Текст книги "Парус. одинокий (СИ)"

Автор книги: Илона Волынская

Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Потому, что это твоя бичиха! Ты ее убил! – заорал Роман, глядя в полные непритворного возмущения глаза охранника.

– И правильно сделал, такой жизнью как она, и жить незачем. Я вообще не понимаю, зачем она вернулась? Но даже если я в чем и виноват, так я ведь стараюсь исправить ситуацию, правда? – тоном спокойной рассудительности сообщил охранник, – Когда тут… ну у тебя с ней… ну… все закончится… твой начальник спокойно сможет ее уделать, верно? – с торжеством сообщил он. Похоже, ожидал похвалы за сообразительность.

Нет, точно псих.

– Если со мной что случится, Рико не будет твою бичиху упокоивать, пока тебя ей по кусочкам не скормит, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Роман.

Охранник быстро-быстро, как-то по-детски замотал головой:

– Не-не-не. Я понимаю, он, наверное, расстроится. Может, даже разозлится, хотя чего тут злиться, по моему, все естественно, раз все равно кто-то должен умереть. Поэтому я пока в сторонке пережду. Он немножко успокоится и сразу вспомнит, что с ним – как вы там выражаетесь – гражданские. Он же за них отвечает. Так что приберет твой Рико ту падаль в лучшем виде, а без нее по гостинице можно как по проспекту гулять. Из города мне, конечно, уехать придется… Неизвестно, как я еще новую работу найду и где жить буду… – он вздохнул и снова так укоризненно воззрился на Романа, что тому и впрямь впору было чувствовать себя виноватым: ружье у мужика потерялось, работа тоже, а все кто – все он, Роман.

– Ну ничего, зато живой. – подбодрил сам себя охранник.

– Тебе и так не обязательно помирать, – с тоской сказал Роман. Где-то далеко послышался длинный шаркающий звук, будто по ступенькам проволокли тяжелое тело.

– Никому не обязательно, Рико же предлагал выход, – торопливо добавил Роман, молясь про себя, чтобы ему всего лишь показалось. От страха померещилось, бывает же такое…

– Насчет тюрьмы мы уже, кажется, все обсудили, – строго отрезал охранник.

Звук повторился. Ближе.

Вывернутая кисть невыносимо болела, но все равно никак не выкручивалась из жесткой хватки ремня. Если сейчас не развязаться, он так и не сможет сказать Рико, что его «способ освободиться от любых пут, кроме наручников» далеко не всегда действует. Роман энергичнее закрутил кистью – ну давай же, поддавайся!

– Ты не дергайся понапрасну, больнее будет! – тоном искреннего дружеского совета сказал охранник. И он снова наклонился, ощупывая ремень на запястьях.

На лестнице зашуршало. Охранник так и замер в полусогнутом положении – настороженный, весь обратившийся в слух.

– Я ж тебе жизнь спас, – говорить, погромче, о чем угодно. Никого там нет, никто сюда не ползет, ну задержись еще на минуточку, дружок, не уходи.

– Спасибо, – рассеяно бросил охранник, старательно вслушиваясь в тишину гостиницы.

– Спасибо – это много, вот чтоб ты сдох – будет в самый раз! – прямо ему в ухо гаркнул Роман.

Авось не расслышит новый длинный шаркающий звук.

– Не кричи, – поморщился охранник, – Не видишь, я слушаю.

Хорошо, что не смотришь! Еще секундочку не оборачивайся… Шарканье и шебаршение раздавались уже возле самого порога. Роман бросил быстрый взгляд наклонившемуся охраннику поверх плеча. Сейчас-сейчас. Сейчас башка с глазиком высунется… Господи, как страшно все-таки, аж внутренности корчатся!

– Так, пошел я, – глядя в лицо побледневшему Роману, заторопился охранник. – Вы уж тут сами…

– Да как же мы без тебя… – Роман резко ударил не успевшего распрямиться охранника головой в подбородок.

Попал! Сильно попал! Глаза у мужика на мгновение закатились, он клюнул носом, словно падающий самолет.

