Текст книги "Парус. одинокий (СИ)"

Автор книги: Илона Волынская

Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Рико устало поглядел на охранника. Ощерившийся – угрожающе и одновременно безнадежно – мужик шарил глазами по стенам, будто надеясь, что выход из безнадежной ситуации прячется в щелях старого бетона.

– Успокойтесь, – мягко сказал Рико, – Мы не скармливаем людей нежити.

– Корпоративна этика не дозволяет, – буркнула Янка.

– Но и вы должны понять… – в голосе Рико теперь явно звучали успокаивающие, но твердые нотки, какими говорят с буйно помешанными людьми и готовыми броситься собаками, – Господин президент Славик и его супруга, при всех их людоедских воззрениях… – с едким презрением выдал Рико и взмахом руки остановил протест, готовый сорваться с губ парочки, – …кое в чем правы. – и тихо добавил, – Какими б они ни были –онине должны отвечать за совершенноевамиубийство.

– Сами виноваты… На ночь приехали… – слабо запротестовал охранник, – Окно ей открыли… Сговорились… – он еще побормотал и смолк под взглядом Рико, низко опустив голову. И так не поднимая головы, с силой бросил, – Полгода уже… И ничего, справляюсь пока.

– В вашей сторожке, которую вы превратили в крепость, – уточнил Рико, – А сейчас вы зашли на ее территорию. Здесь ее дом… – он вскинул ладонь, предваряя крик охранника, – Чтоб вы там не думали, здесь место, которое ваша преследовательница считает своим домом. Вспомните, раньше вы видели, чтоб она вот так исчезала и появлялась?

Охранник помедлил и угрюмо покачал головой:

– Не было такого. Ползала только, как ей, твари, и положено.

– В этих стенах она во много раз сильнее, – тихо сказал Рико. – И пока она не рассчитается с убийцей, выход закрыт для всех. Здесь она станет нападать не только ночью, но и днем. И скорее всего доберется до вас! У вас почти нет шансов, вы это понимаете?

Не отвечая, охранник слепо глядел в стену.

– Но может случиться и так, что она убьет кого-то другого! А я не имею права позволить, чтобы пострадали невинные. Вы понимаете меня? Я не хочу, чтоб вы погибли, но если у меня не останется другого выхода…

– Вот это правильно: с какой такой радости, нам, невинным, страдать? – вмешался Славик, – Короче, мужик: все равно кого-то съедят, так лучше тебя!

– Извольте замолчать! – Рико рявкнул так, что казалось, весь бетонный корпус содрогнулся, а Славик отшатнулся, глядя на него с не меньшим страхом, чем на атакующую бичиху. – Извольте замолчать, пока я не вырвал ваш мерзкий язык! – Рико на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь, тяжело перевел дыхание, – Есть лишь один способ… Он тоже ненадежный, но по крайней мере, у вас появится шанс на спасение. – Рико сделал паузу, вглядываясь в окаменевшее лицо охранника, – Это большой риск для всех…

– Голосую против… – вскинулся Славик и смолк, получив от Янки короткий тычок под ребра:

– Заглохни, электорат, бо твою кандидатуру выдвину. Я ж казала, для гонорару нам и жинки твоей хватит!

– Я попробую вас вытащить, если вы разрушите непреложность права, которое защищает вашу… вашу жертву. – продолжал Рико, – Если сами примите наказание за совершенное вами преступление.

Запекшиеся, словно рана, губы охранника дрогнули и перекосились в невеселой усмешке:

– Это как же? Самому себя выпороть?

– Янка, перо и бумагу, – не отводя глаз от охранника, велел Рико. – Вы должны ничего не утаивая, не пытаясь оправдать себя, сознаться в совершенном вами преступлении. Отдать себя людскому правосудию. Напасть это вашей противнице не помешает, но удержать нас она уже не сможет, вырвемся как-нибудь.

– А потом? – после долгого молчания спросил охранник, – Вырвемся – и что будет с моим признанием?

– Если вырвемся! – даже в страхе перед Янкой и Рико Славик не мог долго молчать – страх перед бичихой пересиливал, – Тварюка эта ползающая нас, значит, порвет… – дернув Лину к себе, прокричал он. Лина немедленно начала выкручиваться из рук мужа – похоже, это самое «нас» ее не прельщало, – А настоящий убийца спокойненько наружу выйдет и признание свое в первом же сортире утопит?

