Текст книги "Смена"

Автор книги: Илья Анастас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

От такого хамства парни опешили, Леша разжал руку.

– Что за шум, а драки нет? – В дверях стал Никита, круглой грудью загораживая выход.

Малолетка выкатила глазки на Никиту, осмотрела его, примерзенько улыбнулась.

– Ничего, все хорошо. – И бросила в Женю червонец.

Никита освободил проход, но места казалось ей мало, поэтому она, выходя, как бы случайно, потерлась об его накачанную руку, которую Никита резко отдернул. Никита смотрел ей в след, одуревший от такой наглости, а она театрально покачивала бедрами. Никиту аж всего искривило.

– Фу, дурость какая. – Пробормотал он себе под нос, затем обратился к парням. – Ну, что, пацаны, на обед пойдете? Это последняя была, я их сейчас поведу в медкабинет, мимо дач, а затем в столовую. Пойдем с нами? Даже Светлов сейчас свалит, когда заберет ее документы.

– Что это за героиня своего собственного романа? – Шепотом спросил Леша, – она адекватная вообще?

Женя лишь качал головой.

– Не знаю, я пока все объяснял, она так вообще себя примерно вела, тише воды, ниже травы. – развел руками Никита.

– Будем надеяться, что к нам в отряд не попадет. – вздохнул Леша.

Парни подождали, пока оставшиеся дети занесут сумки, закрыли камеру хранения и пошли вместе с Никитой. На улице стоял покинутый хозяином письменный стол. За ним работал Светлов. Он стоял на достаточном расстоянии от камеры хранения, чтобы Светлов не слышал того, что происходило в камере хранения. Специально ли он там так стоит?

Дети шли одной дружной шумной ватагой, прижимая к себе пакеты с вещами. Никита шел с Лешей впереди, а Женя молча шел замыкающим. Путь был не близким: "похудейка" – длинная каменная лестница, ведущая от остановки автобусов и, по совместительству, пункта приема детей к медкабинету, вход в который был с тыльной стороны Зимней дачи, с которой долго спускаться, затем от дач к аллейке – как раз на которой висел плакат, повешенный Никитой, затем очередная крутая лестница, преодолев которую можно было выйти непосредственно к столовой. Вся эта дорога занимала минут двадцать. Если одному идти бодрым шагом. А таким составом, как сейчас – все тридцать. Никита вел медленно, чтобы совсем маленькие детки не уставали. Какие-то девочки лет восьми – девяти, одетые в красивые цветастые платьишки, усердно перебирали ножками, кряхтя от тяжести своей ноши.

– Давайте помогу. – Вызвался Никита, забрав у них пакеты.

– Спасибо. – Пролепетали те.

Леша забрал один пакет у Никиты.

– Как вас зовут? – Никита обратился к этим девочкам.

– Меня Кама, – ответила та, что была посмелее, – ее, – она указала на подругу пальцем, – Ава. Мы с ней подружки. Мы с ней давно уже дружим, мы с ней в автобусе познакомились.

– Какие имена красивые.

– Очень красивые вообще-то! Меня мама Камиллой назвала, потому что так зовут ее любимую актрису.

– А как твое полное имя? – Обратился Никита к Аве.

– Аврора.

– А тебя почему так назвали? Наверное, тоже в честь кого-то?

Девочка промолчала. Казалось, она находилась в каком-то полудреме. Никита не стал допрашивать ребенка, раз девочка не стала отвечать сразу. Опасное это дело – спрашивать то, чего ребенок не знает. Он может испугаться и заплакать. Этого не хотелось никому.

– А можно мы вместе будем жить? – Висла на Никитиной руке Камилла.

– Если ваш вожатый разрешит, – Никита знал, что запрещено селить вместе друзей – тонкости педагогики, связанные с формированием микрогрупп. Муть, в общем, не интересно. Запрещено и все. – Какой ваш отряд?

– Нам сказали, что мы вместе будем в двенадцатом отряде! – Девочка сделала особый акцент на слове "вместе".

– Вам крупно повезло, скажу я вам! – Сказал Леша, доселе молчавший. – У вас самый лучший в мире вожатый, это я вам по секрету говорю! – Леша шепотом сказал это Камилле.

