Текст книги "Семейные тайны"
Автор книги: Илона Хитарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Александр Николаевич должен был бы радоваться, что сын послушен его воле, но он не был доволен. Что-то омерзительно липкое, неприятное осталось у него в душе после этой истории. Иногда ему казалось, что он сломал сыну характер, заставил отказаться от предназначенной ему любви. В другие минуты он злился на сына за то, что тот оказался так омерзительно слаб и не смог пойти против воли отца. Он, Иванов, в той ситуации должен был, просто обязан был поступить так, как поступил. Он не имел права благословлять сына на такую авантюру, как женитьба на Жанне. А вот Егор… У него-то был выбор! Александр Николаевич был уверен, что, окажись он в возрасте и ситуации Егора, ни за что бы не поступил так, как поступил его сын…
Потом Егор женился на Лене, той самой белой мышке, рассказавшей ему «всю правду» о Жанне. С тех пор, сидя за обеденным столом, Александр Николаевич всегда невольно сравнивал суетливую, «вечную девочку» с красавицей Жанной и думал, какие бы красивые у него были внуки, если бы она была их матерью…
Нет, Жанна не пропала… Она скорее всего даже выиграла из-за того, что не стала женой Егора. И может быть, именно эта история сделала ее более рассудительной и циничной, добавив шарма ее удивительной красоте…
Много лет спустя Иванов видел ее в Лос-Анджелесе. Специально нашел, встретился… С тех пор они не теряли друг друга из виду – раз в год поздравляли с праздниками и днями рождения. Он чувствовал свою вину, а Жанна, у которой все сложилось хорошо, не держала на него зла – он был интересен ей как человек и напоминал о покинутой родине и юношеской ностальгии. Конечно же, Егор об этом не знал…
Сын сильно изменился с возрастом: тонкие черты обрюзгли, фигура располнела. Из красавца, каким он был в юности, Егор превратился в импозантного, но в общем-то вполне заурядного субъекта средних лет с чиновничьей внешностью. Чем-то он даже стал напоминать суетливую и невзрачную Леночку…
Именно после истории с Жанной отец стал медленно, но неуклонно садиться сыну на шею. Почувствовав природным инстинктом старого вожака, что молодой самец ему не опасен, он стал постепенно «выкачивать» из сына то, чего не хватало ему самому – энергию, физические силы. Как-то незаметно Егор превратился для отца в дополнительный «аккумулятор». Отлично управляя его интересами и потребностями, Александр Николаевич считался с мнением сына даже меньше, чем в юности. И каждый раз, когда у него это получалось, когда он умудрялся в очередной раз повернуть судьбу сына так, как ему хотелось, он на него злился. Злился за то, что тот оказался настолько пустым, мелким и беспомощным, ничуть не похожим на него самого…
Мог бы Егор обворовать своего отца? К сожалению, мог… Но об этом думать не хотелось.
Александр Николаевич чувствовал, что его голова начинает разламываться от «думанья». Процесс, обычно доставлявший ему только удовольствие, стал раздражать, стоило только Иванову коснуться неприятных мыслей… Чаша весов между Егором и Лизой неминуемо склонялась в сторону сына, но верить в это Иванов не хотел…
И как всегда, когда ему предстоял сложный выбор, он привлек спасительную мысль, к которой прибегал всю свою жизнь: должен быть третий выход, должен. Иванов не верил в полярность мира, в «белое и черное». Он был из тех людей, которые, оказавшись в комнате без окон и дверей, проходят сквозь потолок… Да и почему, собственно, он так зациклился на этих двух фигурах? Столько народу бывало в доме, столько людей могли взять деньги…
Санкт-Петербург, август 1996 года.
Даша
Марта уже ждала меня в кафе на Литейном. Дойти туда от Фонтанки было делом пяти минут, но Марте, жившей на Лиговке, добираться было еще проще.
– Ну как, жалеешь, что я прервала твои газетные изыскания? – спросила рыжеволосая стервоза, пуская в потолок тонкую струйку дыма.