– Здесь не так уж много сортиров, – оглядывая пустые бетонные стены, вздохнул Рико, – Право, защищающее «возвращенцев», обмануть невозможно! Если мы вас вытащим отсюда, вы окажитесь в тюрьме. Не рассчитывайте сбежать. Признание, написанное здесь и сейчас, не позволит. Но вы будете жить!

– Жить, – хрипло процедил охранник, – Смешно. Где жить-то, в тюряге? С урками и бомжами пятнадцать… двадцать лет на зоне пайку жрать?

– Miles pardon, ничего иного предложить не могу. – холодно ответил Рико, по-прежнему протягивая охраннику письменные принадлежности, – Вы умрете – я не позволю никому другому умереть вместо вас, – или сядете. В любом случае, в тюрьме вам не будет хуже, чем здесь!

– Здесь я человек, – глухо ответил охранник, – Не бомж, не зэк паршивый – человек. У меня работа! Мне зарплату платят! У меня дом есть! Я телевизор смотрю – какую сам хочу программу, а не какую вертухай велел! – его голос медленно подымался, срываясь в крик, – Не заставите, твари!

– Держите его! – успел крикнуть Рико, но было уже поздно.

Очень быстрым, профессиональным движением охранник рванул к себе Лину и сунул дуло ружья ей под подбородок.

– Вы, суки, во всем виноваты! У меня все было! Я держался! Полгода держался! Вы, вы приперлись, из-за вас… У-у, сволочи! – он с силой вдавил ружье Лине в горло.

– Стажер!

Крик Рико бросил Романа вперед. Кованное оголовье палки ударило по ружейному дулу, второй конец пошел в лицо охраннику… Тот изогнулся, отклоняясь, выпустил Лину. Хрипящая женщина упала на колени, заходясь истошным кашлем.

– Уйдите от меня! – охранник легко крутанулся… и слепо ринулся прочь.

– Куда! Там лифт!

– Держите его, он нам нужен! – кричал Рико, бросаясь за охранником.

Почти не рассчитывая попасть, Роман метнул свою палку. Кованное оголовье врезалось беглецу между лопатками… Тот рухнул ничком – перегораживая своим телом распахнутые дверцы лифта. Кабина загудела.

Роман свалился на охранника сверху, вцепился, потащил из лифта обратно на площадку… Но охранник извернулся… Многострадальная Романова голова взорвалась, будто фугас в ухо засунули. В глазах помутилось, он чувствовал лишь, как его пальцы скользнули по бронежилету и намертво сжались на жесткой ткани штанов… Романа поволокло…

– Пусти, сука! – хрипело впереди.

– Лифт… Нельзя… – простонал Роман.

Потом его швырнуло, спиной приложило о твердое и холодное, пол качнулся под ногами… В прямоугольном проеме он успел увидеть распластавшуюся в прыжке Янку, ее взлетевшую косу, протянутые к нему руки… Раздалось тихое пневматическое шипение. Пластиковые двери сошлись, жадно поцеловавшись резиновыми губами прокладок у самых кончиков Янкиных пальцев.

До Романа донесся долгий вибрирующий крик – снова заорало затаившееся в гостинице неведомое существо. И тут же Янкин вопль:

– Опять поздно – пиймаю, уши оборву! – на закрывшиеся двери лифта обрушился страшный удар, заставляя пластик выгнуться дугой.

Казалось, кабина в ужасе содрогнулась… К горлу Романа подкатила тошнота. Объект «лифт в преисподнюю», код 7/13, ухнул вниз.

***

– Не двигаться!

Не обращая внимания, на самом деле почти не видя ткнувшегося ему в грудь ружейного дула, Роман приподнялся и сел, напряженно оглядывая узкую кабину. Лифт неторопливо спускался.

Мысли Романа скакали блохами на раскаленной сковороде. Мутный страх мешался с таким же мутным любопытством: он внутри «лифта в преисподнюю», надо же! Никто не знает, что происходит внутри объекта 7/13. Те, кто на свою беду узнавал это, уже никогда не выходили, и никому ничего не рассказывали. «Да и я вряд ли выйду!» – от трезвой обреченности этой мысли Романа передернуло. Он огляделся по сторонам. Цепляясь за стену, попытался подняться…

Над ним нависла перекошенная, измазанная грязью физиономия охранника, самого похожего на демона.