Роман оттолкнулся здоровой ногой и врезался в охранника, опрокидывая его на пол. Навалился сверху, прижимая его к бетону и испытывая дикое, свирепое желание бить, бить – и бил, бился головой тому о лицо, в кровь разбивая нос, плюща губы, колотил, не обращая внимания на вспыхнувшую в голове страшную боль…

Из разорванного кармана куртки с мелким сухим шорохом сыпались семечки – сто лет назад, вчерашним вечером, в другой жизни – сунутые ему Янкой…

Жесткий кулак въехал Роману в разбитый бок. И вспыхнул фейерверк. Роман скорчился, не в силах даже закричать. Охранник под ним на мгновение облегченно расслабился, шумно перевел дух – и спихнул Романа с себя.

Шатаясь, поднялся на ноги. Посмотрел на Романа одним глазом – другой стремительно заплывал густой опухолью – и засадил ботинком по простреленной ноге.

Роман забился. Все его тело пульсировало – боль вспыхивала в ноге, тут же откликался бок, потом она охватывала голову, и мучительная волна отправлялась в обратный путь – голова, бок, нога…

Охранник пару мгновение глядел на него, потом отер лопнувшие от ударов губы, зашипел от боли и смачно сплюнул кровавый сгусток Роману в лицо:

– Сдохни, сволочь!

Пошатываясь, он повернулся к корчащемуся Роману спиной, сделал шаг… и замер.

Припадая к бетону, словно вышедший на охоту волк, к нему ползла бичиха.

– Сволочь, что ж ты не предупредил! – с упреком бросил Роману охранник.

Даже несмотря на терзающую его боль Роману стало смешно. Ну да, чего ж ты не предупредил, чтоб я успел смотаться и оставить тебя ей на съедение – своеобразный парень, ей-богу, своеобразный.

Выламываясь нечеловечески угловатыми движениями, то и дело приникая к полу, бичиха неторопливо двинулась к охраннику.

Желтый глаз в алой сетке лопнувших капилляров проглянул сквозь метущие бетон плотные черные космы и пристально уставился на охранника. И было в этом остановившемся взгляде какая-то дикая и одновременно жалкая жажда – так обезумевшая от вынужденного воздержания алкашка глядит на полный стакан водки.

– Буксы-варру-варр… – прохрипело из глубин сального волосяного пучка, – …горят-рр-варр…

Охранник попятился:

– Ты… Пошла… Пошла отсюда, пьянь… Сама виновата… – он все шарил и шарил вокруг себя руками, словно надеясь нащупать канувшее в шахту лифта ружье.

В желтом глазу бичихе вспыхнуло неистовое торжество.

Охранник глухо вскрикнул и перескочив через лежащего Романа, рванул к лестнице, выбежал в проем, затопотал по ступенькам…

Бичиха сильным толчком подбросила тело в воздух, волна лютого смрада растеклась во все стороны, тварь исчезла.

И тут же шаги на лестнице загрохотали снова. Обезумивший от ужаса охранник ворвался в холл, а за ним, нетопырьими крыльями распластав полы старого драпового пальто, летела бичиха. Воздух стонал вокруг нее, окутывая синими искрами вихрящиеся пряди волос, а единственный глаз светился мутным белесым светом.

– Лети проспись! – сходя с ума от невыносимого ужаса орал охранник, – На халяву не наливаем!

Он слепо мчался вперед, прямо на лежащего Романа. Тот попытался откатиться в сторону… Связанные руки откликнулись острой, полосующей болью. Непослушная раненная нога тяжело и бессмысленно перекатывалась по полу, словно была не частью Романова тела, а посторонним мешком, привязанным к заднице.

С разбегу охранник зацепился за Романову ногу – за раненную, конечно. О-у, как больно!

Беглец попытался удержать равновесие…

И рухнул навзничь рядом с Романом.

Торжествующе шипя, бичиха зависла над ним, ее желтый глаз вращался, будто прожектор.

Охранник снова заорал, схватил Романа за плечи и… попытался втащить его на себя.

– Отвяжись… Ты не можешь… Я не такой… Вон пошла! – кричал охранник, буквально ввинчиваясь под беспомощно дергающегося Романа, – Отстань! Его ешь, он вкусный!

– Пусти, придурок, тут тебе не гастроном! – завопил Роман, пытаясь скатиться с охранника, но сомкнувшиеся на его плечах пальцы будто закаменели.