– Не очень, – честно призналась я, – сама не знала, что хочу найти…
– Так это все для новой работы? – небрежно, как будто и не интересуясь вовсе, полюбопытствовала она.
– Не совсем, – ответила я, уже понимая, что придется рассказать все. Не раз уже жизненный опыт мне подсказывал, что излишняя откровенность с Мартой чревата неприятностями, но подкупало ее неподражаемое умение слушать… Зеленоглазая ведьма была умна и умела так точно и к месту прокомментировать мои слова, что только ради одного этого с ней стоило дружить…
На этот раз Марта молчала в течение всего рассказа, а затем подвела краткий итог:
– Значит, ты думаешь, что видела в Москве того самого типа, который в начале 70-х годов плел интриги против твоего деда?
– Ставшие причиной смерти моего отца… – добавила я.
– Ну, это вопрос спорный, – поправила меня точная до педантичности Марта.
– Я знаю.
– И именно поэтому ты решила попробовать восстановить события в порядке их очередности?
– Наверное…
– Это могло бы быть весьма интересно, – мечтательно произнесла Марта, – соединить известные факты и воспоминания с газетными заметками и наблюдениями современников… Из твоей истории роман можно писать, но пока я, честно говоря, ни черта не понимаю: два каких-то типа интригуют против известного академика, причем, если верить тебе, на самом деле интригует один, а второй как бы просто за ним приглядывает в силу своей близости к компетентным органам. Так?
– Ну так…
– И кто-то ворует деньги, причем академик думает, что это его жена или старший сын, а Лиза вроде бы видела шныряющего по квартире Гошу… И при чем-то здесь Олег Баженов, загулявший, между прочим, не с кем-нибудь, а с моей матерью…
– Ну ты ведь и так об этом знаешь!
– Да уж, Лариска рот на замке держать не умеет, – сказала Марта, и я уже в который раз удивилась ее манере называть свою мать по имени… – Но все же, если решишь записать эту историю, не забудь изменить имена…
– Непременно… Но сначала надо как следует разобраться во всем… Ты не хочешь мне помочь?
Марта помолчала, внимательно глядя на меня из-под рыжей челки:
– Наверное, хочу… Ты ведь знаешь, и у меня есть в этом деле свой интерес…
– Хочешь узнать, имеешь ли ты отношение к Баженову?
– А ты бы не хотела узнать, кто твой настоящий отец, если бы не знала этого наверняка?
– Конечно, хотела бы! Но ты же сама сказала, что Лариса с тобой достаточно откровенна…
– Только не в этом вопросе! Папашку она подставлять не будет: раз написано в паспорте «Марта Куликова» – значит, так тому и быть…
– Придумать бы машину времени да подслушать, о чем эти интриганы трепались – наверняка всю жизнь семьи Ивановых вдоль и поперек вывернули…
– Не думаю, что их интересовала Лариса, она ведь тогда не имела никакого отношения к семье… Скорее они судачили о том, кто взял деньги…
Глава 6
– Ну что? Нас можно поздравить с первым успехом. Виновник кражи в доме академика найден.
– И кто это, если не секрет?– чернявый от любопытства даже вытянулся вперед, стараясь в темноте рассмотреть глаза своего приятеля. Уже не первый раз ему в голову пришла мысль, что пора бы им было изменить место традиционных встреч. Уж слишком неудобно было наблюдать за реакцией собеседника в этом вечно погруженным в красноватый полумрак помещении. Кудрявый херувим был из тех, кто «думает глазами», и для него малейший нюанс мимики собеседника значил очень многое. Другое дело – блондин: тот, казалось, мог провести весь вечер, глядя в темную, украшенную непонятной картиной стену.
Но на этот раз фарфоровые глаза смотрели прямо на него:
– Деньги, дружище, украл тот, кто их потратил на следующий день. Ну скажи, если у человека денег вчера не было, а сегодня появились, откуда они?
– Да мало ли… В долг взял…
– А если речь идет о валюте? Да еще не о самой распространенной?
– Не самая распространенная – это какая?
– Итальянские лиры.
– Да, – присвистнул брюнет, – не часто у советского человека в кармане лиры оказываются.