«Глядишь, «лифт в преисподнюю» за своего примет…» – и тут же сильная рука охранника ухватила Романа за шиворот.

– Я что сказал – не двигаться!

Романа прижало лицом к зеркалу на задней стенке кабины, ружейное дуло уперлось между лопатками. В прозрачном стекле Роман увидел свои широко распахнутые глаза…

И еще свои глаза…

И еще…

В прямоугольнике стекла отражалось бесконечное число Романов. Романов в кабине лифта. Романов, прижатых распухшим носом к зеркалу. Они множились и множились, нескончаемой чередой уходя в бесконечность.

Казалось, на противоположной стене лифта висит еще одно зеркало и два прозрачных стекла отражаются друг в друге, плодя вереницы двойников.

Но ведь напротив нет стенки! Там двери, раздвижные двери! На них нет зеркала!

Роман задергался под притиснутым к его спине ружьем:

– Ты слышишь меня или как? Стоять спокойно! – рявкнул ему в ухо охранник, ружье надавило сильнее…

– Пусти… придурок… не до тебя… – пропыхтел Роман и с трудом вывернул голову. Охраник с силой дернул за ворот, приложив спиной о противоположную стенку лифта.

– Не до меня тебе? – ревел он, – Не до меня? А что ж тебе «до меня» было, когда ты языком своим поганым трепал, ты… – с глубокой, подсердечной ненавистью простонал охранник. Ружье вдавилось Роману в горло, заставляя судорожно заперхать. И тут же приклад, коротко без замаха съездил по лицу. Кровь из рассеченной брови залила глаза, ноги подкосились и Роман сполз на пол.

Охранник захохотал.

– Ох и красавец! – ружье взлетело снова.

Роман попытался увернуться… но на плечи навалилась невыносимая тяжесть, что-то крепко придавило его, не давая шевельнуться. Удары ботинок и приклада посыпались градом. Оставалось только закрываться руками.

– Нравится? – охранник остановился, тяжело дыша. Его тупоносый армейский ботинок вдавил ребра в легкие.

– Пусти! – прохрипел Роман отчаянно пытаясь вырваться из удерживающей его невидимой хватки.

– Обойдешься! – рявкнул охранник, сильнее налегая рифленой подошвой.

То, что держало Романа, вдруг исчезло.

– Думаешь, такой умный? – заорал охранник нагибаясь над своей жертвой. Его глаза зажглись сумасшедшим восторгом.

– Ты… не понимаешь… – прошептал Роман, завороженно глядя в пол. Кровь из его рассеченной брови стекала по щеке. Густо-красная капля тяжело упала на пол… и растаяла без следа, как тает снежинка на разогретом радиаторе.

– Да уж. Только ты у нас весь из себя понятливый! – завопил над головой охранник, – В глаза смотри, сволочь! – дуло подбило Романа под подбородок, заставляя его откинуть голову.

Охранник навис над Романом, упер дуло в солнечное сплетение. Его дрожащий палец прижал курок…

Совсем одурел мужик, ни фига вокруг себя не замечает! Сейчас коленом ему в самое дорогое… Роман тяжело сглотнул. Прикольная тогда у него будет эпитафия: «Стажер Общества Роман Белкин сражался и пал по колено во вражеских яйцах». Только дернешься, этот псих сразу пальнет. Надо же так влипнуть!

– Догадался он, сучий потрох! Ну догадался и молчи! – теперь в голосе охранника слышались чуть ли не слезы. – Да, убил я суку! А тебе какое дело? Тебе эта бичиха, что: кума, сестра? Нравилась она тебе, что ли? А, так ты бичих любишь! Под мостами собираешь, погрязнее чтоб, извращенец… – брызги слюны летели Роману в лицо, ружье давило под грудину, в глазах потемнело, Роман начал задыхаться. Отчаянно ухватился за дуло… Охранник лишь усмехнулся и тут же носок армейского ботинка наступил Роману на другую руку. От острой боли Роман дернулся…

Холодный пластик под лопатками содрогнулся. Было в этом содрогании некое сладострастие, словно бы лифт наслаждался чужой болью.

– Бичиха сейчас не причем… – начал Роман.

