поехать сюда и с ним это не обговорить. – При упоминании своего парня в разговоре, у Ани засверкали глазки, голос стал тоньше, – Но он меня отпустил с легкостью, я думаю, еще и потому, что без него лето проводить в поселке скучно. А его еще долго ждать.

– Твой Сережа в армии что ли?

– Ну, почти. Там ситуация такая интересная. Он в тюрьме.

Никита закашлялся. Не ожидал услышать такое от девочки-отличницы.

– В тюрьме?

– Да, что тут такого? Он не идеален, но он очень хороший. Тем более, что он не виноват.

– Все мы верим в то, что наши близкие лучше, чем есть. Если честно, Аня… Так сказать, объективно: он точно не виноват?

– Если объективно? – Аня задумалась. – Если объективно, то точно не виноват.

– Расскажи мне, если не секрет, что с ним произошло?

– Ладно, – Аня глубоко вдохнула воздух носом, – значит, случилось это прошлой осенью, когда только морозы первые пошли. Даже провода между столбами стали меньше провисать – ну, знаешь, от мороза они стягиваются. Да, ты это знаешь, если не глупый. Вот такие уже морозы наступали. Сережа отмечал со своей родней чей-то день рожденья. Чей точно, я не помню, это роли не играет. Тетка Сережина со своими детьми была, выпивала сильно. Любой ее все звали. А я ее Любовью Николайной звала. Она же мне не родня, как-никак. Пока не родня, точнее. – Никита слушал эти рассказы, не зевая, хотя раньше отвлекался и от более глубоких мыслей. – Выпивала гораздо сильнее Сережи. Хотя, ты не подумай, мой Сережа вообще не пьет. Так, по праздникам и выходным. Наши поселковские друзья вообще думают, что он закодирован. А я перед всеми хвастаюсь, что мой мужчина за здоровый образ жизни. Люблю его очень! Так вот, тетка Сережина, она женщина скандальная. Даже очень. От нее потому и муж ушел. Даже, по-моему, они и женаты не были, хотя тройню нажили. Недалеко ушел, правда, к соседке через стенку. Знаешь, у нас дома в поселке такие: с одной стороны одна квартира, а с другой – вторая. Дом, кстати, деревянный – очень теплый. Только канализации нет, на улицу приходится ходить. Никто, правда, не жалуется. Это я что-то уже совсем, как говорит батька, "зажралась" после своего общежития. Меня маманя не иначе, как "городской" зовет. Не беспочвенно, я, все-таки, уже третий год в райцентре живу – там, где колледж мой.

– Так что там с Сережей? – Перебил Аню Никита.

– С Сережей? Сидели они себе в теплом семейном кругу, как тетка давай скандалы закатывать. У нее такое бывало, склочная она женщина была. Пока своего не добьется – не успокоится. Начала она Сережу ругать, что ее с тремя детками не хочет довезти до соседнего поселка, где сестра ее живет – еще одна Сережина тетка. Там, наверное, продолжения банкета хотела. Сережа устал ее слушать и сдался, завел тачку и поехали. По проселочной дороге в осенние морозцы очень опасно ездить. Днем дождь пройдет, грязь вся поплывет, а к вечеру застынет. Так еще и тетка не могла никак угомониться, пилила Сережу за то, что не хотел с самого начала ее везти. Тот и выжал из машины все, что мог, лишь бы скорее довезти Любовь Николайну. Еще и дети разорались сзади. Две девочки-двойняшки и мальчишка на год старше. Он одну ущипнет из вредности, кричат обе. Так и он подключается, пытаясь перекричать, чтобы маме пожаловаться, что он только одну из них ущипнул, а то ведь получит за обеих. И в такой обстановке Сережа ехал не долго. До первого поворота. Там кювет, а пристегнут он один был. Жалко его. Я ведь его люблю, а теперь даже не знаю, сколько ему дадут. Мне звонит иногда, когда телефоны им дают. Говорит, что много светит. Четверых, говорят, угробил. А он не виноват, это все тетка, он парень хороший! Так еще и пьяный, говорят! А оно, может, не был бы пьяный, то и все погибли. Он когда пьяный, он себя очень аккуратно на дороге ведет, пристегивается всегда, даже не смотря на то, что у нас гаишников нет!