Парящая под потолком бичиха сложила полы пальто и… ринулась прямо на Романа. Широко распахнутый испитой глаз в путанице черных волос словно валился на него сверху. Застыл на мгновение у самого его лица… Сеть гнусно пахнущих сальных волос закрыла все вокруг… Роман снова закричал, слыша, как утончается, вязнет в этой паутине его крик. Мягкие, даже ласковые, омерзительно бескостные пальцы коснулись его…

Романа вырвали из рук охранника, как рассвирепевший до невменяемости взрослый выдирает игрушку из рук ребенка.

Стягивающий запястья ремень с глухим хлопком лопнул. Расчерченные оконными проемам бетонные стены сделали кульбит вокруг Романа, пол прыгнул ему навстречу. Многострадальная Романова голова с размаху приложилась о старый деревянный ящик. Гнилое дерево затрещало. И тут же Роман понял, что если человека часто и помногу бить по башке, даром это никак не пройдет.

Заполнявшую ящик тряпичную труху словно взрывом разнесло. Нечто маленькое, размером с куклу, в высоком прыжке взмыло над ящиком. Приземлилось прямо на Романа – на лицо ему плюхнулись крохотные девичьи ягодицы.

«Вот это, наверное, и есть тот самый «п@дец» – подумал Роман, – Прощайте, товарищи, молодой, подающий надежды сотрудник п@дой накрылся».

Существо оттолкнулось, и мелькая розовыми пятками, кроличьим скоком помчалось через холл – длинные ушки колыхались, белый пушистый хвостик кокетливо подергивался.

Стрелой оно пронеслось между отползающим охранником и наползающей на него бичихой. Воздух гостиничного холла распорол уже знакомый, вибрирующий, буравящий череп, невозможный крик.

Бичиху отшвырнуло прочь от охранника, с силой приложило о бетон…

Стена, у которой лежал Роман, содрогнулась.

Но Роман этого даже не почувствовал. Его и так трясло, казалось, башкой затолкали в розетку. Он раскрыл рот, чтобы не оглохнуть, и тоже заорал. Во всю глотку.

А потом всего стало много и сразу.

Внизу знакомые голоса надрывались:

– Стажер, вы!? Ромасыку, трымайся! – и гулкий, словно из бочки, топот ног по лестнице.

Заслышавшая эти звуки бичиха отчаянно, злобно зашипела и вновь взмыв в воздух, ринулась на охранника.

Тот вскочил на ноги, увернулся, заметался на фоне оконного проема…

В двери ворвался Рико, за ним – Янка, увешанная людьми, словно новогодняя елка игрушками. Подмышками у нее торчали головы как всегда безучастного Сереги и изрыгающего проклятья Славика, над плечом виднелось напряженное лицо держащейся за шею Лины.

– Гражданских на лестницу! – рявкнул Рико. Роман не успел заметить, когда Рико выхватил свой обломанный кинжал, но шилообразное посеребренное лезвия будто само прыгнуло ему в руку. Острие выглядывало из обернутого вокруг него белоснежного платка, словно самая опасная в мире невеста.

Янка стряхнула с себя людей, выдергивая из-за спины огнемет…

На лице замершего у оконного проема охранника невольно отразилось облегчение…

И тогда бичиха зашипела. Ее тело вытянулось в струнку, волосы выстрелили во все стороны, точно поднятые электрическим разрядом. Она со свистом пронеслась мимо Рико и Янки, и будто любящая жена, рухнула охраннику на грудь, обволакивая, окутывая его полами старого драпового пальто. Извивающимися пряди волос пиявками прилипли к его лицу. Они и пульсировали как пиявки: утолщались, наливались, как бурдюки. Раздался звук со свистом втягиваемой жидкости: дорвавшаяся алкашка, наконец, засосала свой вожделенный стакан.

Охранник захлебнулся криком.

Подскочивший Рико с размаху всадил обломок кинжала в обтянутую драпом спину.

Страшное шипение вырвалось из-под волос, бичиха запрокинула голову… Стиснула охранника, будто желая вобрать его в себя и… швырнула себя в пустой оконный проем.

Сплетясь в единое, нерасторжимое целое, охранник и бичиха рухнули вниз.

Окаменевший Рико застыл в проеме, неотрывно глядя им вслед.

– Что там, что? – надрывался Роман.

– Все, – глухо откликнулся Рико.

Роман пополз, чувствуя, что ему надо, во что бы то ни стало надо увидеть, что происходит там, за окном. Раненная нога волоклась следом, расчерчивая серый бетон кровавым штрихом. Над головой у него досадливо охнула Янка, и Роман ощутил, как его поднимают с пола. Янка почти внесла его в оконный проем. Цепляясь за нее, он глянул вниз.