– А кто он? – Девочка заинтересовалась не шуточно.

– Давайте, заходите. – Никита прервал беседу. Они подошли к медкабинету. Сперва пошли малыши на осмотр головы.

– Идите, выйдите – я скажу. – Отправил девочек Леша.

Маленькие дети внутри послушно организовали очередь. Те дети, что постарше, которых можно назвать подростками, остались на улице, дожидаясь своего черёда, сбившись в бесформенную кучу. Никита с Лешей сидели на скамейке среди них, разговаривая о своем. То об обеде, то еще о чем-то своем.

– Эх, сегодня хоть выспимся без всяких мероприятий.

Какая-то девочка из толпы подслушала и встряла в разговор.

– Вы плохо спите? – С интересом спросила она. Это была красивая девочка с золотистыми волосами. Она источала молодость и непорочность, хотя уже имела все внешние самые аппетитные черты женщины. Леша сглотнул и продолжил.

– Конечно, мы же с вами круглосуточно.

– С нами? Вы? – С привычным для ее лица презрением, перебила девчонка, что устроила сцену в камере, перетягивая все внимание на себя.

– Ну, мы – то есть вожатые. Не воспринимай так буквально.

– Слава богу! – Выдохнула та, пытаясь как можно очевиднее проявить свое отношение к вожатым и лагерю в целом. Но получилось обратное – никто не оценил ее нигилизма и даже не повернулись к ней. Леша продолжил разговор со своей собеседницей.

– Вы, наверное, еще не отошли от "Королевской ночи" предыдущей смены? – Она заулыбалась. Остальные заулыбались вместе с ней, кто-то даже захихикал.

– Вот вы какие, еще первого дня здесь не прожили, уже о "королевской ночи" думаете. – Леша посмотрел на Никиту, и оба парня заразились теми улыбками, что распространяли между собой подростки.

– Скажите, а дискотеки будут?

– Конечно, каждый вечер, в который не будут проходить какие-нибудь другие запланированные мероприятия. Только у нас они называются «массовки».

Девочки оживились, взгляды в толпе нашли себе партнера на уже воображаемые в головах танцы. Одна только девочка с золотыми волосами не отводила взгляда от Леши.

– А много у нас будет мероприятий? – Она говорила, выражая все те вопросы, интересовавшие всех, потому все слушали, не отвлекаясь. Леша задумался, в это время Никита ответил:

– Конечно! Очень много! Значит так, – он встал со своего места, оттеснив ребят вокруг себя. Та девочка, что все это спрашивала, стояла напротив Никиты, смотря на него снизу вверх, иногда поглядывая на сидящего Лешу. Тот старался на нее не смотреть, но куда бы он не посмотрел, он несознательно проводил взглядом по ней. Ему было некомфортно, жарко, во рту сушило, щеки краснели. Так казалось ему, что снаружи не было видно. – Наша смена будет посвящена вашим талантам абсолютно полностью. Будет несколько тематических дней: "день танцев".

Мальчики сразу же отвернулись, изобразив полное отсутствие интереса. Никита не мог это не заметить.

– Вы думаете, что это не для вас? Но, знаете, как красиво выглядят накаченные парни, выполняющие сложные поддержки? – Никита смотрел на здорового как он сам спортсмена. – Но если вас так это и не заинтересовало, то прошу обратить внимание на спартакиады. Также будут: "день поэзии", "день песни" и много чего еще! Каждый сможет проявить свой талант и удивить своих товарищей по отряду и по лагерю.

– Здесь кормят? – Спросил кто-то из толпы.

– Так, проснулись. Правильное питание – это основа успеха в любом деле! Здесь отличное питание, сбалансированное! Рацион был подобран с учетом возрастных особенностей, а также ваших предпочтений диетологами. Кто это спросил?

Из-за спин детей показалось улыбающееся лицо Жени, который ужасно хотел есть, и его живот урчал так, что распугивал чаек, сидящих на прибрежных скалах.