– Если пристегнутый был, тогда все в порядке! – Подыграл Никита, нахмурив брови.

– А я о чем! – Аня с надеждой на понимание смотрела на Никиту.

Никита начал сомневаться в том, понимает ли он смысл слова "объективно". Но Я Вам скажу заранее, что Аня не была глупой, она просто наивная светлая душа.

– Понятно, интересная ситуация, – резюмировал Никита.

Они посидели в тишине несколько минут, наблюдая за игрой солнечных лучей в волнах.

– А у вас большой конкурс был? – Спросила Аня.

– Большой. Больше, чем у вас. Я же, все-таки в ВУЗе учусь, там гораздо больше народу.

Аня немного расстроилась. Она так сильно гордилась своим попаданием сюда, даже, можно сказать, хвасталась этим перед человеком, которому было сложнее. Никита понял, что сказал что-то не то, когда заметил, что огонек в глазах Ани немного потух.

– Нет, но парням легче намного, ведь парней в педагогическом ВУЗе не так много, как девушек, да, и вообще, парней в лагеря всегда ждут и ищут днем с огнем.

Ане снова вернулась уверенность в том, что она действительно совершила поступок. Никита все это чувствовал и подмечал не только по глазам, но и по жестам, выражению лица. По тому, как выпрямилась Анина спина, вернулась осанка. Он был весьма неплохим психологом (по его собственному мнению, конечно), улавливал тончайшие изменения в человеке. Не всегда их правильно трактовал, конечно, но ошибался он только в случае с женщинами. Это простительно, скажу я Вам, ведь даже сама женщина не всегда сможет правильно назвать причину своих поступков. Поэтому-то женщины гораздо интереснее предсказуемых и примитивных мужчин.

– Мы, кстати, с твоим напарником приехали вместе из одного города. Хоть я за всех сказать не могу, но, по крайней мере, чтобы из нашего ВУЗа попасть сюда, процедура, примерно, следующая…

***

– Нихера для этого делать не нужно!

Леша отправил топливо в глотку и звонко цокнул рюмкой об стол, за которым к этому моменту оставались лишь двое: он сам и Светлов. Рядом со Светловым, отодвинувшись от стола, эквилибрировал на задних ножках крохотного стула Антон. Тяжелое дыхание то выпячивало, то втягивало его живот, подобно мехам – и это стоило Антону недюжинных усилий. С такими мехами, должно быть, даже Гефесту было бы тяжело справиться, а что уж говорить об обычном смертном. Сознание его пылилось сейчас в самых дальних уголках черепной коробки – там его охранял этил, иногда тыкая в него копьем, чтобы оно окончательно не выключилось. Белки его глаз выглядывали из-под дрожащих век. В похожем состоянии находятся люди, когда отходят из своего тела, чтобы посмотреть на себя со стороны. Душа Антона уже готова была бы постучаться в лимб, если бы не знала, что Антон регулярно доводит себя до такого состояния. Придется еще голубке посидеть в клетушке. Кто-то из участников мероприятия были увлечены Лесей прямиком в соседнюю комнату до детских кроватей. Те, кто поскромнее, ушли, выкрикивая похабные матерные песни, шататься по лагерю в поисках приключений. Остальные, либо завалились в недрах дачи спать, либо переводили продукт в гостях у фаянсового друга.

Наши же симпосиасты в интимной обстановке делились друг с другом деталями своих биографий.

– Я пришел на пару, на которую давно не ходил. Психология, вроде. Еще я буду по пятницам на одну пару ходить!

– Ты далеко живешь что ли? – Уточнил Светлов.

– Так ведь нет, прямо рядом, в общежитии! Можно выйти за десять минут до начала занятия и потом еще в аудитории пять минут сидеть ждать.

– А что тогда не ходишь?

– Лень. Бывает, будильник откладываешь, откладываешь, откладываешь, а потом думаешь "двадцать минут до пары, не успею собраться".

– Ну и опоздал бы, ничего страшного.

– Некрасиво опаздывать вообще-то, тем более, если живешь в двух шагах! Так вот. Жду, значит, начала пары, преподавателя еще нет. И тут заходит староста, говорит: "Никто в Крым не хочет съездить на лето за счет педухи?".