Внизу буйствовали прожектора. Скрещиваясь и расходясь, световые конусы заливали стройплощадку волнами света. И в этих волнах, словно пики атакующей армии, неистовым блеском сверкали острия арматуры. На них, пронзенная насквозь, билась женщина. Ее высунувшиеся из рваных драповых рукавов руки удерживали над остриями беспомощно болтающего мужчину. Красный испитой глаз пристально вглядывался в искаженное ужасом мужское лицо. Пальцы охранника отчаянно цеплялись за удерживающие его руки, а из перекошенного рта рвались отчаянные крики:

– Пусти, пусти меня, сука!

Бичиха укоризненно покачала пучком черных волос, ее утробное:

– Да-ма-варру-варр… – громом прокатилось над всей гостиницей.

И словно ставя точку в затянувшемся споре, она потянула своего убийцу на себя. Острие арматуры скрежетнуло по бронежилету… Что-то хрустнуло, будто орех раздавили… и сверкающая стальная игла проклюнулась у охранника из спины. Его тело содрогнулось, выгибаясь в немыслимой муке… Струя черной крови хлынула на бичиху. Ее ворчливый, утробный смех торжествующе взвился над пустой стройплощадкой. Прожектора погасли.

– Занавес… – судорожно выдохнул Роман и обвис у Янки на руках.

– Рико, що скамьянив, работай! – рявкнула Янка, подхватывая Романа.

Рико вздрогнул, словно приходя в себя после долгого забытья, и быстро крестясь, настойчиво забубнил по латыни.

Роман снова глянул вниз.

Арматурные колья безучастно смотрели в небо. Старые. Тусклые от ржавой рыжины. Пустые. Стройплощадку накрыла серая пелена.

***

– Ото надо тебе было обязательно сюды лизты! Ото без твого присмотра не упокоили бы, – ворчала Янка, спуская Романа из оконного проема. Роман облегченно и благодарно цеплялся за нее: все, все, все кончено, теперь можно и отдохнуть.

Янка опустила его на бетон:

– Зараз, почекай, ще хвылынку… – принялась рыться в рюкзаке со снаряжением.

В лестничном проеме мелькнула женская фигура. Лина заглянула в холл, увидела неподвижно лежащего Романа, забрызганный кровью пол, побледнела до синевы и отпрянула.

С лестницы донесся быстрый шепот, а потом напряженный Линин голос резко скомандовал:

– Стой на месте, Славичек! – и насмешливое, – Только штаны не замочи.

Роман усмехнулся: похоже, Лина не разрешает муженьку заглядывать в окровавленный холл. Нервы его бережет, что ли? Довольно странно для женщины, только что обвинившей мужа в убийстве любовника.

– Пусть сюда идут. – собравшись с силами, прошептал Роман. – Нечего на лестнице одним… Чтоб чего не вышло…

Рико легко соскочил с подоконника:

– Нет уж, пусть остаются на месте! Видит Бог, устал я от наших заказчиков, – фыркнул он, – Не беспокойтесь, стажер, им ничего не угрожает. Да, вы же не знаете! Как только вас …гм, скажем так, похитили…

Роман покраснел – что он, принцесса, чтоб его похищать?

– …наш проводник встал и лишь топтался на месте. Руководствуясь своим опытом, а также кодификатором…

Роман сморщился, как от зубной боли – он это слово уже слышать не мог!

– …рискую сделать заключение, что все чудеса здешних мест нами обнаружены.

Янка вытащила из рюкзака уже заправленный прозрачной жидкостью шприц. Тонкое жало иглы скрылось прямо в ране. Роману на мгновение показалось, что на ногу ему плеснули кипятком…

Сквозь нестерпимую боль гулко доносились слова Рико:

– Собак на выходе упокоим, «возвращенка» и ее убийца отправились по принадлежности, лифт вы уничтожили… Примите мои поздравления, вы первый за всю историю Общества оперативник, сумевший сделать это изнутри…

– Бо бильше ни один козел внутрь не полез, – прокомментировала Янка, выдергивая иглу и накрывая рану пропитанную какой-то жидкостью салфеткой.

– Не по своей же воле. – добродушно возразил Рико, – Как вам удалось прикончить 7/13, стажер?