– Есть еще у кого-нибудь вопросы? – Обычно после этой фразы педагога, ни у одного ребенка не находится вопроса, пускай он и был до этого. Никита сел на свое прежнее место возле Леши, положив пакет на колени. На Лешу прощальным взглядом посмотрела девочка с золотистыми волосами. Не Никитиного ответа она ждала, задавая вопрос. Она продолжила беседу о чем-то своем с подругой, повернувшись к Леше спиной. Женя продолжал шнырять между детей.

– Когда же они уже выйдут, – Леша положил голову на мягкий пакет с детскими вещами. Где-то в шагах двухстах от этого места плескалось море, лаская берег. Солнце припекало. Леша закрыл глаза. Сейчас он вновь почувствовал легкое головокружение – алкоголь еще склеивал эритроциты в венах. Над ухом жужжал Никита, отвечая на новые вопросы, которые созрели к этому времени у детей. Леша мысленно качался на волнах, все дальше отдаляясь от окружающих, словно лодка, уходящая вдаль от берега, начиная свое дальнее плавание. Море мурлыкало, убаюкивая. Сквозь веки пробивался солнечный свет. Леша сейчас был нигде иначе, как далеко в море, являясь для оставшихся на берегу крохотной точкой на горизонте. Ветер игрался у него в волосах. Нос обжигали солнечные лучи. Нет места лучше на свете, чем то, в котором находился сейчас Леша.

– Выходят. – Разбудил Лешу Никита. Леша осмотрелся вокруг, где уже толпа из подростков была разбавлена малышами. Из медкабинета выходили последние две девочки, Никита уже вставал со своего места, готовясь давать команду старшим заходить. Но за девочками вышла медсестра, пальчиком подзывая вожатых к себе.

– Из чьего они отряда?

– Из моего, – с некой гордостью произнес Никита. Ему нравилось, что у него в отряде есть такая пробивная девочка, как Камилла. Да всем вожатым нравятся такие активные детки. До поры, до времени, конечно.

– Сейчас я осмотрю старших, сводите их покушать, потом снова отправите ко мне этих девочек. Мы с ними съездим кое-куда.

– А что случилось? У них что-то с документами? – Никита был из той породы вожатых, которому не важно, сколько ребенок находится у него в отряде: час или неделю. За своих он готов был, как говорится, порвать любого. Он уже сжал кулаки и готов был бежать к администрации выяснять обстоятельства дела.

– Ничего страшного, просто у них… – она прошептала, – шу-шук.

– Что?

Женя, Леша и Никита наклонились ближе.

Она совсем тихо прошептала: – Вши-и-и.

Никита и Леша резко брезгливо выронили пакеты, а Женя машинально потер ладошки об футболку.

– Мы поедем сейчас сделаем массаж головок. – Медсестра обратилась уже к девочкам. Именно так детям называют процедуру по обработке волос от педикулеза.

Никита подобрал пакеты, а Леша в это время чесал голову. Ему казалось, что теперь все у него зудит и по нему кто-то ползает. Подростки зашли в медкабинет, вожатые остались с малышами.

– А зачем нам массаж?

– Вы не хотите массаж? – Никита ответил вопросом на вопрос Камиллы. – Его всем делают по приезду. Выяснилось, что вам не сделали. Это приятно и совсем не страшно. – Никита посматривал на пакет и думал, как бы самому не отправиться на "массаж".

***

После обеда Леше стало гораздо легче, он развеселился немного. Хотя бы пропало чувство, будто у него не было пищевода, а вместо него стерильный белый кафельный больничный коридор – так сильно оттуда пахло спиртом и другими дезинфицирующими средствами. Все остальные были свежее росы, легче воздуха – как будто они и не пили вовсе. И аппетит у них был в норме, да и лица не такие отекшие.

– Мы когда в общаге собирались, сидели так культурно, не шумели почти. Ну там все вообще шумят, поэтому относительно них, мы то и не шумели вовсе. Постоянно проверки шерстили пьянствующие комнаты. То есть все комнаты вообще. Но у нас был способ, как не попасться. Знаешь систему сигнальных огней? В древности так делали: через каждые несколько километров ставили вышки…

– Ты меня за дауна держишь что ли? Знаю я, как сигнальные огни работают. – перебил Никита.