– Вот именно. Вчера мой спецагент… Угадай кто?
– Галочка, – хмыкнул черноглазый.
– Вот именно, Галина Павловна,– со значением произнес блондин, – Галина Павловна просила своего парикмахера Жору, может, знаешь, известный в богеме тип – совмещает стрижки с мелкими валютными махинациями – сказать ей, если кто-то лиры продавать будет. К великой радости Жоры, буквально в тот же день к нему обратился самолично Егор Иванов, попросив обменять три бумажки по пятьсот тысяч лир.
– ?..
Блондин без слов понял невысказанный вслух вопрос собеседника:
– Именно такие купюры пропали у академика…
Лара лениво снимала с волос бигуди, глядя на себя в огромное дореволюционное трюмо. Рядом лежал шикарный прибалтийский фен – зависть всех ее подруг. Огромное круглое основание заканчивалось шлангом, похожим на шланг пылесоса, к которому можно было присоединить прозрачную шапочку. Удобно и практично.
Лара думала о том, что все утро Максим ходил какой-то злой, а потом внезапно повеселел. Выяснилось, что их приглашают на дачу к Иванову. Лара уже приготовилась покапризничать, сказать, что ей выше крыши надоело это семейство, но передумала. Ведь там, кажется, будет Баженов.
Вчера Лара увидела Баженова впервые. Но, Боже мой, сколько она уже знала о нем! Олег Григорьевич слыл не только обаятельным человеком, но и опасным сердцеедом, неуловимым вечным холостяком. Отправляясь в гости к Иванову, Лара заранее предвкушала это знакомство. Самоуверенная, вечно скучающая, она шла на «Баженова», как заядлый охотник на медведя – старательно подготовившись, с безумным азартом и блеском в глазах.
В этой охоте у нее не было никакой определенной цели. Она не искала ни нового мужа, ни внебрачной связи. Не было у Лары и корыстных интересов. Это был просто спорт. Она хотела только кратковременной победы, триумфа. Видеть его поверженным у своих ног, хвастать подругам, что свела с ума мечту всех московских женщин и отказалась от того, чего так хотят другие… В жизни женщины Лара не видела иного смысла, кроме возможности украсить стену как можно большим количеством качественных мужских скальпов. А скальп Баженова стал бы украшением в ее коллекции…
Вначале все получилось даже лучше, чем она хотела. Дурацкая выходка мужа и ее справедливый гнев стали для Баженова поводом обратить на нее внимание. Ей даже практически не пришлось ничего делать…
Конечно, Лару огорчил его быстрый уход. Она не ожидала, что Олег так быстро струсит и постарается сбежать. Саму ее возможная встреча Куликова и Баженова у них дома совсем не пугала, скорее казалась забавной… Такого не случалось в жизни еще ни у одной из ее подруг…
Баженов был не первым трофеем Лары – но первым, с кем пришлось зайти так далеко, изображая «настоящую» страсть. Лара заранее поняла, что обычные средства здесь не подойдут, потому и пустила в ход «тяжелую артиллерию». Эта победа ее интересовала слишком сильно.
Обычно Лара ограничивалась только поцелуями, разыгрывая сюжет как по нотам: показать свою заинтересованность, намекнуть на возможность взаимности, заставить «заглотить» наживку – а затем аккуратно отойти в сторонку. И все.
Дальше уж сам «трофей» начинал караулить под окнами, совать в почтовый ящик стихи и подбрасывать на порог цветы. Эти знаки внимания развлекали Лару и помогали держать в тонусе мужа, неустанно напоминая о том, как ему повезло с женой.
Впрочем, больше всего Лара дорожила не его мнением, а мнением своего женского круга – матери, подруг, родственниц. Там ее поведение не только одобряли, но и считали достойным подражания. Лара, в восемнадцать лет «заарканившая» перспективного партийного работника Куликова, и без того пользовалась немалым авторитетом, а победа над Баженовым подняла бы ее на недосягаемую высоту.
