Текст книги "Я, подельник Сталина (СИ)"

Автор книги: Ильфат Янбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

А отец тем временем самолично разложил каждому по тарелкам жирные куски мяса – калъя. Да, многие в деревне все еще по-старинке предпочитали брать лакомые куски руками с общего блюда. Мархаметдин же, чистоплотный от рождения, охотно перенял новую для них привычку. А наваристый бульон был загодя разлит по большим пиалам. Оставалось только сдобрить на свой вкус курутом. Объедение! Даже удивительно, как русские обходятся без этой приправы. Ведь от жирной пищи многих тошнит, как выражаются башкиры -«душа бултыхается», а с кислым курутом – душа и тело радуются доброму мясу.

Не спеша и молча, очень плотно покушали. Взрослые – степенно, Габдулла же – поблескивая глазками так усердно работал челюстями, что дедушке раз за разом приходилось подкладывать в тарелку новые куски. При этом одобрительно приговаривал: «Плох тот работник, у кого при еде уши не шевелятся!» Если верно такое наблюдение, знатный из внука получится работник. Дождавшись, пока и у юноши от обильной еды вконец не осоловеют глаза, Имаметдин начал разливать по тустакам (деревянным чашам) бузу. В доме имелись расписные «заводские» чашки, такие нарядные, глаз радовали, однако отец кумыс и бузу пил непременно из тустака. Надо пояснить, это в Туркестане бузу готовят с изрядной толикой хамера (алкоголя), порою даже белену с дурманом добавляют. Конечно, от такого пойла любой одуреет и «бузить» начнет. Наша же – вкуснющее снадобье, хоть ведрами пей, только здоровее и разумнее станешь.

Смакуя кисло-сладкий вкус, мужчины приступили к беседе. Патриарх обратился к младшему сыну:

-А расскажи нам, сын мой Имаметдин, что творится в мире, ты же недавно и в городе побывал.

Молодой учитель не успел произнести ни слова, затараторил вездесущий Фатих:

-Мархаметдин-абый! Я сегодня с утра был в комитете бедноты. Все зовут, зовут на свои заседания, а я туда не хожу. Босота, голодранцы, бездельники, им бы только поорать! Ситца в лавке нет, а они что-то орут. А сегодня пошел, свата надо было увидеть. Вот и пошел. А там большой начальник с города приехал, в яловых сапогах. С бумагой из самой Москвы! Говорит, сейчас будет Башкортостан от моря и до моря! Всех русских выселят в Рязань, кто не захочет – на каторгу! Туда им и дорога!

...скользкая тема. Конечно, и речи не было, чтобы воевать именно против русских. Но старшие сыновья Мархаметдина некоторое время состояли в Башкирском войске... Смутное время было, пришлось жестко схлестнуться с белыми. И с красными, и с дезертирами. Ой, не зря в народе говорят – худая собака лаем кровопролитие накликивает! Как бы не со зла, по глупости своей сосед беду в дом не привел! Мархаметдин поспешил резко пресечь разыгравшееся было красноречие Фатиха:

-В прошлом году земской доктор на ноги твою жену поставил. Его в каторгу? И в Верхоторе у тебя «знакум» есть, Кузьма Петрович. И его с детишками малыми в Сибирь сошлешь? Быть такого не может! Уважаемый сосед, что там правители решат, сами скажут. Не пристало нам, зрелым мужам, заранее приплясывать, покуда музыка не заиграла. Подождем, обдумаем, что скажут, тогда и поговорим.

С испокон веков соседствуют башкиры с татарами и русские. Стихийным образом в незапамятные времена возник такой институт народной дипломатии, как «знакумы». Почти каждый справный хозяин дружил домами с какой-нибудь русской семьей. По наследству получали, случайно знакомились, общее дело объединяло или общая беда – без разницы, главное – так проще и правильнее было жить. Останавливались друг у дружки, когда приезжали по делам, выступали переводчиками и представителями интересов приятелей в своих общинах, обменивались подарками и так далее. Особо умилительно, зачастую плохо знали язык друг друга, но что значат слова, когда сердце распахнуто настежь! Вот и Фатих всецело озаботился судьбой своего «знакума», заторопился домой. Хозяин не стал уговаривать еще посидеть, надо было обсудить с сыновьями хозяйственные дела. Снарядил внука сопроводить гостя, заодно велел занести к ним свежей убоины.