– Да погоди ты, мне интересно же. – осадил Никиту Женя.

– Так вот, это вышки, на которых зажигали костры в случае чего. Если, допустим, враг нападает у границ, то на самой границе зажигали костер, его видно было на следующей вышке. Те как заметят, то на своей зажигают, и так далее. Эта система быстрее любого гонца, которого, к тому же, могли перехватить и убить. Благодаря этому, в столице практически моментально узнавали, что где-то границу крысы прогрызли. У нас такая же система была. Коридор длинный и не побежишь ведь стучаться в каждую комнату, что проверка идет. На противоположных стенах комнаты были розетки, смежные с соседскими. Если в начале коридора засветилась комендантша, то первая комната подавала сигнала соседям.

– Как?

– Ну как-как. "Шухер", "Атас" и прочее вперемешку с матами. Как же тут не материться? Удовольствие все прервали. А если кто с дамой был? Я помню, сидел такой весь франт, девчонку обрабатывал. Тут проверка. Мы от страха аж протрезвели. Как комендантша ушла, так мы и прекратили посиделки. Она не такая уж симпатичная оказалась, даже напротив.

– Как же ты так не заметил вначале вписки, что она не огонь?

– Да я ее уже подбуханный зацепил, пошел с корешем на курилку после бутылочки, он там себе компашку нашел и свалил, а я эту девчонку зацепил и повел в хоромы. На самом деле, слава всему пантеону, что уберегли меня от той крокодилицы. Вообще, как напьюсь, так становлюсь слаб на передок, в этом моя проблема.

– На задок слаб не становишься? – Никита ударил Лешу в плечо и засмеялся, вместе с подхватившим Женей.

– Как ты?

– Хорошо, спасибо, что спросил. Сам как?

У Леши не получилось метнуть стрелку.

– Иди в задницу. Про что я говорил? А, так вот. Что мы только в общаге не делали: по лестницам варанами ползали, через окна на простынях выпивку на четвертый этаж затаскивали. Даже в душ когда ходили, то все вентили оторвем и местами поменяем. Кстати, кто в душе в общаге не мылся – жизни не видел. Сказка, а не душ. Просто струя толстенная херачит по тебе с потолка, мойся как хочешь. Еще и коллективно моешься. Кабинки – просто разделенные стенками друг напротив друга. Дурь. Поворачиваешься, а на тебя волосатый дядька пялится, пока причиндалы моет. Как в тюрьме, ей богу. Но в мужском еще куда не шло. В женском страшнее ада, мне девчонки рассказывали. Заходишь в кабинку после какой-нибудь бабилы, а там прокладка использованная на стене прилеплена. Я думаю, что это не специально было прилеплено. Просто после использования ее обычно скручивают, чтобы выкинуть. Наверное, тут тоже самое, просто скрученную приклеили, забыли, а она из-за воды распрямилась.

Никита и Женя смотрели на Лешу с улыбками до ушей, периодически выстреливая слюнями от смеха в кулак.

– Вы тупые что ли? Вы с девушками никогда не жили? Они все так делают.

– На стены в душе клеят? – Никита не унимался, доводя Женю до слез.

– Скручивают! Долбанные девственники, ничего я вам больше не скажу.

Никита и Женя шли, держась за животы. Через пару минут они успокоились.

– В квартире, конечно, таких проблем нет. – Начал Никита.

– У тебя вообще похожих проблем нет, ты единственный раз наедине с девочкой был еще в детском саду, когда вы с ней договорились друг другу свистелки-перделки показать. Только она тебя развела, ты ей показал, она над стручком посмеялась и убежала всем девчонкам рассказывать.

– Ух, тупые девки! – Женя показал угрожающий кулак, пародируя Никиту в тот момент.