– С помощью мелкого бытового хулиганства, – прошептал Роман. Боль уходила, таяла, оставляя вместо себя блаженную пустоту. И ноющий бок вроде утихомирился, и голова. Как, оказывается, мало надо для счастья – всего лишь чтоб ничего не болело.

– Це, звычайно, временно, в наш госпиталь все равно придется ехать, пулю доставать… – бормотала Янка, туго обматывая ногу бинтом – почему-то зеленым, словно бы сплетенным из травы. И тут же Роман почувствовал, что нога оживает. Она казалась немного чужой, занемевшей, но он был твердо уверен – встать и доковылять до выхода как-нибудь сможет.

– Як мы в госпитале его рану пояснимо? – Янка отряхнула руки, и принялась паковать рюкзак.

Рико пожал плечами:

– Рана не оккультного происхождения, что-нибудь придумаем. Вы как себя чувствуете, стажер?

– Не болит, – Роман уцепился руками за стенку, попытался подняться. Получилось. Он неуверенно ступил на раненную ногу. Вроде, ничего, и голова не кружится, только вот…

– У меня, наверное, сильное сотрясение мозга. Галлюцинации.

– Яки ще галлюцинации? – встревожено откликнулась Янка.

– Да понимаешь, я все время вижу как кролик с бабскими сиськами третьего размера семечки жрет, – честно ответил Роман и ткнул пальцем туда, где подрагивая ушками, маленькое существо с кроличьей головой и девичьим телом, едва прикрытым обрывками красного комбинезончика, прыгало по полу. Ухватив ручками рассыпанные зернышки, подносила ко рту. Розовый кроличий нос довольно шевелился.

Янка поглядела на Романа недоуменным взглядом:

– Ромасыку, у тэбэ и впрямь щось з мозгами!

Янка залезла ему в карман, и вытащив оттуда горстку оставшихся семечек, протянула на вытянутой руке:

– Ци-ци-ци, девонька! Иды сюды! Ну иды, моя хороша!

Длинные, розовые с изнанки ушки настороженно вытянулись, существо присело, точно кролик, столбиком, готовое сорваться на бег.

– Ну-ну, не бийся, иды до мэнэ! – ласково звала Янка, перекатывая семечки по ладони.

Опасливо пошевеливая усами, созданьице сделало неуверенный шажок… и вдруг одним прыжком вскочило Янке на руки. Пышные женские груди под обрывками комбинезона тяжело колыхнулись. Захрустели семечки.

– Щекотно, – засмеялась Янка, почесывая между длинными мягкими ушками. – Молодец, крыхитка, цього разу дуже вчасно нас позвала, не буду я дивчинку за ушки таскать… Ромасыку, це ж звычайна баньши! Це вона весь час орала!

– Сбежавший у инвесторши голландский кролик, – сообразил Роман.

– Скорее, шотландский, – поправил его Рико, – Крик баньши предвещает несчастье. Люди их не любят, а между прочим, очень полезное существо, если, конечно, не пугаться, а пользоваться.

Разомлевшая баньши трогательно шевелила носиком, обнюхивая Янкину ладонь.

– Надо же… с такой голосиной, а сама – натуральная Банни, – пробормотал Роман, стараясь не глядеть на просвечивающееся сквозь обрывки комбинезона обнаженное женское тело – еще за извращенца примут.

– Ай-яй-яй, як занехаялась тварынка, хиба ж так можно! – Янка с жалостью глядела как баньши быстро-быстро грызет угощение. Она ссыпала на ладонь остатки семечек и вполголоса добавила, словно упрекала кого-то, – Ну все ж любят семечки! Ты ешь, ешь, Банни. Так и будэмо тэбэ зваты, гарне имя Ромасык придумал.

– Ничего я не придумывал, ты что, на вечеринках «Плейбоя» никогда не бывала? Шастают там такие… фигуристые девушки секс-символы. В черных трико, при ушках и с хвостиками на задницах. Их так и называют – Банни. – Роман вдруг усмехнулся, – Прикольное совпадение. Получается, они баньши изображают?

Рико поглядел на него странным взглядом:

– Шестьдесят процентов всех совпадений – результат деятельности Общества… или клиентов Общества! Янка, проводи подопечных к выходу и вызывай такси! Собаками я сам займусь. И нашим догадливым стажером тоже.