-Ишь ты, русские ему помешали! Можно подумать, это не он давеча так заскирдовал стог, насквозь дождями пробило и сено для своей единственной коровушки у тебя, отец, выпросил! Сгнило все! Что, русский должен был ему справно стог метать? – возмутился было бы один из сыновей. Но Мархаметдин мягко его остановил. Осуждать человека, когда его самого нет рядом – никого не красит. Даже если все сказанное – правда. Тем более, таков уж человек Фатих – собака на улице брехнет, он это за новость выдает. Давно привыкли к его пустопорожним сенсациям. Посмеялись и забыли. Беседа потекла по привычному руслу: кому ехать на базар, по какой цене продавать излишки пшеницы, когда какую животину резать.

Когда спровадили всех гостей по домам, Имаметдин поинтересовался:

-Отец, а почему ты так рассердился, когда дядя Фатих попросил в долг? Ясно как день, ни рубль не вернет, ни гривенник. Но ты же ему всегда помогаешь.

Снова тень пробежала по безмятежному лику старца.

-Так ведь не в долг просил, в рост! Сам знаешь, это великий грех.

Учителя ответ не удовлетворил. Прекрасно знал, отец не был догматиком. Его иман (вера) был тем и несокрушим, что каноны совпадали с внутренними убеждениями. С рациональным разбором благости или пагубности каждого деяния. Мархаметдин правильно расценил многозначительное молчание сына, счел нужным разъяснить свое видение.

-Ты же знаешь, как силен был Белый Царь, сколько вокруг него алпаутов вилось. И все рассыпалось в мгновение ока. Почему? А все потому, когда ростовщики берут верх над купцами, над учителями и докторами, над ремесленниками и крестьянами, даже над воинами – такая страна обречена... Не спасут ее ни жандармы, ни пушки со скорострельными ружьями.

Чуть подумав, продолжил:

-Многое мне не нравится в Советской власти. Однако помянешь еще мои слова – она крепко встанет на ноги. Страна станет сильной и могучей, справедливости станет больше. Большевикам хватило ума укоротить ростовщиков.

...вся страна постигала азы политэкономии. Имаметдин не был исключением. И за «Капитал» брался. Не осилил, запутался в ворохе мудреных фраз и терминов. Но все равно разбирался куда луче записных агитаторов новой власти, добиравшихся до деревень. Смена формаций общества, борьба классов, конфликт производственных сил и производственных отношений – все логично и не противоречит личному опыту молодого учителя. Отцовская трактовка великих и трагических событий, сотрясавших Россию, показалась несколько наивный. Но виду, конечно, не подал. Внимательно слушал мягкий говорок старца.

-Знаешь, сынок, лихоимство запрещено не только для правоверных мусульман. В село Скворчиха как-то довелось беседовать с русским священником. Он говорил, и у православных, и у иудеев ростовщичество – харам (запретное деяние). Вот ведь как Всевышний заботится о своих рабах, за тысячи лет заранее предупредил, какой кровавой смутой может окончиться лихоимство.

Как ни почтителен был сын, его передернуло от слова «раб». Сколько крови пролито, сколько людей загублено ради свободы! ...Но если начистоту, молодой человек и сам малость недопонимал. До гражданской войны никто из них не страдал от отсутствия свободы. Денег не хватало, пахотных земель, пуще всего – знаний. Темного человека любой невзлюбивший столоначальник сживет со света, любой лавочник надует, как следует не устроишь свою жизнь... Так ведь никто и прежде не чинил препятствий к образованию. Но, тем не менее, свобода прежде всего! Башкир или татарин со смертного одра вскочит и схватится за оглобли, если заслышит, будто кто-то намерен лишить его свободы. Так уж получилось, предки никогда не были рабами. Плененными, униженными, нищими, побежденными – сколько угодно, рабами – никогда. Зачем жить, зачем оставлять потомство, если враг лишил главного дара Всевышнего – права выбора, низвел до уровня бессловесной скотины... Вот потому-то башкиры и родственные им татары благосклонно приняли призывы большевиков к свободе, равенству и братству. И отвернулись от Колчака, закостеневшего в своем великодержавном шовинизме. Как знать, чья бы сторона взяла верх в Гражданской войне, не будь безрассудно отважных конников Башкирского корпуса, чуть позже – Башкирской группы войск. Ведь чаши весов колебались то в одну, то в другую сторону. А отец все про рабство...