Лара подошла к шкафу и начала старательно выбирать платье. Это она делать умела. Юная красотка прекрасно знала, что нужно надеть, чтобы понравиться приемной комиссии в институте, и что – для того, чтобы завоевать мужчину. Для поездки на дачу она выбрала простую длинную темную юбку и непритязательную облегающую блузку – впрочем, отлично подчеркивающую ее формы. Завитые волосы заколола на голове шпильками. На первый взгляд ее наряд был скромен и строг, но Лара знала: когда гости встанут из-за стола и разбредутся по дачным дорожкам, прическа сама собой начнет разваливаться, и тогда, пользуясь неформальностью обстановки, шпильки можно будет убрать. Широкие шаги заставят расстегнуться пару-тройку пуговиц, украшающих юбку от подола до пояса, и прикуют внимание к ее стройным ногам почище мини. Лара называла этот образ «растерзанная монашка» и знала, что он придает ей больше привлекательности, чем любой другой. К тому же мнимая благопристойность хорошо защищала от критических замечаний престарелых матрон. В случае чего всегда можно было сделать изумленно-смущенную физиономию и быстро застегнуть пуговички – все равно они скоро расстегнутся!
Лара подхватила сумку и, победно оглядев себя в зеркале, направилась в коридор. День обещал быть интересным.
Гоша и Настя стояли на крыльце гостиницы, вглядываясь в утренний туман. Егор не имел привычки опаздывать, и они вышли на улицу заранее, но утренняя прохлада и еще не отпустивший их сон делали ожидание неприятным.
Почти минута в минуту из-за угла вынырнула машина Егора. Рядом с ним впереди сидела Лена, сзади виднелась высокая фигура отца. Гоша галантно открыл перед Настей дверь, и она села в машину, практически угодив в объятия Александра Николаевича. Гоша последовал за ней.
Все обменялись приветствиями.
– Едем? – Егор явно ждал приказа от академика.
– Едем, – Александр Николаевич посмотрел в глаза устроившейся рядом с ним Насти.
– Ну как выспались?
– Спасибо, плохо… – безобидные слова почему-то прозвучали как дерзость. Все давно привыкли отвечать на подобные вопросы одним словом: «хорошо».
– И почему же плохо? – решил уточнить Александр Николаевич.
– Самочувствие неважное…
Лена невольно оглянулась назад, чтобы бросить осуждающий взгляд в сторону Насти. Никогда в жизни ей не приходило в голову обременять академика проблемами своего самочувствия.
– Да? Что же случилось? – Голос Александра Николаевича звучал чрезвычайно заботливо, по нему никак нельзя было догадаться об истинном отношении академика к словам Насти. Что-что, а нормы этикета отец всегда выдерживал блестяще…
Настя бросила быстрый взгляд на Гошу, и он понял, что она готовится сообщить Александру Николаевичу главную новость. Он слегка кивнул ей, подбадривая. Гоша, правда, никак не ожидал, что Настя сразу возьмет быка за рога. Но это его ничуть не смутило. Ситуация была вполне подходящей, да и к главной теме Настя подвела академика очень удачно. Получалось, что не она ему что-то сообщала, а он у нее выспрашивал, что произошло.
Настя перевела взгляд на академика и улыбнувшись ответила:
– Ничего особенного… Просто в моем положении…
Услышав о «положении», Лена, уже не скрываясь, развернулась всем корпусом назад и уставилась на Настю.
Настя и Александр Николаевич молчали. Он, видимо, ожидал, что она скажет что-то еще, она, напротив, оставляла ему возможность задать вопрос.
Академик сдался первым. Мгновенно сменив задумчивое выражение лица на самую искреннюю улыбку, он радостно произнес – правда, обращаясь не к Насте, а к сыну:
– Гошка, никак, вы меня внуком решили порадовать?
– Скорее внучкой, мы девочку хотим… – поспешила уточнить Настя.
Лена мгновенно обменялась взглядом с Егором, и он прекрасно ее понял. «Какая разница, кого ты хочешь, дурочка, если этот ребенок будет внуком Иванова?» Впрочем, Лена, естественно, не произнесла этого вслух.