– Смотрите все, проснулся юморист, – Никита с улыбкой ответил Леше. – Про девок раз заговорили, помню тоже историю. Собирались мы на квартире у одного моего товарища, по-моему, день рождения чей-то был, но не хозяина квартиры. Бутылочки пустеют, я винцо попиваю пакетное, все остальные уже растерялись где-то по периметру квартиры. Заметил я с начала вечера одну деваху, симпатичная вроде. Но только симпатичной она мне казалось всего первых несколько минут вечера, пока выпивать не начали, там она в такую киску превратилась, что поджилки при ее виде начинались трястись от желания. – Никита театрально прикусил кулак, закатывая глаза, – все при ней, все как надо. Я все к ней ближе, все ближе, даже имя ее узнал. Правда, сейчас уже не помню, но это сути дела не меняет. Замечаю, что не у меня одного на нее планы, товарищ мой тоже засматривается и пытается ее разговорить. Она уже плохо разговаривала. Она себе полный бак горючего уже заправила, пила почти полными стаканами водочку – а может и это тоже в ней привлекло, не знаю. Сейчас уже глазёнки ее на одной точке стояли, почти без сознания была. Товарищ мой говорит, мол, пойдем покурим. Естественно, курить я не собирался, но при этом думаю: "еще пять минут, она отключится, можно будет брать тепленькую". Это ведь как говорится: "мертвая женщина еще пять минут женщина". Выходим на балкон, он мне в лоб сразу: "брат, не будем же мы с тобой ссориться из-за какой-то шкуры, верно ведь говорю?". Все верно он говорил, братву ведь не меняют на подобное. "Давай вместе ее оформим по доброй старой схеме сунь-вынь?". А почему бы и нет? Выходим мы с балкона…

– Кхм-кхм!

Вожатые обернулись.

– Мы все еще здесь, вообще-то.

Доселе молчавшая ватага, которая плелась за педагогами, видимо устала слушать пламенные речи.

– И что? – Спросил Леша. – Мы же в ваши разговоры не вмешиваемся. – Леша обратился к Никите, – продолжай.

– Какие дети стали бесцеремонные, мы такими не были, конечно.

– И не говори, чем кончилось-то все? – Слушать тираду о том, какие дети плохие, Леше слушать не хотелось.

– Да ничем, мы выходим, а она вместо того, чтобы окончательно отрубиться, начала рыгать дальше, чем видела. Только и успевали с товарищем бегать тазы опорожнять. – отмахнулся Никита.

– Ух, тупые девки! – Снова повторил Женя с тем же посылом.

***

Дети были отведены в свои отряды, а девочки, которым был назначен массаж, уже покинули лагерь вместе с медсестрой, которая решила обернуться до прибытия следующей волны детей. Лагерь начал оживать. Из окон дач доносились детские голоса. Они знакомились друг с другом, с вожатыми, встречающими их на даче, располагались в своих комнатах, заполняли шкафы вещами.

Начало смены словно весна, приходит нехотя, боязливо. Еще вчера стояли морозы и мир был пуст, земля нагой. Но сегодня цветы жизни потихоньку заполоняли местные клумбы. Все они одинаковы: поникшие, с крепко сжатыми бутонами. У каждого педагога, словно садовника, есть своя клумба. Он следит за ней, как умеет. Он поливает ее в жаркие, засушливые дни и укрывает от излишней влаги в дождливую пору. Задача каждого садовника состоит в том, чтобы обеспечить наилучшие условия для цветов, чтобы они, отогревшись заботой, словно лучами южного солнца, и напитавшись учением и воспитанием, словно влагой, распустили свои бутоны. Именно в тот самый момент, когда покажется самый первый лепесток, станет понятно, что собой представляет цветок, какой он. К середине смены, все клумбы начинают играть всеми цветами радуги, радуя глаз садовника. Но не все садовники – хорошие. Бывают и такие, которые могут затопить цветы, постоянно заливая их водой. Они льют столько, сколько могут, сколько считают правильным. Но не все цветы – болотные лилии, способные оставаться на плаву в таких условиях. Другой же тип садовников, напротив, только и делают, что бесконечно отогревают. Они так же, как и первые, не видят оттенков и с усердием следят за тем, чтобы их цветам было более вольготно. Носятся с ними, как с писаными торбами, забывая о том, что иногда все же нужно поливать. Это просто вылетает из головы, как что-то ненужное или малозначимое. Но не все цветы – кактусы, способные в таких условиях выживать. Как в первом, так и во втором случаях, цветы погибают. Очень жаль, что цветы – это лишь метафора на детей. Дети в таком случае не погибают. Они живут всю оставшуюся жизнь пересушенные, либо залитые воспитателями донельзя. Но получается такое далеко не специально. Всего лишь благими намерениями вымощена дорога. Первые позволяют слишком многое, чтобы дети не нуждались, чтобы им было абсолютно комфортно. Вторые же, наоборот, излишне строги, чтобы дети выросли "людьми" в их извращенном понимании. Все они, так сказать, работают на результат мгновенный, разовый и сию секундный результат. Видят, что ребенок хочет что-то – они либо дают, чтобы удовлетворить ребенка, либо бьют по руке, чтобы он больше не тянул руки. Но очень часто они забывают подумать в тот момент, что будет полезнее для ребенка. Что если какая-то данная вещь действительно не нужна? Что если та вещь, в которой отказали, действительно крайне необходима?