Мархаметдин без слов понял молчаливый бунт сына. Не рассердился, наоборот, ласково потрепал его по волосам.

-Быть рабом у Всемилостивого и Всемилосердного – самому стать чуточку милосерднее... Дети Адама не могут быть не рабами. Один – раб серебра и золота, другой – гордыни, третий – лени и невежества. Большевики все говорят о свободе, но и они рабы. Рабы своей мечты: силой принести благоденствие всем людям. Да ладно, поживешь с мое, сам поймешь, иншаллах!

-Про мудреные вещи говоришь, отец. Я обдумаю. Но вот скажи, чем плохо «рабство» большевиков? Хорошая ведь мечта!

-Я не говорю, что плохо. Как все дальше развернется – ведомо только Всевышнему. Но вот что меня тревожит, нет у них хозяина.

Тут Имаметдин снова не утерпел.

-Отец, нежели нельзя, чтобы все были равными, чтобы все по справедливости, без хозяев?

-Справедливость и равенство не одно и то же, сынок. Да и что такое справедливость, каждый понимает по своему: чтобы ему было хорошо, остальным – как получится. Вот сосед наш, Фатих. Свободен как ветер в степи. И что, много счастья ему это принесло? Будь у него хозяин, добрый, честный и твердый, лучше бы ему жилось на свете. Ладно, хоть к моим словам немного прислушивается.

-Но ведь таких в нашей деревне немного! Остальные живут своим умом и праведным трудом, не нужен им никакой хозяин! Зря, что ли, царя свергали?

– В том-то и дело, Белый Царь был плохим хозяином. Через это себя и свою семью погубил, чуть целую страну не погубил. Когда в доме нет кота, мышки чувствуют себя хозяевами. Вот и в России так получилось.

Оба помолчали. Было что вспомнить – привычная жизнь разлетелась прахом, вековые устои, казавшиеся незыблемыми, как сами Уральские горы, на поверку оказались трухлявыми пеньками. А самое горькое – люди, люди еще вчера казавшиеся такими мирными и рассудительными, внезапно превратились в загнанных зверей... Трусливых и злобных, готовых растерзать любого. Страшное было время.

Старец продолжил:

-Вот ты, Имаметдин, хороший сын, да воздаст тебе Всевышний за это в обоих мирах. Ты молод и силен, много умных книжек прочитал, со многими образованными людьми беседовал, односельчане тебя уважают. А ведь все равно мне, старику, не перечишь, выполняешь мои указания и придерживаешься отцовских советов. Почему? Почему не живешь только своим умом, почему не затыкаешь мне рот?

Молодой учитель даже поперхнулся от неожиданности. Вскочил со стула. Такой несуразно дикой представилась ему подобная картина.

-Отец, как ты можешь говорить такое!

Мархаметдин жестом руки усадил его обратно.

-Так заведено нашими предками – в каждой семье, в каждом роду должен быть главный. Может и не самый умный и сильный, но умеющий одновременно думать обо всех доверившихся ему людях. А то ведь каждый в свою сторону начнет тянуть, так и разорвут одеяло общего благополучия. Вот ты, дорогой сын, и все твои братья добровольно подчиняетесь мне, так ведь и лучше всех в деревне живем. Побогаче нас найдутся, дружнее – нет. В голод, слава Всевышнему, ни одного не потеряли! Да еще помогли многим. Вот и стране нужен какой-нибудь курбаши (родоначальник).