Казалось, что Александр Николаевич вообще не заметил, что сказала Настя. По-прежнему продолжая разговаривать только с Гошей, он произнес:
– Ну ты меня, сын, порадовал. У Егора сын и у тебя! Сразу два внука. Как назвать-то, думали?
– Нет еще… – ответил Гоша, и Настя почувствовала себя обиженной – они с Гошей много раз обсуждали, что у них будет дочь и назовут они ее Дашей.
– А помнишь, Гош, – Александр Николаевич развернулся боком к двери, чтобы лучше видеть лицо сына, – у меня был друг, Сергей Кирейко. Хороший парень. На войне погиб. Может, назовешь своего Серегой?
Лена и Егор закивали головами, всячески поддерживая идею, а Гоша нерешительно вымолвил:
– Ну, возможно.
Настя, еще с утра больше всего на свете боявшаяся реакции академика на их новость, вдруг почувствовала, что кровь прилила у нее к голове. Почти неконтролируемая ярость заставила ее поднять голову и впиться взглядом в серые глаза Иванова. Она была в бешенстве. Этот старый хрыч обсуждал ее ребенка и придумывал ему имя, совершенно не интересуясь ее мнением. Хорошо поставленным голосом она жестко выцедила сквозь зубы:
– Это будет девочка, и мы уже решили назвать ее Дашей. А имя Сергей мне не нравится, и, даже если будет сын, я его так не назову!
Лена снова повернулась на сиденье, чтобы скрыть усмешку. Положительно эта Настя на редкость глупая и невоспитанная особа.
Гоша пожал плечами и тоже отвернулся к окну, показывая, что ему эта дискуссия безразлична. Вмешиваться в спор между отцом и женой он не хотел.
Иванов же ничего Насте не ответил и, поудобнее устроившись на сиденье, как ни в чем не бывало обратился к Егору:
– Баженов-то когда Лизу обещал забрать?
– Да почти одновременно с нами приедут. Пока мы за Гошей заезжали, Лиза как раз должна была успеть все собрать…
– А что, там много? – уточнил Александр Николаевич таким тоном, как будто он сам с утра не видел, как Лиза закручивала широкие бидоны с шашлыками, упаковывала мешки с овощами и картошкой, сортировала бутылки с вином и лимонадом.
– Четыре коробки плюс бидоны, – ответил Егор, тоже сделав вид, что не знает о том, что Иванов с утра сам просил Баженова забрать Лизу, так как им с ее скарбом в одной машине не уместиться…
Настя, зажатая между Ивановым и Гошей, не имела возможности отвернуться к окну и была вынуждена смотреть прямо на дорогу. Она снова уловила в словах академика и его сына пренебрежительное отношение к себе. «Пока мы за Гошей заезжали», – сказал Егор, как будто она была не чем иным, как приложением к своему мужу. Вконец расстроенная и злая, Настя нашла единственный возможный выход: просунула руку под локоть Гоши и прижалась к его плечу. Он тут же, не поворачиваясь, обнял ее, и она почувствовала, что на сердце стало гораздо легче. Пока Гоша рядом, все остальное – сущие мелочи.
Баженов выгрузил на кухне многочисленные коробки и, предоставив разбираться с ними Лизе и соседке по даче Антонине Петровне (она же помощница Ивановых по хозяйству), вышел на веранду. На улице было сыровато, но погода обещала быть замечательной, почти летней.
Закурив сигарету, Баженов наблюдал, как к крыльцу приближаются Максим с Ларисой. Максим улыбался, а Лиза в черно-белом наряде с тонкой зеленой косынкой на шее выглядела точь-в-точь как одна из весенних березок перед домом.
Баженов сердечно приветствовал Куликова и чуть снисходительно кивнул Ларисе. Максим отметил этот жест, столь не похожий на вчерашнее внимание Олега к его даме. Для Максима пренебрежительность Баженова по отношению к Ларе была явным свидетельством того, что вчера Олег крутился возле нее лишь из желания оказать услугу приятелю. Чувство благодарности снова нахлынуло на Куликова, и он тепло поприветствовал друга.
