Текст книги "Мастера"

Автор книги: Илья Туричин

Соавторы: Лев Куклин,Илья Дворкин,Николай Григорьев,Надежда Полякова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Что прочнее!

Ну, а как ты думаешь, что прочней на поверку – человек или железо?

Сам видишь – над стапелем крыши нет. Нас тут на сборке и жарким солнышком печёт и частым дождичком сечёт.

А если ветерок штормовой с моря ударит? В сильный ветер, в шестибалльный шторм, наши подъёмные краны не работают. Это ясно почему: секцию корабельную на тросах раскачать может да о борт стукнуть.

И в тридцатиградусный мороз люди не работают. Но не потому, что выдержать не могут, а потому, что металл не выдерживает. Он хрупким становится, не тянется, не гнётся, сломаться может.

Морозы – это ещё не беда, а полбеды. Вот как февральские вьюги начнутся – иной раз утром придёшь, так за ночь столько снегу навалит – корабль как огромный сугроб. Поверишь ли, часто к рабочим местам лопатами прокапываемся!

Но труднее-то всего как раз не в морозы, а в самую что ни на есть жару. Зимой-то поневоле двигаться будешь, руками шевелить, ну, лишний разок сбегаешь нос отогреть в дежурку.

А летом? На палубу выйдешь – жарко, прямо сквозь подмётки жжёт, бригада на палубе чечётку пляшет – хоть за борт, в воду кидайся!

А внутри, в отсеках – представляешь, каково сварщику в голой железной коробке с огнём работать? Это же как в паровозной топке получается!

Потому-то слабые люди в сборщиках и не задерживаются. О таких наши мастера говорят: жидковаты они на густое-то дело…

Вот сам подумай и ответь: что же прочнее – настоящий человек или железо?

Железный график

А знаешь, что ещё на корабле из железа? График!

График – это сроки строительства корабля. И висит он на самом видном месте, против нашего стапеля, на стенке дежурки.

В графике этом всё по дням расписано, когда что делать – когда какие секции устанавливать, и когда корабельные машины-дизеля в трюм спускать, и когда винт ходовой навешивать, и даже – когда трубу с мачтами ставить!

Все цеха, все бригады, все сборщики этот график соблюдать обязаны. График – это закон. Корабль – железный, и этот график для нас – тоже железный!

Мы друг с другом, бригада с бригадой, соревнуемся, а все вместе то и дело на график поглядываем.

И только одно-единственное нарушение графика допускается: если какую-нибудь работу быстрее срока сделать. Опередить график!

Вот за такое-то «нарушение» железных сроков мне в восьмой пятилетке и присвоили звание Героя Социалистического Труда. И наградили Золотой Звездой и орденом Ленина.

Самая высокая трудовая награда!

Тогда не я один награду получил. И наши корабли – рудовозы, которые мы со стапеля спускаем, – тоже награду получили – Знак качества. Может, видел?

Маленький значок, а стоит он очень многого!

Всегда этот Знак говорит одно: станок – самый надёжный, прибор – самый точный, а наши рудовозы типа «Балтика» – лучшие в мире!

Ну, а о моей трудовой Звезде что сказать? Иной раз на небо звёздное поглядишь и задумаешься. Особенно – на юге. Там над морем звёзды яркие, крупные, как вологодские баранки… И все звёзды – большие и маленькие, известные и не очень, геройские и не геройские – все людям нужны. Потому что и без одной звезды небо неполное.

А ещё я так думаю: если на моём пиджаке Звезда Героя висит, не мне одному она дана. Ну, персонально-то, выходит, мне, но в неё труд моих товарищей вложен. Вот говорят – трудовой подвиг. Труд – это подвиг тихий, не минутный. Тут всю жизнь надо положить, без остатка.

Тянем-потянем!

Ты, наверно, видел, как канат перетягивают? Есть такая давняя матросская игра-соревнование.

Канат всегда две команды перетягивают – с шутками, с подначками, со смехом, с гиканьем! И вот на первый взгляд – игра, а и в ней для ума загвоздка есть: почему порой слабаки-маломерки команду из силачей перетянули так, что попадали? Ответ простой: тянули все вместе да разом, а одна сила без дружбы – пустой номер!

И так у меня в голове это перетягивание каната засело незаметно, что я работаю-работаю, на бригаду свою смотрю, а сам всё о новом способе соревнования думаю.

Бригадир не просто ведь для того, чтоб кричать: «Давай, давай!». Ему думать положено, как хорошему командиру перед боем. И назад оглянуться, и силы свои взвесить хорошенько, тылы осмотреть и о резервах позаботиться.