– Как дружков твоих рядом нет, сразу бичиха не причем стала! – охраннику не интересно было слушать Романа, он хотел говорить, говорить и все тыкать ружьем в пленника, изливая застарелый ужас, унижение, боль, захлебываясь от восторга быть хозяином положения. Впервые – за долгие ночи в гостинице «Парус». – А раньше так очень даже причем была, в тюрягу меня пытались закатать! Бомжелюбы хреновы! Еще хватать меня вздумал!

– Да я тебя спасал, идиота! – пробормотал Роман, косясь на взметнувшееся к его виску дуло, – Ты хоть вокруг посмотри! Ты соображаешь, куда ты залез?

Охранник на мгновение отвел глаза от Романа и наскоро оглядел блестящие пластиковые стены.

В ответ лифт оглядел охранника.

Неужели он не чувствует? Роман ясно, всем телом, зудящей кожей ощущал – лифт смотрел на них! Они быливнутриэтого взгляда, он рассматривал их со всех сторон, буравил затылок с потолка и елозил по подошвам, заставляя судорожно переминаться на месте.

– Если я не придумаю, как с ним справиться… – Роман попытался приподняться.

Удар ногой вбил его в угол кабины, словно бильярдный шар в лузу.

– Ты мне зубы лифтом не заговаривай! – с ласковой укоризной протянул охранник, – Думаешь, еще в чем тебе признаюсь? А могу! Хочешь, расскажу, сколько я таких умников как ты, в Боснии умочил?

Вот сейчас, под ружье наподдать, поднырнуть, дернуть за ноги…

Роман глухо вскрикнул.

Охранника перехватил его резко выброшенную ногу, крутанул… Пластиковый пол прыгнул Роману в лицо. Показалось, он слышит как трещат его собственные кости.

– Еще раз дернешься – сломаю, – пообещал охранник, и его пальцы сжались у Романа на щиколотке, как тиски.

Пол кабины не был таким уж гладким. Только сейчас, уткнувшись в него носом, Роман увидел, что коричневый линолиум испещрен мельчайшими светлыми пятнышками. Пятнышки лежали кучно, будто в узор складывались. Вот вроде бы контур лба, бровь, закрытый глаз… Ну и что, ну и ничего такого, действительно, похоже на лицо, но ведь это всего лишь случайность, обыкновенный брак покраски…

По какой-то едва уловимой, но совершенно несомненной ледяной неподвижности черт Роман понял – это лицо мертвого!

И еще – это было его собственное лицо.

Роман глухо вскрикнул.

На проступающем сквозь пластик лице дрогнули веки. Медленно поднялись. Его собственные – остановившиеся – глаза глянули прямо на Романа. Оценивающе. Как домохозяйка на мясную вырезку.

Позабыв о боли, о вцепившимся в него охраннике, Роман рванулся… Чтобы тут же получить прикладом между лопаток, ткнуться окровавленной физиономией в пол…

Никакого лица в полу не было. Лишь крупные капли крови, похожие на большие темно-красные ягоды, усыпали пластик. Но и они тоже исчезали, словно кто-то невидимый собирал эти ягоды в свою корзину.

Роман застонал, тяжело перекатился на спину и уставился глаза в глаза охраннику, с болезненным интересом изучавшим залитого кровью Романа.

– И на хрена я тебя удержать пытался? – спросил сам себя Роман, разглядывая нависшего над ним противника. Разглядывая безнадежно. И мерцающая под потолком лампочка тоже разглядывала охранника – удовлетворенно. Охранник ежился, тер стриженный затылок свободной рукой, но головы так и не поднял.

– Подписал бы признание – все бы живы остались! А теперь и тебе, сволочи, конец, и мне, дураку, тоже, и еще… Ты хоть понимаешь, гад: ты тут сдохнешь, а бичиху твою сможет только невинная кровь изгнать? – Роман заорал так, что охранник отпрянул, а потом быстро передернул затвор, целясь Роману прямо в кричащий рот, – Пока она кого-нибудь постороннего не пришьет, ее ни пинками, ни святой водой отсюда не вытуришь. У тебя совесть есть? Ты ее убил, а жрут пусть другого?

– Пусть, – с коротким смешком согласился охранник, – Пусть хоть всех вас… Хоть жирдяя бизнесмена, хоть стерву его тощую, хоть психа вашего помороженного…

Да уж, количество психов на одну пустую недостроенную гостиницу прям зашкаливало.