Лара лучше понимала причину поведения Баженова и расценила его как раз в свою пользу. Внешнее желание оттолкнуть было признаком того, что невозмутимый Олег Григорьевич относится к ней с определенной опаской и, следовательно, вовсе не равнодушен к ее чарам.
Обворожительная и любезная, как Вивьен Ли в роли Скарлетт О'Хара, она бросилась к Баженову:
– Олег Григорьевич! Я вам так благодарна за вчерашний вечер. Как любезно с вашей стороны было довезти меня до дома… Максим, ты представляешь, я пыталась уговорить Олега Григорьевича выпить со мной чашку кофе, но он даже отказался переступать порог квартиры… Ах эта мужская дружба! Наверное, не хотел тебе давать даже малейший повод для ревности!
Баженов, усилием воли удерживавший на лице самую любезную улыбку, смотрел на своего влюбленного, довольного жизнью друга и очаровательную щебечущую Лару и чувствовал неизъяснимое желание дать в челюсть одному и ногами избить другую. Он подумал, что желание избить женщину, пожалуй, испытал второй раз в жизни. Предыдущей «дамой» была немецкая снайперша, которую они со старым другом Тишковым мечтали отследить два месяца и поймали только после того, как Тишков встретил ее очередную пулю… Лара очень сильно напоминала Олегу ту хорошенькую белобрысую снайпершу. Она наносила свои удары так же продуманно и метко, попадая в самое уязвимое место в его душе.
Для фронтовика Баженова не было более святого понятия, чем мужская дружба. В течение нескольких военных лет его жизнь полностью зависела от порядочности тех, кто оказывался за его спиной, и ничего более мерзкого, грязного и противного, чем предательство, он представить не мог. Он много раз рисковал жизнью ради друзей, стремясь лишь к одному – сохранить совесть незапятнанной… И вот теперь эта молоденькая наглая девчонка в теплый мирный апрельский день просто и ясно дала ему понять, как легко и дешево он предал своего друга… Баженов так ненавидел себя и Лару, что почти ненавидел и Куликова. Как мог этот дурень так безоглядно любить эту сучку, так уверенно впустить ее в свой дом, так искренне доверять ее словам… Баженову хотелось взять Максима за плечи и трясти его до тех пор, пока этот безмозглый осел не поймет, что происходит рядом с ним…
Впрочем, Олег Баженов был достаточно умен и достаточно долго жил на свете, чтобы не понимать бессмысленность попыток открыть глаза Максиму. И потому он, скрипя зубами, улыбался ему, Ларе… Апрельский день шел своим чередом…
Олег отбросил окурок и зашел в прихожую, которая после улицы показалась очень темной. Лара тут же скользнула за ним, а Максим задержался на крыльце. Баженов почувствовал, как его щеки коснулись шелковистые волосы, и она шепнула:
– Мы ведь еще встретимся, Олег Григорьевич?
Баженов мгновенно обнял ее за плечи и в той же манере, что и Лара, с нежным придыханием прошептал ей в теплое ушко:
– Непременно встретимся, Ларочка, но только на моих похоронах!
Отпустив, даже оттолкнув ее в темноту, он распахнул дверь комнаты и шагнул в свет. Через пару минут вошел Максим. Лара почему-то так и не появилась – наверное, вышла в противоположную дверь, через кухню.
Баженов повернулся к Максиму. Как всегда, решения он принимал очень быстро:
– Максим, я в среду еду на охоту с компанией Леши. Не хочешь со мной?
Максим одеревенел на пороге. «Компания Леши» была группой крупных правительственных чиновников, которые на охоте обычно решали многие кадровые вопросы. Приглашение Баженова было просто сногсшибательным подарком. Он сам лишь недавно и вопреки субординации был принят туда, а уж Максиму такая компания и вовсе не светила. Сам факт, что он хотя бы один раз появится в их кругу, мог многое определить в карьере Куликова. Это был королевский подарок.
Баженов, видя потрясение Максима, похлопал его по плечу:
– Я не такой уж добрый, как тебе кажется, так что не комплексуй…
В самом деле, никому и ни при каких обстоятельствах он не собирался оказывать такие услуги… Но сейчас это было правильное решение. Улыбаясь другу, Олег чувствовал, что железные тиски немного отпустили сердце. Чувство вины стало отступать…
Академик кокетливо обнял супругу за плечи:
– Погуляем?