Проходит время, приходит опыт. За плечами некоторых садоводов накапливается много смен. Они уже не впервые видят конец смены и прощаются со своими цветами, которые бесцеремонно срезают с клумбы и отправляют куда-то далеко, чтобы они радовали чей-то чужой глаз. Все старания педагогов отправляются псу под хвост. Какой смысл стараться, если плоды твоего труда все равно никогда не останутся с тобой? Какой смысл ублажать или излишне ругать? Для чего? Потому что мне так удобно? А чем поможет это ЕМУ в дальнейшей жизни? В тот момент, когда в голове воспитателя, педагога, вожатого, родителя впервые промелькнет эта мысль, он становится на путь истинный во взаимоотношении со своим подопечным. Только тогда он начнет соизмерять количество "пряников" и "кнутов". Вот с того момента он действительно будет думать о том, что лучше для человека, который растет. Именно уже для человека, а не для плода своих трудов. Это разное. Что-то мы уже долго разговариваем о ком-то, кто как бы умеет воспитывать и как бы не умеет. О том, кто учится. Давай поговорим о более личном. Осознавать, что тот, кто растет – это не что-то меньшее, что-то малозначительное, по сравнению с самим собой, а такое же как и ты, просто с меньшим опытом – очень тяжело. Это почти невозможно. Ну, ведь так же? Часто ли в ту же секунду, когда Вы не сходились во взглядах со своим ребенком, первая мысль, которая приходила Вам в голову: "он еще глуп, куда ему до меня-то, такого большого и умного"? Не стоит лукавить, именно так Вы и думали. Если я ошибаюсь, значит мне нечего о Вас сказать. Значит, Вам больше не стоит читать дальше. Если Вы продолжили – значит, где-то – хоть и на толику – я прав. Вы не задумаетесь о том, что Вы сами не способны оспорить, переубедить ребенка так, чтобы он понял. Вы не задумаетесь о собственном скудном запасе аргументов. Вы будете думать только о том, какие смешные аргументы у ребенка. Но не надо забывать, что ребенок находится в другой системе ценностей. Для него те аргументы, которые он противопоставляет Вашим, не менее значимы для него, чем Ваши для Вас. То, что для Вас очевидно и на поверхности, ему недоступно в силу возраста. Перенесите Ваше объяснение в иную, доступную для него плоскость. Иногда ведь дети бывают умнее, чем Вы о них можете подумать. Разберу на примере. Для нас с Вами, как и для окружающих в принципе, опасность – кредит в микрофинансовых организациях. Для ребенка опасность – розетка. И знаете, глупых взрослых, которые залазят повторно в эти кредиты – тысячи. Детей, которые однажды ударились, и повторно решили залезть в розетку – нет. В этом случае, даже маленький ребенок умнее большого, такого умного взрослого. Есть одна глупая вещь, которую можно услышать из уст взрослых людей, говорящих это с таким умным видом, чтобы поставить на место зарвавшегося юнца: "дорастешь до моих лет – поймешь" или "я вообще старше, мне лучше знать". Как-нибудь так. Формулировок много – смысл один и тот же. Конечно, звучит многообещающе. Как замечательно, что человек придумал измерять мудрость количеством прожитых лет, но с каких пор синяки на теле – это показатель умения человека защищаться от ударов?