– А лучше всего сучку с огнеметом, жалко, я ее не прихватил.

Действительно, жалко. Ох, если бы этот придурок Янку захватил! Вот кому не помешали бы ни ружье под носом, ни пульсирующая в ноге боль. Соорудила бы она из господина охранника прям на стенке лифта выразительный барельеф! Янка, она барельефы лю-юбит…

– А я буду жить, – издевательски цедил охранник, водя дулом ружья у Романова лица.

– Хрен ты будешь, а не жить, – тускло ответил Роман, отмахиваясь от ружейного дула, будто от надоедливой мухи. Он оперся на ладони, подтянул ставшее непослушным тело, привалился к холодной стене. – Ты так и не понял? Ты, считай, уже труп. Как твоя бичиха.

Пинка в бок Роман и не почувствовал, словно не его бьют.

– Тебе не кажется – долго едем? – также мерно продолжал он. – Пока ты меня избивал, можно не на десять, и не на двадцать – на сто этажей спуститься.

Занесенная для удара нога замерла… Не отводя ружья от Романа, охранник скосил глаза вправо… влево… На физиономии проступила напряженная работа мысли:

– Правда, долго…

– Дошло, наконец, – окровавленным ртом ухмыльнулся Роман.

– Ничего, сейчас… – после долгой паузы пробормотал охранник, и продолжая держать Романа под прицелом, попятился к панели кнопок. Пальцы его зашарили по выпуклым прямоугольникам, охранник снова скосился, выискивая красную кнопку «стоп». Нажал…

Кнопка погрузилась в панель…

– Это чего? Чего это? – ошеломленно пробормотал охранник, не отрывая глаз от собственной руки. Вслед за кнопкой его палец медленно проваливался в пластик, уходил внутрь плавно и легко, словно в пену. И лишь когда рука погрузилась по самое запястье, охранник очнулся.

Ругнувшись скорее удивленно, чем испуганно, он дернулся… Панель не отпускала. Он рванул еще… Уперся коленом в стену, откинулся, потянул… С сухим электрическим треском вырвал руку из панели… Перевел дух, поднес ладонь к глазам, растопырив пальцы…

Послышался легкий треск – так хрустит, разламываясь, тонкий ледяной наст. От запястья к кончикам пальцев побежали тонкие извилистые трещины…

Охранник дико посмотрел на свою руку и тряхнул кистью…

Ладонь отвалилась.

Кусочки кожи осыпались с запястья, пальцев, тыльной стороны руки и с глухим пластмассовым стуком падали на пол.

Кисть мгновенно стала алой, словно на нее красную перчатку натянули.

Охранник орал.

Оцепеневший Роман тупо смотрел на лежащий возле него большой кусок пластика, изогнутый по форме человеческой ладони и казавшийся обломком искусно сделанной куклы – линии руки, мельчайшие складочки кожи…

Пачкая кровью бронежилет, охранник судорожно прижимал к себе освежёванную кисть.

– Ты… Ты… Сволочь! – в один миг позабыв о Романе, он отшвырнул ружье, метнулся к панели… Его здоровый кулак обрушился на кнопки, колотя по всем разом…

– Нет! – Роман вскочил на ноги – вывихнутая ступня полыхнула болью, но он рванул к охраннику и в ужасе схватил его за плечи, отдирая от панели, – Отойди! Не нажимай! «Вызов» не нажимай! Это «лифт в преисподнюю»! Ты представляешь, кто явится на вызов!

Удар локтем в живот отшвырнул его обратно к стене.

– А хоть кто… всех… порешу… – хрипел охранник, его глаза стали совершенно невменяемыми. Он медленно отвел кулак…

Лифт ощутимо качнулся…

Прямой удар тараном врезался в панель. Панель жалобно треснула.

Вокруг вспыхнуло бешенство. Нечеловеческое. Лифтовое: с привкусом горелой смазки и пылающей пластмассы. Быть внутри этого бешенства – все равно что оказаться внутри костра из пластиковых стульев: удушье, боль, ужас…

Охранник и Роман заорали хором.

Словно норовистый конь, смертельно оскорбленный ударом хлыста, лифт встал на дыбы. Охранника впечатало физиономией в пластиковые кубики кнопок.