Лиза не менее кокетливо улыбнулась ему и подхватила со стула пуховый платок. Они вышли из дома и направились по широкой асфальтированной дорожке вниз, в сторону небольшого озера.
Какое-то особенно радостное весеннее солнце создавало ощущение праздника. Издали было видно, что маленькое озеро сверкает, как горсть стекляруса на хрустальном блюде. Черные, с легкими светло-зелеными побегами деревья казались искусным рисунком на шелковой ткани. Воздух был наполнен особым, ни на что не похожим весенним запахом. «Запахом надежды», – так назвала его однажды Лиза.
Александр Николаевич улыбался, ничем не показывая, что, собственно, ради этого момента и затеял весь сегодняшний выезд на природу. Он хотел, чтобы Лиза расслабилась, и был готов, воспользовавшись ее весенним настроением, узнать у нее все необходимое. Не ожидавшая никакого подвоха, Лиза радостно улыбалась солнцу и поправляла локоны у виска.
Когда они отошли от дома достаточно далеко, Александр Николаевич остановился, взял Лизу за плечи и, повернув ее к себе лицом и не меняя нежного и улыбчивого выражения лица, спросил:
– Лиза, на что ты потратила деньги?
Лиза растерялась. У нее возникло ощущение, какое бывает только в кошмарных снах – радостная картинка счастливого дня разлетелась на кусочки, а взамен возникло что-то удивительно неприятное и тягостное.
Лизе часто казалось, что ее муж обладает какой-то нечеловеческой проницательностью. Вот и сейчас она никак не могла понять, откуда он узнал о ее проблемах с деньгами. Ей и в голову не приходило, что на самом деле вопрос академика был всего лишь годами отработанным приемом. Выдавая подозрение за уверенность, Александр Николаевич ничем не рисковал. Вопрос был настолько расплывчат и неконкретен, что его всегда можно было обернуть в шутку или переадресовать к какой-либо второстепенной, незначительной проблеме. С другой стороны, Иванов знал, что за любым человеком всегда водится такое количество мелких грешков, и, если его взять в оборот, он что-нибудь да расскажет.
Если бы Александр Николаевич спросил Лизу: «Какой из своих денежных «грехов» ты считаешь наиболее существенным?» – она бы, наверняка стала уворачиваться или просто не поняла бы вопроса. Теперь же, застигнутая врасплох (Александр Николаевич чувствовал это), она была готова выложить ему все.
Академик видел, как побелело ее лицо, и заметил, как на глаза навернулись слезы. Она определенно чувствовала себя в чем-то виноватой. Иванов испытал облегчение. Значит, это все же она. Она, а не Егор взял деньги. К счастью, он ошибся…
Почувствовав, что Лиза вот-вот заплачет, он решительно встряхнул ее:
– Только без слез. Лучше расскажи все сама.
Поняв, что, расплакавшись, она только рассердит его еще больше, Лиза начала сбивчиво объяснять про свои покупки и наряды.
На удивление, Александр Николаевич слушал ее совершенно спокойно, не выражая никакого гнева. Ей казалось, что он чуть ли не доволен ее признанием. Его спокойствие понемногу передалось ей, и Лиза почувствовала, что успокаивается.
– Почему ты не сердишься? – спросила она, заискивающе глядя в глаза мужа.
– Ну, это все так понятно. – Иванов утешительно обнял жену за плечи. Он в самом деле был доволен ее признанием и даже чувствовал некоторые угрызения совести из-за того, что еще ночью был уверен в виновности Егора. Оставалось только уточнить детали.
– Когда ты взяла деньги?
– Ну, ты мне сам дал… – недоуменно ответила Лиза.
Он ее нетерпеливо перебил:
– Это понятно. Я спрашиваю, когда ты взяла деньги из моего кабинета?
– Из кабинета?