Много говорят о том, что написано кровью: правила на ЖД и т.п., но никто никогда не скажет – и преступно смолчит, конечно же, что все правила педагогики написаны кровью. В зависимости от того, сколько родители прольют крови своим детям, столько эти дети прольют крови своим. И этот бесконечный цикл никогда не завершится – по крайней мере до тех пор, пока есть дети и их родители. Самые великие гуманистические идеи воспитания были уже давным давно написаны, методы отполированы, но все до сих пор придерживаются золотого "кнута и пряника" – варварства и дикости.

К чему я все это вел? К тому, что в отношении своего ребенка нельзя ставить себя выше. Родитель, воспитатель, учитель – это лишь помощник в становлении. Вечный конфликт отцов и детей заключается только в ребячестве старшего поколения, которое устаревает, но падает на землю, словно ребенок, и топотит дряблыми ножками, истекает слюнями и соплями в попытках доказать, что они лучше знают, как нужно делать, думать, жить.

Но без опыта на одном только знании далеко не уедешь в воспитании. Именно тем и полезны цветы, которые из раза в раз срезают: на них ты сможешь отточить свои навыки воспитателя. Но самая большая беда во всем этом состоит в том, что оттачивая навыки, все чаще и чаще ты забываешь проявлять эмоции. Ты забываешь любить детей, ты забываешь сопереживать им, сочувствовать. Да, цветок, взращенный по идеальной отточенной формуле, будет самым сияющим, ярким, жизнеспособным, но он холоден как и тот, кто его выращивал. В этом состоит вся сложность воспитательного процесса для нас, как для учителей, воспитателей, родителей. Нет правильного и неправильного воспитания. Миллионы людей росли в достатке и любви, но становились преступниками. Не меньшее количество людей росло в нищенстве, но вырастало умным и становилось богатым, чтобы больше не возвращаться в нищенство. Опять же, не меньше родившихся в достатке и любви, вырастали такими же любящими и заботливыми. И та же ситуация с теми, кто родился в преступных кварталах, становились преступниками… И так комбинировать можно до бесконечности, ибо предугадать результаты этого процесса мы не в силах. Остается лишь верить и надеяться, что наши с Вами дети вырастут хорошими людьми. Я подчеркиваю, что не такими, как МЫ ХОТИМ, а именно хорошими добропорядочными людьми.

***

Жара начинала спадать, день шел на убыль, но по-прежнему было душно. Даже редкий прохладный ветерок не спасал.

– Сколько там времени? – Спросил Леша.

Женя достал корпорат:

– Уже почти пять часов.

– Нам же, если что, Светлов позвонит? Когда следующая волна приедет?

– Конечно, – уверил Никита, – он же там все автобусы встречает, у него и расписание есть.

– Пойдемте, отойдем в "тенёчек".

"Тенёчек" – золотое место для каждого курящего вожатого. Говорят, старый волшебник однажды заплутал в лесу, спасаясь от стаи разъяренных детей. Слюнявых, кричащих, с липкими ладошками. Страх-то какой! Бежал сломя голову. Под ноги не смотрел. Падал, царапался, плакал. Когда, наконец, истошные вопли остались далеко позади, он сел на пенек и закурил. Как же в тот момент ему было хорошо! Если бы Аполлон догнал Дафну, то не испытал бы и половину того удовольствия, что испытал в тот момент старец. Прошло много лет с увольнения того старца, но паломничество вожатых в это место не прекращается до сих пор. Свято место, как говорится, пусто не бывает. Почему тот вожатый был волшебником? А как еще назвать человека, который нашел где-то на территории лагеря старый диван и приволок в этом место за столовой среди кустов и прочей растительности? Сюда и так тяжело забраться, а еще и диван затащить! Великий был человек. Прометей!

Оплот бездетности и сейчас не был пуст. На диванчике, укрытом от солнца, пузом кверху лежало туловище в черной форме, с кобурой под головой и кепкой на лице.

– Огонь справа! – крикнул Никита.

– С хренава. – пробубнил полисмен.