Бригада моя – одна команда. А нельзя ли, думаю, разделить моих сборщиков вроде как бы на две команды, раззадорить их? Чтобы и внутри бригады тоже соревноваться! Вот было бы хорошо! Двойное соревнование получилось бы – и с другими бригадами, и внутри собственной, и всё – на пользу общему делу!

Думал-думал, мозговал-мозговал – и решил я свою бригаду по-новому расставить: половину – по левому борту, половину – по правому. Корабельные-то секции и на тот, и на другой борт одинаковые подают. Вот и пусть, прикидываю, левый и правый борт друг с дружкой силой да уменьем меряются. Пусть в работе перетягивают: кто кого?

Левый борт – правый борт

Поставил я Володю Васильева, Виктора Николаева и Валю Михайлова на левый борт. А Юра Ручьевский, Коля Зубанов и Володя Сайгалов по правому борту позицию заняли. Народ они, конечно, разный – и опытом, и характером!

То и дело мне слышно:

– Ну-ка, поднажми, Бугорок малый!

Это Юру Ручьевского за его рост так шутливо прозвали.

Ну, день работаем, два работаем.

Попривыкли мои ребята к новой расстановке сил, друг на дружку поглядывают, правый борт на левый взглядом косит, по нему равняется.

Ну, кто кого?

А я у них, получается, вроде дирижёра. Только не палочкой по дирижёрскому пульту стучу, а иногда и кулаком грохну…

У нас ведь на заводе хозяйство обширное, и один цех за другой, как колечки в цепочке, цепляются. Одно звёнышко в цепочке порвётся – и вся работа у других встанет. Вот и выходит: один – за всех, все – за одного!

Разметчики у нас – вроде судовых закройщиков. Корабль-то одеть надо по мерке, как человека в ладный костюм, чтобы в плечах не жало, на спине не морщило. Вот разметчики сначала гладкие стальные листы для корабля и размечают, раскраивают, словно ткань на костюм.

А уж газорезчики по чертежам, по разметке стальные листы режут, выкраивают газовыми горелками.

Мы с ребятами – это, так сказать, корабельные портные, шьём готовые куски-секции огненными швами.

Вот я – раз для дела нужно – и к разметчикам иду, объясняюсь, и на газорезку заглядываю с мастерами потолковать, а уж с корпусно-подготовительного цеха, где для нас секции окончательно готовят, и вовсе глаз не спускаю.

Чуть где задержка – сразу туда.

– Ребята, – говорю, – вы уж нашу непрерывную цепочку не рвите, не подводите нас, судосборщиков!

Где потороплю, где растормошу – чтобы секции к нам на стапель на сборку непрерывным потоком шли. Так потом и стали называть: «поточный метод сборки».

В общем, как в песне поётся: «Поспевай, не задерживай, шагай!»

Был это в моё время хороший очень фильм – «Вратарь» назывался. Там песню пели лихую: «Левый край, правый край – не зевай!» Ну, а мои ребята эту припевку переиначили по-своему. Подают, скажем, секцию краном, а они её ворочают и сами орут на весь стапель:

– Левый борт, правый борт – не курорт!

Иной день смотришь – на левом борту дым столбом: всё ладится, всё спорится, секция на место словно бы сама собой встаёт, только знай прихватывай!

Ну конечно, Володя Васильев – человек опытный, напористый, он помощник бригадира, моя надежда и опора. Сам семьдесят восемь кораблей спустил. Он Виктора и Валю за собой тянет.

А на правом борту – чуть не полный «завал»! Вроде бы и секция такая же, а попалась с характером – её в сторону потянуло. Поставили, прихватили – а её опять скособочило. Юра Ручьевский, смотрю, от пота мокрый весь, брезентовая куртка на нём аж дымится. Володя Сайгалов своими золотыми зубами не сверкает – не до улыбок, значит, – и словно румянец с лица сошёл. А Коля Зубанов и совсем молчит.

Обходит, обходит их левый борт! Очень это для моих «правых» огорчительно выходит!

И на следующий день «левые» опережают, вперёд явно вырываются.

Я уж тут, честно говоря, думаю: может, мне самому кувалду в руки взять, помочь правому борту? Подхожу, вроде бы нечаянно, – там подскажу, там покажу, там и сам плечом навалюсь…

А потом понял: нет, не так делаю! Обидно это для ребят! Вроде они слабаки какие! Ведь трудовое-то соревнование – вещь очень заводная, азартная!

Сами хотят справиться! Руки есть, а опыт придёт, сноровка появится.