...словам беспутного соседа не придали значения, даже не вспомнили в доверительной беседе. А зря! Раз в год и палка стреляет, раз в год и курица кукарекает. На этот раз сведения Фатиха оказались безбожно привранными, но небезосновательными. На Башкортостан стремительно надвигались грандиозные события, такие, какие древняя земля не знала со стародавних времен, именуемых Великим переселением народов.

Глава 7.

Глава 7.В здоровом теле здоровый дух. Верно и обратное: здоровый дух оздоровит любое, даже изможденное лишениями и болезнями тело. Если, конечно, и питание наладить. Имаметдин удовлетворенно оглядел выстроившихся на утреннюю зарядку курсантов. Еще не оклемались ото сна, но все так и пышат молодой жизненной силой. Еще год назад были совсем другими...

Председатель комитета курсантов Габдулла бодрой трусцой подбежал к Имаметдину, вытянулся в струнку и отрапортовал звонким голосом:

-Товарищ начальник учебно– сельскохозяйственного ширката (товарищества)! Курсанты для утренней зарядки построены! 121 человек! Больных и отсутствующих нет! Разрешите приступить?

Заложило в ушах от очень уж громкого рапорта. Ничего не поделаешь, сам этого добивался – курсанты обязаны говорить внятно, по существу и громко. Вырабатывать «командный голос», как прописано в методическом пособии по организации учебно-производственного процесса в товариществе. Конечно, даже у забитых прежде тихонь голоса прорезались. Как же иначе – кормят очень сытно, никто никого не боится (это требование выделено в пособии черным шрифтом), да еще каждую среду полтора часа занимаются хоровым пением. Это еще не считая строевые песни, когда под руководством Сергея Петровича обучаются военному делу. А племянник и раньше не отличался тихостью.

Имаметдин поприветствовал собравшихся:

-Салям алейкум, товарищи курсанты, доброе утро! Распорядок дня – по расписанию. Есть у кого-нибудь жалобы и предложения?

Жалоб и предложений не оказалось, все предпочитали действовать через своих звеньевых и бригадиров. А то ведь ляпнешь какую-нибудь глупость, засмеют. Со свои звеньевым можно сперва все обсудить, если что-то стоящее – он обязательно доложит мастерам, учителям, самому начальнику ширката.

Получив разрешение, Габдулла скомандовал «Нале-во! Бегом марш!» Сам пристроился в конце колонны.

Начался сейчас уже привычный день в учебно– сельскохозяйственном ширкате «Урал». Все по расписанию. На сегодня, 17 июля 1927 года планировалось следующее:

6.00 – Подъем.

6.00– 6.30 – Построение, физическая зарядка, утренние процедуры.

6.30 -7.00 – Завтрак.

7.30 – 8.30 – Арифметика с основами бухгалтерского дела.

9.00 – 10.00 – Материальная часть тракторов и сельхозтехники.

10.10 – 11.10 – Военное дело.

11.20 – 12.20 – Основы государственного устройства и политической экономии.

12.20 – 13.00 – Обед.

13.30– 14.00 – Сончас.

14.00 – 14.20 -Чаепитие.

14.20 – 15.20 -Основы агрономии.

15.30 – 14.00 – Музыка

14.20 – 15.20 – Основы животноводства.

15.30 – 17.00 – Хозяйственные работы.

17.00 – 18.30 – Факультативные занятия по выбору курсанта (пчеловодство, ветеринария, физика, химия, черчение).

18.30 – 19.10 – Ужин.

19.10 – 20.00 – Свободное время.

20.00 – 21.30 – Культурно-массовое мероприятие.

21.30 – 22.00 – Вечернее молоко, личное время, подготовка ко сну.

22.10 – Отбой.

На завтрак сегодня у нас по миске пшенной каши, здоровенный кус ситного хлеба и кружка чая. С сахаром! Начальнику как всегда первым надлежало снять пробу. Но с этим успеется. Пока курсанты прибегут, проделают гимнастику, помоются и причешутся, немало времени пройдет.