Роман изобразил что-то вроде поклона:

– Ты так бесконечно любезен! Не знаю, как собаки, а стажер тебе весьма благодарен, – а голова все-таки немножко кружиться, поскорее бы убраться отсюда. Вот вроде бы и прибрали всю нечисть, а в этом отеле ему по-прежнему не по себе. Словно бы еще на входе положили на грудь одну из здешних бетонных плит, да так и не сняли до сих пор, и она все давит, давит, а сочащийся из серых стен мокрый холод заставляет ежиться и ничто не радует – ни завершение страшное ночи, ни ждущие впереди немаленькие деньги. Тоска, бесконечная тоска, без облегчения и просвета…

Ну хоть Янка весела.

– Ой як гарно, я таки встыгну! – тихонько напевая, Янка закинула за спину рюкзак, сверху взгромоздила огнемет, ухватила за ушки баньши, и оглядела промозглый, серый, измаранный кровью холл почти растроганным взглядом, – Як бы не приезд Эдварда – навить жалко було б уходить! Таке добре мисце ця гостиница, таке приемне! Ни, якщо цей наш Славик «Парус» достроит, я навить прощу ему, що он по жизни такой мудак! Представляешь, Ромасыку, требовал, щоб мы тэбэ не искали! Аж за руки-за ноги нас з Рико хватал! Ледве його жинка в розум привела, я уж думала, придется прибить. Гей, панове заказчики, що сидите як мышки, вперше за всю ночь и не видно вас и не слышно! – Янка выскочила на лестницу, – Радисна новына, все закинчено, вы идете домой! Гей? А де то вы подилыся? Вылезайте! Гей!

Рико насторожился:

– А ну-ка, стажер, что там такое… – крепко подхватив Романа под руку, он поволок его к входу. Гуляющий по холлу ветер засвистел им вслед.

Припадая на раненную ногу, Роман доковылял к лестнице и… остановился.

– Куда они пропали?

Лестница была совершенно пуста. Ни Лины, ни Славика, ни Сереги. Лишь знакомая Линина сумочка тревожным пятном алела на щербатых серых ступенях.

– Что за глупые шутки! – рассердился Рико, – Мадам! Мсье! Где вы?

Ни один голос не откликнулся на его зов.

Роман выпустил руку Рико и цепляясь за перила, похромал вниз. Как-то странно выглядит это сумочка, как-то неправильно. Роман с трудом наклонился и только тогда понял, что именно его насторожило. Кожаный мешочек, за который Лина держалась намертво, словно за единственную свою надежду, казался тугим, плотно набитым, тяжелым. Да он таким и был, разве забудешь, как больно огрести им по башке. А сейчас лежащая на ступенях сумочка была плоской, как сдувшийся мяч.

Роман поднял сумку и запустил в нее руку.

– Не понял, – обалдело бросил он напарникам, – Она ж пустая! – он вывернул сумку на изнанку. На ступени вывалился тюбик помады, тампон и расческа. – А Славик говорил, косметики полно! Его Лина что, косметичку вынула и краситься пошла?

Схваченная за уши баньши распахнула крохотную пасть и в который раз за эту ночь резко, предостерегающе заорала.

***

Янка взлетела вверх по лестнице, к поджидающим ее напарникам. Ухваченная за уши баньши терпеливо болталась в воздухе, по кроличьи поджав крохотные ручонки.

– Нигде никого! – бросила она, – З окон тоже не видно, мов провалились все трое! Ну ладно вже Лина зи Славиком, а цей проводник, Серега? Вин же без приказа никуды не пийде…

Лицо Рико стало жестким.

– Следовательно, был приказ! Янка! Набор для актоскопии, быстро!

– Та деж я тоби его визьму, мы ж не на официйному задании! – искренне возмутилась Янка.

– Cherie мадемуазель пусть Эдварду своему зубки заговаривает, право же, больше пользы для рода человеческого, – злым полушепотом прошипел Рико, – Изволь не делать из меня дурака, думаешь, я не знаю, что ясная панна у экспертов начатый набор выкрала?

– Рико! Та як же тоби не соромно! Я? Выкрала? – Янка решительно уперла кулаки в бока – баньши повисла вдоль бедра, – Я не выкрала! Я позаимствовала. Для дела.