– Давай, вставай, дай места, чтобы братва села, дабы жопа не висела.

Нехотя, скрипя всеми членами, туловище село.

– О-о, что это тут у нас? Какой значок красивый, – Никита нагнулся к груди полисмена, – "патрульно-постовая служба". Как красиво написано! 6655321 – это теперь твое имя? Так теперь тебя звать? – Никита рухнул справа от него, закинув мощную руку ему на плечо. – Так-с, давайте разберемся. "Служба". Кому служишь, товарищ?

– Родине! – произнес сержант и все четверо прыснули от смеха.

– Дай сигу, бро. – Леша сел справа от сержанта, бесцеремонно щупая товарища на наличие пачки сигарет в нагрудных карманах.

– Пацаны, какие дела? Пришли, разбудили, я тут спал вообще-то.

– Не возмущайся, ты должен нас защищать, а ты дрыхнешь как сурок.

– Ладно, кроме него что ли не найдутся защитнички? – Леша продолжал шарить по чужим карманам.

– Реально, нашего брата здесь больше, чем вашего. Скажите "спасибо" за то, что не спим, не едим – кары ваши толкаем в горочку.

– В смысле? – Спросил Женя.

– Да, расскажи, товарищ Жетон. – подхватил Никита.

– Леха пускай все рассказывает.

– А ты-то откуда знаешь? Я уже забыл про это. – удивился Леша.

– Во-первых, это вчера было, а во-вторых, ты думаешь, у меня рация для красоты висит? – упрекнул Жетон Лешу.

– Так он вчерашний день в принципе плохо помнит. – внес ясность Женя.

– Это верно, тут не лукавишь. – поддержал Женю Никита.

Леша все рассказал, включая ту часть, как Антон скрывался под брезентом.

– Обожаю эту историю, не устаю слушать! Можешь спать спокойно, слуга народа. – Никита щелкнул по козырьку сержанта.

Сержант поправил кепку.

– Это тебе повезло, что вас не спалили, олухов царя небесного. Лично я, не будь ты моим знакомым, повязал бы вас за милую душу!

– С каких пор ты начал радеть за дорожную безопасность? – Никита толкал в бок полисмена, словно игрушку.

– Не за безопасность я, работа у меня просто такая. Мне же тоже хочется хлебушек с маслом кушать, а за таких клоунов, глядишь, что-нибудь от начальства перепадет.

– Не просто так вас Светлов терпеть не может. Есть за что, конечно! – сказал Леша.

– Опаньки! С чего это вдруг? Неужто кто-то из наших ему в утреннюю кашу нагадил?

– Он говорит, что есть за что. Говорит, что когда-то, вся ваша братия к нашим девчонкам приставала, до слез доводили. Даже говорил, что вас поощряли за приставания. Оборзевшие вы, говорит.

– А-а-а, слышал что-то похожее от коллег.

– Неужто вы даже такими штуками друг с другом хвастаетесь? – Женя поднял брови.

– Он сказочник, сразу мне не понравился.

– Я, конечно, защищал тебя, говорил, что ты тогда еще не работал, так что на тебя бочку катить причины у него абсолютно никакой нет. Говорил, что кто-то на того начальника, что все это позволял, настучал, подсидел кто-то, потом нормальный пришел начальник, и он единственный, кто вас сейчас в узде держит.

– Понятно, он все слухи собрал воедино и верит со всей силы.

– А как было на самом деле? – спросил Никита.

– Очень просто. И правда был в нашем отделе такой начальник, козлина редкостный. Так говорят. И сыночек у него такой же. Работал сыночек под своим папочкой, сколотил себе шайку-лейку таких же бестолочей как он сам. Вот они как раз шустрили по всему лагерю, да и не только. Ну, опять же, так говорят. Все близлежащие поселки гоняли только так. Сколько раз нас вызывали – и все сынок тот постарался. Кому из табельного всех кур пострелял, старикашек подзаборных только так лупили дубинками. В протоколах писали, что оборонялись от алкаша неадекватного. Только вот в отчете со вскрытия было сказано, что у него в крови алкоголя не было. Так им еще и премии ежемесячно выписывали. Смешно даже.