Имаметдин во всем любил порядок. Раз написано в методичке, что курсанты должны заниматься физкультурой, пусть бегают. Но ему казалось немного странным – зачем попусту тратить силы? Сам он вместо смешных приседаний и забавных размахиваний руками предпочитал делать хоть что-то полезное. Косой или топором помашешь – и телу приятно, и дрова поколоты. Жаль, времени на крестьянскую работу почти не остается. Какое там вилами всласть орудовать, спокойно посидеть-подумать, и то некогда. Вот только сейчас, когда выдалась свободная минута, вышел за ограду, присел под березой. Бережно вытащил из-за пазухи конверт. Быстренько пробежался глазами еще вчера, убедился, что у родных все нормально, сейчас же перечитывал письмо для собственного удовольствия . Соскучился по родным, сильно соскучился.

«Салям аллейкум, дорогой мой сын Имаметдин! Получили от тебя весть. Слава Всевышнему, почта сейчас работает хорошо. И недели не прошло, как ты отправил, а мы получили твое письмо! Все мы рады, что ты стал большим человеком. Ты этого достоин. Так говорю не потому, что ты мой сын, я знаю тебя хорошо. Ты честен и трудолюбив, никогда не обидишь понапрасну человека, рядом с тобой люди становятся чище душой. И курсанты от тебя только хорошего наберутся. Иншаллах, мне никогда не придется краснеть за тебя. Все мы гордимся тобой! Рады мы и тому, что внук мой Габдулла стал твоей правой рукой. Я всегда знал, что проказничает только по юности лет, а в серьезном деле на него можно положиться».

Да уж, молодец, ничего не скажешь. День-деньской на занятиях, не только сам учится, и других успевает подгонять. Больно остер на язык, один раз едко пошутит над засоней или лентяем, в другой раз самому не захочется стать причиной дружного смеха всего звена, или даже бригады. А перед сном, если сильно не утомился – и после отбоя, несколько часов на пару с дядей пишут по памяти сказки и предания на современном башкирском языке. Алфавит появился всего год назад. Та же русская кириллица, только на ____букв больше. Ясное дело, великие образцы народного творчества, такие, как «Урал-батыр», «Акъял-батыр», похождения мудрого весельчака Хужи Насретдина готовят к печати на новом алфавите специально выделенные люди. Но грамотных товарищей пока слишком мало. Большинство выпускников многочисленных прежде медресе владеют только арабским письмом, им самим приходится переучиваться. А мощные, специально завезенные из Петрограда типографии в Уфе, Стерлитамаке, Белорецке и Оренбурге ни дня не должны простаивать. Тысячи и тысячи библиотек и школ по всей Башкирской Союзной Советской Республике (БаССР) ждут, не дождутся книг. Вот и обратился обком ВЛКСМ ко всем сознательным и по-новому грамотным людям – записывать и передавать в специальную комиссию сказки и предания. Имаметдин с племянником с охотой откликнулись. Много чего помнили из того, что рассказывали длинными зимними вечерами дедушки и бабушки, дяди и тети. Польза тут двоякая – оба уже в совершенстве овладели новым письмом. А ведь Габдулла успевал еще и с Владимиром Никаноровичем дополнительно заниматься математикой, русской грамматикой. Она намного сложнее башкирской. «И чего русские братья усложняют себе жизнь? Проще же, как мы – как слышим, так и пишем», – в очередной раз подумал начальник ширката и снова углубился в чтение. Будто вернулся в отчий дом, так радостно было узнавать про мельчайшие подробности жизни самых близких людей. А вот тут уж пошел обстоятельный рассказ про серьезные дела:

«А в нашей деревне, дорогой мой сын, сейчас большие перемены. Ты, конечно, и сам знаешь, сейчас везде начали создавать колхозы, совхозы и хуторские хозяйства. К нам приезжал начальник со Стерлитамака, верхом на горячем жеребце, всех собрал и все подробно обсказал. Заманчиво вступить в совхоз, там обещали выделить трактор, за труд будут платить деньгами со следующего месяца. И телок пригнали, говорят, особой заморской породы, много молока дают. А еще директором в совхоз назначили Салавата сына Барыя. Толковый человек, грамотный. Он передавал тебя привет и очень просил, чтобы ты отправил хоть одного своего курсанта к нам в деревню. Трактор скоро привезут, а управляться с ним пока некому. Говорит, трактористы в совхозе как почки в жире будут плавать. Мы с твоими братьями посовещались, даже немного поспорили и решили в совхоз не вступать. Каковы времена, такова и манара, понимаю, но все же, не лежит душа, чтобы самому отвести всех коней в общее стойло. И всех коров, кроме одной. Нет, мы решили создать свой колхоз. Назвали -„Алга“ („Вперед“). Кроме твоих братьев, с нами будут и зятья. Кроме Исламгула. Все у нас в хозяйстве по старому, но большой начальник и колхозам обещал помогать. Какие-то особые семена пшеницы дадут в долг, предлагали бороны и плуги, но нам не надо, у нас и свое справно. А налогов сейчас совсем нет. Большой начальник говорит – сейчас по всей Башкирии разворачиваются великие стройки, тысячи и тысячи рабочих там будут работать, надо, говорит, обеспечить всех хлебом и мясом, молоком и овощами. Кто больше еды сдаст по государственным ценам, тому и государство больше будет помогать. Цены, говорит, хорошие – чуть ниже, чем на базарах Уфы и Оренбурга, зато больше, чем в самих деревнях. Что еще нужно сельскому человеку для счастья, субханаллах! Советская власть разрешила вновь открыть в деревне мечеть. Имам-хатипа прислали из самого Оренбурга, Расул сын Тагира. Молод, но знания у него глубокие. Часто беседуем с ним после намаза. Почти убедил меня, что социализм, который строит новая власть – богоугодное дело, коим правоверному мусульманину можно и даже желательно заниматься со всем старанием и усердием. Да, я вот тоже думаю – если милосердия и милостивости среди людей станет больше, такое угодно Всемилостивому и Всемилосердному, иншаллах. Расул-хазрат этой весной побывал в Москве, встречались с самим Сталиным. Юсуф сын Валисарима им объяснил, что новая власть не будет притеснять мулл и православных попов. Единственное требование – не сеять смуту против власти, соблюдать законы государства. А еще призывать прихожан к трудолюбию, честности и справедливости. Сердце мое возрадовалось от таких речей. Ведь и учитель твоих старших братьев досточтимый Зайнулла-ишан не раз повторял: „Сердце – с Богом, руки – в труде“. С Расулом-хазратом обсуждали и грех ростовщичества. Мои мысли про рибу он попросил разрешения записать, чтобы включить в книгу, которую сам пишет. Вот какой уважительный молодой человек. Хвала его отцу и матери – вырастили достойного сына! Жаль, через несколько месяцев уезжает в другую деревню, дальше распространять свет ислама»

У Имаметдина потеплело в груди. Зря они беспокоились, что большевики – власть безбожников. Отец, как всегда, оказался прав. Преемники Белого Царя вовремя спохватились – на зыбком песке дом не построить. Чуть посидел уставившись в одну точку, предаваясь приятным размышлениям, потом продолжил чтение.

«... У нас большие перемены. Рядом с деревней Ишимбай обосновались ученые люди. Ищут масло земли, называется вроде „нифть“. Ты знаешь, что это такое? Набирают рабочих. Много им рук надобно. С нашей деревни с десяток парней и столько же девушек подались к этим ученым людям. Марфуга, старшая дочь Фатиха, заходила к нам, проведать своих соседей. Говорит, прачкой устроилась. Всем им выдали справную одежду. Такую, что жалко на работу надевать. Но начальство так велит. И кормят очень хорошо. А потом еще и деньги будут платить. Субханналлах, вот и семье нашего соседа поддержка. Сам Фатих хотел жить отдельным хутором, но я его отговорил. Ведь в первую очередь будут помогать совхозам, потом – колхозам. На долю хуторян мало что останется. Куда ему без поддержки! Сейчас его в совхозе сторожем назначили. Выдали ружьишко без патронов, сейчас он без разрешения директора или завскладом никого к амбарам близко не подпускает».