И продолжая ворчать, полезла в рюкзак:

– Вот так лише скажешь, що все закончено, а оно… Ни, опоздаю, точно опоздаю… Ось! – Янка выпрямилась, держа в руках длинную плоскую коробку, больше всего похожую на коробку с красками.

– Ну и куды тут наши десять тысяч баксив смоталыся? – сказала она, доставая из коробки старенькую разлохмаченную кисточку, – Ось побачите, це все Славик…

Наклонившись над местом, где была найдена брошенная сумочка, Янка начала быстро-быстро разметать щеточкой лежащий в коробке тускло отблескивающий темный порошок. Тяжелые, словно ртутные, порошинки неуклюже разлетались в стороны. Сперва Роману показалось, что они просто беспорядочно клубятся в воздухе, скапливаясь над ступенями в небольшое темное облачко. Ничего не происходило. Спросить у Рико, что это они такое делают, или не стоит: может, в кодификаторе все написано, а он пропустил? Роман рассеяно глядел на лепящиеся друг к другу пылинки и… вдруг вздрогнул.

Слепленная из тысяч святящихся пылинок, сквозь серебристое облачко ясно просматривалась затянутая в сапог женская ножка… Пылинки продолжали роиться, облепляя собой нечто невидимое: вот проступил край пушистой шубки, вот показалось что-то… Конечно! Болтающаяся на ремешке сумочка!

– Хорошо, что все трое близко стояли. Сейчас проявится… – тревожно покусывая губу, промычал Рико.

Из глубин облачка проступили три человеческие фигуры. Такое Роман видел только в детстве, когда клал бумагу поверх рельефной картинки, а потом просто закрашивал лист карандашом. Сквозь сплошные темные линии на листке проступал, словно призрачный, контур спрятанного снизу рельефа.

Такими они и были – эти трое: привалившийся к перилам безучастный Серега, топчущийся у дверного проема Славик и Лина у него за спиной.

– А почему мы раньше этой штукой не пользовались? – невольно говоря шепотом, словно мог спугнуть возникающие контурные изображения, спросил Роман.

Рико поморщился:

– У актоскопии очень узкая сфера применения. Только если событие произошло совсем недавно и только если объекты лишены оккультической составляющей. Но тут должно подействовать. Merde, смотрите!

Роман растерянно моргнул – это было самое настоящее «merde». Призрачный силуэт Лины, мягко, словно его перенесло порывом сквознячка, перепорхнул поближе к мужу… Очерченная тусклым порошком рука скользнула внутрь призрачной сумочки и наружу выглянуло короткое тупое рыльце…

– Пистолет! – ахнула Янка. Она замерла, перестав размахивать щеточкой, рот у нее глупо приоткрылся – выражение лица стало как у рыбы, прижавшейся носом к стенке аквариума.

– Янка! – прикрикнул на нее Рико, и она снова замахала щеточкой.

Роману послышались голоса, одновременно гулкие и неясные, так звучит соседский телевизор сквозь стены панельных домов.

– Стой… месте… Слав… Штаны… не… …мочи.

Пистолет прижался к спине Славика, мужчина замер, не осмеливаясь повернуть головы.

Кажется, он что-то спросил, но слова его слились в сплошной неразличимый гул.

Зато ответ Лины прозвучал гораздо отчетливей. Женщина смеялась:

– Что делаю? То самое… что и с твоим… братцем… Избавляюсь от вас, подонк…

– При сильных первичных эмоциях громкость усиливается, – тихо шепнул Рико.

– Первичных? Любовь-ненависть? – уточнил Роман.

– Вы думаете это у них такая любовь? – поднял брови Рико.

– Пистолет… глушителем… – сказал призрак Лины, – Не… рассчитывай… отойди…

Два силуэта, словно бы связанные между собой пистолетом, заскользили прочь от дверного проема – Славик послушался и отступил.

– Десять тысяч уходили, а я тэбэ ногу бинтовала та баньши подманивала! – сквозь стиснутые зубы прошипела Янка.

Зыбкая Линина рука проплыла по воздуху, протянутые пальцы манили, манили… Серегин силуэт медленно отлепился от стены и потянулся к ней.

– Доделай… – прошелестело, – Второго – тоже… Все… получишь… обещала… – и призрачные пальцы легко прошлись по лицу призрачного Сереги, погладили, взъерошили волосы, – Бери… его… Скорее…

И три слепленных из актоскопического порошка силуэта, будто подхваченные дующим в окна ветром, понеслись вниз по лестнице.