А тут, глядишь, и у Володи Васильева затор случился. Притормозил левый борт! Буксует…

Я смотрю и про себя усмехаюсь: начал правый борт обжимать помаленьку… Догоняли, догоняли, развели пары – да такой ход взяли!

Вот так мы на новом судне и работали, то туда, то сюда успех клонился. Ну, чем не перетягивание каната?

Только такое перетягивание всем на пользу: наш рудовоз рос как на дрожжах!

А потом общую бригадную выгоду во времени подсчитали и ахнули: выходит, где надо пять дней потратить – мы за четыре справляемся! Значит, если на сборку судна раньше пять месяцев полагалось – можно его теперь за четыре собирать! Вот какой выигрыш!

Так и родился лозунг: «Пятидневное задание – за четыре дня!»

А потом и совсем широко размахнулись:

– Пятилетку – за четыре года! Пять – в четыре!

Мой отец говорил: «Любой почин – дороже денег!» А мыто в азарте да в горячке работы ни о каком почине специально и не думали… Да вот получилось – слово дали. А известно: не давши слово – крепись, а давши – держись. Мы и держимся!

Видишь – фотография на стенке? Она давняя уже, тогда нас для «Комсомольской правды» снимали. Верно, молодые все, красивые? Да ты на почётную грамоту внимательней погляди. Читай-ка, что написано: «Лучшей бригаде Министерства судостроения по итогам соревнования «Пятилетке – мастерство и поиск молодых!». Звучит, а?

И я с ними моложе делаюсь, и никакая задача мне с такими кадрами не страшна.

Вот так-то…

Порядок на борту!

Корабелы-корабельщики

Строительство корабля – труд общий. И не одна у нас бригада на стапеле, и не один я на нём бригадир. А кроме меня, Вишнякова, есть ещё Панин да Магдалев, Гатилов да два Ивана – Васильев с Волковым.

Я вижу сразу, где мои товарищи-корабелы работают. Одна бригада «горбушку» ставит – это секция такая особенная, кормовая. Кто «носик» формирует», кто в грузовых трюмах орудует. У наших мастеров да бригадиров поучиться и мне не грех. Взять вот, к примеру, того же Волкова Ивана Кузьмича. Сколько лет я его знаю! Он двумя годами позже меня на стапель пришёл, тоже тридцать лет с хвостиком на заводе работает. Мы с ним давно соревнуемся – он сильный сборщик, отчаянный! У нас в работе – как в беге на длинную дистанцию: за слабым увяжешься – проиграешь, за сильным пойдёшь – честь тебе и хвала. А сильного перекроешь – слава!

Волков со своими ребятами то и дело мне на пятки наступает, просто с ног подмётки режет! Не зевай – а то обставит! И обставлял, конечно, за тридцать-то лет всякое случалось.

Однажды, помню, целый год меня в хвосте оставлял: всё по плану опережает, немного, правда, – то на пять процентов, то на восемь.

Но в этом-то «чуть-чуть», если толком разобраться, настоящий мастер и сказывается!

В школьных учебниках есть такой мелкий шрифт. Желательно, мол, прочесть, но не обязательно. Так и в нашем деле этот мелкий шрифт – добавочка к основному – непременно имеется. Это уж твоё желание и умение, рабочий азарт и рабочая совесть.

Вроде бы – все бригадиры хорошие, а к хорошему-то, получается, кто что от себя добавит: чуточку, чуть-чуть и ещё чуток!

Так и набегает разница!

Прогулка в лесу

Поехал я как-то с женой и дочкой за грибами. Денёк, помнится, хороший выпал, лёгкий такой, солнечный, а не жаркий.

В лесу дышится привольно, капли дождевые на паутинках висят, поблёскивают.

Мне в последнее-то время не часто доводится за город выбираться да по лесу побродить с корзинкой. Может, поэтому так каждая мелочь в память и врезалась.

Сначала мы вместе ходили, далеко не разбредались, женщины друг с дружкой аукались да на каждую сыроежку кидались. А потом я как-то незаметно один очутился, то ли поотстал, то ли, наоборот, вперёд забрёл.

Лес, вижу, настоящий: белый мох под ногой чуть пружинит, брусничник по сухому кочкарнику высыпал и сосна кругом чистая. Стволы – словно мёдом намазаны, жёлтые, звонкие, смолистым духом на солнце отдают. И звенят – ну, словно струны большие медные, так и звенят на ветру.