Александр Николаевич с удивлением увидел, что она снова готова зарыдать. Не дожидаясь истерики, он попытался ее успокоить и начал снова терпеливо выпытывать:
– Ты растратила деньги. В субботу шкатулка была уже пуста, а тебе надо было купить продукты на вечерю. Я спрашиваю, в какой момент ты взяла деньги из моего кабинета?
– Я не брала деньги из кабинета!!! Ты что, считаешь меня воровкой? – От обиды у Лизы высохли глаза. Он отскочила от мужа и теперь стояла подбоченясь, напоминая готовую броситься в атаку дикую кошку.
Академик почувствовал, что он чего-то не понимает:
– Лиза, где ты взяла деньги на продукты?
– Отнесла украшения в ломбард… Временно… Ты разве не заметил, какое платье на мне было вечером?
Александр Николаевич почувствовал, что он сейчас сойдет с ума от ее «женской логики»:
– При чем здесь платье?
Лиза начала терпеливо и внятно ему объяснять:
– Я специально к этому вечеру заказала лилово-фиолетовое платье, с которым хорошо смотрелся твой фамильный аметистовый набор – сережки, колье и браслет. А на вечере я была в желтом платье и янтарных украшениях, потому что набор утром отнесла в ломбард!
Иванов понял. С трудом сдерживая ярость, он посмотрел на жену:
– Этим украшениям почти сто лет, их мать всю войну хранила, а ты, значит, в ломбард сдала…
– Саша, дорогой, – Лиза умоляюще посмотрела на мужа, – я бы его обязательно выкупила через неделю. Ты бы мне дал деньги на хозяйство, и я тут же бы его выкупила…
– Я вам не «дорогой», Елизавета Дмитриевна! – Казалось, что глаза Иванова готовы испепелить ее насквозь. – Я вам не «дорогой» – повторил он снова. – А вы, позвольте вам сказать, необразованная провинциалка и дура! Квитанцию!
– В сумке, в доме. – Лиза от страха не говорила, а шептала слова. Никогда еще она не видела Александра Николаевича в таком бешенстве.
– Поехали! – больно ухватив ее за руку, он потянул Лизу к дому.
Через пятнадцать минут машина Егора неслась по залитому солнцу шоссе. Все молчали. Взгляд академика не отрывался от бесконечной полосы дороги до тех пор, пока возмущение и злость не сменились воспоминаниями о бабушке, частью почерпнутыми из маминых рассказов, но больше – достроенных собственным воображением.
Юлия Коломенцева, 1888 год.
– Джули, вы должны мне поверить, три восьмерки – это определенно к счастью. —Она даже сквозь перчатку чувствовала, как горячи руки Мишеля: ему удалось поймать кончики ее пальцев.
Джули смущенно вырвала ладошку и, чтобы сгладить резкость этого движения, стала осторожно поправлять на груди тонкое кружевное фишю:
– Конечно, я вам верю, Мишель! Но не пора ли нам возвращаться к дому?
– Мы ушли всего полчаса назад, неужели вам уже надоело?
– Нет, но родители будут беспокоиться…
– О том, что вы вот уже битых полчаса гуляете по парку собственного имения с женихом, которому они собираются вас доверить на всю оставшуюся жизнь?– В голосе Мишеля прозвучало легкое раздражение, ему в последнее время часто казалось, что поведение Джули продиктовано не столько естественной для девушки скромностью, сколько нежеланием выходить за него замуж…
– Возможно.– Джули решительно не желала замечать его недовольства.
– Так вы желаете идти домой?– Мишель чувствовал, что закипающая в нем ярость не позволит избежать очередной ссоры. Он знал, что ссориться с Джули за два дня до долгожданной свадьбы было бы глупо, но ничего не мог с собой поделать. Он так спешил встретиться с ней, так мечтал об этой чудесной прогулке под ясным июньским небом – и вот тебе раз! Оказывается, у его феи совсем иные планы, и общество горничных ей приятнее встречи с женихом, которого она не видела уже более двух месяцев. Мишель чувствовал острое желание немедленно вызвать кого-нибудь на дуэль и всадить в него пару-тройку пуль.