– За ними! – крикнул Рико, срываясь следом, – Может быть еще успеем.

– Десять тысяч! – прыгая через три ступеньки, Янка ринулась вниз.

Роман попытался последовать за ними. Перевязанная зеленым бинтом нога тяжело подломилась в щиколотке. Он повис, цепляясь за перила.

– Не догоню, так хоть согреюсь, – бормотал он, медленно сползая со ступеньки на ступеньку. На открытой всем ветрам лестнице и впрямь было невыносимо холодно. И еще жутко. Рико и Янка исчезли, и гостиница возвышалась над ним гигантской железобетонной ловушкой, серые стены смыкались над головой, ему казалось что воздух густеет, будто заматывает его в промозглый, высасывающий жизнь кокон, нашептывая в уши, что выхода нет, остается лишь покориться, раствориться в бесконечном сплетении бетонных коридоров…

На лестнице снова послышался дробный топот – вверх. Из-за поворота все теми же длинными скачками вылетела Янка.

– Ой ты ж горечко! – досадливо сказала она, поглядев на Романа, и сунула баньши ему в руки, – Тримай крепко! Та що ж я вам, nightmare* якась, що вы все на мне перекататься норовите! – и ухватив Романа за пояс, вскинула его себе на плечо.

– Не надо… Оставь меня, деньги упустишь… Я пока тут побуду… – запротестовал Роман.

– Ач, побудэ он… По готелю ошалелая баба з пистолетом вештается… Тэбэ що, на сьогодни вооруженных психов за мало? А бабки я не упущу. Побежали! – и Янка рванула вниз по лестнице.

Мрачно подпрыгивая на Янкином плече Роман понял, что nightmare – это еще слабо сказано. Серые стены скакали у него перед глазами – блин, и чего дети так любят играть в лошадки?

Со всех сторон, словно бетон был пропитан ими, шелестели призрачные отзвуки голосов.

– Только не отпускай его, Сереженька, держи крепко, все получишь, все будет как я обещала… – сочился ласковый, убаюкивающий голос Лины.

– Почему он слушается, почему этот псих безмозглый тебе подчиняется? – яростно хрипел голос Славика, – Крутила с ним, шлюха? Со мной, с Владькой и с этим тоже? С дебилом, с растением!

Отголосок Лининого смеха едва слышно затрепетал в воздухе:

– Он тогда еще не был дебилом… Всего лишь наивным дурачком, таким же, как и вы с Владиком. Я не с вами крутила, мальчики мои, я вами крутила: пока вы там думали, что такие умные, такие важные, такие хитрые бизнесмены. Ты считал, раз я твоя жена, можешь командовать и моими деньгами, и моей жизнью. Владик думал, он со мной переспит, и я его своими акциями против тебя поддержу. Сереженька надеялся, когда он избавит меня от вас обоих, получит компанию в приданное, ну а я…

– Так это ты Владьку? – призрачный крик всколыхнулся в пустоте коридора, понесся, словно бы отталкиваясь от бетонных стен, – …адьку …адьку …адьку. Наняла моего водилу, чтоб убить… …бить …бить …бить.

– Уговорила, – педантично поправил Линин голос.

– Дура! …ура! …ура! – заметалось эхо.

– Сам дурак!

Роман вздрогнул – это огрызнулся не призрачный отголосок восстановленных актоскопией Лининых слов, это рявкнула Янка.

– Бабу злить завжды опасно, а бабу с пистолетом… Куда она его затащила, ця хитра сучка? Може, их вже Рико знайшов? – с Романом на плечах несясь вслед за голосами, бормотала Янка.

А голоса все надрывались, заполняя своим шелестом пустые коридоры:

– Крутила она нами, вертела, дурища… – презрительно цедили стены голосом Славика, – Владьку не надо было убивать, совсем! Ему достаточно было просто войти ночью в «Парус» – и он уже никогда бы отсюда не вернулся! И никто не был бы виноват! Думаешь, зачем я его сюда отправил? Сперва отправил, а только потом вызвал людей, способных очистить эту чертову гостиницу? Я знал, что тут происходит! У меня разные знакомства… А ты… Ну кретинка! Шофера она в киллеры подрядила! Да если б ты не лезла, и Владька бы подох, и убийства бы никакого не было! Нет, ну какая дура…