– Педухи?

– "Педуха", "пед" – ВУЗ наш педагогический. Большинство его так называют и это еще по-доброму. Я ведь из маленького захолустного городка и, даже можно сказать, мечтал в пед поступить. А как поступил, переехал в большой город, пообщался с местными, так те его, оказывается, вообще не воспринимают как университет, "шарагой" его обзывают. Мне обидно, конечно. Я ведь, может быть, правда хотел здесь учиться, считал его хорошим учреждением. С детьми работать хотел, в конце концов. А мне потом говорят: "Так ты в шарагу поступил, было бы чем гордиться!".

– В наше время педагогом быть не престижно, хоть это и странно. – Светлов сжимал и разжимал в кулаке пластиковый стаканчик, а потом рассматривал, во что он превращался.

– Ага! Не говори! Ведь даже мои одногруппники так говорят! От них слушать такое обиднее вдвойне! "Я никуда не поступил, а сюда для страховки документы подавал, чтобы в армию не ходить"! Подумать только! – Леша схватил бутылку и сделал пару больших глотков. Светлов протянул ему тарелку с сухариками, которые не пошли на конфетти для Леси. Леша пожевал немного и выплюнул в чей-то стакан.

– Да, это смешно даже. Сперва они говорят: "Педагогический для тупых", потом плачут: "Где же мне найти хорошего учителя для моих детей?"

– Аминь! – Буркнул Антон. Понимал ли он о чем здесь говорят?

– Я немного отошел от темы. Староста спросила, а я подумал: "Пускай это, скорее всего, какая-то афера, но хотя бы нужно узнать, что мне это будет стоить". Поднял руку, она дала мне контакты человека, говорит: "Свяжись с ним, тебе объяснят, что нужно делать".

Леша замолчал, уперев лицо в сжатые кулаки, лежавшие на столе. Затем приподнял голову и начал растирать кулаками щеки.

– Э-эх, что-то меня совсем развезло, – затем он зевнул и осмотрелся кругом. Его зрачки не реагировали на свет и не фокусировались. Сколько бы Леша не щурился, детали не поддавались его восприятию.

– Ты связался? – Спросил Светлов.

– С кем?

– С кем тебе нужно было связаться?

– А, да. Если я сижу перед тобой, ты еще спрашиваешь? Это не самое главное… После того как я связался, мне только сказали принести деньги на самолет. На этом моменте я хотел уже отказаться, но мне сказали, что нужно будет предоставить чеки в бухгалтерию и деньги вернут. Дальше меня отправили на медосмотр. Я снова хотел отказаться. Неделю терять, бегая по врачам! Но девочка, которая уже не раз сюда ездила, рассказала мне о местном Айболите, который всю медкнижку заполнил печатями всего за тысячу рублей. Даже зубного! – У Леши с отвращением поднялась верхняя губа. – Родители, отправляя детей в международный детский центр, рискуют тем, что дети могут заболеть от вожатых… Убогонько…

– Так что же ты поехал тогда, если узнал, что тут настолько низкий порог попадания? Если уж все так убого? – Светлов скрестил руки на груди в ожидании ответа.

– Потому что это не я один так легко сюда попал. Потому что система отлажена. Потому что сюда годами так приезжают. Всю систему не изменишь. Так почему же тогда я один должен лишать себя возможности целое лето провести у моря, м?

– За систему не отвечай, ты за себя отвечай. Ты бы отказался. Кто-нибудь еще отказался. Вот вас уже двое, а там глядишь…

– "Кто-нибудь"! – Леша с грохотом обрушил сжатую пятерню на стол. – Ты видел этого "кого-нибудь" когда-нибудь? Нет таких! У нас весь ВУЗ так ездит по лагерям страны! Нет, ведь я боялся показывать здесь на "приемке" свою медкнижку, но когда даже местный терапевт не увидел ничего преступного в том, что у десятка человек, которые приехали со мной, одинаковые печати, одинаковые подписи от одного врача… Там ведь даже дата стоит одна и та же везде! Всем плевать, на самом деле. Да, несомненно, тот, кто ставит такие печати – преступник, но тот, кто принимает эти печати – преступник вдвойне! А своей вины я в этом не вижу просто потому, что все так живут.