С грибами, честно скажу, не больно-то мне тогда повезло. Я, не торопясь, по бору этому сосновому, по мху-беломошнику прохаживался, а самому всё мысли разные в голову лезли. И не то что о работе да о стапеле, как в воскресенье в городе, а – шире, вроде бы и не о нашем заводе, а всё-таки…

Вот, думал я, взять этот сосновый лес. Приглядеться если к нему хорошенько, он как большая дружная семья. Здесь и сосны-великаны лет по восемьдесят, по сто. Это вроде бывших рабочих, стариков-пенсионеров. Жизнь у них за плечами огромная. И немного их, а все заметные. Всё повидали – и мир, и войну, и пожары лесные. Выстояли! И теперь весь лес своими ветвями укрывают, за всем сверху следят.

А под ними, на той же родной почве, сосны в самой поре, в средний возраст вошли. Эти куда хочешь годятся: и на рудничную стройку, и на шпалы, и на доски-сороковки. Жаль, что теперь корабли из железа делают, а то бы на мачты их брали. Самый сок, самое лесное богатство!

Они вроде наших мастеров-корабельщиков: люди зрелые, и опыт есть, и силёнка имеется.

Ну, а под ними, как водится, третье поколение – сосенки да соснята. Словно бы дети и внуки, как и у людей.

Вот смотрю да сравниваю – в такой семье лад да согласие, и ягоды созревают, и грибы родятся, и птицы песни поют. Всем польза! Хорошо в такой лесной семье жить!

И на заводе нашем такие семьи имеются, где и дед своё отработал, и отец мастерит или бригадирит, и сын или там дочь уже на рабочее место заступили. Вот, к примеру взять – Сорокины, или Смирновы, или Бирюковы. У некоторых рабочая-то специальность с прадеда началась, а сейчас правнуки на смену подрастают. Настоящие рабочие династии, целые корабельные рощи!

Да и у меня самого так: отец рабочий, и я с женой рабочие, и дочь на том же заводе. Может, и внучка Оленька в меня пойдёт?

Тут, будто бы специально, ветерок понизу пробежал, сосенки молодые пораскачал, они мне и закланялись. Вроде бы – согласны с моими размышлениями.

Мистер Фёдор

Довелось мне как-то за границей побывать, в большой заморской стране. Делегация наша была правительственная: депутаты, партийные руководители, знатные наши трудовые люди. И попали мы на крупный судостроительный завод, к моим, значит, собратьям по профессии.

Так… Слух, конечно, сразу разошёлся, что вот, мол, приехал из Страны Советов рабочий-судосборщик такой-то и такой-то.

Собрались в перерыв рабочие, журналисты, газетчики понабежали. А я в парадном костюме, при галстуке – в гости пришёл, не на работу. Ну, глазами, конечно, с ног до головы меряют, фотографируют. Вопросы задают.

– Верно ли, что мистер Фёдор награждён высшим орденом вашей страны?

– Верно, – отвечаю.

– А верно ли, что мистер Фёдор – член правительства?

– И это верно, – говорю.

– А верно ли, что мистер Фёдор, – допытывается кто-то, – является простым рабочим?

– А вот это не совсем правильно, – уточняю я. Некоторые обрадовались, зашумели: ага, мол, поймали! Тут-то я и добавил, как клин забил:

– Не совсем правильно, потому что я не простой рабочий, а передовой. Орден Ленина не зря ношу! А вот что я – рабочий, так это в самую точку!

По глазам вижу – всё равно сомневаются. Не верят, что простой рабочий – и в правительственной делегации!

Ну, прямо скажу – разгорячился я. Огляделся по сторонам, скинул пиджачок свой парадный, с орденом да со Звездой Героя. Попросил жестами у одного из рабочих его куртку-спецовку: дай, мол, на время взаймы! Прикинул в руке сварочный проводник – снасть-то знакомая, да всё-таки чужая.

– А ну, – говорю, – отойди, а то обожгу!

Примерился глазом – и провёл сварочный шов, как по нитке, хоть на выставку. Очки тёмные снял, спецовку вернул, пиджачок свой надел…

– Зови, – говорю, – проверщиков! Принимай работу!

Тут что поднялось! Рабочие языками цокают, пальцем то мне в грудь, то в шов тычут, по плечам хлопают – я аж приседаю. Рука-то у сборщиков во всём мире тяжёлая!

– Вери гуд, – только и слышу, – вери гуд и два ол-райта! Всё, мол, очень хорошо. Всё в полном ажуре.

Не подвёл я, значит. Не уронил свою ленинградскую рабочую марку. Порядок на борту!

Памятная доска

Такие доски на домах прикрепляют. Мраморные, а по мрамору золотыми буквами написано: «В этом доме жил и работал…» или: «Здесь жил выдающийся русский учёный…» Тогда-то и тогда-то. Ну, имя-отчество, конечно. И фамилия. И все фамилии знаменитые – то ученые, то писатели, то артисты. Жили великие люди, и память о них осталась навечно, и на домах те доски – памятный след.