А лифт уже сорвался с места и с неистовой скоростью помчался вниз, вниз, вниз. Как в падающем самолете, на мгновение в нем воцарилась невесомость. Роман всплыл к потолку. Капли разбрызганной по кабине крови веселой вереницей алых шариков пронеслись мимо. Медленно вращаясь, в их красочную стайку врезались ружье и вывалившийся из кармана нож…

Лифт снова дернулся. Тяжесть вернулась. Роман рухнул на пол кабины…

– А-а-а! – лифт опять рванул. Вращаясь и гудя, будто гигантский волчок, теперь он мчался вверх. Центробежная сила расшвыряла Романа и охранника по стенам, вдавила в пластик. Нож и ружье перекатывались по полу. Сквозь непрерывное вращение Роман увидел, как прижатый у панели охранник бездумно тянется к кнопкам…

– Не трогай ничего!!! – перекрикивая пронзительное гудение, заорал Роман.

Сам не понимая зачем, с невероятным усилием, шаг за шагом Роман двинулся к кнопкам.

– Я… иду… я… сейчас… – хрипел он.

Что «сейчас», зачем «сейчас» – будто он знает, что делать? Никто и никогда не приканчивал «лифт в преисподнюю» изнутри!

Лифт перестал вращаться, Роман отвалился от стены и тут же ударился о нее снова – теперь кабина раскачивалась туда-сюда, как гигантский маятник.

Романа снова затошнило. «Вот сблюю сейчас, будет в тебе вонять, как в любом отечественном лифте!» – мелькнула злорадная мысль. Болтанка прекратилась. Романа отшвырнуло от стены с неистовой силой. Избитое тело отдалось острой болью…

Ружье потерявшимся щенком ткнулось в ноги охраннику. Стремительным движением тот подхватил оружие…

– А ну стой! Стой, гад, стрелять буду! – дергая затвор, проорал он.

– Опять? Нашел время… – безнадежно пробормотал Роман, вжимаясь в стену. Одна радость – если этот псих сейчас его пристрелит, «лифту в преисподнюю» достанется лишь Романово мертвое тело.

Но охранник и не думал в него стрелять, он даже не смотрел на Романа. Ружейное дуло металось, шарило по стенам кабины…

– Стой или выстрелю! – палец согнулся на курке.

И только сейчас Роман понял, что угроза обращена к лифту!

– Не стре… – попытался крикнуть Роман.

Поздно. Спусковой крючок дернулся. Пучок огня расплескался по зеркалу, запахло порохом. Словно в замедленной съемке Роман увидел как хищный, похожий на акулу цилиндрик пули впечатывается в прозрачное стекло… Сжимается, сжимается… И словно резиновый мячик отскакивает прочь.

Ударяясь о стены, все набирая и набирая скорость, пуля заметалась по узкой кабине.

– Банг! – отрекошетила от стены, стукнулась об пол, подпрыгнула, ударилась в потолок, снова в стену… У самого уха туго свистнул воздух.

Охранник шарахнулся в сторону, врезался в Романа… Роман рухнул на пол и ему показалось, что с размаху напоролся на торчащий гвоздь… Но откуда здесь… Он посмотрел на свою многострадальную ногу. По штанине расплывалось кровавое пятно. И бешенный мячик пули больше не носился по кабине. Волна острой, пульсирующей боли накрыла его, заставляя скорчиться на полу.

Лифт остановился. Затопляющая кабину ярость схлынула, но Роману все равно казалось, что он будто рыбка в стакане, погружается в стоячую воду – лифт принял решение.

Нахлынувшее со всех сторон чувство абсолютной, непреложной обреченности, неумолимого конца было страшнее и невозможнее всех предыдущих кошмаров.

Роман забился, всхлипывая от вынимающего душу, тошнотворного ужаса, пополз, волоча за собой раненную ногу.

Замаравшая пластик полоска крови исчезла моментально. Лифт равнодушно взирал на человеческие метания, неспособные ни отменить, ни даже отсрочить неизбежное.

– Сделай же что-нибудь!

Роман даже не сразу понял, откуда доносится этот жалкий скулеж.

– Что? – простонал он, оглядываясь на скорчившегося в углу охранника.

И правда, что? Все-таки нажать «вызов»? Мало ли кто там явится, вдруг с ним можно договориться? Роман пополз к кнопочной панели… Пластик под ним неторопливо зашевелился…

– Ну что тебе надо! – выдохнул Роман, – Я ж тебя не трогал! Я ни один лифт даже в детстве не изгадил!