Имаметдин представил картину, улыбнулся. Да уж, сосед лучше всех справится с такой задачей, не пущать и поучать – это ему по нраву. Кто был Фатих сам по себе? Непутевый хозяин и несчастный человек. А сейчас наверняка почувствовал себя частью чего-то большого и достойного. Жилы будет рвать, но оправдает доверие. Отец прав – если подходить разумно и с душой, любому человеку можно найти применение. Даже недостатки характера можно пустить на пользу дела. Возглавив ширкат, не раз сам убедился в истинности отчего наставления.

Дон-дон-дон! Зловещие звуки бесжалостно раскорежили утреннюю благодать. Имаметдин резко вскочил на ноги. Звон удара железным дрыном об кусок рельса, подвешенного на цепи у конторы, тревожно заполонил всю долину. Общий сбор, немедленный! Случилось что-то чрезвычайное, раньше такое оповещение проводили только на учениях. Начальник ширката преодолел полукилометровое расстояние за несколько минут. Уже отовсюу стекались встревоженные учителя и работники, прибежали курсанты, в той же колонне, как и вышли на утреннюю физзарядку. А перед крыльцом стоял спешившийся с коня бригадир Махмут. Бледный, как молоко коровы к концу зимовки. И какой-то ошалелый, будто по голове ударили тяжелым. Немного очухался только завидев Имаметдина. Со всхлипом, через силу выдавил из себя:

-Беда у нас, убили, всех.

У начальника сердце сжало в железных тисках, немыслимым усилием сохранил твердый и ровный голос, скомандовал:

-Товариш Юсупов, доложите по порядку!

Подействовало. Бригадир лихорадочно затараторил, глотая концовки слов:

-Как и положено, на рассвете поскакал на дальний выгон. Чтобы, значится, дежурному звену дать задание на сегодня. А никого там нету! Совсем нет. Пуст шалаш, все перевернуто верх дном. Удивился, начал искать. А на поляне за шалашем...

Лицо говорившего исказилось гримасой. Все вокруг слушали замерев и затаив дыхание.Ожидание страшных новостей стало совсем уж мучительным, а Махмут только беззвучно раскрывал и закрывал рот. Имаметдин звонко прокричал:

-Товариш Юсупов, прекратить истерику! Приказываю доложить обстановку!

-Все, все они там лежат, все убитые. Все звено! Только Шакирьян еще дышал, живот у него распортый, воды попросил. Знаю, нельзя давать пить при такой ране, я же в Гражданскую воевал. Но забыл, ей-Богу забыл, до того жалобно просил, а он мне как сын родной. Пока бегал к шалашу за водой, Шакирьян уже умер.

Лицо бригадира передернулось ненавистью, сверкнув иссиня черными глазами, до хруста стиснул кулаки.

-Есть не буду, пить не буду, дышать не буду, но доберусь до этих нелюдей, глотки им буду рвать зубами!

...Имаметдин успел мельком удивиться, как это держит себя в руках, когда случилось такое страшное горе. Но некогда было об этом задумываться, некогда и незачем. Властным голосом начал отдавать распоряжения, будто предвидел и готовился даже к такому, совсем немыслимому и жуткому повороту событий.

-Товарищи курсанты и сотрудники, на территории ширката объявляю военное положение. Курсант Гильманов!

-Я!

– Оседлать самого быстрого жеребца из дежурной смены и скачи в Учалы. Доложишь в милиции обо всем, что услышал сейчас. Скажи, группа сотрудников ширката направилась на место проишествия для выяснения обстоятельств, а курсанты сосредоточены по объектам товаришества и заступили на караул. Выполнять!

Юноша стремглав голову побежал в сторону конюшни.

-Сергей Петрович!

Отозвался седовласый мужчина лет пятидесяти в линялой гимнастерке.

-Организовать охрану территории ширката и педучилища. В мое отсутствие вы за начальника. Так, немедленно направьте с десяток ребят постарше и несколько преподователей для охраны ближнего выгона. Товариш Юсупов, там в порядке было, когда с утра заезжал?