Но я-то не учёный, не артист и не писатель. Я – рабочий. А свою памятную доску имею! Плавает моя доска! Потому как не на доме она неподвижном, а при моей жизни на живом корабле установлена – в кают-компании танкера «Морис Торез». Выбито на той доске крупными буквами: «В постройке этого судна принимал участие почётный судостроитель Фёдор Васильевич Вишняков».

Конечно, не у одного меня такие почётные доски имеются. Имена и других судосборщиков на них значатся, и по всем морям-океанам разносят они нашу рабочую честь и славу.

День рождения корабля

Нам, корабелам, против других профессий особенно повезло: у нас в году несколько праздников! Только ты эти праздники в календарях не ищи, их там нет. Это наши праздники, заводские, рабочие.

День Рождения Корабля – вот как наш праздник называется! По-нашему – спуск судна.

Кого, спрашивается, на свой день рождения приглашают? Родных своих, друзей, самых добрых знакомых, товарищей по работе. Так или не так?

И на нашем заводе так. Ну, товарищей по работе приглашать не надо: они сами придут, потому что это и их праздник тоже – всех, кто на заводе работает, всех цехов.

А на спуск мы сами приглашаем, кого хотим: с других заводов товарищей и из других городов, а то и из-за границы, а ещё – артистов известных или писателей, художников – всем интересно на спуск поглядеть; с телевидения обязательно приезжают, из газет журналисты. Наш рабочий праздник – он для всего города Ленинграда праздник, для всей страны.

Милости просим в гости!

В день спуска на стапеле с раннего утра стук да гром стоит, звон да грохот. Праздник праздником, а мы, судосборщики, на него в рабочих спецовках приходим.

Ни одна самая хорошая хозяйка, так свой дом перед гостями не намывает, не начищает, как корабелы – своё судно перед спуском!

Спусковая команда под днищем ползает, салазки проверяет да дорожку насаливает, маляры последний блеск на корпус наводят, на палубах последний мусор прибирают. Механизмы проверили, якоря подвесили, флаги разноцветные на мачтах натянули – красота! Порядок на борту!

Главный строитель у нас вроде главнокомандующего. С утра волнуется, приказы да команды по радио отдаёт. Таких команд нигде в другом месте не услышишь – только на кораблестроительном заводе.

Сначала – для проверки слуха – обратный счёт дают, как на космодроме перед запуском космического корабля.

– Пять… Четыре… Три… Два… Один… Внимание! Все готовы? Начать подклинку!

Все, кто под днищем находятся, вся спусковая бригада, враз кувалды подняли, враз ударили, только деревянные клинья запели.

Тяжёлая это работа – подклинка, мокрые мы все от пота, утереть его недосуг, а тут другая команда поспевает:

– Рубить угольники! Убрать бортовые упоры!

Бортовые упоры – это как раз те сваи, на которых корабль, словно дом, стоял. Выбьем упоры – и корабль на салазки днищем совсем сядет. А на корпусе круглые следы от упор останутся – там, где краска не попала.

– Малярам закрасить оголённые места на корпусе! Ага, маляры со своими кистями-валиками пошли, нам передохнуть можно.

Дух перевели – опять команда:

– Убрать кильблоки и днищевые упоры!

Опять мы малярам в последний раз работу даём.

– Проверить под килем!

Это – команда полной нашей готовности. Не забыли ли чего, смотрим, по железному боку своё судёнышко похлопаем на прощанье – и вылезать можно. Чисто под килем! Мы свою работу сделали.

Корабль к спуску готов! Вот он – весь светлый, как ребёнок на материнских ладонях, сияет от радости!

Теперь его только железная узда удерживает – толстая балка металлическая, так и называется – задержник.

До назначенного часа ещё душ принять можно да парадный костюм надеть. Праздник есть праздник.

Вот и трибуна кумачом украшена, и гости сходятся, скоро на берегу возле стапеля живого места не будет. На крыши полезут, на краны подъёмные – кто где примостится.

Болельщики!

А над Невой чайки роем вьются, тоже радостного события дожидаются.

Сидели мы как-то с дружками-корабелами, спуска ждали да на чаек смотрели. Один из старых корабелов и рассказал одну сказку не сказку, быль не быль, а что в его родных краях люди рассказывали. Пока у нас время есть – я и тебе её расскажу, как помню. Она не просто так, а к нашему корабельному делу отношение имеет. Вот слушай.