Что за чушь он несет! Можно подумать, объекту 7/13 не все равно, можно подумать, он жаждет отомстить за своих заблеванных и исцарапанных надписями собратьев…

Пластик вздохнул. Роману показалось, что кабина вроде бы стала меньше. Точно, меньше! Стены надвигались – почти незаметно, но неуклонно.

«Их надо остановить! Отогнать, отпугнуть, да чем же его отпугнешь, кто знает, чего боится лифт… Чего. Боится. Лифт.» – лихорадочное мельтешение мыслей вдруг сменилось четким, ясным образом загаженного лифта в Романовой многоэтажке. Лифта с разбитым зеркалом, исцарапанными стенами, лифта с…

Роман резко протянул руку и гаркнул на оцепеневшего охранника:

– Зажигалку!

Охранник недоуменно уставился в открытую ладонь, но Роману было не до его недоумения.

– Дай, у тебя есть! – выкрикнул Роман и словно удар хлыста, громовое, – Быстро!

Охранник сунул руку в карман и выхватил яркую пластиковую трубочку.

Задыхающийся от боли и обморочной слабости Роман приник к полу – он не встанет, не может, больно, нет! – и скользя пальцами по гладким стенам, поднялся на здоровую ногу. Подпрыгнул ближе к панели – висящая гирей раненная нога отозвалась тягучей, оглушающей мукой.

В каком-то мгновенном наитии Роман мазнул окровавленной ладонью по кнопкам – нравится тебе кровь, пожалуйста! – и тут же в другой его руке вспыхнул огонек.

– Всегда мечтал это сделать, воспитание не позволяло, – зло ощерившись, Роман поднес зажигалку к панели.

Кнопки занялись враз. В кабине остро завоняло сгорающим пластиком, черные прямоугольнички потекли, оплавляясь.

И тогда лифт замер, явно не понимая, что с ним происходит. Потом загудел – и в гудении этом слышались нотки ужаса. Кабина заметалась: рухнула вниз, взмыла вверх… Романа отшвырнуло прочь от пылающей панели – прямо на охранника.

– Отцепись от ружья, придурок! Меня держи! – скомандовал Роман, подхватывая катящийся по полу нож, – Держи, я сказал!

Руки охранника неуверенно вцепились ему в пояс.

И тогда Роман с маху рубанул пластик ножом – крест-накрест.

На гладкой стене появилась крупная буква «Х».

Гудение лифта переросло в подлинный крик.

Скользя пальцами по гладкому пластику, Роман вжался в стену и занес хищно подрагивающий нож:

– Не нравится!? А «игрек» к «иксу» не хочешь?

Пластик стены пошел волнами.

– Держи крепче, если жить хочешь! – скомандовал Роман охраннику.

Вспарывая пластик, нож прочертил на стене глубокую букву «У».

Лифт встал. Стены его сотрясала дрожь – так дрожит загнанное, истерзанное, страдающее от боли животное.

Нож врезал в пластик длинную черту.

Лифт забился в муке. Раздвижные двери задергались, разъезжаясь и сталкиваясь, колотясь друг о друга...

Последняя буква «И» располосовала стену.

Лифт завыл… Стену выгнуло, выталкивая Романа сквозь полуоткрытые двери… Но в самую последнюю даже не секунду – долю секунды – тот успел всадить клинок в стену. Превращая «И» в «Й».

Вой, слышанный им раньше, был ничто. Тень крика. Эхо крика.

Двери лифта не раскрылись – они скорчились, свернулись, как скручивается в огне лист бумаги.

Звуковой волной Романа швырнуло в открывшийся проем, завертело в воздухе… и со всего маху выплюнуло в холл, приложив о бетон площадки.

Охранник плюхнулся рядом, покатился к краю площадки. На мгновение ему удалось задержаться у провала, уцепившись освежеванными пальцами за скользкий бетон…

Послышался его отчаянный крик.

Роман выбросил руку.

Его пальцы сомкнулись на запястье валящегося в шахту человека.

Окровавленная кисть охранника выскальзывала…

Тяжесть рванула налитые болью мышцы…

Белое запрокинутое лицо глядело на Романа из темноты проема.

А в глубине лифтовой шахты тяжело билось нечто громадное, с каждым мгновением наливаясь густым красным огнем.