Получив утвердительный ответ бригадира, продолжил:

-Сергей Петрович, дежурное звено вернуть под вооруженным сопровождением. Выделите две винтовки и два нагана для караула на ближнем выгоне. Три винтовки – для выезжающих на дальний выгон, еще я свой маузер возьму. Остальным оружием распорядитесь по своему усмотрению. Сколько у нас патронов, хватит?

-Так точно! Позавчера привезли боезапас из расчета на месяц занятий.

-Все свободные от караула курсанты на завтрак и на занятия.

Чуть подумав, уточнил:

-Не до арифметики сейчас всем... Пусть будут уроки военного дела, а именно – занятия по караульной службе. Выход за территорию только по вашему или моему личному распоряжению.

Со мной поедут Султанбаев, Сафин, курсанты Тухтамышев и ...и Ковригин. По коням! Товариш Васнецов, принимайте командование!

-Есть! – отрапортовал старый служака, перечить старшему по должности не посмел, но все же заспешил за Имаметдином в сторону конюшни. Тихо, чтобы не слышали курсанты, принялся уговаривать.

-Товарищ начальник ширката! Разрешите я поеду на дальний выгон вместо вас. А вдруг там засада? У вас же нет боевого опыта, а я еще с царских времен воюю, меня ни одна пуля не берет.

Имаметдин досадливо махнул рукой.

-Сергей Петрович, вот поэтому я вас здесь и оставляю. Мы не знаем, кто напал, сколько их. А вдруг уже и сюда подступают? Организуйте грамотную оборону и срочно группу на ближний выгон! Никто лучше вас с этим не справится. Главное – не рискуйте, скоро милиция из Учалов прибудет, продержитесь 3-4 часа.

Военрук собрался было высказать свои резоны, но к начальнику уже подвели жеребца. Легко вскочив на седло, он добавил :

-А за нас не беспокойтесь. Товариш Сафин – красный партизан, буду с ним советоваться. Давай, Сергей Петрович, распорядитесь выдать нашей группе оружие.

До дальнего выгона верст пять, не больше. Кавалькада всадников преодолела расстояние за полчаса. Могли бы и быстрее, только по всему маршруту вскачь не пронесешься – двигались через березовые колки, по долинам, а то и по склонам гор. Когда завиднелась знакомая рощица, Имаметдин поднял правую руку и остановил отряд. Жестом подозвал замыкающего колонну преподавателя животноводства. О чем-то переговорили вполголоса. Затем Ирек Сафин поскакал, огибая деревья с левой стороны. Механика Султанбаева направили совершить тот же маневр справа. Ни механик, ни Имаметдин даже не задумались, почему бывший партизан выбрал себе обход слева. А ведь бывший партизан не упустил из вида даже такую «мелочь»: на левую сторону сподручнее стрелять, просто вскидываешь винтовку, прицеливаешься и нажимаешь на спусковой крючок; а ежели неприятель справа от тебя, несколько драгоценных секунд теряешь для разворота корпуса, неискушенный в перестрелках Султанбаев может и не успеть. Слава Богу, обошлось без засад. Обогнувшие рощу дозорные показались из-за берез, жестами позвали спешившихся к тому времени и залегших в кустах волчьего лыка начальника ширката и курсантов.

Дойных коров держали на летней дойке, ближе к производственно-учебным объектам ширката. А так называемый «дальний выгон» представлял из себя стойбище-изгородь, куда загоняли бычков и телят на ночь. Долго добираться, но что поделаешь, молодняк устраивали подальше, чтобы хватило пастбищ, чтобы не потравили ненароком сенокосные угодья и посевы. Дежурные звенья из семи курсантов пасли скот по трое суток, ночевали в огромном шалаше вплотную к кардам. Это смена заступила только вчера. На свое последнее дежурство. Чуть отойдя от временного жилища, Имаметдин и сопровождающие его преподаватели увидели картину, от которой заледенела кровь: на тщательно выкошенной поляне были разбросаны шесть юных тел. Со страшными ранами от холодного оружия, ни с чем не перепутаешь -шашками порубали . Приманенные тошнотворным запахом крови уже роились мухи. Султанбаева сразу вырвало, хорошо хоть курсантов направили на близлежащий пригорок – контролировать обстановку.