– Помо… Пожа… – прохрипел охранник.

Интересное кино: теперь, значит, «пожалуйста»!

Молящие, полные животного ужаса глаза мерцали из темноты.

Роман поднатужился…

Из шахты вынырнула вторая рука охранника, вцепилась в край площадки…

Роман перегнулся через край и ухватил охранника за ворот.

Казалось, истерзанное тело взрывается в лютой муке. Тяжесть становилась просто невозможной… Чувствуя, что пальцы сейчас сами собой разожмутся, Роман рванул охранника на себя… Тот хлопнулся животом на край площадки.

В шахте полыхнуло. По ушам словно колотушкой ударило.

Роман зажмурился. Горячий вихрь, полный запаха горелой пластмассы, взвился из глубины шахты…

В последнем безумном усилии выхватывая охранника из провала, Роман поволок его прочь от шахты.

Сгусток огня пронесся мимо них и умчался наверх.

Шахта была пуста.

С упорством муравья охранник полз прочь от темного провала. Походя заехал ботинком Роману по раненной ноге. И замер рядом, мелко дрожа, и со всхлипом втягивая в себя воздух.

Роман слабо улыбнулся, и темнота навалилась на него, словно рубильником выключая сознание.

***

Роман попытался открыть глаза. Веки не поддавались, прилепленные к щекам жесткой кровавой коркой. Роман хотел поднять руку – протереть глаза. Но руки не двигались тоже. Заведенные за спину, они словно сцепились между собой и никак не желали расцепляться. И чьи-то пальцы копошились, касаясь его запястий.

– Очухался? – прозвучал позади смутно знакомый голос.

Роман понял, что должен немедленно оглядеться. Рванул непослушные веки вверх – кажется, слипшиеся от крови ресницы просто переломились.

Перед ним был привычный выстуженный бетонный холл, такой же, как и на остальных этажах. Лишь небо в пустых оконных проемах из черного стало темно-серым. Ночь уходила. Роман даже различил пятна машинного масла на гнилых тряпках, свисающих из позабытого строителями старого деревянного ящика.

На фоне сереющего проема показалась голова охранника. Придерживая Романа одной рукой за плечи, охранник почти бережно прислонил его к стене. Шершавый бетон царапал скрученные за спиной кисти.

– Ты чего делаешь? – хрипло спросил Роман, глядя на нависающего над ним охранника.

– Да я тут подумал… – слегка рассеяно ответил тот, здоровой рукой проверяя крепость стягивающего запястья Романа ремня. Искалеченная кисть охранника была наскоро обмотана тряпками, – Этому твоему командиру, ему же вроде все равно, после чего суку выгонять, да? Если она не меня пришьет, ее можно будет уделать? А я еще и помочь смогу. Ружье с лифтом провалилось, – он укоризненно поглядел на Романа, явно считая его виновным в потере, – но я ее, гадину, хорошо изучил. – с убийственной обстоятельностью продолжал он.

– Нет, спасибо, у нас как-то не принято, мы обычно сами, – торопливо пробормотал Роман, дергая руками. Ремень держал крепко.

– Ну как хотите, мое дело предложить, – охранник вроде даже надулся: не ценят, а он ведь от чистого сердца. – Я тогда за углом подожду. Ты не волнуйся, все быстро будет, – двумя руками он взялся за Романову штанину. Треснула плотная ткань, – Скоро почует, – удовлетворенно кивнул он, разглядывая кровоточащую рану, – Они на крови все помешанные, знаешь, как чуют? – поделился он с Романом, – Я один раз сдуру на стройплощадку с порезом сунулся, так даже собачки взбесились, а ведь мы с ними всегда по нормальному. Я тогда еле до сторожки добежал, – и он усмехнулся воспоминаниям. – Или поближе к лестнице тебя переложить? – он вдруг задумался, – Она обычно оттуда приходит.

– Мужик, ты охренел? – свистящим шепотом спросил Роман. Происходящее не укладывалось у него в голове. Значит, пока он валялся без сознания, этот придурок связал ему руки и… Роман просто не верил, что это происходит – с ним, сейчас! Невозможно! – Ты меня бичихе скормить хочешь? Вместо себя?

– А почему я, собственно, почему я-то? – возмутился охранник, – Почему вы сразу решили, что именно я тут крайний? Почему я должен избавлять вас от бичихи?